Текст книги "Безумная медицина. Странные заболевания и не менее странные методы лечения в истории медицины"

Часть 2
Таинственные болезни

Вы когда-нибудь задумывались о числе существующих человеческих болезней? Я имею в виду не только инфекционные заболевания вроде гриппа, проказы и бубонной чумы, но и неинфекционные (диабет и рак, например), и генетические. На этот вопрос невозможно ответить, поскольку новые болезни обнаруживаются постоянно.

Всемирная организация здравоохранения следит за публикациями Международной классификации болезней – пугающего сборника почти всего, что может с вами случиться. В первом издании этого документа 1893 года было перечислено 161 заболевание, в то время как в десятом, вышедшем спустя век, говорилось более чем о 12 000. Согласно некоторым данным, врачи выделяют целых 30 000 заболеваний, хотя никто не может договориться хотя бы о приблизительном количестве.

Некоторые заболевания вроде ВИЧ, СПИДа или Эболы не существовали 100 лет назад и появились в результате эволюции новых и особенно неприятных патогенов. Другие болезни были определены, потому что прогресс в расшифровке последовательности генов позволил проследить конкретные мутации, которые вызывают тот или иной набор симптомов. Тысячи таких заболеваний признаны редкими, и это означает, что они поражают менее 0,05 % населения. Они встречаются настолько нечасто, что вариантов их лечения мало, и во многих случаях они даже не опробованы.

 Согласно некоторым данным, врачи выделяют целых 30 000 заболеваний, хотя никто не может договориться хотя бы о приблизительном количестве.

Диагностика редкого заболевания затруднительна даже для талантливого опытного врача, имеющего в своем распоряжении возможности современной больницы. Можно только посочувствовать врачу XVIII века, который, придя к семье из Саффолка, обнаружил, что ее члены страдают от странной и ужасной болезни, из-за которой их конечности высыхают и отпадают. Болезнь была новой для Англии, ее причина была неизвестна, а вариантов лечения не существовало. Врач мог лишь постараться облегчить боль своих пациентов и зафиксировать симптомы на бумаге, чтобы его коллеги могли распознать эту болезнь в будущем. Я считаю эти первые встречи между медиком и невиданными ранее болезнями поразительными: можно почувствовать растерянность доктора, который пытается понять, с чем имеет дело.

Однако описания новых заболеваний иногда составлялись не только ради науки. В XVII веке, когда были основаны Philosophical Transactions и другие ранние медицинские журналы, натурфилософы особенно интересовались монстрами, то есть отклонениями от совершенных творений природы.

 Описание мальчика, которого вырвало эмбрионом, имело небольшую научную ценность, но общественный резонанс был неслыханным.

Одна из типичных статей того периода носила заглавие: «Рассказ о двух чудовищных свиньях с рылами, напоминающими человеческие лица, и двух молодых индюшках, соединенных грудками». Желание понять и изучить подобные аномалии было неподдельным, однако такие истории должны были также утолить человеческую жажду к гротеску и странностям.

Хотя изучение «гениев и монстров» вышло из моды в XVIII веке, тяга редакторов журналов к сенсациям существовала еще долгое время. Новая загадочная болезнь с экзотическими симптомами (чем страннее, тем лучше) практически всегда привлекала внимание публики, даже если доказательства ее существования были сомнительными. Описание мальчика, которого вырвало эмбрионом, имело небольшую научную ценность, но общественный резонанс был неслыханным.

 Первые встречи между медиком и невиданной ранее болезнью поразительны: можно почувствовать растерянность доктора, который пытается понять, с чем имеет дело.

Большинство странных историй, описанных в этой главе, вероятно, правдивы, хотя даже эксперт самых широких взглядов может усомниться в том, что пациент может мочиться ухом.

Омерзительная вещь случилась на улице Хай-Холборн

О враче XVII века Эдварде Мее известно мало, кроме того что он вращался в основном в высшем обществе. Он происходил из знатной сассекской семьи, среди представителей которой было множество членов парламента, настоятель собора Святого Павла и несколько королевских придворных. Сам Эдвард был частым посетителем двора Карла I, будучи врачом королевы Генриэтты Марии. Он также преподавал в Musæum Minervæ, школе для молодых аристократов, где учебный план включал в себя разнообразие предметов – от астрономии до верховой езды и фехтования.

Однако самым ярким эпизодом жизни доктора Мея стал жуткий инцидент, который был описан знаменитым валийским историком Джеймсом Хауэллом как «омерзительная вещь, которая случилась на улице Хай-Холборн». Доктор Мей описал свой неприятный опыт в памфлете, опубликованном в 1639 году под странным названием:

Точный и правдивый рассказ о странном монстре или змее, найденном в левом желудочке сердца Джона Пеннанта, джентльмена в возрасте 21 года.

Несчастный молодой пациент Джон Пеннант (скончавшийся) происходил из семьи валийских аристократов, чьи корни прослеживались с нормандского завоевания Англии. Эдвард Мей описывает произошедшее:

«Седьмого октября текущего года, то есть 1637-го, леди Херрис, жена сэра Френсиса Херриса, обратилась ко мне с просьбой взять с собой хирурга и провести вскрытие тела ее племянника Джона Пеннанта, умершего прошлой ночью, чтобы открыть близким причину его долгой болезни и смерти. Его мать, которой я сам несколько лет назад назначал средство от камней, хотела узнать, скончался ли ее сын из-за камней или нет».

Доктор Мей уже лечил мать молодого человека от камней в мочевом пузыре, которые в XVII веке были гораздо более распространены, чем сегодня. Естественно, она хотела узнать, были ли камни причиной смерти ее сына.

«По ее просьбе я послал за хирургом Джейкобом Хейдоном, проживавшим напротив таверны за церковью Святого Клемента на улице Стрэнд. Он пришел ко мне со своим слугой, а затем мы направились в дом, где лежал усопший. Мы вскрыли брюшную полость и увидели, что мочевой пузырь молодого человека был полон гноя и покрыт язвами. Верхняя его часть была повреждена, и весь он был сгнившим. Правая почка была разрушена, а левая оказалась увеличенной вдвое и заполненной гнойной жидкостью. Вся плоть была уничтожена, и ничего не оставалось, кроме кожи».

Гнойная жидкость – это кровавый гной. Звучит так, будто чудовищная инфекция разрушила всю мочеполовую систему.

«Нигде в теле мы не нашли ни камней, ни песка. Поднявшись в грудную полость, мы увидели относительно здоровые легкие; сердце было скорее круглым и распухшим, чем продолговатым. Правый желудочек пепельного цвета был сжат и морщинист, как кожаный кошелек без денег внутри. Перикард и нервная оболочка, которые должны содержать известную жидкость сердца, омывающую сердце, были иссушены».

Мне нравится использованное доктором Меем описание «морщинист, как кожаный кошелек», которое хорошо отражает состояние больного сердца. «Известная жидкость сердца» – это перикардиальная жидкость, основная функция которой заключается в том, чтобы смазывать наружную поверхность сердца, когда оно бьется. У здорового человека перикард, плотный мешок вокруг сердца, в норме содержит несколько чайных ложек (около 50 мл) этой жидкости.

«Когда хирург прощупал левый желудочек сердца, ему показалось, что он твердый, как камень, и гораздо больше правого. По этой причине я попросил мистера Хейдона сделать надрез, из которого вышло огромное количество крови. Честно говоря, вся оставшаяся в теле кровь скопилась в левом желудочке».

Во время первых вскрытий хирурги часто замечали, что магистральные сосуды пусты, из-за чего некоторые авторитетные врачи предполагали, что кровь каким-то образом «отступает» в сердце после смерти. В действительности при отсутствии сердцебиения кровь подчиняется гравитации и утекает в нижнюю часть тела. Зная об этом, судмедэксперты могут определить, перемещали ли тело после смерти. Вернемся к доктору Мею:

«Хотя кровь вышла из желудочка, мистер Хейдон продолжал говорить о его величине и твердости. Я не обращал внимания на его слова, поскольку у здоровых людей левый желудочек, где сосредотачиваются жизненные силы, в три раза толще правого. Я хотел двигаться дальше, но он продолжал держать руку на сердце и продолжал утверждать, что желудочек слишком большой и твердый».

 «Внутри сердца мы увидели гнойную субстанцию, которая извивалась в складках, как червь или змей».

Доктор Мей верно заметил, что у здорового человека качающий кровь левый желудочек приблизительно в три раза толще правого. Это связано с тем, что он работает при более высоком давлении, направляя насыщенную кислородом кровь ко всему телу, в то время как правый желудочек всего лишь направляет лишенную кислорода кровь к легким. Однако в описанном случае левый желудочек был больше нормы. Это практически наверняка была гипертрофия левого желудочка, утолщение сердечной мышцы. У нее может быть несколько причин, и ее наличие говорит о том, что мужчина был болен какое-то время, потому что она развивается постепенно.

Доктор Мей попросил хирурга увеличить разрез на желудочке:

«…как только это было сделано, мы сразу же увидели гнойную субстанцию, которая извивалась в складках, как червь или змей. Мы оба были очень удивлены, и я попросил хирурга отделить ее от сердца, что он и сделал. Затем мы поднесли ее к окну и рассмотрели».

После того как доктор Мей изучил странную субстанцию на дневном свете, он пришел в ужас.

«Ее туловище было белым: цвет кожи был настолько бледен, насколько это возможно. Однако кожа была гладкой и сияющей, будто ее покрыли лаком. Голова была настолько окровавленной и напоминающей голову змея, что леди Херрис содрогалась при виде нее. Она ее боялась, поскольку голова действительно была похожа на змеиную. Бедра и конечности были цвета плоти, как и волокна, нервы и все остальное».

Я и не знал, что у змей есть бедра. Доктор Мей сначала не верил, что внутри человеческого сердца может быть змея, и высказал предположение, что это «скопление слизи и крови». Иными словами, сгусток из крови и жидкостей организма. К этой гипотезе мы вернемся позднее. Он решил рассмотреть это странное существо получше.

Сердце Джона Пеннанта, внутри желудочка которого была «змея»

«В первую очередь я осмотрел голову, которая была плотной на ощупь; у шеи она была окровавленной и железистой. Шея была сломана (как мне показалось) из-за внезапного и жесткого отделения ее от сердца, которое, по моему мнению, прошло довольно легко. Тело я разрезал шилом между бедрами: оно оказалось полым, но внутри него во всю длину шила было твердое образование, которое удивило всех наблюдателей».

Следуя за хирургом, все наблюдатели по очереди тыкали «змея» металлическим шилом до тех пор, пока не убедились, что перед ними был червь, змея или какое-то другое существо с четкими анатомическими признаками, включая пищеварительный тракт. Предполагая, что им могут не поверить, они подписали аффидевит, подтверждавший увиденное.

Была ли это змея внутри сердца молодого человека или, возможно, червь? Практически наверняка нет. Как вы помните, доктор Мей изначально подумал, что странное существо – это скопление крови, то есть большой сгусток. Эта версия гораздо более вероятна, и два века спустя авторитетный викторианский врач пришел к такому же выводу.

«Червь», извлеченный из сердца Джона Пеннанта, в растянутом состоянии с указанием на «пищеварительный тракт»

Бенджамин Уорд Ричардсон был усердным и незаурядным исследователем, который открыл несколько новых анестетиков, а также первое эффективное средство от стенокардической боли – амилнитрит. Его также особенно интересовали причины возникновения тромбов, или кровяных сгустков. В декабре 1859 года он прочел серию лекций об образовании тромбов внутри сердца. Ричардсон заметил, что тромбы бывают всех форм и размеров: иногда они напоминают длинные нити или даже полые трубки, через отверстие в которых кровь продолжает протекать. Он предположил, что доктор Мей обнаружил в сердце молодого человека пугающий сгусток, напоминавший мистического змея [1].

Предположив, что это был сгусток, мы можем задуматься о диагнозе. Вы помните, что первый хирург сразу же заметил необычную величину и твердость левого желудочка сердца? Мышца не только была гипертрофирована (увеличена в размере), но и стала неестественно жесткой. Такое встречается при редком заболевании крови, гиперэозинофилии (ГЭ), которое также характеризуется повышенным риском образования кровяных сгустков в сердце. ГЭ также может одновременно атаковать множество органов, что могло бы объяснить состояние почек молодого человека. Разумеется, нельзя сказать наверняка, но симптомы определенно подходят.

 Была ли это змея внутри сердца молодого человека или, возможно, червь? Практически наверняка нет.

Возможно, вам интересно, что стало со «змеем» после завершения вскрытия.

Доктор Мей объяснил, что хирург хотел сохранить его для последующего изучения, однако у матери усопшего был другой план:

«Хирург очень хотел сохранить его, однако мать выразила желание похоронить его вместе с тем, внутри которого он был рожден. Она повторяла: “Он пришел с ним и уйти тоже должен вместе с ним”. Мать не трогалась с места до тех пор, пока не увидела, что его снова поместили внутрь тела уже после моего ухода» [2].

Протагонист Ницше в «Так говорил Заратустра» заявил: «Вы превратились из червя в человека, но внутри вы все еще червь».

Страшное отмирание конечностей

Статья, опубликованная в журнале Philosophical Transactions в 1762 году, напоминает нам о мире, который, к счастью, остался позади: это был мир, где болезнь могла быстро изувечить или убить целые семьи, и врачи ничего не могли с этим сделать.

Жизнь часто была, как сказал философ Томас Хоббс, «одинокой, бедной, неприятной, жесткой и короткой». Хоббс писал о войне, но болезни в XVIII веке убивали не меньше человек, чем враги.

Отрывок из письма Чарлтона Уолластона, члена Королевского общества, Вильяму Хебердену, члену Королевского общества, написанного в Бери-Сент-Эдмундсе 13 апреля 1762 года, на тему отмирания конечностей у семьи из Уоттишема в Саффолке.

Этот случай был описан Чарлтоном Уолластоном, 29-летним мужчиной, которого только что назначили придворным врачом. Его преуспевающая карьера трагически оборвалась через два года, когда он умер от лихорадки. Его дочь Мери позднее заявила, что он скончался от заражения крови, которое подхватил, когда «вскрывал мумию, до этого случайно порезав палец».

«Джон Даунинг, бедный рабочий из Уоттишема, маленькой деревни примерно в 25 километрах от Бери, в прошлом январе жил с женой и шестью детьми. Старшей дочери было 15 лет, а младшему ребенку – четыре месяца. В то время все были здоровы, как утверждал сам Джон и его соседи. В воскресенье 10 января старшая дочь пожаловалась на боль в левой ноге, особенно в икре. К вечеру боль стала нестерпимой. В тот же вечер еще одна девочка, которой было около десяти лет, тоже пожаловалась на сильнейшую боль в ноге. В понедельник мать и еще один ребенок, а во вторник все, кроме отца, мучились от схожей боли. Боль была невыносимой, и все, кто жил неподалеку, слышали громкие крики семьи».

Ужас. Это была скоротечная, коварная и крайне неприятная болезнь. Доктор Уолластон навестил семью и в подробностях расспросил их о заболевании.

 «Мери, мать, 40 лет. Нет правой стопы. Левая нога омертвела и держится только на кости, но пока не отнялась».

«Примерно через четыре, пять или шесть дней боль в ноге утихла, и конечность начала постепенно чернеть. Сначала она покрылась пятнами, напоминавшими синяки. В то же время такая же мучительная боль появилась во второй ноге, и через несколько дней она тоже начала отмирать».

Иными словами, ногу поразила гангрена: конечность начала чернеть по мере отмирания тканей.

«Отмершие конечности самостоятельно отделились от здоровых частей тела, и хирургу оставалось лишь перерезать кость, что практически не причинило пациенту боли».

Резюме, приведенное ниже, написано просто, но не может не задеть за живое.

«Мери, мать, 40 лет. Нет правой стопы. Левая нога омертвела и держится только на кости, но пока не отнялась.

Мери, 15 лет. Нет одной ноги ниже колена; другая охвачена гангреной, но пока остается на месте.

Элизабет, 13 лет. Нет обеих ног ниже колен.

Сара, 10 лет. Нет одной стопы.

Роберт, 8 лет. Нет обеих ног ниже колен.

Эдвард, 4 года. Нет обеих стоп.

Младенец 4 месяцев. Скончался».

Только отец остался относительно невредимым: пара пальцев онемели и перестали функционировать, но нижние конечности не пострадали.

«Удивительно, но в разгаре болезни вся семья в основном чувствовала себя хорошо. Они с аппетитом ели и крепко спали, когда боль отступала. Когда я встретился с ними, у них уже не было лихорадки, за исключением маленькой девочки, у которой был абсцесс в бедре. Мать выглядела изнуренной и почти не могла работать руками. Остальные члены семьи, казалось, были в порядке. Один бедный мальчик казался особенно здоровым и цветущим: он сидел на постели и весело колотил культями».

Берущее за душу описание, которое было бы вполне уместно в романе Диккенса. Доктор Уолластон сделал все возможное, чтобы выяснить причину этого необычного недуга, но в итоге ему пришлось признать свое поражение. Местный священник с унылым именем преподобный мистер Боунс предложил свою помощь. Он подробно расспросил семью о том, где они покупали продукты и напитки, а также осмотрел их кухонную утварь. Однако он тоже ничего не смог выяснить:

«Я изо всех сил старался определить обстоятельства, которые могли стать возможной причиной болезни, поразившей несчастную семью из моего прихода. Однако я, к несчастью, не смог выяснить ничего для вас удовлетворительного».

Сам Джон Даунинг связал несчастье семьи с черной магией, но священник, разумеется, не поддержал это предположение. Доктор Уолластон ближе всего подошел к разгадке, когда сделал еще одно наблюдение:

«Кукуруза, из которой они пекли хлеб, была очень плохой: она была срезана в дождливый сезон и лежала на земле до тех пор, пока часть зерен не почернела и не разложилась. Однако многие бедные семьи из той же деревни использовали ту же кукурузу, не пострадав от нее».

Редактор из Philosophical Transactions затем провел связь, которую доктор Уолластон упустил: примерно за 50 лет до этого французский хирург заметил нечто удивительно похожее.

В статье 1719 года месье Ноэль, хирург из Орлеана, написал, что он «принял в больнице более 50 пациентов с сухой черной гангреной, которая начиналась в кончиках пальцев, а затем постепенно распространялась, доходя в некоторых случаях даже до бедер».

Наблюдения Ноэля очень заинтересовали членов Французской королевской академии наук.

«Джентльмены из академии предположили, что болезнь была вызвана плохим питанием, а именно хлебом с большим количеством спорыньи».

В яблочко. Спорынья – это род грибов-паразитов под названием Claviceps purpurea. Зараженные злаки приобретают темный черно-синий оттенок и содержат токсичные вещества, которые не уничтожаются высокими температурами. Следовательно, продукты из зараженной муки, в том числе хлеб, все равно остаются опасными. Токсины даже могут передаваться от матери к ребенку через грудное молоко, что объясняет смерть младшего сына Даунинга. Статья доктора Уолластона является классическим описанием симптомов гангренозного отравления спорыньей.

В октябре 1762 года, спустя полгода с первого визита, доктор Уолластон вернулся в дом Джона Даунинга и увидел, что болезнь отступила. Старшая дочь умерла за время его отсутствия, но все остальные все еще были живы. Наибольшее опасение вызывало состояние Мери, жены Джона:

«Ранее я отмечал, что одна ее стопа отпала, а другая отмерла ниже колена, но оставалась на месте. Через некоторое время муж переломил ей большеберцовую кость в нескольких сантиметрах ниже колена, которая уже успела прогнить. Малоберцовая кость не была разрушена, поэтому хирург ее распилил» [3].

Случаи эрготизма до сих пор встречаются время от времени, но, к счастью, такие ужасы давно остались позади.

Человек-игольница

В 1825 году врач из Копенгагена описал настолько удивительный случай, что он счел необходимым заявить о готовности 30 его коллег подтвердить правдивость этой истории. Изначально статья доктора Отто была опубликована в немецком журнале, но редакторы Medico-Chirurgical Review затем перевели ее, чтобы англоговорящие читатели тоже смогли с ней ознакомиться.

Пациентка в иглах из Копенгагена.

«Рейчел Хертц пребывала в полном здравии до 14 лет; в то время у нее был бледный цвет кожи и сангвинический темперамент».

Тогда многие врачи все еще верили в четыре темперамента – типа личности. Это был отголосок древней идеи о четырех телесных жидкостях, которая доминировала в медицине со времен Гиппократа, то есть с IV века до н. э. Согласно этой теории, причина заболеваний – дисбаланс между четырьмя жидкостями тела: кровью, флегмой, желтой желчью и черной желчью. Сангвинический темперамент ассоциировался с избытком крови. В начале XIX века один врач написал, что «люди такого темперамента обычно очень сильны, и все их функции чрезвычайно активны».

 Врачи верили в четыре темперамента – типа личности. Согласно этой теории, причина заболеваний – дисбаланс между четырьмя жидкостями тела: кровью, флегмой, желтой желчью и черной желчью.

«В августе 1807 года у нее случилась сильная колика, которая и привела пациентку к профессору Хечхолдту. Это была их первая встреча. С того момента и до марта 1808 года у нее бывали частые эпизоды рожи[12]12
   Бактериальная кожная инфекция.


[Закрыть] и лихорадки, из-за которых она пребывала в спутанном сознании. У пациентки проявлялись многочисленные симптомы истерического характера, но никакие привычные средства не могли их устранить. С марта по май 1809 года, то есть в течение 14 месяцев, она страдала повторяющимися и интенсивными истерическими атаками, сопровождавшимися обмороками, которые иногда продолжались так долго, что люди считали ее умершей. Периодически у нее случались эпилептические припадки, а также головокружение, икота и бред».

Написанное ниже многое говорит о привычках образованных датских подростков XIX века проводить свободное время. Не думаю, что многие современные пациенты имеют подобный симптом:

«Во время припадков безумия она громким голосом и с четкой дикцией читала наизусть длинные отрывки из работ Гете, Шиллера, Шекспира и Эленшлегера, причем так же точно, как это может сделать любой другой здравомыслящий человек. Хотя ее глаза были закрыты, она сопровождала декламацию уместными жестами».

Еще в одном журнале, где также был описан этот случай, говорилось о «долгих приступах театральной декламации работ трагических поэтов». Связь между романтической литературой и психическими заболеваниями действительно существовала: после публикации «Страданий юного Вертера» в 1774 году молодые люди стали одеваться как трагический герой Гёте и даже подражать его меланхолическому поведению. Все так опасались волны самоубийств, что книгу запретили в некоторых странах. Однако нет никаких доказательств, что именно в этом была причина болезни несчастной Рейчел Хертц:

«Бред усиливался до тех пор, пока не достиг опасного предела: она скрежетала зубами, пиналась и боролась со всеми, кто к ней приближался. Ее бред беспокоил уже не только членов семьи, но и всех соседей».

 «Во время припадков безумия она громким голосом и с четкой дикцией читала наизусть длинные отрывки из работ Гете, Шиллера, Шекспира и Эленшлегера».

Очевидное психическое расстройство девушки теперь сопровождалось и физическими проблемами: из-за запора и затрудненного мочеиспускания возникла необходимость в ежедневном использовании катетера. Особенно пугающим было то, что ее начало рвать кровью. Приступы мании прекратились, и она погрузилась в ступор, из которого ничто не могло ее вывести.

«В мае 1809 года семья обратилась за помощью к профессору Коллизену, который порекомендовал помещать в ноздри пациентки нюхательный табак, пока та пребывала в летаргическом состоянии. Эффект от него был настолько хорош, что она даже без чихания скоро пришла в чувства. В тот день она ни на что не жаловалась, и табак неоднократно приводил к хорошему результату, который, однако, оказывался непродолжительным. Бред различной интенсивности продолжался с мая 1809 года до декабря 1810 года, а затем постепенно отступил».

В течение нескольких следующих лет она пребывала в значительно лучшем состоянии, за исключением одного короткого рецидива. Так продолжалось до января 1819 года, когда:

«У нее появились сильные колики, сопровождаемые жаром, кровавой рвотой и черными испражнениями. Все полагали, что она уже не оправится, но ей все же стало лучше. При прощупывании живота у нее обнаружили большую опухоль, у которой было три четких возвышения прямо под пупком».

 В мае 1809 года семья обратилась за помощью к профессору, который порекомендовал помещать в ноздри пациентки нюхательный табак, пока та пребывала в летаргическом состоянии.

На опухоль стали накладывать успокаивающие компрессы, но это не принесло облегчения. Профессор Хечхолдт решил вскрыть опухоль скальпелем. В этот момент история стала по-настоящему интересной.

«Предполагалось, что за разрезом последует обильный отход гноя, но гноя не появилось, и кровотечение было очень слабым. Когда рану стали прощупывать, возникло странное ощущение, что внутри нее есть металлический предмет. Затем, когда этот предмет удалось вытащить с помощью щипцов, все были поражены тем, что это оказалась игла. Извлечение иглы несколько облегчило страдания пациентки, но ненадолго. Интенсивная боль и кровавая рвота вернулись, а в левой поясничной области показалась еще одна опухоль, прикосновение к которой вызывало сильный дискомфорт. 15 февраля опухоль разрезали, и из нее вытащили еще одну черную окислившуюся иглу».

 «За 18 месяцев в разных частях тела пациентки появлялись опухоли, сопровождаемые сильными болями. Из них было извлечено 295 игл».

Похожие опухоли стали появляться по всему телу девушки. Врачи разрезали каждую из них и всегда получали один результат:

«С 12 февраля 1819 года по 10 августа 1820 года, то есть за 18 месяцев, в разных частях ее тела появлялись опухоли, сопровождаемые сильными болями. Из них было извлечено 295 игл, а именно:

из левой груди – 22; из правой груди – 14; из надчревной области – 41; из левой подреберной области – 19; из правой подреберной области – 20; из пупа – 31; из поясничной области – 17; из лобковой области – 14; из правой подвздошной области – 23; из левой подвздошной области – 27; из левого бедра – 3; из правого плеча – 23; из пространства между плеч – 1; из-под левого плеча – 1.

Всего – 295».

С августа 1820 года по март 1821 года новых игл не появлялось. Предполагая, что пациентка выздоровела, профессор Хечхолдт написал памфлет (на латыни, разумеется), в котором он задокументировал странные особенности этого случая. Однако, как оказалось, он поторопился:

«В правой подмышечной впадине появилась большая опухоль, из которой с 26 мая по 10 июля 1822 года было извлечено не менее 100 игл! С 1 июля 1822 года по 10 декабря 1823 года из тела пациентки в разное время было удалено еще пять игл, то есть общее число составило 400!»

Выделение оригинальное; автор едва сдерживал свое возбуждение.

«Выздоравливая, пациентка развлекала себя изучением латинского языка и ведением дневника о собственной болезни. В настоящее время она находится в больнице Фредерика в Копенгагене и хорошо себя чувствует» [4].

 Оказавшись внутри тела, иглы обычно прокалывают стенки пищеварительного тракта и распространяются по всему телу.

Странно, но Medico-Chirurgical Review не пытается объяснить возникновение нескольких сотен игл в разных частях тела пациентки. Как это ни удивительно, она, скорее всего, просто их проглотила. Возможно, у нее было расстройство пищевого поведения, называемое «пикацизм», при котором пациент компульсивно поглощает несъедобные вещи вроде земли или бумаги. Оказавшись внутри тела, иглы обычно прокалывают стенки пищеварительного тракта и распространяются по всему телу. Это бы объяснило боль в животе, кровавую рвоту и появление ржавых игл повсюду: от подмышек до бедер. До вхождения в моду панков мир не видел такого количества пирсингов на теле одного человека.