Текст книги "Любовь против правил"

Фиц опустил взгляд на украшенные аметистами и бриллиантами шпильки, сверкающие в волосах его жены.

– Почему бы нам не запланировать на август прием в нашем поместье?

Милли сбилась с шага. Фицу пришлось крепче ухватить ее, чтобы она не споткнулась.

– Осторожнее!

– Извините. Вы сказали, что хотите пригласить ваших друзей в Хенли-Парк?

– Да, чтобы немного пострелять и порыбачить. И пригласить побольше подходящих молодых людей для Хелены. Хотя она скорее всего будет от всех от них воротить нос.

Милли ничего не сказала.

– Вам не нравится эта идея?

– Нет, нет, я в восторге от нее. Просто я даже и не мечтала, что этот день когда-нибудь настанет.

– Наверное, это во многом зависело от меня.

Она подняла на него взгляд, глаза ее весело сверкали.

– Интересно, посмеются ли гости над нашими голубыми в цветочек туалетами?

Фиц сдавленно фыркнул.

– Не упоминайте о них. Иначе я могу передумать.

– Простите. О чем я говорила? Ах да, о домашних туалетах. Они у нас крепкие, с мужским характером. Станут фонтанировать, если на них косо посмотреть.

Они все еще смеялись, когда музыка смолкла.

– У миссис Дорчестер такой вид, будто она собирается сломать свой веер, – весело заметила Милли.

– Любопытно взглянуть, сделает ли она это.

Они второй раз закружились в вальсе. Затем третий.

– О Боже мой, она уходит, – пробормотала леди Фицхью посреди третьего вальса. – Не вынесла…

– Мы станцуем еще один танец, просто чтобы никто не побежал за ней и не сказал, что мы расстались в тот же момент, как только выпроводили ее.

– Четыре вальса. Какой скандал, лорд Фицхью. Мы установим рекорд.

– Меня это радует. И пожалуйста, называйте меня Фиц – все мои друзья обращаются ко мне именно так. Мы ведь уже стали друзьями, правда?

– Да, пожалуй.

– Вы не знаете наверняка, леди Фицхью? – Он приподнял бровь. – Вас кто-нибудь огорчил? Скажите мне, и я обрушу на нахала мой гнев, чтобы доказать свою верную дружбу.

Щеки Милли окрасились румянцем.

– Вам нет нужды что-либо доказывать. Я знаю, что мы друзья. И очень этому рада.

– Отлично, – сказал он. – Я не хочу, чтобы вы думали обо мне только как о мужчине, за которого вынуждены были выйти замуж, чтобы угодить своим родителям.

– Нет, это не так, – сказала она тихо. – Вовсе нет.

Просто надо верить, что иногда мечты сбываются.

Званый прием в поместье имел шумный успех. Куропаток было в избытке, форели в изобилии. Они организовали крикетный матч, гонки на велосипедах и экскурсию на живописное побережье Сомерсета. Милли в минуту вдохновения наняла фотографа и подарила каждому гостю его портрет.

В последний вечер праздника в ярко освещенной гостиной, полной веселья и смеха, лорд Гастингс поднял бокал и воскликнул:

– За наших очаровательных хозяев!

Его тост был подхвачен всеми гостями. Милли хотелось навсегда запечатлеть в памяти каждую мельчайшую деталь. Она в центре всеобщего веселья и восхваления, ее муж с ней рядом. Воздушный поцелуй, посланный ей Венецией. Рука Хелены, обвивающая ее плечи. Гордая улыбка ее матери. И все это под ярким золотым светом новой люстры, водруженной на место всего за два дня до торжественного приема.

На следующее утро, однако, она узнала, что миссис Энглвуд произвела на свет еще одного младенца, на этот раз мальчика. А если она узнала, значит, Фиц тоже должен быть в курсе дела. Когда они провожали отъезжающих гостей, Милли наблюдала за ним с некоторой тревогой.

Обернувшись к ней, он с улыбкой сказал:

– Хотите, устроим такой же праздник на Рождество?

Было очевидно, что он искренне доволен тем, как все прошло. Казалось, будто увеличение семьи миссис Энглвуд очень мало – если вообще хоть сколько-нибудь – его беспокоило.

– Конечно, очень хочу, – ответила Милли с жаром.

– Не устали? У вас немного изнуренный вид.

Милли всего лишь слегка не выспалась и особой усталости не чувствовала.

– Я могу подняться на Маттерхорн, имея при себе только палку и фляжку с водой.

– Тогда пойдемте со мной. Вы достаточно повеселились, леди Фиц. Пора вернуться к работе.

– Есть, капитан.

Они обошли пешком все поместье. Теперь, когда дом был полностью отремонтирован, предстояло заняться территорией. Западную стену сада необходимо было восстановить – огромная брешь в ней пропускала слишком много холодного воздуха, и некоторые из фруктовых деревьев не пережили зиму. Искусственное озеро на въезде в поместье наносило немалый урон земле. Греческий павильончик рядом с ним, бывший, должно быть, некогда чьей-то гордостью, стал больше походить на место, где справляют нужду.

В общем, непочатый край работы.

Посвятив целое утро составлению заметок и планированию, они перекусили сандвичами на краю лавандового поля, слушая жужжание пчел и обсуждая сооружение нового моста через речку, где водилась форель, вместо старого, который совсем прогнил.

Милли бы не возражала, если бы этот день длился вечно. Но в конце концов они направились назад к дому. Обычно, когда они переступали порог, Фиц удалялся в свои апартаменты, ожидая от нее того же.

Но сейчас, прежде чем они вернулись в дом, он повел ее в сторону сада. Милли почти все внимание уделяла лаванде, но не пренебрегала и другими растениями. Розы выглядели не лучшим образом, но жимолость и гортензии пребывали в отличном состоянии. И теперь в ее любимом углу, сразу за клумбой с ромашками и огороженной кустами ракиты дорожкой, которую восстановили весной, находилось то, чего там раньше не было. Садовая скамейка.

– Я знаю, что вам всегда нравилась скамья позади нашего городского особняка. Считайте эту заблаговременным подарком ко дню рождения.

– Она… – Голос Милли прервался. – Она очень красива.

Это была почти точная копия скамьи, расположенной в саду позади их лондонского дома, широкая, крепкая, обогретая солнцем.

– Оставлю вас осмотреться. Надеюсь, вы получите удовольствие, – сказал Фиц и, махнув ей рукой, ушел.

Она уселась на скамейку, в самом деле испытывая огромное удовольствие. Сад и скамья – и никогда не увядающая надежда.

Глава 12

1896 год

Кристиан де Монфор, герцог Лексингтон, любовался своей женой, едва видимой в полутьме. Комнату наполняли синие тени сумерек.

Она накинула комбинацию, затем снова вернулась к постели и обвила рукой его плечи.

– Ты не собираешься вставать?

– Моя дорогая Венеция, ну куда же спешить?

– Хорошо. Вижу, уговоры тут бесполезны. Я хочу сказать, что пока вы не уйдете, сэр, я не смогу позвать служанку.

– Зачем же ее звать? Разве нам нечем заняться вдвоем? – Он погладил ее обнаженную руку. – Вы ведь не против? Я не тронусь с места, герцогиня, пока вы снова не окажете мне любезность.

Она рассмеялась и вывернулась из его объятий.

– Позже. После бала – может быть.

Странное чувство, будто он уже находился в подобной ситуации, нахлынуло на него. Этакое дежа-вю.

– Боже мой, мне нынче приснился чудный сон. Который я уже однажды видел.

Она вздернула бровь.

– Как ты оккупировал мою постель?

– Вся эта сцена. Ты одеваешься. Я пожираю тебя глазами. Приглашение заняться любовью от меня, и в точности тот же ответ от тебя: «Позже. После бала – может быть».

– И когда это тебе приснилось впервые?

– В ночь перед лекцией в Гарварде, спутавшей все мои планы.

Лекция состоялась несколькими месяцами раньше. Без его ведома Венеция присутствовала в аудитории. И слова, произнесенные им с кафедры, привели к тому, что их жизни неожиданным для него образом пересеклись.

– И толкнувшей тебя на путь, ведущий прямо в мои острые когти.

– В которых вовсе не так уж плохо находиться – сладко, уютно…

Она запустила в него кружкой. Он поспешно увернулся.

– К чему мы пришли? Мужчина больше не может сказать своей жене комплимент?

Она подмигнула.

– Нет, если уже не находится в упомянутых когтях. А теперь убирайся. Мне нужно принять ванну и одеться.

Он нехотя поднялся из постели и натянул брюки.

– Ты мне за все заплатишь после бала, дорогая.

– Может быть, – игриво ответила она.

Он пробежался ладонью по ее распущенным волосам, достающим до поясницы, как проделывал это и во сне.

– А ехать туда обязательно?

– Да, дорогой, нас ждут, – сказала она, целуя его в щеку.

Организация бала – сложное искусство, редко удающееся средней лондонской хозяйке. Она приглашает слишком много гостей, размещая их в пространстве, едва превосходящем по размеру гостиную. Она занавешивает все окна и альковы, так что три сотни изнывающих от жары гостей задыхаются в лишенной воздуха тюрьме. А кроме того, бессовестно экономит на музыкантах и прохладительных напитках.

Супруга Фица не допускала подобных ошибок. Ее список гостей никогда не превышал ста семидесяти пяти. Ее бальный зал постоянно проветривался с начала и до конца. И она никогда не жалела денег на то, чтобы обеспечить своим гостям все мыслимые удобства и удовольствия.

В этот вечер бальный зал Фицхью был украшен огромными букетами роз и лилий. Между ними располагались ледяные скульптуры в виде коринфских колонн, переливающихся всеми цветами радуги в ярком свете электрических люстр. Электрический свет давал меньше тепла, чем пламя свечей, а ледяные скульптуры распространяли прохладу, когда бальный зал наполнялся энергично танцующими гостями.

Лимонад и охлажденный пунш были выставлены в избытке. На трехъярусных вазах разложены были маленькие покрытые сахарной глазурью пирожные, украшенные розочками и лилиями из крема, под стать живым цветам. И главная особенность балов в доме Фицхью – пирамиды из разрезанных на дольки плиток шоколада, изготовленных «Крессуэлл и Грейвз», как самых популярных, так и новых сортов.

Милли стояла возле чаши с пуншем в бальном платье цвета спелой сливы, щедро усыпанном кристалликами горного хрусталя. Шпильки, украшенные аметистами и бриллиантами, которые ей подарил Фиц, сверкали в ее волосах. Обнаженные плечи сияли белизной.

Праздник, который многим запомнится надолго.

Но это ничего не изменит. Его будущее связано с Изабелл. А сейчас он всего лишь выполняет свой моральный долг перед Милли.

Она повернулась при звуке его шагов.

– Все готово, – сказал он.

Милли улыбнулась, но не встретилась с ним взглядом.

– Да, пожалуй. Ты не считаешь, что это всегда немного действует на нервы – давать бал?

– Все будет хорошо. В котором часу будут поданы кареты?

В приглашениях на бал, которые она рассылала, всегда указывался час, когда гостям подадут кареты. Когда она этого не делала, гости, так прекрасно проводившие время, оставались до рассвета, чего она совсем не одобряла.

И Фиц перед началом бала всегда спрашивал, когда подадут кареты, чтобы иметь представление, как долго ему придется оставаться на посту. Но сегодня, когда кареты уедут…

Ему следовало бы думать о пылком признании Изабелл в любви к нему. О прошлом, о будущем. Только не о настоящем. Но сегодня после отбытия карет с ним останется Милли. Ее запах, подобный легкому ветерку с их лавандовых полей в разгар лета. Ее кожа, гладкая, как тончайший бархат.

Их глаза встретились. Она покраснела. Внезапно его охватило острое желание.

– Вот… первая карета уже подъезжает. – Милли подобрала юбки, устремляясь к дверям. – Лучше мне занять свое место на крыльце.

Фиц наблюдал за ней – и старался думать об Изабелл.

В отличие от Фица, который редко танцевал, если в этом не было особой необходимости, Гастингс любил балы и охотно танцевал, не пропуская ни единого тура. И Хелена вынуждена была отдать ему должное. Он никогда не забывал о девицах, «подпирающих стены», со смущением и надеждой ожидающих партнера.

Приглашение на танец от него доставляло этим бедняжкам огромное удовольствие. Даже имея незаконнорожденного ребенка под своей крышей, Гастингс оставался завидной партией, поскольку унаследовал от дядюшки не только титул, но и солидное состояние, вложенное в промышленность. Хелена гадала, что бы все эти девицы подумали, если бы знали, что он написал эротический роман, героиня которого заставила бы их матерей упасть в обморок. Она такие пируэты выделывала в постели!..

Странное дело. Несмотря на все поцелуи, которые Гастингс пытался украсть у Хелены все эти годы, он никогда не танцевал с ней вальс. Этот бал не явился исключением. Вместо вальса он пригласил ее на лансье[2]2
  Лансье – старинный танец типа кадрили, популярный в Англии XIX в.


[Закрыть]. В нем принимали участие еще три пары.

И все же танец предоставил ему достаточно уединенности, чтобы склонить голову к ее уху.

– Миссис Монтит ступила на тропу войны, как я слышал. На вашем месте я бы поостерегся.

– Миссис Монтит всегда там находится.

Это не было преувеличением. Миссис Монтит, сестра жены Эндрю, была не столько сплетницей, сколько самозваной поборницей добродетели. Она шпионила за слугами, отворяла двери в наугад выбранные комнаты во время вечеринок в загородных поместьях – по причине чего ее редко приглашали на подобные мероприятия – и делала все, что в ее силах, чтобы разоблачить и наказать безнравственные поступки окружающих.

– Если бы миссис Мартин случайно обнаружила любовное письмо от вас к ее мужу, к кому бы она обратилась в первую очередь?

Они взялись за руки с двумя танцорами по обе стороны от себя, соединившись в цепочку, и направились навстречу такой же цепочке танцоров напротив. Джентльмены поклонились, дамы сделали реверанс. Цепочки разделились и снова образовали четыре пары.

– Миссис Монтит напрасно потратит свое время. За мной и так постоянно следят.

– Я вам не верю, мисс Фицхью. Вы непременно накличете на себя неприятности.

– И угожу прямиком в лапы миссис Монтит? Не думаю.

– Вы рассматриваете ситуацию только со своей стороны, мисс Фицхью. Но в нее вовлечены и другие. Вы не можете предвидеть, как они поступят.

– Пока я всего лишь затворница, они могут делать все, что им угодно.

Гастингс раздраженно фыркнул. Он редко позволял себе открыто проявлять недовольство, всегда старался держаться спокойно и невозмутимо. Требования танца прервали их разговор. Когда они снова оказались на некотором расстоянии от остальных пар, он сказал:

– Я начинаю думать, что вы специально стараетесь, чтобы вас поймали.

– И зачем бы я стала это делать? – насмешливо фыркнув, спросила она.

– Чтобы у меня не оставалось другого выбора, как только стать вашим рыцарем в сверкающих доспехах.

– Вы в любом случае не рыцарь, если предпочитаете всегда связывать своих женщин. Это не слишком-то гуманно.

Он укоризненно поцокал языком.

– Фантазии, моя дорогая. Литература и жизнь все-таки различаются. Умейте улавливать разницу между автором и рассказчиком от первого лица.

Хелена подняла на него взгляд. Ей все еще казалось странным закидывать голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза, – в юности она превосходила его ростом.

– А есть ли разница в этом случае?

– Думаю, есть. Я еще не связывал свою жену – по правде говоря, у меня и жены-то пока нет. Но если вас поймают, мне придется жениться на вас из чувства долга перед Фицем, а уж тогда, возможно, реальность приблизится к фантазиям.

Хелену охватил жар.

– Этого не случится, надеюсь.

– Если вы будете осмотрительны. – Голос его был мягким, словно бархат. – Но если вы не перестанете действовать безрассудно, кто знает, что может произойти?..

Фиц открывал бал танцем с Венецией, почетной гостьей, и он же закрывал бал, танцуя с ней. Теперь, держа за руку, он провожал ее к карете.

– Я могу наконец получить назад свою жену, Фицхью? – с улыбкой спросил Лексингтон.

– В порядке старшинства, сэр. Хотя вы муж, я пока еще ее брат, но вы можете легко востребовать ее без всяких сложностей.

Венеция рассмеялась от всего сердца. Фицу нравилось видеть ее такой довольной. Она заслуживала всего самого лучшего в жизни.

– Приезжайте в Алджернон-Хаус в августе, – предложил Лексингтон. – Я долгое время был за границей, и популяция моих куропаток невероятно выросла. Мне нужна любая возможная помощь.

– Блестящая идея! – обрадовалась Венеция. – Фиц превосходный стрелок. Как и Хелена, между прочим. И мы действительно должны наконец научить Милли стрелять.

У Фица перехватило горло. Вряд ли на это осталось время.

Лакей открыл дверцу кареты. Фиц с Лексингтоном обменялись рукопожатием. Венеция поцеловала Фица в щеку.

– Я счастлив за тебя, – прошептал он, слегка придержав ее.

– И я желаю тебе счастья, дорогой, – прошептала она в ответ. – Будь осмотрительнее. Не ошибись!

Милли наблюдала за Фицем. Он был так прекрасен, обнимая сестру за талию, а затем подсаживая ее в карету.

Карета Лексингтона отъехала, но Декурси и Кингсленд, школьные друзья Фица, хотели с ним переговорить. Декурси, игравший в крикет с Фицем в Итоне, не так давно обручился. Наверное, он хотел, чтобы Фиц принял участие в свадебном торжестве. Фиц стал широко популярен для подобных приглашений. Каждый, кто учился в Итоне приблизительно в то же время, считал его своим другом.

– Вы смотрите на него так, словно вы пекарь, а он – последний мешок муки во всем мире, – послышался голос за спиной Милли.

Гастингс. Они никогда не говорили открыто о ее безответной любви к Фицу – или о его любви к Хелене.

– А вы точно так же смотрите на мою золовку, ту, что не замужем.

– Драматическая ситуация, не так ли? У нас с вами.

– Я заметила, что вы оживленно беседовали во время тура лансье.

– Я беспокоюсь за нее.

– Я тоже. Но мы старательно присматриваем за ней. – Так старательно, что она, наверное, выглядит монстром в глазах Хелены. – Сейчас вам, должно быть, приходится нелегко.

– Не хуже того, что вам пришлось вытерпеть за последнее время, полагаю. – Гастингс взял ее затянутую в перчатку ладонь в свою. – Но не тревожьтесь. Фиц в конце концов прозреет.

– В самом деле? – То же самое ей говорила мать.

– Как Павел по дороге в Дамаск[3]3
  Гонитель христиан Савл, будущий апостол Павел, принял крещение и стал проповедником христианства после того, как по дороге в Дамаск ему явился Господь.


[Закрыть]. – Гастингс поднял ее руку и поцеловал. – Вот увидите.

Фиц, быстро отделавшись от Декурси и Кингсленда, подошел и приобнял друга за плечо.

– Уже три утра, Дэвид. Перестань флиртовать с моей женой. У нее был утомительный день, в ином случае она бы тебя даже на пушечный выстрел не подпустила.

Гастингс заговорщически подмигнул Милли.

– Пусть Фиц утешается подобными мыслями, мы не станем возражать, не правда ли, леди Фиц? Позвольте откланяться.

Теперь Милли и ее муж остались одни в бальном зале. У нее подгибались колени. Она не осмеливалась взглянуть на него.

– Вы устали? – заботливо спросил он, придвинувшись слишком близко.

В ее душе все запело – казалось, будто она уже ощущает его прикосновения. Милли медленно покачала головой.

– Тогда пойдем?

Она втянула в себя воздух – глубокий вдох перед погружением.

– Да, конечно. Идемте.

Глава 13

Аэростат

1892 год

Фиц был не из тех, кто вручает подарки вовремя. Милли могла с тем же успехом получить от него что-нибудь в ноябре в качестве подарка к Рождеству или что-нибудь в январе в счет подарка к ее прошлогоднему дню рождения. Милли никогда не упрекала Фица за эту его небрежность. «У Венеции всегда есть для меня подарок от вас, – говорила она ему. – Ведь вы так беспечны с точными датами. Если бы вы стали более внимательным, мне пришлось бы лишиться этого второго подарка – и это меня очень опечалило бы».

Поэтому она совсем не удивилась, когда однажды он объявил за обедом (к тому моменту прошло уже достаточно времени с тех пор, как ей исполнилось двадцать), что у него есть прекрасный подарок к ее двадцать первому дню рождения.

– Что же это?

– Я хочу взять вас с собой в Италию в конце сезона.

Милли потеряла дар речи. «Только мы вдвоем? Одни?»

Это были совершенно неуместные вопросы. Но ведь надо было как-то отреагировать. Оторвав ладонь от груди – Милли от неожиданности схватилась за сердце, – она потянулась к стакану с водой, чтобы смочить внезапно пересохший рот.

– Почему в Италию?

– Потому что я вынудил вас рано вернуться домой, когда вы были там в прошлый раз.

– Ради серьезного дела, которое касалось меня лично. Насколько я понимаю, меня бы очень обидело, если бы вы не попросили меня вернуться.

– Ну так что же? Мы едем?

– А вы не забыли о приглашениях на охоту? Никакой охоты не будет?

– Если только вы не предпочтете охоту поездке, – улыбнулся он.

Милли помнила время, когда недели, а то и месяцы проходили между его улыбками. Теперь он улыбался гораздо чаще, но она все еще никак не могла к этому привыкнуть. Каждая его улыбка удивляла и восхищала ее.

– Нет, я, разумеется, предпочту путешествие.

– Значит, едем в Италию.

Но остались важные вопросы.

– А как же Венеция и Хелена? Они поедут с нами?

Это казалось маловероятным, по крайней мере для Венеции, второй муж которой, мистер Истербрук, не так давно отошел в мир иной.

Фиц отрицательно покачал головой:

– Венеция не хочет путешествовать, пока в глубоком трауре, а Хелена намерена составить ей компанию.

– А Гастингс?

– Он охотится в Шотландии. Мы едем только вдвоем.

Одни. На несколько недель. По живописным романтическим местам.

Милли пришлось отхлебнуть еще глоток воды, прежде чем она смогла заговорить:

– Полагаю, я должна это вынести, раз уж мой муж хочет протащить меня через весь континент.

– О, можете быть уверены, он этого хочет. – Он снова улыбнулся.

И остаток ночи у нее сохранялось такое чувство, будто во рту у нее кусок сахара – постоянное ощущение сладости.

Они путешествовали по Швейцарии, проехали на поезде по Готардскому тоннелю, поднялись на дилижансе на перевал Шплюген и спустились к озеру Комо, первой остановке на их пути.

Озеро Комо, с его чистейшим горным воздухом, с его живописными виллами под красными крышами и великолепным видом на высокие склоны Альп, окружающих голубые зеркальные воды, питаемые ледником, в самом деле представляло собой истинный рай на земле. В течение двух недель Милли и Фиц гуляли, катались на лодке, играли изредка в теннис и посещали рестораны. Но увы, романтичность обстановки не вдохновляла Фица поцеловать жену – или сделать что-нибудь еще в этом роде.

В их гостинице, в коммуне Белладжио, у них были раздельные комнаты, как и на родине. Фиц был внимательным и общительным, точно так же, как дома. Но, как и дома, ночи проводил по своему усмотрению.

Милли подозревала, что он завел любовницу. Ее подозрения подтвердились, когда она увидела однажды вечером, как миловидная темноволосая женщина, на шее которой сверкали бриллианты, подмигнула ему за столом, когда они ужинали на широкой террасе гостиницы с видом на озеро.

– Это ваша любовница? – спросила Милли.

– Ничего подобного, – с улыбкой ответил он, уткнувшись в тарелку. – Я наношу ей визит, чтоб вы знали, прежде чем отправиться в собственную постель.

– Она остановилась в этой гостинице?

– Дорогая, я не так глуп, чтобы держать любовницу под одной крышей с моей женой.

– Хмм, а разве принц Уэльский не берет всегда с собой любовницу, отправляясь на загородные вечеринки, даже если принцесса там тоже присутствует?

– Я гораздо порядочнее принца Уэльского, должен вам заметить. Ганноверская династия была всего лишь сборищем немцев среднего класса, перед тем как мы начали искать королей за границей, чтобы посадить на английский трон.

Подошел официант и подал следующее блюдо – филе озерной рыбы под соусом.

– Расскажите мне, как это все происходит, – услышала Милли собственный голос. – Поиски любовницы. Мне любопытно.

Фиц с удивлением посмотрел на нее. Никогда прежде она не была такой бесцеремонной. В его глазах мелькнуло что-то – новая догадка, может быть, или уже имевшаяся, но внезапно обретшая четкие очертания.

– Это происходит по-разному. Гастингс, например, входит в комнату, видит женщину, которая его привлекает, и сразу же к ней подходит с комплиментом.

Это было вполне в его духе – перевести разговор на что-нибудь другое. Он был скрытным в отношении своей личной жизни, ее законный супруг. Но Милли не собиралась позволить ему так легко соскочить с крючка.

– А вы?

– Я не настолько искусен.

– И тем не менее вы пользуетесь не меньшим успехом, чем Гастингс.

Он добродушно пожал плечами, но этот жест означал также, что он больше не намерен обсуждать подробности своего поведения.

– Я знаю, как вы это делаете, – сказала Милли. – Рассказать?

Фиц удивленно приподнял бровь.

– Когда вы входите в комнату со смешанной компанией, вы никогда не направляетесь сразу к самым красивым женщинам. Вы некоторое время беседуете с джентльменами, может быть, даже с одной из вдов. Но в то же время тайно наблюдаете за предполагаемыми кандидатками и выясняете, кто из них смотрит на вас.

Легкая улыбка тронула губы Фица, и он отхлебнул изрядный глоток минеральной воды.

– Интересно.

Милли внезапно поняла, что его заинтересовал в ее словах не подробный анализ техники обольщения, а лишь то, как часто она пристально наблюдала за ним, делая вид, будто вовсе и не смотрит в его сторону. Однако она уже не могла заставить себя остановиться.

– Вы не так уж сильно отличаетесь от Гастингса. Вы точно знаете, какая женщина вам нравится. И такой же хищник, как и он. Но вы, подобно пауку, готовы ждать, пока ваша жертва сама придет к вам. Итак, эти леди заметили вас, молодого, блестящего и самоуверенного. Своими веерами они подают вам знак приблизиться. Но вы никогда не откликаетесь на приглашение немедленно. Вы разговариваете с хозяйкой. Обмениваетесь шутками с джентльменами. И только тогда делаете вид, что заметили леди, подающих вам сигналы. Вы начинаете с той, которая меньше всего вас интересует, а к концу вечера уже непринужденно беседуете с той, которую решили покорить с самого начала, как только вошли в комнату. А потом, несколько дней спустя, слухи доходят до меня – но я и так уже прекрасно осведомлена.

Фиц отхлебнул еще минеральной воды, затем еще. Солнце закатилось. Небо сделалось сине-фиолетовым. Фонари освещали террасу тусклым золотым светом.

– Вполне возможно, – произнес Фиц, – что вы знаете меня лучше, чем кто-либо другой.

Она определенно изучала его с постоянным скрупулезным вниманием.

– Я не знаю вас и наполовину столь же хорошо, – добавил он.

– А обо мне и узнавать-то почти нечего.

– Позвольте уточнить. Вы не хотите, чтобы о вас что-то знали, – а это совсем другое дело.

Иногда Милли задумывалась: изучает ли он ее так же, как она изучает его? Теперь она получила ответ: изучает. И она понятия не имела, что ей с этим делать. Подавив тревожный спазм в животе, Милли склонилась к своей тарелке и принялась за рыбу.

– Боже мой! Какая вкуснота. Вы не согласны?

Два дня спустя они покинули озеро Комо, провели неделю в Милане, а затем направились на восток в Ломбардию, край гор и озер – на этот раз к озеру Изео, прибыв к месту назначения в конце дня.

Хозяин гостиницы рассыпался в извинениях. Здесь праздновали свадьбу, и многочисленные гости заполонили гостиницу. Осталась всего одна свободная комната, прекрасная комната, но всего одна.

– Мы берем ее, – заявил Фиц.

– Разве вы не расслышали? – спросила Милли, когда они оказались вне пределов слышимости хозяина. – Свободна только одна комната.

– Я слышал. Но уже поздно. Мы еще не ужинали. Лучше я поищу другую гостиницу завтра утром.

– Но…

– Я отлично помню наш договор. С моей стороны вам не угрожает никакая опасность.

И почему, скажите на милость, ей не угрожает опасность с его стороны? Почему он не хочет ее с жаром тысячи раскаленных топок? Что это за молодой супруг? Он должен был бы смотреть на нее с вожделением, пытаться обнять ее, вынуждая отбиваться от него зонтиком, веером, а может, даже прогулочными ботинками.

– Хорошо, – сказала она с неохотой. – Ведь выбора все равно нет.

Их проводили в комнату, которая оказалась очень милой, но маленькой, а кровать – смехотворно узкой.

Милли потеряла дар речи. Фиц бросил взгляд на кровать и отвернулся. Но он стоял перед умывальником, и она увидела лишь плутоватую усмешку на его лице, отражавшемся в зеркале. Ее щеки вспыхнули.

– Это всего лишь на одну ночь, – успокоил он ее.

Они наскоро поужинали. Милли сразу же после этого удалилась. Фиц не последовал за ней, пока часы не пробили полночь.

Свет от свечи в его руке проник в комнату прежде него. Он поставил свечу на каминную полку и снял галстук. Милли наблюдала за ним из-под ресниц. Она видела его обнаженным до пояса, когда он умывался в речке, но никогда не видела, как он раздевается.

Он вытащил часы и положил на каминную полку. Сюртук и жилет повесил на спинку стула. Затем спустил с плеч подтяжки и стянул рубашку. Милли прикусила внутреннюю часть щеки. Единственный раз, когда она созерцала его, он был чрезвычайно худ – кожа и кости. Теперь он находился в отличной форме, крепкий и мускулистый, такой красивый без одежды, как одна из тех статуй в садах Версаля.

Она приготовила для него его ночную рубашку, перед тем как улечься в постель. Он взял ее, натянул через голову, затем погасил свечу. В темноте она слышала, как он снял брюки.

Матрас прогнулся под его тяжестью. Она лежала неподвижно, даже перестала дышать.

– Вы можете спокойно дышать, моя дорогая. Так или иначе, вам придется вздохнуть рано или поздно, – сказал он с усмешкой в голосе.

«Что?!»

– Я знаю, что вы не спите.

– Как вы узнали?

– Если бы я ждал кого-то, кто прежде никогда не бывал в моей постели, я уверен, что ни за что бы не уснул.

Она прикусила губу. Вне постели они были равны. Как и он, она прекрасно владела собой, и язык у нее точно так же был хорошо подвешен. Но в области интимных отношений он был значительно опытнее ее. В той именно области, где теоретические знания ровным счетом ничего не значат.

– Когда вы первый раз спали с женщиной? – спросила она сдавленным голосом.

– На моем мальчишнике… предположительно.

– Предположительно?

– Я был мертвецки пьян. Ничего не помню.

– А когда был первый раз, который вы помните? С миссис Бетел?

– Нет, это была ее сестра, миссис Кармайкл.

Милли промолчала.

– Я чувствую ваше неодобрение.

– А я – ваше самодовольство.

– Я бы не сказал, что горжусь этим. Миссис Кармайкл передала меня миссис Бетел, потому что знала, что той нравятся молодые неопытные мужчины. Так что можно сказать, что миссис Кармайкл сочла меня посредственным любовником. Я не выдержал экзамен.

– Полагаю, что теперь вы уже далеко не посредственный любовник, а скорее отличник в этом деле, поскольку с тех пор у вас была солидная практика.

– Да, теперь я достаточно сведущ, – скромно сказал он и тут же рассмеялся. – Никогда не думал, что буду лежать в постели в темноте и обсуждать свою компетентность в данном вопросе с собственной женой.

Кровать заскрипела. Неужели он повернулся к ней?

– Осмелюсь предположить, вас гложет любопытство.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Не хочу сказать, что вы интересуетесь лично мной или что вас подмывает самой попробовать что-нибудь, но, похоже, вы заинтригованы этим щекотливым вопросом в целом.

Милли прикусила губу.

– Вы так думаете?

– В этом нет ничего плохого. В вашем возрасте естественно интересоваться. Вы по-прежнему получаете известия о вашем возлюбленном?