Текст книги "Обречен на смерть"

Двадцать один

Четыре группы по расследованию особо важных преступлений занимали примерно треть пятого этажа Скотленд-Ярда.

Бо́льшая часть этой площади была отведена под общую рабочую зону для всех групп. В виде открытого пространства. Отдельно находились камеры хранения вещдоков. Эта часть была меньше, но не намного. Камеры предназначались для улик, собранных в ходе текущих расследований и необходимых для грядущих судебных разбирательств.

Здесь же находились кабинеты старших сотрудников.

Убойным отделом управления по борьбе с преступностью руководил главный суперинтендант Дэвид Роджерс, поэтому технически четыре группы по расследованию особо важных преступлений находились под его началом. К этой должности, имевшей важное политическое и общественное значение, прилагались самый большой кабинет и право принимать окончательное решение по любым вопросам. В повседневную работу четырех команд главный суперинтендант, однако, не вмешивался.

Следующей по званию была суперинтендант Кэрол Уокер. Она исполняла административную работу, которая, в глазах большинства, входила в обязанности Роджерса.

Далее следовали Джоэль Леви и три других главных инспектора. Каждый отвечал за свою группу по расследованию особо важных преступлений и за пятьдесят полицейских, приписанных к группе. Именно главные инспекторы руководили повседневной работой четырех команд; это было высокое звание, позволявшее рассчитывать на приличный кабинет, но все же недостаточно высокое, чтобы им не приходилось самим марать руки.

Стивен Хейл был одним из четырех инспекторов, служивших под началом Леви в группе номер один по расследованию особо важных преступлений, и тем, кому она больше всех доверяла. Ничто из вышеперечисленного никак не влияло на его право иметь отдельный кабинет. Как и трое его коллег того же звания из команды номер один, Хейл вынужден был вместе с остальными двумястами членами четырех групп каждый раз искать себе свободный стол в обновленном офисном пространстве, которое теперь напоминало скорее кофейню в Сиэтле, нежели полицейский участок.

Потрясающий вид на Темзу, Саут-Банк и колесо обозрения не мог компенсировать непрактичный дизайн этого «нового» Скотленд-Ярда, куда полиция относительно недавно переехала из более большого и удобного для работы здания, которое потом продали и снесли, чтобы построить элитное жилье.

Даже близко не компенсировал.

В этом общем пространстве и сидели сейчас Леви с Хейлом, за пустым столом в основной рабочей зоне их команды. Впереди стояли еще три стола, объединенные в линию. На них лежали горы папок. По четыре стопки на каждом. Итого двенадцать. Количество дел в стопках зависело от толщины папок. Они сильно отличались друг от друга.

Шесть детективов сидели между Леви с Хейлом и папками. Четверо мужчин. Две женщины. Все выглядели одинаково уставшими. Еще не наступил обед, но им уже казалось, что день длился слишком долго.

– Каков фильтр? – спросила Леви, указывая на папки. – Как вы отсеяли лишние дела?

– Мы сосредоточились на преступлениях, совершенных с особой жестокостью, – ответила одна из женщин. Инспектор Наташа Пикетт. На десять лет старше Леви. Пикетт была талантливым детективом, работающим на износ, но не лидером. Тем не менее она заслужила доверие Леви. – У нас нет ни людей, ни ресурсов, чтобы проверить все дела Лонгмана. Поэтому мы сузили круг поисков, оставили только тех подсудимых, кто выказывал склонность к жестокости, с какой его убили.

Леви кивнула. Она привыкла работать с ограниченными ресурсами: из пятидесяти полицейских, приписанных к ее группе номер один, она редко могла располагать более чем тридцатью одновременно. И это был лишь самый простой пример того, как недостаточное финансирование подрывало расследование.

Именно по этой причине Леви согласилась для начала ограничить дела Лонгмана теми, где фигурировала особая жестокость. Такой фильтр позволял ей лучше приспособить тех немногих людей, которыми она располагала.

Результат оказался не тем, на который она рассчитывала: папок все равно было слишком много.

– Здесь их полно, – сказала Леви. – Как мы можем отсеять еще?

– Уже отсеяли.

На этот раз ответил мужчина. Сержант Пэт Такер. Он тоже был старше и подходил под стереотипы о копах еще больше Хейла: высокий, широкоплечий, несколько располневший, он производил внушительное впечатление на улицах. Сержант продолжил:

– Мы полностью исключили те случаи, в которых подсудимый умер или все еще находится в тюрьме. Отсеялось больше половины. Эти три стола – все, что осталось.

Леви снова кивнула. Она надеялась, что фильтрация сильнее сузит круг поисков. На изучение оставшихся папок уйдут тысячи человеко-часов. Столько времени у нее попросту не было.

– Потом мы разделили оставшиеся дела на три категории, – продолжал Такер. – По столу на каждую. На первом столе те, кто совершил преступление лишь однажды. Их жестокость – аномальный эпизод. На втором столе – преступники, которых выпустили больше трех лет назад. Если бы они искали мести, то вряд ли стали бы ждать так долго, тем более когда жертва так стара, что в любой момент может умереть сама по себе. Третий стол – те, кто неоднократно совершал преступления, зарекомендовал себя способным на чрезвычайную жестокость и к тому же выпущен недавно.

– Значит, в приоритете у нас стол номер три, – нехотя согласилась Леви.

Она задумчиво оглядела гору бумаг, которые им предстояло просмотреть. Фильтрация дел не была идеальным решением. Желательно изучить все. Но с недостаточным финансированием, командой из тридцати полицейских и вторым серьезным убийством, которое ей поручили расследовать, у Леви в самом деле не хватало ресурсов. Однако она знала, на кого падет вина, если убийца окажется на столе номер один или два. Поэтому хотела испытать предложенную систему отбора, чтобы убедиться, что дела со второстепенных столов действительно менее обещающие.

– Хорошо, я согласна с подходом, – объявила она. – Это лучшее, что мы можем сделать. Однако прежде чем мы начнем, я хочу проверить систему. Убедитесь, что все папки в правильных категориях. Пусть каждый выберет одну наугад, три с первого стола и три – со второго.

Она подождала, пока сотрудники выполнят указание.

– Такер, что у тебя?

Пэт Такер открыл папку, взятую со стола номер один. В начале шло краткое заключение. Почерк не его. Это дело просматривал кто-то другой. Такер зачитал заключение.

– Артур Харт. Одно убийство. Бытовое. Убил жену, после того как она пригрозила уйти от него. Расчленил тело и избавился от него. Преступление было совершено после длительного периода стресса, связанного с работой и личной жизнью. Провел в тюрьме восемнадцать лет, два года назад его выпустили. Осужден в пятьдесят один год. Нет свидетельств того, что раньше совершал насилие. Предположительно слишком стар, чтобы убить кого-то так, как убили Лонгмана. А самое главное, за исключением этого одного преступления, не выказывал склонности к жестокому поведению.

– Какое отношение Лонгман имел к его делу? – спросил Хейл.

– Лонгман председательствовал на слушании, где Харту отказали в апелляции.

– То есть не он вынес приговор?

– Да.

Леви поразмыслила над фактами. Все услышанное оправдывало помещение папки во второстепенную категорию. Харт не был тем, кто им нужен.

– Согласна, – наконец сказала Леви. Повернулась к Пикетт. – Наташа? Что у тебя?

– Этот с первого стола. – Пикетт достала дело, которое сама же и оценивала. – Но мог бы быть и на втором.

– Рассказывай.

– Карл Хёрст. Причинение смерти по неосторожности. Причинение тяжкого вреда здоровью. Похищение. Вымогательство.

– Стол номер один? – Хейл начал сомневаться в системе. – Непохоже, чтобы жестокость была аномальным эпизодом для этого парня.

– Дело в том, что все это один случай, – объяснила Пикетт. – Произошедший восемнадцать лет назад. Хёрсту было двадцать восемь, и до ареста его ни разу ни в чем не обвиняли. Он похитил двух детей менеджера местного банка и пригрозил убить их, если тот не пустит его в хранилище. Менеджер пошел в полицию. Хёрст узнал и выполнил угрозу. Убил сына, нанес тяжелые повреждения дочери. Обвинение не смогло доказать, что сын не задохнулся случайно, поэтому Хёрста признали виновным в причинении смерти по неосторожности, а не в убийстве. Лонгман был судьей по делу. Приговорил его к пожизненному заключению с правом на досрочное освобождение через четырнадцать лет. Через этот срок Хёрста и выпустили, практически день в день. Чуть более трех лет назад.

Леви обдумала услышанное. Что-то здесь ей не нравилось.

– Ты уверена, что дело подходит под стол номер один? – спросила она. – Может, подсудимый и совершил всего одно преступление, но явно не в состоянии аффекта. А значит, он способен на хладнокровное насилие, тебе так не кажется?

– Может быть, мэм, – ответила Пикетт. – Но все же это причинение смерти по неосторожности, а не убийство. Нет доказательств, что он действительно намеревался убить мальчика, а значит, нельзя сказать наверняка, что он был на это способен. К тому же следует учесть его поведение в тюрьме – именно оно убедило меня поместить его на стол номер один. Он был идеальным заключенным. Никакого буйства. Никакого неповиновения.

Леви снова кивнула, погруженная в размышления. Что бы там ни говорила Пикетт, это дело все же беспокоило ее. Оно заключалось в расчетливом, спланированном акте насилия. Но в остальном преступник действительно соответствовал критериям отбора. Одно-единственное преступление против сорока шести лет законопослушного поведения.

«Плюс три года на свободе, – подумала Леви. – Пикетт не акцентировала на этом внимание, но ждать три года, чтобы отомстить? Старику, до которого не так уж сложно добраться? Это еще более солидный аргумент против Хёрста».

Последняя мысль помогла ей решиться. У Леви все еще оставались сомнения, но никакая система не безупречна.

– Хорошо, – наконец сказала Леви. – Положите его обратно.

Она повернулась ко второй женщине. Констебль Салли Райан. Двадцатидевятилетняя Райан была восходящей звездой и надеждой Леви.

– Что у тебя, Салли?

– Никола Аллан, мэм. Двойное убийство. Мужа и его любовницы. Тоже довольно неприятное. Она проследила за ними до дома второй жертвы. Дождалась, когда погаснет свет. Затем проникла в дом и заколола обоих в постели. По свидетельствам тех, кто видел последствия, там была настоящая бойня.

Хейл перебил:

– Какой это стол?

– Второй, сэр. Ее и раньше привлекали к ответственности. Ничего столь же экстремального. Но шестью годами ранее она напала на улице на другую женщину, используя в качестве оружия туфлю на шпильке. Поранила жертве лицо, оставила двадцатисантиметровый шрам. Ее приговорили к восемнадцати месяцам тюрьмы. И там она тоже проявляла агрессию. Поэтому не подходит под первый стол.

– А под второй подходит?

– Более чем, сэр. Лонгман был судьей по делу. Приговорил Аллан к пожизненному заключению с правом на освобождение через восемнадцать лет. Но из-за нападений на охранников и других заключенных она пробыла в тюрьме двадцать три года. Ее выпустили, когда ей было пятьдесят два, одиннадцать лет назад.

– То есть если бы она хотела, то могла бы отомстить в пятьдесят два, но дождалась, когда ей исполнится шестьдесят три, – подытожила Леви. – Да, второй стол подходит. И вряд ли шестидесятилетняя женщина смогла бы поднять мужчину и прибить его к стене, вне зависимости от того, каким он был старым и немощным.

– Может быть, у нее был сообщник? – предположил Хейл.

– Тогда зачем ждать одиннадцать лет? Если у нее был подельник, то ей не нужно было выжидать, когда Лонгман станет таким слабым. Она бы убила его гораздо раньше.

Мгновение Хейл помолчал в нерешительности.

– Ладно, я понимаю логику. Но мне это не нравится. Мы как будто ищем причины не рассматривать подходящих подозреваемых. Я боюсь, что окажется, нам все-таки нужно было проверить кого-то из этих людей.

– Согласна, и если потребуется, мы проверим. Но сейчас нужно каким-то образом выделить наиболее вероятных подозреваемых. Это не значит, что преступники вроде Хёрста и Аллан вне подозрений. Если мы ничего не найдем в делах на столе номер три, то вернемся к остальным. Но у нас нет ресурсов проверить их все одновременно, поэтому сейчас у нас нет выбора.

Хейл глубоко вздохнул. Леви видела, что у него больше не осталось аргументов. Он знал, что она права.

– Хорошо, – наконец сказал он, возвращая папку Салли Райан. – Давайте положим ее на место.

Леви повернулась к четвертому члену команды, чтобы спросить, кто достался ему, но ей помешало появление молодого полицейского, подошедшего к ней через зал.

– Простите, мэм, вам звонят.

Леви подняла взгляд. Ее охватило раздражение из-за того, что их прервали, едва они втянулись в дело.

– Примите сообщение и скажите, что я перезвоню, – велела она, отворачиваясь обратно к команде.

Полицейский поколебался. Леви умела, когда хотела, говорить властным тоном.

– Говорят, что это срочно, мэм. – В голосе полицейского слышалась неуверенность, но он продолжал. – Я думаю, вам стоит ответить.

Леви снова посмотрела на него. На этот раз внимательнее. Понадобилось несколько секунд, чтобы узнать полицейского, но затем она вспомнила его имя, Олли Клири. Он недавно поступил в группу номер один по расследованию особо важных преступлений.

Леви повернулась обратно к Хейлу и своей команде из шести человек.

– Прошу прощения, – сказала она, поднимаясь, и последовала за Клири в другой конец зала, где ждал телефон.

– Леви слушает.

– Здравствуйте, Джоэль. Это Сара Труман из ITN. Мы встречались вчера у дома Филиппа Лонгмана.

– Да. Я помню. Чем могу помочь, мисс Труман?

– У меня есть для вас информация по этому делу. Похоже, преступник совершил еще одно убийство.

Двадцать два

Сара посмотрела на часы: было три часа дня. Расстояние от Грейс-Инн-роуд в Лондоне до Милл-лейн в Саутволде составляло примерно двести километров. Дорога от двери до двери занимала чуть более трех часов. Сара прибыла на пятнадцать минут раньше.

«Леви и ее команда должны скоро подъехать», – подумала Сара.

У Алекса Редвуда был источник в полиции Саффолка. В этом не возникало сомнений. Но Редвуд больше не участвовал. Двадцатиминутные расспросы подтвердили, что погибший был тем самым Адамом Блантом, о котором подумала Сара. Известным адвокатом, больше года назад вышедшим на пенсию и поселившимся в Саутволде. Уже из-за одной его личности прослеживалась связь с делом Лонгмана: двое бывших юристов на пенсии, убиты в собственных домах в течение двух суток.

А если по поводу связи и оставались какие-то сомнения, то их развеял телефонный разговор Сары с Майклом.

Как только дело Бланта слилось с делом Лонгмана, участие Редвуда закончилось. Сара была старшим корреспондентом. Уже одно это давало ей преимущество. К тому же из них двоих она была более талантливым репортером. И более известным. И Джеймс Элтон отдавал предпочтение ее кандидатуре.

Здесь мог быть только один победитель.

Нейтан Бенсон остался в фургоне. Сара – нет.

Ей не хватало контактов Редвуда. Его информаторов в местной полиции. Сара не знала, каким образом он построил эти отношения. Возможно, с помощью взяток. Или обаяния: Сара не могла не признать, что он был очень привлекательным мужчиной. Очаровательным. По крайней мере, до тех пор, пока сквозь приятный фасад не пробивалась его истинная сущность.

Чтобы собрать больше информации, Саре нужно было обзавестись друзьями.

К месту преступления уже подтянулись представители местных СМИ. Телевизионщики и газетные репортеры. Человек десять, а то и больше. Сара не считала. Они сбились в кучку перед полицейским заграждением. И, без сомнения, гадали, почему общенациональные СМИ – в лице самой Сары Труман – проявляют интерес к убийству местного жителя.

Сара приблизилась к ним с широкой улыбкой на лице. Снова почувствовала разделение на «мы и они». Снова не придала этому значения.

– Отличный денек, чтобы съездить на море, правда?

«Погода, – подумала Сара. – Гарантированный способ разговорить британцев».

– Слишком жарко торчать тут весь день.

Ответ последовал от ближайшего репортера. Стройного мужчины средних лет, одетого для камер.

Инстинкты подсказали Саре, что он тут главный.

– Стопудово, – ввернула Сара американизм. Тот, которым никогда не пользовалась. Призванный притупить подозрительность местных. – Как давно вы здесь, ребята?

– Некоторые с десяти утра.

Теперь ответил другой репортер, гораздо моложе. Лет двадцати, в неглаженой футболке и заляпанных джинсах, выдававших в нем газетчика. В такой одежде в эфире точно не появишься.

– Вы из ранних пташек, как я догадываюсь? – Сара перевела на юнца все свое внимание и широко улыбнулась. – Есть новости, что там произошло?

– Пока не особо, – ответил юный репортер. – Мы знаем, конечно, что это убийство. И несколько полицейских проговорились, что нехорошее. Но больше ничего не известно.

Сара слушала. Она продолжала улыбаться и, когда юнец закончил говорить, обвела взглядом остальных. Выражение обращенных к ней лиц стало более открытым. Более дружелюбным. Никто не показывал несогласия со словами газетчика. Это подтвердило догадки Сары.

Полицейский источник Редвуда больше ни с кем не делился информацией.

– То есть пока что не сообщалось, как его убили?

Сара уже знала как, но это был естественный вопрос. Остальные что-то заподозрили бы, не задай она его.

– Как сказал Тони, мы знаем только, что каким-то нехорошим способом, – снова ответил главный. Телевизионщик средних лет. Сара повернулась к нему. – Во всяком случае, не то, что стоит показывать в детское время.

Итак, сомнений нет. За исключением Редвуда, прессе практически ничего не сообщили.

– Ну придется нам подождать, – сказала, снова улыбаясь, Сара.

Ее чары возымели желанный эффект. Сара была известной личностью – по крайней мере, в медийном пространстве, – а от знаменитостей ожидают определенного поведения. Люди заранее предполагают холодность и высокомерие. И когда вместо этого они сталкиваются с чем-то более приятным, их легко завоевать.

Сара протянула руку главному.

– Кстати, забыла спросить, как вас зовут. Меня – Сара.

Десять минут прошли в светской беседе и громких рассказах. Обычное занятие для собравшихся вместе репортеров, которым нечего делать, кроме как ждать. Приятный способ скоротать время, который помогает справиться с одним из минусов этой работы.

Сара заливисто хохотала над шуткой, того не заслуживавшей, когда краем глаза заметила что-то. Какое-то движение рядом с четырьмя телевизионными фургонами, припаркованными на Милл-лейн.

Ее взгляд медленно сфокусировался на фургоне ITN, стоявшем последним. У нее на глазах тот стал подавать назад, отчего образовался просвет, еще расширившийся, когда соседний фургон – с надписью «Английские региональные новости» – тоже двинулся с места.

Образовавшийся зазор был достаточно большим, чтобы к заграждению смогла подъехать машина. Это, как поняла Сара, и было целью маневра. К полицейской ленте подъехала процессия из двух автомобилей и минивэна. Одно лишь слово водителя первого автомобиля, и ленту подняли. Три машины проехали за ограждение. Оказавшись внутри, они припарковались на свободных местах.

Сара смотрела, как из первого автомобиля выходит Джоэль Леви. Кроме нее, в машине больше никого не было. Леви огляделась. Заметила инспектора из группы Саффолка по расследованию особо важных преступлений. Мужчину лет за пятьдесят, лысеющего и безуспешно пытающегося это скрыть. Леви жестом поздоровалась с ним и отвернулась, прежде чем он успел ответить на приветствие. Казалось, она что-то ищет. Кого-то.

Наконец ее взгляд упал на группку репортеров.

Сара встретилась с ней глазами. Главный инспектор махнула головой, что Сара восприняла как указание отойти в сторону от других репортеров. Дальше вдоль заграждения. Сара поступила как было велено. Леви сделала то же самое.

– Еще раз спасибо за наводку, – сказала Леви, как только они оказались достаточно близко друг к другу для тихого разговора.

Леви произнесла это, понизив голос. Они стояли в нескольких метрах от остальных, но Леви все равно осторожничала. Она показала на репортеров.

– Вы их знаете?

– Последние пять минут.

– Хватает, чтобы сказать мне, сколько информации уже просочилось?

– Они ничего не знают. Только догадываются, что убийство было жестоким.

– А вы? Собираетесь сообщить в новостях то, что рассказали мне по телефону?

– Мы же договорились вчера. Если я пойду вам навстречу, то потом могу рассчитывать на вашу благодарность, правильно?

Леви улыбнулась и кивнула. Саре большего и не требовалось.

Было в Леви нечто такое, что вызывало доверие Сары. Всего лишь инстинктивное. И она не всегда следовала инстинктам. Но сегодня решила прислушаться к своему чутью. Леви дала Саре слово, и для Сары этого было довольно.

– Мне пора возвращаться, – наконец пояснила Леви. – Придется побороться за то, под чью юрисдикцию попадает дело.

– Есть вероятность, что вы проиграете?

– А вы как думаете? – улыбнулась Леви. Сара улыбнулась в ответ. – Можете задержаться на несколько часов? Пока я не закончу? Нам нужно поговорить.

– Я сама об этом подумала, – снова улыбнулась Сара. – Буду ждать.

– Хорошо.

Не говоря больше ни слова, Леви повернулась и зашагала вглубь огражденной территории, по направлению к дому и инспектору Саффолка, ожидающему ее у входа.

Даже на расстоянии Сара видела напряжение между двумя детективами. Враждебность. Назревало сражение.

«Не хотела бы я оказаться на твоем месте, подруга», – было единственной мыслью Сары.