Электронная библиотека » Торнтон Уайлдер » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Теофил Норт"


  • Текст добавлен: 1 марта 2018, 21:20


Автор книги: Торнтон Уайлдер


Жанр: Литература 20 века, Классика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Я прочел. Жуткая картина. Имена не названы, но для читателя более искушенного, чем я, намеки прозрачны.

– Ковбой, – продолжал Генри (он полагал, что Висконсин – сердце Дикого Запада). – Флора Диленд происходит из самых старинных и почтенных семей Нью-Йорка и Ньюпорта. Не из каких-нибудь там железнодорожных и угольных – настоящая Старая Гвардия. В родстве со всеми. Очень живая – как говорят, «гуляет». Не обошлось без ошибок. Можно разбить семью-другую, но не разбивай семью, где разбивается капитал. Свою долю простительных ошибок она всю выбрала. Один лишился из-за нее наследства. Родственники не желают ее знать. Вы улавливаете, дружище? Что делать бедной девушке? В долг не дает даже тетя Генриетта. Сколько можно? Тогда она берет бумагу и перо; становится пачкуньей – с пылу, с жару, вся подноготная. Вроде... вроде... ну, многие жены не укладываются в свой бюджет; боятся сказать мужьям; где мы закладываем нашу бриллиантовую диадему? В Висконсине это идет нарасхват. Ну, то, что она пишет под фамилией Диленд, более или менее пристойно; но мы знаем, что она пописывает и под другими фамилиями. У нее есть колонка «Что мне шепнула Сюзанна» – подписывается «Белинда». Глаза на лоб лезут. Видно, заколачивает большие деньги, так и эдак. Еще разъезжает с лекциями: «Девушки Ньюпорта». Смешные истории про то, какие мы тут мартышки.

– Генри, она все лето живет в Ньюпорте?

– Куда ей тут деваться? В коттеджи Лафоржа ее и не подумают пустить. В «Мюнхингер Кинге» правило, то есть говорится, что правило: пускают не больше чем на три ночи. У нее дом в Наррагансетте. Там веселее, чем в Ньюпорте, – лучше пляжи, моложе публика, местечки поукромней, клубы, где можно играть, – всякое такое.

– Где она добывает сведения?

– Никто не знает. Может быть, свои агенты – например, сестры в больницах. Пациенты болтают. Много болтают в косметических кабинетах. Слуги – почти никогда.

– Она красивая, Генри?

– Красивая? Красивая?! У нее лицо как у лошади.

Пришло приглашение в «Кулик». В субботу, к обеду, и до утра понедельника: «Купальных костюмов для вас тут сколько угодно. Но он вам понадобится только днем. В полночь мы часто купаемся au naturel[4]4
  Нагишом (фр.).


[Закрыть]
, чтобы остыть». Простыть, я полагаю: в Новой Англии до августа в воду влезть невозможно.

Я отправлялся туда, чтобы привлечь Флору Диленд к осуществлению моего ПЛАНА, касавшегося дома Уикоффов; Флора Диленд пригласила меня потому, что хотела получить от меня нужные сведения. Я предвидел сделку в той или иной форме. Я хотел попросить ее об услуге. Возможности завести небольшой роман я всерьез не рассматривал; я никогда не занимался таким делом с женщиной почти на пятнадцать лет старше меня, но как поется в старом гимне: «Когда зовет опасность или долг – спеши, не медли».

Я думал о том, как бы мне с моим велосипедом покинуть остров незаметно для полиции и жителей. Выручил случай. Когда я ждал на причале первого парома (в те дни, как, вероятно, помнит читатель, до Наррагансетта добирались на двух паромах), меня окликнули из стоявшей машины:

– Герр Норт!

– Герр барон!

– Вас подвезти? Я еду в Наррагансетт.

– Я тоже. У вас найдется место для моего велосипеда?

– Конечно.

Это был барон Эгон Бодо фон Штамс, которого я много раз встречал в казино и развлекал своей воодушевленной, но не совсем объезженной немецкой речью. Всем, кроме Билла Уэнтворта и меня, он был известен как Бодо. Он был атташе австрийского посольства в Вашингтоне и второй раз приехал на летний отпуск в Ньюпорт – гостем в дом Венеблов «Прибойный мыс», хотя сами хозяева отсутствовали. Он был симпатичнейший малый. Двумя годами старше меня, искренний и добрый до наивности. Я сел в машину и пожал ему руку. Он сказал:

– Меня пригласила на субботу мисс Флора Диленд – вы ее знаете?

– Я тоже приглашен.

– Чудесно! А то я не знал, кого там встречу.

Мы поговорили о том о сем. На втором пароме я спросил:

– Герр барон, где вы познакомились с мисс Диленд?

Он рассмеялся:

– Она подошла ко мне и представилась на благотворительном базаре в пользу увечных детей в церкви на Спринг-стрит.

Полчаса я помалкивал. Но когда мы подъехали к воротам нашей хозяйки, сказал:

– Герр барон, остановите на секунду машину. Я хочу убедиться, что вы понимаете, куда едете.

Он остановил машину и вопросительно посмотрел на меня:

– Вы дипломат, а дипломат всегда должен точно знать, что творится вокруг него. Что вы знаете о мисс Диленд – и в чем ее интересы?

– Да мало что знаю, старина. (Бодо учился в Итоне.) Только, что она – родственница Венеблов и писательница; романы и так далее.

Помолчав, я сказал:

– Венеблы не приглашают ее к себе по меньшей мере пятнадцать лет. Они могут очень обидеться, если узнают, что вы у нее гостили. По рождению она принадлежит к их классу и кругу, но выбыла из него. Не спрашивайте меня как: я не знаю. Зарабатывает она тем, что поставляет каждую неделю статейки о так называемом свете. В Вене у вас есть такие журналисты?

– Да, есть, политические! Очень грубые.

– Ну, а мисс Диленд очень грубо пишет о частной жизни отдельных людей.

– И обо мне напишет грубо?

– Я думаю, нет, но скажет, что вы у нее гостили, и это придаст достоверность ее историям о других людях – например, Венеблах.

– Но это ужасно!.. Спасибо, спасибо, что сказали. Я, пожалуй, высажу вас возле дома, вернусь в Ньюпорт и позвоню ей, что у меня грипп.

– Герр барон, по-моему, это будет мудро. Вы представляете свою страну.

Он обернулся и спросил меня напрямик:

– Тогда почему вы к ней идете? Если она так некрасиво поступает, зачем вы здесь?

– Ну, герр барон...

– Не зовите меня «герр барон»! Зовите меня Бодо. Если вы настолько добры, что открыли мне глаза на мою ошибку, будьте добры до конца и зовите меня Бодо.

– Спасибо. Я буду звать вас Бодо только в этой машине. Я служащий казино, я учитель с велосипедом и получаю по часам.

– Но мы в Америке, Теофил. – Какое прекрасное имя! – Здесь через пять минут все зовут друг друга по имени.

– Нет, мы не в Америке. Мы в маленькой экстерриториальной провинции, где к сословным различиям еще более чутки, чем в Версале.

Он рассмеялся, потом серьезно повторил:

– Почему вы здесь?

– Я скажу вам в другой раз. – Я показал на дом. – Это часть ньюпортского полусвета. Мисс Диленд, что называется, déclassé[5]5
  Деклассированная (фр.).


[Закрыть]
. Ее подвергли остракизму, но летом она только и думает что о Ньюпорте – своем Потерянном рае. Я не знаю, кто еще сегодня будет, но подонки держатся вместе – так же, как вы, сливки.

– Я иду с вами. Мне все равно, что она обо мне напишет.

Он запустил мотор, но я не дал ему тронуться.

– Мне Флора Диленд интересна. Она настоящая пария. Она знает, что занимается унизительным делом, но при этом в ней есть какая-то отвага. Как по-вашему, она красива?

– Очень красива. Она похожа на фламандскую мадонну из слоновой кости. У нас есть такая. Черт побери, Теофил, я тоже хочу на это поглядеть. Вы совершенно правы: я живу на маленькой арене, как цирковая лошадь. Мне надо видеть и подонков. Если Венеблы про это услышат, я извинюсь. Я извинюсь до того, как они услышат. Скажу: попал впросак – я иностранец.

– Бодо, но ведь может услышать и ваш посол. Сегодня гости наверняка напьются; будут бить посуду. Всякое может случиться. Флора намекала, что мы, возможно, пойдем купаться mutternackt[6]6
  В чем мать родила (нем.).


[Закрыть]
. Соседи донесут, и полиция заберет нас в каталажку. Это будет пятнышко в вашем послужном списке, герр барон, извините, Бодо.

С минуту он молчал.

– Но я хочу это видеть. Теофил, позвольте мне там пообедать. Потом я скажу, что жду звонка из Вашингтона и должен вернуться в Ньюпорт.

– Хорошо, но скажите с порога. В субботу последний паром отходит в двенадцать.

Он радостно хлопнул меня по спине:

– Du bist ein ganzer Kerl! Vorwärts[7]7
  Ты молодец! Вперед (нем.).


[Закрыть]
.

«Кулик» был хорошенький приморский коттеджик дедовских времен: готические завитушки орнамента, стрельчатые окна – жемчужина. Дворецкий отвел нас к дому для гостей, где нас встретила служанка и развела по комнатам. Бодо присвистнул: серебряные щетки для волос, кимоно и японские сандалии для купанья. На стенах афиши Тулуз-Лотрека, на столиках – «Светский календарь» и «Великий Гэтсби». Служанка сказала: «Господа, коктейли в семь».

Бодо подошел к моей двери:

– Теофил...

– Герр барон, как раз здесь я хочу, чтобы ко мне обращались «мистер Норт». Что вы хотели спросить?

– Скажите еще раз, с кем мы будем сидеть за столом.

– Некоторые ньюпортцы помещают тут на лето своих любовниц – будем надеяться, что две-три таких будут. Воры по драгоценностям – вряд ли, но могут быть сыщики от страховых компаний, которые их ловят. Не обойдется и без молодых людей, которые желают протиснуться в «свет» – иначе говоря, искателей наследства.

– Ну-у!

– Мы все авантюристы, чужаки, сомнительная публика.

Он застонал.

– И я должен в одиннадцать уехать! А вам-то ничего не грозит?

– Я вам скажу еще одну причину, почему я здесь. Я выполняю тщательно продуманный ПЛАН, для чего мне нужна помощь Флоры Диленд. Это никому не причинит ущерба. Если все получится, я расскажу вам подробности в конце сезона.

– Столько ждать?

– Во время обеда я собираюсь на короткое время овладеть застольной беседой; если будете слушать внимательно, получите представление о первых шагах в моей стратегии.

Нас просили не переодеваться к обеду, но Флора встретила нас в роскошном платье – желтого шелка с желтыми бархатными нашивочками и желтыми кружевными штучками, все желтое разных оттенков. На моем лице выразилось восхищение.

– Мило, правда? – сказала она беспечно. – Это от Ворта, 1910 год – носила моя матушка. Барон, я счастлива вас видеть. Вам коктейль или шампанское? Я пью только шампанское. За обедом мы поговорим об Австрии. Когда я была девочкой, моих родителей представили вашему императору. Я была, конечно, совсем маленькая, но помню, как он каждый день прогуливался в Ишле.

Бодо принес прочувствованные извинения, что ему надо вернуться в Ньюпорт для важного телефонного разговора с посольством в воскресенье утром.

– Мой шеф отводит воскресенье для самых важных дел, и меня известили, что он будет звонить.

– Какая жалость, барон! Вы должны приехать как-нибудь в другой раз, когда будете свободны.

За столом собралось десять человек, из них только четверо – женщины. В том числе – очаровательная французская девушка, мадемуазель Демулен, которая сидела рядом с Бодо и (как он рассказал мне позже) все время его пощипывала, на что он галантно отвечал. Ее шофер, смахивавший на телохранителя, пришел за ней в половине одиннадцатого, и она нежно рассталась со своим «bon petit Baron Miche-Miche»[8]8
  Милым маленьким бароном Миш_Миш (фр.).


[Закрыть]
(в Бодо было шесть футов росту). Еще там сидела грузная пожилая дама, в прошлом – шепнула мне Флора – знаменитая артистка музыкальной комедии; она была увешана драгоценностями и не произносила ни слова, зато ела и ела, по две порции всего, что подавали. Еще – молодая чета Джеймсонов из Нового Орлеана, снявшая на лето коттедж по соседству, крайне степенная и явно испытывавшая растерянность. Я сидел слева от Флоры и рядом с миссис Джеймсон. Я спросил миссис Джеймсон, где она познакомилась с мисс Диленд.

– Мы познакомились случайно, тут, в деревне. Она выручила моего мужа, когда его остановила дорожная полиция, а потом пригласила нас на обед. Мистер Норт, кто эти люди?

– Я не могу их обсуждать в этих стенах. Предоставляю этот вопрос вашей проницательности.

– Моей проницательности очень не по себе.

– Вы на верном пути.

– Благодарю вас. Мы уйдем, как только позволят приличия. А как же вы?

– Ну, миссис Джеймсон, я саламандра. Могу жить в огне, в воде и в воздухе.

И наконец, тут были три молодых человека, прекрасно одетые («Как одеться к неофициальному обеду на модном курорте»), постепенно пьяневшие и весьма раскованные.

Разговор зашел о прошлом летнем сезоне в Ньюпорте – о балах и вечерах, куда их приглашали или не приглашали, о знаменитых хозяйках, чей идиотизм не поддается описанию, о беспросветной скуке «всей этой жизни».

Наконец я выбрал минуту и заговорил:

– Флора, мне кажется, одна из самых удивительных особенностей Ньюпорта – деревья.

– Деревья? – Все взгляды устремились на меня.

Я описал породы, ввезенные путешественниками и гарвардскими учеными. Я посетовал на скудость почвы и картинно изобразил длинные караваны телег, везущих землю из Массачусетса (мой домысел, но вполне вероятный). Я назвал ливанские кедры и бо, дерево Будды («Если уснуть под ним, приснится нирвана; я получу разрешение попробовать на той неделе»), чилийское дерево тара-тара, которое облетает всякая птица; эвкалипт из Австралии, чья камедь излечивает астму, ясень Иггдрасиль – «дерево жизни», чьи ягоды прогоняют меланхолию и отвращают молодых от самоубийства («Один такой есть в саду Венеблов, где живет барон»).

Бодо глядел с изумлением.

– Тедди, – вскричала Флора, – да вы ангел! Я могу сделать об этом статью!

– Да, в Ньюпорте много необычайного. Например, дом, о котором знаменитый итальянский архитектор доктор Лоренцо Латта сказал, что это самый красивый дом в Новой Англии – и самый здоровый. К тому же построен в девятнадцатом веке. Он назвал его «Дом, который дышит», «Дом с легкими».

– Дом с легкими! Какой же это дом?

– Вы, наверно, его не знаете. В Ньюпорте есть дом, где большой зал обладает такой совершенной акустикой, что Падеревский, сыграв там, разрыдался; он попросил прощения у публики, сказав, что в жизни не играл так хорошо.

– Что это за дом?

– Я почти уверен, что вы его не знаете. Когда там выступал великий норвежский скрипач Уле Булль, он играл, конечно, на своем страдивари; но потом он сказал, что сама комната – лучший в мире страдивари.

– Тедди! Где вы такое откапываете?

– В Ньюпорте есть дом, где одно время жила в качестве няньки скромная женщина, монахиня сестра Коломба. Возможно, ее вскоре канонизируют – святая Коломба Ньюпортская. Вечером перед воротами дома собираются простые люди и стоят на коленях. Полиция не знает, что с ними делать. Можно ли арестовать коленопреклоненных людей за нарушение порядка?

Флора была ошеломлена. Старая дама перестала жевать. Жиганы, втируши и сыщики дико озирались в поисках крепких напитков.

– Флора, если бы вы могли написать об этом...

– А вы почему не напишете?

– Я писать не умею, Флора. Вы принадлежите к числу наших самых знаменитых писателей. Вы пишете о Ньюпорте без конца, но по большей части это сатира. Если вы начнете писать о привлекательных сторонах Ньюпорта, все ваши родственники будут очень довольны – право же, очень.

Это дошло. Вид у нее был изумленный. Потом под скатертью она ущипнула меня за то, что принято называть бедром. Когда мы встали из-за стола, она прошептала:

– Вы прелесть! Вы чудо! И по-моему, чуточку бес!.. Джентльмены, отправляйтесь в курительную. А вы, барон, не позволяйте им перепиться. Позже мы все пойдем купаться. Я не хочу, чтобы у вас делались судороги и вы тонули. Такое случалось слишком часто.

Мы с Бодо вышли в сад.

– Тедди, намекните хотя бы, к чему вы клоните, – что за военные хитрости. По крайней мере мне будет о чем подумать по дороге в Ньюпорт.

– Хорошо, намекну. У вас есть замок?

– Да.

– Старый?

– Да.

– И говорят, что с привидениями?

– Да.

– Вы хоть одно видели?

– Тедди, за кого вы меня принимаете! Привидений нет. Это слуги любят пугать себя разговорами о привидениях.

– Слуги у вас держатся?

– Из поколения в поколение.

– Так вот, я сейчас изгоняю нечистую силу из дома, где слуги не желают оставаться после наступления темноты. Все эти три дома, о которых я предлагаю Флоре написать, – один дом. Суеверие – черная магия; одолеть ее можно только с помощью белой магии. Подумайте об этом.

Он посмотрел вверх на звезды; он посмотрел вниз на землю; он рассмеялся. Потом положил мне руку на плечо и сказал:

– Вы знаете, Тедди, вы – обманщик.

– В каком смысле?

– Вы притворяетесь, будто у вас нет цели в жизни.

Он улыбнулся и покачал головой. Потом стал очень серьезен; я никогда не видел Бодо очень серьезным.

– Боюсь, что скоро и мне придется попросить у вас совета. У меня большие затруднения.

– В Ньюпорте?

– Да, в Ньюпорте.

– Дело терпит?

Серьезность его превратилась в горечь:

– Да, терпит.

Я не представлял себе, какие могут быть «затруднения» у Бодо. Не считая некоторой наивности (правильнее будет сказать – невинности, чистосердечной доброты), которая привела его в «Кулик», он, казалось, был наделен всем, что нужно в той жизни, для которой он родился. В чем же дело?

– Я вам тоже намекну. Теофил, я охочусь за наследством; но я в самом деле люблю наследницу, в самом деле люблю – а она на меня даже не смотрит.

– Я ее знаю?

– Да.

– Кто она?

– Я скажу вам в конце лета. А сейчас я попрощаюсь с Флорой, чтобы успеть на последний паром. Запоминайте все – потом расскажете. Gute Nacht, alter Freund[9]9
  Спокойной ночи, старый друг (нем.).


[Закрыть]
.

– Gute Nacht, Herr Baron[10]10
  Спокойной ночи, господин барон (нем.).


[Закрыть]
.

Я вышел с ним из дома для гостей. Когда я вернулся в «Кулик», Джеймсонов и мадемуазель Демулен уже не было. Старую даму проводили наверх. Трое молодых людей пели и били посуду.

– Прошла голова? – нежно спросила Флора.

До сих пор я на голову не жаловался, но теперь сказал:

– Мне надо выпить, чтобы взбодриться. Можно я налью себе виски, Флора?

– Идите к себе в комнату и ложитесь. Виски я вам пришлю. А потом зайду сама и мы немного поболтаем... Мальчиков я отправлю домой. Они разошлись, а купаться что-то холодно... Нет, они остановились в Клубе Ружья и Удочки, тут, на шоссе... Я надену что-нибудь поудобнее. Мы поговорим об этих удивительных домах – если они действительно существуют, Тедди.

Пожелав спокойной ночи членам Клуба Ружья и Удочки, я вернулся к себе, надел кимоно и японские шлепанцы и стал ждать. Я привез с собой много листков с заметками о трех особенностях дома Уикоффов. В первых двух какая-то правда была, во второй – с примесью разнузданного вымысла; третья же была чистой фантазией. Все это имело вид тезисов, с которыми Флора могла сверяться, сочиняя свои статьи. Слуга-филиппинец явился со льдом и бутылками на подносе. Я налил себе и продолжал писать. Наконец пришла сама хозяйка, в чем-то легком и удобном под длинной темно-синей накидкой.

– Я вижу, вы себе уже налили. Будьте ангелом, налейте мне немного шампанского. Мальчики расшумелись, а мне надо остерегаться соседей. Они жалуются, когда мальчики начинают стрелять из ружей и лазить по крыше... Спасибо, шампанское я пью без газа... Теперь скажите: о чьих домах шла речь?

Я выдержал долгую паузу, потом сказал:

– На самом деле все это – один дом. Дом Уикоффов.

Она выпрямилась на стуле.

– Но там нечисто. Там полно привидений.

– Мне стыдно за вас, Флора. Вы ведь не темная служанка. Вы знаете, что привидений не бывает.

– Нет, во мне много ирландской крови. Я верю в привидения! Расскажите подробнее.

Я взял мои заметки.

– Вот материал, может быть, когда-нибудь он пригодится вам для статей – статей, которые внушат Ньюпорту любовь к вам.

– Когда-нибудь! Когда-нибудь! Я усядусь за них завтра же утром. Покажите, что там.

– Флора, я сейчас не расположен беседовать о домах. Я не могу думать о двух вещах сразу. – Я поднялся и стал над ней, зажав ее колени между своими. – Когда прекрасная дама щиплет человека за бедро, он вправе надеяться на другие знаки ее... благоволения и... – Я наклонился и поцеловал ее. – ...доброты.

– Ох! До чего же вы, мужчины, exigeants![11]11
  Требовательные (фр.).


[Закрыть]
– Она оттолкнула меня, встала, поцеловала меня в ухо и пошла в спальню.

В эту ночь литературных занятий не было.

Работа началась на другое утро в одиннадцать.

– Прочтите мне ваши заметки, – сказала она, положив на стол пачку желтой бумаги и пяток карандашей.

– Нет, сначала я вам просто расскажу, чтобы все время смотреть в ваши прекрасные глаза.

– Ах, мужчины!

– Во-первых, «Дом с легкими». Я начну издалека. Вы знакомы с Нью-Хейвеном в Коннектикуте?

– Я когда-то ездила на танцы в Йейл. Безумно веселилась.

– Где вы останавливались?

– Мы с двоюродной сестрой останавливались в гостинице «Тафт», а еще одна родственница сопровождала нас в качестве дуэньи.

– Тогда вы должны помнить этот угол на Нью-Хейвен Грин. Как-то раз я с одной дамой переходил улицу перед гостиницей «Тафт». Было холодно. Ветер рвал юбки и шляпу дамы во все стороны. Вдруг она сказала нечто неожиданное, потому что это была в высшей степени уравновешенная профессорская жена. Она сказала: «Проклятый Витрувий!» О Витрувии мне было известно только то, что это древний римлянин, написавший знаменитую книгу об архитектуре и городской планировке. «Почему Витрувий?» – спросил я. «А вы не знаете, что многие города в Новой Англии выстроены по его принципам? Стройте город, как огромную решетку. Определите направление господствующих ветров, встречных потоков и так далее. Пусть город дышит, дайте ему легкие. Париж и Лондон вняли этому совету слишком поздно. В Бостоне много зелени, но улицы проложены по старым скотопрогонным тропам. Понятно, принципы Витрувия отражают условия Италии, где бывает довольно холодно, но не так холодно, как в Нью-Хейвене. Теперь слушайте: в страшные знойные дни, летом, этот угол перед гостиницей «Тафт» – единственное свежее, прохладное место в Нью-Хейвене. Это знают даже голуби – они собираются там сотнями; это знают бродяги и сезонники. Мудрость Витрувия!»

– Помилуйте, Тедди, с чего мы заговорили о голубях и сезонниках?

– Этот дом построен в стиле Палладио, который был верным последователем Витрувия. Теперь я подхожу к сути. Один знаменитый итальянский архитектор путешествовал по Новой Англии и сказал, что это самый красивый и самый здоровый дом, какой он видел. Дома в Новой Англии строились из дерева, строились вокруг камина, который их отапливает зимой; но летом они невыносимы. Коридоры расположены неудачно. Первый и второй этажи разбиты на комнаты, которые окружают очаг, поэтому двери и окна прорезаны не там, где надо. Воздух не циркулирует; застойному воздуху некуда деться. Но у строителей дома Уикоффов хватило денег и здравого смысла, чтобы построить камины по всему дому; поэтому центр дома – большой высокий зал. Он вдыхает и выдыхает. Мне сказала сама мисс Уикофф, что на ее памяти здесь ни у кого не бывало простуды – обыкновенной Всенародной Американской простуды! Он построен в тысяча восемьсот семьдесят первом году итальянским архитектором, который подобрал группу декораторов, живописцев и камнерезов. Флора, это чудо покоя и безмятежности – здоровые легкие и здоровое сердце!

– Как я его распишу! Увидите!

– Но это не все. Вы любите музыку, Флора?

– Музыку обожаю – всякую музыку, кроме этих ужасных зануд Баха и Бетховена. И этого еще – Моцетти.

– А этот чем не угодил?

– Моцетти? У него в голове только один мотив, и он сует и сует его повсюду.

Я отер лоб.

– Ну, я вам говорил, как Падеревского до слез восхитила совершенная акустика большого зала. Потом он спросил Уикоффов, не нарушит ли он покоя семьи, если останется на час после ухода гостей, чтобы поиграть в одиночестве. А леди Нелли Мелба после того, как спела там, уговорила Томаса Альву Эдисона приехать в Ньюпорт и лично записать ее на валики в этом зале. «Последняя летняя роза» держала рекорд тиража, пока не появился Карузо. Мадам Шуман-Хайнк пела в этом зале «Четки» и бисировала три раза. Все рыдали, как дети. Вашу первую статью можно назвать «Дом идеального здоровья»; вторую статью можете назвать «Дом божественной музыки». Ньюпорт будет обожать вас.

– Тедди, все эти фамилии у вас записаны?

– Но третья статья – самая лучшая. Много лет назад в этом городе жила своего рода святая. Она никогда не принадлежала к монашескому ордену, потому что не умела читать и писать. Она была только послушницей, но рабочий люд звал ее «сестра Коломба». Все дни и ночи она проводила с больными, престарелыми и умирающими. Она успокаивала тех, кто метался в жару, она сидела с теми, кто страдал самыми заразными болезнями, и ни разу ничем не заразилась. У маленького мальчика в доме Уикоффов был дифтерит. Она ухаживала за ним много дней, и он выздоровел – все считали, что чудом. Она жила в комнатке возле зала, напротив мальчика. Перед своей кончиной – в очень преклонном возрасте – она попросила, чтобы ей позволили умереть в ее бывшей комнате. Я вам говорил за обедом, что целые толпы безмолвно стоят на коленях перед воротами этого дома – перед комнатой сестры Коломбы.

Растроганная Флора взяла меня за руку.

– У меня будут ангельские голоса, чуть слышные верующим в полночь. У меня будет благоухание... Бельвью авеню... Как ее звали в миру?

– Мэри Коломба О’Флаерти.

– Погодите, вы увидите, как я это сделаю! Боже мой! Без четверти час – сейчас пожалуют гости к обеду. Дайте мне заметки. Сяду за них немедленно.

* * *

Как бы ни относиться к Флоре Диленд, она была прилежная, работящая женщина. Пчелы с муравьями могли бы брать у нее уроки. Мои чтения у мисс Уикофф прервались на две недели – она уехала к старым друзьям, погостить в их сельском доме на озере Скуам в Нью-Гэмпшире. Вернувшись, она сразу пригласила меня к чаю. Я взял за правило не принимать светских приглашений, но какое же правило устоит перед желанием узнать, успешно ли осуществляется твой ПЛАН?

Мисс Уикофф встретила меня в большом волнении.

– Мистер Норт, случилось нечто невероятное. Не знаю, что делать. Одна журналистка напечатала серию статей об этом доме! Посмотрите, какой я получила ворох писем! Дом хотят посетить архитекторы и привезти с собой учеников. Дом хотят посмотреть музыканты. Люди со всей страны просят назначить время, когда им можно осмотреть дом. Толпы посторонних целый день звонят в дверь...

– И как вы с ними поступаете, мисс Уикофф?

– Я не ответила ни на одно письмо. Приказала миссис Дилейфилд не пускать никого чужого. А как мне, по-вашему, поступать?

– Вы прочли статьи этой журналистки?

– Мне их прислали десятки людей.

– Статьи вас очень рассердили?

– Не знаю, откуда она взяла эти сведения. Ничего дурного в них нет; но там сотни фактов о доме, которых я никогда не знала... а это мой дом. Я прожила здесь большую часть жизни. Не знаю, правда все это или нет.

– Мисс Уикофф, признаюсь, я читал статьи и был очень удивлен. Но вы не можете отрицать, что это очень красивый дом. Слава, мисс Уикофф, – одна из спутниц совершенства. Обладание предметом исключительной красоты накладывает определенные обязательства. Вы когда-нибудь были в Маунт-Верноне?

– Да. Миссис Такер приглашала нас к чаю.

– А вам известно, что в определенные часы часть дома открыта для обозрения? По-моему, вам стоит нанять секретаря, который будет этим заниматься. Напечатайте входные билеты, и пусть секретарь разошлет их тем, кто, по-видимому, интересуется всерьез, – указав час, когда они могут осмотреть дом Уикоффов.

– Меня это пугает, мистер Норт. Что я буду отвечать на их вопросы?

– А вам присутствовать не надо. Секретарь проведет их по дому и ответит на их вопросы самым беглым образом.

– Спасибо. Спасибо. Так, наверно, я и должна поступить. Но есть вопрос гораздо более серьезный, мистер Норт. – Она понизила голос: – Люди хотят приносить сюда больных... Целые группы из духовных школ хотят прийти сюда молиться! Я никогда не слышала о сестре Коломбе. Мой дорогой брат, о котором я вам говорила, был очень болезненным ребенком, и я, кажется, вспоминаю, что у нас были сиделки-монахини; но я не помню ниодной из них.

– Мисс Уикофф, есть старая греческая пословица: «Не отвергай божьих даров». Вы говорили, что над домом тяготеет «проклятие». Мне кажется, что это проклятие снято... Уверяю вас, теперь весь Ньюпорт говорит об этом красивом и здоровом доме, на который низошла благодать.

– Ох, мистер Норт, мне страшно. Я поступила некрасиво. Даже мои старые друзья, которые годами приходили ко мне на чай, хотят увидеть комнату, где умерла сестра Коломба. Что мне оставалось делать? Я солгала. Я показала комнату рядом с комнатой моего бедного брата, где могла спать сиделка.

– Вы предвидите следующий поворот, не правда ли, мисс Уикофф?

– Боже мой! Боже мой! Какой поворот?

– Не будет отбою от слуг, и все захотят жить в этом доме.

Она приложила ладонь ко рту и смотрела на меня во все глаза.

– Мне это не приходило в голову!

Я наклонился к ней и сказал тихо, но очень отчетливо:

– «Мисс Уикофф имеет честь пригласить Вас к обеду в такой-то день. После обеда Кнейзель-квартет при участии альтиста-гастролера исполнит последние два струнных квинтета Вольфганга Амадея Моцарта».

Она не сводила с меня глаз. Она встала и, стиснув руки, произнесла:

– Детство! Прекрасное мое детство!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации