Текст книги "Я в порядке и другая ложь. Интимные истории, запретные желания и невысказанные секреты о том, как стать собой"

Подруга вышла из дома, и я сказала: «Давай напьемся». Мы сели в такси и поехали в местный ресторан, который нравился нам обеим. Выпили бутылку вина, а потом я сказала: «Давай позвоним ребятам с уроков актерского мастерства и пригласим их выпить с нами».

⁂

Им было по двадцать, этим ребятам, и прежде мы никогда не общались вне занятий. Даже не знаю, почему я предложила их позвать, – я ничего не планировала, просто хотела повеселиться и не думать о том, как ужасно себя чувствую.

Они пришли, я выпила еще, мы стали смеяться, болтать о всяких глупостях, а потом я увидела, как один из этих парней на меня смотрит. По-другому, не как раньше. Может, он заметил, что что-то во мне изменилось, а может, я флиртовала. Не помню. Помню лишь, что мне это понравилось.

Мы ушли из ресторана, но никто не хотел домой, поэтому мы отправились в ближайший бар и выпили еще. Я полностью отдавала себе отчет в своих действиях. Танцуя перед тем парнем в мини-юбке и короткой блузке, я впервые за долгое время чувствовала себя желанной. Я вообразила, как он прикасается ко мне, стала представлять вкус его поцелуя и подумала, каким будет секс с другим мужчиной после стольких лет моногамии.

Следующее, что я помню, – я сидела у него на коленях, и мы целовались. Я закрыла глаза, все вокруг вертелось, он крепко держал меня за талию, и я забыла обиду, злость и одиночество. Я отдалась страсти, и именно это мне было нужно.

После этого мы разошлись каждый своей дорогой.

⁂

Возвращаясь домой пьяной, на заднем сиденье такси, я вспоминала его запах и то, как рука скользила по моей спине. От этого волоски у меня на коже становились дыбом. Но не успела я оглянуться, как очутилась дома, в постели с мужем. Он крепко спал, такой холодный и чужой, но я уснула с улыбкой, словно под теплым одеялом, вспоминая, как мой 20-летний друг желал мне спокойной ночи и целовал в щеку.

Проснувшись наутро, я поняла, что вчера даже не разделась. Косметика размазалась по подушке; я смотрела в потолок и пыталась вспомнить, как добралась домой, и тут вспомнила все разом. Поцелуи, шепот: «Ты такая красивая, я так тебя хочу»; как мне хотелось, чтобы это не кончалось. Мне стало нехорошо. Я побежала в ванную и заперлась.

– Ты в порядке? – спросил муж через дверь.

– Да, в полном, – на автомате ответила я. Так я соврала ему впервые.

На самом деле я была совсем не в порядке.

Поначалу лгать было сложно, но вскоре стало легко. Естественно, моей первой мыслью было: «Это больше никогда не повторится», и я решила не рассказывать мужу о том вечере, не причинять ему боль понапрасну. Я решила, что лучше будет просто обо всем забыть. Но это оказалось невозможно.

Я думала о том парне так часто, что мне было стыдно признаваться в этом самой себе. В мысли о нем я сбегала, когда бежать было больше некуда, и каждый день я заходила в этих мыслях чуть дальше. Я не догадывалась, что это лишь начало.

Я снова увидела его на занятиях по актерскому мастерству. По иронии нас выбрали на роль супружеской пары в кризисе, из-за чего жена завела роман с молодым любовником. Я играла на сцене саму себя, и, казалось, реальность и фантазия переплелись настолько, что стали неразличимы. Будто какой-то жестокий гений издевался надо мной и дергал за ниточки. Мой друг чувствовал, что в семье у меня не все в порядке, но не задавал вопросов. Думаю, ему было спокойнее ни о чем не знать.

Я могла остановиться. Могла перестать ходить на занятия, вычеркнуть его из жизни и похоронить свои чувства, но, по правде говоря, не хотела. Дома по-прежнему ждало молчание. Чувство вины заставляло меня тщетно спасать брак: я пыталась инициировать секс, тащила мужа на семейную психотерапию, сама начала ходить к терапевту. Я делала все возможное. Но почему-то этого оказалось недостаточно.

⁂

Однажды вечером после занятий кто-то из ребят предложил пойти выпить. Я поймала взгляд моего друга и поняла, что он ждет ответа.

Не знаю зачем, но я отправила мужу сообщение, спросила, какие у него планы и не хочет ли он к нам присоединиться. Думаю, мне нужен был знак или же хотелось скинуть всю вину на него, прежде чем я отрежу себе пути к отступлению. Полагаю, мне хотелось, чтобы он отпустил меня. Чтобы как бы дал разрешение быть с кем-то еще. Это невероятно больно – любить кого-то до безумия, но знать, что он не способен ответить тем же, и ждать, отпустит ли он тебя на свободу.

Он сказал, что пошел к другу и, скорее всего, останется там на ночь. Он часто ночевал не дома, я уже привыкла. Сейчас я не могу поверить, что мирилась с этим, как и с миллионом других вещей.

Это все решило. В тот самый момент я сделала выбор: у меня будет роман с мальчиком почти на 10 лет меня моложе. Этот выбор положил конец моему браку.

⁂

Роман не продлился долго, и мой бывший муж о нем узнал. Дальше слезы, драма – все, что было мне так хорошо знакомо. Я надеялась, что каким-то образом эта катастрофа спасет наш брак, послужит звоночком, который разбудит нас и выведет на правильный путь. Этого не произошло. Правда заключалась в том, что никто из нас просто не мог первым разорвать отношения, пока однажды не решилась я.

Я ушла. Не потому, что была уверена в правильности этого выбора. Не потому, что больше не боялась. Не потому, что случилось что-то особенное. Просто я нашла в себе силы наконец ступить на незнакомую дорожку и поняла, что в конце меня, возможно, ждет счастье. Не стану лгать. Разрыв с мужем стал самым трудным шагом в моей жизни. Я чувствовала себя главной неудачницей на земле. Казалось, я подвела семью и друзей. Я мучилась от одиночества и страшно боялась начинать с нуля. А вдруг я больше не смогу никого полюбить? Вдруг я совершаю огромную ошибку?

Я провела полгода в Лондоне, а он отправился путешествовать в Южную Америку. Мы по-прежнему были женаты. Я работала как проклятая и копила на театральную школу, по вечерам рыдала, пока не засыпала, и мечтала разлюбить своего мужа. Наконец я почувствовала, что готова приехать в Израиль и развестись. Может, на самом деле я и не была готова, но мне хотелось поставить точку, прежде чем возвращаться в Лондон.

⁂

Помню день, когда мы подписывали бумаги о разводе. День, последовавший за месяцами телефонных звонков, слез, обвинений. Больше говорила я, пытаясь притвориться, что я в порядке, у меня все просчитано и я уверена, что так будет лучше для нас обоих. На самом деле я не имела понятия. Несмотря на то что прошло несколько месяцев со дня гибели наших отношений, несмотря на то что я знала: мы прошли точку невозврата – меня мучили сомнения. Я представляла себе будущее и не знала, каким оно будет – лучше или хуже. Удивительно, сколько можно метаться перед последним рывком. Я знала, что муж может использовать мои сомнения против меня, поэтому вела себя уверенно.

День икс настал. Мы решили встретиться в раввинатском суде, где разводятся пары, заключившие брак по еврейским законам[3]3
  В Израиле браки и разводы находятся в исключительной юрисдикции религиозного суда.


[Закрыть]. Шагая к зданию через дворик, я увидела, как муж прячется в кустах. Чуть раньше он сказал мне, что еще не приехал. Если бы он не явился, меня отправили бы домой и пришлось бы переносить дату. Но на следующей неделе я улетала в Лондон и твердо решила подписать бумаги до отъезда. Я знала, что, если посмотрю на мужа, он убежит, поэтому притворилась, что не заметила его. Я зашла в здание, надеясь, что он последует за мной, и каким-то чудом держалась собранно, хотя внутри умирала от страха. Открылась дверь, и он зашел.

Во время процесса я уткнулась в пол. Я хорошенько рассмотрела плитку около своих туфель и пересчитала трещинки в ее правом верхнем углу раз триста, прежде чем судья спросил, есть ли хоть один шанс, что мы помиримся. Затем нас попросили подписать бумаги. Я думала, что это будет легко, что я испытаю облегчение, но мне было больно. Никто не ждет, что его брак закончится в маленькой комнатке в окружении незнакомцев, которые посматривают на часы в ожидании обеденного перерыва. Разительный контраст с нашей роскошной свадьбой пару лет назад. Тогда нас окружали люди, которые любили нас и желали нам добра.

Судья велел мужу передать мне бумаги – это была последняя часть церемонии. Меня попросили вытянуть руки перед собой и ждать. Лишь когда он вручит мне документы, развод будет считаться состоявшимся.

Я стояла как полная дура, вытянув руки, глядя в пол и считая трещины в плитке. Муж не спешил – решил помучить меня в последний раз.

Все, что произошло с того вечера, когда он высадил меня у дома подруги и уехал, – моя измена, месяцы порознь – должно было закончиться с минуты на минуту. Я помню, как подумала: «Больше никогда. Ни за что на свете я больше не свяжу свою жизнь с мужчиной». Бумаги легли мне в руки, и я снова смогла вздохнуть.

⁂

Прошло чуть больше 10 лет с нашего развода. Примерно столько же мы прожили вместе.

За это время я поняла, что я сильная. Я могу сделать все, что захочу; могу разорвать отношения, в которые много вложила. Я научилась слушать внутренний голос и не обращать внимания на то, что говорят другие.

Десять лет назад я познакомилась с Майком, моим вторым мужем и лучшим другом. Мы встретились, когда я научилась снова улыбаться и открывать сердце для любви. Лишь тогда я смогла его увидеть. Я точно знаю, что, если бы у меня не было тех, прошлых отношений и если бы они не завершились таким образом, я бы никогда не встретила своего мужа, не родила детей, не стала бы той, кем являюсь сейчас.

Не поймите меня неправильно, я не призываю всех разводиться. Я долго боролась за свой брак, прежде чем опустить руки. Я сделала все возможное, чтобы сохранить его, и оставалась с бывшим мужем даже дольше, чем стоило. Ведь я серьезно относилась к своим обязательствам и не могла просто так отказаться от них. Но вместе с тем теперь я знаю, что иногда правильнее сдаться и отступить. Расставаться тяжело, даже когда знаешь, что тебе с этим человеком не по пути. Отказываться от мечты об отношениях, от воображаемых отношений больно, но порой необходимо.

Вспоминая прошлое, я жалею, что не понимала: нет ничего важнее, чем чувствовать себя счастливой. Я заслуживаю счастья. Его заслуживают все.

⁂

Я никогда не сомневалась, что Майк меня любит, а он – что я люблю его. Не знаю, что изменилось, когда мы встретились, почему именно на нем закончились годы моего одиночества. Я нашла Майка и снова нашла любовь. Эта любовь отличалась от прежних, она была взрослой, спокойной – именно такой, в которой я нуждалась.

Иногда я спрашиваю Майка, почему он меня любит. А он дает один из тех раздражающих ответов, которые раньше меня ни за что бы не удовлетворили. Он говорит: «Что значит “почему”? Я люблю тебя, потому что ты – это ты» – и закатывает глаза. А если я начинаю допытываться: «Но что именно тебе во мне нравится?» – он говорит какую-нибудь глупость типа: «Мне нравится, что ты любишь хумус». Более серьезного ответа от него не добьешься.

Майк научил меня, что в любви не надо все усложнять: когда один человек любит другого, он просто знает это и ему не нужны причины. Не поймите меня неправильно, у нас с Майком тоже были разные времена: в первые несколько лет после рождения детей мы отдалились настолько, что я сомневалась, выплывут ли наши отношения. Я цеплялась к нему и устраивала скандалы просто потому, что меня все достало, а когда он извинялся и не соглашался ссориться, злилась еще сильнее и упрекала его в равнодушии.

Майк также научил меня, что это временно: у всех пар бывают «черные годы», когда партнеры готовы буквально удушить друг друга за любое неосторожное слово. Мы пережили несколько таких лет: без секса, без прикосновений, без разговоров, кроме армейских приказов, кто что должен сделать (в основном приказывала я). Это были годы, предшествовавшие кризису: вся наша жизнь вращалась вокруг сна близнецов и цвета их какашек, а в результате в один прекрасный день мы проснулись, чувствуя себя совершенно чужими. Майк называл это периодом, я же сомневалась, что когда-нибудь все нормализуется. Были дни, когда я задумывалась: неужели он готов прожить в том же духе следующие 50 лет? При мысли, что это его вполне устроит, я презирала его сильнее. Позднее он признался, что тоже был на грани срыва, но я этого не замечала.

С началом кризиса я все чаще стала общаться с Мальчиком. Я проводила с ним много времени, это меня отвлекало. Мне не надо было думать о том, что нам с Майком не о чем говорить, что мы можем весь вечер просидеть на диване и даже не прикоснуться друг к другу и это очень больно.

Но Мальчик тоже дал мне не совсем то, в чем я нуждалась. Было время, когда в глубине души мне хотелось, чтобы наша дружба переросла во что-то большее, – наверное, поэтому я позволила себе быть с ним настолько откровенной. Я перестала осуждать себя за подобные желания. Это далось мне не сразу: поначалу было стыдно испытывать такие чувства, это казалось нелепым. Но со временем я поняла, какую роль в моей жизни сыграл Мальчик в тот сложный период. Он подарил мне внимание, оставаясь на расстоянии. Он всегда был готов ответить на поздний звонок и поговорить со мной. И в этом не было риска, потому что наши беседы никогда бы не привели к чему-то большему. На самом деле я ведь не большего желала всей душой. Но между нами все же что-то было, а главное, наши отношения остались настолько близкими, насколько мне было необходимо. Само собой, когда я начинаю рассказывать людям о Мальчике, они сразу думают, что мы спали вместе. Нет, мы даже в шаге от этого не были.

Несмотря на это и на «черные годы» брака, у наших с Майком отношений имелся стержень, простой, но, как я потом поняла, прочный. Наша любовь оказалась лишенной драм, сложностей и душевных мук; все наши трудности начались оттого, что мы произвели на свет много детей за очень короткий срок. И Майк оказался прав: трудности были временными, мы их преодолели. Не сразу, но преодолели.

Глава шестая. Тело

Из дневника, январь 1992 года (мне примерно 17 лет)

Пять дней назад я села на диету и, лишь когда похудею, снова покажусь на глаза мальчикам. Обещаю, завтра пойду в аптеку и куплю слабительного чая.

Я вообще не собираюсь больше есть, это лишнее.

Ненавижу свою внешность. Лицо еще ничего, но тело просто чудовищное. Я отвратительна. Я никогда не смогу подойти к мальчикам, они наверняка считают, что я жирная.

За последний год мое отношение к телу и еде изменилось. В прошлом еда была запретной темой, к которой неизменно присовокуплялись стыд и чувство вины. Потом меня осенило. Понадобилось ни много ни мало 42 года, чтобы понять: я не то, что я ем, и такие вещи, как вес, не определяют меня как человека. Число, которое мне так отчаянно хочется увидеть на весах утром, – это не я, а просто число.

Прежде мои отношения с едой были невероятно сложными. В большинстве из нас будто заложена программа, говорящая, что мы должны выглядеть определенным образом. У меня перед глазами всегда была картинка: худенькая девушка с плоским животом и длинными ногами. Еда мешала достижению этого идеала, хотя в глубине души я понимала, что он нереалистичен. Я видела эту картинку по телевизору и в журналах. В школе у меня, как и у всех, была подруга, которая утверждала, что наедается одной ириской. У нее была идеальная фигура, и, когда мы вместе шли на пляж или в пиццерию, это было удручающе. Особенно учитывая, что всю пиццу съедала я, а моя стройная лань откусывала три кусочка и говорила, что наелась.

⁂

Я выросла в Израиле, а для израильтян еда – часть культуры общения. Я помню большие семейные обеды и пикники. Тридцать-сорок человек наших родственников собирались у грилей, готовили и ели, ели, ели! Я также до сих пор помню, как вечером накануне еженедельного пятничного ужина мама и другие женщины из моей семьи стояли на кухне, курили и лепили кубех (иракское блюдо типа клецок с мясной начинкой).

Типичный пятничный ужин начинался с рыбы по-мароккански с чесноком и кориандром, плавающей в масле, оранжевом от моркови и чили. Мы макали в этот соус толстые ломти халы – хлеба, который отец надламывал после молитвы – кидуш. На второе подавали жареную картошку с куриной печенью, ее поливали кетчупом и тоже ели с хлебом. На главное, хотя места уже не оставалось, все ели кубех, плавающие в густом супе. Каждую неделю суп готовили разный; мне больше всего нравился хамуста, кисловатый, с большим количеством чеснока. Даже сейчас, когда я вспоминаю эти блюда, у меня текут слюнки. Остаток вечера мы проводили перед телевизором – смотрели пятничное кино. Тогда еще не было ни 700 каналов, ни «Нетфликса» – был только один канал, и по нему показывали фильм каждую неделю в одно и то же время. Мама приносила кукурузу в початках, артишоки, которые мы ели, макая в соль, орехи, арбуз и мороженое. Мы сидели перед телевизором часами и уплетали то одно, то другое. Это был наш единственный семейный досуг. Уверена, именно поэтому отец никому из нас не разрешал ставить телевизор в комнате. Что бы ни случилось за неделю, вечер пятницы мы проводили вместе.

Готовила мама, и холодильник был постоянно набит остатками ее потрясающей еды. Как ни парадоксально, несмотря на все гурманство, еда также была в нашем доме камнем преткновения. Я наблюдала, как мама борется с лишним весом, и это сильно повлияло на меня. Я ничуть не виню ее – множество женщин подвергают себя подобным пыткам. Она переживала, что после родов расплылась, потеряла форму. Она сидела на диетах, сколько я себя помню, скупала полезные продукты и пыталась противостоять своей любви к шоколаду. Как же мама ненавидела салат! Она называла его кроличьей едой. Она также терпеть не могла фрукты и сырые овощи – думаю, она просто не привыкла к ним, ведь она выросла в Ирландии. То ли дело тарелка вареной картошки с расплавленным сливочным маслом, вот это счастье!

Кстати, в мире нет картошки вкуснее той, что росла в огороде у моих бабушки с дедушкой; бабушка варила ее со свежей мятой. Картошка таяла во рту – настоящее волшебство. Сам этот вкус ассоциируется у меня с Ирландией. Да и вообще ничто не сравнится со вкуснятиной, которой нас потчевали раз в год, летом, когда мы туда ездили. Все мои воспоминания о доме бабушки и дедушки связаны с едой.

Помню, нас всегда поджидали фирменные бутерброды с салатом, вдобавок к каждому мы получали пакетик картофельных чипсов. Бабушка смешивала тонко нарезанный салат-латук, помидоры и ветчину, добавляла майонез и выкладывала эту смесь между двух ломтиков белого хлеба. Всякий раз мама повторяла одно и то же: «Не пойму, как вы могли проголодаться, вы же жуете весь день!» По правде говоря, мы не были голодны – просто бутерброды стали традицией. Что бы ни случилось в моей жизни, я никогда не забуду эти детали из детства. До сих пор помню, как у меня мерзли ноги, когда я стояла у буфета и ждала, пока бабушка сделает мне свой коронный бутерброд.

Мама никогда не делала мне замечаний по поводу веса, и папа тоже, то есть не напрямую. Но отец повлиял на мое восприятие собственного тела невербальными намеками. Не знаю как, но я поняла, что ему не нравятся люди с лишним весом. Сам он был стройным и, если набирал чуть-чуть лишнего веса, тут же начинал тренироваться, садился на диету и худел за несколько дней. Мне тоже хотелось быть стройной, чтобы заслужить его любовь.

⁂

В одну из летних поездок в Ирландию мы зашли на обед к родственнице. Она была очень религиозна, всегда носила костюмы с юбкой и, помню, подала на стол лосося. После обеда она достала коробку мятных шоколадок After Eight. Я взяла одну, потом потянулась за второй, но она убрала коробку и сказала: «Хватит, тебе добавка ни к чему». Не помню, сколько мне было лет, наверное около двенадцати – как раз тот возраст, когда девочки начинают чувствовать себя неловко в собственном теле. Слова отпечатались в моем сознании. Прежде я не задумывалась, что мне ни к чему вторая порция мороженого или добавка вкусной маминой еды по пятницам. Еда была не просто частью моей жизни, но главным событием недели.

⁂

Впервые я села на диету в 15 лет. Я решила бросить балет – а занималась я с раннего детства, сколько себя помнила. Я хорошо танцевала и получала высшие баллы, когда нас оценивали, выше, чем у всех других девочек, но мои формы отличались. Остальные балерины были высокими и худыми, я же среднего роста, с тонкой талией и пышной грудью. Глядя на себя в зеркало, я ненавидела то, что вижу.

Мне не нужно было худеть, но что-то стукнуло в голову, и я не смогла противиться этому. Возможно, я запомнила слова двоюродной сестры, которая сказала, когда мне было десять, что у меня, как и у мамы, будут проблемы с весом. Может, я насмотрелась, как мать взвешивается каждое утро в ванной. Я так живо помню, как она разговаривала с подругами о диетах, о том, кто сколько сбросил и набрал. Это всегда было главной темой разговоров. Так я и решила не есть.

Я могла подолгу ходить голодной и за весь день съесть одно печенье. Вес улетал. Родители заволновались, папа стал взвешивать меня на тех же весах, которые мама ненавидела. Я набивала карманы камнями и не снимала обувь, чтобы весить больше, потом подслушивала их разговоры на кухне, чтобы убедиться, что прошла проверку.

Вскоре у меня прекратились месячные, и я испугалась. Меня отрезвила мысль, что я не смогу иметь детей, и я тут же начала есть. Через пару месяцев цикл восстановился, я снова стала выглядеть как обычная 15-летняя девочка, но теперь уже знала, что контролировать вес в моих силах.

Следующие несколько лет я провела в постоянных экспериментах. Какие только диеты я не попробовала! Диету Аткинса, «5–2»[4]4
  Пять дней в неделю питание без ограничений, затем два дня – четверть от необходимой нормы калорий.


[Закрыть], протеиновые коктейли, не есть после пяти вечера, есть только продукты, начинающиеся с буквы «т», не смешивать белки с углеводами, диету на капустном супе и многие другие, некоторые я даже сама придумала. Я посещала диетолога и следовала плану питания, считала калории и баллы. Сколько дней моей жизни прошло в мыслях о еде и весе! И знаете, что главное? Ни одна диета не помогла. Не только потому, что, сбросив вес, я вскоре возвращалась к прежним привычкам и снова набирала килограммы, но и потому, что не в весе было дело. Я была очень худой, однажды даже втиснулась в джинсы шестого британского размера[5]5
  Обхват бедер – 86 см.


[Закрыть], но, как бы я ни выглядела и сколько бы ни весила, меня это никогда не удовлетворяло. Размер не имел значения, дело было в восприятии. Полагаю, аналогичная проблема у многих и большинство со мной согласятся: когда мы смотрим на фотографии себя в юности, то часто задаемся вопросом, почему считали себя толстыми или непривлекательными. Я убить готова за живот, который был у меня в 20 лет, но тогда мне казалось, что он ужасен.

Еда стала моим врагом. Казалось, меня контролирует кто-то извне. Ведь, пытаясь достичь определенного идеала внешности, мы начинаем есть не то, что хочется, а то, что к этому идеалу приближает. Мы лишаемся свободы выбора и становимся диктатором собственного тела. Случалось ли вам оказываться в такой ситуации: вы в ресторане, мечтаете о бургере и картошке фри, но вместо этого берете овощной салат? Вот оно! Вера, что вам нельзя есть то, что хочется. Для меня диета всегда была битвой с самой собой, иногда мне удавалось быть сильной и противостоять искушению, а в другие дни я терпела неудачу и закидывалась шоколадом и мороженым до тошноты. Но меня никогда не оставляло чувство, что я себе не хозяйка.

⁂

Материнство значительно повлияло на мое отношение к собственной внешности. Моя первая беременность прошла великолепно, я вся сияла. Я любила свое тело, радовалась изменениям и полноте. Я покупала красивую одежду для беременных, ту, что подчеркивает животик. Мне нравились мои новые формы.

Во вторую беременность все изменилось: я ждала близнецов, и мое тело стремительно дало об этом знать. Живот стало заметно почти сразу, и уже на четвертой неделе я выглядела как на девятом месяце. Кожа постоянно горела; началась крапивница, которую нельзя было расчесывать, а размерами я напоминала кита. Был момент, когда я решила, что мужу придется поливать меня из шланга, потому что в душе я не могла дотянуться до некоторых частей своего тела. У многих женщин во время беременности повышается либидо, я же утратила всякий интерес к сексу, он стал для меня скорее повинностью. Мне было очень неудобно и казалось, что я раздавлю Майка своим громадным телом.

Все это сильно покачнуло мою уверенность в себе. После двух кесаревых сечений у меня остался большой шрам и валик обвисшей кожи и жира над ним. Мне казалось, что, даже сильно похудев, я никогда не стану сексуальной. Это чувство опустошало меня. Я пошла на консультацию к пластическому хирургу, и тот объяснил, что только операция поможет вернуть животу нормальный вид. Как я ни переживала, я поняла, что не готова к новым мучениям. Придется научиться жить со своим животом и прятать его вечно.

Мне понадобилось много времени, чтобы понять: я так полностью и не излечилась после травмы – двух кесаревых. Я называю это травмой, потому что для меня это был очень тяжелый опыт, но я никогда не говорю об этом вслух, потому что не хочу показаться неблагодарной. Нам, женщинам, внушают, что мы должны с улыбкой на лице принимать даже те аспекты беременности, деторождения и материнства, которые совсем не радуют.

⁂

А ведь многие из этих аспектов не просто не радуют – они ужасны, однако женщинам нельзя признаваться в этом вслух, иначе их начнут осуждать. Беременность, экстренное кесарево и прочие ситуации, чреватые смертельным риском, не принято называть травматичными, но часто именно такими они и являются. Если вы только что родили и потеряли много крови, о каком восстановлении, о какой психологической помощи идет речь? Вот вам ребенок, вы должны за ним ухаживать! Немедленно выздоравливайте и будьте счастливы!

⁂

За год кризиса многое изменилось. Хотела бы я знать, что стало первым шагом и сильнее всего повлияло на мои взгляды, но мне кажется, выделить что-то одно нельзя. Я снова начала активно двигаться, танцевать, восстановила связь со своим телом. Много лет оно как бы служило окружающим – я же вернула его себе и сделала сильнее. Нас, матерей, постоянно трогают, дергают, тычут. Бывало, мне даже хотелось прикрикнуть на детей: «Не трогайте меня!»

Я также хотела заново почувствовать те части тела, связь с которыми утратила. Свою сексуальность, свою вагину – я не видела ее много лет. Когда я взглянула на нее после того, как родила троих, я увидела нечто бугристое, морщинистое и обвисшее. Честное слово, мне кажется, мы, женщины, так рано перестаем распоряжаться своим телом, что даже не замечаем этого. Мы глотаем противозачаточные таблетки и гормоны, сдаем ежегодные мазки, раздвигаем ноги перед гинекологом на регулярных профосмотрах, а во время беременности и родов полностью отдаем контроль над телом в чужие руки. Наши интимные части выставляются на всеобщее обозрение, каждый может трогать их, дергать или рассматривать. Что самое смешное, это считается нормальным. Мы к этому привыкли, и мне кажется, именно поэтому у многих женщин связь с телом нарушена. Это похоже на посттравматический стресс, когда приходится отстраняться от пережитого опыта, чтобы защитить себя. Посудите сами, кто захочет вспоминать об инъекциях препаратов, разжижающих кровь, которые делаешь сама себе в бедро, о гормональных уколах от бесплодия или этой ужасной пластиковой штуке, которую гинекологи вставляют в вагину на приеме, чтобы расширить вход? Меня аж передергивает, когда я пишу эти строки.

⁂

В кризисные месяцы я задумалась о сексуальности и о том, как после родов эта часть меня полностью выключилась. Вот почему я решила попробовать танцы с шестом.

В моем списке они значились третьим пунктом, и вообще-то это была шутка. Мне просто хотелось сделать что-то для пробуждения сексуальности. Я выбирала между танцами с шестом и бурлеском, но, представив, как от прыжков груди будут подскакивать и бить меня по лицу, отказалась от второго варианта. Шест – значит шест.

Сорокадвухлетнюю мать троих детей на этих занятиях никто не ждал. По правде говоря, я чуть не сбежала сразу же, как только вошла в зал. Я была самой неповоротливой, низкорослой и, на мой взгляд, несексуальной ученицей. Меня окружали юные модели из каталога Victoria’s Secret с упругой грудью и крошечными сосками, одетые в бикини чудо-женщин. Я не шучу – на всех были стринги с супергеройскими эмблемами.

Увидев в зеркале свою бледную кожу и целлюлит, усиленный жуткими флюоресцентными лампами, я поежилась: представьте себе детеныша носорога, пытающегося сделать пируэт в коротких шортах. Я могла бы бросить занятия, просто притвориться, что ничего не было, но по какой-то причине продолжала ходить в зал каждую неделю. То, что началось как шутка моей лучшей подруги Эвы, превратилось в страстное увлечение, которое во многом спасло мне жизнь.

Я ужасно танцевала, но мне было все равно. Через несколько занятий я начала понимать, что главное не то, как я выгляжу, выполняя движения, а то, как я себя чувствую. Мои мышцы окрепли, я смогла наконец вскарабкаться на шест и прониклась невиданным прежде уважением к своему телу и к тому, на что оно способно, ощутила с ним контакт, потерянный очень давно.

В первые несколько месяцев у меня никак не получалось делать волну, а бедра были точно каменные. Я в буквальном смысле не могла пошевелить ими, как будто после родов их зацементировали. Потом однажды у меня получилось. Я лежала на полу на животе, выставив ягодицы вверх, посмотрела в зеркало и увидела, что делаю волну. Никогда в жизни я не была так счастлива, как в тот момент, притворяясь, что совокупляюсь с полом!

Именно тогда я начала обращать больше внимания на то, что делаю, а не на то, как выгляжу. Я осознала, что женское тело и женщина в принципе – это нечто невероятное. Женщина – созидательница, она дает жизнь, и я имею в виду не только детей, но и многое другое – идеи, проекты и так далее. Начав думать в этом ключе, я сумела разглядеть свою удивительную сущность и понять, что менять ее не нужно.

⁂

Хотя танцы с шестом помогли мне сдружиться со своим телом и начать принимать его таким, какое оно есть, я по-прежнему ловила себя на мысли, что стесняюсь шрама. Я решила больше не прятать его под одеждой. Я записалась в нудистский спа на пляже в Брайтоне и попросила Эву пойти со мной. Когда мы пришли туда солнечным днем в пятницу и оплачивали входные билеты, я чуть не сказала: «Давай не пойдем, давай просто отдохнем на пляже» – но удержалась. Я должна была весь день проходить обнаженной и выжить!

Странно, почему обнажаться для многих – худший кошмар, ведь, казалось бы, это так естественно. Что заставляет нас испытывать неловкость по поводу собственных тел? Когда детки, бегающие по саду в одних трусах, превращаются во взрослых, которые боятся своей наготы как огня?