Текст книги "Чтец"

Трейси Чи
Чтец

Traci Chee

THE READER

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Baror International, Inc. и Nova Littera SIA.

© Traci Chee, 2016

© Перевод. В. Миловидов, 2017

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

* * *

Книга

Все истории начинаются и заканчиваются одинаково: «Однажды в некотором государстве жили… И будут они жить да поживать».

Существовал когда-то мир под названием Келанна, прекрасный и ужасный мир воды, кораблей и магии. Люди, жившие в этом мире, были похожи на тебя: они разговаривали, работали, любили и умирали.

Но в одном эти люди от нас отличались – они не умели читать. Никогда не знали письменного слова; у них не было алфавита и норм правописания; то, что они слышали и узнавали, они не записывали в книгах. Они запоминали рассказываемые им истории, и эти истории жили в их голосах и телах; жители Келанны повторяли эти рассказы, пока они не становились частью их существа, а легенды – их языком и сердцем.

Некоторые рассказы передавались из уст в уста, пересекая пространство государств и океанов; другие же, будучи повторенными всего несколько раз, быстро забывались. Не все легенды становились известными всему народу. Многие из них жили тайно в одной-единственной семье или малом кружке почитателей, которые шепотом передавали их друг другу и, таким образом, поддерживали в них жизнь.

Одна из таких историй повествовала о таинственном предмете, именуемом Книга. В ней содержался ключ к величайшей магии этого мира. Некоторые уверяли, что в Книге записан секрет превращения соли в золото, а людей – в крыс. Другие утверждали, что, не утруждая себя, человек с помощью этой Книги способен управлять погодой, а то и… армию создать! Варианты различались деталями, но все соглашались в одном: только очень немногие были способны использовать Книгу. А некоторые уверяли, что, якобы, существует сообщество людей, специально обученных обращаться с Книгой; поколение за поколением эти люди размышляют над Книгой и копируют ее, снимая урожай знаний так, как если бы это была питательнейшая пшеница, на которой они могли бы жить, усваивая лишь предложения и абзацы. Год за годом они копили магические заклинания, делаясь с каждым днем все сильнее и сильнее.

Но книга – вещь чрезвычайно любопытная. В ее власти захватить тебя в плен, перенести тебя в дальние страны, а то и сделать из тебя нового человека. Хотя, с другой стороны, книга – даже волшебная – есть просто стопка бумаги, проклеенная и прошитая нитками. И чаще всего читатели забывают именно это обстоятельство. Они забывают, скольким опасностям подвергается книга.

Со стороны огня.

Сырости.

Времени.

И воров.

Глава 1
Последствия воровства

Толпа заполонила песчаную дорогу, проходившую сквозь непролазные джунгли, и солдаты королевской морской пехоты в своих красных мундирах, верхом на откормленных жеребцах, возвышались над морем человеческих голов, как генералы на параде.

Сефия никогда не видела ни парадов, ни генералов, потому что Нин, стоило ей заметить хоть что-либо, отдаленно напоминающее мундир, сворачивала с дороги. Но Сефия ощущала присутствие власти и без труда распознала ее лик в красных мундирах.

Мундиры солдат были безукоризненными, черные сапоги начищенными до блеска, а эфесы сабель и приклады ружей сияли на солнце. Любой законопослушный гражданин был счастлив лицезреть этих красавцев.

– Воров ловят, – сказал кто-то из толпы. – Народу на дороге предостаточно, вот бандиты и вышли на охоту.

Сефия усмехнулась.

Нин посмотрела на нее.

Вокруг них народ, стремящийся на рынок, нес корзины и катил грохочущие тележки, на которых были устроены холщовые сумки для младенцев; родители грубыми голосами призывали своих грязноватых детей, когда те отходили слишком далеко.

Сефия и Нин легко смешались с этой толпой – потрепанные одежды делали их неотличимыми от массы народа.

Но они были не такие, как все.

Сефия провела рукой по потайному карману на своей жилетке, где она хранила кусок кварца с вкраплениями венерина волоса, несколько последних рубинов с ворованного ожерелья и связку отмычек. Хотя ей было только тринадцать, а стройная фигура заставляла ее выглядеть еще моложе, Сефия, вероятно, совершила столько преступлений, сколько не совершила бы за свою жизнь и дюжина взрослых воров – если, конечно, не брать в расчет Нин.

– В городе, наверное, новый старший офицер, – пробормотала Нин. – Сверхусердный служака.

Сефия подавила смешок.

– Чему ты смеешься, девочка моя?

– Ничему, тетя Нин.

– Прекрати. Будешь так ухмыляться, на тебя станут обращать внимание – кому не надо.

Они подходили к городу, и Нин достала и повесила на руку связку шкур. Сгорбленная – гора, а не женщина, – Нин возрастом могла бы сойти за бабушку Сефии. Исключительно умелая – на шкурах, которые она снимала, Нин не оставляла ни малейшей дырочки; вся шкурка, до мельчайшей ворсинки, была отделена от тушки аккуратно и бережно.

Дело было в руках Нин. На первый взгляд – ничего особенного: загрубевшие от жара, со следами старых ожогов, лоснившиеся на свету. Но в том, как Нин ими пользовалась, было нечто особое. Ее прикосновение было буквально, по-настоящему пуховым. Сефия была убеждена, что Нин могла схватить за крылья бабочку, отпустить ее, и хрупкие крылья насекомого нисколько бы не пострадали. Чтобы понять, что за женщина Нин, нужно было видеть ее руки.

Что до остального, то в своем дорожном наряде из медвежьей шкуры она выглядела совершенно непримечательной: некая бурая сухая неопрятная гора, готовая на глазах расползтись во влажной атмосфере дождевых лесов.

Когда красные мундиры приблизились к ним, Нин напряглась и, перебросив шкуры с одной руки на другую, проговорила:

– Взгляд в землю.

Сефия глянула через плечо, заметив сверкнувшие на солдатских мундирах пуговицы.

– Так они ведь на нас и не смотрят.

– И не станут, если не высовываться, – отозвалась Нин.

Быстро оценив обстановку краешком глаза, она продолжала:

– Шестьдесят лет, и меня ни разу не поймали. Знаешь, почему?

– Потому что ты осторожна, – вздохнула Сефия.

– Потому что я осторожна.

Когда красные мундиры, позванивая сбруей и распространяя запах лошадей и сена, проехали, Нин облегченно вздохнула. Глядя им в спину, она сказала:

– Не забудь. Есть большее зло, чем красные мундиры.

Сефия зябко пожала плечами и стала теребить ремень своей маленькой сумки. Ей не хватало ее большого мешка; она привыкла носить за спиной все, что было ее собственностью: все инструменты для охоты, стряпни и обустройства кочевой жизни, а в самом низу – единственная вещь, которая осталась ей от родителей – тяжелое, странной формы напоминание о том, что они когда-то существовали, а теперь их нет.

Но их большие мешки были надежно спрятаны в джунглях, меж корней смоковницы, в миле от дороги.

– Поторопись, девочка моя!

Повинуясь, Сефия ускорила шаг, на ходу повернувшись и показав спинам солдат неприличный жест. Старшая хотела шлепнуть ее, но Сефия, смеясь, ускользнула, пританцовывая, на безопасное расстояние.

Они вошли в город с северной стороны, возле воды. Как и большинство городов в Оксини, этот стоял на берегу моря. Причалы едва держались на шатающихся сваях, там и тут пришвартовались несколько рыбачьих лодок, а в центре бухты на якоре стоял красный корабль королевского флота.

По привычке Сефия внимательно рассматривала местность, изучая лачуги и тропинки между ними, чтобы понять, где тут можно спрятаться – хотя прятаться ни от кого пока было не нужно.

Когда же они дошли до городской площади, Сефия уже едва сдерживала волнение: вырвавшись на несколько шагов вперед, она всплескивала руками словно птица, готовая взлететь.

Женщина в шапке с коротким козырьком (такие носят разносчики новостей и глашатаи) и коричневыми лентами на рукавах стояла на перевернутом ящике у входа на площадь. Невысокого роста, она отличалась большим ртом, из которого, подобно трубному звуку рога, разносились произносимые ею слова:

– Три месяца минуло, но по-прежнему нет известий от Одинокого Короля! Джентиан возвращается в Корабéль!

Жестянка возле ног женщины позвякивала мелкой медной монетой. На дальнем конце площади стояли, разделенные узкой улочкой, два здания – гостиница и таверна, а по всему ее периметру располагались магазины и лавки. Чтобы покупатели могли узнать, где и что продается, над каждой лавкой висели опознавательные знаки: большой нож и поросенок над мясницкой, наковальня над кузней, перекрещенные ухваты над пекарней. Но толпу, вливавшуюся в город, привлекали главным образом торговые ряды в центре города. В рыночные дни сюда стекались приехавшие издалека фермеры и странствующие купцы, которые продавали все – от материи до самодельного мыла и бечевы.

Сефия нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Большинство пришедших на площадь было в рубахах с потрепанными краями и старых штанах, длинных хлопковых платьях и запыленных башмаках, но время от времени среди этой серой запыленной массы нет-нет да и сверкал изумруд или гранат, шелестели шелк, бархат и парча, блеснув напоследок сиянием бриллиантов.

Сефии достаточно было одного взгляда, чтобы определить, кто на этой площади самый богатый. Наметанным глазом она отметила и слабые застежки браслетов, и толстые кошельки под полами кафтанов, но от кражи пока воздерживалась. Когда она выбирала жертву, выбор ее никогда не был случайным. Жертва словно… словно распространяла вокруг себя некое сияние, некий свет, который она видела почти воотчию – маяк для ее воровского инстинкта.

Проходя торговыми рядами, Сефия и Нин миновали столы, заваленные манго, сладким картофелем и прочими овощами, свежей рыбой и огромными кольцами острого сыра. Остановившись полюбоваться горкой маракуйи, Сефия вдруг увидела сбоку бочку орехов кешью. Спрятавшись между мешками с кофе и корзинами фиг, орехи кешью источали лучи мягкого света. Вот это она могла взять без опаски.

Отстав от своей тетки, она замедлила шаг, дожидаясь подходящего момента. Вскоре фермер достал разноцветные шнурки с замысловатыми узелками, с помощью которых он вел свою бухгалтерию, и отвлекся на другого покупателя. Тут-то ее рука и сделала молниеносное движение к бочке с кешью. И вот уже орехи приятно тяжелят руку, а внутри поднимается радость, но не успевает Сефия переправить орехи в сумку, как Нин хватает ее за запястье.

– Что я сказала? – с трудом сдерживаясь, произносит старшая.

Чувствуя, что оплошала, Сефия разжимает ладонь, и орехи сыплются назад. Фермер поворачивается на звук и смотрит из-под густых бровей на Сефию, а потом на Нин. Потом, погладив усы щеточкой, спрашивает:

– Я вас уже где-то видел, не так ли?

Густой низкий голос течет из него как бархатная ткань.

Не сказав ни слова, Нин бросилась прочь. Сефия, поглаживая запястье, устремилась вслед. А ведь у нее могло все получиться – времени было предостаточно!

Сефия очень прилично владела искусством воровства. В суровые зимы, когда нельзя было ни таскаться по дворам, ни охотиться, Нин учила ее лазать по карманам, отмычкой открывать замки и даже воровать большие куски мяса так, чтобы никто ничего не заметил.

Сефия глянула через плечо. Усатый фермер с подозрением смотрел им вслед, поигрывая в руках своими счетными шнурками.

– Глупая девчонка, – пробормотала Нин.

– Прости, – отозвалась та. – Я не знала.

– Нужно было слушать, что тебе говорят. Я собираюсь продать эти шкуры, но запасаться здесь мы не будем.

Нин, нервничая, посмотрела на фермера и предложила:

– Хочешь, купи себе орехов, но побыстрее!

Она отправилась со своими шкурами к меховщику, а Сефия в одиночку пошла к ряду торговцев зеленью и специями.

Когда она подошла, запах пряностей выстрелил в ее сторону густым облаком, от которого у нее защипало в носу и потекли слюнки, а от ее угрюмого настроения и следа не осталось. Столы зеленщиков были завалены четырехугольными пакетами, на которых были изображены находящиеся внутри сушеные растения: душица, розмарин, тмин, кориандр, сладкий укроп, лавр, куркума, чабрец. Сефия похлопала по своей сумке и сквозь холстину пальцами ощутила уверенную твердость ванильных бобов. У зеленщиков на столах почти не было ванили – она могла получить за свой товар хорошие деньги.

Прямо перед ней озабоченного вида женщина выбирала пряности, одной рукой указывая на пакеты, а другой держа за руку своего маленького сына. Мальчик плакал, а женщина сжимала его руку так сильно, что его розовая кожа морщилась.

– Никуда от меня не отходи! А то заберут тебя импрессоры.

Она тряхнула мальчика за руку, и все его тело сотряслось.

Торговка специями, по виду крестьянка с длинными руками, перегнулась через прилавок, положив ладони между корзинами цветной соли.

– Я слышала, на этой неделе исчез еще один мальчик, – сказала она, пугливо озираясь – не подслушивает ли кто.

Сефия притворилась, что ее занимают связки киннамона и пакеты с кардамоном.

– На побережье, – продолжала торговка уже громче. – Это страна импрессоров.

Импрессоры. Даже слово звучало зловеще. Они с Нин слышали кое-что о них пару лет назад, до того, как перебрались в Оксини.

Поговаривали, что мальчики и юноши исчезали по всей Келанне. Пропавших было слишком много, чтобы их можно было считать убежавшими из дому. Некоторые думали, что мальчишек убили, другие – что похитили. Ходили слухи, что их превращали в убийц и заставляли драться до смерти. Люди говорили, что этих мальчишек можно было узнать по выжженному кольцу на шее. Это было первым из того, что делали с ними импрессоры – клеймили пленников, выжигая кольцо раскаленной проволочной петлей, отчего на шее оставался шрам.

При мысли об импрессорах все внутри у Сефии сжалось, и она посмотрела на ту сторону рыночной площади, где стоял меховщик и где должна была находиться Нин. Меховщик был пухлым человечком с круглыми щеками и толстыми пальцами, которыми он с довольным выражением лица перебирал меха, принадлежавшие Нин.

Однако самой Нин нигде не было.

Обернувшись, Сефия поискала глазами в толпе знакомую грузную фигуру. По площади ходили дамы в жемчугах, мужчины в котелках, матросы, пробовавшие свежие фрукты. Но Нин с ее приземистым силуэтом, с ее приметной спиной под медвежьей шкурой не было нигде.

Оставив свое место в очереди, Сефия бросилась к меховщику.

– Простите! – начала она.

Укладывая в стопку и распушая ладонью новые шкурки, он мельком взглянул на Сефию и сказал:

– У меня нет конфеток для тебя, девочка. Отправляйся к кондитеру.

– Мне не нужны конфеты, – ответила Сефия. – Я ищу свою тетю.

Меховщик удивленно моргнул, что сделало его немного похожим на корову.

– Твою тетю? – переспросил он.

– Да, – сказала Сефия. – Она только что продала вам эти шкурки.

Неожиданно меховщик посмотрел на нее совершенно другим взглядом – холодным, словно каменным.

– Не знаю, о ком ты говоришь, девочка, – сказал он. – Здесь никого нет.

Бесстрастная пустота его взгляда и глухой голос испугали Сефию. Меховщик пристально смотрел на нее. Повернувшись на пятках, Сефия бросилась в толпу, и ее тотчас же захватил водоворот людей, которые стали пихать, толкать ее, – едва ли не топтать.

– Эта старая вещь? Да она хранилась в моей семье несколько поколений. Ее привезли из Ликкаро еще до ухода короля Филдспара.

– Моя соседка знала кое-кого, чью сестру забрали прошлой зимой. Она говорит…

– Нет. «Река Веры» стоит где-то неподалеку. Я сам видел корабль. Недалеко от берега.

Незнакомые лица, огромные и ужасные, вращались вокруг Сефии: кустистые брови и бороды, слезящиеся глаза, морщины, высовывающиеся языки и клацающие зубы, носы картошкой и широко открытые смеющиеся рты. Обрывки разговоров падали на голову девочки как острые камни.

– Я не говорю, что Дариону есть что скрывать, но не кажется ли вам подозрительным, что он никого не пускает через свою границу?

– Все стало намного хуже. Они забирают все больше и больше мальчиков. Королева делает все, чтобы поймать похитителей, но как их остановить? И кто знает, сколько их там всего?

Отчаянно пробиваясь сквозь толпу, Сефия выбралась на тихое, дурно пахнущее место возле рыбных рядов, где дневной улов, лежащий холодными ровными рядами, открыв рты, уставился на нее сотнями глаз. Слезы затуманили взор Сефии. Что-то случилось. Нин раньше никогда вот так не исчезала. Сглотнув слезы, Сефия попыталась представить, что та могла сделать.

– Не паникуй, девочка моя, – она словно слышала грубый голос тетки, покрывающий шум рынка. – Паника делает человека глупым.

Сефия глубоко вздохнула и тыльной стороной ладоней вытерла глаза. Она не была глупой. Она не станет паниковать.

Сефия осмотрелась. В дальнем углу рынка, возле мыльных рядов, между связками мыла, которые болтались на веревках как тела повешенных, она увидела пятна красного и золотого.

Сефия изогнула шею, пытаясь пробиться взглядом сквозь толпу, но мельтешение тяжелых тел мешало обзору. Она бросилась вперед, вновь почувствовав прилив страха и едва не закричав. Там, в начале проезда, разделявшего гостиницу и таверну, Сефия увидела двоих солдат в красных мундирах, а между ними – тяжелую фигуру женщины в медвежьей шкуре.

Глава 2
Хуже, чем красные мундиры

Сефия оттолкнула ближайшего к ней мужчину и протиснулась мимо него, локтями пролагая себе путь в толпе покупателей. Толпа, которая всего несколько минут назад вызывала в ней радостное возбуждение, теперь мрачно громоздилась вокруг нее. Ей нужно было пробиться к краю рынка, где она на мгновение остановилась, чтобы сбросить с себя груз этих копошащихся тел и резких голосов, а потом бросилась по краю площади к гостинице.

Добравшись до проезда, разделявшего гостиницу и таверну, Сефия без труда нашла в дорожной грязи следы Нин: обувь без каблуков, а правый башмак, с отстающей подошвой, поддевает больше грязи. Поминутно спотыкаясь, Сефия проследовала в узкое пространство между домами, прошла мимо мусорных баков и старых ящиков, зажимая нос от стоящей там вони.

Следы вели на юг, к окраине города, и Сефия торопливо отправилась туда, проходя мимо одноэтажных домишек, маленьких ухоженных садиков, по дорогам, которые, чем дальше она уходила от рынка, становились все безлюднее. Наконец она подошла к дому на самом краю города, где джунгли уже наползали на деревянные заборы, а на улицах не было видно ни души. На окнах дома были решетки, а над крыльцом развевался черный флаг королевского флота.

Это была тюрьма.

Перед домом красные мундиры бегали взад-вперед, разбирая лошадей и торопливо седлая их. Пара животных была запряжена в огромный, оббитый железом экипаж с металлическими решетками на окнах.

Из открытой двери раздался голос:

– Близко не подходить. Оружие на изготовку. Эта преступница разыскивалась по всей Келанне много лет.

Кто-то отвечал, но слишком тихо, и Сефия ничего не расслышала.

Послышалась новая команда:

– Двое с ней в экипаж! Двое на козлы. Четверо сопровождающих. Это все, что мы можем выделить.

Вновь пауза, и вновь голос командира:

– Нет, кузнеца не нужно. Веревку и узлы покрепче. Две веревки, если нужно. Четыре. Проверили, нет ли еще отмычек? Наверняка у нее еще набор.

Сзади тюрьмы была, вероятно, конюшня, потому что красные мундиры выходили из-за левой стены тюрьмы с припасами и седлами для лошадей. Золото на ножнах их сабель и на кобурах, прикрепленных к поясным ремням, сияло на солнце. Сефия учащенно дышала. Ее охотничий нож притаился в ножнах на ее поясе, а вот лук остался в лесу, хотя лук вряд ли выдержит поединок с ружьями и пистолетами.

Сефия потерла глаза и принялась раздумывать над планом.

Хотя с фасада и вдоль левой стены тюрьмы ходило взад и вперед множество людей, по правую сторону здания, затененного высокими деревьями, не было видно никого. Здесь она может подобраться поближе и посмотреть, что к чему. Затаив дыхание, Сефия ждала, когда улица опустеет, и через пару минут путь был свободен. Все красные мундиры были либо внутри здания, либо на конюшне. Девушка рванулась через открытое пространство, справедливо опасаясь, что в любой момент ее могут заметить. Она даже представила себе внезапные крики и удары пуль, взрывающие пыль вокруг ее ног, но до конца правой стены тюрьмы она добралась без помех. Несколько бочонков для воды стояли у самого здания; Сефия укрылась между ними и притаилась. Отсюда ясно и четко были слышны голоса:

– Надеюсь, вознаграждение будет хорошим. Сто лет не попадалась. Люди думают, ты над нами потешаешься.

Перед фасадом лошади переступали копытами, поскрипывая и позвякивая сбруей.

Сефии никогда не угнаться за солдатами, если они повезут Нин на лошадях. А не удастся ли украсть одного коня и ускакать до того, как за ней погонятся? Она не сидела в седле больше года, с тех самых времен, когда они были в Ликкаро, но у нее наверняка получится, если будет фора во времени. И если солдаты не заметят пропажи коня.

– Возьми бочонок для лошадей. До суда долгий путь, а в тех местах с водой напряженка.

Шаги послышались совсем рядом с местом, где притаилась Сефия. Она замерла. Всего тут стояло шесть бочонков, а она свернулась калачиком под первыми двумя. С отчаянно колотившимся сердцем она выбралась из-под них и, хватаясь руками за землю, на четвереньках бросилась за последний, где села, прижав сумку к животу, а колени к подбородку. Сефия постаралась занять как можно меньше места, надеясь, что в тени ее не заметят.

Солдаты сняли крышку с первого бочонка. Сефия слышала, как в нем плещется вода, что означало, что бочонок был почти полный. С глухим стуком крышку водрузили на место, и солдаты взялись за следующий. Они были так близко! Сефия старалась сдерживать дыхание и дышала через нос, но, несмотря на это, звук собственного дыхания казался ей таким же громким, как вой ветра в кронах деревьев. Она даже чувствовала солдат носом – сухой запах крахмальных воротников и запах потных волос. Сефия закрыла глаза и представила себя невидимой, где-то далеко отсюда, в глуши джунглей.

С мягким стуком солдаты опрокинули бочку на бок и покатили ее прочь. Звук шагов стал удаляться; послышалось громкое ворчание и усталое кряканье – бочонок забросили на задок экипажа. Сефия не открывала глаз, пока все солдаты не вошли внутрь тюрьмы.

– Отлично! Все готово. Крепко держите веревки и не отводите от нее стволов. Не спать. Никакой гарантии, что веревки ее удержат. Тем более, двери экипажа. Не спускать с нее глаз!

Времени терять было нельзя. Солдаты вскоре собирались отправиться в путь и взять с собой Нин. Их нужно остановить, не то Сефия отстанет.

Без всякого предупреждения лес вокруг Сефии затих. Птицы умолкли; даже насекомые перестали жужжать. Стих даже ветер. Сефия застыла. По коже поползли мурашки.

А затем появился запах. Не отвратительный, гнилостный запах отбросов, а чистый, даже чересчур чистый и подобный запаху меди. Запах, который можно было ощутить на вкус. Запах, который покалывает у вас на кончиках пальцев.

Этот запах Сефия узнала.

Ее глаза наполнились слезами. Смахнув их, она стала всматриваться в лес. Раздался ритмичный топот: две лошади приближались со стороны конюшни. Натянув ворот рубашки на нос и рот, Сефия, вслушиваясь, свернулась за бочками. Лошади шли не вдоль левой, а вдоль правой стены тюрьмы, с ее стороны.

Ее увидят. Возможно, солдаты не очень внимательно осматривались, когда брали воду, но эти лошади сейчас пройдут мимо нее, а ей негде спрятаться.

Сефия боялась невидимых ездоков, которые приближались к ней на лошадях, больше, чем самих солдат. Боялась их запаха. Их молчания.

Вскочив, Сефия бросилась к первому бочонку. Сняла крышку и посмотрела на темную воду. Бочонок был наполовину пуст. Она, наверное, поместится. Она же совсем маленькая!

Лошади приближались, и запах усиливался. Запах трещал и вспыхивал искрами. Голова Сефии кружилась. Воздух сгустился и отяжелел.

Она влезла в бочонок и сцепила зубы, чувствуя, как вода заливает ее башмаки, проникает под одежду, холодит руки и спину. Влага и холод пронизывали Сефию, проникли в сумку, намочили драгоценную коллекцию, которую она собирала много месяцев. Она погрузилась почти полностью. Вода дошла до плеч и шеи. Если она запрокинет голову, то сможет держать лицо над поверхностью. Вода залилась Сефии в уши, все звуки умолкли, и она осталась один на один с собой в этом коконе холода. Потом она изнутри закрылась крышкой, и наступила кромешная темнота.

Снаружи приглушенно доносился стук копыт. Запах металла был так силен, что у нее заболели зубы. Все внутри у нее дрожало, будучи не в силах перенести жуткий аромат выжженной земли и меди. Сефию трясло так сильно, что она боялась, что вода начнет выплескиваться из бочки.

Только не это. Только не снова! Она пыталась отбросить глубоко в пучины памяти воспоминания об отрезанных конечностях, деформированных руках, обо всем том, что ни один ребенок не должен видеть. Никто не должен видеть. И она в том числе.

Прошла пара минут, и кто-то, находящийся внутри тюрьмы, задал вопрос. Слова не были слышны, но раздраженный властный тон вопроса вода заглушить не смогла.

Сефия не слышала, что ответили незнакомцы, но вдруг раздался крик. Сефия прижалась к стенке бочки, и вода залила ей нос и рот. Задыхаясь и кашляя, она, тем не менее, постаралась не выдать себя. Раздался выстрел, и Сефия почувствовала, как пуля, расщепив дерево, ударила в стену тюрьмы совсем рядом с ее головой. Запах металла усилился настолько, что это было единственное, что она могла ощущать носом, глазами или кончиками пальцев.

Криков больше не было, но через стенку бочки Сефия почувствовала, как здание стало содрогаться от падения внутри него неких тяжелых предметов. Каждый удар отдавался вибрацией внутри бочки, где она, скорчившись, плакала, и слезы падали с ее лица в черную воду.

Вскоре все стихло. Сефию бил озноб, и каждая клеточка ее тела кричала: Не двигайся! Не двигайся! Но Нин все еще была внутри тюрьмы. Осторожно – как только были способны ее трясущиеся руки, Сефия отодвинула крышку бочонка и выглянула. Запах снаружи был гораздо хуже. Он разил и ранил. Лошади солдат по-прежнему переступали копытами и фыркали перед фасадом тюрьмы, хотя внутри самой тюрьмы стояла тишина – настолько плотная и холодная, что, протянув руку, ее можно было бы потрогать, как кусок льда.

Вода с мокрыми звуками скатывалась с волос Сефии ей на плечи, и потом – в бочонок. Она не решалась вздохнуть полной грудью.

– Итак, – послышался голос Нин, тихий и сдержанный – точно такой, как тогда, когда она встречалась лицом к лицу с ягуарами с голодными золотистыми глазами.

– Итак, – проговорила Нин. – Вы наконец нашли меня.

Нин была жива!

Чтобы не закричать, Сефия зажала рот рукой. Она напряженно прислушивалась, но из тюрьмы не донеслось ни единого слова.

Вместо этого раздались приглушенные звуки: по деревянному полу тащили тело. Потом неровные шаги донеслись с крыльца.

Нин была так близко – за углом! Сефия буквально ощущала ее присутствие. Но она не могла двинуться. Просто не могла.

Щебенка захрустела под ногами людей, спустившихся с крыльца. Подпруги на лошадях скрипнули. Когда всадники сели в седла, Сефия услышала вздох Нин, после чего все галопом двинулись по дороге.

Когда звук копыт растворился вдали, исчез, как утренний туман, и запах меди. Он испарился из тела Сефии, оставив обожженными ее дыхательные пути, оставив боль в желудке и такой знакомый привкус в глубине рта!

Кашляя, Сефия выбралась из бочонка. Вся мокрая, оставляя лужи воды вдоль стены, она добралась до двери. Одного взгляда внутрь было достаточно, чтобы сказать, что выживших там не осталось. Солдаты, лежавшие в помещении, были все обезглавлены, за исключением одного, возле правой стены – тот был убит выстрелом в голову. Слишком много голов, слишком много отрезанных конечностей, разбросанных по полу. Их количество Сефия была не в состоянии сосчитать. Рот ее пересох.

Она крепко-накрепко закрыла глаза и прислонилась спиной к наружной стене, прижимая к груди сумку.

Ее отец.

Сефия судорожно дышала. Волосы прилипли к ее лицу и шее, а мокрая одежда облепила тело. Расчлененные трупы. Молчаливые убийцы. Она боролась с воспоминаниями, старалась уйти от них, делая так, как учила ее Нин: называя вещи, которые были перед нею здесь и сейчас, – крыльцо, дорога, деревья, вода, вода…

И воспоминания отступили.

Шатаясь, она отошла от стены и спустилась с лестницы, обошла лошадей, все еще запряженных в оббитый железом экипаж. У нее была слабая, едва теплящаяся надежда, что уехавшие оставили хоть какие-нибудь следы, по которым можно определить направление, в котором увезли Нин.

Ничего. Следы лошадиных копыт должны быть свежими и глубокими, но на щебенке не было видно абсолютно ничего. Сефия вернулась к тому месту, где пряталась, но следов не было и там, словно мимо нее никто и не проезжал.

Сефия задыхалась. Рыдания неожиданно подступили к горлу, сотрясая все тело.

Это произошло – так же, как и тогда.

Нужно было уходить. Сефия повернулась и стала яростно пробираться по джунглям. Она бежала так быстро, как только могла, ломая ветки, зацепляясь за деревья; бежала стремительно – насколько позволяли ей ее дрожащие ноги и душившие слезы.

Через час Сефия вернулась к дереву, под корнями которого они с Нин спрятали свои пожитки. Вся в земле, задыхаясь, она принялась копать и, уже на последнем издыхании, с трудом вытащила мешки наружу. Перебросив за спину мокрую сумку, она схватила мешок Нин, обняла его и прижалась лицом. Отца и мать она потеряла. Теперь же лишилась и Нин.

Пальцами она ощупывала застежки и клапаны карманов, стежки на залатанных местах. Через ткань можно было ощутить запасную одежду и твердые края инструментов. Вещи Нин. Теперь – ее вещи.

Она распустила конский хвост, в который были собраны ее мокрые спутавшиеся волосы, и отбросила их назад.

Вновь намокшая, ткань на шее и худеньких плечах прилипла к коже. Но ей было все равно. Нин больше не было. Секунду назад была, а теперь – исчезла.

Краем глаза она заметила какое-то движение – словно Нин поднимает ее упавшую сумку. Нет, это Нин сидит, скрестив ноги и прислонившись к стволу дерева. Но это оказался всего лишь листик, упавший с дерева, да легкое дуновение ветерка над лесной подстилкой. Нин ушла. Ее вырезали из мира как бумажную куклу, хотя Сефия внутренним взором по-прежнему видела ее: вот ее силуэт проявился на фоне деревьев, а вот эхом пронеслись слова, которые та могла произнести.

Караваны муравьев возобновили свое движение через джунгли, насекомые принялись жужжать во влажном воздухе. Когда Сефия поднялась на ноги, ее одежда и волосы почти просохли. Сквозь покров листьев сверху изливался зеленоватый свет, а веселое пение птиц еще больше убеждало Сефию в том, что она одинока. Завязав волосы красным шарфом, Сефия принялась раскладывать на земле вещи, принадлежавшие когда-то Нин. Она отложила в сторону запасную одежду, посуду, запасные ножи и ложки, но оставила кусок холстины, под которой они укрывались в ненастную погоду, топорик и латунную складную трубу.