Текст книги "12 кругов"

– Этот Круг проходится только один раз. Здесь можно либо победить, либо проиграть, – поспешно вставила Несси.

– Может быть, может быть, – насмешливо протянул Сайдер. – Какой Круг? – обратился он к Стаму.

– Третий, – ответил тот.

– А у меня пятый, – задумчиво сообщил Сайдер.

– Вот как? – удивился Стам.

– Вот так. Ты слышал про социальные Круги?

– Да, – соврал Стам. На самом деле он не помнил, говорила ли ему Несси про социальные Круги или нет.

– И что же?

– Ну… – протянул Стам. – В каком смысле?

– Ясно. Похоже, ты не в курсе. Надо будет тебе рассказать. Несси! – Сайдер снова обратился к напарнице Стама, – ты закончишь работу или нет?

Несси вопросительно посмотрела на Стама, и тот понял, что решение за ним. Впрочем, учитывая количество трупов, к которому привела бесшабашная атака, вряд ли имело смысл терзаться философскими рассуждениями по поводу еще одного. И всё же…

– Он точно не человек? – все-таки спросил Стам.

– Учись принимать решения, – рассердился Сайдер. – Я сначала обрадовался твоей дерзкой выходке с тараном, но теперь мне странно слышать от тебя подобную ересь. Это не стратегия и не головоломка. Это шутер. Так что будь добр думать о том, в кого стрелять первым, а не о том, надо ли стрелять. Что касается крови – а чего ты ожидал? Мы все здесь нарисованные. И ты, и я, и она, – он кивнул на Несси, – нарисованы практически одинаково. Ты все равно не сможешь отличить человека от персонажа, если Спираль этого не захочет.

– Думать порой тоже полезно, – неожиданно возразила Несси.

– Ладно, значит, будем стоять и думать? Моб без ноги, травмы не позволят ему убраться отсюда, а логика его конструкции при данных условиях приведет к смерти от потери крови. Так что ему одна дорога в любом случае. Хотя, возможно, тебе нравится наблюдать, как имитирует человеческие мучения программа.

Вздохнув, Стам махнул рукой и Несси, сделав шаг назад, исчезла из его поля зрения. Сзади раздался полный мольбы возглас, но из-за опущенного забрала разобрать слова никому не удалось. Послышался хруст, и голос оборвался.

– Играть, так играть, – кивнул Сайдеру Стам. – Кстати, а где твой персонаж?

– Пал смертью храбрых, – ухмыльнулся тот. – Второй раз на этом Круге персонажа не выдают. Вообще, они неплохо стреляют, но, как ты, наверное, уже убедился, при имеющемся оружии этот навык годится только для отвлекающих маневров или требует наличия конденсатора.

Стам обернулся. Несси удалялась по направлению к следующему транспорту, чтобы проверить, остался ли там кто-то в живых.

– Критерий защиты дредноута? Сколько осталось врагов и где они?

– Не буду вдаваться в легенду игры, объясню с практической стороны: изначально в каждой флотилии было по три дредноута, десять эсминцев, ну и так по мелочи. Дредноуты все сбили. Три вражеских, и два наших, так что этот последний. А вот по эсминцам я, признаться, сбился со счету. Связной корабль сбит. Наших давно не видел. А вражеских остался либо один, либо два – откуда-то же вся эта дрянь к нам прилетает!

Пока Сайдер говорил, они обогнули протараненный десантный модуль и в сопровождении пяти штурмовиков оказались у противоположного люка.

– Несколько врагов запрыгнуло внутрь за секунду до вашей фееричной атаки. Необходимо их уничтожить, иначе рискуем пропустить в тыл и иметь проблемы.

Стам попытался встать на цыпочки и заглянуть в иллюминатор, но Сайдер отдернул его.

– Хочешь получить выстрел в лоб? Гранаты же есть.

Пока Сайдер стоял и раздумывал, как бы засунуть внутрь гранату, штурмовики внутри капсулы, похоже, сами осознали своё незавидное положение, поэтому решили идти на прорыв. Люк резко откинулся и пока Стам соображал, что к чему, он уже лишился шестидесяти процентов мощности защитного поля. Сайдер, в которого сразу же попало большинство зарядов, отреагировал быстрее, произведя выстрел навскидку. Энергетический шар преодолел три метра до корпуса модуля за доли секунды, а Стам успел попасть в него уже в проеме люка. Прогремевший внутри взрыв, выбил стекла иллюминаторов, опрокинул на спину Сайдера и стоящих чуть позади него штурмовиков, а самого Стама отбросил на пару метров назад.

Сайдер поднялся, проверил пазухи на нагруднике, чертыхнулся, выбросил на палубу три коробочки и, порывшись в запаснике, поместил на их место три свежие. Форма танка предполагала четыре разъема под защитные поля. Посмотрев на Стама, Сайдер достал еще одну батарею и протянул ему:

– Это последние. Если найдешь где такие, хватай, не раздумывая. Спираль любит разбрасывать их где не попадя.

Стам кивнул, и поставил в активный слот новую батарею, а старую с сорока процентами мощности убрал в запасной карман.

В этот момент раздались выстрелы. Сайдер и Стам выглянули из-за корпуса десантного модуля и увидели новый десантный транспорт, садящийся на верхнюю палубу кормы. Сайдер выругался, что корма осталась без прикрытия из-за нехватки людей, и отдал приказ ближайшим штурмовикам удерживать центральную палубу.

– Если сунутся на корму, их там всех перебьют – пользы от них немного, особенно против танков, – объяснил он. – Были бы артиллеристы сейчас, навелись бы, да начали пальбу. Сам бы пострелял, да оборонять палубу некому.

В этот момент ближайший край облака по правому борту вспучился, выгнулся, потемнел и, наконец, разорвался на клочки, выпуская из себя массивную летающую крепость похожую по форме на корабль или нижнюю половину дирижабля. Только днище у конструкции было слишком плоское и для дирижабля, и для корабля. По размерам судно было навскидку чуть длиннее половины дредноута. С боков, как обрубки весел с древних галер, свисали в один ряд короткие, но толстые стволы пушек. Эсминец шел наперерез дрейфующему в небе дредноуту, но его курс пролегал метров на сто выше. Оказавшись на траверзе, эсминец плавно остановился, а его пушки стали наводиться на дредноут.

– А вот и он! – закричал Сайдер с какой-то пугающей радостью. Он вскинул оружие и пульнул в летящую непонятно откуда взявшуюся сферу, отчего защитное поле той мгновенно погасло, а сама сфера дернулась, рухнула на палубу и взорвалась от удара.

– Хорошую я пушку выбрал! – одобрительно наклонил голову Сайдер. – Сейчас зонды полетят один за другим. У них дальность маленькая и ориентируются в облаках плохо. Но при прямой видимости их обычно насылают целую тучу.

С тучей зондов, однако, у эсминца не задалось. Видимо, это был не первый его бой. Тем не менее, несколько сфер и впрямь приближались к дредноуту, а десантный модуль, напротив, покинул корму и летел обратно на эсминец.

– Два варианта, – сообщил Сайдер, – либо среди десанта есть люди и у нас есть шанс еще пожить, либо там одни мобы и персонажи, и тогда они ничего не теряют, поэтому при обстреле прямой наводкой нам будет крышка.

Тем временем десант противника достиг центральной палубы, где был встречен плотным, но маломощным огнем защитников.

Сайдер махнул Стаму, и они побежали в сторону начавшегося боя. Сайдер снова повернул переключатель на своей пушке и теперь на бегу палил в противников мощными одиночными выстрелами тонких пучков энергии.

Через несколько метров, вокруг Стама по палубе заплясали вспышки, он обернулся и увидел, что вдоль фальшборта за ним следует очередной зонд. Пришлось отстать и укрыться за установкой с флаером. Разборки с зондом не заняли много времени, так как при наличии защитного поля Стам вполне мог позволить себе пропустить пару попаданий. На этот раз он отделался потерей всего пятнадцати процентов мощности батареи защитного поля. Зонд закувыркался и исчез за фальшбортом. Стам выглянул из-за укрытия, и увидел Сайдера, прущего по палубе напролом, как настоящий танк. Судя по всему, танков на этот раз в составе десантной группы не было, и вражеские штурмовики несли обширные потери.

В этот момент одно из орудий висящего поодаль эсминца ухнуло, и переливающийся энергетический сгусток с приличной скоростью устремился к палубе дредноута.

– Сайдер! – заорал Стам что есть духу.

Но заряд уже разорвался в каких-то паре метров от танка, поглотив его разрастающейся ослепительной вспышкой энергии и проделав дыру в палубе. Крик Стама угас вместе с вспышкой, но породил ощущение жгучей досады и несогласия с происходящим. Вдобавок пришло понимание, что ответов он не получит и никаких «потом поговорим» уже не произойдет.

Стам не запомнил в деталях, как это произошло. Внутри него внезапно образовался похожий, неимоверно горячий и плотный шар расплавленной лавы. Он вобрал в себя всю энергию, которую смог найти, он втянул в себя весь адреналин, до которого смог дотянуться. Затем он сжался в маленькую, но невероятно яростную горошину. Сжался на ничтожный миг, чтобы сразу же после этого взорваться бешеными брызгами, летящими строго в нужные мышцы, придавая движениям импульс, невозможный в любой другой ситуации. Разуму не досталось ни капли – Стам не осмысливал свои действия, не использовал ругательства или крики, все его существо превратилось в стрелу, стремящуюся поразить мишень, причинив максимально возможные разрушения и игнорирующую любые другие факторы. Стам бросился бежать и снова закричал, но на этот раз в крике не было смешанных эмоций или беспокойства – он был полон великолепной, превосходной, эталонной ярости.

Позже при их разговоре Несси скажет, что он чуть её не убил, когда она бежала к нему наперерез, через всю палубу, рискуя попасть под огонь десантной группы, которую Стам вышибал из-за укрытий наполненными энергией выстрелами из своей винтовки. Палец без устали давил и давил на курок. Индикатор энергии на винтовке Стама, взлетевший до ста процентов, чуть уменьшал своё значение при каждом выстреле, но мгновенно подскакивал до максимума, прежде чем был произведен следующий.

Противников было много, но их ряды быстро редели. По Стаму, который сейчас представлял из себя лёгкую цель, был открыт обширный огонь, но то ли среди десанта было слишком много мобов, то ли нападавшие игроки опешили от интенсивной атаки и не могли как следует сконцентрироваться. Давя на курок, Стам не обращал внимания на заряд батареи щита, а между тем некоторые из производимых по нему выстрелов не только попадали по игроку, но и откусывали от мощности защитного поля приличный кусок энергии. Слишком медленно! От Стама до противников оставалось уже менее десятка метров.

Остатки десантной группы попытались отступить, но были безжалостно уничтожены сразу же, как покинули свои укрытия. По своему действию заряды максимальной мощности походили на шары из пушки Сайдера – они взрывались при попадании в цель, что позволяло еще и немного мазать – противники разлетались в стороны, даже если заряд попадал в стену в полуметре от них.

Внезапно краем глаза Стам уловил резкое движение слева. Мгновенно в этом направлении был отправлен очередной энергетический заряд, однако и противник тоже успел нажать на курок, прежде чем сгорел в ослепительной вспышке. Луч, похожий на лазерный, прошёлся по внешней стороне левой руки от кисти до локтя, вытягивая из защитного поля Стама остатки энергии и серьезно обжигая руку. То ли стрелявшим был игрок, то ли моб успел использовать конденсатор. Кожа была мгновенно сожжена, а на мозг спустя секунду обрушился целый шквал из жгучей боли.

Десантная группа уже прекратила своё существование, были сбиты все три оставшихся зонда, а Стам всё не мог успокоиться. Получив подобное ранение в спокойном состоянии, Стам бы сейчас валялся на палубе и выл от нервных импульсов нестерпимой силы, но в текущей ситуации у боли не получалось завладеть сознанием полностью – она частично ушла в ярость, частично была подавлена адреналином. Убедившись, что живой силы противника в радиусе действия его винтовки не осталось, Стам направил оружие на висящий в небе эсминец и продолжил давить на спусковой крючок. Несмотря на то, что винтовка не была предназначена для подобного использования, некоторые заряды успешно долетали до бортов эсминца, иногда оставляя на них темные подпалины, но не причиняя толстой броне никакого вреда.

Очень скоро эсминец ответил. Все двенадцать массивных стволов дали синхронный залп, и в сторону дредноута рванулась дюжина зарядов. Скорее всего, с энергией на эсминце тоже было плохо – выстрелы породили полупрозрачные и не очень мощные сгустки, поэтому заряды устремились не в борт дредноута, а веером разошлись по палубе, круша и поджигая переборки отсеков и флаеры.

Несси уже несколько секунд дергала Стама за плечо и что-то кричала ему, но он не слышал её. Тогда она замахала рукой оставшимся защитникам, и те подбежали к беснующемуся игроку. Под руководством Несси, защитники скопом схватили Стама за костюм и потащили к фальшборту дредноута. Сначала тот сопротивлялся, но увидев перед собой бортовую стационарную пушку, замолк и сам рванулся к ней. Стам взялся обоими руками за рукоятки и нажал большими пальцами обе кнопки ведения огня. Пушка вздрогнула, экран индикатора энергии показал максимум, а ствол выплюнул яркий шар, который понесся прямо в борт вражеского эсминца. Стам успел произвести еще два выстрела, прежде чем первый заряд достиг цели. Шар прожег броню, забрался под неё и уже там взорвался ослепительной вспышкой. Второй шар влетел вслед за первым и произвел еще большие разрушения. Третий чуть отклонился от траектории первых двух и нанес повреждения на десяток метров правее. Впрочем, после мощного взрыва, два отверстия в корпусе слились в одно. Наружу через него вырывались клубы дыма и пламя, сыпались вниз осколки корпуса и внутренностей эсминца, а с дредноута уже летели новые шары. Стам закричал, надавил обе кнопки с удвоенной силой, и последний шар, завис на конце ствола, дрожа и переливаясь желтоватыми отблесками. Заряд медленно рос в диаметре, достигнув размера вдвое больше предыдущих шаров, лишь после этого, дернувшись, он устремился к горящему эсминцу.

В этот момент Стам почувствовал страшную усталость и опустошенность. Он отпустил рукоятки пушки и схватился на ограждение, наблюдая за траекторией последнего выстрела, который проделал в эсминце еще одну здоровенную дыру. Шар выжег корпус вглубь на половину ширины эсминца, после чего взорвался, инициировав мощный пожар на нижних палубах.

Прошло еще несколько секунд – из-под днища эсминца, описывая, подобно стрелке часов, огромную дугу, появился внушительный шпиль. Шпиль был длиной с две трети корпуса судна. Он напоминал по форме рапиру с древних конных рыцарских турниров – этакий сильно вытянутый конус. Шпиль занял вертикальное положение – если бы не огонь и дым, можно было бы принять судно за модель флюгера.

– Эвакуируются, – сообщила со знанием дела стоящая рядом Несси. – Интересно, успеют ли.

Они успели – раздалась серия громких щелчков и одна из цилиндрических построек на палубе уехала вниз, внутрь корпуса корабля. Одновременно с ней вниз поехал и шпиль. Вскоре можно было наблюдать, как обтекаемая, вытянутая в длину конструкция, плавно выехала из эсминца словно иголка из клубка ниток, и устремилась вниз, раскрывая на ходу лепестки в верхней части для стабилизации полета и замедления падения.

– При приземлении эвакуационный модуль воткнется в почву примено на две трети, – сообщила Несси. – А если сядут в воду, то останутся на плаву в вертикальном положении. Довольно забавная разработка.

Стам плохо слушал её, но завороженно смотрел на удаляющуюся иглу.

В этот момент на эсминце в месте последнего попадания прогремел мощнейший взрыв, который надломил массивный металлический каркас посередине так, что центральная часть эсминца просела, а еще через пару секунд с кормы и с носа в воздух рванулись четыре флаера. Лишившись тяги, и корма, и нос стали опускаться, разламывая эсминец в обратную сторону. Наконец из центра вертикально вверх вырвался столб огня, и остатки эсминца в облаке мелких обломков, набирая скорость, устремились вниз.

– Победа! – закричала Несси.

– Ура! – поспешно заорали окружающие мобы.

Стам нашел силы улыбнуться – что ни говори, во многом это была лично его победа.

Победу несколько омрачало только то, что обстрелянный эсминцем дредноут интенсивно горел. Внезапно один из кормовых флаеров взорвался, выплюнув через расколовшийся купол вертикально вверх сердечник загадочного механизма, и через пару секунд железный исполин со скрежетом начал заваливаться на противоположный от радующихся победе защитников борт.

Смекнув, что с судном происходит что-то нехорошее, часть мобов тут же похваталась за заграждение вокруг пушки, а двое рванулись к дверке высокой цилиндрической постройке в центре палубы. Стам и Несси прохлопали момент отхода, поэтому поспешно ухватились за фальшборт.

– Здорово ты его! – закричала Несси, стараясь перебить нарастающий вокруг грохот. Она была в небывало позитивном и возбужденном состоянии. Стам не ответил – адская пульсирующая боль в левой руке стремительно завладевала фокусом его внимания.

Дредноут исторгнул из себя еще один флаер, на этот раз откуда-то из носовой части, и очень быстро лёг на бок, начиная терять высоту и продолжая начатое вращение. Вокруг корпуса корабля на некотором расстоянии от него тем временем стала наливаться яркими цветами красивая овальная радуга.

– Ди Каприо спасался на корме «Титаника», но нам надо бы в сторону киля! – весело заорала Несси и стала карабкаться через фальшборт. – Давай руку! Боюсь, что долго ты тут не провисишь! – добавила она, потянувшись к Стаму.

Стам хотел ответить, но почувствовал, что из-за дикой боли практически не чувствует левую руку. От попробовал протянуть Несси правую, но в этот момент левая рука отказалась выдерживать двойной вес. Пальцы медленно разжались, соскользнули с фальшборта, и Стам почувствовал, что тяжесть исчезла, в шею и затылок ударил сильный ветер, а огромная, почти перевернутая, обрамленная радугой туша дредноута стремительно улетает вверх. Сжалось в точку и стало неразличимым лицо Несси, кричащей ему что-то. Вот фигурка Несси тоже оторвалась от фальшборта и начала набирать скорость. Стаму на секунду представилось, что это он взмыл над дредноутом в высоту. Однако через миг острые ощущения от падения вернули Стама в реальность, ему стало очень страшно, и он зажмурил глаза. А еще через секунду мир вокруг двух падающих тел замедлился, заискрился, засверкал яркими красками, наполнился разрастающейся с огромной скоростью во все стороны радугой.

Через пару десятков секунд Несси догнала Стама и крепко ухватилась за него. Её присутствие успокаивало, хотя и незначительно.

– Вижу выход! – прокричала Несси. – Не волнуйся!

Если бы Стам мог не думать о приближающейся земле, то падать спиной вниз в обнимку со столь позитивно настроенной девочкой было бы довольно приятно. Несси слегка сместилась относительно Стама, их несильно закрутило и вдобавок развернуло головой вниз. Теперь уже стало еще куда менее уютней. Стам нашёл в себе силы посмотреть на землю, которая была уже довольно близко, и с удивлением обнаружил на покрытой зеленой травой поверхности белый прямоугольник. Чуть позже удалось различить в нём горизонтально расположенную распахнутую дверь. Дверь открывала уходящий вертикально вниз серый коридор. Земля приближалась всё быстрее и быстрее, Несси сильнее прижалась к Стаму.

Скорость, с которой они влетели в прямоугольный колодец, была колоссальна, однако в течение следующих двадцати секунд она замедлилась практически до нуля. В нескольких метрах впереди маячила закрытая белая дверь. Сила, толкавшая их вниз сквозь коридор, практически исчерпала себя. Внезапно она медленно поменяла вектор на девяносто градусов в сторону пола и стала увеличиваться. Через несколько секунд Стам уже полноценно ощущал свой вес. Они открыли дверь и вошли в буфер. Адреналин в крови распадался, и в обожженную руку быстро возвращалась боль.

Глава 7

Компьютеры, конечно, обладают способностью мыслить… Следовательно, по мере того, как они становятся более мощными и выполняют все более разнообразный набор задач, их непредсказуемость приближается к непредсказуемости человека.

Сет Ллойд

 
Кто истинным путем считает лишь ислам,
Кто логику и мысль, с сомненьем пополам…
И тех, и этих Страж однажды остановит:
«Вы заблудились! Путь лежит ни тут, ни там!»
 

Омар Хайям

Из архива заметок руководителя Проекта. За 10 + N лет до начала событий.

Рассуждая о том, что должен представлять из себя искусственный разум, я стал всё чаще задаваться вопросом, кто есть я сам. Множество ученых в наше время озабочено тем, чтобы разобрать человеческий мозг на детальки, но, мне кажется, попытки осознания природы мышления при помощи самого мышления также могут дать интересные результаты. Я все равно не смогу постигнуть все имеющиеся в распоряжении человечества знания о природе человеческого мозга, а Альберт Эйнштейн однажды сказал: «Открытия делаются тогда, когда все думают, что этого быть не может, а один человек этого не знает».

Я выбросил всё и начал с нуля. За неделю работы у меня появились интересные мысли. Первым этапом я попытался свести воедино то, что мне известно о животном мире. Животным миром правят инстинкты, максимально адаптированные под требования естественного отбора. Можно даже сказать, что именно последний – их автор. В абсолютном большинстве случаев животные не способны осознать свои инстинкты. Но следует ли инстинкт интересам конкретного существа? Далеко не всегда. Я поведу речь о ситуациях, когда самка бросается защищать своих детенышей, не заботясь о собственной безопасности, или когда самец жертвует жизнью, чтобы произвести потомство. В частности, существует порода грызунов, у которой самец при наступлении периода спаривания прекращает питаться и совершает половые акты, пока не умрёт от истощения. У людей подобные ситуации редки и их скорее можно квалифицировать как несчастные случаи, нежели как систему. Выходит, в животном мире правила устанавливают не сами животные – сложно представить, что мощнейший инстинкт самосохранения может быть сознательно вытеснен высшей целью выполнения интересов всего вида в целом – нет, это тоже инстинкт. Перенося эти данные на математическую модель, я могу сказать, что наделенная жизнью система определённо склонна к реализации в первую очередь собственных интересов, но только если в ней отсутствует информация о наличии вышестоящей системы. Если объяснять на примерах: сотрудник корпорации всегда подчиняется интересам корпорации, хотя для него самого его личные интересы в большинстве случаев более важны, солдат армии будет выполнять приказы командира, а ребенок – подчиняться воле родителей. Мы способны самостоятельно расставлять приоритеты на основе имеющейся у нас информации, но в животном мире такая практика отсутствует. Подчеркиваю, я делаю упор на массовую картину. Логичным было бы задаться вопросом – может, у нас отсутствуют инстинкты? Нет. Уже упоминался инстинкт самосохранения. Не имеет смысла копать глубже – всё самое интересное касается именно его. Что может быть сильнее желания выжить? Оказывается, многое. Картина складывается совершенно иная: есть много случаев сознательного подавления этого инстинкта. Солдат бросается грудью на амбразуру, чтобы прикрыть своих товарищей, а капитан остается на тонущем корабле, хотя вполне способен успеть покинуть его, офицеры устраивают дуэль согласно призрачным понятиям чести, платя за это жизнью одного из них, а любители острых ощущений шныряют на парашютах между скал, играя со смертью ради острых эмоций. Есть и более простые пути в виде никотина, алкоголя и прочих стимуляторов. Выходит, если мы способны преодолеть этот, самый важный инстинкт, преодоление всех остальных – еще более простая задача? Не получается ли, что наши инстинкты и желания используют наше развитое мышление как инструмент для достижения удовлетворения? Даже если оно оборвется смертью. Что будет, если человек нивелирует все свои инстинкты и, окончательно разорвав со своей животной природой, начнет во всем следовать логике, целесообразности и здравому смыслу? Будет ли такое существо являться человеком в настоящем понимании этого термина? Или оно превратится в компьютер? Не будет ли следующей стадией нашего развития победа разума над желаниями? Теоретически, компьютер может являться следующим этапом – этапом сознательности разумных, но не биологических существ. Компьютеру не знакома ни лень, ни честь, ни привязанность, ни любовь, ни ощущение адреналина в жилах. На основании этих рассуждений я попробовал построить собственную шкалу соотношений развития разума и инстинктов.

1. Инстинкты без разума. Микроорганизмы, насекомые, большинство представителей животного мира.

2. Инстинкты и желания используют разум как инструмент. Как ни парадоксально, помимо высших представителей животного мира, я могу авансом не без иронии причислить к данной стадии часть человечества. Разумеется, здесь важен баланс, но для чистоты модели я не буду дробить её на более мелкие части.

3. Разум контролирует инстинкты и желания. Большинство из нас. По-крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Переход за качественно иную черту, однако, мы имеем снова крайне разнообразный баланс.

4. Разум без инстинктов и желаний. Представители неизвестны (за исключением тех, что остались далеко в истории и окутаны огромным количеством легенд). Современные компьютеры, как я уже упоминал, не имеют инстинктов и желаний, однако полноценным разумом в моём понимании назвать я их тоже не могу.

Если опираться на теорию эволюции Дарвина, мы с горем пополам прошли три озвученных этапа, но вопрос, достигнем ли мы четвертого, остаётся открытым. Возможно, наша природа в принципе не предусматривает подобного хода событий, и в конце концов с развитием технологий жизнь всего человечества будет поставлена на карту каким-нибудь одним индивидуумом, который нажал на красную кнопку, потому что «очень сильно чего-то хотел». Может оказаться, что мы протянем очень долго, но все равно останемся тупиковой ветвью эволюции.

Вторая мысль, к которой я обращался на протяжении прошедшей недели – вопрос о том, как мы познаём этот мир. Что позволяет младенцу проделать долгий путь и стать тем, кем является среднестатистический зрелый человек? Прежде, чем мы наберем достаточно опыта, мы получаем первичную информацию об окружающем нас мире от органов чувств (ряд исследований говорит нам о том, что познание окружающего мира начинается еще в материнской утробе), а всё остальное развитие происходит согласно заложенной в нас генетической программе. Теоретически, человек, лишенный возможности воспринимать информацию через органы чувств и призму собственного расширяющегося жизненного опыта, мыслей и предпочтений, опирающийся лишь на кучи текстовых понятий (представим, что он способен их интерпретировать), загруженных в его мозг, сильно отличался бы от обычных людей. И если ключ заключается именно в подобном восприятии – в непременной возможности сбора и анализа информации на индивиуальный, субъективный манер, затея создать разум подобный человеческому обречена на провал. У нас нет никаких возможностей сконструировать модель нервной системы и смоделировать все те миллиарды связей между нейронами мозга, которые она содержит, с учетом некоего «центра», который способен делить информацию на нужную и не нужную, важную и не важную. Если же секрет заключён в алгоритме обработки информации, в том, как именно мы обучаемся, у нас есть шанс.

Сведя воедино обе мысли, я стал размышлять о путях практической реализации наших намерений. Первичное обучение ребенка происходит согласно его личным интересам и желаниям. Фрейд писал: «маленький ребенок аморален, у него нет никаких внутренних торможений против стремления к удовольствию». Он запоминает то, что он хочет. Какая еда вкусная, а какая – нет, что способно создать приподнятое настроение, а что – принести боль. Непросто накормить младенца кашей, от которой его воротит. Очевидно, на начальной стадии жизни инстинкты служат нам добрую службу. Мы стремимся удовлетворить наши потребности и в ходе этих стремлений неизбежно познаём мир. К тому моменту, когда в нас просыпается разум, способный ограничивать наши желания и расставлять приоритеты под влиянием внешних условий, мы уже знаем очень много.

Но что будет делать чистый разум, превосходно использующий в своей работе логические операторы и программные алгоритмы, но не обладающий при этом никакими стремлениями узнавать что-либо вследствие полного отсутствия любых потребностей? Скорее всего, разработчикам придётся директивно поставить перед ним какие-то цели, которые смогут заменить ему вышеупомянутые инстинкты, объяснить ребенку, что такое «хорошо», и что такое «плохо». К чему он должен стремиться, а чего – следует избегать. Что есть в нашем распоряжении на данный момент? Две качественно различных вычислительных технологии: одна из них довольно неплохо способна формировать сетевые структуры, считать вероятности и параллелить задачи, другая – отлично справляется с последовательным перебором и рутинными вычислениями. Однако нашей главной проблемой остаётся не сама технология, а тот самый алгоритм, который закрутит все эти шестеренки в ту или иную сторону.