Текст книги "Как работает исцеление. Как настроить внутренние ресурсы организма на выздоровление"

Я сомневался, что в снижении либидо было виновато лекарство. Скорее всего, это был еще один симптом ее послеродовой депрессии. Но противоречить ей было бессмысленно. Я попросил прийти вместе с мужем на следующей неделе, чтобы мы все подробно обсудили и я мог бы дать лучшие рекомендации.

В другой день на той же неделе я был на собрании и поговорил с одним коллегой по поводу этой проблемы. Маленькая больница, во главе которой я стоял, находилась на отшибе Германии, и немецкие доктора брали экстренные вызовы, когда где-то происходила авария или инцидент на службе, а случалось такое примерно раз в месяц. Я говорил по-немецки, поскольку жил в Германии будучи ребенком, знал много местных докторов и спросил у одного из близких коллег мнение по поводу Сары. «Ах, да, – сказал он. – Я видел много таких женщин – они далеко от дома и тоскуют. Молодые и без социальной поддержки, на них все обязанности по уходу за ребенком и своим супругом».

Доктор предложил два варианта: «Сначала дайте ей гомеопатическое лекарство – Гельземиум, потом добавьте траву зверобоя, – сказал он. – Она действует так же хорошо, как антидепрессанты, но не имеет побочных эффектов, которые вы описали. Обязательно поясните, для чего это, и как действует».

Я никогда не слышал о таких лекарствах. Я вернулся в свой кабинет и начал искать информацию об этих средствах. Гельземиум был неизученным гомеопатическим препаратом, но, судя по очень малым дозам, он использовался как плацебо. Гомеопатическая книга гласила, что он помогал при тоске по дому: был описан случай, схожий с ситуацией Сары, но не было никаких исследований или доказательств. Зверобой же, в свою очередь, не раз был проверен в качестве лекарства от депрессии и действовал чуть эффективнее, чем плацебо при рандомизированных контролируемых исследованиях. Зверобой вызывал доверие.

Казалось, что у обоих лекарств не было особых побочных явлений, поэтому я записал их названия, чтобы озвучить их Саре и ее мужу.

Ее муж рассказал, что их дом был в беспорядке из-за состояния жены, и я предложил пригласить кого-то в помощь по дому. Я также рекомендовал вызывать няню пару раз в неделю, чтобы Сара могла посещать мероприятия в военной части, и они согласились. Потом я озвучил им два лекарства, которые посоветовал мне мой немецкий коллега.

Я прочитал описание из книги про Гельземиум (он помогает от тоски по дому) и перевел описание зверобоя из немецкого журнала. Это было «древнее растение с красивыми желтыми цветками, как лучи солнца». Исследования показали, что оно не только поднимает настроение, но и, вероятнее всего, не станет причиной угасания сексуального влечения. Услышав это, они оба сказали: «Доктор, мы хотим попробовать».

Зверобой частично помогает при лечении легкой формы депрессии.

Этих лекарств не было в военной аптеке, поэтому я отправил супругов в местную городскую, чтобы купить их. Я попросил их вернуться ко мне через три недели, и когда Сара вернулась, она сказала, что ей стало намного лучше. Ее муж снова был на тренировках в поле, но она уже не плакала так много и сходила на несколько женских тренингов недалеко от дома. «Я встретила женщину из Канзаса, – сказала она. – Она выросла со мной по соседству. Теперь между тренингами мы вместе пьем кофе. И знаете что, – сказала она с неожиданным оживлением, – она на третьем месяце беременности!»

Сара планировала навести порядок в доме вместе с новой подругой, пока ее муж на службе. Я попросил ее продолжить принимать лекарства и вернуться еще через три недели, но уже с мужем. Спустя шесть недель после смены обстановки и начала приема лекарств они пришли вдвоем, улыбающиеся.

«Доктор, – сказал ее муж, – этот зверобой реально работает! Она чувствует себя намного лучше. Спасибо вам большое!»

Я не узнал, как изменилась их любовная жизнь, но я полагал, что она тоже наладилась. Я наблюдал за ними еще шесть месяцев, пока они не вернулись в США, и все это время Сара чувствовала себя прекрасно, а ребенок рос здоровым и счастливым. На одном из их последних визитов я узнал, что она прекратила принимать оба лекарства и прекрасно справлялась без них.

Конечно, что-то помогло Саре. Может, это было улучшение обстановки в доме, когда кто-то пришел и навел порядок. Возможно, дело было в ее новой приятельнице. Может, потому, что их сексуальная жизнь наладилась. Сыграл ли роль Гельземиум (скорее всего, плацебо) или зверобой (легкий антидепрессант)? Мне было интересно: неужели дело правда в этом растении? Ее состояние так резко и значительно улучшилось.

Когда я изучил литературу по этому вопросу, то обнаружил, что зверобой действительно помогает при легкой депрессии, но его эффект незначительно больше, чем у плацебо. Было ли дело в этом, в подруге, в чистом доме, в интимной жизни? Почему это сработало, когда таблетки не помогали?

Зверобой

Несколько лет спустя мне повезло заняться этим вопросом напрямую, когда от меня попросили помощи в разработке и спонсировании крупного клинического исследования зверобоя при лечении депрессии, как у Сары. Это было необычное исследование. Более доскональное, чем это бывает всегда. Обычно новое лекарство проверяется в сравнительном исследовании, когда пациенту наугад дают его или идентично выглядящее плацебо. Такие клинические исследования дорогие, поэтому прежде чем препарат будет изучен, проводятся различные лабораторные анализы, доказывающие, что вещество воздействует на мозг и влияет на те химические реакции, которые задействованы при депрессии. Если они не проведены, то лекарственное средство обычно не изучают в сравнении с плацебо. Научное сообщество было скептически настроено к эффективности зверобоя, потому что необходимые анализы либо не были проведены, либо не показали прямого воздействия на мозг. Антидепрессанты влияют на определенные химические процессы в мозге, например вырабатывают ИОЗС (ингибиторы обратного захвата серотонина), но в зверобое нет достаточного количества таких веществ. В этом растении содержится небольшое содержание гиперицина, который может оказывать различное влияние на мозг. Но его количество в порции, даже в той, что я прописал Саре, было ничтожно мало, чтобы хоть как-то объяснить ее выздоровление. Большинство ученых в США решили, что результаты немецкого исследования были спонсированы компаниями по производству травяных сборов и фальсифицированы. Даже несмотря на то, что я собирался вкладывать средства в изучение зверобоя из моего бюджета в НИЗ, мое предложение было встречено равнодушно.

Наконец, доктор Боб Темпл, один из самых уважаемых исследователей министерства здравоохранения, нашел выход: он решил провести эксперимент с тремя опциями: когда пациентам будет предложено плацебо, зверобой или одобренный министерством здравоохранения антидепрессант Сертралин с известным механизмом действия и клиническими эффектами (который я и выписывал Саре). Только в этом случае глава Национального института психического здоровья в НИЗ согласился провести исследование. Он всегда хотел, чтобы его институт осуществил независимое изучение лекарства от депрессии (большинство исследований обычно проводились фармацевтическими компаниями), тем более прямого сравнения растений и плацебо еще никогда не проводилось. Мы выбрали одного из самых уважаемых исследователей в области психического здоровья в стране – доктора Джонатана Дэвидсона из Университета Дьюка, с которым я был знаком много лет. Чудесный психиатр, родом из Англии, он был не только прекрасным исследователем, но и внимательным врачом, готовым понять вас и вашу проблему, сопереживающим и слушающим вас, не жалея своего времени. Как и у доктора Ману, у него была внутренняя сила, сила исцелять, а его британский акцент добавлял его образу утонченность и авторитет в любой ситуации.

Доктор Дэвидсон тщательно планировал исследование, целью которого было отделить плацебо и его эффект от лекарсва и действия растения. Тем не менее, когда мы обратились к компаниям, чтобы они снабдили нас зверобоем и препаратом – стандартная процедура даже для государственных исследований – фармацевтические фирмы нехотя шли на контакт и не хотели помогать нам. Они зарабатывали больше миллиарда долларов в год на продаже Сертралина. Когда я пригрозил обнародовать их отказ от участия в исследовании, они все-таки согласились. Но все же, до того, как НИЗ начал работать в этом направлении, они запустили свое собственное исследование для сравнения зверобоя и плацебо – как раз такое, которое было не рекомендовано министерством здравоохранения, потому что в нем не было доказанного эффективного варианта. Для своего изучения они выбрали пациентов с более тяжелой формой депрессии, с которой мы не собирались работать. У таких больных меньше шансов проявить какую-либо реакцию на растение. Потратив много денег, они заявили НИЗ, что зверобой не работает. Они опубликовали негативный отчет: растение не показывает результаты выше, чем плацебо, – за целый год до того, как НИЗ запустил свою работу по изучению этого вопроса. Заключение их эксперимента быстро разлетелось по стране. Продажи зверобоя упали.

Несмотря на негативное отношение общественности, мои коллеги с нетерпением ждали результатов исследования с тремя опциями. Доктор Дэвидсон выбрал правильный тип пациентов, дал им нужные дозы, организовал все так, чтобы никто не мог догадаться, имеет ли он дело с растением, лекарством или плацебо. А также он задействовал большое количество пациентов, чтобы уменьшить погрешности. Окажется ли в результате зверобой лучше, чем лекарство? Я думал, что, скорее всего, нет. Будет ли растение эффективнее плацебо? Скорее, да. Будет ли у него меньше побочных эффектов? Если смотреть на случай Сары, то да.

Сам ритуал – факт лечения – был равносилен и лекарству, и зверобою.

Когда все данные были проанализированы и была снята завеса тайны, я с замиранием сердца ждал. Прошло уже десять лет с момента моей встречи с Сарой, и еще три года потребовалось, чтобы провести исследование. Я ставил на то, что и лекарство, и трава будут эффективнее плацебо, при этом трава будет все же слабее лекарства, но и с меньшим количество побочных эффектов.

Оказалось, я был не прав. Все три группы, вне зависимости от того, что они принимали, одновременно пошли на поправку. Не было различий в скорости или степени улучшений. И все же у зверобоя и плацебо было меньше побочных эффектов, в чем я и убедился при работе с Сарой.

Я был сбит с толку. Когда результаты исследования были опубликованы в престижном журнале JAMA (журнал Американской медицинской ассоциации), заголовки по всему миру кричали, что главное исследование НИЗ показало, что зверобой не работает. Его продажи продолжили падать. Но мало кто заметил, что и доказанное лекарство тоже не было эффективнее, чем плацебо! Это было важнейшим результатом, и все вокруг упустили это. Сам ритуал – факт лечения – был равносилен и лекарству, и зверобою.

Зная доктора Дэвидсона и его внимательность к пациентам, я не бы удивлен, что многие из них пошли на поправку, включая даже тех, кто принимал плацебо. Я сталкивался с таким и в моих собственных исследованиях, например в случае с Нормой. Но ученые и общественность были настолько озабочены вопросом того, лекарство или трава были более эффективны, чем плацебо, что они упустили главную причину выздоровления. Что-то в нашем научном подходе – попытках свести все к минимальным составляющим – было причиной того, что мы не заметили сути исцеления человека.

Эффект спада

Шумиха вокруг опубликованного в JAMA исследования предполагала, что лекарство было более эффективно, чем зверобой, и повышало вероятность того, что именно его, а не траву будут выписывать врачи. Для меня же картина складывалась по-другому, как и для многих моих коллег, и это стало еще одним доказательством того, что само лечение происходило не благодаря активному веществу. Предыдущие исследования показали, что те 80 % улучшений в клинических исследованиях зверобоя и антидепрессанта присутствовали также и у тех групп, которые принимали плацебо. Работы доктора Дэвидсона только лишний раз подтвердили это. И это, как оказалось, было скорее правилом, чем исключением. Чем более пристально изучается какое-то лекарство, тем меньше становится разница между его эффектом и действием плацебо. Чем дальше двигается наука, тем менее значительной становится разница между действием реальных лекарств и «пустышек».

Это явление также известно под названием «эффект спада». Мы сталкиваемся с ним снова и снова в процессе исследований. Чем тщательнее и масштабнее исследование, тем незначительнее реальный вклад активного вещества. Более ранние исследования, особенно небольшие пилотные, часто показывали более высокие результаты, тем самым поощряя пациентов и врачей использовать лекарство. Обычно такие мелкие исследования были недостаточными для FDA (организации по контролю за качеством продуктов и медикаментов США) и в целом для принятия обществом; поэтому за ними следовали все более и более крупные исследования, при проведении которых достоверность уменьшается. Когда вы соединяете результаты этих работ с помощью метаанализа, очень часто эффект становится настолько незначительным, что признается несущественным на практике.

Более того, даже эффективность доказанных лекарств часто не может быть подтверждена, когда их забирают из рук первоначальных инвесторов. Эта проблема «воспроизведения эффективности» широкого освещалась доктором Джоном Иоаннидисом, главой медицинского факультета в Стэнфорде, и многими другими. В поразительном анализе клинических исследований, опубликованном в JAMA в 2012, Иоаннидис показал, что лишь треть всех полученных доказанных результатов может впоследствии быть повторена и подтверждена. Не только в пилотных испытаниях наблюдалась такая проблема: то же самое происходило и с проверенными терапиями – как, например, с теми антидепрессантами, которые я прописывал Саре. Вскоре другие стали обращать внимание на исследования вне медицины, и оказалось, что проблема воспроизведения результатов была свойственна всей науке в целом. Даже лабораторные испытания – в которых мы можем контролировать намного больше факторов, чем в клинических исследованиях – могут повторить только от 30 до 40 % своих результатов. «Эффект спада» показывает, что изначальные данные часто сокращаются или вообще обнуляются, и сложно воспроизвести результаты даже тех исследований, которые нам кажутся доказанными. Если кто-то другой пытается их повторить, часто действие активного вещества пропадает. Остаются только второстепенные, незначительные факторы, которые приписывают эффекту плацебо. Я предпочитаю называть их «эффекты значимости», ведь благодаря им действительно происходит исцеление.

ЭФФЕКТ СПАДА

Саре и ее мужу помогло не то, что зверобой спасает от депрессии; скорее дело было в том, как я это преподнес, превратил в ритуал социальные события, которые последовали: приведение дома в порядок, новый друг, близость с мужем – это вывело ее из депрессии и привело к исцелению. Я не могу сказать, поднялось ли ее настроение из-за Гельземиума, зверобоя или Сертралина, но я точно знаю, что она занялась своим лечением, и это позволило ей вылезти из кровати и стать «доктором» самой себе. Как и с другими пациентами, обстоятельства лечения и значимость ритуалов для больного были более важными, чем конкретная подобранная терапия, которая была предварительно одобрена с помощью тщательного исследования ее эффективности.

Уверенность уходит из-под ног

Депрессия – это одно из самых распространенных и отягощающих состояний в мире. Она причиняет много страданий. И часто сопровождается другими хроническими заболеваниями. У Сары она началась после рождения ребенка. У Билла – после черепно-мозговой травмы. Депрессия часто сопровождает болезнь Паркинсона. Продажи селективного ингибитора обратного захвата серотонина (антидепрессант) достигают одиннадцати миллионов долларов в год. Зверобоя, даже учитывая негативные отзывы, – пятидесяти миллионов долларов в год. Но если 80 % успеха выздоровления при любом лечении зависит от того, как оно было преподнесено – от ритуала, тогда за что мы платим, покупая таблетки или травы? Можно ли сказать, что мы скорее отдаем деньги за побочные эффекты?

Одобренные лекарства, которые воздействуют на молекулярном уровне, вызывая нужный результат, обычно имеют дополнительное действие, которое является для нас побочным эффектом. Таким образом, лечебный препарат, вносит лишь 20–30 % в выздоровление, по данным рандомизированных исследований, и он же вызывает нежелательные последствия. Они случаются в 50–70 % случаев, даже когда лекарство не помогло. Другими словами: в сложных системах, как тело человека, «специфичные» лечебные препараты имеют больше шансов навредить, нежели вылечить. Стоит ли причиненный вред того положительного результата, который произошел, – главнейший вопрос всей медицины.

ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ СТАТИНОВ

Рисунок демонстрирует эту проблему на примере одного из самых распространенных и эффективных лекарств от первого «убийцы» в развитых странах – сердечного приступа. Это статин, уменьшающий уровень холестерина. Из каждых ста человек, принимающих статин, двое спасутся от потенциальной гибели от сердечного приступа, а девяносто восемь не получат никакой выгоды. Большинство из них пострадают от кого-либо побочного эффекта, а около 5-20 из них – от серьезных последствий, например, мышечной боли или диабета второго типа.

Пошатнулась не только моя уверенность в том, чему меня учили. Сам научный фундамент, на котором все основывалось, оказался зыбким. Сиддхартха Мукерджи в книге «Законы медицины» 2015 года говорит, что законы медицины «это есть законы неуверенные, неточные и неполные. Они касаются всех сфер знаний, где эта сила работает. Это законы несовершенства». Он продолжает описывать, как усердные попытки применить научный подход часто терпят поражение, что заставляет нас задуматься о правильных решениях в сфере здравоохранения. Каждое доскональное исследование дает нам лишь некую возможность получения выгоды. Даже несмотря на то, что в науке применяются строгие правила проведения исследований и критического мышления, результаты все равно полны предубеждений – статистических, клинических, лингвистических, финансовых, а также связанных с личным восприятием. Все это подрывает наши попытки быть точными и объективными. Более того, только треть всего, что публикуется и одобрено путем «доказанного» тщательного изучения, может быть воспроизведено, а остальные две трети остаются на совести gold standard – лучшего из всех доказательств.

Наконец, в целом, все негативные эффекты для человека встречаются часто, они разнообразны, и часто их сложно распознать. Раз за разом все больше неясностей накладывалось на то, что было основой моей медицинской карьеры, на то, чему я учил своих студентов, чем руководствовался в лечении пациентов. Если в тех препаратах, которые я выбираю, совсем мало пользы, и большинство больных страдают от их побочных эффектов, значит, я упускаю самое главное в процессе лечения. А может, еще и наношу вред пациентам в погоне за точечными эффектами? И что еще хуже, такой вид науки постоянно финансируется в крупных масштабах компаниями, которые хотят, чтобы их продукт был одобрен, даже если он причиняет больше вреда, чем пользы. Таблетки получают одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами (США), когда показывают эффективность чуть выше, чем у плацебо. Это требует масштабных и дорогих исследований. Получается, что доказательства могут быть куплены. «Реальная» терапия должна быть в стороне от этих ежедневных обманов. Именно такие пациенты, как Аади и сержант Мартин, которые выходили за рамки этих правил, указывали мне на настоящие принципы исцеления, заставляя меня задуматься о том, что существует лучший путь к нему.

Глава 4
Наука для исцеления

Изучение общего и целого

До появления науки у нас были лишь суеверия и интуиция, которые вели нас к правде. Но они имели изъяны, когда дело доходило до лечения. Теперь мы можем проверять наши идеи на конкретных примерах и продвигаться в нашем понимании. Иногда это движение приводит нас к великим результатам, например, изобретению пенициллина или вакцины. До появления науки эпидемию воспринимали как действие Бога. После ее появления это стало скорее вызовом. Раньше мы могли только молиться. Сейчас мы выше суеверий, но мы все равно не разрешили загадку исцеления. Мы сбиваемся с пути, нам кажется, что четким описанием и классификацией болезни, тщательным исследованием под строгим контролем мы можем найти лучшее лекарство, которое даст нам оптимальные результаты. И во многих случаях такой принцип оправдан. Если биомедицина работает, то она затмевает все вокруг, особенно когда то, что нам мешает, имеет простую или единственную причину, как, например, инфекция, травма, внезапное нарушение хронического процесса в организме, как во время сердечного приступа. В таких случаях применение науки в здравоохранении выше всяких похвал. Мы творим чудеса и волшебные эликсиры, с помощью которых сохраняем жизни тем, кто умер бы на поле боя, на шоссе или от старости.

Мы любим такие открытия, и нам хочется использовать их везде, искать лекарство, чтобы уничтожить ту болезнь, название которой мы придумали. Мы просим наших ученых и докторов найти эти лекарства, выстраиваем системы здравоохранения, чтобы искать их и лечить все недуги таким путем. И мы платим за эти средства, даже если эффекта почти нет, риск велик, побочные эффекты необъяснимы. Нам нравится такая наука – наука мелких деталей и частных случаев, которая так сильна, что мы используем ее, даже когда делать этого не следует. Мы почти всегда выбираем попытки вылечить, вместо того чтобы исцелить или предотвратить. Как лиса, которая видит кролика только тогда, когда он бежит, и не замечает сотни других, сидящих в траве, мы тоже ингнорируем то, что происходит в нашей жизни, пока не случаются какие-то изменения. Большинство деталей существования спрятаны от нас, пока мы специально не обращаем внимания на конкретные элементы.

Таким образом, наука, которая успешно останавливает инфекции, лечит травмы и спасает наши жизни от конкретных недугов, не работает в случаях хронических заболеваний. Она не просто бессильна, она может вызвать побочные эффекты, тем самым навредив нам. Она же заставляет нас не видеть более простые подходы, которые были бы более правильны и эффективны для комплексной терапии. Вот поэтому, когда мы применяем новые изобретения при хронических заболеваниях, мы получаем скромные результаты – около 20–30 %. И все же есть системы исцелений и пациенты, которые добиваются намного лучших показателей – до 70–80 %. Нет ничего плохого в нашей науке, но мы неправильно применяем ее к процессу лечения.

Представьте на секунду, что все химические, энергетические, психологические и социальные процессы внутри человека изображены как множество переплетений внутри шара, в котором происходит миллион взаимодействий каждую секунду. Когда здоровье в порядке, шар ровный и они сообщаются быстро через сеть переплетений.

Их главной задачей является поддержание правильной формы шара и бесперебойное функционирование этих связей даже в случае травм снаружи или сбоев внутри.

ЦЕЛОСТНАЯ НАУКА

Когда шар прочный и упругий, он возвращается в свою первоначальную форму, какая бы травма или стресс не происходили с ним. Сеть внутри также имеет резервные связи, которые позволяют поддерживать химический, энергетический, психологический и социальный баланс в случае, когда конкретная нить сети обрывается или слабеет.

Каждый узел и нить включают в себя сотни тысяч связанных друг с другом взаимодействий, которые создают комплекс химических и энергетических реакций – миллионы и миллиарды одновременных импульсов – все это для того, чтобы мы выживали, функционировали и процветали. Если форма и потоки в норме, наше здоровье в безопасности. Когда случается какая-то неполадка, мы получаем болезнь или недомогание. В нашей жизни мы воспринимаем все эти взаимодействия как физические ощущения, реакции, симптомы, отклонения, эмоции, чувства, мысли, восприятие и социальные связи с другими, а иногда и как общение с какими-то неведомыми силами, которые дают нам толчок к духовности и проницательности.

Когда мы здоровы и устойчивы, эта сеть существует в динамическом балансе. Подумайте о ребенке, изучающем окружающий мир; подростке, познающем себя; атлете или художнике на пике своей карьеры. Мы понимаем эти ощущения, мы знаем эти чувства. Когда мы чувствуем любовь, восхищение, умиротворение, радость, трепет, тогда мы ощущаем настоящее благополучие, к которому всегда стремятся наше тело и разум. Это и есть здоровье.

Мы не просто мешки с химическими элементами. Если мы откроем этот шар и заглянем внутрь, то увидим как минимум четыре измерения, составляющие гармоничного человека. Ману рисовал модель цельной личности из трех частей, когда объяснял мне принципы аюрведы. Современная медицина открыла похожие составляющие, которые нужны для лечения. Если бы мы разрезали этот шар, то увидели бы, что он состоит из физической оболочки (тело), набора поведенческих моделей, сети социальных и эмоциональных взаимодействий, а также внутренней сферы, включающей наши мысли, ожидания, намерения и опыт – то, что мы называем разум или дух.

Если мы работаем лишь с одним уровнем личности, например с телом или разумом, мы получаем только частичные результаты, и вызываем ненужные «вибрации» во всей системе. Чтобы правильно и полностью вылечиться, нам необходимо улучшить взаимосвязи между всеми четырьмя составляющими – телесной, поведенческой, социальной и духовной. Исцеление происходит тогда, когда эти связи усиливаются и делают нас более целостными и успешными в жизни.

У каждого есть врожденный набор процессов, которые постоянно поддерживают баланс и функционирование всей системы.

КОМПОНЕНТЫ ЦЕЛОСТНОГО ЧЕЛОВЕКА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НАУКИ ЦЕЛОСТНОГО ПОДХОДА

Задача целостного подхода заключается в том, чтобы сохранять равновесие, когда мы здоровы (предотвращение), возвращать его, когда мы заболеваем (лечение), и продолжать функционировать и процветать даже при хроническом заболевании. Последнее часто называют благополучием, и оно возможно, даже если у нас неизлечимое заболевание или мы уже в конце жизненного пути. Исцеление – это процесс, который постоянно борется за то, чтобы сохранить это состояние, если мы здоровы, и пытается восстановить нас, когда на нас обрушился недуг, травма, стресс. В медицине такой подход называют «биопсихологическим» или «целостным», а изучает его «наука целостного подхода». Это – наука общего, системы и основа будущего медицины. Но мы можем использовать ее уже сейчас.

ЗАБОЛЕВАНИЯ НАРУШАЮТ СЕТЬ ЗДОРОВЬЯ, РАЗРЫВАЮТ СВЯЗИ И ВОСПАЛЯЮТ УЗЛЫ

ПОДХОД КОНТРОЛЯ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Что же происходит, когда случаются сбои и мы не можем вернуться в устойчивое состояние? Хронические заболевания приходят тогда, когда что-то с человеком не так, когда во внутренней сети неполадки.

С точки зрения системы этой науки, болезнь является искажением в форме или в сплетении путей. Когда происходят внешние нарушения – стресс или травма – возникают симптомы; тогда человек пытается оправиться, восстановить себя, порядок и равновесие. Когда нарушение связано с одной причиной или событием, таким как инфекция, избавление от нее позволит организму быстро вернуться к гармонии. Если причины разнообразны, как это обычно бывает при хроническом заболевании, попытки контролировать или устранять основные искажения могут частично контролировать ход заболевание, но обычно имеют лишь незначительный скромный результат. Такие примеры мы видели в прошлой главе.

Конкретное лечение используется для контроля основного проявления болезни. Оно может помочь, но оно также создает нежелательные побочные эффекты в других областях тела и разума. Вот что происходит, когда мы используем только специальные методы лечения, полученные из науки о малом и конкретном. Именно поэтому многие из нас в конечном итоге принимают несколько препаратов, разработанных для получения определенного эффекта. Так обычно работает официальная медицина при поиске лекарств.

Многозначительная реакция

Системная наука и биопсихосоциальная модель предлагают другой подход к исцелению, который вписывается в неотъемлемую способность целостной системы возвращаться к равновесию – это составляет 70–80 % успеха исцеления. Такой подход стимулирует и поддерживает человека, связывая все четыре измерения и подталкивая их к восстановлению, равновесию и гармонии, которые существовали до болезни.

ПОДХОД ВОЗВРАЩЕНИЯ К РАВНОВЕСИЮ

Я называю этот тип исцеления «осмысленная реакция». Почему? Определение «осмысленная» – это «осознающая значение чего-то: идеи, веяния или цели». Но это слово слишком научно для того, что на самом деле происходит во время исцеления. Слово «реакция» подразумевает ответ на стимул, который идет от физического окружения, изменения в поведении, социального взаимодействия, медицинского или духовного ритуала или слова. Объединив понятие «осмысленная» с понятием «реакция», мы приближаемся к динамичному характеру того, что испытывали мои пациенты, и к тому, к чему должны стремиться системы здравоохранения. Когда происходит «осмысленная реакция», весь человек, а не только одна конкретная часть, получает поддержку, чтобы вернуться к равновесию, здоровью и благополучию.

Это то, что больные открывали для себя и чему учили меня, хотя это и противоречило моим фундаментальным знаниям и мнению в то время. Исцеление работает через осмысленную реакцию, улучшая связи во всех измерениях человека, путем активного стимулирования ответа организма.

Учитывая наши сложные, запутанные внутренние связи, путь каждого к пробуждению осмысленной реакции может быть разным, и для этого необходимы различные инструменты. Некоторые становятся на путь к исцелению с помощью таблеток и микстуры, как это делала Норма. Некоторым необходимо полностью изменить обстановку, в которой они живут, как Аади. Другие понимают, что нужно начинать с изменения отношения, как Билл. Независимо от того, что делает человек в начале пути (воздействует на тело – внешнюю оболочку, образ жизни – поведение, социальную и эмоциональную составляющую или духовно-ментальную), пути и методы высвобождения врожденной способности к исцеления схожи для всех. Во-первых, необходимо найти то, что имеет для человека глубокий смысл и важность – часто это связанно с ритуалом заботы. Это помогает нам найти уникальный, лучший и самый верный путь. Во-вторых, мы должны осознать, что внутри нас важны все четыре измерения. Это запускает сложные процессы исцеления в полном объеме и помогает нам использовать все необходимые внутренние взаимосвязи. Наконец, мы должны участвовать в каких-либо стимулирующих действиях для исцеления, как правило, это стресс или испытание с последующим удалением этого раздражителя, отдыхом и восстановлением. Периодические повторения таких действий делают наше тело и разум стойкими и направляет нас на дорогу к исцелению.