Текст книги "Пылающий берег"

Наконец, уже после полуночи, Анна увела ее назад в особняк. Они заснули, обнявшись, прямо в грязной, перепачканной кровью одежде и проснулись на рассвете, чтобы снова сварить суп и испечь еще хлеба.

Стоя у плиты, Сантэн вскинула голову, услышав далекий гул моторов.

– Самолеты! – воскликнула она. – Я и забыла о них! Они сегодня улетят без меня… это дурная примета!

– Сегодня им и без примет хватит страданий, – проворчала Анна, укутывая одеялом один из котлов с супом, чтобы он не остыл слишком быстро, и выставляя его к кухонной двери.

На полпути по аллее Сантэн выпрямилась над ручками тележки.

– Анна, смотри, вон там, на краю северного поля!

Поле было заполнено людьми. Они скинули тяжелые ранцы и шлемы, бросили оружие и что-то делали в первых лучах солнца, обнаженные до пояса или в грубых жилетах.

– Чем они занимаются, Анна?

Там находились тысячи человек, а их действиями руководили офицеры. Все были вооружены заостренными лопатами, врезавшимися в желтую землю, которую насыпали длинными холмиками, быстро погружаясь в ямы. Пока женщины смотрели, многие уже зарылись по колено, потом до пояса, а земляные брустверы росли рядом с ними.

– Окопы… – Сантэн сама нашла ответ на собственный вопрос. – Окопы, Анна, они готовят новые окопы.

– Зачем? Зачем они это делают?

– Затем… – Сантэн замялась. Ей не хотелось произносить это вслух. – Затем, что они не сумеют удержать холмы… – тихо закончила она.

Обе они посмотрели в сторону гряды, где артиллерийский огонь уже запятнал ясное утро вонючим желтым туманом.

Когда они достигли конца аллеи, то увидели, что движение по дороге остановилось, встречные потоки людей и машин безнадежно перепутались, и все усилия военной полиции не в силах были восстановить порядок. Одна из машин полевого госпиталя съехала в грязную канаву, добавив путаницы, и доктор с шофером пытались вытащить через заднюю дверь машины носилки.

– Анна, мы должны им помочь.

Анна была сильной, как мужчина, а Сантэн ощущала большую решимость. Они ухватились за длинные ручки носилок и вытащили их из канавы.

Доктор выбрался из ямы.

– Неплохо, – выдохнул он.

Он был без головного убора, но на воротнике его халата красовался знак медицинского корпуса – змея и посох, а на рукавах – повязки с алыми крестами.

– О, мадемуазель де Тири! – Он узнал Сантэн, всмотревшись в нее поверх лежавшего на носилках человека. – Мне следовало догадаться, что это вы.

– Доктор, ну конечно…

Это был тот самый молодой офицер, врач, который приезжал на мотоцикле вместе с лордом Эндрю и помог графу расправиться с коньяком «Наполеон» в тот день, когда Майкл упал на северное поле.

Они все вместе перетащили носилки под укрытие живой изгороди у дороги, и молодой доктор опустился на колени рядом с ними, что-то делая с неподвижной фигурой под серым одеялом.

– Он справится… если мы сумеем помочь ему достаточно быстро. – Доктор вскочил. – Но там еще и другие. Мы должны их достать из машины.

Общими усилиями они вытащили из грузовика остальные носилки и поставили их в ряд.

– С этим все кончено…

Двумя пальцами доктор закрыл неподвижные глаза, а потом накрыл лицо умершего краем одеяла.

– Дорога заблокирована… бесполезно и пытаться проехать дальше, так что мы и этих можем потерять. – Он показал на ряд носилок. – Если, конечно, не найдем какое-либо укрытие, где можно будет ими заняться.

Он в упор смотрел на Сантэн, но она не сразу поняла его вопросительный взгляд.

– Коттеджи в Морт-Оме переполнены, а дорога забита, – повторил он.

– Ну конечно! – воскликнула Сантэн. – Мы должны перенести их в особняк.

Граф встретил их у парадного входа в особняк и, когда Сантэн быстро объяснила ему, что именно нужно, тут же с энтузиазмом стал помогать преобразовывать большую гостиную в госпитальную палату.

Они отодвинули всю мебель к стенам, освобождая середину помещения, потом собрали матрасы из комнат слуг наверху и перетащили их вниз. С помощью шофера медицинского фургона и трех санитаров, призванных доктором, они уложили матрасы на дорогой шерстяной абиссинский ковер.

Тем временем военные полицейские под руководством доктора вызволяли из пробки на главной дороге машины полевого госпиталя и направляли их по аллее к особняку. Доктор ехал на подножке первой машины. Увидев Сантэн, он спрыгнул и нервно схватил девушку за руки:

– Мадемуазель, можно ли как-то иначе добраться до госпиталя в Морт-Оме? Мне нужны медикаменты, хлороформ, антисептики, перевязочные материалы… и второй врач в помощь.

Он говорил на вполне приемлемом французском, но Сантэн ответила ему по-английски:

– Я могу проехать через поле верхом.

– Вы просто героиня! Я напишу записку… – Из нагрудного кармана он достал блокнот и нацарапал в нем коротенький текст. – Спросите майора Синклера. – Он вырвал листок из блокнота и сложил его. – Госпиталь расположен в коттеджах.

– Да, я знаю. А вы кто? Что мне сказать, кто меня послал?

После недавней практики английские слова гораздо легче слетали с губ девушки.

– Простите, мадемуазель… у меня просто не было шанса представиться раньше. Я Кларк, капитан Роберт Кларк, но все зовут меня Бобби.

Нюаж как будто почуял важность миссии и полетел во весь опор, выбрасывая из-под копыт комья грязи; они промчались через поле и между виноградниками. Улицы деревни были заполнены людьми и машинами, в госпитале, устроенном в ряде коттеджей, царил хаос.

Офицер, на поиски которого отправилась Сантэн, оказался крупным мужчиной с медвежьими руками и густыми седыми волосами, упавшими ему на лоб, когда он наклонился над солдатом, которого оперировал.

– Черт побери, где Бобби? – резко спросил он, не оглядываясь на Сантэн.

Он полностью сосредоточился на аккуратных швах, которые накладывал на глубокую рану на спине солдата. Когда он натянул нить и завязал узел, красная плоть выпучилась холмиком, и Сантэн чуть не вырвало, но она поспешила объяснить, в чем дело.

– Ладно, – отозвался врач, – скажите Бобби: я отправлю что смогу, но нам и самим всего не хватает.

Санитары сняли пациента со стола, и на его место сразу положили юношу, чьи внутренности висели снаружи спутанным комом.

– Но я не могу дать ему людей. Идите и скажите ему.

Солдат дергался и извивался, когда хирург начал укладывать желудок обратно в его живот.

– Если вы дадите мне медикаменты, я могу сама их отвезти, – стояла на своем Сантэн.

Врач покосился на нее и вроде как улыбнулся.

– А вы не из тех, кто сразу сдается, – проворчал он. – Ладно, поговорите вон с ним.

Он скальпелем показал через комнату, полную людей, на нужного человека.

– Скажите, что это я вас к нему послал, и удачи вам, юная леди.

– И вам тоже, доктор.

– Видит Бог, мы все в ней очень нуждаемся, – согласился хирург и вернулся к работе.

На обратном пути Сантэн точно так же гнала коня, а затем просто бросила его в стойле. Войдя во двор, она увидела, что там стоят еще три санитарные машины; шоферы вытаскивали из них груз – раненых и умирающих солдат. Сантэн пробежала мимо них в дом, неся на плече тяжелый вещевой мешок, и в изумлении остановилась в дверях большой гостиной.

Все матрасы были заняты, часть раненых лежала прямо на полу или сидела у обшитых панелями стен. Бобби Кларк зажег все до единой свечи в серебряных канделябрах в центре большого позолоченного обеденного стола и оперировал при их свете.

Он оглянулся и увидел Сантэн.

– Вы принесли хлороформ? – крикнул он.

Она не сразу ответила, застыв в дверях, потому что в гостиной уже отчаянно воняло. Тяжелый запах крови смешивался с дурным запахом тел и одежды людей, которые долгое время провели в окопах, где рядом с ними лежали разлагающиеся трупы людей, исходивших ядовитым потом страха и боли…

– Вы принесли? – нетерпеливо повторил вопрос врач, и Сантэн заставила себя шагнуть вперед.

– Они не могут никого прислать вам в помощь.

– Придется вам самой этим заняться. Встаньте здесь, сбоку от меня, – приказал хирург. – Теперь держите здесь…

Для Сантэн все очень быстро превратилось в некую размытую смесь ужаса, крови и работы, истощавшей ее физически и душевно. Для отдыха не было времени, его едва хватало на то, чтобы наскоро проглотить чашку кофе и один из сэндвичей, которые Анна готовила в кухне. Как только Сантэн начинала верить, что увидела и пережила уже столько, что теперь ее ничем не потрясти, как сразу должно было случиться нечто еще более ужасное.

Она стояла рядом с Бобби Кларком, когда он резал мышцы на бедре какого-то человека, перевязывая каждый кровеносный сосуд, до которого доходила очередь. Когда обнажилась белая бедренная кость и хирург взял блестящую серебряную медицинскую пилу, Сантэн показалось, что она вот-вот потеряет сознание от издаваемых этой пилой звуков, – словно какой-то плотник пилил очень твердую доску…

– Уберите! – приказал Бобби.

Ей пришлось через силу прикоснуться к отрезанной конечности. Сантэн тихо вскрикнула и отшатнулась, когда нога шевельнулась под ее пальцами.

– Не теряйте времени! – рявкнул Бобби.

И она взяла это в руки; плоть была еще теплой и на удивление тяжелой.

«Ну, теперь точно нет ничего такого, на что я не осмелилась бы», – осознала Сантэн, унося ногу.

Наконец она дошла до такой степени утомления, что даже Бобби понял: ей больше не устоять на ногах.

– Идите прилягте где-нибудь, – велел он.

Но вместо этого девушка отошла к одному из матрасов и села рядом с молодым солдатом. Она взяла его за руку, а он назвал ее «матушкой» и что-то бессвязно бормотал о каком-то далеком дне в прошлом, проведенном на побережье. А она просто беспомощно сидела и прислушивалась к тому, как меняется его дыхание, чувствовала, как сжимаются пальцы его руки, когда он почувствовал приближение тьмы. Кожа его руки стала липкой от пота, глаза широко раскрылись, он воскликнул: «Матушка, спаси меня!» – а потом расслабился, и Сантэн захотелось оплакать его, но слез у нее не было.

Поэтому она просто закрыла ему глаза, как это делал Бобби Кларк, а потом встала и перешла к другому солдату.

Это был сержант, крепко сложенный мужчина примерно того же возраста, что и ее отец, с широким приятным лицом, покрытым седой щетиной, и с дырой в груди, сквозь которую при каждом вздохе пробивалась розовая пена. Ей пришлось придвинуться ухом почти к самым его губам, чтобы разобрать его просьбу, а потом девушка быстро огляделась и увидела на боковом буфете серебряную супницу эпохи Людовика Пятнадцатого. Она принесла супницу, расстегнула бриджи сержанта и держала посудину, а он непрерывно шептал:

– Ох, простите… пожалуйста, простите меня, юная леди, это так нехорошо…

Они работали всю ночь, а когда Сантэн ушла за новыми свечами, чтобы заменить те, что уже догорели в канделябрах, она едва успела дойти до кухни, когда ее одолел приступ тошноты, и она дотащилась до уборной для слуг, где упала на колени рядом со зловонным ведром. Ее вырвало, и она, бледная и дрожащая, вышла в кухню, чтобы умыться. Анна ждала ее.

– Ты не можешь вот так продолжать, – сердито заявила она. – Ты посмотри на себя, ты же себя убиваешь! – Она чуть не добавила «дитя», но вовремя остановилась. – Ты должна отдохнуть. Поешь супа и посиди немножко со мной.

– Это никогда не кончится, Анна… их все больше и больше…

К этому времени раненые переполнили гостиную и лежали уже на площадке лестницы и в коридоре, а санитары выносили умерших на брезентовых носилках, переступая через распростертые тела. Мертвых складывали в мощеном дворе сбоку от конюшни, завернув каждого в серое одеяло, и этот ряд становился длиннее с каждым часом.

– Сантэн! – крикнул из гостиной Бобби Кларк.

– Что за фамильярность, он должен называть тебя «мадемуазель»! – негодующе фыркнула Анна.

Но Сантэн уже вскочила и побежала в гостиную, спотыкаясь о тела.

– Вы можете еще раз добраться до деревни? Нам нужно еще хлороформа и йода.

Бобби был измучен и небрит, его глаза налились кровью, веки покраснели, а обнаженные руки покрылись засыхающей кровью.

– Да, уже почти светло, – кивнула Сантэн.

– Доберитесь и до перекрестка, – сказал хирург. – Посмотрите, может, дорога уже свободна, нам нужно перевезти некоторых в госпиталь.

Сантэн пришлось дважды сворачивать с запруженной дороги и срезать путь через поля, так что к тому времени, когда она добралась до Морт-Ома, день уже почти наступил.

Она сразу увидела, что госпиталь эвакуируют. Оборудование и пациентов грузили на караван разномастных машин и повозок, от санитарных карет до запряженных лошадьми телег, а остальные раненые, которые могли ходить, собирались в группы и шли к дороге, чтобы направиться на юг.

Майор Синклер кричал на шоферов санитарных машин:

– Черт побери, поосторожнее, у этого парня пуля в легких!..

Тут он увидел Сантэн на большом жеребце.

– Опять вы! Черт побери, я о вас и забыл! Где Бобби Кларк?

– Все там же, в особняке, он прислал меня попросить…

– Сколько у него там раненых? – перебил ее майор.

– Я не знаю…

– Подумай, девочка, их пятьдесят, сто или больше?

– Наверное, пятьдесят или немного побольше.

– Нам нужно их вывезти – немцы прорвали нашу оборону у О-Помье.

Он немного помолчал, оценивающе глядя на Сантэн, отмечая темные круги под ее глазами и почти прозрачную кожу.

«На пределе сил», – решил он.

Но увидел при этом, что она по-прежнему высоко держит голову, что в ее глазах горит свет, и изменил мнение.

«Она крепко сбита, – подумал он. – Может продолжать».

– А когда немцы будут здесь? – спросила Сантэн.

Хирург покачал головой:

– Не знаю, но думаю, что скоро. Мы окапываемся сразу за деревней, но можем и не удержать их там. Нужно уходить… и вам тоже, юная леди. Скажите Бобби Кларку, что я пришлю столько машин, сколько смогу. Он должен возвращаться в Аррас. А вы можете поехать следом за санитарными машинами верхом.

– Ладно. – Сантэн потянула за повод, поворачивая голову лошади. – Я буду ждать их у перекрестка, покажу дорогу к особняку.

– Умница! – крикнул ей вслед хирург, когда Сантэн галопом вылетела со двора и повернула жеребца к виноградникам с восточной стороны деревни.

За стеной виноградных кустов она выехала на тропу, что повела ее к холму над лесом. Они взлетели по склону и очутились на вершине. Отсюда открывался любимый вид Сантэн, на север к гряде, через поля и лес, окружавший деревню. Сияло раннее солнце, воздух был свежим и прозрачным.

Сантэн невольно посмотрела сначала на фруктовый сад у начала т-образного леса, отмечая открытую торфяную линию, что служила взлетно-посадочной полосой для эскадрильи Майкла.

Палатки исчезли, а край сада, где обычно стояли ярко раскрашенные SE5a, опустел – не было видно никаких признаков жизни. Эскадрилья переместилась ночью, исчезнув, как цыганский табор, и Сантэн охватила тоска. Пока они оставались здесь, ей хоть что-то напоминало о Майкле, но теперь они ушли, оставив зияющий провал в ее собственном существовании.

Сантэн отвернулась и посмотрела на холмы. На первый взгляд местность казалась мирной, ничем не потревоженной. Утренний свет окрасил все вокруг в нежные зеленые тона, а неподалеку в ежевике подавал голос жаворонок.

Потом она всмотрелась пристальнее и увидела крохотные точки, похожие на насекомых, – множество человеческих фигур, спускавшихся с холмов. Они находились так далеко и выглядели такими незначительными, что Сантэн с трудом их заметила, но тут же она осознала, как их много, и попыталась понять, что они делают.

Внезапно прямо в середине одной из групп бежавших людей возник крошечный серовато-желтый комочек дыма, а когда его отнесло в сторону, Сантэн увидела, что четыре похожие на муравьев фигуры лежат спутанным клубком, а остальные продолжают бежать.

Потом возникли новые клубки дыма, беспорядочно разбросанные по зеленому ковру поля, и теперь ветер донес до Сантэн звук.

– Артиллерийский обстрел… – прошептала она и поняла наконец, что там происходит.

Части союзников были вынуждены оставить свои окопы под напором немцев, а на открытой местности их накрыло огнем артиллерии, которая подоспела за немецкой пехотой.

Теперь, когда Сантэн посмотрела вниз, на основание холма, на котором стояла, она рассмотрела поспешно выкопанные траншеи, что солдаты готовили накануне утром. Траншеи ползли вдоль края дубового леса, как коричневый змей, а далее, укрывшись за каменной стеной в верхней части северного поля, слегка повернули в сторону реки, после чего затерялись среди виноградников, принадлежавших семье Конкур.

Сантэн увидела в окопах шлемы, рассмотрела короткие стволы пулеметов, высовывавшиеся из-за земляных брустверов. Некоторые из бегущих уже подбирались к новым позициям и исчезали, скрываясь в окопах.

Сантэн вздрогнула от оглушительного взрыва позади, а когда оглянулась, увидела тонкие серые струйки дыма над британской батареей у основания холма. Орудия были так хорошо скрыты камуфляжными сетями, что девушка не замечала их, пока они не начали стрелять.

Тут подали голоса и другие пушки, спрятанные в лесу и саду, метя по врагу, которого Сантэн пока не видела, а в ответ немецкие пушки принялись палить по новым укреплениям…

Громкий голос вывел Сантэн из транса; она оглянулась и увидела пехотный взвод, поднимавшийся на холм. Взводом командовал младший офицер, который отчаянно махал руками, крича Сантэн:

– Убирайся отсюда, чертова дура! Ты что, не видишь, что стоишь в центре боя?

Сантэн развернула Нюажа к тропе и пустила коня галопом. Промчавшись мимо солдат, она оглянулась и увидела, что они уже отчаянно окапываются в каменистой земле на вершине.

Девушка придержала коня, когда добралась до перекрестка. Все машины и телеги уже проехали, кроме тех, что застряли в канавах и были брошены. Однако дорога была забита толпами отступавших пехотинцев, шатавшихся под тяжестью груза; они несли на своих спинах разобранные пулеметы, ящики с боеприпасами и другое снаряжение, какое только сумели спасти. В общем шуме пронзительные свистки офицеров собирали людей, направляя с дороги к недавно вырытым окопам.

Внезапно над головой Сантэн что-то пронеслось с шипящим звуком, и она испуганно пригнулась. Снаряд взорвался в сотне шагов от нее, и Нюаж встал на дыбы. Сантэн сумела удержать равновесие и стала успокаивать животное голосом и прикосновениями.

Потом она увидела грузовик, что пробирался к перекрестку от деревни, и когда приподнялась на стременах, то различила на его борту красный крест в белом круге. Она помчалась навстречу, и в это время за первой машиной из-за поворота вышли еще семь. Сантэн остановила Нюажа у кабины первой санитарной машины.

– Вас послали в особняк?

– Это что такое, милая?

Водитель не понимал ее английского, для него акцент девушки оказался слишком сильным, и Сантэн нервно дернулась в седле.

– Капитан Кларк! – сообразила она наконец, и шофер понял. – Вы ищете капитана Кларка?

– Да, верно. Капитан Кларк! Где он?

– Езжайте за мной! – крикнула Сантэн.

За каменной стеной рядом с ними взорвался очередной снаряд, шрапнель со свистом пронеслась над их головами.

– За мной! – махнула она рукой и повернула Нюажа на аллею.

Возглавляя цепочку санитарных машин, она промчалась по подъездной дороге к особняку и увидела новый взрыв сразу за конюшнями; следующий снаряд упал в оранжерею за огородом. Стеклянные панели разлетелись на солнце алмазными искрами.

«Особняк для них – удачная цель, они бьют по нему», – сообразила Сантэн и погнала Нюажа во двор.

Там уже начали выносить из дома раненых; и как только первая машина остановилась у ступеней крыльца, шофер и санитар выскочили из кабины, чтобы помочь грузить носилки внутрь крытого кузова.

Сантэн оставила Нюажа в загоне за конюшней, а сама бегом вернулась к кухонной двери. Позади нее выпущенный из гаубицы снаряд пробил черепичную крышу длинного конюшенного строения, а заодно снес часть стены. Но конюшни были пусты, так что Сантэн бросилась в кухню.

– Где ты была? – резко спросила Анна. – Я так тревожилась…

Сантэн проскочила мимо нее и побежала в свою комнату. Она достала из гардероба дорожную сумку и принялась кидать в нее одежду.

Где-то наверху раздался оглушительный грохот, оштукатуренный потолок потрескался, и на Сантэн посыпались обломки и пыль. Девушка сунула в сумку фотографии в серебряных рамках, стоявшие на прикроватном столике, потом открыла комод и нашла свою шкатулку и дорожный несессер. Воздух в спальне наполнился сухой белой пылью.

Новый взрыв прогремел на террасе перед ее комнатой, и окно над кроватью лопнуло. Стекла полетели в стену, а один осколок угодил в лоб Сантэн, оставив на коже кровавую полосу. Она смахнула кровь и упала на колени, наполовину заползая под кровать, чтобы поднять не прибитую к полу доску.

В углублении под доской лежал кожаный кошель с запасом наличности. Сантэн взвесила его в руке – почти две сотни франков золотыми луидорами, – потом бросила его в сумку.

Волоча за собой сумку, она вернулась в кухню.

– Где папа? – крикнула она.

– Пошел наверх.

Анна набивала в мешок из-под зерна связки лука, окорок и буханки хлеба. Она кивнула в сторону пустого крюка на стене.

– Он взял с собой ружье и много коньяка.

– Схожу за ним, – выдохнула Сантэн. – Присмотри за моей сумкой.

Подхватив юбку, она бросилась вверх по лестнице.

На верхних этажах царила суматоха. Санитары старались вынести всех из главной гостиной и с парадной лестницы.

– Сантэн! – крикнул Бобби Кларк. – Вы готовы уехать?

Он держал носилки с одной стороны, и ему пришлось сильно повысить голос, чтобы девушка расслышала его сквозь крики санитаров и стоны раненых.

Сантэн пробивалась через этот поток, стекавший по лестнице, но Бобби схватил ее за рукав:

– Что вы делаете? Мы должны уходить!

– Мой отец… я должна найти отца!

Сантэн стряхнула его руку и поспешила дальше.

На самом верху было пусто, и Сантэн побежала по коридору, пронзительно крича:

– Папа! Папа! Где ты?

Она бежала по длинной галерее, а со стен на нее надменно смотрели портреты ее предков. В конце галереи девушка налегла всем весом на двустворчатую дверь, что вела в комнаты, принадлежавшие ее матери, в которых граф ничего не менял все эти годы.

Он обнаружился в гардеробной; сидел, обмякнув, в обитом гобеленовой тканью кресле с высокой спинкой перед портретом матери Сантэн. Когда Сантэн ворвалась в комнату, граф поднял голову.

– Папа, мы должны немедленно уходить!

Он словно и не узнал дочь. На полу у его ног лежали три закупоренные бутылки коньяка, а еще одну, наполовину пустую, он держал за горлышко. Граф поднес бутылку к губам и глотнул обжигающую жидкость, снова глядя на портрет супруги.

– Пожалуйста, папа, мы должны уходить!

Его единственный глаз даже не моргнул, когда еще один снаряд обрушился на особняк, разорвавшись где-то в восточном крыле.

Сантэн схватила графа за руку и попыталась поднять на ноги, но он был человеком крупным и тяжелым. Немного коньяка пролилось ему на рубашку.

– Папа, немцы прорвались! Прошу, пойдем со мной!

– Немцы! – внезапно взревел граф и оттолкнул Сантэн. – Я снова буду с ними драться!

Он схватил длинноствольную винтовку прошлого века, что лежала у него на коленях, и выстрелил в расписной потолок. Известковая пыль посыпалась на его волосы и усы, сразу состарив его.

– Пусть приходят! – рычал граф. – Я, Луи де Тири, говорю: пусть приходят! Я готов!

Он обезумел от спиртного и отчаяния, но Сантэн снова попробовала поднять его из кресла.

– Мы должны уходить!

– Ни за что! – гремел граф.

Он оттолкнул дочь, на этот раз куда грубее.

– Я ни за что не уйду! Это моя земля, мой дом… дом моей дорогой жены… – Он потянулся к портрету. – Я останусь здесь, с ней, я буду сражаться с ними за свою землю!

Сантэн схватила его протянутую руку и потянула, но граф резко отшвырнул дочь к стене и стал перезаряжать древнее оружие.

Сантэн прошептала:

– Надо позвать Анну на помощь…

Она подбежала к двери, когда следующий снаряд ударил по северной стороне особняка. За треском ломающихся кирпичей и бьющихся стекол последовала взрывная волна. Она сбила Сантэн с ног, и девушка упала на колени, а несколько портретов в тяжелых рамах сорвались со стены коридора.

Сантэн поднялась и побежала. Ядовитая вонь взрыва смешивалась с запахами дыма и огня. Лестница была уже почти пуста. Последнего раненого выносили из дома. Когда Сантэн выскочила во двор, две санитарные машины, наполненные до отказа, выезжали из ворот и поворачивали на подъездную дорогу.

– Анна! – закричала Сантэн.

Анна привязывала ее сумку и набитый мешок к крыше одной из санитарных машин, но спрыгнула и подбежала к Сантэн.

– Анна, ты должна мне помочь, – выдохнула Сантэн. – Там папа!

Три снаряда почти без перерыва ударили по особняку, еще один взорвался рядом с конюшней, а один – в огороде. Похоже, немецкие наблюдатели заметили движение вокруг здания. И их батареи рассчитали прицел.

– Где он?

Анна и внимания не обратила на взрывы.

– Наверху. В маминой гардеробной. Он обезумел, Анна! И безумно пьян. Я не могу сдвинуть его с места.

Войдя в дом, они почуяли дым, а когда поднялись по лестнице, запах стал сильнее, и густые клубы окутали их. На втором этаже обе уже кашляли и задыхались.

Галерею сплошь заполнил дым, они видели едва на дюжину шагов перед собой, а сквозь дым прорывалось оранжевое свечение. Огонь охватил передние комнаты и прорывался сквозь двери.

– Вернись, – выдохнула Анна. – Я его найду.

Сантэн упрямо покачала головой и пошла дальше. Еще один залп снарядов из гаубиц обрушился на особняк, часть стены галереи обрушилась, почти перекрыв проход, а клубящаяся кирпичная пыль смешалась с густым дымом, ослепив женщин.

Потом пыль слегка осела, и они снова двинулись вперед, но пробоина в стене подействовала на огонь не хуже керосина. Пламя яростно взревело, и жара набросилась на женщин, остановив их.

– Папа! – кричала Сантэн, когда они с Анной пятились от обжигающей преграды. – Папа! Где ты?

Пол подпрыгнул под ней, когда новый снаряд врезался в старинное здание; женщин оглушил гром рушащихся стен и падающих потолков, а рев огня все усиливался…

– Папа!

Голос Сантэн почти не слышался за шумом, но Анна поддерживала ее:

– Луи! Луи, viens, chéri[24]24
  Подойди, дорогой (фр.).


[Закрыть]… иди ко мне, милый!

Даже сквозь охвативший ее ужас Сантэн осознала, что никогда прежде не слышала, чтобы Анна вот так обращалась к ее отцу. Однако это, похоже, на него подействовало.

Граф появился в облаках дыма и пыли. Вокруг него ревело пламя, поднимаясь вокруг его ног, когда вспыхивали доски пола, а языки огня, отрывавшиеся от стен, облизывали его; дым окутывал его фигуру как темная мантия, и он походил на существо, выскочившее из самого ада.

Рот графа открылся, издавая некий дикий, мучительный звук.

– Он поет… – прошептала Анна. – «Марсельезу».

– «К оружию, граждане!..»

Сантэн только теперь узнала искаженный текст припева.

– «Пусть грязная кровь хлынет в канавы…»

Слова стали неразличимы, голос графа ослабел, когда его охватил обжигающий жар огня. Винтовка выпала из его руки, и граф упал, потом приподнялся и пополз в сторону женщин. Сантэн снова попыталась добраться до него, но огонь ее остановил, и Анна оттащила девушку назад.

Темные коричневые пятна появились на рубашке ее отца, белая льняная ткань съежилась, но жуткие звуки продолжали вырываться изо рта графа, пока он упрямо полз по горящему полу галереи.

Внезапно густая копна его волос вспыхнула, и на голове графа словно появилась золотая корона. Сантэн была не в силах отвести взгляд, не в силах произнести хоть слово, она просто отчаянно вцепилась в Анну и почувствовала, как тело пожилой женщины сотрясается от рыданий, а обнимавшая Сантэн рука так прижала девушку, что ей стало больно.

А потом пол галереи провалился под весом графа, горящие доски расступились, как будто открылась некая темная пасть с клыками огня и поглотила его.

– Нет! – пронзительно закричала Сантэн.

Анна дернула ее изо всех сил и потащила к лестнице. Женщина продолжала рыдать, слезы катились по ее полным красным щекам, но сил у нее не убавилось.

За ними рухнула часть горящего потолка, увлекая за собой остатки пола галереи, и Анна еще быстрее потащила Сантэн вниз по лестнице. Дым слегка рассеялся, когда они спустились, и наконец обе снова вырвались во двор и вдохнули чистый воздух.

Особняк уже горел от одного конца до другого, а снаряды продолжали падать на него, выбрасывая высокие столбы дыма, рассеивая шрапнель по лужайкам и окружающим полям.

Бобби Кларк следил за загрузкой последней санитарной машины; на его лице отразилось облегчение, когда он увидел Сантэн. Доктор подбежал к девушке. У него обгорели концы волос и ресницы, щеки были перепачканы сажей.

– Мы должны убираться отсюда поскорее… Где ваш отец? – Бобби схватил ее за руку.

Сантэн не смогла ответить. Она дрожала, к тому же дым обжег ей горло; глаза девушка покраснели, слезы текли потоком.

– Он идет?

Она покачала головой и увидела, как в глазах врача мелькнуло выражение сочувствия. Он посмотрел на горящее здание.

Потом взял Сантэн за вторую руку и повел к ближайшей машине.

– Нюаж, – прохрипела Сантэн. – Моя лошадь…

Ее голос прозвучал еле слышно.

– Нет! – резко воскликнул Бобби Кларк и попытался удержать девушку.

Но она вырвалась из его рук и побежала к загону за конюшней.

– Нюаж!

Сантэн попыталась свистнуть, но ее губы пересохли. Бобби Кларк догнал ее у ворот загона.

– Не входите туда!

В его голосе звучало отчаяние, он снова попытался удержать Сантэн.

Растерянная, недоумевающая, она вытянула шею, чтобы заглянуть через низкие ворота.

– Нет, Сантэн!

Врач оттащил ее назад, но она уже увидела жеребца и закричала.

Грохот очередного залпа заглушил ее горестный крик; Сантэн рвалась из рук доктора.

– Нюаж! – снова закричала она.

Конь повернул голову. Он лежал на боку; одним из снарядов раздробило обе его задние ноги и разорвало живот.

– Нюаж!

Он услышал ее голос и попытался подняться на передних ногах, но усилие оказалось слишком большим для него, и скакун снова упал. Его голова ударилась о землю, конь шумно выдохнул через нос.

Подбежала Анна, чтобы помочь Бобби, и они вместе утащили Сантэн к ожидавшей санитарной машине.

– Вы не можете бросить его вот так! – рыдала Сантэн, сопротивляясь изо всех сил. – Прошу, прошу, не оставляйте его страдать!

Новый залп обрушился на двор, оглушая людей и наполняя воздух вокруг них летящими с шипением обломками камня и стали.

– Некогда! – рявкнул Бобби. – Надо ехать!

Они затолкали Сантэн в кузов машины, между носилками, и сами втиснулись следом за ней. Шофер тут же дал газ и погнал машину, та описала круг, подпрыгивая на булыжниках, и вырвалась за ворота на подъездную дорогу.

Сантэн подобралась к краю кузова и устремила взгляд на особняк. Огонь вырывался из пробитых снарядами дыр в розовой черепице, над высоким зданием поднимались черные столбы дыма, стремясь в солнечное небо.