Текст книги "Пылающий берег"

– Всё, всё, – шептала Сантэн. – Вы отобрали всё, что я любила… Почему, за что? О Боже, почему Ты обрушил это на меня?

Впереди другие машины съехали с дороги на краю леса и укрылись под деревьями, прячась от обстрела. Бобби Кларк побежал осматривать каждую из них по очереди, отдавая приказы шоферам и перестраивая грузовики в другом порядке. После этого машина с доктором поехала впереди; добравшись до перекрестка, они повернули на главную дорогу.

Снова снаряды падали вокруг них, совсем близко, потому что немецкие наблюдатели уже навели огонь на перекрестки. Цепочка машин извивалась от одной стороны дороги к другой, объезжая воронки и остатки разбитых телег, убитых гужевых животных и брошенное снаряжение.

Когда они выбрались из зоны сплошного обстрела, машины подъехали ближе друг к другу и потянулись в сторону деревни. Они миновали церковь, и Сантэн увидела, что в зеленом медном шпиле тоже пробита дыра одним из снарядов. Но хотя она заметила верхние ветви тиса, отмечавшего участок ее семьи на кладбище, могилу Майкла с дороги не было видно.

– Хотелось бы мне знать, Анна, вернемся ли мы когда-нибудь обратно? – прошептала Сантэн. – Я обещала Майклу…

Ее голос затих.

– Конечно вернемся. Куда нам еще деваться?

Анна говорила хрипло, она ушла в собственное горе.

Обе они смотрели назад, на продырявленный церковный шпиль, на черный уродливый столб дыма в небе за лесом – это был похоронный костер их родного дома.

Санитарный конвой догнал отступающие британские части на окраине деревни. Здесь военная полиция установила временный блокпост. Полицейские отправляли все уцелевшие части с дороги для перегруппировки и налаживания второй линии обороны, а также осматривали все машины в поисках дезертиров.

– Новая линия держится, сержант? – спросил Бобби Кларк полисмена, проверявшего его документы. – Мы можем остановиться в деревне? Некоторые из моих пациентов…

Его перебил взрыв снаряда, ударившего по одному из коттеджей рядом с дорогой. Они все еще оставались в пределах досягаемости для немецких орудий.

– И говорить не о чем, сэр. – Сержант вернул Бобби бумаги. – Я бы на вашем месте погнал как можно быстрее до главного госпиталя на базе в Аррасе. Тут будет малость трудновато.

Началось долгое тяжелое отступление. Они стали частью густого потока, забившего дорогу впереди на всем протяжении видимости, и это вынуждало двигаться мучительно медленно.

Санитарным машинам приходилось то и дело останавливаться, затем продвигаться на несколько ярдов, почти упираясь друг в друга, а потом снова замирать в ожидании… Нарастала дневная жара, и дороги, недавно еще покрытые зимней грязью, теперь высыхали, и над ними поднималась мелкая пыль. С окрестных ферм на окровавленные повязки слетались мухи – насекомые ползали по лицам раненых, лежавших на носилках, а те стонали и просили воды.

Анна и Сантэн отправились на одну из ферм у дороги, чтобы найти воды, и обнаружили, что ферма брошена. Они сами нашли бадейки для молока и ручным насосом накачали в них воды из колодца.

Они шли вдоль конвоя, подавая несчастным кружки воды, отирая лица тех, кто горел в лихорадке из-за ран, помогая санитарам помыть тех, кто не в состоянии был справляться с функциями тела, и все это время старались выглядеть бодрыми и уверенными, утешая людей, насколько это было возможно, несмотря на собственное горе и тяжкую утрату.

К ночи конвой проехал меньше пяти миль, и они все еще слышали грохот битвы, оставшейся позади. Машины опять встали, ожидая возможности тронуться с места.

– Похоже, мы все-таки задержали их у Морт-Ома, – сказал Бобби Кларк, останавливаясь рядом с Сантэн. – Наверное, не будет опасно остановиться на ночь.

Он всмотрелся в лицо солдата, которым занималась Сантэн.

– Видит Бог, этим беднягам просто не вынести большего. Им нужна пища и хороший отдых. За следующим поворотом – ферма с большим амбаром. Ее пока что никто не занял… вот мы и займем.

Анна достала из своего мешка связку лука и приправила им рагу из консервированной говядины, которое они приготовили на костре. К рагу у них имелись сухие армейские галеты и кружки черного чая – все это они выпросили в грузовиках командования, точно так же застрявших на дороге.

Сантэн кормила мужчин, слишком слабых, чтобы поесть самостоятельно, а потом вместе с санитарами меняла повязки. Жара и пыль делали свое дело, многие раны воспалились, распухли и начали истекать желтым гноем.

После полуночи Сантэн выскользнула из амбара и направилась к насосу у колодца во дворе. Она чувствовала себя грязной и пропотевшей, ей страстно хотелось помыться целиком и сменить одежду на что-нибудь чистое, только что отутюженное… Но ей негде было уединиться, а ту немногую одежду, что она успела бросить в сумку, следовало поберечь. Поэтому Сантэн просто сняла панталоны и нижнюю юбку и постирала их под краном, как смогла, а потом отжала и повесила на калитку; затем помыла лицо и руки холодной водой.

Она подставила кожу ночному ветру, чтобы высохнуть, и снова надела нижнее белье, все еще влажное. Потом расчесала волосы и почувствовала себя немного лучше, хотя глаза у нее по-прежнему оставались красными и опухшими от дыма, а еще от тяжкого груза тоски, давившей на ее грудь, словно камень, и от огромной физической усталости. Перед глазами снова и снова вставал ее отец, исчезающий в дыму и огне, и белый жеребец, лежавший на траве… Сантэн старалась закрыться от этих картин, уберечь от них рассудок.

– Довольно! – сказала она вслух, прислоняясь к воротам. – На сегодня довольно, я еще успею поплакать завтра.

– Завтра никогда не наступит, – прозвучал из темноты чей-то голос на ломаном французском.

Сантэн вздрогнула:

– Бобби?

Она увидела огонек его сигареты, и доктор, выйдя из тени, прислонился к воротам рядом с ней.

– Вы изумительная девушка, – продолжил он по-английски. – У меня шесть сестер, но таких, как вы, я никогда не встречал. Если честно, я и мужчин-то таких знаю чертовски мало. Таких, которые сравнились бы с вами.

Сантэн молчала; но когда хирург затянулся сигаретой, она всмотрелась в его лицо при слабом свете. Он был примерно того же возраста, что и Майкл, и очень хорош собой. У него были полные чувственные губы, и в нем ощущалась некая мягкость, которую Сантэн до сих пор просто не имела возможности заметить.

– Я говорю… – Доктор внезапно смутился из-за ее молчания. – Вы ведь не против, что я с вами заговорил? Если хотите, оставлю вас в покое.

Сантэн качнула головой:

– Нет, я не против.

Какое-то время они молчали. Бобби попыхивал сигаретой, и оба они прислушивались к далеким звукам сражения и тихим стонам, время от времени доносившимся из амбара.

Потом Сантэн шевельнулась и спросила:

– Вы помните того молодого летчика… когда вы впервые приехали к нам в особняк?

– Да. Обожженная рука. Как же его звали… Эндрю?

– Нет, это его друг.

– Ну да, конечно… дикий шотландец.

– А его звали Майклом.

– Помню обоих. Что с ними стало?

– Мы с Майклом должны были пожениться, но он мертв…

И тут долго сдерживаемые эмоции Сантэн прорвались наружу.

Бобби был чужим и добрым, и ей было так легко говорить с ним в темноте… Она рассказала ему на своем причудливом английском и о Майкле, и о том, как они планировали уехать в Африку; потом рассказала о своем отце, и о том, как он изменился после смерти жены, и как она старалась присматривать за ним и не позволять ему пить слишком много… А потом подробно описала и то, что произошло этим утром в горящем особняке.

– Думаю, это было именно то, чего он хотел. Он на свой лад устал от жизни. Думаю, ему хотелось умереть и снова оказаться с мамой. Но теперь нет их обоих, папы и Майкла. У меня никого не осталось.

Договорив наконец, Сантэн почувствовала себя иссушенной и уставшей, но при этом тихо смирившейся.

– Вы и вправду буквально прошли через жернова… – Бобби протянул руку и сжал пальцы Сантэн. – Мне бы очень хотелось помочь вам.

– Вы уже помогли. Спасибо.

– Я могу дать вам что-нибудь… немножко лауданума, он вам поможет заснуть.

Сантэн ощутила взрыв желания принять то забытье, которое предлагал ей доктор, и желание это было таким сильным, что напугало девушку.

– Нет, – отказалась она с излишней горячностью. – Со мной все будет в порядке. – Она вздрогнула. – Я замерзла, да и поздно уже. Еще раз спасибо, что выслушали меня.

Анна устроилась в одном из углов амбара, повесив одеяло в качестве ширмы, и соорудила постель из соломы для них обеих. Сантэн почти мгновенно погрузилась в сон без сновидений, подобный смерти, и проснулась на рассвете в липком поту и с новым приступом тошноты.

Все еще плохо соображая после сна, она выбралась наружу и даже сумела дойти до каменной стены двора, прежде чем ее вырвало горькой желтой желчью. Когда она выпрямилась и вытерла губы, держась за стену, она обнаружила рядом с собой Бобби. Он тревожно смотрел на нее, а затем взял за руку, проверяя пульс.

– Думаю, мне лучше осмотреть вас, – сказал он.

– Нет.

Сантэн почувствовала себя слишком уязвимой. Это новое расстройство пугало ее, ведь она всегда была такой здоровой и сильной… Она боялась, что врач может обнаружить какую-нибудь страшную болезнь.

– Все в порядке, правда!

Но он решительно повел ее за руку к госпитальной машине и опустил брезентовый верх.

– Лягте сюда, пожалуйста.

Не обращая внимания на протесты девушки, врач расстегнул на ней блузку, чтобы прослушать легкие.

Он держался так профессионально, что Сантэн уже не возражала и покорно отдалась его действиям, садясь, дыша и кашляя по его приказу.

– Теперь мне нужно осмотреть вас, – сказал доктор. – Хотите, чтобы присутствовала ваша горничная?

Сантэн молча покачала головой, и он сказал:

– Пожалуйста, снимите юбку и панталоны.

Закончив, он стал не спеша укладывать в сумку инструменты, пока Сантэн одевалась.

Потом он посмотрел на нее с таким странным выражением, что Сантэн перепугалась.

– Это что-то серьезное?

Врач покачал головой:

– Сантэн, ваш жених погиб. Вы сказали мне об этом ночью.

Она кивнула.

– Пока что слишком рано утверждать, слишком рано… но я уверен, что вам понадобится отец для ребенка, которого вы носите.

Руки Сантэн инстинктивным защитным жестом легли на живот.

– Конечно, я знаю вас всего несколько дней, – продолжил молодой хирург. – Но мне хватило этого времени, чтобы понять: я полюбил вас. И для меня было бы честью просить вас…

Он умолк, потому что Сантэн его не слушала.

– Майкл… – прошептала она. – Ребенок Майкла… Я не все потеряла. У меня осталась его часть.

Сантэн с таким удовольствием съела сэндвич с окороком и сыром, принесенный ей Анной, что Анна подозрительно посмотрела на нее.

– Мне уже намного лучше, – предупредила Сантэн ее допрос.

Они помогли накормить раненых и подготовить их к дальнейшей дороге. Двое из самых тяжелых умерли ночью, и санитары поспешно похоронили их в неглубоких могилах на краю поля, а потом санитарные машины двинулись с места и влились в общий поток по главной дороге.

Сутолока на дороге понемногу уменьшалась, когда армия приходила в себя после полной растерянности и понемногу восстанавливала порядок. Движение по-прежнему было медленным, но остановки случались реже, а вдоль дороги за ночь появились временные пункты снабжения.

Во время их следующей стоянки на окраине крошечной деревеньки, полускрытой деревьями и виноградниками, Сантэн заметила очертания самолетов, стоявших на краю одного из виноградников.

Она поднялась на подножку санитарной машины, чтобы лучше рассмотреть, и в это время несколько самолетов оторвались от поля и пролетели низко над дорогой.

Разочарование Сантэн оказалось глубоким, когда она поняла, что это неуклюжие двухместные разведчики «Де Хэвилленд», а не красивые SE5a эскадрильи Майкла. Она помахала самолетам, и один из пилотов посмотрел вниз и махнул в ответ.

Это немного взбодрило Сантэн, и она вернулась к своим повседневным делам, чувствуя себя сильной и бодрой. Она шутила с ранеными на своем английском, не смущаясь сильным акцентом, а они с удовольствием смеялись. Один из них назвал девушку Солнышком, и это прозвище моментально разлетелось по всем санитарным машинам.

Бобби Кларк остановил Сантэн, когда она проходила мимо него.

– Отлично справляетесь… но не забывайте, вам нужно поберечь себя.

– Все будет хорошо. Не беспокойтесь обо мне.

– Не могу. – Доктор понизил голос. – Вы подумали о моем предложении? Когда вы дадите мне ответ?

– Не сейчас, Бобби. – Она произнесла его имя, делая ударение на каждом слоге: «Боб-бии», и у врача перехватило дыхание. – Мы поговорим позже… но вы так добры…

Теперь дорога снова стала почти непроходимой, потому что к Морт-Ому спешили подкрепления, чтобы помочь удержать новую линию фронта. Бесконечные колонны марширующих солдат тащились мимо машин, перемежаемые рядами стальных шлемов артиллеристов и грузовиками с орудиями, боеприпасами и прочим.

Продвижение вперед затормозилось, санитарным машинам то и дело приказывали съехать с дороги в поле или на боковую проселочную дорогу, когда навстречу шли новые и новые военные силы.

– Мне скоро придется отправить все машины обратно, – сказал Бобби девушке во время одной из остановок. – Мы там понадобимся. Как только найдем полевой госпиталь, я передам туда всех этих пациентов.

Сантэн кивнула и поспешила к соседней машине, где один из солдат тихо звал ее:

– Солнышко, идите сюда… можете дать мне руку?..

Бобби поймал Сантэн за рукав:

– Сантэн, когда мы доберемся до госпиталя, там обязательно будет капеллан. Это займет всего несколько минут…

Сантэн улыбнулась ему своей новой улыбкой и коснулась кончиками пальцев небритой щеки хирурга.

– Вы добрый человек, Бобби… но отец моего сына – Майкл. Я подумала об этом. Ребенку не нужен другой отец.

– Сантэн, вы не понимаете! Что скажут люди? Ребенок без отца, молодая женщина без мужа… Что они будут думать?

– Пока у меня есть мой малыш, Бобби, мне… как это по-английски? Мне плевать на это! Люди могут говорить, что им вздумается. Я – вдова Майкла Кортни.

Во второй половине дня они наконец нашли полевой госпиталь, который искали. Он стоял на поле рядом с Аррасом.

Это были два больших шатра, на которых сияли красные кресты. Шатры служили операционными. А вокруг них были налажены примитивные сараи, где укладывали раненых, ожидавших своей очереди на операцию. Палаты соорудили из просмоленного брезента, натянутого на основы из бревен или из рифленого железа, собранного на окрестных фермах.

Анна и Сантэн помогли выгрузить своих раненых и перенести их в один из переполненных сараев, а потом они сняли свой багаж с крыши головной машины. Один из пациентов заметил их приготовления к уходу.

– Вы же не уходите, Солнышко, нет?

Другие услышали его и приподнялись на локтях, чтобы высказаться.

– Что мы будем без вас делать, милая девочка?

Она обошла их в последний раз, улыбаясь и шутя, наклоняясь, чтобы поцеловать их грязные, искаженные болью лица, а потом наконец, не в силах больше это выдерживать, поспешила туда, где ее ждала Анна.

Они взяли дорожную сумку и мешок Анны и пошли вдоль конвоя санитарных машин; которые уже заново наполнялись всем необходимым и заправлялись бензином, чтобы тут же вернуться к полю сражения.

Бобби Кларк ждал их, и он сразу поспешил к Сантэн.

– Мы возвращаемся, приказ майора Синклера.

– Au revoir, Бобби.

– Я всегда буду помнить вас, Сантэн.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Надеюсь, это будет мальчик, – шепнул он.

– Так и будет, – серьезно ответила Сантэн. – Мальчик, я в этом уверена.

Медицинский конвой покатил прочь, обратно на север; Бобби Кларк махал рукой и кричал что-то, чего Сантэн не могла разобрать; машины удалялись в потоке марширующих солдат и грузовиков со снаряжением.

– Что же нам теперь делать? – спросила Анна.

– Пойдем дальше, – ответила Сантэн.

Каким-то неуловимым образом она взяла инициативу в свои руки, и Анна, все сильнее терявшая решительность с каждой милей, отделявшей ее от Морт-Ома, теперь полагалась на нее. Они покинули территорию госпиталя и опять повернули на юг.

Впереди, за деревьями, Сантэн уже различала на фоне вечернего неба крыши и шпили города Арраса.

– Смотри, Анна! – показала она вверх. – Вечерняя звезда! Мы можем загадать желание. Ты чего хочешь?

Анна недоуменно посмотрела на нее. Что происходило с этим ребенком? Она видела, как погиб в огне ее отец, как ее любимое животное убили всего-то пару дней назад, и все равно в ней бурлило непонятное веселье. Анне это казалось неестественным.

– Я хочу помыться и поесть горячего.

– Ох, Анна, вечно тебе хочется невозможного!

Сантэн улыбнулась, через плечо оглянувшись на Анну, и переложила тяжелую сумку из одной руки в другую.

– Ладно, а ты чего желаешь? – с вызовом спросила Анна.

– Я желаю, чтобы эта звезда привела нас к одному генералу, как она вела троих мудрецов…

– Не богохульствуй, девочка!

Но Анна слишком устала и была слишком растеряна, чтобы произнести это с должным негодованием.

Сантэн хорошо знала этот город, потому что в нем находился тот женский монастырь, где она провела школьные годы. К тому времени, когда они с Анной добрались до центра города, уже стемнело. Сражения первого периода войны оставили ужасающие шрамы на чудесной фламандской архитектуре семнадцатого века. Живописные старые городские стены были изуродованы осколками снарядов, часть крыш разрушена. Многие здания из тех, что окружали главную площадь, также лишились своих остроконечных крыш и были брошены, хотя кое-где в окнах виднелись огоньки свечей. Самые упрямые из жителей вернулись сразу же после того, как война откатилась от города.

Когда Сантэн была здесь с Майклом, она не обратила особого внимания на дорогу к тому монастырю, где устроил свою штаб-квартиру генерал Кортни, так что она не могла надеяться найти его в темноте. Они с Анной расположились в брошенном коттедже, съели последние куски сухого хлеба и пересохшего сыра из мешка Анны и улеглись на голом полу с ковровой дорожной сумкой вместо подушки; вместо одеяла они сами согревали друг друга.

На следующее утро Сантэн, найдя наконец дорогу к монастырю, очень боялась найти его опустевшим, но у главных ворот стоял солдат.

– Простите, мисс, но это собственность армии. Посторонним сюда нельзя.

Сантэн все еще продолжала его уговаривать, когда на аллее за ее спиной показался черный «роллс», затормозивший у ворот. Лимузин покрывали засохшая грязь и пыль, а со стороны Сантэн его дверцы несли на себе длинную уродливую царапину.

Караульный увидел флажок на капоте и махнул шоферу-зулусу, чтобы тот проезжал. «Роллс» двинулся через ворота, но Сантэн бросилась вперед и отчаянно закричала ему вслед. На заднем сиденье она увидела молодого офицера, с которым встречалась во время прошлого визита.

– Лейтенант Пирс!

Она вспомнила его имя. Лейтенант оглянулся, и на его лице отразилось изумление, когда он узнал девушку. Он тут же наклонился к шоферу, и лимузин резко остановился, а потом дал задний ход.

– Мадемуазель де Тири!

Джон Пирс выскочил из машины и поспешил к девушке.

– Вот уж кого я не ожидал… да что вы вообще здесь делаете?

– Я должна увидеть дядю Майкла, генерала Кортни. Это очень важно.

– Сейчас его здесь нет, – пояснил молодой офицер. – Но вы можете пройти внутрь вместе со мной. Он должен довольно скоро вернуться, а вы пока отдохнете и поедите. Похоже, вам обеим это не помешает.

Он взял у Сантэн сумку.

– Пойдемте… эта женщина ведь с вами?

– Это Анна, моя служанка.

– Пусть сядет впереди, с Сангане. – Он помог Сантэн сесть в лимузин. – Немцы заставили нас посуетиться в последние дни. – Он сел рядом с Сантэн на мягкую кожу. – И похоже, что и вам тоже досталось.

Сантэн оглядела себя: одежда на ней пропылилась и изорвалась, руки были грязными, под ногтями темнели полоски. Она вполне могла себе представить, как выглядели ее волосы.

– Я только что вернулся с линии фронта, – продолжил Джон Пирс. – Генерал Кортни отправился туда, чтобы самому оценить ситуацию. – Он вежливо отвел взгляд, когда Сантэн попыталась немного пригладить волосы. – Ему нравится там бывать… этому старому вояке до сих пор кажется, что он на бурской войне. Мы сейчас у Морт-Ома…

– Это как раз моя деревня.

– Уже нет, – мрачно поправил ее Пирс. – Теперь она немецкая, или почти немецкая. Новая линия фронта проходит сразу рядом с ней, с северной стороны, деревня обстреливается. Она уже почти вся разрушена… Уверен, вы бы ее и не узнали.

Сантэн кивнула:

– Мой дом обстреляли и сожгли.

– Мне очень жаль… – Пирс поспешил продолжить: – Как бы то ни было, похоже, что мы их остановили. Генерал Кортни уверен, что мы сможем удержать их у Морт-Ома…

– А где генерал?

– Он на совещании в главном штабе дивизии. Должен вернуться вечером. Ну вот, приехали.

Джон Пирс нашел для женщин монашескую келью и человека, который принес им еду и два ведра горячей воды.

Когда они поели, Анна раздела Сантэн, поставила ее над одним из ведер и отерла губкой с горячей водой.

– Ох, как это чудесно! – вздыхала Сантэн.

– Наконец-то ты моешься без жалоб, – проворчала Анна.

Она вытерла Сантэн своей нижней юбкой, потом достала из сумки чистую одежду и расчесала волосы девушки. Густые темные локоны сильно перепутались.

– Ой, Анна, больно!

– Все это слишком хорошо, чтобы продолжаться, – вздохнула Анна.

Закончив, она настояла на том, чтобы Сантэн легла на койку и отдохнула, пока сама Анна будет мыться и стирать их грязную одежду. Однако Сантэн не могла лежать спокойно, она села и обхватила колени руками.

– Ох, милая Анна, у меня для тебя удивительный сюрприз…

Анна свернула в узел свои густые седые волосы и насмешливо посмотрела на Сантэн:

– «Милая Анна», вот как? Должно быть, новость и вправду хороша.

– Ой, да, да! У меня будет ребенок от Майкла!

Анна застыла. От ее красных щек отхлынула кровь, они стали серыми от потрясения, и она уставилась на Сантэн, не в силах произнести ни слова.

– Это будет мальчик, я уверена! Я просто чувствую это! И он будет таким же, как Майкл!

– Как ты можешь быть в этом уверена? – выпалила наконец Анна.

– О, я уверена! – Сантэн, не слезая с койки, быстро встала на колени и подняла блузку. – Посмотри на мой животик – ты разве сама не видишь, Анна?

Ее светлый гладкий живот был плоским, как всегда, единственным, что нарушало его безупречную поверхность, была аккуратная ямочка пупка. Сантэн энергично выпятила живот.

– Разве ты не видишь, Анна? А могут быть даже и двойняшки, отец Майкла и генерал – близнецы! Такое передается, Анна… Ты подумай, Анна, двое таких же, как Майкл!

– Нет, – в ужасе покачала головой Анна. – Это просто одна из твоих выдумок. Поверить не могу, что ты и тот солдат…

– Майкл не солдат, он… – начала было Сантэн.

Но Анна продолжила:

– Поверить не могу, что дочь дома де Тири позволила обычному солдату использовать ее, как какую-нибудь судомойку!

– Позволила? – Сантэн рассерженно опустила блузку. – Я не позволила, я помогла ему это сделать! Он сначала, похоже, и не знал, как приступить, так что я ему помогла, и мы прекрасно справились!

Анна обеими ладонями зажала уши.

– Я не верю, и я не собираюсь слушать! Только не после того, как я учила тебя быть настоящей леди… просто не стану слушать!

– Тогда как ты думаешь, чем мы занимались по ночам, когда я уходила к нему? А ты знаешь, что я уходила, вы ведь с папой поймали меня, разве не так?

– Мое дитя! – взвыла Анна. – Он воспользовался…

– Ерунда, Анна! Мне это нравилось! Мне нравилось все то, что он со мной делал!

– Ох, нет! Я не могу поверить! К тому же ты не можешь знать наверняка, не так скоро. Ты просто дразнишь старую Анну. Ты шутишь, и шутишь жестоко!

– Ты ведь знаешь, что меня тошнит по утрам.

– Но это не доказывает…

– А доктор, Бобби Кларк, военный врач? Он осмотрел меня. Он мне сказал…

Анна наконец онемела и замолчала. Да, деваться было некуда: ее дитя убегало по ночам, девочку тошнило утром, и Анна всегда верила докторам… А еще этот странный и неестественный подъем духа у Сантэн…

– Значит, это правда, – сдалась она наконец. – Ох, и что же нам делать? Ох, добрый Боженька, спаси нас от скандала и бесчестья… Что же нам делать?

– Делать, Анна? – Сантэн засмеялась над театральными жалобами. – У нас будет самый прекрасный в мире малыш, а если повезет, то и два сразу, и мне понадобится твоя помощь, чтобы заботиться о них. Ты ведь мне поможешь, да, Анна? Я ничего не знаю о детях, а ты знаешь все.

Первое потрясение Анны быстро миновало, и она начала думать не о бесчестье и скандале, а о жизни вполне реального младенца; прошло уже больше семнадцати лет с тех пор, как она испытывала такую радость. А теперь ей чудесным образом обещали нового малыша. Сантэн увидела, как изменилось выражение лица Анны, как в ее глазах промелькнули первые искры материнской страсти.

– Ты будешь помогать мне с нашим малышом. Ты нас не бросишь, ты нам нужна, детке и мне! Анна, пообещай, пожалуйста, пообещай мне!

Анна бросилась к койке и обняла Сантэн, сжала ее своими сильными руками, а Сантэн смеялась от радости в ее сокрушительных объятиях.

Лишь после наступления темноты Джон Пирс снова постучал в дверь монашеской кельи.

– Генерал вернулся, мадемуазель де Тири. Я сообщил ему, что вы здесь, и он желает поговорить с вами как можно скорее.

Сантэн последовала за адъютантом по галереям в большую трапезную, превращенную в командный пункт. Полдюжины офицеров склонились над большой крупномасштабной картой, лежавшей на одном из столов трапезной. Карта топорщилась разноцветными булавками, как дикобраз, а атмосфера в помещении стояла напряженная, наэлектризованная.

Когда Сантэн вошла, офицеры посмотрели на нее, но даже вид юной и хорошенькой девушки не удержал их внимания больше, чем на несколько секунд, и они тут же вернулись к делу.

В дальнем конце комнаты спиной к Сантэн стоял генерал Шон Кортни. Его китель, сверкающий орденскими ленточками и знаками отличия, висел на стуле, на который генерал поставил одну ногу. Кортни оперся локтем о колено и яростно хмурился на наушник полевого телефона, из которого доносился слабый, искаженный помехами голос.

На Шоне была шерстяная фуфайка с темными пятнами под мышками и перекинутые через плечо удивительно яркие вышитые подтяжки, украшенные оленями и бегущими борзыми. Он жевал незажженную гаванскую сигару и вдруг заревел в полевой телефон, не выпуская сигару изо рта:

– Это просто дерьмо собачье! Я лично там был два часа назад! Я знаю! Мне необходимо еще не меньше четырех батарей в этой бреши, и они мне нужны до рассвета! И не ищите отговорок, сделайте это и доложите!

Он бросил наушники и увидел Сантэн.

– Дорогая! – Голос генерала мгновенно изменился, он подошел к девушке и взял за руку. – Я так тревожился! Особняк полностью разрушен. Новая линия фронта теперь меньше чем в миле от него…

Он замолчал и мгновение-другое всматривался в Сантэн:

– Твой батюшка?..

Сантэн качнула головой:

– Погиб при обстреле.

– Мне жаль, – просто сказал Шон и повернулся к Джону Пирсу. – Отведите мисс де Тири в мою квартиру. – Потом снова обратился к ней: – Я приду минут через пять.

«Квартира» генерала, представлявшая собой весьма жалкое жилище, располагалась вплотную к главной трапезной, так что он, открыв дверь, мог лежать на своей койке и видеть все, что происходило в командном пункте. Жилье было обставлено весьма скудно, там находились только койка и письменный стол с двумя стульями, да еще в ногах койки стоял походный сундучок.

– Не желаете сесть, мадемуазель?

Джон Пирс предложил Сантэн один из стульев, и она, садясь, окинула взглядом небольшую комнату.

Единственным интересным предметом в ней был письменный стол. На нем Сантэн увидела складную рамку для фотографий; в одну ее часть был вставлен снимок зрелой женщины, сиявшей еврейской красотой. В нижнем углу снимка виднелась надпись: «Поскорее возвращайся к своей любящей жене. Руфь».

Во второй части рамки находилась фотография девушки примерно того же возраста, что и Сантэн. Ее сходство с немолодой женщиной было очевидным – это могли быть только мать и дочь, – но красоту девушки портило дерзкое и капризное выражение лица; хорошенькие губки жестко и своенравно кривились, и Сантэн решила, что эта девушка ей совершенно не нравится.

– Мои жена и дочь, – сказал Шон Кортни от двери.

Он уже надел китель и застегивал его на ходу.

– Ты поела? – спросил он, садясь на стул напротив Сантэн.

– Да, спасибо.

Сантэн встала и взяла со стола коробок восковых спичек, зажгла одну и поднесла поближе к сигаре генерала. Он явно удивился, но наклонился вперед и прикурил. Когда сигара разгорелась, он откинулся на спинку стула и сказал:

– Моя дочь, Сторма, всегда так делает.

Сантэн задула спичку, снова села и тихо ждала, пока генерал насладится первыми затяжками душистого дыма. Он постарел со времени их прошлой встречи – или, возможно, так казалось просто потому, что он очень устал.

– Когда вы в последний раз спали? – спросила она.

Генерал усмехнулся. И вдруг стал выглядеть лет на тридцать моложе.

– Ты говоришь как моя жена.

– Она очень красива.

– Да, – кивнул Шон.

Он посмотрел на фотографию, потом перевел взгляд на Сантэн.

– Ты все потеряла, – сказал он.

– Особняк, мой дом… и отца…

Сантэн старалась говорить спокойно, не выпуская наружу боль печали.

– Но у тебя, само собой, есть другие родные.

– Конечно, – согласилась Сантэн. – Мой дядя живет в Лионе, а еще у меня две тетушки в Париже.

– Я все устрою, тебя отвезут в Лион.

– Нет.

– Почему нет? – Генерала как будто обидел ее резкий отказ.

– Я не хочу ехать в Лион или Париж. Я поеду в Африку.

– В Африку? – Теперь генерал был ошеломлен. – В Африку? Боже мой, да почему же в Африку?

– Потому что я обещала Майклу… мы обещали друг другу, что поедем туда.

– Но, моя дорогая…

Генерал уставился на пепел на конце своей сигары. Сантэн видела, какую боль причинило ему упоминание о Майкле, и на мгновение разделила эту боль с ним, но потом сказала:

– Вы хотите сказать: «Но Майкла уже нет».

Генерал кивнул.

– Да. – Его голос упал почти до шепота.

– Я обещала Майклу еще кое-что, генерал. Я говорила ему, что его сын родится под африканским солнцем.

Шон медленно поднял голову и уставился на нее:

– Сын Майкла?

– Его сын.

– Ты носишь дитя Майкла?

– Да.

С губ генерала едва не полетели обычные глупые вопросы: «Ты уверена? Как ты можешь быть уверена? Откуда мне знать, что это ребенок Майкла?»

Но он не позволил им вырваться. Ему нужно было подумать, осознать этот невероятный поворот судьбы.

– Извини…

Он встал и, прихрамывая, ушел в трапезную.

– Удалось связаться с третьим батальоном? – резко спросил он офицеров.

– На одну минуту, а потом снова связь прервалась. Они готовы к контратаке, сэр, но им нужна артиллерийская поддержка.