Текст книги "Фоллер"

– Это прекрасно. Меня переполняют эмоции. Я должен сообщить своей жене и друзьям.

– Конечно. Было приятно сообщить вам эту новость, доктор Сэндовал. С нетерпением жду встречи на церемонии.

– Спасибо, – закончил разговор Питер. Все еще чувствуя головокружение, он навалился локтями на перила и посмотрел на реку. В тишине раздавалось лишь хлюпанье волн о корабль.

Он получил Нобелевскую премию. Он – нищий, как церковная крыса, мальчик, чей отец взорвал свой дом, изготовляя метамфетамин. Этот мальчик только что получил Нобелевскую премию.

Питер не мог дождаться момента, когда расскажет Мелиссе и друзьям. Хотя, возможно, сейчас было не самое подходящее время. Это была ночь Уго так же, как и его самого, но у Питера не было сомнения в том, что новость и его ошеломит. Уго со смехом отрицал их конкуренцию между собой, но за этим смехом (Питер был в этом уверен) он равнялся на Питера.

– Кто звонил? – спросила подошедшая Мелисса и положила руку ему на плечо. – Все в порядке? Ты весь дрожишь.

Питер не смог сдержать улыбку.

– Я расскажу тебе после ужина. Это хорошая новость.

– Да? – подняла брови Мелисса.

Питер обнял ее и повел обратно в трюм.

10

Наступила ночь. Фоллер был рад оказаться среди звезд и луны, но ветер ночью усиливался и становился ледяным. Он перестал кувыркаться в небе и, вытянув ноги, большую часть дня просто падал, чувствуя, что в таком положении удары ветра стали чуть слабее. Извернулся – и теперь он падал спиной вниз. Сжав воротник комбинезона, Фоллер попытался защитить шею от холодного воздуха. Ветер хлестал тело словно кнутом. Мышцы болели от беспрестанных порывов, кожа шелушилась и обветривалась, в ушах звенело.

Он вел совершенно бессмысленное существование. Несколько сотен дней были потрачены на то, чтобы узнать свое предназначение, чтобы понять, как он попал в этот мир и жизнь, которую не мог вспомнить. И сейчас Фоллер не мог понять и объяснить, что происходит. Помимо оставленных Маргаритки и Орхидеи, смерть в невежестве и незнании – самое наибольшее сожаление.

* * *

Он, должно быть, заснул, потому что перед глазами возник один из его кошмаров. Раньше его сны были случайными и прерывистыми: какие-то события из повседневной жизни, – но теперь они становились гнетущими и невероятно странными, не имеющими ничего общего с его прежней жизнью. Сны повторялись и каждый раз обнажали все новые и более ужасные детали.

И сейчас в одном таком новом (и, возможно, последнем) кошмаре шел дождь, только капли его были красными. Фоллер стоял на улице, заполненной людьми, которые кричали и слепо метались из стороны в сторону, натыкаясь в ужасе друг на друга. Они были пропитаны густым кровавым дождем. Он раньше видел этот сон, только на этот раз, помимо дождя, там появились еще и самолеты. Они кружили ровным строем и, вопреки всей логике, зависали там, где должны были упасть, сбрасывали бомбы, от разрыва которых в воздух вздымались кирпичи, стекло и деревянные щепки, – все падало на землю вперемешку с кровью.

До этого Фоллер не видел во сне истребителей и надеялся, что умрет, прежде чем они снова появятся. Самолеты напомнили ему о самых первых днях, когда некоторым настойчивым энтузиастам удавалось достать рабочий легковой автомобиль, грузовик или однажды даже кран. В голове Фоллера всплыло яркое воспоминание: какой-то парень врезался в здание на маленькой красной машине. Вылетев через лобовое стекло, он ударился головой прямо в кирпичную стену. В этом мире машины выходили из строя одна за другой.

11

Фоллер думал, что падает три или четыре дня, хотя сказать точно было невозможно. Он больше не чувствовал, что падает. Висел вертикально и неподвижно, а под ним бушевал ужасный ветер. Даже если бы Фоллер попытался, то не смог бы восстановить ощущение падения. Он двигался в никуда, был центром этой пустой Вселенной.

Со вчерашнего дня во рту полностью пересохло. Глотать он не мог, но голод и жажда были мучительными. Если Фоллер не смотрел вокруг (а в этом не было никакого смысла), он часто не мог сказать, открыты или закрыты его глаза. Безликий пейзаж каким-то образом ослеплял его.

После тех первых ужасных минут Фоллер не тратил много времени на мысли о своем нераскрывшемся парашюте. Размышления требуют усилий, а у него, впавшего в оцепенение, не было энергии и сил для умственной деятельности.

И сожаления казались бесполезными.

Кроме прыжка с башни самым большим разочарованием Фоллера было то, что он не остановил убийство детей в Первый День. Однако он спас Маргаритку. Это было уже немало. И теперь насмешливый, слишком взрослый голос Маргаритки часто не давал ему скучать, пока он болтался в бессознательном состоянии.

Еще Фоллер сожалел, что так и не нашел женщину на снимке или хотя бы не узнал, кем она была. Вероятно, она умерла в первые дни. Много людей умерло в эти дни. Очень много. Голос Маргаритки в эти последние часы, несомненно, успокаивал, но крики напуганных детей не выходили все время из его головы. В попытках хоть как-то забыть о том событии, вычеркнуть его из памяти прошло много дней.

Возможно, это когда-то произошло со всеми людьми на земле. Возможно, они сделали что-то такое ужасное, что всеми силами пытались все стереть. Потому использовали технологии, чтобы заставить себя забыть. Судя по фотографиям и картинкам мест, которых не было, Фоллер был уверен, что мир когда-то был гораздо больше (может быть, в десять раз), и подозревал, что совершенная ими ужасная вещь была как-то связана с тем, что мир стал меньше.

Если это правда и люди действительно стерли себе память, то это ирония. Фоллер всей душой мечтал сейчас вспомнить то, что все хотели тогда забыть.

III

Через стеклянные двери своего кабинета Питер наблюдал за Мелиссой: девушка с трудом тащила гранитную плиту и устанавливала ее поверх двух других так, чтобы получилась буква П. Она целую неделю работала над тринадцатой лункой Стоунхенджа – очередной скульптурой для ее миниатюрного поля для гольфа и одновременно сада скульптур. Усмехаясь, он обвел взглядом остальные двенадцать: Грейсленд[12]12
  Выстроенное в 1939 году в колониальном стиле поместье в Мемфисе, США. Известно главным образом как дом американского певца и актера Элвиса Пресли. (Прим. пер.)


[Закрыть] с его наклонной крышей и бархатными шторами, Зона 51[13]13
  Военная база, удаленное подразделение военно-воздушной базы Эдвардс. (Прим. пер.)


[Закрыть] в комплекте с космическим кораблем и инопланетянами, Венеция с ее бурлящими каналами, «Фенуэй Парк»[14]14
  Бейсбольный стадион возле Кенмор-сквера в Бостоне, штат Массачусетс. На этом стадионе с 1912 года проводит свои домашние матчи команда «Бостон Ред Сокс». Отличительной особенностью стадиона является наличие высокой (11,3 метра) стены, известной как «Зеленый монстр». (Прим. пер.)


[Закрыть], где мячи на своем пути изредка врезались в бархатистого «зеленого монстра». Из кабинета Питера площадка казалась окутанной слоисто-кучевыми облаками на фоне голубого небосклона.

Питер залюбовался небом. Он открыл его для себя, всегда ясное, чистое и прекрасное, когда был еще ребенком и родители перевозили его из одного грязного района в другой. Чем ужаснее был городской пейзаж, тем больше времени он проводил, лежа лицом кверху. В магистратуре, когда его мысли распылялись в сотнях увлечений и направлений, он смотрел на облака, и они умиротворяли его. Однажды он изучал книги, посвященные облакам, и науки о них и нашел в интернете сообщество ценителей облаков. С тех пор этот веб-сайт стал его главной домашней страницей.

Как только он повернулся к компьютеру, зазвонил телефон. Это был Гарри.

– Ты смотришь новости?

Питер схватил со стола пульт.

– Тебе самому никогда не нравилось, когда кто-то начинал разговор с таких слов. Что произошло?

– Они бомбят Трансаляскинский нефтепровод.

– Что? Кто? – На экране телевизора появился густой черный дым, вздымающийся над нефтеперерабатывающим заводом.

– Русские. Мы на войне, Питер. Я думаю, только что началась Третья мировая.

Повернувшись, Питер увидел, что Мелисса сидит на корточках у своего миниатюрного Стоунхенджа, приложив телефон к уху и опустив голову. Он подумал, что она, наверное, плачет.

– Мне нужно идти. Я тебе перезвоню. – Он бросил телефон на диван и выскочил наружу.

Она плакала так сильно, что у нее прерывалось дыхание. Питер присел на корточки и обнял ее за плечи.

– Мы справимся. Страна уже переживала много войн.

Мелисса подняла голову.

– О чем ты говоришь?

– О войне. Разве ты…

– У Изабеллы обнаружен прион Петерсона-Янтца.

Питер подавил в себе желание заткнуть руками уши и убежать. Белла? Белла умирает?

– Как она могла его подхватить?

Мелисса вытерла нос кулаком.

– Каждый, кто приезжает в Мумбаи, его подцепляет. Они считают, что агенты Пакистана травят их пищу. – Обхватив руками шею Питера, она прижалась лицом к его груди. – Я не смогу этого вынести. Не смогу смотреть, как она умирает. Просто не смогу.

Питер крепко обнял Мелиссу, в его голове лихорадочно метались мысли. Он хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но что сможет утешить ее в этот момент?

– Мне очень жаль. Я с тобой. Вместе мы справимся.

Это прозвучало очень скупо: словно горсткой песка останавливать прилив.

– Уго днем и ночью работает над своим лекарством. Он не подведет.

Мелисса кивнула и шмыгнула носом.

– Да. Мы не можем потерять Беллу. Просто не можем. – Расцепив руки на его шее, она отодвинулась и посмотрела на землю. – Что ты имел в виду, когда говорил, что мы переживем войну?

После новостей от Мелиссы Питер начисто забыл о звонке Гарри.

– Россия только что втянула нас в войну.

Мелисса закрыла глаза.

– Вот черт.

Две худшие новости, которые они когда-либо получали, пришли в одно и то же время.

– Где Белла сейчас?

– Думаю, что дома, – ответила Мелисса.

– Я пошел за ключами.

12

Из полудремы Фоллера вытащил приступ паники и ужаса. Возникший перед глазами образ был ярче, чем сон: его безжизненное тело, падающее в бесконечном небе, как мешок с мясом. Он пытался выкинуть эту картинку из головы, но она не забывалась и приносила жестокие мучения.

Его тело сгниет? Нужно быть на земле или под ней, чтобы начать гнить? Он представил свой скелет в свободно свисающем комбинезоне.

Горло сильно болело. От постоянного трения комбинезона боль не исчезала. Сделать что-то с этим было невозможно. Во многом умирать было легче, чем оставаться в живых.

Вдруг Фоллер увидел пятно, похожее на одну из мельтешивших мушек перед глазами. Только оно не мельтешило. Пятно на темно-синем фоне под ногами Фоллера не двигалось.

Он протер и открыл глаза. Пятно на том же месте. Фоллер посмотрел снова. Это было пятно размером с горошину, немного темнее раннего утреннего неба. Протерев еще раз глаза, Фоллер слегка похлопал себя по лицу и, убедившись, что проснулся, посмотрел в третий раз.

Он издал непонятный хрип, подразумевавший собой вопрос. Перед пятном промелькнуло облако. Он ждал, сердце стучало, словно заведенный маятник.

Появившись снова, пятно стало больше, его края выглядели уже более отчетливыми.

Оно продолжало расти в размерах. Фоллер пытался угадать, что это может быть. Птица, улетевшая далеко от мира? Однако птицы двигаются. Пятно же не двигалось, оно просто зависло в небе. Может быть, это был какой-то легкий предмет, брошенный из мира, к которому он приближался?

Когда пятно стало таким большим, что он не мог закрыть его большим пальцем руки, он понял, что это.

Это было какое-то место – земля.

До этого его сердце едва билось, но тут же затрепетало, когда иссохшийся разум понял, что приближается другой мир. Сухие губы растянулись в улыбке. Он засмеялся, но смех был больше похож на сухой хрип. Вселенная припасла потрясающий сюрприз на последние часы его жизни.

Может быть, вселенная – это гигантский круг, и если долго падать, то можно вернуться обратно в мир?

Земля продолжала приближаться и увеличиваться, и вот она сначала выросла с его кулак, а затем стала словно большая круглая тарелка – крышка люка. Детали были размытыми, но в конце концов Фоллеру удалось разобрать некоторые из них. Группы прямоугольников, судя по всему, были крышами. То тут, то там зеленые пятна. Голубоватая полоса и несколько разных синеватых кругов, должно быть, водоемы.

Чем ближе он подлетал, тем больше был уверен, что это не его мир. Это другое место.

Оно разделялось на участки. Две линии, проходящие примерно параллельно с одного конца земли к другому, создавали полосу по центру. Две оставшиеся стороны были разделены на неравные части.

Он задумался, должен ли он падать на эту землю и врезаться в нее, чтобы прекратить все это. Может быть даже, так будет лучше всего. Что сделают с ним и его парашютом люди внизу, когда найдут его тело? Фоллер взглянул на парашют. Этот предатель, этот неисправный ублюдок целыми днями бессильно трепетал над его головой.

Пока он молча проклинал его, неожиданно ему пришло в голову, что можно исправить парашют.

Фоллер потянулся и схватил стропы. Казалось, что он пытался подтащить к себе кита, а не парашют. Несколько дней назад эта задача его даже не привлекала. Взяв парашют в руки, он осмотрел мир, к которому достаточно быстро приближался.

Дрожащими пальцами, прищурив глаза, он изо всех сил пытался связать каждую из поврежденных строп – на два узла, затем на три, на четыре, надеясь, что на этот раз они выдержат. Затем снова присоединил зажимы. Не останавливаясь, он продолжал щелкать зажимами в воздухе, в глазах двоилось. Фоллер закрыл глаза и продолжил защелкивать на ощупь. Он не мог сложить парашют в рюкзак. Свирепствующий за спиной ветер сковывал движения. О том, чтобы снять рюкзак со спины, не могло быть и речи: ветер тотчас выдернул бы его из рук. Он перевернулся на живот и прижал сложенный парашют к груди. Не сгибать одну руку и обе ноги в порывистый ветер было мучением. Тяжело дыша, Фоллер медленно приближался к земле, будто пьяница, шатающийся из стороны в сторону.

Опустившись настолько, что можно было разглядеть проезжающие машины, он развернул стропы и выпустил их из рук.

Парашют неуверенно затрепетал на ветру, словно раненая птица. Слишком измученный, чтобы бояться удара о землю, Фоллер спрашивал самого себя: существует ли какая-то максимальная скорость, при которой парашюты просто не раскрывались.

Парашют взмыл вверх и с громким хлопком раскрылся. Голову отбросило назад, шею и плечи пронзила резкая боль. В глазах зарябило, и в этот миг ремни подвесной системы врезались ему в грудь и спину.

На земле стояла абсолютная тишина. Ветер, который был с ним так долго, что, казалось, стал его частью, стих. Фоллер посмотрел вниз. Повсюду сквозь тусклый свет он различал контуры зданий, дорог и транспортных средств. Здания были приземистыми, а улицы узкими, но это место не сильно отличалось от его родного мира.

Фоллер удивительно быстро приближался к земле и, подняв глаза, увидел, что один из узлов парашюта развязался и одна его часть бесцельно болталась в воздухе.

Прокрутившись по кругу, Фоллер опустился на крышу длинного здания. Ноги от удара подкосились, и он жестко приземлился на задницу. Не успел Фоллер разглядеть крышу, как его тут же накрыло парашютом, который он попытался сразу же сбросить, но тот, казалось, имел в себе километр материи. Он сдался и рухнул на спину.

Дверь на крышу открылась.

– Вот он, – раздался приглушенный, но взволнованный голос ребенка, за которым последовал приближающийся шепот.

– Воды, – прохрипел Фоллер. – Пожалуйста, дай воды.

– Откуда вы тут взялись? – спросил второй ребенок, девочка.

Как он мог ответить на это?

– Не знаю. Я умираю. Воды. Пожалуйста.

– Мы за папой, – сказал мальчик, и дети убежали.

Фоллер провел рукой по штукатурке. Он был в другом мире. Его измученный ум не производил никаких мыслей, поэтому он лежал и, ни о чем не думая, ждал, пока дети приведут своего отца.

Наконец он услышал оживленную болтовню приближающихся детей. Разговор прервал взрослый мужской голос:

– Что ты там прячешься? Выходи.

Фоллер был слишком измучен, чтобы двигаться.

– Воды, – сказал он и пошевелил губами, чтобы добавить «пожалуйста», но на это слово сил уже не хватило.

Он услышал мягкий шуршащий звук парашюта, и уже в следующий момент, прищурившись, он лежал и смотрел на пасмурное небо. Над ним нависло нахмуренное обветренное лицо мужчины с густой бородой, разглядывающего его, как вонючую дохлую рыбу.

– Я никогда не видел тебя раньше. Из какого ты района?

– Кто это? – прозвучал неподалеку еще один голос.

– Я его никогда раньше не видел, – повторил хмурый мужчина через плечо.

– Он упал с неба, – предположила одна из детей, рыжеволосая девочка с большой залысиной над виском. Над Фоллером собралось трое взрослых с изможденными лицами, впалыми глазами и ввалившимися щеками.

– Он определенно не из этого района, – сказал мужчина без передних зубов и, отвернувшись, плюнул на землю.

Земля под Фоллером была неустойчивой, как будто он, эти люди и этот мир все еще падали. Трудно было осознать, что он живой. Если, черт возьми, ему дадут хоть немного воды, он будет жить.

– Как вы думаете, что с ним случилось? – спросила женщина с выступающими передними зубами. На ее запястье были две нити коричневого жемчуга.

– Что с тобой случилось? – громко спросила она. – Кто ты?

– Я… я упал.

Когда никто, казалось, не понял, Фоллер указал на небо. Люди смотрели друг на друга, нахмурившись.

– Мы видели, как он упал, – настаивал другой ребенок, мальчик.

– Он из другого района. Думаю, из Верхнего квартала, – сказал папа. Игнорируя расспросы детей, он развернулся: – Я скоро вернусь.

– Воды, – снова прохрипел Фоллер. Но никто не двинулся с места.

Отец детей вернулся с грязным обломком кирпича.

– Проще всего треснуть его по черепу и сбросить в канализацию.

– Нет! – воскликнул Фоллер, поднимая руки.

– Дети, возвращайтесь домой, – жестом указал отец. – Вы слишком маленькие, чтобы смотреть на такие вещи.

– Подожди, Бо. Может быть, нам стоит отвести его к людям Мунларка, – сказал лысый мужчина с седой полукруглой бородкой.

Затем добавил:

– Если он из Верхнего квартала, то может знать что-то полезное.

– Мунларк, – согласился Фоллер, чувствуя, как колотится сердце.

– Христ, но дорога туда и обратно займет два часа, – сказал Бо, игнорируя Фоллера.

– И ты говоришь, что не стоит дружить с Мунларком? Мы приведем ему шпиона, а он это запомнит.

– Я не шпион, – перебил их Фоллер.

– Ага, – рассмеялся лысый. – Ты упал с неба.

Наклонившись, он помог Фоллеру сесть.

– Вставай, пацан.

Они говорили странно. Акцент – всплыло слово в голове Фоллера. Мужчина пытался поставить Фоллера на ноги, но его колени отказывались выпрямляться.

– Вставай, – сказал Бо, встряхнув Фоллера так, что он рухнул в руки парня. – Христ, помоги-ка мне с ним.

Лысый мужчина взял Фоллера под руку. Сняв с него ремни парашюта и отшвырнув их в сторону, незнакомцы позволили ему повиснуть на себе и начали тащить.

– Папа, а если в этом? – позвал один из детей.

Они остановились. Мальчик держал ручку красной строительной тачки, прислоненной к низкой стене.

– Неплохая идея. Давайте ее сюда.

Фоллера погрузили в тачку, как мешок с мукой. Не имея никаких сил, Фоллер прислонил голову к одной из ручек тачки.

IV

– Эй, это же наш вундеркинд! – попыталась как можно радостнее крикнуть Изабелла, но ее голос дрожал. Она сидела на кровати, руки лежали на коленях ладонями вверх, а пальцы резко то сжимались в кулаки, то разжимались.

Сколько дней прошло после поставленного ей диагноза? Восемь? Прион действовал очень быстро. Скоро все ее тело будет себя так вести. Прион постепенно разрушал нервную систему Изабеллы, через месяц она совсем не сможет себя контролировать.

На глаза Питера навернулись слезы, но он продолжал улыбаться.

– Привет, Рыжая Соня[15]15
  Женщина-воин Хайборийской эры, персонаж комиксов Marvel Comics и Dinamite Entertainment. Создана в 1973 году писателем Роем Томасом и художником Барри Виндзор-Смитом как «женский аналог» Конана-варвара. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Как ты себя чувствуешь?

– Как дерьмо, если ты действительно хочешь знать. Как большой старый мешок дерьма.

Питер рассмеялся.

– Прости. Это не смешно. Я просто смеюсь над тем, как ты это обрисовала.

– Продолжай смеяться над инвалидом, больной ты ублюдок. – Изабелла протянула руку. Питер через мгновение понял, что она хочет, чтобы он ее взял.

– Интересно наблюдать, как тебя меняет смерть. – Она произносила слова с усилием. – Я никогда не была одной из тех, кто любит обниматься и держаться за ручки. Мне не нравилось, когда до меня дотрагивались. А теперь все мало.

Питер сжал ее руку.

– Может быть, из-за того, что все остальное, кроме людей в твоей жизни, отпадает на второй план. – Под простынями сжимались и разжимались пальцы ее ног. Он не мог вынести мысли о том, с чем она столкнется через неделю и затем через месяц.

– Вот почему я с нетерпением жду твоих посещений. Любой другой твердил бы: «Ты не умираешь, не говори так». Но не ты.

Ее рука сжималась и разжималась, как сокращающееся сердце.

– Даже Мелисса так говорит. Она была здесь большую часть полудня. Похоже, все смущаются, когда я говорю о том, о чем не могу не думать каждую минуту.

– Они не хотят думать о жизни без тебя. К тому же разговоры о смерти пугают людей.

– Разве тебя они не пугают? – спросила она.

– Пугают, черт возьми, – ответил Питер. – Я никогда не умел подавлять свои страхи. Или что-то в этом роде.

Изабелла рассмеялась, и Питер воспринял этот смех как маленькую победу. Все, что он мог сделать для нее, это быть более терпимым.

– Я вижу, тебе недостаточно забрать мою Нобелевскую премию. Тебе нужна и моя жена, – сказал за его спиной Уго.

Питер не услышал, когда он вошел. Он разжал пальцы, чтобы отпустить руку Изабеллы, но она только крепче их стиснула и протянула другую руку к Уго. Взяв ее, он глубоко вздохнул и сел на кровать напротив Питера.

– Что бы ты делал с Нобелевской по физике? – спросил Питер, стараясь сохранить шутливый тон. – Ты можешь поговорить с людьми, которые дают ее за достижения в области медицины и физиологии.

– Ты думаешь, что я не внес существенный вклад в работу?

– Нет. Конечно, нет, – Питер облизнул губы, во рту стало сухо.

В течение двух недель они то и дело возвращались к этому разговору, напряжение в лаборатории усиливалось с каждым днем.

– Я не в комитете, Уго. Для меня было бы честью разделить эту премию с тобой, но с моим мнением никто не считается.

Уго выпятил нижнюю губу и задумался.

– Получается, ты думаешь, что я сделал существенный вклад в общие заслуги, а комитет ошибся?

Он такого не говорил. Уго пытался загнать его в угол.

– Парни, я вообще-то тут умираю. Может, не будем о работе? – сказала Изабелла.

– Извини. – Уго протянул руку и погладил Изабеллу по волосам.

Она закрыла глаза.

– И пожалуйста, не говорите о проклятой войне.

– Хорошо. – Уго наклонился и поцеловал ее в щеку. – Как ты себя чувствуешь?

– Как я сказала Питеру, я чувствую себя как дерьмо. – Она одарила Уго непонятным взглядом, затем повернулась, чтобы посмотреть на Питера, и начала что-то говорить, но вдруг остановилась.

– Что такое? – мягко спросил Питер.

– Мне интересно, как идет работа над дубликатором.

– Разве не ты только что отчитывала нас за разговоры о работе? – спросил Уго.

– Я отчитывала вас за споры, но старалась сделать это вежливо. – Ее челюсть сильно задрожала, а горло сжалось в резком спазме. Питер понял, что она прикладывает эти усилия, просто чтобы проглотить слюну. – Как идет работа?

– Хорошо, – пожал плечами Питер.

– Ты говорил, что с мышами получается просто прекрасно.

– Верно.

На кормушку для птиц, которую Уго повесил у ее окна, сел щегол. Изабелла наблюдала, как он клюет семена.

– Они сохраняют память после выхода?

– Дубликаторы считывают всю память оригинальных органов, скорее всего, они сохраняют память мышам. Было бы удивительно, если бы они этого не делали, учитывая то, что на клеточном уровне дубликатор и оригинал одинаковы.

– Объяснишь мне еще раз, как это работает? Я знаю, ты уже объяснял.

Питер бросил на нее подозрительный взгляд, не понимая, с чего у нее вдруг возник такой интерес к его работе. Может быть, она пыталась перевести разговор на другую тему, более нейтральную, чтобы между ним и Уго опять не разгорелся спор.

– Дубликатор является отголоском оригинала. Оригинал возвращается на миллисекунду назад во времени через миниатюрную кротовую дыру.

Изабелла судорожно кивнула.

Уго прокашлялся.

– Белла, у меня для тебя…

– Я хочу, чтобы вы меня клонировали, – перебила Белла.

– …сюрприз, – нахмурившись, закончил Уго. – Прости, что ты только что сказала?

– У моего клона не будет Петерсона-Янтца, верно? – спросила Изабелла.

Ее слова застали Питера врасплох. Он подумал, что Изабелла, должно быть, шутит, но в ее глазах не было озорного блеска и какой-либо иронии. Переведя взгляд с Уго на Питера, она выглядела совершенно серьезной.

– Не будет, верно?

– Да, – ответил Питер, – не будет. Прион – инородное тело.

Он сжал ее руку.

– Но, Белла, у тебя он все равно есть.

– Я это понимаю. Но за исключением надежды, что меня вылечат, самая утешительная вещь, которую я могу себе представить, – это то, что я, мое тело, все мои воспоминания останутся. В некотором смысле прежняя я все равно будет жить с Уго.

Мысль о том, чтобы сбросить Изабеллу в черную дыру, заставила Питера содрогнуться.

– Ты ведь шутишь? – спросил Уго.

Руки Изабеллы продолжали то сжиматься, то разжиматься.

– Если бы ты лежал здесь, ты бы не задавал этот вопрос.

Схватившись за спинку кровати, Уго наклонился к ней.

– Белла, я люблю тебя. Мне не нужна замена, мне нужна ты. Я создам вирус, который поможет изолировать прионы, не повреждая память.

– Нет времени! – почти закричала Изабелла.

И более спокойно добавила:

– Мы все это знаем. Перестань пудрить мне мозги.

Вбежавшая в комнату медсестра увидела напряженные, молчаливые лица и остановилась.

– Я зайду позже.

Когда она ушла, Уго сказал:

– Изабелла, мы не можем сделать то, о чем ты просишь. Это немыслимо. Ты ведь это понимаешь?

– Это может быть немыслимо для тебя. Для меня это, похоже, последний шанс.

– Не говори так, – мягко произнес Уго. – Я во всем разберусь. Мы будем жить вместе еще очень долго.

Его слова не подействовали на нее убедительно.

– Я пытался тебе сказать, – продолжил Уго, меняя тему. – У меня есть для тебя сюрприз.

Изабелла подняла брови и улыбнулась дрожащими губами.

– Я знаю, как ты была разочарована, когда не увидела выступление струнного квартета «Брентано». Итак…

Уго скрылся в зале.

Через миг он вернулся вместе с женщиной, несущей виолончель, и седовласым мужчиной со скрипкой. За ними появились альт и вторая скрипка. Изабелла рассмеялась от восторга. С тех пор как ей поставили диагноз, ее смех прозвучал более энергично, чем когда-либо.

– Боже мой, ты шутишь.

Когда все заняли свои места, квартет начал играть. В маленькой комнате музыка звучала изысканно и невероятно прекрасно.

Со слезами на глазах, прослушав первое произведение, Питер извинился и вышел, чтобы Уго и Изабелла смогли наслаждаться временем наедине.

Просьба Изабеллы его ошеломила. Они теоретически говорили о том, чтобы клонировать человека, но проделать это с живой Беллой, находящейся на грани между жизнью и смертью и держащей его за руку, было сродни фильмам ужасов.

По дороге домой Питер попал в пробку на Ричмонд-Роуд. Ему потребовалось целых сорок минут, чтобы обогнуть ее. Пробка, как ни удивительно, заканчивалась заправочной станцией. У него оставалась только четверть бака, но он не мог позволить себе провести три часа в очереди. Не во время вспыхнувшей в Японии новой биоинженерной чумы.

13

Если бы не ощущение скорой смерти, он бы чувствовал унижение. Люди на грязных улицах смотрели, как его катят на грохочущей строительной тачке, словно какое-то животное. Мужчины толкали ее по очереди, а женщина с выступающими вперед зубами держала Фоллера за плечо, чтобы он не выпал.

Во всяком случае, люди, мимо которых они проходили, выглядели еще более худыми и голодными, чем в мире Фоллера. Улицы были не такими прямыми и симметричными: они извивались и петляли, беспорядочно пересекаясь друг с другом. Так или иначе, он оказался в мире, похожем на его собственный. Ветер разносил знакомый запах мочи и экскрементов. Четырех– и пятиэтажные здания тесно примыкали друг к другу. Даже мусор на дорогах был таким же: ржавые автомобили, грузовики и автобусы. Вокруг расположились красные пожарные гидранты и коричневые телефонные столбы – вещи, которые каждый мог назвать, но не понимал, какая от них польза.

Повернув направо, они приблизились к длинной, высокой стене. Она была построена из мусора – машины, столы, шлакоблоки – и выглядела как огромный пазл. Когда Фоллер коснулся стены, задумавшись над ее видом, откуда-то брызнула вода. Холодные влажные капли приятно покалывали его лицо и руки.

– Черт! – выругался Бо, подбегая к Фоллеру, как только тот открыл рот, чтобы поймать серебряные капельки. – Я знал, что это плохая идея.

Свернув направо, они прошли еще несколько кварталов, и вдруг перед глазами возник потрясающий пейзаж. Слева от Фоллера из заросшего сорняками поля вздымалась белая башня. Она была высокой, тонкой и сужалась к треугольной крыше. Справа от них, за зеленым прямоугольным прудом, расположилось великолепное куполообразное здание с мраморными ступенями. Его украшали сотни колонн, и оно было таким же белым, как и башня. Свернув в сторону башни, извозчики Фоллера бросили на нее беглый взгляд, а затем повернули прямо перед ней. Они проехали по тропинке, проходящей через еще одно заросшее сорняками поле, и сразу вышли на дорогу, ведущую к еще одному огромному белому зданию с колоннами вокруг входа.

Остановив тачку у подножия длинной лестницы в форме полумесяца, они потащили Фоллера в здание. Каждый его шаг отдавался болью в пятках. На верхней площадке, скрестив руки на груди, стоял мужчина в костюме и наблюдал, как они поднимаются. У него были темные волосы, борода и рубцы на щеках – все это придавало ему устрашающий и сердитый вид. Он был не таким худым, как остальные.

Мужчины опустили Фоллера на землю, последовал короткий, приглушенный разговор. Наконец, человек со шрамами, все так же скрещивающий руки, кивком головы указал на дверь.

Бо и лысый подняли Фоллера и занесли его в великолепный вестибюль. Пока они продвигались по длинному коридору, Фоллер восхищался безупречно чистой люстрой и изящно сделанной лепниной, обрамлявшей высокий потолок.

Фоллер посмотрел на Бо и с удивлением увидел в его широко открытых глазах страх. Ощутив внимание Фоллера, Бо взглянул на него, нахмурился и безуспешно попытался казаться менее испуганным.

Они внесли Фоллера в большую комнату с деревянными панелями, где, сидя за столом, работал какой-то мужчина, и поставили тачку на пол рядом с бордово-черным диваном с искривленными деревянными ножками.

Человек за столом одним ловким движением отодвинулся на стуле. Это был тот самый Мунларк: упитанная фигура, большая львиная голова, темные волосы и глаза с тяжелыми веками. На нем был черный костюм, выглядевший так, будто его сняли с вешалки еще в Первый День и никогда не надевали.

Прищурившись, Мунларк посмотрел на Фоллера и, не поднимаясь со стула, наклонился к нему, провел пальцем по его треснувшим и пересохшим губам.

– Как такое получилось? – спросил Мунларк.

– Упал, – прохрипел Фоллер. Он попытался облизнуть губы, но сухой язык только прилипал к ним.