Текст книги "Первое дело Раффлза (сборник)"

– Может быть, но зато и усложняет наше дело, – смалодушничал я, хотя его решимость и смелость прибавили мне сил и я даже испытал некоторое облегчение. – Во всяком случае, на этой неделе мы связаны по рукам.

– Совсем не обязательно, мой дорогой Зайчонок, хотя я тоже вынужден признать, что фортуна не на нашей стороне. Хотя и это тоже не обязательно. В такой комбинации из трех неизвестных возможны любые случайности. Если усадить субъект А наблюдать за субъектом Б, у него не останется возможностей, чтобы следить за субъектом В. Это же вполне очевидно, хотя Маккензи, конечно, очень большое и серьезное А. А как было бы здорово втереться, скажем, между А и Б, обезоружив таким образом сразу обоих, а заодно и определить Б! Стоило бы рискнуть, Зайчонок. Есть шанс тряхнуть стариной и обнаружить Б и его шайку как раз за их нелегальным занятием, если можно так выразиться! Это напоминает мне не слишком приятную ситуацию в игре в крикет. «Джентльмены» и «Игроки» у одной-единственной «калитки» одновременно. Как тебе такое распределение ролей?

Его глаза засверкали, чего я уже давно не имел удовольствия наблюдать. В них искрился какой-то извращенный энтузиазм, порожденный новыми обстоятельствами. Было видно, что Раффлз разрабатывает некий новый дерзкий план, несравнимый ни с чем. Он скинул ботинки и принялся бесшумно и очень быстро расхаживать по комнате. Никогда еще, если не считать обеда у Розенталя, не выказывал мой приятель такого возбуждения, такого стремления осуществить задуманное. Мне было очень неприятно заодно уж вспомнить и о нашем фиаско, прелюдией к которому тоже стал знаменитый банкет.

– Мой дорогой Эй-Джей, – начал я, стараясь подражать его же собственному тону, – тебе очень нравится ставить перед собой почти невыполнимые задачи. На тебя, вероятно, действует спортивный настрой, не более того. Вспомни урок, который нам преподала судьба, когда мы убегали в последний раз, и старайся вести себя как можно тише. Если, конечно, ты ценишь наши шкуры. Изучай дом, сколько тебе захочется, но только умоляю тебя – не суй голову прямо в пасть самому Маккензи!

Моя красивая метафора заставила его остановиться. Он цепко держал в руке недокуренную сигарету и усмехался. Глаза его все так же сверкали безумным блеском.

– Ты абсолютно прав, Зайчонок. Не буду. Правда, не буду. И все же – ты-то сам обратил внимание на ожерелье леди Мелроуз? Сколько лет я мечтал завладеть им! Но я не собираюсь так рисковать и глупо подставляться. Нет-нет, это было бы слишком опасно. Подходить по ветру к Маккензи и для профессионалов было бы равносильно самоубийству. Но игра будет большой, поверь мне, это будет что-то!..

– На этой неделе ничего предпринимать нельзя.

– Нет-нет, конечно, не буду. Однако мне интересно было бы узнать, как собираются работать наши конкуренты. Неужели у них действительно есть соучастник в этом доме? Как бы мне хотелось сейчас во всех подробностях услышать, что же именно они задумали и как собираются реализовать свой план. Но ты даже не волнуйся, Зайчонок. Все будет так, как ты скажешь.

Уверившись в том, что он говорит мне правду, я удалился в свою комнату и лег в постель с легкой душой. В ней еще оставалось много доброго, и я радовался просто потому, что наше «выступление» будет отложено, хотя бы всего на несколько дней. Я продолжал сожалеть о необходимости совершать эти преступления, ведь это только лишний раз доказывало, что я был невероятно слабым человеком по сравнению с Раффлзом и в то же время таким же отрицательным субъектом практически во всех отношениях.

Правда, было у меня и одно положительное качество. Я обладал даром не обращать внимания на неприятные детали любого момента и даже вычеркивать из памяти целые эпизоды своей жизни. Уже давно я культивировал в себе эту потрясающую способность, и оттого жизнь моя в городе была спокойной и радостной, несмотря на то что случилось всего год назад и способствовало появлению моего богатства. Вот и теперь в Милчестере, в течение всей этой недели крикета, которой я так опасался, я, в конце концов, развлекался и наслаждался жизнью, как только мог.

Кроме того, в эти дни возникали еще некоторые другие приятные моменты. Во-первых, тут присутствовали еще двое парней, куда более неловких на поле, нежели я, и рядом с ними я иногда выглядел вполне неплохим спортсменом. В самом начале недели я сумел пару раз заслужить похвалу за мгновенную реакцию на подачи. Один раз я совершенно случайно поймал мяч, и только потому, что услышал его свист и машинально выкинул руку вперед. Лорд Амерстет публично пожал мне эту самую руку в присутствии остальной знати. Это был настоящий успех, и вечером, на балу у виконта Кроули, мисс Мелхиш сказала мне несколько приятных слов по этому же поводу. Помимо этого, она заметила, что именно в эту ночь грабители решили совершить вылазку за драгоценностями. Мы сидели с ней вдвоем в саду, и она сильно дрожала, хотя в доме всю ночь горел свет. В это же время дотошный шотландец делал один снимок за другим, а по ночам проявлял их в темной комнате, расположенной как раз рядом с той частью дома, где обитали слуги. Я был твердо уверен в том, что только двое из всех приглашенных знали, что этот невинный фотограф Клефейн из Данди на самом деле является инспектором Маккензи из Скотленд-Ярда.

Эта неделя должна была закончиться незначительным матчем в субботу, который двое или трое из нас вообще решили проигнорировать, чтобы вернуться в город пораньше. Однако этому матчу вообще было не суждено состояться. В середине ночи с пятницы на субботу в аббатстве произошла трагедия.

Но позвольте мне рассказать вам все именно так, как я сам это видел и слышал. Моя комната находилась в центральной галерее, но нас с Раффлзом почему-то разместили на разных этажах. Он гостил там, где, по моим расчетам, ночевали и все остальные важные персоны. Мне же была предоставлена какая-то гардеробная, составляющая часть больших апартаментов, и моими соседями, таким образом, оказались сами хозяева дома с одной стороны и леди Мелроуз с другой.

Итак, пятница закончилась, а вместе с ней и все основные запланированные мероприятия. И впервые я смог расслабиться, а потому легко заснул. В полночь я, наверное, уже видел десятый сон, как вдруг обнаружил, что почему-то сижу в собственной кровати и буквально задыхаюсь от страха. В мою дверь кто-то громко и настойчиво стучал. Я прислушался, и до моего слуха, кроме всего прочего, донесся чей-то сдавленный хрип и звук шаркающих по полу ног.

– Ну вот и все, – раздался приглушенный голос. – Я поймал тебя. Сопротивляться бессмысленно.

Это был детектив-шотландец, и меня как холодной водой окатило. Ответа не последовало, но хрипы и тяжелое дыхание звучали все так же отчетливо, а шаркающие шаги ускорили свой темп. Становилось понятно, что кто-то борется возле двери моей комнаты. Я вскочил с кровати и в один миг распахнул ее. В коридоре горела лампа, и в ее свете я увидел, что Маккензи отчаянно сражается с каким-то мужчиной. Противник, судя по всему, достался ему достойный и никак не желал сдаваться.

– Держите этого человека! – закричал Маккензи, завидев меня. – Держите этого негодяя!

Но я стоял у двери и не был в состоянии даже пошевелиться, пока эти двое буквально не врезались в меня. Тогда я сам накинулся на мужчину, лицо которого мне наконец-то удалось разглядеть. Это был один из лакеев, прислуживавших гостям за столом. И как только я прижал его к стене, детектив тут же ослабил свою хватку.

– Не отпускайте его! – прокричал он. – Там, внизу, у него еще имеются сообщники.

И он помчался вниз, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки сразу. В тот же миг одновременно открылось сразу несколько дверей, в проемах которых я увидел лорда Амерстета и его сына. Оба стояли в пижамах, силясь понять, что же, в конце концов, происходит. Тут мой противник перестал сопротивляться, но я по-прежнему продолжал крепко держать его. Кроули зажег газ.

– Что за чертовщина такая? – часто моргая, спросил лорд Амерстет. – Кто это так быстро только что убежал вниз по лестнице?

– Это был Мак… – Я запнулся, но тут же поправился: – Господи, Клефейн.

– Понятно, – кивнул хозяин дома, поворачиваясь к слуге. – Так, значит, это был ты, негодяй? Очень хорошо! Просто замечательно! Где же вы его поймали?

Об этом я не имел ни малейшего представления.

– Посмотрите, дверь у леди Мелроуз открыта! – воскликнул Кроули. – Леди Мелроуз! Леди Мелроуз! – громко позвал он.

– Не надо забывать, что она глуха, – напомнил лорд Амерстет. – А вот и ее служанка, кажется.

Открылась внутренняя дверь, раздался сдавленный испуганный крик, и на пороге появилась бледная фигура служанки, отчаянно жестикулирующей и насмерть перепуганной. Она забормотала что-то очень быстро по-французски, и лорд Амерстет учтиво перевел ее лепет остальным.

– Окно в комнате открыто, а шкатулка с драгоценностями исчезла. Боже мой! – Он повернулся к служанке и поинтересовался, как чувствует себя ее хозяйка.

Та опять по-французски объяснила, что леди крепко спит, и лорд снова передал ее слова.

– Все это время дрыхла как убитая, – понимающе кивнул старик. – По-моему, она единственная, кто даже не проснулся от такого шума!

– Но почему Маккензи… то есть Клефейн, сбежал? – поинтересовался юный Кроули.

– Он сказал, что там, внизу, остались сообщники этого типа, – пояснил я.

– Но почему вы не могли нам сказать это раньше? – заорал Кроули и помчался вниз по лестнице вслед за детективом.

За ним побежали почти все мужчины, которые к этому времени проснулись и столпились в коридоре, молча наблюдая за происходящим. Теперь пойманный грабитель перестал их интересовать, и они дружно рванулись вперед затем, чтобы поймать остальных. Среди желающих поохотиться за преступниками оказался и Раффлз. Я с удовольствием присоединился бы к их компании, но слуга в этот момент решил воспользоваться всеобщей суматохой и попытался вырваться из моих рук. Ему это почти что удалось, но лорд Амерстет оказался ловким малым и тут же перехватил его. Но слуга тоже обладал достаточной силой, а потому нам с лордом потребовалось немало усилий, чтобы утащить этого негодяя вниз по лестнице, туда, где должны были, судя по всему, собраться все мужчины. Там мы передали его в руки двух других лакеев, которые выскочили на шум и были одеты в ночные сорочки, наспех заправленные в штаны. Хозяин дома был настолько благодушен, что успел несколько раз похвалить меня за смелость и решительность, пока мы шли вместе с ним к выходу из дома.

– Мне кажется, я слышал выстрел, – внезапно добавил он. – А вы?

– А мне показалось, их было не меньше трех.

И мы ворвались в кромешную темноту двора. Я помню, как гравий колол мне ступни, как они немели от мокрой травы, пока мы торопились попасть на дальнюю лужайку, откуда неслись разъяренные голоса окончательно пробудившихся гостей. Ночь выдалась настолько темной, что мы уже добрались до волнующейся толпы, оказались в центре событий и только тогда смогли разглядеть их белые пижамы. А в следующий момент лорд Амерстет чуть не споткнулся о тело лежавшего во влажной траве Маккензи.

– Кто это?! – взвизгнул он. – Что произошло, ради всего святого?!

– Это Клефейн, – отозвался какой-то мужчина, склонившийся над детективом. – Его ранили, но не навылет, пуля находится где-то у него в теле, не могу понять, где именно.

– А сам он жив?

– Пока еще дышит.

– Господи Всемогущий! Где Кроули?

– Я здесь! – послышался испуганный голос неподалеку. – Ребята, тут нам уже делать нечего. Мы их не найдем, и куда они скрылись, одному Богу известно. А вот и Раффлз вернулся, видимо, он тоже не обнаружил никаких следов.

И они оба подбежали к собравшимся на лужайке.

– Как бы там ни было, одного негодяя нам все же удалось схватить, – забормотал лорд Амерстет. – Теперь мы должны первым делом внести этого бедолагу в дом. Кто-нибудь, приподнимите его за плечи. Теперь подложите руки ему под спину с двух сторон одновременно. Сцепите пальцы, вы и вы, прямо на земле под ним. И еще кто-нибудь должен поддерживать его за ноги. Сейчас одновременно поднимаем его, осторожно, не спешите… Вот так… Бедняга! Вот уж не повезло! И вовсе он не Клефейн. Это детектив из Скотленд-Ярда. Он как раз и отслеживал все перемещения этих разбойников!

Первым свое удивление выразил Раффлз, но он же, кстати, первым рванулся и к раненому, чтобы помочь перенести его в дом. И мне показалось, что именно его руки были самыми сильными, нежными и заботливыми одновременно, когда несчастного Маккензи уносили с лужайки.

Через некоторое время бесчувственного детектива уложили на диване в библиотеке, ему на рану положили пузырь со льдом, а в глотку влили немного бренди. Только после этого он открыл глаза и его губы зашевелились. Лорд Амерстет нагнулся к раненому, чтобы разобрать еле слышные слова, но, так ничего и не поняв, заговорил сам:

– Да-да, один из них у нас в руках. Тот самый, которого вы первым поймали наверху. – Он пригнулся ниже и наконец через некоторое время сумел расслышать детектива. – Боже мой! – тут же отреагировал он. – Значит, это именно он спустил шкатулку с драгоценностями вниз, да? А его дружки преспокойно сбежали, прихватив сокровища с собой. И скрылись, не оставив следов.

Детектив снова потерял сознание от боли и слабости.

– Надеюсь, мы сможем вытянуть всю необходимую информацию у того, кто теперь от нас уже никуда не убежит, – кивнул хозяин дома.

Прошел час, наступил рассвет. Солнечные лучи осветили с десяток молодых людей в бильярдной, расположившихся на невысоких скамеечках. Гости, по-прежнему одетые в пижамы с наброшенными на плечи плащами, пили виски с содовой и возбужденно обсуждали случившееся. Расписание местных поездов передавали из рук в руки. Доктор все еще находился в библиотеке. Наконец дверь распахнулась, и в проеме показалась голова лорда Амерстета.

– Все не так уж и плохо, – сообщил он. – Положение не безнадежное, хотя рана серьезная. Сегодня, разумеется, никто в крикет уже играть не будет.

Прошел еще час, и большинство гостей отправились на станцию, чтобы попасть на утренний поезд. Все сгрудились в одном вагоне так, что стало тесно. И все равно никто не хотел уходить, потому что обсуждение трагедии все еще продолжалось. Я выглядел кем-то вроде героя, потому что это именно мне выпала удача держать того единственного негодяя, который попался нам в руки. И похвалы и поздравления по этому поводу без конца неслись в мой адрес. Раффлз искоса поглядывал на меня сквозь полуприкрытые глаза. Мы не обмолвились с ним ни единым словом, находясь в этом поезде. Молчали мы до тех пор, пока не распрощались со своими попутчиками в Паддингтоне. Только тогда, когда мы бесшумно понеслись по сонным утренним улицам города в наемном экипаже, мой спутник заговорил:

– Ну что ж, Зайчонок, выходит, профессионалы оказались проворней, да?

– Да, – рассеянно кивнул я. – И кроме того, я даже рад этому.

– Рад, что бедняга Маккензи заработал пулю в грудь?

– Нет. Я счастлив оттого, что на этот раз мы с тобой были честны до конца.

Раффлз только неопределенно пожал плечами.

– Ты безнадежен, Зайчонок, абсолютно безнадежен! Но надеюсь, ты не стал бы отказываться от своей доли нашей добычи? Тебя, как я вижу, вполне устраивает и провал, причем уже во второй раз. Но я могу признаться, что меня весьма заинтересовали методы, которыми решили воспользоваться наши конкуренты. И я даже имел возможность кое-чему у них поучиться. Спустить шкатулку из окна – прием достаточно простой, но эффективный. Двое воришек ждали ее внизу, и довольно долго, надо заметить.

– А тебе откуда это все известно? – удивился я.

– Я видел их из своего окна, которое располагалось как раз над окном доброй милой леди. Я сам волновался за это ожерелье и обдумывал план в последний раз, а потому машинально выглянул в окошко. В общем, я хотел проверить, открыто ли окно этажом ниже, а потом уж подумать о том, насколько вероятно изготовить из моей простыни нечто наподобие каната. Разумеется, я не забыл о мерах предосторожности и сначала выключил в комнате свет, и не напрасно, как выяснилось. Я увидел наших конкурентов внизу, хотя меня они видеть не могли. Они тоже пытались оставаться незамеченными, но в какой-то миг я разглядел сверкнувший внизу светящийся диск, потом еще и еще раз. Я тут же понял, что это такое, потому что у меня самого есть часы, у которых циферблат по окружности обведен линией из светящейся в темноте краски. Они могут служить чем-то вроде фонаря, если у вас под рукой нет другого источника света. Правда, эти ребята использовали часы не в качестве лампы или фонаря. Они следили за временем. Все было рассчитано точно, и их сообщник находился внутри дома. Этот нехитрый план я тут же разгадал.

– И никак на это не отреагировал! – в сердцах воскликнул я.

– Как раз наоборот. Я тут же направился вниз – в комнату леди Мелроуз…

– Не может быть!

– При этом я ни секунды не колебался. Я должен был сохранить ее драгоценности. И я кричал в ее слуховую трубку так, что при этом мог бы проснулся весь дом. Но милая дама абсолютно глуха. И слишком увлекалась шампанским за обедом…

– Ну и…

– Она даже не шелохнулась.

– И тем не менее ты позволил этим грабителям-профессионалам, как ты любишь их называть, забрать ее драгоценности вместе со шкатулкой!

– Ну нет! Как бы не так! – усмехнулся Раффлз и стукнул меня кулаком по колену. – Я бы тебе и раньше все показал, но, глядя на такое твое выражение лица, просто не посмел тревожить тебя.

Он раскрыл ладонь, и я увидел замечательные бриллианты и сапфиры, сверкнувшие лишь на мгновение и буквально ослепившие меня. В следующую секунду пальцы моего друга снова сомкнулись в кулак. В последний раз, не считая этого, столь роскошное ожерелье я видел только на шее уважаемой леди Мелроуз.

Первое дело Раффлза

В тот вечер Раффлз рассказал мне о самом первом своем деле. С того судьбоносного утра мартовских ид, когда он вскользь упомянул о чем-то случившемся с ним во время давнего крикетного турне, мне и слова не удалось из него вытянуть по этому поводу. Не то чтобы я не пытался, скорее наоборот, но каждый раз он лишь качал головой и задумчиво смотрел на сигаретный дым. В его глазах мелькал едва заметный огонек, наполовину циничный, наполовину мечтательный, словно он вспоминал давно минувшие дни, когда еще жил честной жизнью. Всякий раз Раффлз планировал очередное дело с подлинным вдохновением художника. Невозможно было и представить, что во время этих раздумий его мучили хоть малейшие угрызения совести. И все же призрак его первого «грехопадения» время от времени являлся ему, но я никоим образом не предпринимал попыток потревожить тени прошлого. Однако я робко решился напомнить ему о днях былых в тот вечер, когда мы вернулись из Милчестера. Сумка с крикетными битами стояла у каминной решетки, напоминая нам о наших недавних приключениях. Мой взгляд то и дело задерживался на ней, и это, мне кажется, не ускользнуло от внимания Раффлза, который вдруг спросил, хочу ли я услышать рассказ о тех давних днях.

– Да без толку все это, – отмахнулся я. – У тебя ничего не выйдет. Мне надо будет все представить и додумать самому.

– Ну и как ты все это сделаешь?

– О, я уже начал понимать твою методу.

– И ты считаешь, что я тогда сознательно решился на это, ведь так?

– Почти уверен, что иначе и быть не могло.

– Дорогой мой Зайчонок, ты представить себе не можешь, что это был первый необдуманный, если не сказать опрометчивый, поступок в моей жизни!

Он рывком вскочил с кресла, которое откатилось назад и ударилось о книжные полки. Глаза его горели гневным огнем.

– Вот уж никогда не поверю! – лукаво ответил я. – Ты не заслуживаешь такого пошлого комплимента.

– Тогда ты или дурак… – Он вдруг умолк, смерив меня испепеляющим взглядом, а через секунду расхохотался, несмотря на охватившую его злобу. – Или куда хитрее, чем я думал, Зайчонок, гораздо хитрее, черт подери! Ну, думаю, я уже вполне «созрел», так что, как говорится, выложу тебе все. Вообще-то я давно об этом подумывал, тем более что наше вчерашнее приключение напомнило мне о том давнем деле. Честно тебе скажу, что это веский довод в пользу того, чтобы нарушить одно из моих главных правил – опрокину-ка я второй стаканчик вместо традиционного одного.

Забулькал виски, содовая с шипением полилась из сифона, глухо звякнули кубики льда. Раффлз, одетый в пижаму, закурил очередную сигарету и начал рассказывать историю, услышать которую я уже и не надеялся. Через широко открытые окна слышался шум Пикадилли. Когда он закончил, давным-давно смолк грохот колес и крики уличных торговцев; тишину летней ночи нарушал лишь его монолог.

– …Нет, относились там ко мне неплохо. Полный пансион, платишь только за выпивку, но я сразу смекнул, что надолго там задерживаться не стоит. Я начал играть в заштатной команде, так что следовало изначально отказаться от этого приглашения. Потом мы отправились на Кубок Мельбурна, я подал решающий мяч, который почему-то не засчитали, и тем самым опозорился на весь свет. В ту пору я еще не был таким закаленным, как теперь, и решил, что моей спортивной карьере пришел конец. Мои товарищи по команде понятия не имели, что я еле-еле свожу концы с концами, и я поклялся сам себе, что они этого никогда не узнают. Я попробовал обратиться к евреям-ростовщикам, но им в тех краях пальца в рот не клади – если нужно, то и на дне моря сыщут. Потом я вдруг вспомнил о некоем дальнем родственнике, троюродном брате отца, о котором наверняка никто ничего не знал, разве что только то, что он обитает где-то в Австралии или Новой Зеландии. Я попытался разыскать его, и волею судеб мне повезло (по крайней мере, так мне показалось) в тот самый момент, когда у меня поневоле выдалось несколько свободных дней. Дело в том, что как раз перед рождественской серией матчей я серьезно повредил руку и не мог играть.

Хирург, обрабатывавший мне рану, из чистого любопытства поинтересовался, не родственник ли я некоему Раффлзу из Национального банка, и от подобного везения у меня перехватило дух. Родственник, занимающий высокий пост в банке, который сможет поддержать меня материально только потому, что мы родня, – о чем еще можно было мечтать? Я уже окончательно решил, что именно он мне и нужен, как тут, к моему ужасу, выяснилось, что никакого высокого поста он не занимает. Более того, врач не то чтобы не встречался с ним лично – он просто случайно прочел о нем в газете. Дело касалось происшествия в одном из местных филиалов, которым управлял мой однофамилец. Этот Раффлз дал достойный отпор вооруженным грабителям, всадив пулю в одного из них. В тех краях разбой сделался настолько обыденным явлением, что я, скорее всего, и внимания-то не обратил бы на небольшую заметку в газете. Местное отделение! Мой всемогущий финансист в мгновение ока превратился в храбро защищавшего хозяйское добро конторщика, который в момент мог лишиться должности, скажи он хоть слово поперек начальству. Однако управляющий оставался управляющим, и я сказал доктору, что в ближайшее время разузнаю, тот ли это родственник, если врач окажет мне любезность, вспомнив название филиала, где тот служит.

– Я сообщу вам гораздо больше, – воодушевился эскулап. – Я дам вам адрес филиала, куда его перевели. По-моему, он уже туда выехал.

На следующий день он поведал мне, что этот филиал находится в городке под названием Еа, расположенном в семидесяти километрах к северу от Мельбурна. Еще он смущенно добавил, что не уверен, смогу ли я отыскать там своего родственника или нет.

– Он холостяк, его инициалы В. Ф., – рассказывал врач, далекий от каких-либо меркантильных побуждений. – Вот его старый адрес, но, судя по всему, он съехал оттуда несколько дней назад, а к новому месту приедет, пожалуй, не раньше чем к Новому году. Скорее всего, он поспешит, чтобы побыстрей успеть принять дела. На вашем месте я бы сперва ему написал.

– Но это означает потерять минимум два дня, а то и больше, если он еще не доехал, – возразил я.

Меня всего без остатка увлекла идея как можно быстрее увидеться с этим провинциальным управляющим, и мне казалось, что если я встречусь с ним во время рождественских каникул, то праздничная атмосфера и ужин с возлияниями станут союзниками в предстоящем мне непростом деле.

– В таком случае, – заметил хирург, – я бы взял спокойную, не слишком норовистую лошадь и отправился в путь. А вот руку вам пока что утруждать не рекомендуется.

– А поездом разве не лучше?

– Да как вам сказать… От станции все равно неблизко. Надеюсь, вы умеете ездить верхом?

– Конечно.

– Ну так и поезжайте. Дорога там прекрасная, она проходит через Уиттлси и Долину Благоденствия. Я дам вам карту, и вы увидите все источники, откуда вода поступает в наш город. Чистейшие родники, доложу я вам! Как жаль, что у меня нет времени, чтобы поехать с вами.

– А вы не знаете, где можно нанять лошадь?

Врач на минуту задумался.

– У меня есть кобыла, которая уже довольно долго стоит без дела, – признался он наконец. – Она без труда одолеет сто километров, к тому же я буду уверен, что с ней вы уж точно руку напрягать не будете.

– Ну право же не стоит! – попытался возражать я.

– Но вы же Эй-Джей Раффлз, и покончим на этом, – твердо заявил он.

Я, по правде сказать, не ожидал ни столь благожелательного отношения к своей персоне, ни столь наглядного проявления радушия, которое теперь, к сожалению, встречается лишь в колониях.

Раффлз отхлебнул виски, затушил окурок и тотчас же закурил новую сигарету.

– Ну вот, я кое-как написал В. Ф. несколько строчек. Рана на руке, как ты догадываешься, была серьезной лишь для игры в крикет, но, в общем, больших неудобств мне не доставляла – я всего лишь рассек средний палец. Наутро доктор посадил меня на здоровенную лошадь, которая без труда потянула бы целую карету «скорой помощи». Провожать меня вышла половина команды, вторая же ее половина не явилась лишь потому, что сердилась на меня за то, что я не остался посмотреть матч. Как будто бы одним своим присутствием я помог бы им выиграть. Они, разумеется, не знали, что я затеял свою игру, а мне было невдомек, какие меня ждали перипетии.

Поездка выдалась небезынтересная, особенно когда я проехал Уиттлси, совершенно отвратительный городишко у самого начала бесконечной долины. Запомнился мне он лишь тем, что там я отведал горячей баранины с чаем под нещадно палившим солнцем. Первые полсотни километров я передвигался по прекрасной мощеной дороге, по которой можно при желании объехать полмира, но после Уиттлси она превратилась в еле различимую тропинку, вьющуюся среди низкорослого кустарника. Временами она вообще пропадала из виду, так что я целиком и полностью полагался только на свою кобылу. Потом тропка спустилась в лощину и пошла вдоль пересохшего русла какой-то речушки. Я мог любоваться настоящим пиршеством красок – по обе стороны от тропинки густо росли эвкалипты, на ветвях которых сидело множество попугаев всех цветов радуги. Чуть позже я оказался в зарослях засохших деревьев. Голые, словно выбеленные, ветви без единого листа тянулись к небу, стояла мертвая тишина, и мне показалось, что все вокруг вымерло. Первое живое существо, что мне встретилось, напугало меня чуть ли не до смерти. Им оказалась лошадь без седока, во весь опор мчавшаяся сквозь кустарник. Седло съехало набок, а разболтавшаяся сбруя звенела и брякала. Без всяких раздумий я решил пристегнуть ее к кобыле доктора как запасную, для чего надо было поправить сбрую. Не успел я спешиться и взять ее под уздцы, как услышал топот копыт, и через секунду показался всадник, на полном скаку осадивший своего коня и озабоченный убежавшим скакуном.

– Спасибо, мистер, – прорычал здоровенный детина в красной клетчатой рубашке, с бородой, словно у проповедника, но с совершенно дьявольским выражением лица.

– Что-нибудь случилось? – насторожился я, подтягивая поводья своей кобылы.

– Да, – отрезал он, злобно взглянув на меня, как будто пытаясь пресечь все дальнейшие расспросы.

– И что-то серьезное, – заключил я. – Ведь на седле-то кровь!

Знаешь, Зайчонок, я сам далеко не ангел, но я никогда ни на кого не смотрел так, как этот верзила поглядел на меня. Но я выдержал его тяжелый взгляд, после чего он признал, что седло и вправду было в крови, и рассказал, что же произошло. Лошадь его напарника вдруг понесла, он не успел пригнуться, ударился о здоровенный сук, сломав при этом нос, но в седле удержался. Потом он все-таки свалился на землю от потери крови, лошадь убежала, а сам он остался неподалеку.

Как я уже говорил, Зайчонок, в те времена я еще не обладал теперешней закалкой и принял его слова за чистую монету. Он спросил, куда я еду, и когда я ответил, он посоветовал мне срезать километров семь. Тогда я приехал бы в Еа на час раньше. Для этого надо было съехать с тропы и держать направление на вершину холма, видневшуюся за деревьями, а потом ехать по лощине. И никаких ехидных улыбочек, Зайчонок! Я же говорил, что в те времена меня мог одурачить первый встречный. Разумеется, что, как мне казалось, срезав путь, я на самом деле описал огромный крюк, и уже почти стемнело, когда мы с моей несчастной кобылой оказались на главной и единственной улице Еа.

Я выискивал в полутьме вывеску банка, когда вдруг на веранде показался человек в белом костюме и бегом бросился ко мне.

– Вы мистер Раффлз? – запыхавшись, спросил он.

– Он самый, – рассмеялся я в ответ, пожимая ему руку.

– Вы очень поздно.

– Я сбился с пути.

– И всего-то? Уф, как здорово-то! – с облегчением выдохнул он. – Вы знаете, какие вокруг слухи? Будто бы на дороге в Уиттлси орудуют грабители, и якобы Келли собрал новую банду! Они бы из вас котлету сделали!

– Скорее всего, из вас бы, – отрезал я, и после такого ответа он недоуменно замолчал.

– Знаете, нравы тут у нас не столичные, да и место не самое безопасное, – продолжил он, придя в себя после такого неожиданного натиска. Он отвязал мою дорожную сумку и бросил поводья подбежавшему слуге. – Это хорошо, что вы холостяк, как и я.

Я не совсем понял его последние слова, поскольку, будь я женат, я никогда не позволил бы ему столь вольно выражаться в присутствии моей супруги. В ответ я пробормотал нечто подобающее обстановке, а потом бодро добавил, что, наверное, мне тут понравится, когда я более-менее пообвыкну, словно я собирался провести в его компании несколько месяцев. «Да, – подумал я, – в провинции гостеприимство очень ценят». Все еще находясь в некотором недоумении, я последовал за ним в глубь банка.

– Ужин будет готов через четверть часа, – сказал он, когда мы прошли внутрь. – Я подумал, что вы захотите помыться с дороги, поэтому уже приготовил ванную в конце коридора. Крикните погромче, если вам что-то понадобится. Кстати, ваш багаж еще не прибыл, но вот письмо, что пришло нынче утром.