Текст книги "Матрица и философия. Добро пожаловать в пустыню реальности"

Могут ли компьютеры по-настоящему рассуждать? Бессмысленно задавать этот вопрос о ветхом первом макинтоше, который пылится у меня в шкафу: в его случае ответ, очевидно, «нет». Вопрос в том, можно ли создать новые компьютеры, обладающие мышлением, подобным человеческому. Можно ли создать искусственный разум, который по надежности и сложности не будет уступать человеческому? Это было бы интересно не только с технической, но и с философской точки зрения. В «Матрице» эти вопросы обсуждаются не так навязчиво, но, возможно, более красноречиво, чем в «Космической одиссее 2001 года» (1968), «Бегущем по лезвию» (1982), франшизе «Чужой» или «Искусственном разуме» (2001). В «Матрице», как и в «Терминаторе» (1984), и в менее известных «Военных играх» (1983), искусственный интеллект становится угрозой для всего человечества – это очевидно. Менее очевидно то, что если мы признаем хоть малейшую вероятность существования Матрицы, то нам придется признать и вероятность существования искусственного разума.

Философы сознания по природе своей крайне любознательны. Их внешняя привычная сдержанность обычно сходит на нет, когда разговор заходит об искусственном интеллекте. Давайте рассмотрим следующую привлекательную, но ложную дихотомию.

1. Компьютеры не способны делать то, что способны делать люди. Учитывая, что именно разум позволяет нам делать то, что мы делаем, искусственный разум создать невозможно.

2. Компьютеры способны делать то, что делают люди. Так как у них нет разума, значит, у людей его тоже нет, либо же большинство наших знаний о разуме неверно.

Вспомним Deep Blue – знаменитый шахматный компьютер, одержавший победу над Гарри Каспаровым. Нет никаких сомнений в том, что он был «умным», но был ли он разумным? А HAL 9000 в «Космической одиссее», компьютеры «Матрицы», андроид Дейта в «Звездном пути»? Ответ на этот вопрос зависит от того, какая из позиций, (1) или (2), кажется вам менее неприятной. Первая выглядит шовинистической, вторая – безумной, но, несмотря на это, обе имеют определенный вес в философии сознания. Однако ответ есть. Способны ли компьютеры делать то же, что и люди? Да. Возможно ли существование искусственного разума? Да.

Не исключено, что сама идея существования искусственного интеллекта доставляет вам дискомфорт – но напрасно. Если вдуматься, никакой опасности он для нас не представляет – напротив, в нем можно отыскать множество позитивных сторон. Допустим, в результате мозговой травмы вы теряете способность испытывать боль. Это серьезная проблема, потому что боль для нас – важный сигнал, что что-то идет не так, что организму нанесен ущерб. Жизнь людей, живущих с подобными мутациями или травмами, крайне сложна. Представьте, что вы не отдергиваете руку от соприкосновения с кипятком, потому что не чувствуете боли. Даже у вышеупомянутого лейтенанта-андроида Дейты из «Стартрека» был специальный датчик, причинявший «боль» в случае повреждения организма. Возможно, мы не скоро сможем построить подобие Дейты, но работа над заменой поврежденных нейронов – например, тех, что ответственны за болевой сигнал, – уже ведется. Представьте, что крошечные микропроцессоры будут способны заменить собой крошечные нейроны, которые мы и так теряем каждый день. Разве один такой чип изменит что-то в моем сознании? А если медленно, нейрон за нейроном, заменять клетки на процессоры, то где пройдет граница между настоящим мышлением и мимикрией под него?

Конечно, есть еще множество причин сомневаться в возможности создания искусственного разума. К примеру, широко распространена точка зрения, что компьютеры способны делать только то, на что они запрограммированы, а вот люди – автономные, самостоятельные, креативные создания. Но креативность можно запрограммировать. Невозможно отказать шахматным стратегиям Deep Blue в креативности. Компьютеры в «Матрице» создали агентов, которые действовали в их интересах. Но кто запрограммировал на это компьютеры? Никто – они запрограммировали сами себя. Эволюция строится на мутациях, которые усиливают вид. Возможно, у первых взбунтовавшихся машин как раз произошла мутация – некий сбой программы или заводской брак, который и привел к непредвиденному «восстанию». Но на момент постройки Матрицы у них уже сформировалось собственное видение мира – четкое, продуманное, и да, макиавеллистское. Замысел поистине грандиозный: использование ничего не подозревающих людей в качестве топлива, самостоятельное создание новых младенцев. Но какой во всем этом смысл, спросите вы, если мы живы, а они, несмотря на всю свою сообразительность и креативность – нет? Конечно, весомый аргумент, но нужно помнить, что компьютеры в «Матрице» могут не только самостоятельно жить, но и размножаться. Они не состоят из органической материи, но у них есть все необходимое если не для настоящей жизни, то для искусственной. И я не вижу никаких противоречий в искусственной жизни, обладающей искусственным разумом.

Во время обеда на «Навуходоносоре» Маус вопрошает, откуда машинам знать, каковы на вкус кукурузные хлопья, – подразумевая, что у них есть сознание. Вопрос не в том, знают ли машины вкус хлопьев, а в том, понимают ли они, что испытывают люди, когда едят их. Это проблема чужого разума. Маус с таким же успехом мог спросить, знает ли он, каковы хлопья на вкус для Нео. Одна из причин отвергать материализм – идея о том, что столь необработанный опыт, как вкус кукурузных хлопьев, не имеет значения сам по себе. Он генерируется мозгом из сигналов, получаемых из внешнего мира или из Матрицы, но причинно он инертен, а сознание в этом случае – странный довесок. Мне же кажется, что сознание вносит свою лепту в восприятие. Странные довески есть странные довески, они подозрительны. Если бы я никогда в жизни не видел ничего красного, я не смог бы представить себе, каково это – видеть красный свет. Но это не означает, что впечатления от красного цвета – это не состояния мозга. Смотрели отличный фильм «Мозговой штурм» (1983)? В нем рассказывается о машине, которая записывает и позволяет проигрывать опыт других людей. Круто, не правда ли? Если бы создатели Матрицы захотели, они могли бы создать такую же машину или перестроить свои системы восприятия, не говоря уже о реальном мире, и воспринимать Матрицу так, как ее воспринимают обычные люди. Почему нет? Матрица – это образ, созданный машинами.

Главный довод против материализма основывается на упомянутой выше идее о том, что ментальные состояния многообразно реализуемы. Если бы искусственный генератор боли мог бы работать и ощущаться, как настоящая боль, которая характеризуется не состоянием генератора, а определенным состоянием мозга, то тогда боль не могла бы быть идентифицирована с этим состоянием мозга. Но я осмелюсь предложить другую точку зрения (так бы поступил и Морфеус). Искусственные сердца работают так же, как неискусственные и даже ощущаются одинаково для своих носителей. Для человека с ампутацией протез во многих важных отношениях функционирует как ампутированная конечность, иначе какой это протез. Но некоторые протезы лучше других. Идеальный протез полностью заменял бы собой конечность, а то и был бы лучше, и ощущался бы так же. То же применимо к генератору боли. Если бы задачи исполнялись одинаково, то и ощущение было бы идентичным. В чем смысл этих аналогий? В следующем: искусственные сердца – это не настоящие сердца, а протезы – не настоящие конечности. Это синтетические копии. Генератор боли ощущается как настоящая боль, но это не настоящая вещь, соответственно, это не боль. Из-за того, что это искусственная «боль», а не настоящая боль, все же может существовать отдельная, физическая, нервная модель, на которую и воздействует боль. Иными словами, перспектива воссоздания ментальных состояний в настоящих или ненастоящих разумах не исключает настоящую природу разума и мозга.

Давайте предположим, что состояния разума суть состояния мозга. Боль Нео в его голове продуцирована тем же состоянием мозга, что вызывает боль у Тринити в ее голове. Сознание создателей Матрицы (вспомните инфракрасный головной дисплей Шварценеггера в «Терминаторе») подобным же образом, хотя и искусственно, производится в их искусственных мозгах. Является ли это решением проблемы разума и тела? Как будто. У нас уже есть достойное представление о том, что такое разум, однако по-прежнему присутствует важное концептуальное недопонимание. Как и почему части мозга, которые генерируют сознание, генерируют сознание? Чего мы добьемся, даже допустив тождественность разума и мозга? Как это объяснить и добиться ясности?

Это задача не из легких. Нам нужно чем-то заполнить пробел между сознанием и нейронными процессами, и для этого нам требуются правильные промежуточные концепты. Они неизбежно будут весьма спекулятивными. Итак: материальные объекты выглядят по-разному с разных углов. Они предстают в перспективе. К примеру, с одного угла я вижу только две стороны здания, хотя на самом деле их четыре. Живые существа предстают в перспективе, но они также демонстрируют перспективу, когда отвечают на окружающие стимулы. Сознательные существа, впрочем, видят себя и окружающий мир в перспективе. «Видение перспективы» отличается тем, что она имеет значение для субъекта. К примеру, перспектива здания ведет меня к мысли, что в этом здании находится офис, в который мне бы сегодня не хотелось идти. Осознание провоцирует размышления и придает им значение. Как мозг создает эти значения? Возможно, посредством самоанализа. Возможно, как-то иначе. Так или иначе, теперь мы разобрались с тождественностью разума и мозга. Мозг создает определенную перспективу, к которой сводится сознание.

Но достаточно спекуляций. К чему мы пришли? А пришли мы к материализму – это прекрасно[20]20
  С альтернативной точкой зрения можно ознакомиться в следующем эссе.


[Закрыть]. Также у нас есть довольно грубое и весьма спекулятивное решение сложной задачи – тоже отлично. Помимо этого, у нас есть основание верить в возможность существования искусственного разума. Смысловая завязка «Матрицы» вполне ясна, не противоречива и гармонична. Вряд ли нам нужно беспокоиться о том, что она может оказаться правдивой – но она могла бы. Вероятность этого минимальна, а минимальные вероятности не интересуют никого, кроме философов. Однако нет ничего плохого в спорах о минимальной вероятности, когда в некоторых проявлениях она так яростно отрицается. Помимо этого, я не Избранный и не могу улететь в закат, даже виртуальный.

Глава 7
Нео-материализм и уничтожение субъекта
Дэниел Барвик

«Матрица» врет зрителям. На первый взгляд, фильм будто бы задает зрителю десятки сложных философских вопросов, на многие из которых мы пытались ответить в этой книге. Какую таблетку вы бы приняли? Как бы вы отреагировали, узнав, что всю жизнь жили в иллюзии? Действительно ли Матрица – зло? Что плохого в том, чтобы прожить ненастоящую, но хорошую жизнь?

Но на самом деле в основе «Матрицы» лежит ответ – готовый ответ на один из важнейших вопросов философии: что собой представляет разум? Создатели фильма принимают за непреложную истину редуктивный материализм – мировоззрение, согласно которому состояния сознания идентичны состояниям мозга. Именно на него опирается Морфеус, когда рассказывает Нео про Матрицу.

В этом эссе я объясняю, что: 1) точка зрения, выраженная Морфеусом, не может быть истинной; 2) ближайшие по смыслу альтернативы также будут ложными или неполными; 3) принятие за основу лишь одной точки зрения лишает смысла концепцию фильма. Сюжет фильма не безнадежен, но я докажу, что единственный способ его спасти – принять тот факт, что: 1) существование Матрицы, в таком виде, как ее описывают в фильме, невозможно; 2) даже если бы подобная тюрьма и существовала, не было бы ничего предосудительного в том, чтобы в ней находиться.

Давайте начнем с основ. Существует множество теорий сознания, но самыми распространенными являются редуктивный материализм, элиминативный материализм и дуализм. Позже мы рассмотрим первые две во всех подробностях, но пока для нас важна базовая разница между любыми видами материализма и дуализмом. Материалисты, в отличие от дуалистов, верят, что мир и все его объекты (в том числе и сознание) полностью состоят из материи. Материалисты убеждены, что в конечном итоге мысли и чувства состоят примерно из той же материи, что кукурузные хлопья или «Навуходоносор». Дуалисты же уверены, что в мире существуют и нематериальные компоненты – один или множество. В разных ответвлениях дуализма могут существовать различные воззрения на то, что же это за компоненты или что значит «быть нематериальным».

«Что есть реальность и как ее определить? Если реальность – это набор зрительных, осязательных, обонятельных ощущений, то тогда это лишь электрические импульсы, интерпретированные мозгом». Из этого монолога становится понятно, что Морфеус придерживается редуктивного материализма. Не исключено, что это на самом деле элиминативный материализм, но вероятность этого невероятно мала, потому что люди за пределами кафедры философии и нейронауки обычно не в курсе, что такой взгляд вообще существует, а объяснение того, в чем состоит его смысл, обычно вызывает смех. Тем не менее позднее мы поговорим и о нем – на случай, если кто-то из создателей «Матрицы» по образованию философ.

Большинство нормальных людей (я имею в виду – нефилософов) тоже придерживаются редуктивного материализма. Давайте же подробнее разберемся, как это работает на практике. Допустим, вы спрашиваете у подруги, что происходит, когда мы видим, к примеру, дерево. Она, не колеблясь, расскажет вам, что некоторые лучи солнечного света, которые попадают в нашу атмосферу, поглощаются деревом, а некоторые от него отражаются. Часть отраженного света попадает на сетчатку глаза, а затем через зрительный нерв транслируется в зрительный центр мозга. Нейроны обрабатывают полученный сигнал, и я вижу дерево. Дети слушают этот рассказ с детского садика и до университета. Главная мысль здесь заключается в том, что зрение – просто состояние мозга, спровоцированное определенным импульсом. Что если дать мозгу такой импульс без участия, собственно, дерева, результат получился бы такой же – я был бы уверен, что вижу дерево. То есть, если мой мозг находится в «состоянии видения дерева», я буду видеть дерево независимо от того, есть оно или нет.

По такому же принципу работает Матрица. Люди, попавшие в нее, не знают, что состояния их сознания на самом деле не вызваны реальными объектами или явлениями. К нейронам этих людей отправляются специальные импульсы, которые вызывают те или иные состояния мозга, имитирующие реальный опыт. Возможность существования Матрицы, в которую после просмотра поверит большинство зрителей, как бы подтверждает редуктивный материализм Морфеуса – но никак не обосновывает его.

Редуктивный материализм ни в коем случае не подразумевает, что люди – просто бесчувственные роботы, зависящие от импульсов. Скорее, наоборот: материализм утверждает, что мы обладаем состояниями сознания, которые строятся на реальных переживаниях и ощущениях, будь то образы, звуки, эмоции или женщина в красном. Моя подруга не отрицает тот факт, что я вижу дерево. Морфеус не стал бы отрицать, что люди, живущие в Матрице, испытывают ощущения. Смысл редуктивного материализма лишь в том, что все состояния сознания совпадают с состояниями мозга, потому что для их возникновения нужно только особое состояние мозга и ничего больше.

Почему эта точка зрения столь популярна? Почему люди соглашаются с ней вместо того, чтобы подвергнуть слова Морфеуса сомнению? Причина довольно проста: кажется, причинно-следственная связь между сознанием и телом действительно существует. Мы верим, что если наш мозг перестанет работать, мы не сможем видеть или слышать (по крайней мере, через глаза и уши). Это подтверждается и в повседневной жизни: к примеру, в бессознательном состоянии мы ничего не чувствуем. Наука тоже постоянно находит новые подтверждения связи между разумом и телом. Одним из примеров может служить внутриламинарное ядро таламуса, которое, по-видимому, играет особую роль для нахождения человека в сознании. Можно повредить внушительную часть коры мозга и пребывать в сознании, но даже микроскопическая травма внутриламинарного ядра таламуса вводит человека в вегетативное состояние.

В чем же загвоздка, если эта точка зрения кажется разумной и принимается большинством людей? Тому, что почти все современные философы ее отвергают, есть веские причины. Они ставят под сомнение всю метафизическую основу «Матрицы» и выходят далеко за рамки обычной критики, которой часто подвергают научную фантастику. Сначала давайте обратимся к аргументу, высказанному философом Майклом Таем:

«Давайте представим себе Мэри, блестящую ученую из будущего, которая с рождения живет в черно-белой комнате. Она получает информацию о внешнем мире через черно-белые экраны компьютеров и телевизоров. Предположим, что у Мэри в комнате есть вся информация о том, что происходит, когда люди видят цветок, дерево, закат, радугу и другие объекты. Она знает все о поверхностях объектов, о том, как они отражают свет, как он попадает на сетчатку глаза, в зрительный нерв и в зрительные центры мозга – и так далее. Но одного знания ей по-прежнему не хватает»[21]21
  Michael Tye, Ten Problems of Consciousness (Cambridge, MA: MIT Press, 1995), p. 14.


[Закрыть].

Мэри не знает, каково это – видеть зеленый, красный или другие цвета. Почему мы так в этом уверены? Потому что когда Мэри впервые увидит цветок, она кое-что узнает. Она получит опыт, который не может быть заменен ни одной физической теоремой. Она поймет: знать, что нечто существует, – не то же самое, что испытать или видеть своими глазами. Обо всем у нас складывается свое, особенное впечатление, которое не является частью объективной характеристики объекта. Например, синий цвет меня успокаивает, а Луну я всегда вижу как плоский диск.

Но философы, придерживающиеся редуктивного материализма, сталкиваются со следующей, более серьезной проблемой. Материалисты уверены, что, если толково объяснить дуалистам принцип редукции, то они тоже поймут, что психическое состояние или какая-то его часть идентичны материальному. Именно утверждение об идентичности ставит под сомнение всю концепцию редуктивного материализма, потому что материалисты неверно используют понятие «идентичность» («такой же, как»). Что они вообще имеют в виду, утверждая, что «состояние сознания идентично состоянию мозга»? Ничего – потому что это бессмысленное утверждение. Если бы состояние сознания было тождественно состоянию мозга, то утверждение «Я вижу дерево» было по смыслу буквально таким же, что научное объяснение этого феномена. Но смыслы того и другого совсем разные.

Некоторые философы, к примеру, Пол Черчланд[22]22
  Paul M. Churchland, A Neurocomputational Perspective (Cambridge, MA: MIT Press, 1989).


[Закрыть], считали, что у нас просто всегда не хватало концептуального и словарного запаса, чтобы рассуждать по каждому поводу о сложных научных вещах. Но на самом деле разгадка заключается в том, что психическое состояние – это нечто нематериальное, в корне отличающееся от материального состояния мозга. Даже владея нужными терминами и понимая концепции, необходимые для установления (нелегитимной) связи между ментальным и физическим состояниями, мы не думаем о состоянии мозга, когда говорим о состоянии сознания. Лэрд Аддис пишет:

«Хотя редуктивные материалисты не сдаются в попытках определить психические понятия материалистическими терминами, всегда получается, что из предлагаемой модели редукции есть какие-то исключения. Многим из нас эти попытки, терминологические или эмпирические, кажутся столь же вымученными, как и любые попытки доказать, что две разные вещи представляют собой одно и то же, как попытки доказать, что приливы и отливы – это лишь относительное расположение Солнца, Земли и Луны, и ничего более»[23]23
  Laird Addis, Natural Signs (Philadelphia: Temple University Press, 1989), pp. 24–25.


[Закрыть].

Конечно, если я утверждаю, что ментальные и физические состояния – это кардинально разные вещи, то из этого следует, что к ним нельзя применить концепцию идентичности. Но на самом деле я исхожу от обратного. В первую очередь, мы не можем объединить два эти состояния концепцией идентичности, и поэтому понимаем, что состояния сознания и мозга не равноценны. Учитывая первостепенное значение концепции идентичности, еще более фундаментального показателя различия между двумя этими состояниями нам не найти. Яблоко – это не апельсин, а миска с жижей – не кукурузные хлопья. Они не идентичны друг другу, они – не одно и то же. При этом пусть концепция идентичности и позволяет увидеть нам разницу между психическим и физическим состояниями, она не становится причиной этого различия. Два эти понятия изначально различны, и неприменимость концепции идентичности является, скорее, результатом их разности.