Текст книги "Мертвая комната"

Глава II
Приедут ли они?

Получив письмо от мистрис Фрэнкленд из Сент-Свитинс, экономка Портдженнской Башни тотчас же начала необходимые приготовления к принятию молодых господ. Она со дня на день ожидала их приезда, как явился почтальон и чуть не до обморока испугал ее, вручив письмо, запечатанное черным сургучом и окруженное густой траурной каймой. В записке кратко сообщалось о смерти капитана Тревертона и что в связи с этим визит мистера и миссис Фрэнкленд откладывается на неопределенный срок.

С той же почтой архитектор, руководивший реконструкцией западной лестницы, получил письмо с просьбой прислать счет, как только работа будет завершена, а также с сообщением, что мистер Фрэнкленд не может в настоящее время уделять внимание проекту по обустройству северных комнат. Архитектор и его рабочие, уехали, и Портдженнская Башня опять осталась на попечении слуг, без хозяина или хозяйки, друзей или незнакомцев, которые могли бы пройтись по ее одиноким коридорам или оживить пустые комнаты.

Прошло восемь месяцев, а экономка так ничего и не слышала о своих господах, только изредка случалось ей читать в местной газете заметки, где высказывалось предположение, что владельцы замка, вероятно, вскоре займут наследственный старый дом. Случалось также – и то очень редко, – что дворецкий, встречаясь в городе со старыми друзьями и бывшими слугами Тревертонов, узнавал от них какой-нибудь слух. В конце концов, экономка пришла к заключению, что мистер и мистрис Фрэнкленд, узнав о смерти капитана Тревертона, вернулись в Лонг-Бекли и провели несколько месяцев в уединение. Потом – если верить газетам, – они переехали в окрестности Лондона и поселились в доме друзей, в это время путешествовавших по континентальной Европе. Там они, должно быть, задержались, поскольку в наступившем новом году не появилось никаких слухов о перемене места их обитания. В январе и феврале никаких новостей тоже не было. В начале марта дворецкий, вернувшись из города, привез известие о господах, которое сильно заинтересовало экономку. В двух разных местах и от людей весьма почтенных, он слышал, что они ищут хорошую няню, которая понадобится к концу весны или началу лета. Говоря простым языком, среди множества младенцев, которые должны были появиться на свет в течение следующих трех месяцев, был один, который унаследует фамилию Фрэнкленд и который – если младенец по счастливой случайности окажется мальчиком – произведет фурор во всем Западном Корнуолле как наследник поместья Портдженна.

В апреле, не успели экономка и дворецкий осознать последнюю и самую важную новость, почтальон принес записку от миссис Фрэнкленд. Лицо экономки засияло от непривычной радости и удивления. Сообщалось, что давно откладываемый визит хозяина и хозяйки в старый дом состоится в начале мая и что их приезда можно ожидать в любой день с первого по десятое число месяца.

Причины, побудившие владельцев Портдженны наконец назначить время для посещения дома, были связаны с некоторыми деталями, о которых миссис Фрэнкленд не сочла нужным упоминать в своем письме. Дело заключалось в том, что между мужем и женой возникла небольшая дискуссия по поводу следующего места жительства, которое они должны выбрать после возвращения с континента друзей, чей дом они занимали. Мистер Фрэнкленд очень разумно предложил вернуться в Лонг-Бекли: не только потому, что все их старые друзья жили по соседству, но и потому – и обстоятельства сделали это соображением важным, – что там был отличный врач. И это же преимущество фактически предопределило настрой миссис Фрэнкленд против поездки в Лонг-Бекли. Она всегда, по ее признанию, испытывала необоснованную антипатию к тамошнему врачу. Он мог быть очень искусным, очень вежливым и, несомненно, уважаемым человеком, но он никогда ей не нравился.

Затем были предложены два других места жительства, но миссис Фрэнкленд возразила против обоих – в каждом случае врач будет ей незнаком, а ей не нравилась мысль о том, что о ней будет заботиться чужой человек.

Наконец, как она и надеялась, выбор места жительства был предоставлен исключительно ей. И тогда, к изумлению мужа и друзей, она сразу же решила отправиться в Портдженну. Она задумала этот странный проект и теперь намеревалась его осуществить, отчасти потому, что ей как никогда хотелось увидеть снова старый дом, и отчасти потому, что доктор, который был с ее матерью во время последней болезни миссис Тревертон, и который лечил ее во время всех ее детских болезней, все еще жил и практиковал в тех местах. Ее отец и доктор были старыми приятелями и много лет встречались за шахматной доской в субботу вечером. Они поддерживали дружбу, когда обстоятельства разлучали их, обмениваясь подарками на Рождество. Когда же печальная весть о смерти капитана достигла Корнуолла, доктор написал Розамонде письмо с выражением сочувствия и соболезнованиями, отзываясь о своем бывшем друге и покровителе в таких выражениях, которые она никогда не сможет забыть. И сейчас этот милый, по-отечески добрый старик больше всего подходил для наблюдения за ней. Итак, миссис Фрэнкленд пламенно желала поселиться в Портдженне.

К первому мая западные комнаты были полностью готовы к приему хозяина и хозяйки дома: постели проветрили, ковры почистили, диваны и кресла расчехлили. Экономка надела атласное платье и гранатовую брошь; горничная последовала ее примеру, надев коричневое шерстяное платье и розовую ленту; а дворецкий, решив не отставать от женщин, облачился в черный парчовый жилет, который мог соперничать с мрачностью и величием атласного платья экономки. День шел своим чередом, наступил вечер и пора ложиться спать, а мистера и миссис Фрэнкленд все еще не было.

Но ведь они не сказали, что приедут непременно первого мая, напомнил дворецкий, и экономка согласилась, решив, что не стоит расстраиваться, даже если они не объявятся до пятого числа. Наступило пятое мая, и ничего не изменилось. Шестое, седьмое, восьмое, и, наконец, девятое, но ничего так и не нарушило спокойствия старого дома.

Десятого мая экономка, дворецкий и горничная встали раньше обыкновенного, отворили все двери, заходили взад и вперед по лестницам, сметая всякую пылинку, постоянно приближались к окну и глядели на большую дорогу. Открывавшийся вид казался им более плоским, тусклым и пустым, чем когда-либо прежде. День угасал, наступили сумерки. Теперь они не смотрели, но прислушивались. Пробило десять часов. Из открытого окна все еще не было слышно ничего кроме утомительного биения прибоя о песчаный берег.

Экономка начала подсчитывать, сколько нужно времени, чтоб проехать по железной дороге из Лондона до Эксетер, а потом почтовой каретой через Корнуолл в Портдженну. Когда господа выехали из Эксетера – это первый вопрос. И с какими задержками они могли столкнуться впоследствии при получении лошадей – это был второй вопрос. Экономка и дворецкий разошлись в своих оценках, но согласились, что нужно сидеть до полуночи. Горничная, услышав, что вышестоящие приговорили ее к бдению на ближайшие два часа, печально зевала и вздыхала, за что получила замечание от дворецкого, а экономка дала ей книгу с гимнами, чтобы она читала их для поддержания духа.

Пробило двенадцать, а монотонное биение прибоя, изредка сменяемое громкими, таинственными, трещащими звуками, которые раздаются по ночам в старых домах, оставалось единственным слышимым звуком. Дворецкий дремал, горничная крепко спала под успокаивающим влиянием гимнов, экономка бодрствовала, не отрывая глаз от окна и время от времени тревожно покачивая головой. С последним ударом часов она встала из кресла, прислушалась и, не услышав ничего, раздраженно тряхнула горничную за плечо и топнула по полу, чтобы разбудить дворецкого.

– Можем идти спать, они не приедут. Это уже второй раз, когда они нас разочаровывают. В первый раз помешала смерть капитана. Что остановит их теперь? Еще одна смерть? Я не удивлюсь, если так и будет.

– Не хочу даже думать о подобном, – сказал дворецкий, нахмурившись.

– Еще одна смерть! – суеверно повторила экономка. – Если это еще одна смерть, то это им предупреждение держаться подальше от дома.

Глава III
Миссис Джазеф

Если бы экономка предположила, что не смерть, а рождение заставило ее господ отсрочить путешествие в Портдженну, то она оказалась бы права и подтвердила свой образ мудрой женщины. Мистер и миссис Фрэнкленд выехали из Лондона девятого мая и, проехав несколько станций по железной дороге, вынуждены были остановиться в небольшом городке в Сомерсетшире. Новый гость этого мира, крепкий и здоровый мальчик, решил появиться на свет месяцем раньше, чем его ждали, предпочтя скромную гостиницу в Сомерсетшире огромному величественному дому Портдженны, который однажды должен был унаследовать.

Немногие события так волновали мирный городок Вест-Винстон, как неожиданная остановка четы Фрэнклендов. Никогда хозяин и хозяйка гостиницы «Голова тигра» не суетились в своем доме в таком волнении, какое охватило их, когда слуга мистера Фрэнкленда и горничная миссис Фрэнкленд подъехали к дверям, чтобы объявить, что немедленно требуются самые большие и тихие комнаты в гостинице. Со времени триумфальной сдачи экзамена молодой мистер Орридж, новый доктор, начавший свою жизнь с покупки практики в Вест-Винстоне, не испытывал такого приятного волнения, пронизывающего его с ног до головы, как в момент, когда узнал, что жена слепого джентльмена с огромным состоянием заболела во время железнодорожной поездки из Лондона в Девоншир и нуждается в его умении и внимании. Много лет у женщин города не было столь всепоглощающей темы для разговоров, какую им сейчас предоставило несчастье миссис Фрэнкленд. Сказочные рассказы, один изощреннее другого, полились из первоисточника – «Головы тигра» – и разнеслись по улицам: о красоте жены и богатстве мужа, о его слепоте и ее причине, о плачевном состоянии, в котором его жена прибыла в гостиницу, и о мучительном чувстве ответственности, которое тревожило неопытного мистера Орриджа с первой минуты, когда он увидел свою пациентку. Только в восемь часов общество было наконец избавлено от напряжения сообщением о том, что ребенок родился и громко кричит; что мать прекрасно себя чувствует, учитывая все обстоятельства; и что мистер Орридж отличился мастерством, нежностью и вниманием, с которыми выполнял свои обязанности.

В течение целой недели жители города получали из «Головы тигра» самые положительные известия, но на десятый день свершилась катастрофа. Сиделка, ухаживавшая за миссис Фрэнкленд, внезапно заболела и оказалась совершенно неспособной к дальнейшей работе, по крайней мере, в течение недели, а возможно, и гораздо дольше. В большом городе это несчастье можно было бы легко устранить, но в таком месте, как Вест-Винстона не так просто было за несколько часов восполнить потерю опытной сиделки. Когда с мистером Орриджем посоветовались по поводу новой чрезвычайной ситуации, он честно признался, что ему нужно немного времени, чтобы найти другую сиделку, обладающую достаточным опытом для услужения леди. Мистер Фрэнкленд предложил телеграфировать своему другу-медику в Лондон с просьбой кого-нибудь прислать, но доктор по многим причинам не хотел принимать этот план, разве что в качестве последнего средства. Потребуется время, чтобы найти подходящую кандидатуру и отправить ее в Вест-Винстон, и, кроме того, он предпочел бы нанять женщину, с характером и способностями которой был знаком лично. Потому доктор предложил на несколько часов доверить миссис Фрэнкленд заботам ее горничной под присмотром хозяйки «Головы тигра», обещав навести справки в окрестностях. Если же никого не найдется, они телеграфируют в Лондон.

Мистер Орридж провел целый день в бесплодных поисках. Желающих было много, но у одной голос был слишком громкий, у другой – грубые руки, у третьей – тяжелая походка, словом, ни одна не годилась. Прошло утро и было уже за полдень, а заменить больную сиделку все еще было некем.

В два часа у доктора был назначен визит в один загородный дом для осмотра больного ребенка. «Может, я еще вспомню кого-нибудь, – думал он, – до вечера еще есть время. Подумаю во время дороги». Наконец, перебрав в памяти почти всех известных ему замужних женщин, он остановился на мысли, что призовет на помощь Миссис Норбери – даму, к ребенку которой он ехал. Он познакомился с ней, когда только начал практиковать в Вест-Винстоне, и нашел ее одной из тех откровенных, добродушных женщин средних лет, которых принято называть «по-матерински заботливыми».

Муж ее, сельский сквайр, славился своими старыми историями и старыми винами. Он подкреплял радушный прием жены привычными шутками, что у него для доктора работы никогда не будет, и в доме его не будет никаких склянок, кроме тех, что хранят в погребе. Миссис Норбери же давно обитала в Вест-Винстоне и знала всех окрестных жителей.

Осмотрев ребенка и заявив, что у маленького пациента нет никаких симптомов, которые могли бы вызвать хоть малейшую тревогу, доктор поинтересовался у миссис Норбери, слышала ли она об «интересном событии», произошедшем в «Голове тигре».

Миссис Норбери была женщина честная и отвечала без обиняков:

– Вы имеете в виду, слышала ли я о той несчастной леди, которая заболела во время путешествия и у которой в гостинице родился ребенок? Мы слышим многое, но вообще-то стараемся держать подальше от городских сплетен. Как она себя чувствует? Кто она? Здоров ли ребенок? Они хорошо устроились? Бедняжка! Могу ли я чем-то ей помочь?

– Вы сделаете великое дело и окажете мне большую услугу, если посоветуете какую-нибудь уважаемую женщину в качестве подходящей сиделки.

– Вы же не хотите сказать, что у бедняжки нет сиделки! – воскликнула миссис Норбери.

– У нее была лучшая помощница во всем Вест-Винстоне, но, к большому сожалению, сегодня утром она заболела и вынуждена была отправиться домой. Теперь я в затруднительных поисках кого-нибудь на ее место. Миссис Фрэнкленд привыкла к роскоши и когда ее хорошо обслуживают, и я не знаю, где мне найти прислугу, которая могла бы ее удовлетворить.

– Вы сказали, миссис Фрэнкленд?

– Она, как я понимаю, дочь капитана Тревертона, который год назад погиб вместе со своим кораблем в Вест-Индии. Может быть, вы помните – об этой катастрофе писали в газетах.

– О да! И самого капитана я тоже помню. В молодости я познакомилась с ним в Портсмуте. И в отношении его дочери я не должна вести себя как чужой человек, особенно в обстоятельствах, в каких оказалась бедняжка. Я навещу ее, как только вы сможете меня представить. Но что же делать с сиделкой? Кто сейчас с миссис Фрэнкленд?

– Ее горничная, но она молода и не знает об уходе за больными. Хозяйка гостиницы готова по возможности помочь, но иные дела постоянно требуют ее времени и внимания. Полагаю, придется телеграфировать в Лондон, чтобы кто-нибудь приехал поездом.

– И это, конечно, займет время. А новая сиделка может оказаться пьяницей или воровкой, когда вы ее сюда привезете, – сказала откровенная Миссис Норбери. – Не можем ли мы придумать что-нибудь получше? Я готова взять на себя любой труд, чтобы услужить миссис Фрэнкленд. Знаете что, доктор, давайте посоветуемся с моей экономкой, миссис Джазеф. Она странная женщина – и со странным именем, наверняка подумали вы, – но она живет со мной в этом доме больше пяти лет и может знать кого-нибудь подходящего в нашем районе. – С этими словами миссис Норбери позвонила в колокольчик и приказала вошедшему слуге позвать миссис Джазеф.

Через минуту раздался тихий стук в дверь и в комнату вошла экономка.

Мистер Орридж смотрел на нее с интересом и любопытством, которые он вряд ли мог объяснить. По его приблизительным прикидкам, это была женщина лет пятидесяти. Его медицинский глаз тотчас заметил, что ее нервы нездоровы. Он отметил странную работу мышц ее лица и суматошный румянец, вспыхнувший на щеках, когда она вошла в комнату и обнаружила там посетителя. А также странный испуганный взгляд, который никуда не делся, даже когда остальное лицо постепенно приобрело выражение спокойствия. «Эта женщина пережила какой-то ужасный испуг, какое-то большое горе или какую-то изнуряющую тяжбу, – подумал он про себя. – Интересно, что случилось?»

– Это мистер Орридж, доктор, недавно начавший практику в Вест-Винстоне, – сказала Миссис Норбери, обращаясь к экономке. – Он лечит леди, которая заболела во время путешествия и вынуждена была остановиться в «Голове тигра». Вы, вероятно, слышали о об этом происшествии.

Миссис Джазеф, стоявшая в дверях, почтительно посмотрела в сторону доктора и ответила утвердительно. Хотя она произнесла только два обычных слова: «Да, мэм», – тихим, незаинтересованным тоном, мистер Орридж был поражен нежностью и мягкостью ее голоса. Если бы он не смотрел на нее, то мог бы предположить, что это голос молодой женщины. Его глаза не отрывались от нее, хотя он чувствовал, что должен был смотреть на хозяйку дома. Как все мужчины он обычно был ненаблюдательным к нарядам, но долго потом вспоминал форму безупречного муслинового чепчика, аккуратно прикрывавшего гладкие седые волосы экономки, и спокойный коричневый цвет шелкового платья, которое лежало свободными и аккуратными складками. Небольшое замешательство, которое женщина, очевидно, испытала, обнаружив, что стала объектом внимания доктора, она не выдала ни жестом ни словом. Изящество, казалось, управляло миссис Джазеф: оно плавно вело ее ноги по ковру, когда она шла вперед, оно управляло действиями ее правой руки, когда она оперлась на стол, слушая обращенный к ней вопрос.

– Так вот, – продолжала миссис Норбери, – эта бедная дама теперь нуждается в сиделке. Она оказалась здесь, в чужом городе, с первым ребенком и без надлежащего ухода – без женщины в возрасте и с опытом, которая могла бы помочь ей. Мистер Орридж не смог никого найти, да и я не могу ему никого посоветовать. Вы можете нам помочь, миссис Джазеф? Не знаете ли хорошей честной женщины, которую мы могли бы рекомендовать?

Миссис Джазеф немного подумала, а затем сказала, очень почтительно, но очень кратко и без всякого интереса, что она никого не знает.

– Подумайте еще, – попросила миссис Норбери. – У меня особый интерес этой леди. Перед вашим приходом мистер Орридж рассказал мне, что она дочь капитана Тревертона, который потерпел кораблекрушение…

Как только эти слова были произнесены, миссис Джазеф резко обернулась и посмотрела на доктора. При этом она взмахнула рукой, так что стоявшая на столе бронзовая собака полетела на пол. Экономка бросилась поднимать ее, вскрикнув то волнения. Реакция ее казалась странно преувеличенной по сравнению с пустяковым характером происшествия.

– Боже мой, что с вами! Чего вы испугались? – спросила миссис Норбери. – Собака цела, ведь она бронзовая, поставьте ее на место. Впервые вижу, чтобы вы были настолько неловки. Вы можете считать это комплиментом, Миссис Джазеф. Значит, как я уже сказала, эта леди – дочь капитана Тревертона, о страшном кораблекрушении которого мы все читали в газетах. Я знала ее отца в молодости, и потому мне вдвойне хочется быть ей полезной. Подумайте еще раз. Неужели в округе нет никого, кто мог бы ухаживать за ней?

Доктор, продолжая наблюдать за миссис Джазеф с медицинским интересом к ее случаю, отметил ее смертельную бледность и не удивился бы, упади она в обморок у него на глазах. Но как только хозяйка замолчала, экономка овладела собой и яркий чахоточный румянец окрасил ее бледные щеки. Она беспокойно оглядывала комнату и нервно переплетала пальцы. «Интересный случай для лечения», – подумал доктор, внимательно следя за каждым движением рук.

– Подумайте, – повторила миссис Норбери. – Мне очень хочется помочь этой бедной леди.

– Мне очень жаль, – сказала миссис Джазеф слабым, дрожащим, но по-прежнему мягким голосом, – мне очень жаль, что я не могу назвать никого подходящего, но…

Она остановилась. Самый застенчивый ребенок, впервые попавший в общество незнакомцев, не выглядел бы более смущенным, чем она сейчас. Глаза ее были опущены в пол, щеки опять побледнели, а пальцы двигались все быстрее и быстрее.

– Но что? – спросила хозяйка.

– Я хотела сказать, мэм, что, принимая во внимание ваше участие к леди, я была бы готова, если позволите…

– Что? Вы готовы сами за ней ухаживать?! – воскликнула миссис Норбери. – Конечно, я уверена в вашей доброте и готовности помочь, и я вовсе не так себялюбива, чтобы не позволить вам сделать это доброе дело, переживая из-за неудобств от потери экономки, но вопрос в том, насколько вы компетентны? У вас есть опыт ухода за больными?

– Да, мэм, – ответила миссис Джазеф, по-прежнему не поднимая глаз. – Вскоре после замужества… – Румянец исчез, и лицо ее снова побледнело, когда она произнесла эти слова, – … у меня была некоторая практика в уходе за больными, и я работал сиделкой до самой смерти мужа. Я осмеливаюсь предложить свои услуги, сэр, – продолжала она, обращаясь к доктору, – только с разрешения моей госпожи и только на то время, пока не найдется более квалифицированный специалист.

– Что вы скажете, мистер Орридж? – спросила миссис Норбери.

Доктор колебался:

– У меня есть только одно сомнение, из-за которого я не могу сейчас же принять предложение миссис Джазеф.

Миссис Джазеф с тревогой и недоумением смотрели на доктора.

Он продолжил:

– Я сомневаюсь – вы извините меня за мою откровенность, но как доктор, я должен упомянуть об этом, – я сомневаюсь достаточно ли сильна миссис Джазеф и достаточно ли контролирует свои нервы, чтобы выполнять обязанности, которые она так любезно готова взять на себя.

Несмотря на вежливость объяснения, миссис Джазеф была явно смущена и расстроена. Тихая грусть, которую было очень трогательно видеть, пронеслась по ее лицу. Она, не говоря ни слова, отвернулась и медленно пошла к двери.

– Не уходите пока, – добродушно попросила миссис Норбери, – но если вам надо выйти, то возвратитесь через пять минут. Я уверена, нам будет, что вам сказать.

Миссис Джазеф с благодарностью взглянула на миссис Норбери, учтиво поклонилась доктору и бесшумно вышла из комнаты.

– Теперь мы одни, мистер Орридж, – произнесла хозяйка, – и могу сказать, с полным уважением к вашему медицинскому опыту и знаниям, что вы немного преувеличиваете нервные болезни миссис Джазеф. Я знаю, выглядит она не очень хорошо, но, после пяти лет работы с ней, могу сказать вам, что эта женщина сильнее, чем кажется, и я искренне думаю, что вы окажете миссис Фрэнкленд хорошую услугу, если пригласите ее хотя бы на день или два. Она самое доброе и нежное создание, с которым я когда-либо встречалась, и добросовестно выполняет любую обязанность, за которую берется. Не бойтесь лишить меня ее услуг: на прошлой неделе я дала званый обед, так что еще некоторое время в доме ничего не будет происходить.

– Уверен, что миссис Фрэнкленд будет вам весьма благодарна, так же, как и я, – кивнул мистер Орридж. – После всего, что вы сказали, я не могу не последовать вашему совету. Но извините меня за еще один вопрос: не подвержена ли Миссис Джазеф каким-нибудь припадкам?

– Никаким.

– Не случаются ли с ней истерики?

– Никогда. В моем доме, ничего подобного не бывало.

– Вы меня удивляете, есть что-то в ее взгляде и манерах…

– Да, да, это все замечают с первого взгляда, но я полагаю, что ее робкий взгляд и порывистые жесты служат признаком только слабого здоровья и не очень счастливой жизни в молодые годы. Дама, вполне заслуживающая доверия, рекомендовавшая ее мне, говорила, что Миссис Джазеф очень неудачно вышла замуж. Сама она ничего не говорит о своих неприятностях в браке, но я полагаю, что муж плохо к ней относился. Однако мне кажется, что это не наше дело. Я могу только еще раз сказать вам, что она прекрасно служила здесь последние пять лет, и что на вашем месте, как бы плохо она ни выглядела, я бы считала ее лучшей сиделкой, которую миссис Фрэнкленд могла бы пожелать при данных обстоятельствах. Мне нечего больше сказать. Берите миссис Джазеф или телеграфируйте в Лондон, чтобы найти незнакомку – решение, конечно, остается за вами.

Мистеру Орриджу показалось, что в последней фразе миссис Норбери он уловил легкий оттенок раздражения. А он был человеком благоразумным.

– После всего, что я от вас услышал, мне не стоит колебаться. Так что с благодарностью принимаю вашу доброту и предложение.

Миссис Норбери позвонила в колокольчик. На звонок тотчас же пришла сама экономка. Доктору стало интересно, не подслушивала ли она за дверью, но нетерпение на ее лице было бы в таком случае странным.

– Мистер Орридж с благодарностью принимает ваше предложение, – сказала миссис Норбери, когда экономка вошла в комнату. – Я убедила его, что вы гораздо здоровее, нежели кажетесь.

На лице экономки промелькнуло радостное удивление. Она будто бы даже помолодела, когда начала, улыбаясь, благодарить за оказанное ей доверие.

– Когда мне нужно будет прийти, сэр? – спросила она.

– Чем скорее, тем лучше.

От такого ответа лицо Миссис Джазеф просияло неподдельною радостью.

– Вы можете быть свободны в любой момент, – сказала ей миссис Норбери. – Я знаю, что ваши счета всегда в порядке, а ключи всегда на своих местах. Вы никогда не устраиваете путаницы и никогда не оставляете беспорядка.

– Я полагаю, вам нужно сделать кое-какие приготовления? – вмешался доктор.

– Мне будет достаточно получаса, – ответила миссис Джазеф.

– Тогда приходите сегодня вечером в «Голову тигра». Я буду там между семью и восемью часами вечера, – сказал доктор, взяв шляпу и кланяясь миссис Норбери. – Очень вам благодарен, миссис Норбери.

– Передайте мои наилучшие пожелания вашей пациентке, доктор.

– Между семью и восемью в «Голове тигра», – повторил доктор, когда экономка провожала его до двери.

– Между семью и восемью, сэр, – повторила миссис Джазеф своим мягким и кротким голосом, в котором теперь слышались нотки радости и от чего он казался совсем молодым.