Текст книги "Никогда не сдавайтесь"

7
Будьте справедливы

«Прежде чем проявлять доброту, надо проявить справедливость»

Речь в Манчестере 6 декабря 1947 года

Сразу же после наступления перемирия, ознаменовавшего собой конец Первой мировой войны, премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж попросил Черчилля оставить пост министра вооружений и возглавить объединенные военное министерство и министерство авиации с 9 января 1919 года. В новом ведомстве Черчилль отвечал за управление демобилизацией британской армии, насчитывавшей около трех с половиной миллионов человек. Сама по себе эта цифра уже говорила о сложности задачи. Но оказалось, что все значительно труднее, чем можно было ожидать. Управление военным министерством потребовало много большего, чем расформирование армии. Несмотря на окончание войны, потребность в значительном количестве военной силы не исчезла из повестки дня. Нужно было ввести оккупационные войска в Германию, нуждались в помощи и антибольшевистские силы России. Ближний Восток также представлял собой «горячую точку» вооруженного конфликта. Но даже если бы Британия была в состоянии просто распустить армию и отправить ветеранов по домам, что могло ждать их там? Резкое сокращение производства для военных нужд привело бы к тому, что в Англии оказалось бы значительно больше мужчин, чем средств для поддержания их существования.

Бунты в армии и беспорядки начались за два дня до того, как Черчилль приступил к исполнению новых обязанностей. Тысячи солдат собрались у лондонской правительственной резиденции Уайтхолл с криками о том, что война закончена, они выполнили свои обязанности и хотят домой. Некоторые просто отказывались выполнять приказ отправиться в Германию для продолжения службы в оккупационных войсках. Другие начинали бунтовать, когда получали направление в далекую Россию, раздираемую гражданской войной.

«Только Ленин мог бы вывести русских из того болота, куда он сам их завел. Он видел это, он повернул туда, но он умер… Русские остались погибать в болоте. Первая трагедия России – рождение Ленина; вторая – его смерть».

«Мировой кризис», 1923–1931

Черчилль начал изучать ситуацию за день до официального вступления в должность министра. Он задал вопрос генералу, отвечавшему за Лондонский военный округ, о том, сколько у него войск для подавления бунтовщиков. Получив ответ, он спросил: «Они лояльны?» Генерал ответил: «Полагаю, да». «Можем ли мы арестовать бунтовщиков?» – спросил Черчилль, на что генерал сказал: «Мы не уверены в этом». Не вступая в дискуссию, Черчилль поинтересовался, есть ли у генерала какие-то другие предложения. Их не последовало, и Черчилль отдал лаконичный приказ: «Арестуйте бунтовщиков».

Классический Черчилль

В ситуации с «уайтхолльскими бунтовщиками» мы видим классического Черчилля, у которого есть чему поучиться любому управленцу. Изучите ситуацию, посоветуйтесь с человеком, отвечающим за данный участок, узнайте его точку зрения. И если события не предвещают улучшения, действуйте так, как считаете необходимым. Если надо что-то делать, выбирайте лучшее из возможных решений. А затем действуйте – именно так поступал Черчилль.

Он не рассчитывал, что аресты пройдут гладко, но, к удивлению, бунтовщики не оказывали сопротивления и сдались добровольно. Их покорность навела Черчилля на мысль о возможности разрядить напряженную ситуацию. Он совершенно не хотел закручивать гайки, тем более в отношении тех, кто теперь подчинялся приказам. Вместо того чтобы применять строгие меры, он решил поощрить соблюдение дисциплины, предложив урегулировать вопрос не только по-настоящему справедливым, но и впечатляющим образом. Он хотел не только разрешить текущий кризис, но и продемонстрировать эту возможность миллионам людей, с нетерпением ожидавших демобилизации.

Главная сила – это сила самоограничения

Под руководством Черчилля демобилизация проходила спокойно везде, за исключением Кале. Там взбунтовались 5000 военнослужащих, не уволенных в запас. Фельдмаршал сэр Дуглас Хэйг руководил силами подавления мятежников. Он арестовал троих солдат, признанных подстрекателями, и доложил Черчиллю, что их нужно расстрелять в качестве средства устрашения. Черчилль немедленно отреагировал, телеграфировав Хэйгу, что, если эти люди не запятнали себя кровопролитием, он «не считает применение смертной казни обоснованным». Казнь не только будет несправедливой, но и плохо повлияет на общественное мнение. Он приказал Хэйгу найти наказание, в большей степени соразмерное содеянному. По мнению Черчилля, главная сила лидера заключается в самоограничении.

В соответствии с действовавшими на тот момент предписаниями военного министерства, любой солдат, прослуживший не менее четырех месяцев, имел право вернуться домой, но только если мог доказать наличие ожидающего его рабочего места. В противном случае даже военнослужащие, прошедшие все четыре долгих и мучительных года войны, не подлежали демобилизации. Всего через четыре дня после разгона бунтовщиков на Уайтхолл Черчилль объявил о серьезных изменениях действующих правил. Те, кто служил на фронте в составе действующей армии, подлежали демобилизации в порядке, основанном на сроке службы. Это не зависело от наличия или отсутствия рабочего места. В первую очередь это были мужчины, зачисленные на действительную военную службу до 1916 года. Следующими подлежали демобилизации те, кто прослужил два года или меньше, опять же, вне зависимости от ситуации с рабочими местами в гражданской жизни. И наконец, предусматривалась особая очередность демобилизации для тех, кто прослужил два года или менее, но получил боевые ранения.

Страна горячо приветствовала справедливость введенной Черчиллем системы. И сам он очень гордился, заметив в разговоре с одним из друзей: «Это одна из лучших вещей, которые мне удалось сделать». Тем не менее для оккупации Рейнской области нужны были военные силы, и эта проблема оставалась актуальной. Черчилль считал необходимым поддержать призывную систему для того, чтобы сохранять численность армии в один миллион человек. Убедить в этом премьер-министра Дэвида Ллойд Джорджа было непросто. Но в конечном итоге Черчиллю разрешили призвать его миллион.

«Когда он в ударе, он способен уговорить птицу упасть с дерева».

О Ллойд Джордже в книге «Размышления и приключения», 1932

Это был первый британский призыв в условиях мирного времени. Черчилль считал, что оккупационные войска в Рейнской области абсолютно необходимы для контроля за соблюдением условий перемирия. По сути, они представляют собой продолжение воинской обязанности военного времени. Поэтому он не испытывал сожалений, направляя туда новобранцев. В то же время Черчилль считал совершенно неправильным направлять призывников в далекую Россию для подкрепления антибольшевистских сил. К тому же он полагал, что британское общественное мнение будет против этого. Также он был уверен, что массу возражений встретит идея отправить в Россию профессиональных военных. Поэтому на борьбу с большевиками в Россию он решил направлять только добровольцев, которые ясно выразили свое желание. В качестве военного министра Черчилль имел право направить любого военнослужащего к любому месту несения службы, но он верил в то, что честные и справедливые решения только укрепляют авторитет его власти.

Несправедливое применение власти является тиранией. Уинстон Черчилль не был тираном и считал, что народы Великобритании никогда не потерпят тирании. В разные периоды времени и в различных ситуациях лидер может быть способен или неспособен предоставить подопечным пищу, кров, одежду или защиту, в которой они могут нуждаться. Но, сознательно ограничивая применение своей власти, он всегда может действовать разумно и справедливо. В использовании этого ресурса – справедливости – лидер не должен быть экономным.

8
Обозначьте черту

«Мы скорее предпочтем увидеть Лондон в руинах и пожарищах, чем в позорном рабстве у неприятеля».

Из выступления по радио, Лондон, 14 июля 1940 года

Компании и люди, лишенные гибкости, не реагируют на изменения и поэтому обречены. В зависимости от вида организации, общего состояния рынка, конкурентной среды и отрасли эта обреченность может выразиться в мгновенной гибели или в медленном, продолжительном умирании. Или же упереться в жесткий потолок. Как говорил Ральф Уолдо Эмерсон[10]10
  Один из виднейших мыслителей и писателей США.


[Закрыть], «безрассудное упорство – злой дух недалекого ума». В то же время чересчур гибкие компании, как и слишком гибких людей, заслуженно называют бесхребетными. У них нет собственного «я» и собственных принципов, и это порождает вакуум. Природа не терпит пустоты. И если ваша компания не заняла свою нишу, ее постараются заполнить собой другие. И весьма вероятно, что это не принесет вам пользы и не понравится вам.

Для успеха любого мероприятия жизненно важно умение импровизировать, творчески реагировать на изменения и создавать их самому. Однако существует предел, линия, которая обозначает границу главных свойств личности и ключевых принципов, которыми она руководствуется. Черчилль всегда обладал четким и ясным представлением о таком пределе и на всех этапах своей карьеры умел недвусмысленно обозначить линию, по которой он проходит. Например, на должности военного министра и министра авиации он одобрил использование авиации для «рассеивания» Шинн Фейн (военного крыла организации ирландских националистов) с помощью пулеметного огня и бомбежек, но он жестко положил конец тому, что происходило в другой части империи, индийском Амритсаре. Генерал Реджинальд Дайер заслужил прозвще «Амритсарский мясник», отдав приказ о расстреле мирных жителей, в числе которых были женщины и дети. Они собрались в парке Джаллианвала Багх на ежегодный праздник Байсахи – важнейший культурно-религиозный фестиваль жителей Пенджаба. Парк Джаллианвала представлял собой огороженную стеной площадь, к которой вели всего пять проходов. Четыре из них были очень узкими, а пятый блокировали солдаты Дайера и два броневика с установленными на них пулеметами.

«Ответственность – чудесное средство, если его применяют на трезвую голову».

Комментарий по поводу ненасильственных действий полиции во время разгона протестующих ирландских республиканцев в Дублине в сентябре 1922 года; цитируется по книге Мартина Джилберта «Черчилль: жизнь», 1991

Желая преподать индийцам урок после того, как английская учительница подверглась жестокому избиению антибритански настроенной толпой, Дайер приказал солдатам открыть огонь прямо по площади, где шел оживленный праздник. За десять минут было израсходовано около 1650 патронов. Дайер лично руководил расправой, направляя огонь по местам наибольшего скопления народа. Сначала шел обстрел площади, а затем – узких выходов, чтобы истребить как можно большее количество ищущих спасения людей. Официально сообщалось о 379 убитых и 1200 раненых среди гражданского населения. Неофициальные данные, в том числе и данные английских гражданских активистов, говорили о более чем тысяче убитых. Черчилль всегда неодобрительно относился к применению войск против гражданского населения. И в первую очередь позаботившись о лишении Дайера всех командных постов, он осудил бойню в Амритсаре, назвав ее «чудовищным событием». Затем он провозгласил так называемый единственный полный запрет, который должны были соблюдать командиры в случае народных волнений или бунтов:

«Я имею в виду запрет на то, что называется устрашением». Это был предел, который он установил, и он подробно объяснил, что это значит: «Под устрашением я подразумеваю массовое уничтожение или избиение определенной группы людей с целью запугать не только остальную толпу, но и население всей округи или даже целой страны. Этот метод неприемлем для нас ни в каком виде. Устрашение – средство, неизвестное в британской фармакопее»[11]11
  Сборник официальных документов (свод стандартов и положений), устанавливающих нормы качества лекарственного сырья и изготовленных из них препаратов.


[Закрыть].

Он установил этот предел не только следуя личным моральным установкам, но и в качестве производной национальных ценностей. Меры устрашения были неприемлемы по целому ряду причин, и в первую очередь потому, что они совершенно не соответствовали британской традиции.

Происшедшее в Амритсаре привело Черчилля в бешенство. Но он сумел подавить свой гнев, чтобы сформулировать возмущение общества и установить предел от лица всей британской нации. Он выразил это красноречиво и недвусмысленно изложенным правилом. Черчилль никогда не подставлял вторую щеку в случаях, если считал, что нанесено оскорбление. Он одобрял решительные действия по подавлению общественных беспорядков, но всегда делал это исходя из необходимости сохранения человеческих жизней. И никогда не поступался базовыми принципами морали, нравственности и гуманизма.

Обозначьте пределы

Как руководитель предприятия вы являетесь его «лицом» во внешнем мире. И действовать необходимо соответственно. При принятии решений вы не можете не учитывать собственные моральные ценности, но не стоит основываться только на них. Сопоставляйте политику компании со своими этическими принципами. Ваша задача как руководителя заключается в том, чтобы они не противоречили друг другу.

Через шесть лет Черчилль, находясь на посту канцлера казначейства в кабинете премьер-министра Стэнли Болдуина, живо поддерживал решение о направлении военных подкреплений в Китай после двух случаев нападения местных боевиков на англичан в портах. Он писал премьер-министру:

«Хуже смирения перед оскорблениями и насилием из страха перед военными действиями может быть лишь полная сдача на милость завоевателя. Как только вы приняли яд полной неспособности защищать свои права перед лицом агрессии со стороны определенной группы людей, требованиям, которым придется уступать, и унижениям, которые придется терпеть, не будет конца».

Здесь Черчилль впервые выступает как противник политики умиротворения, то есть уступок неправому делу ради поддержания мира. Это происходило за двенадцать лет до его знаменитого спора с премьер-министром Невиллом Чемберленом, который предлагал «умиротворить» Адольфа Гитлера, согласившись на аннексию Судетской области Чехословакии. Действительно, несогласие с политикой умиротворения составляло принципиальную позицию Черчилля, которая не претерпела заметных изменений в период между 1926 и 1938 годами. Готовность без колебаний обозначить четкий предел и замечательное умение пояснить природу и смысл такого предела сослужили Черчиллю и народу его страны великую службу в период Второй мировой войны. Особенно в моменты, когда, как казалось, британцы были не в состоянии защитить эти пределы. Например, 10 июля 1940 года Адольф Гитлер отдал приказ о первой из множества массированных бомбардировок Великобритании, известных под названием «Блиц». Он намеревался подготовить почву для операции «Морской лев» – полномасштабного вторжения на Британские острова. 14 июля, через четыре дня после начала «Блица», премьер-министр Черчилль выступил с радиообращением к нации из лондонской студии Би-би-си. От внимания Черчилля не ускользнуло, что день обращения совпал с Днем Бастилии, французским государственным праздником. И он рассказал аудитории, что год назад в Париже наблюдал, как французская армия и французская империя проходили с парадом по Елисейским Полям. «Кто мог предвидеть, что им уготовано в ближайшем будущем?» Это было признание неопределенности в период пугающей неуверенности. Однако Черчилль быстро перешел от ужаса и тревоги к вере: «Вера дана нам как помощь и утешение в моменты, когда мы с трепетом взираем за тем, как разворачивается свиток человеческих судеб. И я во всеуслышание заявляю, что верю, что среди нас есть те, кто увидит день Четырнадцатого июля в освобожденной Франции, вновь обретшей свое величие и славу, вновь вставшей в первые ряды поборников свободы и прав человека. Мгла рассеется. Как всегда, придет рассвет, и душа Франции с пониманием и нежностью обратится к французам и француженкам, которые, где бы они ни находились, в самый грозный час не утратили веры в Республику».

Как и в предыдущих речах, и во множестве последующих, Черчилль использует образы, которые невозможно в данный конкретный момент обнаружить в окружающей действительности. Всего пара предложений нужна ему для того, чтобы увести своих слушателей от пугающей неопределенности к полной уверенности («Мгла рассеется. Как всегда, придет рассвет») и нарисовать перед ними картину того, как будут вознаграждены граждане Франции, не поддавшиеся отчаянию. Послание к британцам звучало понятно: Берите пример с таких французов и француженок. Сохраняйте уверенность. Не отчаивайтесь, каким бы грозным ни был нынешний час.

Премьер-министр продолжил выступление обещанием помощи Франции, «другу Британии… сраженному наповал ошеломительным ударом». И поклялся от лица британцев «поступать так, чтобы каждое истинно французское сердце отзывалось радостью на известия о нашей борьбе; и чтобы не только Франция, но и все угнетенные страны Европы могли почувствовать, что каждая британская победа является шагом к освобождению континента от самого подлого рабства, в котором ему когда-либо доводилось оказаться». Это спасение не только Франции и Англии, но и всей Европы являлось «долгом» нации. Для Черчилля долг был главенствующим из всех принципов. Конкретное содержание этого понятия могло меняться в зависимости от обстоятельств, но сам принцип оставался неизменным.

Исполнить свой долг может оказаться непросто. «Все идет к тому, что война будет долгой и тяжелой», – признавал Черчилль. Кроме того, тяготит бремя неизвестности («Никто не знает, как развернутся события»), однако «точно известно одно: нацистское гестапо недолго будет править народами Европы. А мир не принесет себя в жертву гитлеровской доктрине ненависти, неумеренной жажды власти и подавления».

Так, от призыва к исполнению сурового долга, через упоминание о предстоящей долгой и трудной борьбе в условиях неизвестности, Черчилль приводит своих слушателей прямо к триумфу твердой уверенности в общем успехе – победе над Адольфом Гитлером. Но в самом начале этого пути необходимо «встретить бурю лицом к лицу и быть готовыми к худшему из того, что может замыслить тиран и исполнить враждебная сила».

– Смиренно отдаваясь на милость Господа, но сознавая, что служим делу освобождения, мы готовы защитить свою родную землю от нашествия, которым ей угрожают. Мы сражаемся сами по себе, но мы сражаемся не только за себя. Здесь, в этом величественном Городе-Убежище, который свято хранит свидетельства прогресса человечества и глубоко воспринял традиции христианства, здесь, среди морей и океанов, на просторах которых царит наш Военно-морской флот, под сенью небес, защищенных нашими доблестными и самоотверженными авиаторами, мы бесстрашно ждем угрожающего нам нападения. Возможно, оно случится этой ночью. Возможно, оно случится на следующей неделе. Возможно, оно не случится никогда. Мы должны быть равным образом готовы и к неожиданному яростному удару, и, что, наверное, еще труднее, к продолжительному боевому дежурству. Но будет ли предстоящее нам испытание кратким или долгим, или и тем и другим, мы не будем искать поблажек, мы не пойдем на переговоры; мы можем пощадить, но никогда не попросим о пощаде.

Вот где в итоге Черчилль устанавливает предел. Какой бы трудной ни оказалась предстоящая битва, не будет ни сдачи, ни переговоров, ни унизительной просьбы о пощаде.

Черчилль отлично понимал, что одно дело – установить предел, и совершенно другое – обеспечить его соблюдение в условиях бомбежек, которым подвергался Лондон, и на фоне победного марша гитлеровских войск по большей части Европы.

– Я хорошо могу понять испуг, который испытывают сочувствующие нам наблюдатели по ту сторону Атлантики или наши встревоженные друзья в странах Европы, пока не попавших под удар. Они не могут измерить наши ресурсы или нашу решимость и опасаются за нашу судьбу, видя, как многие государства и королевства разрушались под чудовищными ударами нацистской военной машины до основания за считаные недели или даже дни. Но Гитлеру пока не противостояла великая нация, обладающая такой же силой воли. Многие из захваченных им стран пали жертвой внутренних интриг прежде, чем попасть под удар агрессора. Их подтачивали изнутри, прежде чем сразить извне. Как еще вы объясните случившееся во Франции? Ее солдатам? Ее народу? Лидерам этого народа?

Но здесь, на нашем Острове, мы находимся в добром здравии и бодрости духа. Мы видели, с какой научной тщательностью Гитлер готовил планы разрушения соседних с Германией стран. Мы видели, как подтачивали изнутри и низвергали французов. Поэтому мы можем быть уверены, что существует – вполне возможно, уже многие годы, – план разрушения Великобритании, которая, ко всему, имеет честь быть его главным и первоочередным врагом. Я могу лишь сообщить, что любой план вторжения в Англию, который имелся у Гитлера два месяца назад, должен быть полностью пересмотрен в соответствии с нашей новой позицией. Еще два месяца, нет, даже месяц назад, наши главные усилия были направлены на то, чтобы оставить главные силы нашей армии во Франции. Все регулярные войска, все производимые боеприпасы и большая часть наших военно-воздушных сил должны были направляться во Францию для ведения боев там. Но теперь все это вернулось на родину. Никогда в ходе последней войны – или в ходе этой – на нашем Острове не находилась армия, сравнимая по своему мастерству, техническому оснащению и количеству людей с той, которая охраняет нас сегодняшним вечером. Сейчас под ружьем в британской армии состоит полтора миллиона человек, и от недели к неделе в течение июня и июля их организованность, обороноспособность и ударная сила нарастали лавинообразно…

Установив предел, Черчилль прилагал невероятные усилия к тому, чтобы показать, что он реален, что его возможно удержать. И даже если Королевскому военно-морскому флоту и Королевским военно-воздушным силам не удастся остановить вторжение, «народ не подчинится ему, склонившись в безразличии, как это можно было, к нашему сожалению, видеть в других странах».

– Мы будем защищать каждую деревню и каждый город, большой или малый. Сама по себе громада Лондона, в котором сражение будет идти за каждую улицу, сможет поглотить вражескую армию целиком: и мы скорее увидим Лондон в руинах и пожарищах, чем в позорном рабстве у неприятеля. Я буду говорить об этом, потому что необходимо информировать наш народ о наших намерениях и таким образом вернуть ему уверенность.

Рассказав о худшем сценарии – уличных боях в Лондоне, Черчилль перешел к детальному рассказу о том, что он назвал «великой неделей для Королевских военно-воздушных сил и Командования истребительной авиации. Они успешно сбили подавляющее большинство немецких самолетов, пытавшихся бомбить наши конвои в Ла-Манше или нарушать границы нашего воздушного пространства». Кроме того, он похвалил «мощь Королевского военно-морского флота. Более тысячи боевых кораблей, выполняющих боевое патрулирование под английским военно-морским флагом, способны максимально быстро направить необходимые силы на защиту любой части Британской империи, оказавшейся под угрозой. А также обеспечить постоянную связь с Новым Светом, откуда, по мере углубления конфликта, будет поступать все более значительная помощь». Не возьмет ли Гитлер Британию измором? «Не правда ли, замечательно, что после десяти месяцев бесконечных нападений вражеских подводных лодок и самолетов на наши торговые суда, резервы продовольствия велики, как никогда прежде, а тоннаж нашего собственного торгового флота существенно возрос по сравнению с предвоенным периодом, при том, что мы контролируем еще и огромное число иностранных судов?»

«Зачем я так подробно рассказываю обо всем этом? – риторически спрашивает Черчилль. – Ни в коем случае не затем, чтобы побудить к ослаблению бдительности. Напротив, наши усилия в этом отношении должны быть удвоены. Я так подробно останавливаюсь на этих составных частях нашей мощи, на этих ресурсах, которые мы мобилизовали и контролируем, для того, чтобы показать, что правое дело обеспечено средствами для поддержания жизни. И что, упорно пробираясь сквозь темное ущелье, мы можем видеть солнечный свет, освещающий далекие нагорья».

Черчилль признал, что Британская империя огромна и разнообразна, но «есть нечто одно, что объединяет всех нас и поддерживает нас перед лицом общественности, а именно (как это становится все более известно) – что мы готовы к любым трудностям, выдержим их и возобладаем над ними…» Как обычно, от величественных, широких мазков Черчилль перешел к деталям: «Теперь все зависит от жизненных сил представителей британской нации во всех частях света, а также от всех наших присоединенных народов и доброжелателей в каждой стране, которые ежедневно и еженощно делают все от них зависящее, жертвуют всем, пренебрегают любыми опасностями, переносят все невзгоды ради самого главного и до самого конца».

Он установил предел, но сделал это по поручению своего народа. По его объяснению, это была не война «кланов, князей, династий или национальных амбиций» и уж точно не война премьер-министра Уинстона Черчилля. Это была «война людей и идей. Существует огромное число людей, не только на этом Острове, но и в других странах, которые преданно выполняют свой долг на этой войне, при том что их имена навсегда останутся в безвестности, а дела не будут замечены. Это война Неизвестных Воинов. Но давайте все вместе стремиться безупречно выполнять наш долг и следовать своим убеждениям, и тогда темное проклятие Гитлера будет стерто со страниц нашей эпохи».

В высказывании Эмерсона «Безрассудное упорство – злой дух недалекого ума» ключевое слово – первое прилагательное, «безрассудное». Гибкость и восприимчивость важны для любой организации или руководителя, но в основе любого вашего дела должен быть прочный фундамент. Назовите этот фундамент как хотите – политикой, принципами, ценностями или идентичностью, – но он формирует абсолютный незыблемый предел, черту, которую ни вы, ни ваше предприятие не должны пересекать ни при каких обстоятельствах. Проведите ее, определите ее, возвестите о ней и объясните ее значение.