Текст книги "Курсантская исповедь"

– Нельзя! Я сам для этого сюда привёл мою жену! Курсант! – он зыркнул на неё, затем на курсанта.

Жена, погася шаловливые искорки, подняла брови в сторону курсанта, – «увы»! И радостно откликнулась на долгожданное внимание мужа, фактически не замечавшего её до сей минуты! И они счастливо углубились в качающееся поле топчущихся в романтическом возбуждении людей, думающих, что они танцуют…

«Вот оказывается, для чего он меня сюда привёл! Всё же для того, чтобы потанцевать! – усмехнулась про себя женщина. – А то я уже успела потерять всяческую надежду! Спасибо курсанту!»

– Чё, Тимоха! Не вышло!? Но ты всё равно молодчина! Не зассал, теперь будешь в роте героем! – Шаталов хлопнул Тимофеева и через несколько минут уже весело роготал о чем-то, сидя на подоконнике с той самой, со светлой шевелюрой, которая недавно отшила Влада. Тимофеев лишь ухмыльнулся и вскоре уловил боковым зрением взгляд из угла зала. Повернулся. Вполне милая девушка робко стояла, подперев стену. Наткнувшись на буравящие в темноту зала глаза курсанта, она слегка улыбнулась и скромно отвела взгляд. Несколько минут они как бы невзначай встречались робкими прикосновениями глаз. Тимофеев видел, как девушка безальтернативно отшивает одного за другим, атакующих её курсантов. Он даже толком не рассмотрел её лица, но понял интуитивно главное – это именно Его девушка. Визуальный контакт состоялся! Он был не навязчив, но вполне ясно раскрывал суть проскочивших между ними искр Амура. Он ждал очередной медляк, лаская глазами милый образ в тёмном углу училищного клуба. Все суровые реалии курсантской жизни улетели на второй план. Сердце жарко билось в груди в нетерпеливом предвкушении. И вот снова медленная композиция. Тимофеев набрался духу и направился к трепетной цели.

– Двадцатая рота-а-а! Выходи строиться на улицу-у-у! – раздался сержантский вопль. Тимофеев скорчился, словно от боли, машинально кинулся было к выходу, потом резко затормозил, обернулся в тот самый угол, который гипнотизировал последних минут пятнадцать, показавшихся вечностью. Но там уже никого не было. Он метался взглядом по залу. Мельтешили выходившие строиться курсанты. И он не мог найти её глазами!

– Двадцать пер-р-рвая р-р-рота-а-а! Стр-р-роиться на улицу-у! – раздалось в усугубление первой команде и зал загудел с усилением. Потом ещё и ещё. Загорелся яркий свет. И это означало «Финит а ля комедия»!..

Роты строились перед казармами на общую проверку.

– Старшина! У нас тут в роте «танцор диско» завёлся, настоящий Казанова! Любитель офицерских жён! Устройте ему сегодня хорошую «дискотеку» со шваброй! – ротный зыркнул так, что даже в темноте был виден блеск его глаз…

Отбой-подъём

1983 г. Новосибирское ВВПОУ.

Казарма.

– Рота-а-а! Сорок пять секунд времени-и-и… отбой! – рявкнул старшина, распевая некоторые из гласных, ускоряясь по ходу и словно отрубая последний слог.

Курсантская рота кинулась к кроватям, суетливо раздеваясь на ходу, пробегая пальцами по множественным пуговицам кителей, словно по клавиатурам клавесинов. Буквально выпрыгивая из сапог и ныряя в койки.

Максим Шаталов, с искривлённым потугами ртом, не успевал. Он, взявшийся невесть откуда неделю назад, видно по блату, на месяц позже остальных, не прошёл «курс молодого бойца» и вечно везде и всюду отставал. Сейчас он не мог стянуть сапог, кряхтя и тужась изо всех сил, как на горшке, возясь с запором. Тимофеев часто ему помогал, словно взяв над ним негласное «шефство», он и в этот раз, увидя мучения товарища, подскочил к нему, недолго думая, рванул его сапог с поднятой ноги и нырнул сам под одеяло. Но, увы! Поздно! Старшина нажал секундомер пару секунд назад.

– Что, Тимофеев и Шаталов! Не успеваем! – лицо старшины не выражало никакого раздражения, скорее наоборот, оно излучало какое– то садистское удовольствие от возможности подрючить роту ещё разок-другой. Казалось, он получает от этого неписаное удовольствие. Хотя, кто знает, как оно было на самом-то деле?! Так или иначе две новые фамилии пополнили его «чёрный блокнот». Делалось это медленно и демонстративно, чтобы каждый смог это прочувствовать и осознать, что его на этот раз пронесло! А это значит, очередная грязная работа и наряды, особенно во время всеобщего отдыха, уже нашли «своих героев»! Через это осознание, роту охватывало состояние массового гипнотического повиновения и благоговения перед начальством.

– Что ж, не все успели. Будем продолжать тренировку! Рота-а-а! Сорок пять секунд времени-и, подъём!

Матерясь, на чём свет стоит в сторону провинившихся, курсанты выскакивали из кроватей, снова натягивая галифе, впрыгивая в сапоги, накидывая тёмно-зелёные «ПШа» – полушерстяные кители с желтыми курсантскими полосками вдоль красных пагон с буквой «К», застёгивая на бегу отливающие золотом пуговицы и перепоясываясь коричневыми ремнями с надраенными медными бляхами.

– А подъём положено делать не менее, чем одна минута! – заявил Шаталов…

Он снова отставал. Да и терять ему было уже нечего. И он потерял стимул особенно напрягаться, напротив, демонстрируя всем своим видом, что не собирается спешить. Он спокойно одевался, без излишней суеты.

В глазах старшины пробежали какие-то чёртики:

– Это кто это сказал? Очень умный, товарищ курсант? Благодаря вам, товарищ курсант, рота будет тренироваться до утра! Пока вы не научитесь! – он надвигался медленно, подобно бегемоту, способному проглотить и не поперхнуться.

– Товарищ старшина, а коллективные наказания также запрещены, – послышалось рядом.

– А это кто тут ещё умничает?! – старшина повернул голову.

Это был Тимофеев.

– Та-а-к! Завтра, вместо личного времени, рота будет заниматься тренировкой отбой-подъём. Причём, на плацу…

Рота зашипела на провинившихся. Казалось, их сейчас порвут на тряпочки дневальному. Но некоторые умудрялись всё ещё ехидничать.

– Это как, на асфальте, что ли? – кто-то усмехнулся.

– Нет, товарищ курсант! С коечками, стульями и тумбочками, которые вы туда вынесите, – лицо старшины выражало ликование.

Он записал ещё одну фамилию «вякнувшего» в «чёрный блокнот». Замкомвзвода и командиры отделений также усмехались, словно предвкушая будущие «минуты власти». Но некоторые из них тупо молчали, закатив глаза. Было очевидно, что всё это им нафиг не нужно. Ведь все эти «тренировки» и «дрючки» для основной массы младших командиров также ещё та нагрузка! Они-то сами добровольно лишают и самих себя отдыха, сна, покоя. Но курсантам эти властные младшие командиры казались слепленными из металла и бетона. Они только формально были курсантами, но, по сути, находились от них «по другую сторону», идя своим сержантским путём к выпуску, к таким же как и у всех лейтенантским пагонам! Сама мысль о том, что они нуждаются в сне и отдыхе, казалась абсурдной. Такой же абсурдной, как и мысль о том, что принцесса может ходить в туалет… Разве старшина с замкомвзводами могут хотеть спать? Нет! Они с радостью поднимут вас за полночь и будут компостировать мозг. С удовольствием погонят вас на восемь километров по грязи на зарядку каждое утро. Они разденутся сами и заставят вас раздеться в 10 градусный мороз и бежать с голым торсом, ведь им самим-то ни грязь, ни мороз не страшен. Да они все только того и ждут! А не нравится, товарищ курсант, – до свидания! Никто никого тут не держит! Только сперва рядовым в войска отдать долг Родине до конца, а уж только после – домой….

(Грустно было смотреть на выбывающих курсантов, переодетых в солдатскую форму, перед отправкой. Их красные погоны, уже без жёлтых курсантских полосок, с буквами «СА» вместо «К», солдатское «хэбэ» вместо «пэша», «жучки» (солдатские шапки), навевали грусть на остальных курсантов. Лишь ещё оставленные им курсантские яловые сапоги вместо солдатских кирзачей, напоминали о том, кем были они ещё несколько дней назад! Такие родные знакомые лица теперь были облачены в совершенно иное обличие. Казалось, это всё маскарад такой. Но, увы! Это становилось реальностью!

«Прощайте, друзья! Может, вам повезёт там, в этой какой-то дикой, тёмной и непонятной гражданской жизни, не сулящей ничего хорошего! Но, сперва, вам ещё предстоит потоптать солдатскими сапогами свой долгий путь к дембелю, пока ваши товарищи-курсанты, продолжат свой ранее вместе начатый путь к офицерским погонам. И тем, кому уже за двадцать, и тем, кто ещё едва дотянул до семнадцати и уж никак ещё не дотягивал до «призывного возраста»! Всем им предстояло идти в Советскую Армию рядовыми солдатами! Кстати сказать, это и удерживало очень многих от «рокового шага» в никуда…)

– Сейчас Тимофеев и Шаталов в каптёрку со швабрами!

Рота-а-а! Сорок пять секунд отбой!

Рота кинулась к койкам. На этот раз, почти уложившись в норматив.

– Вот видите, товарищи курсанты, можете, когда захотите! Теперь минута времени, заправить обмундирование…

– Макс, мне ещё ночью сегодня конспект по ППР писать за прошлый наряд, так я немного раньше закончу полы фигачить, ладно? – Тимофеев обратился к приятелю с просьбой.

– Ну, знаешь! Сдадим сперва старшине работу, а потом пиши себе хоть до самого утра!

– Да-а-а! Я-то тебе помогал, когда тебе было нужно.

– А я тебя не просил! Ты ведь всегда такой расторопный, вот и успеешь! – пожал плечами Шаталов.

(Это был ещё один урок, гласивший, что можно не спрашивая желания и, не ожидая просьбы других, делать людям добро, но не стоит рассчитывать на их встречную благодарность, ибо чаще мы получаем «я тебя об этом не просил…». А порой, вместо благодарности, может произрастать и зависть, порой переходящая даже в ненависть. Так что, «доброе дело» имеет ценность именно в тот миг, когда его делают. Утверждение о том, что «воздастся сторицей», не состоятельно. Не воздастся. Хорошо, если маленькая толика ваших добрых дел вернётся к вам хотя бы голой, но искренней благодарностью. Не каждый чувствует потребность и обязанность в том, что бы воздать добром за добро. Но всё же творите добро и не ждите в ответ ничего, кроме чёрной неблагодарности. Ибо это нужно, прежде всего, вам самим. Не ждите слишком много от людей вокруг, тогда не придётся в них разочаровываться… Ведь чем более они эгоцентричны, тем менее испытывают искреннюю потребность в совершении добра, требуя внимания всего мира лишь к собственной персоне. А если у них нет потребности в этом, значит если они и совершают дела благие, то лишь как обременительную обязанность, а вы ведь, совершая по отношению к ним добро, их ни к чему не обязывали! Так что если уж и хотите «воздаяния», то фиксируйте «должок» незамедлительно, «баш на баш», только слишком уж это как-то по-коммерчески… Поэтому лучше будет, если и вы сами начнёте обращать внимание на совершаемые по отношению к вам добрые поступки, а не только ждать этого от других. Научитесь сами быть благодарными, глядишь тогда только и «воздастся всем сторицей»! Ведь всегда нужно начинать с себя, прежде чем требовать от иных.)

«Мышкари»

Лес окутан белой дымкой, ветер листья ворошит

Туча хмурая гуляет в небесах седых, молчит

Тишина, лишь где-то тихо слышно пенье ручейка

И тоскливые берёзки наклоняются слегка.

Ручеек бежит, искрится, лижет камушки на дне

Средь коряг прогнивших рыба засыпает в глубине

Слёзы свежие сверкают на завянувшей листве

Ветер листья обрывает и гуляет в серой мгле.

Вся природа словно плачет, осень дышит дремотой

По земле таёжной скачет, принося тайге покой

Автор В. Земша 1981 г.

Сентябрь 1984 г. пос. Чегдомын.

Верхнебуреинский р-н, БАМ.

Осень в этих краях, подобна красочной вспышке. Природа торопливо отдаёт вызревшие плоды короткого лета, бурно увядая на глазах, сопровождаясь массовым бегством всего живого! Это напоминает смелое массированное наступление зимы на быстро и трусливо капитулирующее лето.

Но всё же, не всё живое покидает эти края! Есть тот, кто, преодолевая сотни и тысячи километров, наоборот стремится сюда, выбиваясь из сил, преодолевая немыслимые преграды! Это тернистый и неблагодарный путь, забирающий жизни большей части этих беззаветно преданных зову своей совершенно неласковой Родины! Это путь к местам своего рождения! Путь на нерест лососевых! Хоть и совершенно не ласково встречают их здесь! Кровью и потом проложен этот путь, подобный восхождению на Голгофу! За что послал господь этим тварям божьим такие немыслимые мучения? Каков в этом великий замысел творца? А, не так ли всё и у нас, у людей!? За что нам, людям русским столько страдать отмерено за право на своё место под солнцем? А всё же нет ничего краше её, суровой и неласковой, но всё же родной и единственной на всём белом свете Родины! Росси-и-я! Видимо на то его, Гóспода, особая воля, принять которую нам суждено во имя нашего же спасения. Спасения же души нашей, но не тела тленного!.. И за это мы должны быть ему безмерно благодарны!..

– Вставай, сынок! – Женя услышал голос отца. Солнце ещё не встало, за окнами была кромешная темень.

Женя поёжился, тепло одеяла покидать явно не хотелось. Но впереди была рыбалка! Женя подскочил. Умылся под струями ледяной воды. Через полчаса, они с отцом, экипированные по-таёжному, уже грузились в подошедший УАЗик.

– Что Женька! Разбудили? Спать бы и спать ещё, а? – Андрей Чон, сослуживец отца, подмигнул сонному мальчишке.

– Ага!

– Да ты залезай, да спи себе дальше на заднем сидении!

Женька отодвинул лежащий на сидении АКС – автомат Калашникова со складным прикладом, устроился подобней и продолжил прерванный сон…

Уазик прыгал по ухабистой насыпи, извивающейся среди сопок и марей, среди дикой природной стихии, разбросившейся своими бесконечными просторами, ещё не освоенными человеком, вырывая мощным прожектором из мглы желтые бугры гравия, глинистые борозды от колёс, чавкающие лужи, палки и брёвна. Светало. Всё ярче и ярче проступали на небе очертания сопок и хмурые макушки сосен. Отступала мгла и солнечный свет совершал, словно волшебное превращение мрачного жутковатого леса в лес, наполненный жизнью и сказочным таёжным великолепием, полным загадок и открытий.

Женя увидел сбоку от дороги высокую насыпь, шпалы.

– Это что, железную дорогу строят?

– Её самую.

Вскоре показались солдатики в «мабутовской»2020
  Форма солдат-стройбатовцев


[Закрыть] форме. Они возились на насыпи, укладывая шпалы.

– А где комсомольцы? – удивился Женя.

– Какие ещё комсомольцы?

– Которые БАМ строят.

– Комсомольцы, сынок, поселки строят. Свой собственный быт облагораживают. У них там всё. И больницы, и детские сады, и кинотеатры. Всё, что нужно для жизни! Каждый их посёлок так и называется для украинцев – «Укрстрой», для тех, кто из Узбекистана – «Узбекстрой», ну и тому подобное! А магазины там полны дефицитных товаров! Но всё это только для этих комсомольцев, местные жители там ничего не могут купить!

– Почему?

– Потому, что это только для приезжих «комсомольцев» с «Запада»2121
  Западной и Центральной части СССР


[Закрыть], они получают талоны на работе и могут их там отоваривать! А через три года работы, каждый из них, в добавок, возвращается домой с кучей денег, дефицитных вещей и с талоном на автомобиль!

– Ничего себе! А я могу тоже пойти туда работать, когда вырасту?

– Не можешь.

– Почему?

– Ты – местный. А это только для приезжих, я же говорю!

– Это не честно! – Женьке стало обидно. Не за себя, а за всех своих земляков вместе взятых.

– Да. Не честно! А честно, что дорогу-то вон, в тайге солдаты строят, да зеки. Никакими «комсомольцами» здесь и не пахнет ни близко. И льгот за этот адский труд они не имеют. Зато везде только и трезвонят что про комсомольские трудовые подвиги!..

– Ладно!.. Перекусить пора бы! Пообедаем у стройбатовцев? У тех самых настоящих строителей железной дороги. А, Петрович? – Чон предложил Жениному отцу.

– Устал, что ли? Ну, давай! – согласился Женин отец на предложение Чона.

Металлические ворота со звёздами разъехались, открывая путь в чрево воинской строительной части. Какой-то капитан, полный гостеприимного радушия, любезно встречал нечаянных гостей.

– Прошу вас, пройдёмте в офицерскую столовую!

Он слегка суетился, шугнул бойцов в коридоре, распахнул дверь в небольшую комнату, в которой стояло несколько длинных столов, накрытых клеёнчатыми скатертями. На каждом столе было по горшку с пучками брусничных веток, прочими незамысловатыми лесными рослинами. Всё чисто, аккуратно.

– Присаживайтесь! Обед у нас уже прошёл, но мы щас что-нибудь быстренько организуем!

– Да ты не беспокойся, капитан, мы не привередливые! – Женин отец по-приятельски похлопал по плечу офицера.

Гости расселись на деревянные лавки.

Спустя несколько минут в комнату вошёл солдат в белом фартуке и поварском колпаке. Поставил на стол бачёк с борщом и с коричневой жареной картошкой, немного странной на вид и на вкус.

– Картошка у нас сушёная! Солдатская! – улыбнулся капитан.

– А ты ел когда-нибудь солдатскую картошку? – он похлопал по спине Женю.

– Не-а! Немного странноватая! Но вкусно! – мальчик явно преувеличил вкусовые данные этого блюда, съедобного, разве что с голодухи или в случае какого-то особого вкусового пристрастия к суррогатным продуктам, коим сегодня обладает подавляющее число молодёжи.

– Сперва сушёная картофельная стружка размачивается, а потом мы её жарим! А борщ – у нас тоже консервированный, из банок, – поделился нехитрой кулинарной технологией капитан.

– А пива будете?

– У вас и пиво есть?

– А как же! Правда, оно тоже восстановленное из порошка! У нас здесь всё на консервах и концентратах! – усмехнулся капитан.

– А как же градус? – удивился Чон.

– А градус в этом пиве мы водкой регулируем! – рассмеялся капитан. – Не желаете попробовать?

– Ну, давай! – Петрович с Чоном весело переглянулись.

(Что ж, в этих краях кроме бешеного буйства диких растений на пятисантиметровом слое почвы, ничто культурное не могло произрасти в короткий период мимолетного лета. В поселок ещё иногда привозили свежие овощи и фрукты. Но не часто. Да и то по кусачим ценам. Три рубля за килограмм обычного репчатого лука! Военные же строители и того не видели.

Оттого-то по осени все местные направлялись в леса за ягодами, грибами, на охоту и рыбалку. Этот «подножный корм» составлял едва ли не основу рациона проживающих здесь! Собирали грибы, ягоды, охотились, ловили рыбу.)

Женя откусил последний кусок пластилинового солдатского чёрного хлеба, отдававшего кислятиной и вызывающего часто дикую изжогу, опрокинул в завершение стакан компота из сухофруктов.

– Ух! Наелся! – так или иначе желудок был приятно наполнен.

Снова УАЗик медленно заковылял по ухабам, вдоль строящейся железнодорожной ветки, оставляя позади обитель военных строителей. Казалось, этой дороги не будет конца…

– Ну вот, приехали! – УАЗик остановился перед недостроенным железнодорожным мостом через Амгунь.

Быстрая дикая река несла прозрачные ледяные воды по отшлифованным камням, петляя среди уходящих вдаль сопок, в направлении Амура-батюшки.

– С приездом! – воскликнул появившийся откуда-то немолодой бородатый мужчина в свитере, на его голове гордо красовался десантный голубой берет с красным треугольником сбоку.

– Привет, Архипыч! Как ты здесь поживаешь?

– Да вот, живу, хлеб жую!

– А как жёнка твоя?

– Спасибо, жёнка хорошо. Уже с третьим на сносях!

– Ну, ты, молодчина! Когда только успеваешь?

– А чем тута ещё в тайге заниматься-то! – усмехнулся в бороду Архипыч. – Ладно, – он махнул рукой, – давайте, выгружайтеся! Я уже палатку зробил. Костёр развёл. Щас будем ужинать! А посля – на тайменя2222
  Тайме́нь (лат. Hucho taimen) – самый крупный представитель семейства лососёвых, достигающий 1,5—2 метров длины и 60—80 килограмм веса. Обитает в пресной воде: реках и проточных холодноводных озёрах – и никогда не выходит в море. Встречается в России на обширной территории: от Предуралья (бассейны рек Печоры и Камы) до восточных окраин Якутии и юга Дальнего Востока (реки Яна, Алдан, Уда, Тугур, Амур с их притоками)


[Закрыть] пойдем!

Мужчины расселись напротив костра, вдыхая аромат шипящей на сковороде тушёнки с луком.

– Ну что, за то, что добралися, за встречу! – Архипыч разлил по рюмкам водку из фляги.

Мужчины оживленно закусывали, говорили, снова шла фляга по кругу. Солнце быстро подкатилось к сопке, и день пошёл резко на убыль. От шумной реки резко потянуло холодом.

«Ну, вот! А кто-то „на тайменя“ собирался!» – подумал Женя, всё больше и больше беспокоясь за оживлённых раскрасневшихся отца, Чона и Архипыча.

– Женька! Сгоняй к реке. Водички набери! – отец протянул Жене пустую флягу.

Недолго думая, Женька незаметно сгрёб несколько фляжек, включая и те, где плескалась «огненная водичка» и быстро спустился к реке. Вошёл сапогами по колено в ледяную воду и стал фляжку за фляжкой опускать, наблюдая за вырывающимися наружу пузырьками воздуха….

– Ну! За рыбалку! – Архипыч открутил крышку с фляги, разлил.

– Стукнулись железные кружки, мужчины опрокинули содержимое внутрь, поморщились. Архипыч понюхал хлеб, потряс головой. Женин отец сделал глоток воды из другой фляги. Чон закинул ложку тушёнки в рот и как-то загадочно посмотрел на Архипыча.

– Ну, ещё по одной и пора ехать! – Чон поднял рюмку, понюхал, покачал головой, опрокинул почти синхронно с остальными. Все снова крякнули, сморщили лица. Женька смеялся про себя, видя весь этот спектакль! Лица у каждого по-своему вытянулись. Чон стал пристально смотреть на Архипыча и нюхать свою рюмку. Отец как-то странно качал головой и о чём-то задумался, глядя на пустую кружку. Лишь один Архипыч увлечённо жевал тушёнку, не выказывая удивления. Потом он отложил ложку и первым произнёс:

– Петрович! А тебе не кажется, что водка какая—то слабая стала?

– И мне так показалося! – первым откликнулся Чон.

– Вот-вот! И мне тоже! – Петрович взял водочную флягу, понюхал, попробовал на вкус. – Да здесь воды больше, чем водки!

– Так это чё! Мы тут воду что ли хлещем?! Ну и дела-а-а! А я чувствую, что-то не то, но все морщатся, закусывают, я думаю, мож это у меня что-то с рецепторами! – Архипыч развёл руками.

– С рецепторами у него! Будь у тебя рецепторами что, ты бы детей столько бы не настрогал! – все расхохотались.

– А как это получилось? Куда водка-то делась? – отец посмотрел по сторонам, его взгляд остановился на блуждающем весёлом нашкодившем взгляде сына, старающегося загадочно смотреть в сторону…

– Женька, чёртёнок! Твоя работа?!

– Ага, – буркнул Женька, – вы ведь на рыбалку собирались, так зачем же пить?!

– Молодец, чертяка! Вот, молодец! Заботится о папке! – Архипыч поднялся. – А и то верно, мышковать2323
  «Мышковать» – ловить рыбу «на мыша». «Мышь» – кусочек деревяшки, обшитый шерстью и с тройником. Чисто русский способ рыбалки. Ещё в давние времена люди заметили что Таймень, да и Ленóк любят схватить с поверхности барахтающегося мелкого грызуна. Речной хищник чётко реагирует на образующийся водный клин от плывущей мыши, выходит из ямы и атакует! Бывали случаи когда Таймень хватал с поверхности даже утку!


[Закрыть] пора! Уже темнеет!

– Ух, выпороть бы тебя, Женька! – усмехнулся беззлобно Петрович.

Все засобирались. И через несколько минут моторная лодка неслась по шумной извилистой таежной реке, среди отмелей и кос2424
  Коса́ – намывная полоса суши.


[Закрыть], едва не черпая бортами воду на резких крутых поворотах. Шум мотора и бурной реки глушил уши. Вокруг ничерта не видно.

– А-а-архи-и-ипы-ы-ыч! – орал во всю глотку Женин батька, перекрикивая шум воды.

– Что-о-о-о, Петро-о-ви-ич!? – орал тот ему в ответ.

– Ка-ак ты-ы о-ориенти-ируешься-я-а?

– Со-опки! – только ткнул Архипыч пальцем в сторону сопок, сочленявшихся макушками с небом.

Для этого таёжного жителя этот «сопочный рельеф» был подобен карте. Он летел не глядя, ведомый лишь этим путеводителем! Лишь «сопочной навигацией»!

– Что, мышкари, приехали! – лодка, сбавив обороты, медленно двигалась в темноте.

Раздался скрежет гальки и все, находившиеся в лодке, подались вперёд от резкого толчка.

Сильный гул мощной реки, казалось, усилился, не споря более с рёвом моторки!

– Архи-и-ипы-ы-ыч! – кричал во всё горло Женин батька.

– Што-о-о, Петро-о-ови-и-ич?! – орал тот в ответ, стараясь пробиться своими звуковыми волнами сквозь стихию дикой природы…

Вскоре, вооруженные снастями, в кромешной мгле, ориентируясь лишь по отдельным фрагментам, блёкло отражающим лунный свет, рыбаки рассредоточились вдоль береговой линии.

Женька, наконец, запулил своего «мыша» в бурлящую черную пучину, принялся крутить катушку спиннинга…

На десятый раз нечто тюкнуло за леску, та напряглась, как струна, удилище изогнулось дугой, вырываясь из рук мальчишки. Женя закричал.

– Пойма-а-ал! Пойма-а-ал! Пойма-а-ал! Па-а-апа-а-а! Архи-и-ипы-ы-ыч! Пойма-а-ал!

– Споко-о-ойно! Где-е сачо-ок?

– Не рви-и-и!

– По ти-и-иху тяни-и-и! – Петрович уже бежал к воде. Взволнованный Женька боролся с удилищем. В тёмной кипящей ледяной пучине что—то неистово бесновалось, словно стремясь перетянуть канат не себя. Женьке показалось в эти мгновения, что это не он вытягивает рыбу, а та пытается затянусь его в свою жуткую речную бурлящую обитель! Вдруг словно резкий удар и всё. Леска словно лопнула, удилище выпрямилось и катушка стала вращаться свободно без усилий.

– Со-орва-ался! Чё-ёрт! – досадовали рыбаки.

– Здоровый был, чертяка!

– Здоровый! Но это был ещё не таймень! Таймёшка! Килограмм на 7—8. С этим нужно осторожно! Бывает, попадётся килограмм на 28 и более! Мне раз такой зверь лодку перевернул, чуть самого в реку не утянул! Думал уже – капут пришёл! – Архипыч похлопал Женю. – Осторожненько рыбачь! Зови, если только клюнет! А лучше тягай себе ленкá да хариуса!

– А как? Оно само там хватает!

– И то верно!

Женька, переполненный адреналина и азарта, спешно стал забрасывать удилище вновь и вновь…

Но вдруг острая боль пронзила его щеку. Он машинально схватился за место «укуса» и нащупал лохматую болванку «мыша» с висящими на нём «тройниками». Один из крючков крепко вошёл в щеку и не хотел выходить. Теперь мальчишка чувствовал себя пойманным тайменем или «Таймышонком»! Вот ведь как оно бывает! Казалось, что этот дьявольский Таймень таким образом отмстил ему за всё! Что ж, не рой другому могилу!..

– Да-а-а! Крепко вошёл! Так просто не вытянешь! Нужно ехать в избу! Заражение может быть! Это очень опасно! Вот, отомстил нам тайменище! – Архипыч светил фонарём в лицо ошарашенного пацана.

Увидев в руке Архипыча острый здоровенный охотничий нож, Женя отпрянул.

– Не боися! – он перерезал леску, – придерживай рукой мыша! Поехали! Снова лодка летела во мгле среди рельефа сопок, проступившего более отчётливо. Едва близился рассвет где-то ещё очень-очень далеко! Горе-рыбаки везли свой «горе-улов»!

– Мария! Грей воду! Ещё водку и зелёнку давай! – Архипыч с порога крикнул жене.

– Ох, боженьки ты мой! Угораздило же! А вы, архаровцы, куда смотрели?! – запричитала та, суетясь по кухне.

Архипыч только отмахнулся, дескать – «баба, что с неё взять! Пускай себе трындит на здоровье сколько влезет», но вскоре, всё же, не выдержал и прикрикнул на жену.

– Мария! Угомонися! Уже аж в ушах звенит от твоёвого гомона!

Та осеклась, надула губы, бухнула на стол водку с зелёнкой, поставила таз с тёплой водой и растворилась в избе, продолжая причитать, только уже гораздо тише, практически себе под нос и уже по новому поводу…

– Женя! Ты – настоящий мужчина! Настоящий мышкарь! Это твоё боевое крещение! Молодец! Не ноешь! Теперь потерпи, казак, малость, атаманом будешь! – Архипыч залил щёку подростка водкой, сверкнул острым ножом возле, резкая боль пронзила по кругу голову Жени, словно током, а Архипыч держал в руках выдранный тройник и улыбался довольной улыбкой себе в усы!..

Ночь минула. Женя потянулся. Утро золотистыми лучами проникало в запотевшие от утреннего тумана окна. Откинув мягкое пуховое одеяло в явно несвежем пододеяльнике, пахнущее каким-то особыми деревенскими запахами. Женя встал на прохладный деревянный, скрипящий половицами пол. Окинул взглядом малюхонькую выбеленную комнатку без каких бы то ни было излишеств, где, собственно только что и помещалось, то кровать и комод, прикрытый домоткаными белыми кружевами, да с фотографиями в рамках и разбросанными швейными принадлежностями сверху. В соседней комнате – кухня, где Хозяйка кромсала сырые грибы, с налипшими листиками и хвоинками прямо в сковороду, не утруждая себя их чисткой. Преимущественно белые, но попадались и подберёзовики и подосиновики…

Светлые кучерявые детские головы крутились тут же, выполняя нехитрые мамкины поручения. Они с любопытством разглядывали нарисовавшегося пред ними Женьку. В печи потрескивали горящие поленья, наполняя комнату теплом и каким-то особым запахом живого огня, от которого у Жени приятно кружилась голова. На плите уже скворчала другая сковорода с грибами. Смуглая белобрысая девочка с косичками, помешивала их ложкой, вылавливая невозмутимо вылезающих белых червячков. Женю передёрнуло. Этим лесным жителям всё природное естество было совершенно делом привычным! Оттого-то они и не пытались оградить себя от таких мелочей!

– А чё ето у тебя? – мальчонка ткнул тонким любопытным пальчиком Женю в повязку на щеке.

Женя зашипел от боли.

– Так, ерунда!

– Это не ерунда! Но ты, Женька, молоде-е-ец! Даже не пикнул у меня! Настоя-я-ящий казак! – появился Архипыч на пороге. Он держал в руках миску с красной икрой.

– Свежачо-о-ок!

Он бухнул миску на кухонный стол. Крупные лоснящиеся зёрна икры блестели, не вызывая у Жени никакого аппетита.

– Такая добрая икрянка попалася! Во! Килограмма три, не меньше! Только выпотрошил! Мария! Соли давай сюда!

– Возьми сам, чай не без рук! – та продолжала свои хлопоты.

– Вот скверная же баба! – Архипыч достал пачку с крупными серыми кристаллами соли. Посыпал икру, помешал.

Отбросил ложкой сгусток лососинной крови.

– Щас! Минут десять постоит и!.. – Архипыч смачно потянул носом воздух, поднимая одновременно голову, что означало нечто высшее…

К обеду за столом собрались все рыбаки. Чон, отец, Архипыч и ещё двое, которых Женя не знал. Здесь же сидело и всё плодовитое семейство лесничего.

– Мышкарям привет!

– Привет мышкарятам! – отец взъерошил волосы на голове сына.

– А кстати, мышкарями называют не только рыбаков «на мыша»!

– А ещё тех, кого ещё на «мыша» можно ловить? – усмехнулся Архипыч.

Чон добродушно улыбнулся. Петрович продолжил.

– А ещё город есть Мышкин. Где-то в Ярославской губернии. А его жители, соответственно, «Мышкари»!2525
  Мышь спасла жизнь уснувшего на берегу Волги князя. Пробежала у лица, пощекотав хвостиком аккурат в тот момент, когда подползала к спящему воину змея. Князь возблагодарил Бога за спасение. Поставил на берегу Волги часовню во имя Бориса и Глеба. Мышь тоже не была обижена. Вокруг храма сложился город. Получил название Мышкин. По административной реформе эпохи Екатерины Второй в 1777 году городской статус был подтвержден. С 1778 года герб города украшают две картинки: вверху «ярославский» медведь с топором, внизу мышь обыкновенная. Прославился город своими ремеслами, а также тем, что уроженец села Каюрова Мышкинского уезда Петр Арсеньевич Смирнов запатентовал русскую водку, как всемирно известный брэнд.


[Закрыть]

– Во те раз!

– Во те – два! Ну, рыбаки, за улов! – стукнулись кружки с водкой.

– Ух, знатная икорка! – Женин отец запустил ложку в миску со свежими красными блестящими жемчужинами икры.

– Икорка у нас лучшая! А знаете почему? – Архипыч зажмурился от удовольствия, давя зубами лопающиеся икринки.

– Почему?

– Здесь лосось нерестится. Поэтому икра самая вызревшая, самая вкусная. Вон какая! Отборная! Икринка к икринке! Зато мясо лосося здесь бледное, как вы заметили, не такое красное и не такое вкусное. И это опять же от того, что рыба здесь идёт на нерест, уже уставшая от путешествия….

– Вот это грибочки! – Чон с явным аппетитом жевал лесные ароматные грибы, преимущественно белые – королевские.

Женя поморщился. У него эти лесные деликатесы, сдобренные «таёжными протеинами», не вызывали никакого аппетита, так же как и эта сырая, как Женя считал, икра. Он пододвинул к себе сковороду с жареным ассорти из рыбных «субпродуктов». Это было действительно вкусно! Печень, молоки, икорка…

Снова моторка бешено неслась по бурной своенравной реке. Усталые рыбаки сидели молча. Это был путь домой. Мокрые, пропахшие рыбой рюкзаки – битком набиты лесными трофеями. Женя наблюдал за макушками сосен, меняющими рельеф неба и сопок, словно пытаясь запомнить путь, подобно Архипычу. Щека под повязкой успокаивалась и уже почти не пульсировала. Яркий красный круг солнца медленно опускался, озаряя всё вокруг чудесным светом заката…