Текст книги "Княжья травница – 2. Вереск на камнях"

Глава 4. Что творится в этом городе?!

Март, 5 число

Я проснулась ещё до рассвета. Встала. Непреодолимое желание появилось посмотреть, кто же ночью расслаблялся, и проверить, жив ли ещё Бер.

А ещё у меня сложился план.

Мы выживем все. Мы не умрём, мы справимся. Но действовать нужно всем вместе. Для этого мне нужно поговорить с основными зачинщиками ненависти ко мне по отдельности. Убедить их в моей чистой совести и искренности намерений…

Одевшись, я кое-как пригладила отросшие за зиму волосы и заплела их в косу. Вообще-то мне полагались две косы и кика или княжий кокошник, но ещё в Златограде я отказалась их носить. Забава уговаривала, убеждала, но я не сдалась. Щас я им тут в кокошнике рассекать буду…

Все ещё спали. Даже дети сопели во сне. Я двигалась очень осторожно, чтобы никого не разбудить, наверное, ещё и потому, что не хотела никого видеть. Не сейчас. Мне нужно немножечко побыть одной. Это вполне справедливое и законное желание! И так сидим друг у друга на головах, и так два месяца кучковались у костров и на телегах!

На цыпочках я пробралась к повозке, в которой спали Бер и Мыська с малышами. Отогнула край занавеси, заглянула. Думала, сердце остановится!

Он повернул голову, улыбнулся мне и, высвободив руку, приложил палец к губам. Мыська спала в сгибе его локтя, одеяло сползло, обнажив её маленькую, но упругую и налитую молоком грудь. Закрыв рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от радости, я кивнула ему: мол, что как? Бер аккуратно, очень аккуратно освободился от веса Мыськиной головы и соскользнул с повозки. Я отошла к очагу, почти потухшему за ночь, и подкинула маленькое полешко, чтобы чуть оживить огонь. Сзади послышались шаги, я обернулась.

Он был таким же молодым красавцем, как в первый день, когда я встретила его. Правда, одет похуже: в длинную рубаху поверх штанов. Босоногий. Ноги почти медвежьи – широкие, плоские, с корявыми ногтями и заросшие шерстью. Но они его не портили – ведь улыбка осталась широкой и лучистой!

– Бер, как же я рада за тебя! – сказала искренне и протянула руку, чтобы потрогать широкий торс. Убедиться, что он настоящий…

– Пойдём наружу, – шепнул медведь. – Хочу вновь ощутить себя живым.

Выбравшись на улицу, мы встали на пороге. Небо было ещё тёмным, но за стеной, над рекой, над полосой далёкого леса на том берегу, оно уже светилось оранжевым отблеском восстающего из небытия солнца. Люди не знают, что Земля вертится вокруг Солнца. Они думают, что светило это бог и каждое утро оно встаёт, чтобы посмотреть на людей, а каждый вечер ложится спать в своём доме, который находится на краю земли. Антинаучно. Зато красиво. Я живо представила, как большой бородатый старик Солнце потягивается в своей кровати, открывает глаза и готовится встать…

– Благодарю тебя, травница.

– Не за что, – ответила я тихо.

– Ты спасла меня от проклятья. Ты дала мне вторую жизнь. Ты подарила мне преданную и любящую жену. Я думаю, есть за что.

– Если ты… Если ты когда-нибудь причинишь Мыське боль… – я запнулась. – Если ты её не любишь, если захочешь расстаться…

– Лучшей жены я никогда не нашёл бы.

Я кивнула. Неважно. Любовь это всего лишь привязанность. Это невозможность жить без другого. Стерпится-слюбится. Вот и небо светлеет. Вот и цвета возвращаются в мир. Скоро станет тепло, скоро на чётко очерченных полях у стены заколосится рожь и полба, скоро окотятся козы…

– Странный город, ты как думаешь? – спросил Бер, оглаживая ладонью стену дома. – Тяжёлый камень. Большие дома. Высокая стена.

– Странный, – согласилась я. – Но это не иреане построили его. И здесь есть домовой!

Я обернулась к Хозяину Леса, схватила его за руку:

– Ты должен мне помочь! Поговори с домовым!

– Что за домовой такой? – удивился Бер.

– Я тебе покажу. Это точно нечисть, потому что люди его не видят. Я дала ему еды, как это принято у меня. То есть… Ну ты понимаешь, я никогда не верила в нечисть до того, как попала к вам…

Бер рассмеялся задорным молодым смехом и испуганно закрыл ладонью рот, оглянувшись на дом. Я потянула медведя по улице:

– Пойдём, пойдём! Он в главном доме, в самом большом! И не пускает нас туда!

– Думаешь, он меня послушает?

– А кого ещё? Ты же главный над лесной нечистью! Может, он тебя примет за шефа?

Бер фыркнул и помотал головой, но за мной пошёл.

Две минуты спустя мы стояли перед большим домом, пялясь на чёрные провалы окон. Я подтолкнула Бера локтем:

– Позови его!

Он пожал плечами, но вытянул руку к окну. Ничего не произошло. Или мне показалось, что ничего не произошло. Но потом я услышала, как Бер шепчет: «Выйди. Покажись. Выйди. Никто тебя не обидит».

С ума сойти! Я могу слышать то, что не слышит никто!

Но где же домовой? Не видно. Не хочет, видно, разговаривать с Бером. Как же его выманить? Мне показалось, что что-то мелькнуло в глубине дома. Это он! Это домовой! Ну выходи же, выходи!

– Светлая княгиня!

Я обернулась, матерясь про себя. Спугнули! Со стороны домов ко мне шёл Тишило – решительно, быстро, придерживая меч рукой, чтобы не бился о сапог. Мысленно обругав его всеми известными мне плохими словами, я спросила резко:

– Чего тебе?

– Мальчишка пропал. Тот самый, больной!

– Какой больной? Мой больной? – не поняла я. – Но он же умирал!

– Мать сказала, что утром не нашла его рядом с собой. Мы в одном доме поселились…

– Он не мог уйти! У него нет сил на это!

– Мне организовать поиски?

– Да, надо его найти.

Я нахмурилась. Куда мог пропасть умирающий мальчишка пяти лет? Если только…

Если только домовой его не унёс. Правда, мне не приходилось слышать о домовых, которые крали детишек… Но я много чего не знаю, так что любые допущения возможны.

Мы обыскали весь город. Весь. Могли бы – и камни бы посдвигали, чтобы посмотреть под ними. Но мальчика не нашли.

Более того: в результате поисков выяснилось, что пропали ещё трое. Старуха, молодой дружинник и беременная женщина. Я не знала, что и думать. А люди смотрели на меня, словно спрашивая: как же так? Эх, милые мои, если бы я знала, как так… Мне самой страшно. Очень страшно! Даже Ратмир сказал тихо, чтобы никто не услышал:

– Ты вся серая, Руда. Иди отдохни. Не кори себя, ты не виновата.

Я виновата. Я привела людей сюда. В этом городе творятся странные дела, а ведь мы и суток тут не прожили! Решительно отметя предложение отдохнуть, я пристала к Беру:

– Ты должен выманить домового! Я уверена, что без него тут не обошлось!

Медведь почесал за ухом и, оглядевшись, сказал:

– Боится он показываться. Не верит мне.

Прекрасно! Чудесно! Как быть-то? Я увлекла его подальше от горожан, которые с неохотой вернулись к своим занятиям, и зашептала:

– Надо спросить его: он ли украл наших людей? Понимаешь? Если это он, то зачем. А если не он, тогда…

– Что тогда, травница?

Я покачала головой. Даже Бер, даже нечисть не понимает, в чём дело. А если уж и он… То, значит, всё очень плохо! Значит, мы столкнулись с чем-то гораздо более древним, чем даже иреане.

Если, конечно, пропавшие не решили своим ходом вернуться в Златоград.

Но эту мысль я тут же отмела, как идиотскую. Лошади были все на месте, телеги тоже. Пешком тащиться обратно две тысячи километров? Глупо! Значит, люди пропали здесь, в городе. Не зря, ой не зря ворота не желали открываться перед нами. И зря я не послушала Ратмира. Надо было идти дальше, мы обязательно нашли бы пригодное место для основания нового города.

– Травница!

– Я задумалась, – ответила Беру. – Тогда, дорогой мой Хозяин Леса, мы стоим перед дилеммой.

– Перед домом мы стоим, – буркнул он.

– Согласна. Но и перед дилеммой тоже, – усмехнулась невесело. – Или снимаемся с места и идём дальше, или остаёмся здесь и каждое утро пересчитываем людей. Сейчас нас двести девяносто два человека… Ой, нет, двести девяносто один и один нечистик!

Мне хотелось хоть как-то взбодриться от страшных и упаднических мыслей. Хотелось пошутить. Бер понял, взял меня за руку, сказал:

– Скоро будет двести девяносто два.

– Что?

– Ничего.

Я подняла на него взгляд. Карие тёплые глаза светились лукавством. Я прищурилась непонимающе:

– Что ты знаешь, чего не знаю я?

– Я не должен тебе говорить, травница!

– А я не должна была тебе подсовывать Мыську!

– Ты бьёшь по больному, эй!

– Отвечай!

Медведь взрыкнул, но не зло, а скорее из вредности. Потом наклонился ближе, сказал на ухо:

– У князя будет наследник.

Что?

Наследник?

С кем?

Я непонимающе смотрела на медведя, а Бер рассмеялся тихонько, добавил:

– У тебя будет наследник! Маленький ведьмак!

У меня?

Господи…

Я машинально приложила руку к животу, опустила взгляд на него. Не могла поверить. Нет, конечно, я знаю, что от незащищённого секса рано или поздно случаются дети, но сейчас? Когда? Когда именно мы зачали ребёнка? Может быть, Бер ошибся? Где мой волшебный рентген? Смогу ли посмотреть на себе, как делаю это на других?

Паника охватила меня. Не та пустая паника, когда можно успокоиться и подумать о проблемах и способах их решения, а самый настоящий животный страх.

– Нет, мамочки, нет… – прошептала я и, развернувшись, быстро пошла обратно к дому. Бер озадаченно смотрел мне вслед. Наверное, ещё никогда не видел такой реакции на беременность. Ну а как по-другому то? Не время сейчас, ох не время!

Пока я шла, в голове вертелись все известные мне признаки беременности. Тошнота, отсутствие месячных, увеличенная грудь… Пока ничего этого нет. Или срок маленький, или Бер ошибся. Конечно, он нечисть, но как он может знать такое? Нет, надо проверить. Матку обследовать не получится – некому. Тесты на беременность придумают через десяток тысяч лет. А вот мой рентген… Я попробую. Получится или нет, вот в чём вопрос!

Ворвавшись в дом, я метнулась в поисках Забавы и нашла её за занавеской. Женщина шила рубашечку для Отрады. Только подняла на меня взгляд и посмотрела удивлённо. Я замахала руками:

– Ни о чём не спрашивай! Есть у нас зеркало?

– Что это ещё за приблуда? – проворчала ключница, перекусив нитку. – Вечно ты что-нибудь придумаешь…

– Ну, полированное… Поднос! Не знаю… Что-нибудь!

– Есть глядеище. Хочешь?

– Покажь, – потребовала я. Забава поднялась и, кряхтя, полезла в сундук. Достала из него самое настоящее зеркало, только не из стекла со слоем отражающего покрытия, а из какого-то светлого камня, напоминающего янтарь, отполированного до идеальной гладкости. В нём отразилось моё лицо со смесью решимости и вдохновения. Я задёрнула занавеску, вздохнув:

– Ладно, сойдёт. Держи так, чтобы я видела.

Повернув её руки с «зеркалом», я задрала подол платья, рубашку, обнажив живот. Вдохнула-выдохнула, чтобы успокоиться. Ну, давай, Дианка, сосредоточься!

Руки скользнули по животу, в самом низу, в женском месте. Кожа нагрелась, стало приятно и чуть щекотно. Но я ничего не видела. Всматривалась аж до боли в глазах и чуть не плакала от обиды. Ну почему, почему не работает на мне?

– Да что ж ты увидеть-то хочешь, милая? – с жалостью спросила Забава, а я только головой мотнула, смаргивая слёзы. И вдруг мне показалось каким-то боковым зрением – зелёненькое блеснуло и исчезло. Я потёрла глаза кулаком, широко распахнула их. провела ладонями по коже живота, будто хотела раздвинуть её. И увидела. Пульсацию. Зелёное биение сердца. Крохотного сердечка. Как будто маленькая точка ритмично превращается в запятую, и снова становится точкой…

– Руда! Что ты видишь? – завороженно спросила Забава. Глядеище двинулось вниз, скрывая вид зелёной точки и очертания крохотного бесформенного тельца. Я выдохнула, вспомнив, что надо дышать, и сказала:

– Наследник… У нас будет ребёнок.

– Ой, Мокошь-матушка… – пролепетала Забава. – Неужто дождётся Ратушко своего наследника!

– Дождётся, – мрачно ответила я, поправляя платье. – Если этот город позволит…

– Что ты говоришь такое?

– Пропали четверо. Просто исчезли с концами…

– Мокошь-матушка, – повторила Забава, опустившись на объёмный зад и прижав ладонь к сердцу. – Спаси нас и сохрани!

А я подумала, что Мокошь не поможет. Она и так сделала для нас слишком много. Теперь выпутываться придётся самим.

– Надо спать по очереди, – пробормотала я, думая совершенно не о том, о чём надо. Надо думать о ребёнке, как его сохранить, как родить, о господи, в этой антисанитарии! Я уж точно не смогу себе помочь в родах, я не хочу рожать здесь!

– Руда, как же мы, бабы… Как детки наши? – всполошилась Забава, а я тяжко вздохнула ей в унисон:

– Вот как? Не могу понять, куда они подевались… Все мозги себе уже продумала, дырку в них натёрла!

– Давай-ка, милая, поешь, – спохватилась ключница, вскочила, отложив глядеище, потянула меня к очагу. – Поесть при таких волнениях – это первое дело!

Я подчинилась, уверенная, что не смогу проглотить ни кусочка. В голове творился сумбур. Мысли в вялой панике слонялись вдоль извилин и изредка натыкались друг на друга, вспыхивая и сгорая. Я не понимала ничего. Совершенно ничего. Как дальше жить? Как выжить? Как смотреть в глаза родным пропавших? Как сделать так, чтобы больше никто не пропал? Как приручить домового? Как понять, что происходит в городе?

Как?

Как?

Как?

Мне сунули в руки плошку и кусок хлеба с чуть подсыревшей корочкой. Хлеб у Голубы всегда выходил хрустящий и ароматный. А тут – серый неподнявшийся… Чтоб у Голубы да хлеб не поднялся! Видно, она потрясена до глубины души!

И правда – повариха едва заметно вытирала красные глаза. Я спросила:

– Что с тобой, Голуба?

– Ох, матушка княгиня, – всхлипнула женщина. – Сон мне приснился… А мне на новую луну завсегда сны в руку снятся!

– Что за сон, Голуба?

– Ох, не проси, не скажу, – отмахнулась она. – Ежели скажу – сбудется точно!

– Голуба! – я повысила тон. Женщина отвернулась, завозилась у очага. Я глянула на Забаву. Ключница пожала плечами:

– Сбудется ж…

– Голуба, лучше знать заранее и подготовиться. Говори, что тебе там снилось.

– Змеи, матушка!

– Какие змеи?

– Огромадные аспиды! Вот такенные! – и Голуба подняла руки кверху, высоко над головой. – Изо всех щелей как повылазили, как зашипели! И нас всех пожрали…

Она задрожала, и на лице её отразился такой страх, что я мысленно выругалась. Вот только змей нам тут и не хватало!

Я встала. Меня трясло, пришлось унять дрожь в руках и сказать твёрдо:

– Значит так. Отставить глупости! Никаких змей! Никаких снов! Слушайте меня внимательно. Установите очерёдность дежурства. Спать строго по очереди! Поняли меня?

Бабы закивали меленько. Мыська с Отрадушкой на руках спросила из повозки:

– Светлая княгиня, ежели я спать не буду, у меня молоко пропадёт…

– Ты спи, Мыська. Детей к себе привязывай на ночь, поняла? И не бойся.

Отставив плошку с нетронутым супом, я нахмурилась:

– Прорвёмся.

Глава 5. Вересковая пустошь

Апрель 25 число

– Смотри, Отрадушка, это большо-ой дом! – я показала на центральное, всё ещё неприступное нам каменное строение. Девочка проследила за моим пальцем, взмахнула ручкой и сказала:

– А!

– Да, это дом, – с улыбкой повторила я. – Там живёт большо-ой домовой!

– А-а!

– Да, вот такой большой домовой! А вон дядя Тишило, он несёт ведро с водой. А вон твой папа, он с дядей Буселом рисует карту…

– А! А!

– Да, скоро у нас будет карта местности, и мы начнём осваивать новую землю, понимаешь, Отрада?

Её изумляло всё, что она видела. В свои почти шесть месяцев Отрада росла крепкой и здоровой, уже садилась и даже пыталась ползать, если её клали на животик. А ещё неделю назад она выдала первый зубик, и ночами, когда маленькая княжна вопила и не желала спать, её укачивали всем домом по очереди. И именно тогда я начала брать её с собой на улицу. Бродила с малышкой по тёмному спящему городу и разговаривала с ней. Мне казалось, что через неё я говорю с собственным ребёнком.

Но всё прошло, зубы продолжали резаться, однако плакать по ночам Отрада перестала. А я всё равно носила её везде. Да и Мыське так было легче. Она, конечно, смотрела на меня странно, когда я велела Голубе протирать через сито варёную репку и их белёсую морковку для детских пюре. Но на примере Волеха видела, что мои советы по развитию детей дают свои плоды. Я не изучала педиатрию специально, но про прикорм и выкладывание на живот знала. Оба малыша росли, как на дрожжах, и Бер мастерил для них игрушки по моему указанию. Были у деток погремушки, чесалки для зубов, хитрые штучки для извлечения звуков…

Отрада прислонилась ко мне, пряча личико на груди.

– Устала, маленькая моя? – спросила я и кивнула: – Сейчас пойдём спать. Подожди только, я поднимусь наверх, погляжу…

И направилась к городской стене. Сзади меня догнал голос Мыськи, которая топала с Волехом на руках:

– Княгиня, куда же вы с маленькой-то?

– Ничего, Мыська, я туда и обратно, не бойся, – весело ответила я няньке и, прижав одной рукой малышку к себе, другой взялась за перекладину лестницы.

Плотники установили галерею по всей длине стены. Памятуя о выбоинах в камне, сделанных лазером, Ратмир решил установить дежурных на трёх сторонах города, выходивших на реку. Правда, лестницы ещё неудобные, но мне не привыкать. Платье пришлось подоткнуть за пояс, и я медленно, но верно взобралась на галерею.

Вид со стены открывался, конечно, шикарный. Река шумела, гнала волны на юг, пенила камни внизу, беспечно и беспощадно уносила время куда-то в края, о которых мне ничего не было известно. Я уже давно решила, что это Волга, поэтому в мыслях так и называла её. Другой такой же широкой реки я не знала. Хотя это могли быть и Кама, и Обь, и Иртыш, но Волга была мне ближе к сердцу.

– Смотри, Отрада, это река, – тихо сказала я. Девочка сунула в рот кулачок и зачмокала. Мы стояли обе и смотрели. Влажный ветер легонько трепал мои волосы, и я прикрыла малышку от прохлады покрывальцем. Дружинник, подходя к нам, заметил:

– Неспокойная вода что-то.

– Главное, чтобы не было чужих кораблей, – философски ответила ему я.

– Пока не видать, – с ленцой протянул он, кивнув на горизонт, где темнел лес: – Вона, луга какие на той стороне. Туда бы скотину пастись…

– Нет моста – нет лугов, – усмехнулась я.

– Чудные эти великаны. Построили бы город на другой стороне…

И он, недовольно качая головой, пошёл обратно по галерее. Я прищурилась. Действительно. На другой стороне такие луга, такие выпасы… Да и вообще – не могли же жители постоянно торчать в городе? Ведь должны были с соседями общаться, ездить куда-нибудь… Не могли же они постоянно огибать просеку? Я бы мост соорудила. Вот тут и соорудила бы. А что? Как раз на другую сторону можно перейти.

– Ты бы перешла здесь, Отрада? – задумчиво спросила я у девочки. Та агукнула сонно. Да уж, помощи от неё пока никакой. Всё самой придётся, всё самой.

Я положила руку на камень, погладила его шероховатую поверхность. Какие ещё тайны ты хранишь, древний город? Открой мне их, не стесняйся, я своя. Камень нагрелся от тепла кожи, и мне показалось, что воздух над ним колеблется. Не настолько же я горячая женщина, чтобы тут всё жаром пышало! Что за ерунда такая? Наклонившись, я заглянула за стену, придержала Отраду за голову. Из отворота рубашки вывалился оберег – осколок первой жизни. Я не успела подхватить его, и он глухо стукнулся о стену. Зазвенел. Я напряглась – снова этот никому не слышный звон! За ним должно последовать какое-то открытие. В прошлый раз это были ворота города.

А в этот…

Над стеной задрожал воздух, и откуда-то выпрыгнул каменный брус. Я взвизгнула и отскочила. Чуть было не свалилась с галереи, но схватилась за поручень. Тот оказался крепким – мужики на славу сработали, а брус куда-то спрятался. Дружинник уже бежал ко мне, вскинув меч:

– Что, княгиня? Что?

– Ничего, – я ошалело помотала головой и глянула на Отраду. Та хлопала глазёнками – зелёными, как у матери – и смотрела на меня, испуганно вытянув губы в трубочку. – Ничего, кроха моя, ничего. Всё хорошо! Пойдём-ка к Мыське, солнышко, она тебя спатушки уложит.

Прижав её к себе, я принялась спускаться. Внизу кормилица изнывала от страха:

– Княгинюшка, что там было-то? Чего кричала?

– Погоди, Мыська, не сейчас! – буркнула, передавая ей Отраду. – Поди уложи малышей. Я скоро.

Проигнорировав её заполошный взгляд, полезла снова на галерею. Сжала в ладони оберег и решительно пошла к стене.

– Хозяйка, хозяйка! Ты меня забыла!

Глянув вниз, я увидела Лютика. Он подрос, вытянулся и стал похож на маленький нескладный велосипед. Толстые лапы, худощавое тело и лезущая клочьями шерсть. Наклонившись, я почесала его по холке, стараясь убрать зимний подшёрсток, и сказала:

– Куда тебе со мной? Ты не умеешь лазить по лестнице!

– Возьми меня, я тебя буду защищать!

И он страшно оскалил маленькие молочные зубки. Я не выдержала и рассмеялась:

– Ах ты мой защитник!

Сграбастала щенка и, прижав к себе, полезла на галерею. Собака не ребёнок, в крайнем случае может предупредить об опасности, вон домового же учуял!

Наверху я дождалась, когда дозорный отойдёт подальше, и спустила Лютика на доски галереи, предупредила:

– Только тихо.

Он завилял хвостиком, прыгнул лапками на стену, заглядывая туда, куда я нагнулась. Приложив оберег к едва заметной выемке в камне, чуть отстранилась и с давно забытым детским восторгом увидела брус, выскочивший и зависший в воздухе. Оставив осколок первой жизни на стене, выпрямилась. Второй брус появился из ниоткуда. За ним третий, четвёртый…

– Мамочки, что творится… – прошептала я, боясь пошевелиться. Лютик уцепился передними лапами за стену и повис, суча задними в безнадёжной попытке вскарабкаться и скуля:

– Дорога! Дорога! Пошли по дороге! Я хочу по дороге!

– Это же мост, – выдохнула я. Брусья были в длину, как одноколейка, а по ширине – в две человеческих стопы. И они висели над бурной рекой сами по себе! Я смотрела, куда уходит мост, вырастающий на моих глазах всё дальше и дальше, и увидела, как последний брус уткнулся в высокий берег, за которым простирались луга.

В этот момент мой оберег прервал свою песню и замолчал. Я подхватила Лютика под живот, чтобы он случайно не скакнул на «дорогу», и осторожно отняла камушек от выемки.

Мост остался. Он висел, чуть подрагивая, как будто терпеливо ждал первопроходца. Нет, конечно, я не буду первопроходцем вообще, а только первой из людей, кто перейдёт на другую сторону… И даже на стену залезла уже, но оказалось – не судьба.

Меня схватили крепкие руки и за талию стащили со стены. В возмущении я обернулась и увидела бледное в красные пятна лицо дружинника. Он поставил меня на доски и сказал прерывающимся голосом:

– Светлая княгиня, ты моей смерти хош?

– Что за глупости?! Я нашла мост, я хочу посмотреть, что там с другой стороны!

– Да меня князь голыми руками удавит, ежели я тебя одну туда пущу!

– Ну так пошли со мной.

– Никак не можно, никак! – уже сердито ответил он. – Надо звать дружину, князя кликнуть… Виданное ли дело – княгине скакать по камушкам! А ну сорвёшься? А ну рухнет всё?

– Ай, не рухнет, – отмахнулась я. – Я верю в мой оберег, и не забывай, что он нам ворота открыл!

– Не пущу! – твёрдо заявил он и заорал со стены вниз: – Бранко! Покличь князя с десятниками! Да немедля!

Я вырвалась из его рук, оглаживая платье под поясом и подсаживая трепыхавшегося Лютика повыше, пробурчала:

– Вот он точно меня никуда не пустит…

– И прав будет, – строго сказал дружинник. – Ты ж баба, травница! Вот и занимайся бабьими делами, людей лечи! А то вздумала скакать…

– А ты мне не указывай! – вспылила я. – Ты будешь решать, что мне делать, а что не делать!

– Р-рав, ав-ав! – поддержал меня Лютик, клацая крохотными зубешками и пытаясь достать до дружинника. Тот опасливо отодвинулся и сказал упрямо:

– Пока я тут, ты никуда одна не сунешься, княгиня. Мне моя жизнь дорога.

– Я тебе её спасла, не забудь! Иначе бы сидел в Златограде и ждал потопа!

Он глянул искоса и буркнул:

– Мож и нет никакого потопа…

Я замерла. Вот оно, настроение людей. Может, и нет никакого потопа… Может, зря с насиженного места снялись… Может, эта дура-травница взбаламутила народ и подняла почём зря…

– Потоп есть, – неуверенно отозвалась. – Ну, или будет.

– Иль не будет, – сказал он и нервно глянул вниз. Я машинально последовала его взгляду и увидела, как Ратмир с Тишилом и ещё одним десятником по имени Войко спешат к лестнице. Вздохнула:

– Вот ей-богу нашлю на вас всех белый мор…

Сейчас поднимутся и разорутся оба, что я опять суюсь, куда не следует, а следует мне идти вышивать рубашечку любимому мужу и пестовать чадо в животе… Но Ратмир лишь мельком глянул на мост и шагнул ко мне:

– Руда, что ты опять натворила?

– Я просто вызвала мост на ту сторону реки, – ответила обиженно. – И хочу посмотреть, что там, а он вот, – ткнула пальцем в дозорного, – не даёт!

– Отлично служишь, как тебя звать? – обратился к парню Ратмир. Дозорный вытянулся по струнке и отрапортовал:

– Мечко, светлый князь.

– Тишило, наградишь его. Руда, откуда мост?

– Сам пришёл, – вредным голосом сказала я. – А не возьмёшь меня с собой – уберу, как и не было.

– Ну-ну, – тихо ответил он. – Ты же сама понимаешь, что надо проверить, нет ли там опасности. А ты не мужчина. Ты пойдёшь после, когда мужчины проверят.

– Милый, ты забыл, что я чувствую то, что ты не можешь чувствовать?

– Не забыл. Но и подвергать тебя опасности не хочу. Будь благоразумна, любая.

– Буду, – проворчала, сдаваясь. Буду. А что ещё остаётся делать?

И я ждала, пока Ратмир соберёт пятёрку проверенных ловких парней и двинется по мосту. Волновалась – а если не выдержит веса? Если великаны были лёгкими, как пушинки? Но всё обошлось. Мечко, сложив ладони козырьком над глазами, следил за осторожным продвижением разведгруппы, а потом удовлетворённым тоном сказал:

– Ну, добрались, слава Перуну!

– Слава, – выдохнула и я, вглядываясь в противоположный берег. Фигурки мужчин были не больше муравьёв по размеру, если смотреть с города. Что они там найдут? Есть ли жизнь на Марсе? Тьфу! На противоположном берегу?

Лютик затявкал, призывно, странно, завозился, суча лапками, и непонятно как вырвался из моих рук, бросился скакать по брускам.

– Стой, вернись! – всполошённо заорала я, но щенок не слушал. Лапы его скользили, и я с ужасом смотрела на этот дурацкий побег. Сердце замерло. Вот сейчас свалится и полетит в воду!

Блин, Лютик! Подобрав подол платья, я решительно взобралась на стену и ступила на первый брус, почти не глядя, куда иду.

Мост оказался прикольным. Он мягко пружинил под ногами, но держал крепко. Будто по болотистому мху шагала. А Лютик пару раз чуть не сорвался – ведь четырьмя лапами труднее скоординировать движения. Я подхватила его почти на середине и сразу начала отчитывать, яростно целуя в макушку:

– Ты балбес! Ты же мог свалиться в воду! И как бы мы тебя потом вылавливали, а?

– Хозяйка, хозяйка, там есть… Там есть! – пролаял Лютик. – Есть, есть что-то! Или кто-то! Я должен его покусать!

– Там Ратмир с дружиной, кого ты кусать собрался?

– Не он, не главный дядька! Другой!

– Так воины его!

– Их знаю, запах свой! Не они! Другой! Пусти, пусти!

– Сиди смирно, – я шлёпнула щенка по ушам и заторопилась на ту сторону реки. Ратмир встретил меня рыком:

– Что сказано было, женщина? Сидеть и ждать! Там! Не тут!

– Это не я, это Лютик виноват, – безо всяких угрызений совести я обвинила щенка, жадно разглядывая окрестности. – Ох и хорошо как! Смотри, какие луга для коз и коров!

– Луга отличные! Трава сочная, на ней никто не кормился давно, – солидно ответил один из парней. – Но как скотину гонять?

– Найдём, – отмахнулась я. – Лютик, чего ты вырываешься?

Щенок трепыхался, больно царапаясь когтиками, и я выпустила его на траву. Он поднял хвост и смешно зарычал в сторону от реки – там были сложены камни в некое подобие Стоунхенджа.

– Что там? – спросила я.

– Надо кусать, кусать, гнать! – и поскакал по лугу.

Ох ты ж… Я бросилась за Лютиком, перепрыгивая через мотья травы. Юбка платья мешала, и я подобрала её, подоткнула за пояс. Чуть не упала пару раз – щенку-то хорошо скакать, а я непривычная! Вот камни всё ближе, ближе, а я уже выдыхаюсь… И вдруг!

Лютик остановился, как вкопанный, шерсть на его загривке вздыбилась, из горла вырвалось глухое, хоть ещё и не взрослое рычание. Он был готов вступить в бой, хотя и отчаянно трусил, не смея переступить линию, где заканчивалась дикая трава. Я стояла рядом и тоже не решалась двинуться дальше. Но просто из опасения. Ничего мне не мешало. Разве что просмотренные фильмы о всяких ужастиках…

Огромный земляной круг, огороженный высокой травой, по центру – менгиры из высоких камней. Небольшими плоскими камнями выложена земля, да не просто в хаотичном порядке, а спиралью. Между этими полосками – кустики какой-то странной травы, похожей одновременно на тисовые ветки и на недоразвитый папоротник. Они тоже не сами по себе тут выросли, их явно кто-то сажал. Лабиринт получился большой и длинный. Вёл он к менгирам.

И именно на лабиринт скалился мой храбрый маленький защитник.

– Лютик, здесь есть кто-нибудь?

– Есть. Но я его не вижу. Я чую!

– Ладно, – задумчиво сказала я. – Для кого-то же и для чего-то делали этот лабиринт… Надо посмотреть.

– Не ходи! Я первый!

– А ну! – прикрикнула я на щенка. – Ты уже первый по мосту прыгал! Теперь стой и жди.

– Нет!

– Да. Со мной ничего не случится.

Лютик дрожал меленько, поджимая хвост, и всё порывался пойти к камням, но не мог преодолеть инстинкт. А бросить меня одну ему, наверное, собачья совесть не позволяла. Чтобы помочь щенку, я велела:

– Иди приведи сюда князя.

– Хозяина?

– Да, хозяина. Иди!

Он бросил на меня взгляд, полный сомнений, но послушался и нырнул в траву. А я выдохнула и ступила на первый плоский камень.

Он тоненько звякнул. Я отдёрнула ногу. Тишина. Только насекомые жужжат и вдали слышны голоса дружинников. Набравшись решимости, я встала на камень, и тот зазвенел на одной ноте. Как и в городе, камень беззвучно пел. Лишь я могла его слышать. Второй тоже запел – уже по-другому. И эта песня сопровождала меня, пока я шла к центру по аллейке между папоротников, которые оказались совсем не папоротниками, потому что расцветали с каждым моим шагом мелкими розоватыми цветочками. Это было очень странно, но у меня в голове творилось что-то ещё более странное. То ли мысли путались, то ли кто-то пытался в них влезть. Но я боролась с этим, как могла. Дышала глубоко и считала камни. Сто пятьдесят, сто пятьдесят один, сто пятьдесят два… На сто пятьдесят девятом лабиринт закончился.

И я вступила в круг из менгиров.

Та самая ниточка, которая встретила меня в городе, натянулась между мной и огромными гладко отёсанными валунами, когда я оказалась в самой середине круга. И услышала словно вздох. Словно кто-то был здесь, невидимый глазу. Я обернулась, скользнув взглядом по камням. На них были вырезаны стилизованные цветы – как те, которые росли в лабиринте. Но никого живого.