Текст книги "Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе"

6
Эленхос

Эленхос – это название процедуры, которую Сократ применяет весьма часто (от нее происходит прилагательное «эленктический»). Сам он это понятие не употребляет, но иногда пользуется производными от него словами. Одно из его основных значений – «исследование»; оно также отсылает к испытанию, опровержению, посрамлению и высмеиванию. Одни обозначают этим словом опровержение как таковое, и в таком случае сократический эленхос выступает одной из его разновидностей. Другие предполагают, что эленхос – это и есть метод Сократа. Сам я считаю последнее мнение ошибочным, но зато оно демонстрирует, насколько важное место эленхос занимает в диалогах.

Несмотря на необычность греческого термина, стоящая за ним идея не так уж и загадочна. Это полезная, знакомая, но не слишком широко применяемая техника обсуждения сложных тем. Настоящая глава объясняет, как она работает в диалогах. Ниже, в главах 17 и 18, будет показано, как самому практиковать эленхос.

Примеры. Сократический эленхос можно определять по-разному; некоторые ученые полагают, что крайняя множественность форм вообще не позволяет дать ему определение. Чаще всего этот термин применяют к ситуациям, где происходит следующее. Сначала вы делаете какое-то утверждение; потом Сократ заставляет вас согласиться с чем-то другим; затем он показывает, иногда неожиданно, что второе утверждение, с которым вы только что согласились, конфликтует с первым. Короче говоря, он заставляет вас противоречить самому себе.

Эленхос довольно тонко устроен – и практически неуловим. Можно запросто прочитать текст, содержащий эленхос, даже не осознав этого. Вот простой пример из диалога, который уже пересказывался в главе 3. Сократ, как вы помните, выясняет у Лахета, что такое мужество.

Лахет, 192b–d

ЛАХЕТ. Мне кажется, мужество – это некая стойкость души: так и надо сказать обо всем, что по природе своей связано с мужеством.

СОКРАТ. Конечно, надо так сказать, если мы хотим сами себе дать ответ на вопрос. Но мне-то кажется, что не всякая стойкость представляется тебе мужеством. А делаю я этот вывод вот из чего: ведь я-то догадываюсь, мой Лахет, что ты причисляешь мужество к самым прекрасным вещам.

ЛАХЕТ. Да…[86]86
  Как и прежде, фрагмент дается с купюрами автора. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]

СОКРАТ. А если она [стойкость] сопряжена с неразумностью? Разве не окажется она, напротив, вредной и злокозненной?

ЛАХЕТ. Да.

СОКРАТ. Назовешь ли ты прекрасным что-то такое, что будет злокозненным и вредным?

ЛАХЕТ. Это было бы неправильно, Сократ.

СОКРАТ. Следовательно, такого рода стойкость ты не признаешь мужеством, поскольку она не прекрасна, мужество же прекрасно.

ЛАХЕТ. Ты молвишь правду.

Давайте проследим, как реализуется эленхос. Лахет утверждает, что мужество есть стойкость. Это утверждение 1. Вслед за этим Сократ заставляет его принять утверждение 2, согласно которому мужество прекрасно. Как только Лахет соглашается и с этим, его первое определение терпит крах; утверждения 1 и 2 несовместимы, хотя ему потребуется некоторое время, чтобы осознать это. Сократ подводит собеседника к мысли о том, что стойкость бывает и безрассудной, а раз так, то она не прекрасна; следовательно, ее нельзя приравнивать к мужеству, которое заведомо прекрасно. Обратим внимание: Сократ на каждом этапе использует вопросы для того, чтобы снова и снова заручаться согласием собеседника. Разве ты не высказывался так-то и разве не соглашался с тем-то? А если так, то не противоречат ли твои тезисы друг другу? Все это важно, поскольку в конце дискуссии оказывается, что именно Лахет противоречил сам себе, а не Сократ противоречил Лахету. Философ полностью контролирует происходящее.

После того как Сократ обнаруживает логическое несоответствие, по крайней мере одно из утверждений нужно либо модифицировать, либо отбросить. Но вот какое именно – это может оставаться неясным. В приведенном выше отрывке Лахет вполне мог бы сказать: «Что же, возможно, мужество не всегда прекрасно». Но такое случается редко[87]87
  См., например: Хармид, 164c; Горгий, 482d–e.


[Закрыть]. Это может быть источником фрустрации. Кто-то выдвигает утверждение X, после чего Сократ показывает, что оно не согласуется с уступкой Y, сформулированной позже. Обычно собеседник отказывается от утверждения, а не пересматривает уступку. Но, возможно, чаще должно быть наоборот. По крайней мере, нет причин, которые препятствовали бы этому. Но Сократ пытается сделать уступку Y более весомой, нежели изначальное утверждение X.

Сократ использует эленхос во всех ранних диалогах. В «Горгии», например, Калликл говорит, что хорошая жизнь – это та, в которой больше всего удовольствия. Сократ не подвергает сделанное собеседником утверждение фронтальной атаке. Он спрашивает у Калликла, хороша ли жизнь у катамита, если его аппетиты удовлетворены[88]88
  Горгий, 494е. (В русском переводе С. П. Маркиша вместо латинского термина catamitus, упоминаемого автором, используется слово «распутник». – Прим. ред.)


[Закрыть]. (Под «катамитом», вероятно, имеется в виду пассивный гомосексуал или занимающийся проституцией мужчина, то есть кто-то крайне постыдный в древнегреческой культуре[89]89
  Обсуждение этого вопроса см.: Kahn, Drama and Dialectic in Plato's Gorgias, p. 80.


[Закрыть].) Калликл не может заставить себя согласиться, но и не возражает. Вместо этого он пытается сменить тему. Тогда Сократ подводит Калликла к другому противоречию, не такому провокационному. Являются ли трусы и дураки плохими людьми, интересуется он. Калликл отвечает, что да. Добившись тем самым желаемого признания, Сократ завершает эленхос: а способны ли трусы и дураки получать столько же удовольствия, сколько храбрые и мудрые люди? (Да.) Раз так, значит, дурные люди столь же хороши (поскольку получают столько же удовольствий), как и хорошие. А это, в свою очередь, показывает, что хорошая жизнь и жизнь, наполненная удовольствиями, не одно и то же. В итоге Калликл вынужден отказаться от своей позиции в пользу новой: то, что приносит удовольствие, является благом, но одни удовольствия лучше других. И мы продвигаемся дальше.

Стыд. В литературе широко дебатируется вопрос о том, насколько логичен последний аргумент Сократа[90]90
  Аргумент содержит сложность, которую Калликл не замечает: Сократ называет «хорошими» то людей, то их переживания. Эту трудность можно было бы преодолеть, а может, и нет. См.: Kahn, Drama and Dialectic in Plato's Gorgias, p. 82; Santas, Socrates, p. 270–278.


[Закрыть]. Но мы, оставив эту тему в стороне, обратим внимание на другое обстоятельство: аргументы, выдвигаемые Сократом, не всегда способны доказать что-либо кому-нибудь другому, кроме Калликла. Калликл мог бы заявить, что ни катамиты, ни трусы не представляют для него особой проблемы. Но такая опция была для него недоступной: его сковывали либо собственные убеждения, либо боязнь оказаться в постыдном положении. Доказательство, используемое Сократом для победы над Калликлом, имеет силу лишь в этих обстоятельствах. Если бы Сократ беседовал с Калликлом в другое время и в другом месте, то для эффективного эленхоса ему, вероятно, понадобились бы другие примеры.

Обратите внимание, что стыд в ходе сократического вопрошания проявляет себя в двух видах[91]91
  О роли стыда в эленктической аргументации см.: Woodruff, Socrates and the Irrational, p. 132–135, 143–146; Kahn, Plato and the Socratic Dialogue, p. 134ff.


[Закрыть]. Иногда он вынуждает одного из собеседников Сократа согласиться с неким утверждением только из-за того, что отрицать его было бы слишком неловко[92]92
  Kahn, Vlastos's Socrates, vol. 1, p. 173.


[Закрыть]. Смущение может стимулироваться мнениями других людей. Проявления такого рода стыда разнятся по времени и месту, а то, рационален ли этот стыд, определяется тем, рационально ли сообщество, в котором разворачивается действо[93]93
  Эту идею развивает Пол Вудрафф. См.: Woodruff, Socrates and the Irrational, p. 133.


[Закрыть]. Об этом следует помнить, преодолевая собственную или чужую логическую непоследовательность. Страху перед тем, что скажут и подумают окружающие, нет места в моральных рассуждениях, по крайней мере для Сократа. Более того, подобный страх угрожает честному исследованию, и поэтому стоит держать его подальше от процесса. Однако если вы считаете, что упомянутые окружающие правы, то это совсем другое дело. Значит, по-настоящему вы испытываете стыд лишь перед самими собой, а взгляды других лишь напоминают вам об этом.

Кроме того, стыд может присутствовать в сократическом диалоге в качестве реакции на вашу собственную непоследовательность[94]94
  Woodruff, Socrates and the Irrational, p. 144–145.


[Закрыть]. Такого рода стыдливость не зависит от времени и места или от рациональности сообщества. Это дискомфорт от осознания того, что вы не понимаете, о чем говорите, или уверились в чем-то, не заслуживающем уверенности. Это «самодельная» форма стыда, в которой человек стыдится самого себя; поэтому с ней в равной степени знакомы люди, которых разделяют тысячелетия, причем в радикально разных ситуациях. Наличие подобного стыда говорит о том, что вы делаете успехи.

Разные цели. Эленхос может оборачиваться разными последствиями для тех, кого в диалоге испытывают вопросами. Во-первых, иногда эта процедура обнаруживает, что на самом деле человек не верит в то, на чем настаивает; кроме того, она может показать, что он в придачу и не знает того, в чем, как ему представлялось, он осведомлен. Под воздействием эленхоса утверждения и заявления обнаруживают свою неустойчивость. Такие разновидности эленхоса называют «очистительными», поскольку они очищают разум от самонадеянности. Точнее говоря, самонадеянность сменяется более тонким ощущением невежества[95]95
  Woodruff, Skeptical Side of Plato's Method, p. 26–28.


[Закрыть].

Скептикам нравится очищающий эффект эленхоса, поскольку они и не собираются ничего доказывать – им просто хочется избавить людей от ложного ощущения самоуверенности (подробнее об этом в главе 16). Иногда кажется, что тем же самым занимается и Сократ, и это объясняет его влияние на некоторых читателей. Однако его цель можно рассматривать и под другим углом. Он не просто пытается повергнуть собеседников в состояние неуверенности – ему хочется, чтобы они почувствовали себя опровергнутыми, а это явно не то же самое. Кроме того, он, возможно, желает косвенным образом доказать истинность других утверждений[96]96
  Woodruff, Expert Knowledge in the Apology and Laches, p. 107.


[Закрыть].

Этот последний пункт подводит нас ко второму способу применения эленхоса: он позволяет парировать попытки оспорить истинность ваших утверждений. Сократ заявляет, что X истинно, а затем показывает, что любой, кто отрицает X, противоречит себе. Это так называемый оборонительный эленхос, потому что в данном случае применяющий его защищает некий тезис, указывая на сложность его опровержения; тут вовсе нет речи о доказательстве чьего-то невежества[97]97
  Woodruff, Skeptical Side of Plato's Method, p. 26, 28–29.


[Закрыть]. Проще говоря, эленхос способен поддержать утверждение, показывая, насколько трудно ему противопоставить что-либо. И снова подходящий пример мы находим в «Горгии». Опираясь на эленхос, Сократ объясняет, что творить несправедливость – это гораздо хуже, чем терпеть ее от других. Причем он вовсе не говорит, что уверен в истинности своего тезиса; он просто подчеркивает, что никому еще не удалось доказать обратное.

Горгий, 509а

Что до меня, я все время твержу одно: как обстоит дело в точности, мне неизвестно, но до сих пор, как вот и нынче, я ни разу не встретил человека, который был бы в состоянии высказаться по-иному, не попав при этом впросак.

Таким образом, сократический метод не только способ показать, что громкие заявления других людей (или же наши собственные) в конечном счете разваливаются, хотя такое качество ему, несомненно, присуще. Посредством этого метода можно и отстоять ту или иную идею. К тому же эленхос подходит для проверки интерпретаций самых разных вещей, от изречений древнего оракула до современного текста. Отрицайте их – и посмотрите, что будет дальше.

Непротиворечивость и истинность. Таким образом, по большей части эленхос – это приспособление для опровержения убеждений. Поначалу это занятие может показаться неинтересным: кому захочется тратить свое время на то, чтобы опровергать все подряд? Разве строить не лучше, чем ломать? Однако с точки зрения Сократа это две стороны одной и той же медали. На этот счет лучше всех высказался Милль в трактате «О свободе»:

Теперь в моде относиться с небрежением к отрицательной логике, т. е. к той логике, которая ограничивается указанием слабых сторон теории или ошибок практики, но сама не приводит ни к каким положительным истинам. Такой отрицательный критицизм не может, разумеется, служить конечной целью, но как средство для достижения положительного знания или убеждения, которое бы заслуживало называться убеждением, он неоценим, и пока люди опять не будут систематически проходить через школу этого критицизма, до тех пор немного будет у нас великих мыслителей и невысоко поднимется средний уровень умственного развития, исключительно разве только по отношению к предметам математики и физики. Знание человека о каком бы то ни было предмете, за исключением предметов математики и физики, только в таком случае и заслуживает называться знанием, если оно прошло через весь тот умственный процесс, который обыкновенно совершается в человеке, когда он выдерживает спор с действительным оппонентом[98]98
  Robson, Collected Works of John Stuart Mill, vol. 18, p. 252. (Рус. пер.: Милль Д. С. О свободе // О свободе. Антология мировой либеральной мысли. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 288–392. – Прим. ред.)


[Закрыть].

Это серьезный и уважаемый взгляд на метод Сократа, который и в самом деле можно считать искусством опровержения. Не овладев этим навыком, нельзя рассчитывать на приближение к истине.

В то же время у Сократа, как представляется, есть и собственные положительные убеждения. Мы рассмотрим их в главе 14. До сих пор продолжается оживленная дискуссия о том, каковы истоки этих убеждений, а также о том, могла ли их сформировать его приверженность эленхосу. Некоторые читатели не соглашаются с этим: по их мнению, любые положительные убеждения должны проистекать откуда-то еще, поскольку эленхос способен лишь показать, что собеседники Сократа непоследовательны[99]99
  См.: Grote, Plato and the Other Companions of Sokrates, p. 292.


[Закрыть]. С его помощью можно доказать, что они в действительности не знают того, что, по их представлениям, им хорошо известно, но эленхос не показывает, какое из их убеждений верно (возможно, ложными окажутся все). При таком подходе получается, что Сократ лишь опровергает чужие мнения, не извлекая из этого никаких положительных выводов. Но другие специалисты, и прежде всего Властос, думают по-иному. Они считают, что Сократ черпает знания именно из эленхоса[100]100
  Vlastos, Socratic Studies, p. 17–29. Обзор многочисленных откликов на теорию Властоса см.: Wolfsdorf, Socratic Philosophizing.


[Закрыть]. Как же это происходит?

Прежде всего, Сократ действительно иногда говорит так, словно эленхос доказывает истинность утверждения, которое не рассыпалось, устояв после выявления и разрешения противоречия. Вернемся к его тезису, упомянутому чуть выше: он говорил о том, что чинить несправедливость по отношению к другим (и не получать за это по заслугам) – это гораздо хуже, чем терпеть несправедливость. Его собеседник Пол поначалу с этим не соглашается, однако его позицию подрывают другие сделанные им допущения – классический пример эленхоса. А затем вдруг происходит следующий обмен репликами:

Горгий, 479e

СОКРАТ. Я же говорил, что, наоборот, будь то Архелай или любой другой из людей, если он совершит несправедливость, а наказания не понесет, он самый несчастный человек на свете и что во всех случаях, кто чинит несправедливость, несчастнее того, кто ее терпит, и кто остается безнаказанным – несчастнее несущего свое наказание. Так я говорил?

ПОЛ. Да.

СОКРАТ. И теперь уж доказано, что говорил правильно?

ПОЛ. По-видимому.

Если вы понимаете, в чем состоит функция эленхоса и чего она не предполагает, то это место покажется вам поразительным. Сократ показал, что, когда Пол отступает от высказанного им выше, он начинает противоречить себе. Но как это доказывает, что Сократ прав? Ведь он лишь уличил Пола в том, что тот настаивает на двух несовместимых тезисах; при этом, однако, он не указал, какой из них следует отклонить. Предположим, Пол согласится, что ложна его первоначальная точка зрения. Но и это еще ничего не доказывает: ведь несостоятельность вашего аргумента против моего еще не доказывает мою правоту. По крайней мере, так должно быть.

Некоторые ученые рассматривают сюжетный поворот, описанный в «Горгии», как аномалию[101]101
  См., например: Kraut, "Comments on Gregory Vlastos, 'The Socratic Elenchus' "; Benson, Socratic Wisdom, p. 57–95. Авторы этих работ, приводя многочисленные примеры эленхоса, не находят у Сократа утверждений, что эта методика приводит его к положительным выводам.


[Закрыть]. Ведь обычно Сократ ограничивается опровержением того, что говорят другие, не претендуя при этом, будто бы он что-то доказал. Но допустим, что мы все-таки настаиваем на объяснении вышеприведенного отрывка. И вот решение, которое предлагает Властос: с точки зрения Сократа, у каждого есть хотя бы какие-то истинные убеждения. Возможно, так происходит из-за того, что с некоторыми из них мы рождаемся (именно это предполагает Сократ в «Меноне»). По крайней мере, у каждого бывают моменты, когда он высказывается метко и верно[102]102
  Такое предположение делает Вудрафф: Woodruff, Socrates and the Irrational, p. 145–146.


[Закрыть]. В любом случае, ложные убеждения, если отслеживать их внимательно, неизбежно вступят в конфликт с какими-то из ваших истинных убеждений. А если вы обнаружите у себя убеждение, которое не противоречит ни одной из прочих ваших установок, то такую его бесконфликтность – непротиворечивость – можно будет посчитать свидетельством его истинности. Таким образом, оно устоит.

Личным проектом Сократа, согласно этой теории, выступает аккумуляция подобных истин. Его коллекция постепенно разрастается по мере того, как он находит все больше и больше согласующихся друг с другом идей. Чем значительнее становится эта масса, тем легче ему обнаруживать и отсеивать ложные утверждения. Затем появляется кто-то вроде Пола, занимающий противоположную позицию, которая терпит неудачу, поскольку несовместима с другими его воззрениями и, вероятно, установками самого Сократа. Таким образом, повержен еще один покушавшийся на сократовскую систему убеждений. Соответственно, вероятность того, что взгляды философа истинны, еще более возрастает. Если же предпосылка способна устоять в меняющихся ситуациях, то уверенность в ней становится все прочнее. Таким образом, эленхос превращается в способ, посредством которого обретается истина, а не просто опровергаются чужие высказывания. В ходе его применения непротиворечивость накапливается кумулятивным образом.

Такой поворот более чем обнадеживает. Кумулятивная непротиворечивость влечет за собой расширение наших познаний и укрепляет их достоверность; это своего рода снежный ком. В указанном плане эленхос помогает формированию личности. Он заставляет человека подвергать собственные моральные установки постоянной переоценке. В вашем мировоззрении наметился конфликт – вам нужно определиться, какое убеждение сохранить, а от какого отказаться. Это что-то вроде спортивного состязания, разворачивающегося в одной и той же голове: здесь есть идеи-победительницы, а есть идеи-проигравшие. Чем больше раундов проходит, тем четче становится ваше понимание себя[103]103
  Brickhouse and Smith, Socrates' Elenctic Mission, p. 126–127.


[Закрыть]. Таким образом, сократический метод помогает выполнить указание, начертанное над входом в храм Аполлона в Дельфах: познай самого себя[104]104
  Об этом см.: Brickhouse and Smith, Plato's Socrates, р. 101–102.


[Закрыть].

Помимо сказанного, эта теория объясняет, каким образом Сократ, утверждающий, что он ничего не знает, все-таки способен иметь четкие ориентиры относительно сложных тем – например, быть уверенным, что несправедливо обращаться с другими гораздо хуже, чем терпеть несправедливость в отношении себя. Такие убеждения нельзя записать в разряд чего-то такого, что он знает. Они кажутся ему верными только из-за того, что выдержали все испытания и проверки. Не исключено, однако, что может появиться какой-то новый аргумент – или новый оппонент, – достаточно сильный для того, чтобы вскрыть какую-то непоследовательность в убеждениях Сократа. Таким образом, считая непротиворечивость критерием истинности, надо иметь в виду, что она никогда не способна решить вопрос раз и навсегда. Она заставляет считать любые мнения временными и пребывать в постоянном поиске дополнительных подтверждений или опровержений.

Последовательная ошибочность. Но насколько надежным критерием истинности может служить непротиворечивость? Сократическое предположение, используя формулировку Властоса, состоит в том, что у всех есть хотя бы какие-нибудь истинные убеждения – фундаментальные моральные интуиции, которые можно считать надежными. Ложные убеждения в любом случае рано или поздно вступят с ними в противоречие – или вступили бы, если бы ими занялся Сократ. Во многих ситуациях такая гипотеза весьма продуктивна, но сказанное не означает, что она верна всегда и везде. Интересно порассуждать о том, способны ли системы отвергаемых Сократом идей поддерживать внутреннюю последовательность, причем сверху донизу, и таким образом отбивать даже самые решительные попытки выявить в них противоречия[105]105
  Ричард Рорти в своей книге «Философия как политика культуры» делает похожее предположение: «Едва ли кому-то захотелось бы преломить хлеб с Эйхманом или Сусловым, но с легкостью можно вообразить, что представления этих людей о самих себе и своих поступках были столь же последовательными и непротиворечивыми, как, скажем, аналогичные представления Оруэлла и Триллинга – или же наши собственные» (Rorty, Philosophy as Cultural Politics, p. 67–68).


[Закрыть]. На эту проблему обращает внимание платоновский Сократ.

Кратил, 436c–e

КРАТИЛ. Да вот тебе вернейшее свидетельство того, что законодатель не поколебал истины: ведь иначе у него не могло бы все быть так стройно. Разве ты не видишь этого – ты, который говорил, что все имена возникли по одному и тому же способу и направлены к одному и тому же?

СОКРАТ. Но знаешь, друг мой Кратил, это не оправдание. Ведь если учредитель обманулся в самом начале, то и остальное он поневоле делал уж так же, насильно согласовывая дальнейшее с первым. В этом нет ничего странного, так же ведь и в чертежах: иногда после первой небольшой и незаметной ошибки все остальное уже вынужденно следует за ней и с ней согласуется. Поэтому каждому человеку нужно более всего внимательным быть при начале всякого дела, и тогда нужно обдумать, правильно или нет он закладывает основание. А коль скоро это достаточно испытано, остальное уже явится следом.

Вы, вероятно, без труда припомните свои споры с людьми, чьи убеждения казались вам дикими, но при этом последовательными. Вопрос в том, на самом ли деле они отличались непротиворечивостью – или то была лишь видимость, обусловленная отсутствием у вас сократовского таланта найти в них несоответствия. С афинских времен этот вопрос ничуть не стал проще. Мы живем в пору поляризации: у людей диаметрально различные представления о мире. Сократический вопрос заключается не только в том, согласуются ли взгляды, которые они высказывают, с их более глубокими убеждениями, – он еще и в том, согласуются ли эти самые глубинные убеждения друг с другом. Однако чем ближе подбираешься к этим убеждениям и их взаимосвязям, тем эмоциональнее люди защищаются. Вот почему сократическое вопрошание очень редко оборачивается резкими политическими преображениями (не исключено, что такое не происходит вообще никогда). В лучшем случае – лишь постепенными.

Кому-то может показаться, что этот беглый анализ проливает свет на ваших идейных противников: то, что они утверждают на словах, не согласуется с их глубинными убеждениями, но открыть им на это глаза весьма непросто. Сократ сказал бы, что подобные догадки, вероятно, имеют под собой основания. Но он мог бы высказать то же самое и о любых, на первый взгляд безупречных, убеждениях, которых придерживаетесь вы сами. Ибо это довольно распространенное заблуждение – полагать, будто сократические вопросы, если довести их до совершенства, способны делать других людей согласными с вашим мнением или политической позицией. Приступая к практическому применению метода Сократа, очень важно сразу же избавиться от подобных фантазий. Первым делом скептицизм следует обращать на себя, а не на других.

Попробуем взглянуть на эту проблему более широко. Если бы все вокруг сделались последователями Сократа, то можно было бы вообразить воцарение всеобщего согласия между людьми, принявшими одни и те же фундаментальные истины. Не исключено, что такое было бы возможно где-нибудь на Марсе, но вот здесь, на Земле, представить себе это весьма трудно. Впрочем, мир, в котором сократический метод вошел бы в моду, – сколь бы немыслимым это ни казалось – все равно стал бы гораздо лучше прежнего. Люди оценивали бы свои шансы на ошибку или недопонимание гораздо выше, чем они делают это сейчас. Это сделало бы их гораздо терпимее друг к другу, им было бы легче добиваться взаимопонимания в общении между собой. Те, кто постарше, воспринимали бы чью-то абсолютную уверенность с негодованием и раздражением, а те, кто помладше, высмеивали бы ее как сократически некорректную. Конечно, в сопоставлении с мечтой о совершенной сократической гармонии подобные достижения кажутся незначительными, но зато по сравнению с нынешним положением вещей они предстают весьма амбициозными. И даже если нам не удастся добиться такого идеального мира, создать в существующем несколько сократических аванпостов совсем не сложно.

Испытание себя. Можем ли мы, поддерживая скептическое отношение к себе, применять эленхос во внутреннем диалоге с собой? В чем-то это невозможно или почти невозможно; в чем-то это всего лишь сложно. Начнем с первого. В общении двух собеседников эленхос функционирует подобно ловушке. Сократ заставляет партнера согласиться с утверждением, которое на первый взгляд не представляет проблем, а затем идет от обратного, показывая, что заявленный тезис противоречит тому, что собеседник высказал ранее. Но расставить такие силки можно только там, где, задавая вопросы, вы предчувствуете приближающийся конфликт. Сократ предлагает собеседнику согласиться с пагубным для него тезисом, поскольку знает, к чему этот тезис приведет, в то время как собеседник об этом не догадывается. Этот способ прекрасно работает, когда вы предсказываете ходы лучше, чем это делает ваш оппонент, но вот в одиночку повторить то же самое не получится: это все равно что попытаться подкрасться к себе со спины.

Но даже если вы не сумеете полноценно привлечь эленхос к работе собственной мысли, его основы все равно вам пригодятся. Эленктическое мышление сводится к поиску противоречий между тем, что вы произносите сию минуту, и прочими вашими убеждениями. Подобную проверку можно устраивать когда угодно. Вы берете свои убеждения и анализируете их следствия даже в том случае, если вам это доставляет неудобство. Тестируйте их крайними случаями; рассматривайте их под разными углами; представляйте, как бы вы отнеслись к той или иной установке, если бы те, кто выигрывает и проигрывает от ее применения, поменялись местами. И так далее, включая испытание другими вопросами, которые будут рассмотрены в главе 18 и других местах.

Вопросы подобного рода весьма трудно задавать себе эффективно. У каждого из нас есть «слепые зоны», но мы любим убеждать себя в том, что их нет, – ведь несостыковки в наших убеждениях бросаются в глаза другим, но никак не нам самим. Умным людям кажется, что они лучше других умеют избегать подобной опасности, однако в действительности им, вероятно, приходится хуже всех. Благодаря своей сообразительности они находят простые способы сделать так, чтобы выношенные ими убеждения выглядели максимально гармонично в их собственных глазах. Не исключено, что именно по этой причине умнейшие представители человечества обычно не становятся образцами нравственности, достойными восхищения.

О преодолении этой проблемы уже отчасти говорилось в главе 4; более того, она и далее останется в центре моего повествования. Магистральный путь – это развитие в собственном сознании сократической функции, которая ориентирована на скептицизм и контроль. Что к этому может добавить эленхос? Он дает представление о том, насколько масштабную работу требуется предпринять, чтобы развить сократическую функцию. Внутреннему Сократу придется взять на себя труд, который гораздо легче – и мягче – реализуется вдвоем. Когда один человек практикует эленхос на другом, изобличение противоречивости проходит менее болезненно. В подобном случае наши внутренние конфликты выходят на свет окольными путями, причем каждый шаг на этих путях делается нами по доброй воле. Благодаря любезному собеседнику дело продвигается вперед, причем создается ощущение, что вы сообща ломаете голову над общей проблемой. Но если у вас нет собеседника, то подтолкнуть или, наоборот, смягчить процесс некому. Возможно, эленхос в этом случае следует заменить грубой силой.

Таким образом, сократическое отношение к собственному мышлению – вполне героическое состояние ума. В главе 4 самостоятельное применение метода Сократа сравнивалось с выполнением физических упражнений без присмотра тренера. Теперь же мы видим, что это скорее можно уподобить хирургической операции, делаемой самому себе: процедура гораздо сложнее выполняемой кем-то другим – как в плане практики, так и из-за того, что об анестезии не может быть и речи. У вас нет партнера, который завершит разрез, когда ваша рука ослабеет. Безусловно, это суровое сравнение; но ведь и сам процесс довольно суров, если подходить к нему серьезно. Наилучшей компенсацией, делающей сократическое изучение себя терпимым, служит принятие и добродушное отношение к собственным постоянным ошибкам. В предыдущем разделе настоящей главы высказывалось предположение, что такое отношение помогает другим с большей терпимостью воспринимать нас. Кроме того, оно облегчает поиск истины, потому что вы не так отчаянно держитесь за собственные взгляды. Вы привыкаете не только к мысли о том, что часто ошибаетесь, но и к тому, что ошибаетесь вы чаще, чем думаете (и это еще одна ваша ошибка). Благодаря этому поиск каждого следующего примера становится чуть менее мучительным.