Текст книги "Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе"

7
Непротиворечивость

Мы рассмотрели, как устроен эленхос. Он опровергает нечто сказанное вами, указывая на несогласованность вашего заявления с иными вашими идеями и мыслями. В этой главе мы подробнее и обстоятельнее остановимся на непротиворечивости, поскольку она занимает в сократическом методе центральное место. Мы поймем, почему для Сократа она столь важна, как она соотносится с истиной и почему нам противоречивость кажется менее важной проблемой, чем ему (а также должна ли она быть таковой и для нас).

Внутренняя критика. Не требуется особого труда, чтобы вообразить философа – какого-нибудь Сократа, который пытается навязать вам свои собственные убеждения. Но сократический метод не таков. Столь же натурально ожидать, что Сократ, желающий показать, что вы не правы, раскритикует ваши заявления как противоречащие фактам или не согласующиеся с моралью. Но это тоже не совсем сократический метод. Метод Сократа в своей классической форме строится на внутренней критике. С его помощью происходит испытание того, насколько мы последовательны в собственных убеждениях и уверены в своих мнениях. Сократ не говорит вам, что вы неправы; он добивается того, что вы сами делаете вывод о собственной неправоте. Это объясняет значение частых остановок, которые делает философ Сократ, запрашивая у своего партнера согласия с только что им сказанным. Такие паузы могут показаться бессмысленными, но это не так, поскольку конечная цель Сократа – показать, что собеседник не согласен с самим собой.

В последнем из упомянутых пунктов – сама суть эленхоса: ставящиеся под вопрос мнения собеседников используются в качестве основного ресурса, помогающего вести спор. В какой-то момент участник разговора спрашивает у Сократа, что не так с теорией, которую предлагает Теэтет. Сократ отвечает, что дело совсем в другом.

Теэтет, 161a–b

СОКРАТ. Экий же ты любитель потолковать, если и меня по доброте своей почитаешь каким-то мешком, из которого я без труда могу извлечь любое рассуждение и заявить, что все это не так. Ты не вникаешь в то, что происходит, а ведь ни одно рассуждение не исходит от меня, но все они – от моих собеседников. Я же ничего не знаю, кроме самой малости: какое рассуждение у какого мудреца нужно взять и как следует рассмотреть. Вот и теперь я все выпытываю у него, а самому мне сказать нечего.

Сократ преувеличивает свою пассивную роль. Он действительно опровергает высказывания других, работая с их собственными признаниями. Но он же и предлагает новые тезисы, с которыми собеседники соглашаются; причем для того, чтобы их развить, требуется воображение. Так или иначе, начинает он все равно с убеждений собеседника, а затем, оставаясь в их рамках, постепенно продвигает диалог дальше. Если вы скажете ему, что не купитесь на то, что он говорит, то он придумает что-нибудь еще, чему вы поверите и что он использует для того, чтобы убедить вас[106]106
  По словам Ричарда Робинсона, «искусство эленхоса состоит в том, чтобы найти предпосылки, в которые собеседник верит, но которые в то же время противоречат им же выдвинутому тезису» (Robinson, Plato's Earlier Dialectic, p. 15).


[Закрыть]. Заходя в тупик, его собеседники ощущают себя зажатыми между собственными несогласующимися друг с другом убеждениями, даже если они не догадывались об их наличии, пока их не спросили. Сократ связал их по рукам и ногам веревками, сделанными по их же собственному согласию или даже ими самими же изготовленными.

Универсальность. Использование в сократическом методе внутренней критики помогает понять, почему он до сих пор живет. Во-первых, метод наделяет силой любого. Для него не требуется большой теории и требуется немного философских или фактических знаний. Необходимо воображение и мастерство; нужно обладать способностью внимательно слушать и придумывать хорошие вопросы. А еще надо уметь видеть, куда ведет тот или иной провозглашенный принцип и где его поджидают проблемы. Тем не менее все, что требуется для приложения метода, уже содержится в вашем собеседнике и в вас самих, в зависимости от обстоятельств. Он напоминает боевое искусство, которым можно овладеть, даже если вы невелики ростом, ибо вес противника можно обратить против него самого. Теоретические посылки вашего оппонента рассыпаются в пыль, поскольку влекут за собой слишком серьезные последствия, к которым он совсем не готов.

Во-вторых, внутренняя критика – метод, применимый всегда и везде. Его использование не зависит от каких-то конкретных обстоятельств или убеждений. Сократ провоцирует выяснение отношений между различными аспектами личности, а такое состязание можно организовать в любых условиях. Это можно уподобить настройке музыкального инструмента без камертона, когда вы добиваетесь от него звучания в унисон с самим собой. Талант к такого рода настройке универсален. Любой может применять этот метод на себе или на ком-то другом в 400 г. до н. э. или в наши дни.

Противоречивость и истина. Теперь давайте разберемся, почему Сократ считает противоречивость столь серьезной проблемой. Прежде всего, быть непоследовательным означает быть неправым. Вы обнаруживаете, что придерживаетесь двух убеждений, которые, допустим, бесспорно противоречат друг другу, – они не могут быть истинными одновременно. Отсюда следует одно из двух: либо вы верите в то, что ложно, либо же ложно ваше заявление о том, что вы верите в оба тезиса сразу. В этом смысле внутренняя несогласованность не является особой проблемой; выявление ее есть лишь способ доказательства неправоты, причем весьма действенный. Ведь обычно опровергнуть какой-то тезис – это значит показать, что он с чем-то не согласуется: с фактами, законами логики или другими вашими заявлениями. Вот этот последний тип непоследовательности больше всего воодушевляет Сократа, поскольку он, вне всякого сомнения, продуктивен. Если кто-то покажет, что ваши взгляды противоречат новым данным, то вы можете усомниться в этих данных. А вот если ваши установки вступают в конфликт друг с другом, то подобное причиняет гораздо более ощутимые неудобства. В таком случае раскритиковать того, кто вам указал на это, так просто не получится.

Проверка на согласованность поможет преодолеть опасения того, что допустимо в равной мере держаться как за правду, так и за ложь. Подобный страх посещает порой после длительных упражнений с сократическими вопросами. Поиск истины, ведущийся сократическим инструментарием, мучителен. Сократ – мастер опровержения, поэтому с ним трудно сохранять уверенность в чем-либо незыблемом. Выводы, которые остаются неопровергнутыми, неустойчивы: они всегда могут оказаться отброшенными позже. Зато, по крайней мере, изобличение ложного предстает делом окончательным. Если вы высказали две идеи, которые не могут быть верными одновременно, значит, вы ошибаетесь. Для практикующего сократика такая уверенность в ошибке может быть обнадеживающей и даже желанной. Вы находите опору там, где ее действительно можно обрести.

Но теперь нам нужно квалифицировать утверждение, согласно которому противоречивость равносильна ошибке. Во-первых, оно говорит о предпосылках, которые не стыкуются друг с другом. Несоответствия других типов порой не создают особых трудностей; это позволяет сказать, что, возможно, их вообще не следует считать несоответствиями. Например, вполне можно себе представить, как один и тот же человек рационально одобряет два решения, которые кажутся несовместимыми. Взятые в совокупности, эти две линии могут оказаться разумным компромиссом, примиряющим различные интересы. Во-вторых, непротиворечивые утверждения (как и любые другие) вовсе не обязательны для обоснования некоторой точки зрения. Иногда – или даже часто – мы придерживаемся моральных убеждений, которые не имеют ни малейшего отношения к рациональности. У Сократа, естественно, возникли бы вопросы относительно их надежности, но иной раз он и сам не прочь заявить, что им руководят боги или божественный внутренний голос[107]107
  См., например: Апология, 23a–b, 31c–d. Обсуждение вопроса см.: Woodruff, Socrates and the Irrational.


[Закрыть]. Впрочем, к нашей нынешней теме эта проблема не относится.

Проблема согласованности может быть поднята в сократических целях, когда вы выдвигаете два утверждения, которые не могут быть истинными одновременно. Предположим, пытаясь рассуждать на какую-то тему, вы хотите сделать какие-то истинные утверждения, но при этом их трудно согласовать между собой – как в бухгалтерском балансе, где цифры не «бьются». Что-то явно не учитывается. Если вам все равно, дело, конечно, ваше, но коли так, то зачем вы подводите бухгалтерский баланс? Когда вы начинаете действительно заботиться о своем разуме, противоречие создает ощутимый дискомфорт, даже смущение. Если же этого не происходит, то для Сократа, вероятно, еще найдется работенка.

Сосредоточенность на согласованности основывается на базовой ценности, заложенной в фундамент всего сократического проекта. Этическую систему можно воздвигнуть вокруг любой из таких ценностей, будь то равенство, польза, свобода или что-то еще. Сократ начинает с истины – с ее поиска, любви к ней и ее провозглашения, – какой бы опасной она ни была.

Горгий, 526d–e

СОКРАТ. Равнодушный к тому, что ценит большинство людей, я ищу только истину и постараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда придет смерть, так умереть. Я призываю [за собой] и всех прочих, насколько хватает сил, призываю и тебя, Калликл, – в ответ на твой призыв, – к этой жизни и к этому состязанию.

Пассажи, подобные этому, демонстрируют уверенность Сократа в том, что в этических вопросах можно найти истину, а не только мнения или точки зрения. Можно эффективно использовать сократический метод, и не разделяя этой позиции, но серьезное погружение в него как минимум заставит вас с ней столкнуться. Сократу было присуще редкое сочетание убеждений: он был уверен в том, что истина существует, но при этом смиренно относился к собственным притязаниям на нее. (Подумайте, насколько странным является повсеместное распространение прямо противоположной позиции.) Это одна из причин, почему противоречивость так важна. Она не просто показывает, что вы ошибаетесь. Она показывает, что ошибаться вообще возможно. Вероятно, и на этические вопросы, на которые даются ложные ответы, можно подобрать более правильные или хотя бы более совершенные ответы. И если противоречивые рассуждения отдаляют нас от их обретения, то последовательные, напротив, приближают к ним.

Забота о душе. Как мы видим, противоречия свидетельствуют, что с нашим мышлением что-то не так. Однако они указывают Сократу не только на это. Противоречивость предъявляемых утверждений заставляет его думать, будто бы что-то не так в самом «я» – это словно пятно на рентгеновском снимке. И действительно, Сократ считает внутреннее противоречие своего рода моральным недугом. Чуть выше мы говорили, что сократический диалог напоминает тонкую настройку музыкального инструмента. Это сравнение с расстроенным инструментом использует сам философ. Согласно утверждению Калликла, если человек сделал что-то плохое и его не поймали, то это хорошо. Сократ сначала заставляет его согласиться с некоторыми другими утверждениями, которые в конечном итоге противоречат предыдущему, а затем предупреждает Калликла о том, что может случиться, если он не найдет выход из этого противоречия:

Горгий, 482b–c

СОКРАТ. А стало быть, повторяю еще раз, либо опровергни ее и докажи, что творить несправедливость, и вдобавок безнаказанно, не величайшее на свете зло, либо если ты оставишь это неопровергнутым, клянусь собакой, египетским богом, Калликл не согласится с Калликлом и всю жизнь будет петь не в лад с самим собою. А между тем, как мне представляется, милейший ты мой, пусть лучше лира у меня скверно настроена и звучит не в лад, пусть нестройно поет хор, который я снаряжу, пусть большинство людей со мной не соглашается и спорит, лишь бы только не вступить в разногласие и в спор с одним человеком – с собою самим.

Это гораздо более строгое отношение к внутренней несогласованности суждений, нежели многие из нас готовы выказывать сегодня. Таково следствие четкого представления Сократа о хорошей жизни. Когда люди верят в две вещи, которые не могут быть истинными одновременно, они либо наполовину спят, либо наполовину безумны. На самом деле они не думают ничего конкретного, а лишь воображают, что делают это. Им не хватает знаний о том, кто есть они сами, и, не понимая этого, они делаются смешными.

Филеб, 48c–d

СОКРАТ. Заключи же отсюда, какова природа смешного.

ПРОТАРХ. Поясни, прошу тебя.

СОКРАТ. Вообще говоря, это порок, получающий свое наименование от некоего свойства. Всем же вообще порокам присуще качество, противоположное тому, о котором гласит дельфийская надпись.

ПРОТАРХ. Ты говоришь о надписи: «Познай самого себя», Сократ?

СОКРАТ. Конечно. Ведь ясно, что надпись, гласящая: «Не познай самого себя», была бы противоположна ей.

У людей, которые таким образом противоречат сами себе, с точки зрения Сократа, возникают и практические затруднения. Их внутренние конфликты мешают им действовать решительно или же, если они все-таки начнут действовать, могут вовлечь их в неприятности. Отсюда и замечание Сократа о последствиях несправедливости в душе:

Государство, 352а

Даже возникая в одном человеке, она производит все то, что ей свойственно совершать. Прежде всего она делает его бездейственным, так как он в раздоре и разладе с самим собой, он враг и самому себе, и людям справедливым. Не так ли?

Таким образом, согласно сократическому методу, о непротиворечивости следует думать и заботиться больше, чем обычно.

Угрозу для личности, которую несет в себе непоследовательность в суждениях, не стоит считать какой-то отвлеченной философской проблемой. Для многих людей она оказывается вполне животрепещущей и требующей немедленного реагирования. Они ведут жизнь, несовместимую – или, скажем иначе, находящуюся в разладе – с их более глубокими убеждениями, какими бы они ни были. В итоге они чувствуют себя потерянными, зажатыми, несчастными, причем зачастую не понимая, почему это так. А вот Сократ счел бы такой исход естественным и объяснимым. Сократ видит проблему даже тогда, когда сам человек не в состоянии осознать свой внутренний разлад в полной мере. В каком-то смысле проблема в таком случае еще хуже. Это ужасное состояние, напоминающее слабоумие. (Мы еще обратимся к этой теме в главе 14.) Однако в любом случае можно быть уверенным: максимально серьезное отношение к последовательности – и не только в теории, но и на практике – способно привести к впечатляющим результатам, как к конструктивным и поучительным, так и разрушительным и болезненным. После того, как механизм сократического исследования запущен, оставить вещи в неизменном состоянии уже невозможно.

Сопротивление. Таким образом, непоследовательность отнюдь не всегда ужасает нас в том разрезе, какой описывает Сократ. Иногда кто-то указывает вам на противоречия в ваших суждениях, а вы просто отмахиваетесь. Подобную реакцию можно интерпретировать несколькими способами. Прежде всего, само замечание, указывающее на непоследовательность, может прозвучать неубедительно. Доказательство порой ускользает: вы чувствуете, что где-то есть ошибка, но объяснить ее пока не в состоянии. Причем иногда ощущение и в самом деле не подводит: ваша интуиция верно определяет, что с логикой что-то не так. Один из таких примеров есть в начале диалога «Федон», где Сократ и Кебет говорят о самоубийстве. Сократ признает, что самоубийство неправильно, но одновременно замечает, что бывают такие обстоятельства, когда смерть предпочтительнее жизни. Кебету это высказывание кажется странным; а вслед за этим происходит следующий обмен репликами:

Федон, 62b–c

– Конечно, это может показаться бессмысленным, – продолжал Сократ, – но, на мой взгляд, свой смысл здесь есть. Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей, и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, – величественное, на мой взгляд, учение и очень глубокое. И вот что еще, Кебет, хорошо сказано, по-моему: о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, – часть божественного достояния. Согласен ты с этим или нет?

– Согласен, – отвечал Кебет.

– Но, если бы кто-нибудь из тебе принадлежащих убил себя, не справившись предварительно, угодна ли тебе его смерть, ты бы, верно, разгневался и наказал бы его, будь это в твоей власти?

– Непременно! – воскликнул Кебет.

– А тогда, пожалуй, совсем не бессмысленно, чтобы человек не лишал себя жизни, пока бог каким-нибудь образом его к этому не принудит, вроде как, например, сегодня – меня.

В нынешние времена этот аргумент, возможно, и не слишком впечатляет, но зато он отражает одну из потенциальных реакций на противоречивость: ее можно объяснить в выражениях, еще не полностью отточенных. Из-за этого сохранение двух несогласованных убеждений на какое-то время может быть рациональным, особенно когда установка, поставленная под сомнение, уже давно и успешно используется. Вот как сформулировал это Милль в трактате «О подчинении женщины»:

Мозг человеческого большинства еще не достиг надлежащей обработки, при которой бы мы могли требовать от людей достаточной и самостоятельной оценки аргументов для того, чтобы отказываться от практических принципов, всосанных с молоком матери и во многом служащих основами существующего общественного порядка, – отказываться при первом же нападении, разоблачающем их логическую нелепость[108]108
  См.: Robson, Collected Works of John Stuart Mill, vol. 21, p. 262–263. (Рус. пер.: Милль Д. С. О подчинении женщины. – М.: РИПОЛ классик, 2020. С. 37. – Прим. ред.)


[Закрыть].

Милль настаивал на том, что женщины должны обладать такими же законными правами, какие есть у мужчин. Он знал, что его современники не слишком восприимчивы к подобным идеям. Мыслитель, однако, смирился с тем, что его слова и не должны убеждать всех моментально. Ведь людям не следует слишком быстро отказываться от привычного образа жизни только потому, что кто-то выдвинул аргумент, на который им нечего возразить. Быть может, в их старых обычаях больше смысла, чем в новом аргументе, просто они не очень умеют спорить.

Разумеется, возможно и обратное. Противоречивость взглядов может быть настоящей проблемой. Вы не желаете признавать ее, поскольку ваши взгляды удобны. Вы привыкли думать так, как привыкли, и до сих пор это не доставляло вам никаких хлопот; соответственно, вы не доверяете аргументу, который заставляет вас усомниться в вашей позиции. На этот раз разум оказывается мудрее чувств, а чувствам приходится его догонять. (Именно так представлял себе ситуацию Милль, когда делал вышеупомянутые замечания.) Но, если это вообще суждено, со временем и посредством многократных повторений логика пробьет бастионы убеждений. Сократ тоже осознавал все сказанное.

Горгий, 513с

КАЛЛИКЛ. Не знаю, чем это объяснить, Сократ, но мне кажется, что ты прав. Впрочем, я – как все люди: до конца ты меня не убедил.

СОКРАТ. Это любовь к демосу, Калликл, засела у тебя в душе и борется со мною, но если мы разберем то же самое еще несколько раз и вдобавок более основательно, ты убедишься до конца.

Обсуждать две ситуации в отрыве друг от друга весьма трудно. Вы можете замечать в своих мыслях неприятный конфликт, но даже не ощущать его как проблему. Вы не уверены, в чем проблема: то ли в логике, то ли вы просто упрямитесь. Сократический ответ на подобный вызов заключается в том, чтобы настойчиво предлагать всё новые и новые аргументы – до тех пор, пока в логике не обнаружится прореха или пока ее пагубные последствия не сделаются очевидными. Таким образом, это скорее вопрос своеобразной выносливости, нежели логических способностей. А диалоги – это уроки такого рода терпения и силы духа. Большинство людей, отмахиваясь от проблемы, предпочитают сдаться. Сократ же никогда не отступит.

Безразличие к непротиворечивости. Время от времени вам будут встречаться люди, чья позиция выходит за рамки отторжения и неприятия, о которых мы только что говорили. Они прямо заявляют, что логическая непротиворечивость для них вовсе не важна. Те, кто придерживается подобной точки зрения, в защиту своего безразличия к противоречиям могут ссылаться на Ральфа Уолдо Эмерсона или Льюиса Кэрролла (цитируемых с разной степенью точности) или говорить, что оно каким-то образом связано с квантовой механикой или основано на философских постулатах о недостижимости объективной истины.

К таким людям лучше всего относиться с сократовским радушием, поздравляя их с тем, что они наконец разрешили проблему, которая столь долго беспокоила столь многих. Поинтересуйтесь у них, готовы ли они ответить на пару вопросов, а затем спросите о тех противоречиях, которые вас беспокоят. Настоящее безразличие к непротиворечивости равносильно безразличию к самому разуму; такую установку, конечно, можно провозгласить личной позицией, но вот защитить ее в конечном итоге будет весьма трудно. Те, кто придерживается указанной точки зрения, через какое-то время обычно начинают уклоняться от вопросов – так иногда поступают платоновские персонажи в конце некоторых диалогов.

Обычно за отрицанием интереса к непротиворечивости стоит что-то еще. Они могут вести рассуждения на уровне туманной метафизической абстракции, которая мало кого волнует. Иногда они пытаются дать последовательности какое-то собственное и весьма неожиданное определение. Некоторые из них полагают, что одно и то же утверждение может быть одновременно истинным и ложным, поскольку оно истинно в одном смысле, а ложно в другом. Но тогда дело не в противоречивости – просто изначальный тезис был сформулирован не совсем корректно. Впрочем, как бы они ни обосновывали безразличие, о котором заявляют, реакция Сократа оказывается одной и той же: он всякий раз проверяет, действительно ли его собеседники имели в виду то, о чем говорят. Человек, не обладающий ничем из перечисленного, – он и непротиворечивость отвергает, и на своем стоять не готов – имеет право на собственное мнение и, вероятно, на сострадание.

Применимость. Замечательное свойство непротиворечивости обусловливает ее силу как ценности или цели. Когда эта ценность встроена в механизм сократического диалога, она способна не только уничтожать, в ней содержится и созидательный потенциал. Она и разрушит плохую идею, и подкрепит хорошую. Она способна сломать образ жизни, а затем создать новый, лучше прежнего. Более того, она имеет отношение даже к мельчайшему выбору, который мы совершаем, а не только к крупным решениям. Таким образом, благодаря ориентации на непротиворечивость, метод Сократа полезен в любых ситуациях, а не только в тех, которые мы обычно связываем с моральной философией. Плутарх в одном из своих трактатов писал:

Плутарх. Следует ли старику участвовать в государственных делах? (796d)

Сократ не усаживал слушателей рядами, не восседал в преподавательском кресле, у него не было установленных часов для бесед или прогулок со своими учениками. Но даже когда он шутил или когда пил в их компании, когда он разделял с ними тяготы военных походов, когда разгуливал с ними по рыночной площади, когда, наконец, превратился он в узника и пришлось ему испить смертельную чашу, – он беспрестанно философствовал. Сократ первый показал, что во всякое время и во всяком месте, что бы с нами ни происходило и что бы мы ни делали, обыденная жизнь неизменно доставляет нам повод философствовать[109]109
  Цит. по: Адо П. Что такое античная философия. – М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999. С. 54. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Поначалу это описание может показаться удовлетворительным, но одновременно и озадачивающим. Большинство из нас справляется с массивом жизненных проблем, не уделяя никакого внимания философии, по крайней мере сознательно, и потому мы не ощущаем ее дефицита в своей жизни. Это происходит из-за того, что весьма легко рассматривать философские вопросы как нечто, без чего большинство людей запросто может обойтись. Многие академические работы, которые в наше время определяют как философские, вполне подпадают под это описание. Однако в сократической перспективе философия имеет отношение практически ко всем вопросам – как высоким, так и низким. Это не просто набор проблем, которые одних людей волнуют, а других нет. Философия означает тщательное размышление над тем, действительно ли вы верите во все, что говорите, и стоят ли за вашими словами какие-то истины. Благодаря ей вы остаетесь начеку.