Текст книги "Конец игры"

В штабе Командования стратегической авиации в недрах Скалистых гор были очень благодарны офицеру за то, что он испытал такой сильный психологический удар. Благодаря тому, что ужас парализовал Нейсмита во время его дежурства, едва-едва удалось избежать начала Третьей мировой войны. Каким-то образом система оповещения вышла из строя, и на базу поступала совершенно неправильная информация и ложные приказы. Нью-Йорк вовсе не был разрушен. Русские не наносили никаких ракетных ударов, и лишь благодаря счастливой случайности, Америка не стерла с лица земли большую часть Советского Союза.

Командование стратегической авиации назначило комиссию для расследования причин случившегося.

А в Малибу, на Калифорнийском побережье, Абнер Бьюэлл дал себе десять тысяч очков за Нейсмита и пятнадцать тысяч за то, что ему удалось так близко подойти к началу ядерной войны. Он был раздосадован тем, что война не началась, но не стал снимать очки за это. Он сказал себе, что его целью было развернуть людей на сто восемьдесят градусов и проверить работу систем, а в следующий раз он испытает русских, а потом начнет Третью мировую войну, когда настанет его собственное доброе новое время. Он решил сделать это ночью, когда вспышки от ядерных взрывов будут видны лучше.

Он вышел из игры «Ядерная война», а компьютер сообщил ему, что он стал объектом преследования.

Оно исходило от Памелы Трашвелл. Преследователь обратил внимание на телекамеры в компьютерном центре в Нью-Йорке и, похоже, он сумел зафиксировать каждое их движение. Компьютер выдал видеозапись того, как Памела Трашвелл бросает свое обильное тело к ногам преследователя. Тот оказался молодым человеком, белым, с темными волосами и глазами, и с очень широкими запястьями.

Абнер Бьюэлл, вся скука которого на время улетучилась, принялся наводить справки о человеке, оказавшемся рядом с Памелой Трашвелл. Это оказалось даже более захватывающим делом, чем он думал. С крышки стола мисс Трашвелл были сняты отпечатки пальцев, но не было никаких признаков того, что эти отпечатки хоть где-нибудь зарегистрированы.

Меня преследует секретный агент, решил Бьюэлл. Настолько секретный, что даже его отпечатки пальцев нигде не зарегистрированы.

Может быть, они работают вместе.

Если так, то он сможет до него добраться через Памелу Трашвелл.

Это может быть забавно, подумал Бьюэлл.

Так мало случалось в эти дни. В эти последние несколько дней, оставшихся миру.

Глава пятая

– Ты что, совсем ничего не ешь? – спросила Памела, надев халат и направляясь на кухню перекусить.

– Ага, – ответил Римо. – Расскажи мне еще раз, почему вам не удалось выяснить, чей это номер, по которому тебе звонил твой телефонный ухажер.

– Мы попытались позвонить один раз, и у нашего менеджера лопнули перепонки. Потом мы позвонили еще раз, и телефонная компания сообщила нам, что такого номера не существует. И никогда не существовало. А почему тебя это так волнует?

– Потому что я работаю в телефонной компании, и мы пытаемся выяснить, что происходит.

– А у вас в телефонной компании, все так же хороши, как ты? – спросила она.

Хороши? Римо попытался сообразить, о чем это она. Хороши? Ах, секс. Римо даже почти и не заметил, как они сошлись в задней комнате компьютерного центра. Он разрешил ей воспользоваться его телом для ее собственных нужд, и ей пришлось окликнуть его, когда она кончила. Он был слишком занят – он думал. Ее половая жизнь, наверное, ужасна, если она считает, что то что было – это хорошо.

Он спросил:

– А эти камеры у вас в центре – они всегда следят за тобой, когда тебе звонят? Ты не знаешь, кто ими управляет?

– Я при тебе проверила схему сегодня днем. Они движутся автоматически. Наверное, это было простое совпадение, что все они оказались нацеленными на меня, – сказала Памела.

– Это исключено, – заявил Римо. – И это последнее слово телефонной компании по данному вопросу. Разве мы станем лгать?

– Хочешь чаю? Печенье? Сосиски?

– Я не стал бы это предлагать и таракану, – вежливо отказался Римо.

– Ты что-то малость нахален. Ты ведь все-таки у меня дома.

– А желудок у меня – мой собственный, – возразил Римо.

Квартира произвела на него впечатление – новые модные ковры и прекрасный вид на Ист-ривер. Он и не знал, что продавцы компьютеров так хорошо зарабатывают. На туалетном столике Памелы стояли три фотографии: мама, папа и молодой человек в военной форме. А еще в альбоме с фотографиями дома в Ливерпуле лежала изящная «Беретта» 25-го калибра.

– Ах, это, – произнесла Памела, когда Римо показал на пистолет. – Я просто держу его в целях самообороны. Америка – это, понимаешь ли, очень опасное место. Или ты считаешь, что у меня мания преследования?

– Нет, вовсе нет. Особенно если принять во внимание, что у тебя на подоконнике сидят четверо очень крупных мужчин – здоровенные, с волосами очень странного цвета, – успокоил ее Римо.

Окно вылетело, как под действием взрывной волны. Четверо ввалились в комнату, один бросился на Памелу, трое других – на Римо. Он отбросил пистолет подальше, чтобы не путался под ногами. Трое парней, набросившихся на него, пахли одеколоном, а волосы их излучали неоновое мерцание. Лица их были размалеваны, на парнях были черные кожаные куртки, а у одного через ухо была пропущена цепь. У другого цепь была вместо пояса. Третий размахивал топором.

Первое, что Римо попытался сделать, – это не подцепить микробов. Второе – не допустить до своего тела ту краску, которой были размалеваны парни. Этого он добился тем, что завернул их всех троих в стеганое постельное покрывало и затянул потуже. Тот, который умер последним, перед смертью сообщил ему, откуда он получал приказы. Римо затянул свой узелок еще потуже и услышал, как звякнули цепи. И тут его поразила ужасная мысль. Он развернул покрывало, тела выкатились на пол, но было уже поздно. Их волосы оставили на покрывале грязные пятна.

– Извини, – обратился он к Памеле.

Она работала не покладая рук, осыпая градом ударов последнего оставшегося в живых мускулистого парня. Часть черепа у него была выбрита, отчего он был похож на большую стрелку, указывающую в потолок. Конец стрелы был окрашен в лиловый цвет и заткан зеленым бисером.

– Не прикасайся к волосам, – предупредил Римо Памелу. – Краска очень непрочная.

– А почему бы тебе не помочь мне? – отозвалась она и со всего размаху заехала металлической рамкой для фотографии по бритой части черепа.

Рамка оставила на черепе вмятину.

– Да ты вроде и без меня неплохо справляешься, – отклонил ее предложение Римо.

Памела нанесла парню в горло удар каратэ и тем на какое-то время вывела его из строя. Потом она схватила его за руку, перекинула через плечо и начала бить ногами в лицо.

– Что ты делаешь? – воскликнул Римо.

– Я хочу его прикончить, мать его.

– Ты измажешь свои домашние тапочки. Я же тебе сказал, что краска непрочная.

– Если бы ты был джентльмен, ты бы мне помог.

– Я никогда тебе не говорил, что я джентльмен. Держись подальше от его волос. Бей его в грудь.

– У него там цепи.

– Тогда бей в пах.

– У него там шипы или еще что-то, – поделилась открытием Памела.

– Ну, тогда сломай ему лодыжки. Или не знаю что.

– А ты-то что сделал?

– Я их завернул, прежде чем убить, – сообщил ей Римо.

– Во что ты их завернул?

– В покрывало.

– В мое чудесное новое покрывало?

– В то, которое было на кровати, – пояснил Римо.

– Если оно испачкалось, я тебя убью, Римо.

– Я ничего не мог поделать, – отозвался Римо и, дабы искупить свою вину, прикончил многокрасочное чудище тем, что отправил ребро прочно и навеки в бьющееся сердце, которое с той поры биться перестало.

– Почти вовремя, – сказала Памела. – Мог бы помочь мне и пораньше. А с теми тремя ты неплохо справился. – Она вздохнула. – Теперь, как я полагаю, настало время разбирательства с полицией. Бумажная волокита и прочие прелести. Твою мать!

– Ну, пока, – сказал Римо.

– Ты что, уходишь и оставляешь меня со всем этим?

– Кто-то всегда забирает трупы, – ответил Римо. – Раньше меня это немного беспокоило. Но мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы тело лежало неубранным слишком долго и отравляло бы атмосферу. Не знаю, впрочем, как будет с этими ребятами. Возможно, это будет первый случай.

– Это панки. Они думают, что это красиво, так я полагаю, – заметила Памела. – Пошли. Оставим их тут.

– Я иду один, – сообщил ей Римо.

– Ты меня не оставишь. Я не несу ответственности за твои трупы, – заявила она.

– Я тебя спас, – напомнил ей Римо.

– Я бы сама их сделала, – возразила она. – А кроме того, ты нуждаешься во мне. Я разбираюсь в компьютерах. А ты даже не знаешь, что такое режим.

– Мне плевать на режим.

– Так вот, тебе надо знать это, если ты собираешься выследить тех, кто за этим скрывается. Тебе надо знать очень много таких вещей, которых ты не знаешь. Или тебе нужно, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто в этом разбирается. Я и есть этот кто-то, – сказала Памела и ткнула себя большим пальцем правом руки в большую левую грудь.

– А тебе-то что до этого? – удивился Римо.

– Извините, сэр. Четверо психов врываются в мою квартиру и пытаются меня убить. На моих глазах у нашего менеджера лопаются барабанные перепонки. Ко мне пристают, меня преследуют, голос по телефону надо мной издевается. Мне нужен этот человек, кто бы он ни был. Я его безумно хочу.

Она уже выскользнула из халата и через голову натянула платье. Подобрав с полу пистолет, она так мастерски спрятала его под платьем, что со стороны совсем ничего заметно не было.

– А это тебе зачем? – спросил Римо, указывая на пистолет.

– Когда мы их найдем, я собираюсь отстрелить им гениталии. Теперь ты знаешь все. Ты счастлив?

– А если это окажутся женщины? – допытывался Римо.

– Им тоже есть куда стрельнуть, – ответила Памела Трашвелл.

Но когда они пришли по адресу, который назвал им умирающий панк, Памела слабо застонала.

– Я так и думала. Они опять нас надули.

– Это то самое место, – сказал Римо. – Он не врал.

Римо огляделся по сторонам. На углу никого не было. Два часа ночи, а улочка столь гнусная и столь пустынная, что даже местные хулиганы не осмеливались сюда заглядывать. Полицейские разъезжали в машинах по двое, держа на коленях пушки со взведенными курками.

За спиной у Римо и Памелы было крохотное отделение какого-то банка. Банк был закрыт на ночь, и единственный звук, который раздавался в этом пустынном районе, – это был топот лапок крыс, покинувших свои дома в канализационных трубах и теперь перебегавших от одного мусорного контейнера к другому.

– Он говорил, что всегда мог выйти на связь. Всегда. Я заключил, что это означает – двадцать четыре часа в сутки, – сказал Римо.

– Он опять надул нас, – повторила Памела.

– Откуда ты знаешь, что это он? У меня есть только номер. Двести сорок два. Откуда ты знаешь, что двести сорок два – это он?

– Пока я не увижу ее, это будет он, – заявила Памела. Она хотела было сказать что-то еще, но осеклась и в волнении посмотрела на Римо. – Он здесь, – сказала она, кивком головы указав на банк.

Римо заглянул внутрь, но не уловил ни малейшего признака жизни. Впрочем, в этом не было ничего необычного – порой случалось так, что он испытывал аналогичное чувство, когда в банке было полно служащих.

– Где? – спросил он.

Памела опять кивнула. На этот раз она указала на автомат, обналичивающий кредитные карточки, – серый металлический ящик, накрепко вмонтированный в фасад здания.

– Набери номер, – велела она. – Ну, давай!

Римо набрал 2-4-2. Экран зажегся. На сером фоне возникли яркие зеленые цифры. Цифры помигали, помигали, и их место заняли буквы. Послание гласило:

«ПОЗДРАВЛЯЮ С УСПЕШНЫМ ВЫПОЛНЕНИЕМ ЗАДАНИЯ. ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ, КАК ВСЕ БЫЛО».

– Ну, вперед, – Памела подтолкнула Римо локтем.

– Мы убили мужчину и женщину, – сообщил Римо.

На экране вспыхнула новая надпись:

«ВЫ УВЕРЕНЫ?»

– Уверены. Он умер хорошо, – ответил Римо. – А женщина наделала много шума.

«ЧТО ЗА ШУМ?» – спросил экран.

– Хороший шум, – ответил Римо, посмотрел на Памелу и пожал плечами. Что тут еще можно сказать?

«ТЫ ЛЖЕШЬ», – заявил экран.

– Откуда ты знаешь?

«ПОТОМУ ЧТО Я ВИЖУ ТЕБЯ. Я ВИЖУ ТЕБЯ И ЭТУ НАДОЕДЛИВУЮ БРИТАНКУ С БОЛЬШИМИ СИСЬКАМИ. СКАЖИ ЕЙ, ЧТО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ОБЛИЗАЛА ПОЖАРНЫЙ ГИДРАНТ».

– Сходи прогуляйся, – посоветовал Римо.

«КТО ТЫ? МНЕ НЕ УДАЛОСЬ ВЫЯСНИТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ».

– Тебе и не полагается это знать, – ответил Римо.

Автомат выдвинул из себя маленький ящичек. В нем лежала пачка стодолларовых банкнот толщиной в дюйм.

– Это зачем? – удивился Римо.

«ЭТО ТЕБЕ. КТО ТЫ?»

Римо достал деньги, потом снова впихнул их в ящичек и захлопнул его.

«ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?» – возникла надпись на экране.

– Уничтожить тебя, – сообщил Римо. – Я приду к тебе и убью.

Автомат снова замигал, словно бы выражая полнейший восторг, и на экране появилась невообразимая мешанина бука и цифр. Потом он успокоился, и буквы сложились в связное сообщение:

«ПОЗДРАВЛЯЮ КТО БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ТЫ СТОИШЬ 50000 ОЧКОВ».

Экран погас и своей чернотой слился с мраком ночи.

– Ушел. Мать его, он ушел! – воскликнула Памела.

– Может, нам удастся его засечь, – сказал Римо.

– Надеюсь. Я хочу отстрелить ему яйца, – заявила Памела.

– Ты злобная маленькая девочка, да?

– Это не я обработала тех троих придурков в моей квартире, знаешь ли. Да к тому же еще – использовав для этого мое новое покрывало. Это ты злобный и агрессивный. Потому что ты – американец. А я британка. Я делаю только то, что необходимо для поддержания хоть какого-то порядка в этом мире.

– Ну так вот что сделай для поддержания порядка, – попросил Римо. – Сообрази, как можно выяснить, кто контролирует компьютерную систему этого банка.

– Это невозможно, – сказала Памела.

– Почему?

– Потому что компьютеры стоят в головном отделении банка на Уолл-стрит. А базы данных хранятся за стальными дверями, которые не откроет никто посторонний и сквозь которые не проникнет никакой чужой компьютер.

– Но люди туда входят, – возразил Римо.

– Там часовые с пушками, и стены с маленькими дверцами, и все такое прочее. Правда-правда – это невозможно.

– Ага, ага, – кивнул Римо. – Ну что, ты идешь со мной?

– Ах, так значит, я стала тебе нужна? – спросила Памела.

– Мне нужен кто-то, кто объяснит мне, что мы нашли. Если мы влезем во всю эту компьютерную китайскую грамоту, сможем ли мы, в конце концов, добраться до того, кто стоит за всем этим?

– Шанс есть, – сказала Памела.

– Тогда пошли.

Они без особых хлопот сумели пробраться мимо стражей, а также собрать компанию людей, знавших нужные комбинации кодов и имевших необходимые ключи к засекреченным базам данных. Все, что пришлось сделать Римо – это разбудить их и сообщить, что в них есть нужда. Он делал это очень просто, держа за щиколотки и высунув из окон их собственных квартир. Все они, разумеется, оказались вице-президентами банка.

– Послушайте, – внушал им Римо. – И у вас, и у меня возникли проблемы. Вам не хочется увидеть, как мостовая вдруг рванется вам навстречу, а мне не хочется ждать всю ночь возле вашего главного хранилища данных. Не могли бы мы прийти к какому-нибудь взаимопониманию?

Да, согласились все пятеро вице-президентов – они, конечно, могли бы. Путь переговоров всегда предпочтительнее, чем путь конфронтации. Тот, который не хотел участвовать в переговорах, жил на первом этаже. Но когда ему втолковали, что он может врезаться по пояс в мостовую головой вперед с такой же силой, как если бы упал с двадцатого этажа, он тоже решил присоединиться к команде управляющих, которой предстояло открыть компьютерное отделение в головном отделении банка.

Все пятеро прибыли к головному отделению, облаченные в нижнее белье, в пять часов десять минут утра и велели сторожу открыть дверь.

– Что-то случилось? – удивился сторож.

– Нет, – успокоил его Римо. – Просто у нас званый ужин. Форма одежды – пижама.

Глава шестая

Источники в разведслужбах Запада утверждали, что в Советском Союзе есть пять основных ракетных соединений, держащих под прицелом Соединенные Штаты. Так было потому, что Центральное разведывательное управление больше верило в технологические способности русских, чем Кремль.

На самом деле, у Кремля было двадцать основных ракетных соединений и три дюжины вспомогательных. Так много нужно было потому, что, в отличие от активистов-пацифистов, кремлевские стратеги вовсе не рассчитывали, что их ракеты приземлятся точно в центре того города, где выступал тот или иной пацифист-активист.

Кремль знал, что война – это система превратностей судьбы и всевозможных неполадок. Кремль знал, что войны выигрываются остатками армий, а не теми армиями, с которыми страна начинает войну. Коммунизм – куда более передовой строй, чем на Западе: благодаря коммунизму, русские уже знали, что ничто в этом мире не работает как должно. Запад еще только постигал это.

На этих двадцати главных базах ракеты были оснащены самыми мощными боеголовками, какие только есть на этом свете, – каждая из них была способна разнести пол-Америки. Суммарной ядерной мощи, направленной на Соединенные Штаты, было достаточно, чтобы уничтожить Америку двести семьдесят девять раз.

Кремль надеялся, что сначала одна-две ракеты все-таки достигнут цели, а потом надо просто продолжать и продолжать.

У Кремля не было проблем с людьми, марширующими по улицам и требующими от властей уничтожить свои вооружения. Впрочем, люди по улицам маршировали. Они маршировали стройными шеренгами, неся в руках знамена и транспаранты. На транспарантах были призывы к руководству страны крепить мир, наращивая военную мощь Советского Союза. Любой репортаж с любого парада показывал эти транспаранты – обычно их несли прямо перед или прямо за самоходными ракетными установками.

Не было дураков протестовать против советских ракет, где бы они ни базировались. Протесты против ядерного оружия начинались по другую сторону Берлинской стены, а если бы Советам удалось передвинуть ее немного к западу – может быть, во Францию, – тогда, наверное, всякие протесты против присутствия ядерного оружия в Западной Германии прекратились бы. А прекратились бы они потому, что протестующие осознали бы, что лучше жить по соседству с ракетами и даже иметь пусковую установку у себя во дворе, чем быть расстрелянным, повешенным или посаженным в тюрьму.

А те, кто когда-то протестовал против западного ядерного оружия, органично вольются в подлинное движение за мир в странах Восточного блока. Они мирно выстроятся в шеренги там, где им прикажут, мирно промаршируют туда, куда им прикажут, мирно остановятся тогда, когда им прикажут и мирно разойдутся по домам, когда им прикажут, – главным образом для того, чтобы напиться до помрачения и помочиться в собственной спальне.

Таков был типичный маршрут типичного советского борца за мир. Иногда американские священники и активисты пацифистского движения стояли вдоль маршрута и махали ручкой. Один из активистов очень доставая участников марша, все время заявляя, что хочет «познакомиться с настоящим русским, лучше узнать своих русских братьев».

Но он допустил маленькую оплошность. Тот настоящий русский, которого он хотел получше узнать, вовремя не появился, а другого настоящего русского, которого ему предстояло получше узнать, пришлось искать очень срочно, и у него почти не было времени запомнить все правильные ответы на все трудные вопросы. Этим ответам настоящих русских обучали в КГБ, а потом выпускали в объятия американских священников, которые возвращались домой и писали газетные статьи о «Настоящей советской России» и в этих статьях с возмущением опровергали все лживые измышления о советской жизни, которыми были полны все средства массовой информации.

Это была одна из самых привлекательных должностей в Советском Союзе. Быть «настоящим русским» для американского священника или – если таково будет решение – для среднего английского журналиста. Впрочем, с английскими журналистами было еще проще: им не нужны были «настоящие русские» для того, чтобы написать статью о «Настоящей советской России». Все что надо они узнали еще к Великобритании от своих профессоров-марксистов. Для англичан настоящим русским даже не надо было скрывать факт мочеиспускания в спальне. Ибо если английский журналист вознамерился дать реалистическую картину, его пыл ничто не охладит. Даже мокрые ноги.

Средних русских – тех, которые маршировали по улицам, – никогда не допускали в окрестности ракетных баз. Советскому руководству не только не приходилось сталкиваться с протестами против размещения ракет в том или ином месте, но и более того – если им не нравились города, в которых; было предназначено разместиться ракетам, они их переносили в другое место. Города, а не ракеты.

На каждой ракетной базе был запас продовольствия, рассчитанный на полгода, свои склады, школы, госпитали. Каждая база была словно бы небольшим городом, во главе которого стоял маршал.

У каждого маршала были наивысшие привилегии, доступные русским коммунистам. Каждый маршал жил как маленький капиталист, и его нельзя было прельстить никакими материальными благами, потому что уровень его жизни мало чем отличался от уровня жизни представителей высшего слоя среднего класса Америки.

Только рядовые на этих базах ели русскую пищу или пользовались русскими товарами – да и то лишь в порядке наказания. И это было единственное возможное наказание, ибо их нельзя было сослать в Сибирь, потому что они и так уже находились в Сибири. А в силу этих причин дисциплина там была очень высока – они были последним бастионом того мира, в котором американский автомобиль или любой американский механизм считается превосходным.

У них даже были американские видеоигры.

И именно таким путем Абнер Бьюэлл, решив, что он уже порядком устал и пора покончить с этим миром, вознамерился проникнуть в компьютерную систему, обслуживающую ракетные войска Советского Союза, и подвести их вплотную к началу Третьей мировой войны.

Маршал Иван Мищенко считал себя дамским угодником и непревзойденным шахматистом. К жизни он относился как к игре, а свое восхождение к чину маршала ракетных войск считал выигрышем в этой игре. И мало было в этом мире чего-то такого, чего он не достиг, пока не сыграл в «Зорка-мстителя», быстро став лучшим игроком на базе, несмотря на то, что его подчиненные просто из кожи вон лезли, а у него был литр водки в желудке и женщина на коленях.

Мищенко запросил таблицу лучших результатов среди игроков Советского Союза в «Зорка-мстителя», «Людоеда» и «Ракетную войну».

Во всех этих играх результат маршала Мищенко неизменно оказывался вторым в мире. Он был вторым в «Зорке-мстителе», вторым в «Людоеде», а когда дело дошло до «Ракетной войны», то, к своему крайнему изумлению и стыду, он обнаружил, что и в этой игре он занял второе место. Он занимал второе место во всех этих играх, а первым везде был игрок, обозначенный просто инициалами АБ.

Мищенко был уверен, что либо АБ жульничает, либо его вовсе не существует, и что создатели игры просто заявили столь невероятно высокий счет, чтобы русские не могли выиграть. Он поделился своими подозрениями с КГБ. Он довел до их сведения информацию о том, что советский маршал проиграл «Ракетную войну».

– К чему вы клоните, товарищ Мищенко? – спросил его офицер КГБ, с которым он поделился своим беспокойством.

– В этом мире опаснее всего казаться слабым. Занять второе место в «Ракетной войне» – пусть даже все признают, что это только игра, – недостойно, второе место есть второе место. И кому проиграть! Американцу.

– Это же всего-навсего игра, товарищ маршал.

– Я это знаю, и вы это знаете. Но кто знает, что могут сказать всякие болваны?

– Кого волнует, что могут сказать болваны? – удивился офицер КГБ.

– В таком случае, выходит, что нас не волнует мнение девяноста девяти процентов населения земли, – заявил Мищенко.

В течение суток маршал Мищенко уже располагал всей информацией, какую хотел знать. АБ и в самом деле существовал, но никто не мог сказать, кто он и где обитает. Тем не менее, было известно, что АБ предложил пятьдесят тысяч долларов тому, кто победит его в «Ракетной войне». Ему уже поступило примерно столько же заявок, сколько он предложил долларов, но АБ отклонил все эти предложения, заявив, что претенденты недостойны его внимания.

Мищенко послал вызов, но ответа не получил. Дело так и повисло, и маршал пребывал в неведении несколько месяцев, пока наконец ему не пришло сообщение, что АБ будет играть с ним.

На некий адрес в Швейцарии АБ прислал джойстик, специально сконструированный для парной игры КГБ забрало его и переслало маршалу.

Первую игру они сыграли через спутник, сигналы от которого поступали на ретранслятор в Цюрихе. Мищенко, великолепно сохранив свою ударную ядерную мощь и точно нанося удары на поражение, выиграл эту грандиозную схватку. Едва-едва. Вторую игру АБ выиграл так, словно против него играл ребенок. А затем настало время третьей игры, и вскоре после ее начала Мищенко уже проигрывал 220000 очков, время и огневая мощь у него были на исходе и ему оставалось только одно. Он запряг лучшие умы Советского Союза. Он воспользовался американскими компьютерами, которые обслуживали его ракеты. Он ввел их в игру и выиграл.

Он не знал, что далеко за океаном некий американец с инициалами АБ, – Абнер Бьюэлл – только что дал себе пять тысяч призовых очков.

Они сыграли еще семь раз, иногда посылая через спутник вызовы друг другу, иногда по ходу игры обмениваясь разными пустяковыми вопросами. Однажды во время такого непринужденного разговора, когда речь зашла о лучших марках коньяка, маршалу Мищенко из Москвы поступил приказ: «Огонь». Началась Третья мировая война.

Мищенко посмотрел на приказ, чувствуя, что желудок хочет выйти наружу через прямую кишку. Отмены приказа не поступало, и лишь его американский соперник АБ задавал очередной дружеский вопрос.

Мищенко решил окончательно удостовериться. Он позвонил в Москву. Телефон не ответил. Москва, решил маршал Мищенко, лежит в руинах.

Он передал американскому партнеру свои извинения и попрощался с ним.

Он не мог знать, что Абнер Бьюэлл отчаянно пытается предотвратить русский ракетный удар. Бьюэлл воспользовался игрой для того, чтобы проникнуть в компьютерную систему маршала Мищенко, и это он отдал ему приказ нанести ракетный удар. Ему нужно было только сделать первый шаг, проверить, как функционирует система, а потом Москва должна была отменить приказ.

Но теперь он обнаружил, что компьютеры русских больше не воспринимают его команды.

Было только краткое «прощайте» маршала Мищенко.

Абнер Бьюэлл ошибся в своих расчетах. Мир был обречен – и к тому же, раньше намеченного срока.

– Ну, поехали, – сказал Абнер.

– Куда поехали? – переспросила его партнерша на нынешний вечер – восхитительная рыжая фотомодель из Европы, учившаяся тому, как выглядеть дурочкой, когда рекламируешь губную помаду.

– Увидишь, – уклончиво ответил Бьюэлл.

На лице ею играла вялая улыбка.

– Что я увижу? – не отступалась девица.

– Ты любишь грибы?

– Жевать, но не есть, – ответила она.

– Хорошо. Скоро ты увидишь, как со всех сторон вырастет огромное количество грибов. Очень эффектное зрелище. Облака, расцвеченные всеми красками радуги. Восходы тысяч солнц.

Рыжая девица втянула носом щепотку белого порошка. У Абнера Бьюэлла был лучший кокаин на всем побережье. Сам он никогда им не пользовался – скучно.

– Попробуй, – предложила фотомодель. – Это славная мама Кока.

– На это не будет времени, – отказался Бьюэлл.

Он был уверен, что им удастся увидеть, как военно-морская база в Сан-Диего взлетит на воздух, обратившись в ярко-оранжевый огненный шар.

На ракетной базе, которой командовал маршал Мищенко, Третья мировая война шла своим чередом. Все нужные кнопки были нажаты одна за другой, приводя в действие все системы, сжимая их в единый могучий русский ракетно-ядерный кулак. Пусковые установки первой и второй очереди сработали автоматически, их смертоносный груз был готов к отправке. Мищенко велел налить каждому из своих подчиненных по чарке водки и наконец нажал кнопку, дающую окончательную команду.

Он поднял тост за Родину-мать. Он выпил за народ великой страны. Он выпил за коммунистическую партию. Он выпил даже за былых царей.

Потом вдруг заговорил сержант.

– А разве мы не должны были почувствовать, как затрясется земля, когда стартуют ракеты?

– Я ничего не чувствую, – ответил лейтенант. – Я перестал что-либо чувствовать после первого тоста.

– Но, товарищ лейтенант, я помню, как это было, когда мы направляли учебную ракету в район Тихого океана.

– Это та, которая приземлилась в Антарктиде?

– Да, товарищ лейтенант. Та, которую мы целили в район Тихого океана.

– Да, помню.

– Ну, тогда земля затряслась, – напомнил сержант.

– Да, земля тряслась. Наши ракеты-носители очень мощные. Советский Союз – могучая страна.

– Но мы только что выпустили все наши ракеты, а земля не затряслась ни капельки, – испуганно пролепетал сержант.

Лейтенант отвесил ему оплеуху.

– Ты что, хочешь сказать, что мы не исполнили свой долг? Что мы предали Родину-мать?

– Нет, товарищ лейтенант. Мы не предали Родину-мать. Жиды предали нас, немцы предали нас.

Так ответил сержант, вспомнив, что говорилось на уроках партполитпросвета по поводу любого русского, у которого есть примесь еврейской или немецкой крови. Считалось, что такие люди недостойны оберегать Родину-мать. Только чистокровные русские могли служить в ракетных войсках.

– Это возможно, – согласился лейтенант.

– Ракеты не взлетели, – прорычал маршал Мищенко. – Они не взлетели.

Он снова попытался связаться с Москвой. На этот раз ему ответили. Нет, по Москве не было нанесено никакого удара, и нет, никакого приказа «Огонь» не отдавалось. А что? Какие-нибудь ракеты ушли на цель?

Мищенко послал офицеров к шахтам пусковых установок. Они заглянули в каждую.

– Нет, ни одна ракета не ушла на цель, – сумел наконец отрапортовать Мищенко.

И ни с одной из остальных девятнадцати баз ни одна ракета не поднялась в воздух.

Ужас всего случившегося наконец дошел до руководства.

Система стратегических ракетных вооружений Советского Союза не сработала.

И теперь перед стратегами в Кремле встал вопрос принципиальной важности.

В свое время, прежде чем сбить корейский пассажирский самолет на Дальнем Востоке, ему четырежды посылали сигналы предупреждения. Четыре разные радиолокационные станции приказывали самолету покинуть воздушное пространство СССР. К сожалению, на всех четырех станциях стояло оборудование советского производства, и только после того, как самолет был сбит, советское руководство осознало, что корейцы вовсе не ослушались приказа они его просто-напросто не получили.