Текст книги "Утраченное звено"

– Подождите.

Римо посмотрел на машину, стоявшую у тротуара: глаза Чиуна были закрыты, он отдыхал.

– Получен отрицательный ответ, – сказал наконец Смит. – В Госдепартаменте нет никого, соответствующего данному описанию. В нашем списке агентов, находящихся на службе у США, такого имени не обнаружено, по описанию тоже никто не подходит.

– Отлично, – произнес Римо.

– Чего ж хорошего?

– Пока это наша единственная зацепка.

– Слабая, надо сказать, зацепка, – заметил Смит. – Похоже, она тоже его ищет.

– Ерунда, – голос Римо звучал беззаботно. – Все это детали. Главное, она знает, что он пропал. Ей откуда-то об этом известно, и для нас это уже кое-что. Дайте мне знать, как только удастся что-нибудь выяснить относительно ПЛОТС. ПЛОТС... Ха!

Глава шестая

Когда Римо вошел в свой номер с видом на Центральный парк, Чиун как раз выключал телевизор. Он повернулся к Римо – его лицо горело возбуждением.

– Теперь я знаю, что делать, – сообщил он.

– Отлично, – бросил Римо и плюхнулся на диван, повернувшись к Чиуну: тот не стал бы говорить, если бы не видел глаз собеседника.

Кореец встал у Римо в ногах и посмотрел ему прямо в лицо.

– И тебя не интересует, что я решил? – Чиун внимательно вглядывайся в Римо, следя за реакцией.

– Конечно-конечно, – ответил Римо. Интересно, что из увиденного по телевизору так возбудило Чиуна?

– Я приму участие в Олимпийских играх. И получу золотую медаль.

– Прекрасная мысль – за исключением того, что пока не придумали никакого вида спорта для наемных убийц.

– Дурачок, я не собираюсь выступать в качестве наемного убийцы.

– А в качестве кого ты собираешься выступать?

– Да кого угодно, – ответил Чиун.

– Ну, извини, – процедил Римо.

– Извинения принимаются. Я могу выступать в любом виде программы. Сегодня я весь день смотрел телевизор и видел, как все эти люди бегают, прыгают – и так, и с шестом, – поднимают тяжести, занимаются метанием диска и копья... У меня все это получится лучше, чем у них. Итак, еду! И точка.

Римо так и подскочил на диване. Чиун расположился напротив него на полу.

– Но зачем? – вопросил Римо. – Ты знаешь, что можешь это делать, я знаю, что ты можешь, так зачем же тебе куда-то ехать?

– Я хочу, чтобы все знали, на что я способен!

– Помнится, как-то однажды ты сказал мне, что осознание своих достоинств – уже достаточное признание для думающего человека, – заметил Римо.

– Забудь, что я говорил, – возразил Чиун. Он сложил руки на груди, и его пальцы с длинными ногтями исчезли в необъятных рукавах белого шелкового кимоно. – Я еду.

Римо взглянул на него. Он ни минуты не сомневался, что Чиун проглотит с потрохами всех этих олимпийских призеров, но откуда вдруг эта жажда славы?

– А что тебе это даст? – поинтересовался Римо.

– Приглашения сниматься в рекламе, – ответил Чиун. – Ешьте овсянку «Уито», завтрак, который ест Чиун, чемпион. Чиун, чемпион, бегает только в кроссовках «Тайгерпо». Чиун, чемпион, неотразим в рубашках от «Сэнфорда». Я видел это, Римо. Даже те, кто только и умеет, что плавать, и то снимаются в рекламе. Их приглашают на телевидение, и они, сами дураки дураками, получают миллионы за то, что произносят эти слова.

– Но ведь ты не ешь овсянку «Уито» и не носишь кроссовок, тем более кроссовок «Тайгерпо». Рубашки от «Сэнфорда»? Но я никогда не видел, чтобы ты был одет во что-то кроме кимоно!

– Ну, немножко совру. Все так делают. Ты прекрасно знаешь, что никому не удавалось пробиться на Олимпиаде, питаясь овсянкой. От нее дай Бог ноги не протянуть, не то что пробежать забег.

– Но зачем тебе деньги? – не унимался Римо.

– Никогда не знаешь, как все повернется, – парировал Чиун. – Я не молодею. Деньги, заработанные рекламой, обеспечат мне спокойную старость.

– Но в Синанджу у тебя дом, который ломится от золота и драгоценных камней! Зачем же тебе деньги? – упрямо повторил Римо.

– А представь себе, что я заболею и все мои сбережения уйдут на оплату врачей? – доказывал Чиун.

– В жизни не видел тебя больным! – воскликнул Римо.

Чиун поднял вверх указательный палец правой руки и погрозил Римо.

– А-а-а, то-то и оно. Значит, все еще впереди.

Римо снова улегся на диван. Смиту только этого не хватает, чтобы окончательно свихнуться. Чиун – участник Олимпиады. Чиун дает интервью в палатке для прессы после очередной победы, относя свой успех за счет здорового образа жизни, хорошего питания и поддержки, оказанной ему доктором Харолдом В.Смитом, главой секретного агентства КЮРЕ, на которое работает Чиун, помогая расправляться с врагами США.

Римо перевернулся на бок и посмотрел на корейца.

– А кого ты будешь представлять?

– Что ты имеешь в виду?

– Каждый участник соревнований приезжает из какой-то страны. Они представляют что-то или кого-то. Какую-то страну. Ты, например, родом из Северной Кореи. Собираешься ее представлять?

– Нет, – ответил Чиун. – В Северной Корее нет телевидения, значит, нет денег за рекламу. Я буду представлять США.

– А-а, – протянул Римо, снова перевернулся на спину и уставился в потолок.

А Чиун принялся напевать олимпийский гимн, – судя по всему, он услышал его сегодня по телевизору.

– Кажется, надо быть гражданином страны, которую представляешь, – наконец изрек Римо.

– Не думаю, – отозвался Чиун. – Но даже если и надо... я просто совру.

– А-а, – повторил Римо и вновь уставился в потолок.

Чиун опять запел. Римо краем глаза взглянул на него: он тренировался наклонять голову, чтобы легче было надеть золотую медаль.

Римо долго лежал в полном молчании и вдруг, вспомнив что-то важное, снова сел. Чиун прекратил пение и посмотрел на него.

– Тебе не удастся этого сделать, Чиун.

– Почему?

– Видишь ли, на Олимпиаде существует форма...

– Ну и что?

– Надо одеться в шорты и носки, чтобы ноги оставались голыми. Только тогда допустят к соревнованиям, – объяснил Римо, указывая на телевизор. – Ты же сам видел: там нет никого в кимоно.

Чиун помрачнел.

– Это правда? – спросил он с болью в голосе.

Римо знал, в чем причина: в Чиуне жила имевшая древнюю традицию восточная целомудренность, не позволявшая ему на людях обнажать тело. Прежде чем принять ванну, Чиун закрывался на два оборота. Переодеваясь, он держал кимоно так, чтобы не было видно ни кусочка его тела. За ним стояли века скромности и благочестия.

– Боюсь, что так, – сказал Римо. – Видишь ли, в некоторых видах оценивают технику, поэтому судьям надо видеть, как ты ставишь ногу, правильно ли вытянуты пальцы, и все такое. Судьи не смогут работать, если на тебе будет кимоно.

Зазвонил телефон. Римо поднялся, чтобы взять трубку, но Чиун остановил его, положив руку на плечо.

– Ты это всерьез?

– Сам подумай: ведь все спортсмены носят спортивные трусы. – Римо пожал плечами. – Извини, Чиун, но кажется, ты уже вычеркнут из списков.

Лицо Чиуна исказилось от гнева.

Тут снова зазвонил телефон.

– Идиотские у вас правила, – прорычал Чиун и пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стены.

Римо снял трубку – это был Смит.

– Я обнаружил ПЛОТС, – сказал он.

– Отлично. Где?

– Вы не поверите.

– Не поверю чему? – удивился Римо.

– Они купили складское помещение в Хобокене, в штате Нью-Джерси.

– Как вам удалось это выяснить?

– Они зарегистрировали сделку от имени этой фирмы, – объяснил Смит. – Мы подняли записи регистрационной конторы округа и обнаружили, что здание куплено Пан-латинской организацией по борьбе с террористическим сионизмом.

– Выходит, они не больно-то стремятся к конспирации, – вставил Римо.

– Они также обратились в соответствующие инстанции с просьбой освободить их от налогов как некоммерческую организацию, – добавил Смит.

– Вы были правы, я не верю, – подытожил Римо.

– И вот еще что. Они распространили пресс-релиз, где объявили о создании организации и опубликовали план работы на ближайший месяц.

– Минуточку, – перебил Римо. – Террористическая организация, похитившая шурина самого президента, громогласно заявляет о своем существовании?

– Похоже на то, – согласился Смит.

– Крутые ребята.

– У меня тут вся информация. Пишите, – начал Смит.

В этот момент в комнату вошел Чиун. Римо кинул взгляд на приставной столик в поисках карандаша.

– Минутку, Смитти, – попросил он и посмотрел на Чиуна, который стоят возле письменного стола. – Чиун, позвал он.

Старец медленно повернул голову и обратил свой взор на Римо.

– Пожалуйста, дай мне ручку из того ящика.

Чиун сложил руки на груди.

– Чиун, прошу тебя, кончай валять дурака.

– Сам ищи свою ручку.

– Мне надо записать номер.

– Какой номер? – поинтересовался Чиун.

– Смитти, диктуйте адрес.

– Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, – продиктовал Смит.

– Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, – повторил Римо.

– Теперь нет никакой необходимости записывать, сказал Чиун. – Ты запомнишь этот адрес на всю жизнь.

– Нет, я его забуду.

– Не забудешь, я тебе обещаю.

– Хорошо, я тебе докажу, – прорычал Римо. – Один-одиннадцать, Уотер стрит, Хобокен, – и я забуду это, как только повешу трубку.

– Римо, – послышался в трубке голос Смита.

– Да, Смитти.

– Что вы там делаете?

– Не обращайте внимания. Как зовут шефа организации?

– Фредди Зентц.

– Чиун, – попросил Римо, запомни имя: Фредди Зентц.

– Ни за что! Сам запоминай. – И Чиун принялся рыться в ящике письменного стола.

– Смитти, я все понял: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен.

– Приступайте немедленно, – приказал Смит. – Пока.

Римо повесил трубку и подошел к письменному столу.

Чиун подвинулся, пропуская его. В ящике Римо обнаружил ручку, специально предоставляемую гостиницей: она была сломана пополам.

– Нехороший ты человек, Чиун, – произнес Римо.

– Когда я завоюю золотую олимпийскую медаль, тогда, может, я стану лучше. Если кое-кто перестанет чинить мне препятствия.

– О-о-о, – простонал Римо. – Лучше вот чем займись: Фредди Зентц, ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. Как тебе, а?

– Поздравляю, – сказал Чиун. – Радость победы вместо горечи поражения.

Римо запел олимпийский гимн, и Чиун вышел из комнаты.

Римо хорошо помнил Хобокен. Это был маленький аккуратный городок площадью не больше квадратной мили. Во время службы в Ньюаркской полиции Римо частенько заглядывал в бар ресторана на Ривер-стрит, где в окружении множества незнакомых людей ел сырых улиток, а скорлупу бросал прямо на пол. Бар был только для мужчин и пользовался большой известностью, ведя свою историю с девятнадцатого века. Но группа каких-то женщин возбудила дело, заявив, что бар для мужчин – это нарушение их гражданских свобод. Владельцы боролись изо всех сил, но проиграли. Женщины ворвались в бар, подобно валькириям. Не прошло и двух дней, как они начали жаловаться на разбросанный по полу мусор: они, видите ли, не могли удержаться на ногах, поскольку то и дело попадали в скорлупки каблуком. Римо перестал туда ходить.

Въехав в Хобокен, они свернули на Ривер-стрит. Проезжая мимо бара, Римо ощутил приступ ностальгии. Жизнь была проще в те дни, и сам он был проще. Он обладал обыкновенным человеческим телом, кое-как справлявшимся с трудностями жизни. Все это происходило задолго до того, как Чиун объяснил ему, что обычный человек использует возможности своего организма не более чем на десять процентов, и научил его как резко повысить этот процент. Сейчас показатель Римо был пятьдесят процентов и постоянно рос. Чиун говорил, что единственно допустимый уровень использования своего потенциала – сто процентов, но во всем мире был только один человек с таким показателем – хрупкий, старый Чиун. В этом заключалась одна из истин, преподанных Чиуном. Вторая гласила, что сырые улитки – это слизь, а человек не должен есть слизь. И Римо, к великому своему огорчению, осознал, что никогда больше ему не удастся отведать сырых улиток.

Он свернул к Гудзон-стрит. Ему не составило труда отыскать дом один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен по толпе ребятишек, толкущихся рядом. Римо поставил машину и тут же заметил табличку, прикрепленную между окнами третьего этажа: «Пан-латинская организация по борьбе с террористическим сионизмом».

Из маленького объявления внизу Римо узнал, что дети пришли в штаб-квартиру ПЛОТС на вечер встречи под названием «Познакомься с террористом», где обещали бесплатные хот-доги. Ребята жевали бутерброды, завернутые в желтые салфетки с какими-то надписями.

Когда они подъезжали к зданию, Чиун спросил:

– Это что, бедные голодающие дети? Так сказать, оборотная сторона Америки?

– Нет, – ответил Римо. – Дети что угодно съедят.

Поднимаясь на крыльцо, Римо стащил у какого-то мальчишки с бутерброда салфетку.

«Как сделать коктейль Молотова», – гласила надпись на салфетке, предваряя рисунки и небольшой текст с пояснениями, как в домашних условиях изготовить зажигательную смесь.

– Веселые ребята, – буркнул Римо себе под нос.

На пороге его встретила высокая женщина, которая раздавала хот-доги из большого черного контейнера. Голова у нее была повязана пестрым шелковым платком, глаза закрывали огромные очки с круглыми стеклами фиолетового оттенка. Из-за этих огромных очков она показалась Римо похожей на богомола. Красивого, но все же богомола. Одета она была в джинсы и клетчатую рубашку. Ее лицо покрывал легкий загар, но оно было гладким, лишенным тех линий и морщин, которые появляются у женщин, стремящихся во что бы то ни стало превратить кожу лица в изделие из кожи.

Она вложила Римо в руку хот-дог. Тот протянул его какому-то мальчишке.

– Спасибо, – сказал мальчишка. – Я уже знаю, как сделать бомбу.

Молодая женщина пожала плечами.

– Никогда ничего нельзя утверждать с полной уверенностью, память может подвести. – С легкой улыбкой она собралась уже протянуть хот-дог Чиуну, но старый кореец, взглянув на нее с отвращением, спрятал руки в рукавах своего оранжевого кимоно. – Совсем неплохие бутерброды, – обиделась она. – Может, вам не нравится реклама? Но сами-то бутерброды вполне съедобны.

Произношение у нее не совсем американское, подумал Римо. И явно не хобокенский акцент. Люди часто путают акцент, с которым говорят в Нью-Джерси, с бруклинским, но на самом деле между ними нет ничего общего. Если в Бруклине неправильно произносят некоторые слоги, то в Нью-Джерси их попросту проглатывают.

– Съедобны? – переспросил Чиун. – Эго свинина-то?

– Чистая говядина, – заверила его женщина. – Мы отвечаем перед высшей властью.

– Еще того хуже, – изрек Чиун. – Ибо что может быть отвратительнее, чем поедание свиньи? Только поедание коровы.

– Но если вы пришли сюда не за едой, то тогда за чем же? – поинтересовалась женщина.

– Мы ищем... – Римо замялся. – Как его зовут, Чиун?

– Сам подумай.

– Фредди Зентц? – подсказала женщина.

– Именно его, – подтвердил Римо. – Но вам не следовало подсказывать, я должен быт сам вспомнить. Фредди Зентц. Мы хотим записаться в революционеры.

Женщина продолжала доставать хот-доги из контейнера и заворачивать их в салфетки.

– А вы из какого полицейского участка? – спросила она.

– Ай-ай-ай, неужели мы так подозрительно выглядим? – ответил Римо вопросом на вопрос. – Неужели мы похожи на полицейских?

– Он-то не похож, а вот вы вполне.

– Честное слово, – сказал Римо. – Только не я. Мой приятель – крупнейший в мире специалист по взрыванию автомобилей. Что касается меня, то я лишь талантливый любитель, но все схватываю на лету.

– Меня зовут Джессика, – представилась женщина и подозвала девочку двенадцати лет с пластинкой на зубах и косичками, которая стала вместо нее выдавать еду – Идемте за мной, пригласила женщина. – Посмотрим, у себя ли Фредди.

Внутренние покои дарили благословенный отдых от гомона и криков детей возле крыльца. Джессика привела Римо и Чиуна в большую залу, стены которой были сплошь увешаны плакатами. Римо приятно поразило, что сжатые кулаки сохранили свою агитационную силу. Была там группа плакатов в чисто коммунистическом стиле – они изображали мужчину и женщину, стоящих бок о бок и смело глядящих в будущее, сулившее каждому по шее, которой в настоящее время они были лишены. На других плакатах были звезды Давида, перечеркнутые крест-накрест черной буквой X, третьи содержали наглядное руководство по изготовлению разного рода бомб.

– Я поищу Фредди, – сказала Джессика. Она стояла совсем близко от Римо, глядя ему прямо в глаза. – Подождите здесь. – Женщина тихо удалилась, и Римо заметил, что она босая.

Глава седьмая

Новое послание поступило к президенту в четыре часа дня.

«Дорогой Баб. Со мной обращаются отлично. Мне ничего не угрожает. Я сообщу, чего они хотят, как только они с этим определятся. Не говори никому, что я исчез Б. Дж.».

Как и в предыдущий раз, конверт с письмом был вложен в другой конверт, адресованный «лично» секретарю президента и имевший штамп Чикаго. На предыдущем письме стоял штамп Норфолка, штат Вирджиния. Президенту пришло в голову, что раз похитители путешествуют по стране, то их будет легче поймать, чем если бы они спрятали Бобби Джека в какой-нибудь дыре, вдали от посторонних глаз.

Между тем от Смита и его конторы известий не поступало. Вспомнив об этом, президент решил позвонить Смиту сам. Но не успел он выйти из-за стола, как раздался телефонный звонок.

– Алло! – Президент снял трубку. Он моментально узнал голос. Некоторое время послушав, что ему говорят, он произнес: – Значит, они вынесли на рассмотрение резолюцию о разоружении всех стран НАТО? Как прикажете это понимать? – Он еще немного послушал и вдруг вспылил: – Вы хотите сказать, что они действительно собираются за нее проголосовать?

Молчание.

– Нет, Энди, вы опять неправильно меня поняли. Взгляните на вопрос с другой стороны. Мы хорошие, они плохие... На самом деле, я уверен, что и среди них есть неплохие ребята, но все равно относитесь к этой проблеме так, как я сказал.

Молчание.

– Нет-нет. Коммунисты... Они против нас. Так зачем же вы хотите их поддержать?

Молчание.

– Подождите, давайте разберемся. Я вам сейчас все объясню на простом примере. В мире существуют две силы, мы и они. Мы за свободу, они – за коммунизм.

Молчание.

– Нет, Энди, мы не собираемся покушаться на свободу, но мы против коммунизма.

Молчание.

– Мне наплевать на то, что с ними приятно иметь дело. Они пытаются подорвать наш государственный строй.

– Нет, не будет ничего хорошего, если им удастся подорвать наше государство, даже если вы считаете, что все мы расисты. К тому же, если они завоюют мир, лучше не станет.

Молчание.

– Да, они утверждают, что всем станет лучше, если они завоюют мир. Мне это известно. Но вы что, им верите?

Молчание.

– Ага, значит, верите.

Молчание.

– Я знаю, что из этих стран не поступает информация о репрессиях. И все потому, что недовольных там отправляют в концлагеря и психбольницы, а уж оттуда никогда никакой информации не поступает.

Молчание.

– Энди, это правда. Нет, это не буржуазная пропаганда, это чистая правда.

Молчание.

– Мне это известно благодаря донесениям разведки.

Молчание.

– В таком случае им можно верить, потому что они говорят правду. Ну, теперь вы все поняли?

Молчание.

– Давайте послушаем.

– Нет-нет. Вы опять не понимаете. Хорошо, представьте себе ковбойский боевик – хорошие ребята и плохие ребята. Мы носим белые шляпы, они – черные.

Молчание.

– Я знаю, что вы не носите шляп, это просто фигура речи. Короче говоря, голосуй против, черт возьми! – Президент бросил трубку, но не успел подняться, как телефон снова зазвонил. Президент так и подпрыгнул, услышав тот же голос. – Правильно. Я сказал: голосуйте против. П-Р-О-Т-И-В. Против. Именно так. Мне наплевать на третий мир, меня не волнует, что это настроит их против нас.

На сей раз он только нажал на рычаг, но трубку положил рядом с телефонным аппаратом: теперь всякий, кто захочет позвонить, услышит только сигнал «занято», – потом сказал секретарше, что пойдет наверх отдохнуть. Секретарша одобрила это решение, последнее время президент находился в постоянном напряжении.

В спальне президент достал из ящика комода красный телефон. Смит сразу же снял трубку.

– Слушаю, господин президент.

Президент рассказал о новом послании.

– Мне нужны оригиналы записок, – произнес Смит и попросил доставить их на вертолете в аэропорт графство Уэстчестер в Уайт-Плейнз, откуда сам собирался их забрать.

– А как ваши успехи? – поинтересовался президент.

– Пока рано о чем-либо докладывать, сэр, – ответил Смит.

– Я решил сообщить прессе об исчезновении Бобби Джека, если в ближайшее время не удастся ничего выяснить.

– Боюсь, вы совершите ошибку, – предостерег Смит. – Пока вы получаете от него записки, можно с некоторой уверенностью утверждать, что он жив. Но стоит поторопить события, и он может умереть. Я считаю, что этого делать нельзя. И потом, вы не допускаете, что найдется множество ненормальных, которые заявят о своем участии в похищении?

– Заявят о своем участии – это не совсем то...

– Хорошо, возьмут на себя ответственность за похищение, – исправил себя Смит. – И тогда нам придется мобилизовать все силы на отсечение ложных версий.

– Я подумаю об этом. Держите меня в курсе. Вертолет будет у вас через два часа. – Президент убрал телефон обратно в комод и лег на кровать.

Ему нужно было о многом подумать, чтобы решить, какая линия поведения будет наиболее безопасной для Бобби Джека. Но у подобного решения был еще и политический аспект. Пойдет ли сообщение об исчезновении Бобби Джека на пользу или принесет вред? Может быть, имидж скорбящего родственника положительно скажется на общественном мнении? Хотя есть риск, что получится наоборот: скажут еще, будто президент настолько недееспособен, что не может защитить от похищения даже членов собственной семьи. Как же тогда он собирается защитить Америку?

Он попытался выкинуть все это из головы и заснул в надежде, что Энди не забудет проголосовать против.