Текст книги "Башкиры. История Караная Муратова, пугачевского полковника"

– Отец, я и сам хотел пойти с Каранай агай, как раз сегодня решил попросить отпустить, но все не решался, вы уже с матерью немолодые, да и жена останется с малыми детьми.

– Ахматьян агай, твой сын всегда будет при мне, я отвечаю за него! Мухамадьян, собирайся в поход, потом зайдешь ко мне я тебе дам хороший пистоль из Польши.

Следующие дни прошли в ожидании и подготовке к походу: подъезжали посыльные с новостями из разных мест, Каранай выслушивал их, давал указания, и те отправлялись дальше. Адильбай, Мухамадьян и Таштимер возились с конями, правили сбрую и седла, жены чинили одежду и готовили впрок еду. Каранай пытался представить себе Бугас батшу, но не смог и терялся в догадках. Кто он такой, неужели настоящий царь, но как он оказался у казаков, ведь в тех краях народ вольный, да самовольный, что сами решат, то и делают? Настоящему царю нужно было собрать вокруг себя дворян да бояр, да регулярные войска, может быть немцы помогли бы или турки, как раз идет война с ними. Скорее всего, это самозванец, такие появлялись уже, но они были какие-то сирые, да обиженные, но не боевые, народ не пошел за ними, да, что сейчас гадать, поживем – увидим. Он вздохнул – впереди было много неизвестного.

2. Польская война

Легли поздно, но Каранай все не мог заснуть, предстоящий поход волновал старшину неизвестностью и неожиданностями. Всплыли воспоминания о войне в Польше*, откуда он вернулся меньше года назад, где башкирские конники* воевали, вместе с русскими войсками, против шляхтичей из Барской конфедерации. Добрались до Польши в январе 1772 года, под Варшавой было серьезное сражение с мятежниками, но больше всего в походе запомнился холод из-за ветра и сырости. Воевать в чужой стране было нелегко, язык незнакомый, нравы местного

населения совершенно другие. Для башкир, ведущих полукочевой образ жизни, диковинными были каменные дома с высокой крышей, костелы с крестами и колоколами. У въезда в каждую деревню стояли кресты и небольшие статуи распятого Христа, девы Марии, апостолов или других святых – католическая церковь в Польше была главной силой общества. Королевские солдаты были вооружены кремневыми ружьями и длинными мечами – палашами, носили кирасы и шлемы. Кавалерия имела тяжелое вооружение, кони крупные, сильные, но не такие шустрые, как башкирские, и быстрее уставали в погоне. Польская артиллерия хорошо организованна, пушечные залпы были смертельными для наступающей стороны. Конница восставших конфедератов была вооружена легче, чем королевские войска, но все же, сабли и ружья у поляков были лучше, чем у русских, и башкиры не упускали случая добыть себе хорошую саблю, пистоль, ружье и другую военную амуницию. Башкирские конники на маленьких и выносливых лошадях*, хорошо показали себя на этой войне, их внезапное появление и яростная атака под боевой клич «Уран!»* всегда вызывали замешательство у противника. Нападающие, быстро появившись, также быстро исчезали, поэтому организовать преследование было трудно, а то и просто невозможно.

Легкую башкирскую кавалерию русское командование использовало для отвлечения конницы конфедератов, прикрытия пехоты, фланговых ударов, что давало возможность для успешной атаки русской пехоты и гусар. Генералы сохраняли автономность национальных войск башкир и мишарей, большинство старшин и сотников умели читать и писать по-русски. Каранай Муратов в этой кампании был сотником в полку иррегулярной конницы, которым командовал старшина Юламан Кушаев*, проявил себя умелым командиром, участвуя в совместных операциях с русскими войсками под Варшавой. Однажды, летом того же года, они стояли возле небольшого городка Люблин на берегу реки Вепш, и ожидали подхода потрепанных отступающих частей конфедератов, которых теснила королевская армия. Вдалеке была слышна артиллерийская канонада, но потом все стихло, было неизвестно, когда появятся мятежники, поэтому старшина Кушаев объявил тревогу, и конники заняли скрытную позицию на опушке большого леса, подходившего к каменному мосту. Башкирскому полку был дан приказ не пропустить мятежников через мост, и если будет возможность, то и разгромить отступающие части. Появилась конница, числом до трехсот тяжелой кавалерии, которая шла неспешным шагом, чтобы не отрываться от пехоты и обоза, последние тащили две пушки на конных упряжках. Выйдя из-под обстрела пушек, они были уверены, что опасность миновала, поэтому шли без авангарда, вразброд, надеясь спокойно перейти через мост на другую сторону реки Вепш. Юламан Кушаев подъехал к Караную Муратову:

– Смотри Каранай, кавалерия впереди, ее надо отсечь от пехоты, ее мы не осилим, а пехоту сможем добить, особенно, если побежит. Думаю, что кавалерия рубиться с нами не будет, а поскачет к мосту, а ты со своими джигитами скачи за ними и расстреливай из луков, я знаю, что у тебя лучшие в полку стрелки. Даю в придачу еще две сотни, так что, правое крыло будет твоим, давай Каранай!

– Хорошо придумано, перед мостом будет давка, всем сразу не пройти, но они могут выставить охранение, хотя, скорее всего, уже не успеют это сделать. Конфедератам оставалось до моста чуть больше версты, когда конница Юламана Кушаева с гиканьем и криками «Уран!» ударила лавиной со стороны леса, тесня поляков к обрывистому западному берегу реки, башкиры на скаку начали обстреливать противника стрелами, отсекая кавалерию от пехоты. Мятежники, не ожидавшие быстрого и решительного натиска «дикой» конницы, сначала были в замешательстве, но потом командир кавалеристов отдал команду, и они поскакали к мосту для переправы на спасительный другой берег. Конники Караная с криками и улюлюканием помчалась за польской кавалерией, стреляя из луков, нанося полякам немалый урон, а другая половина, во главе с Кушаевым, рубила и расстреливала бежавшую в панике пехоту. Все же основной массе кавалерии конфедератов удалось переправиться через мост, но пехота сдалась на милость победителя. Тогда русское командование наградило Юламана Кушаева, Караная Муратова и многих других старшин и сотников, серебряной медалью за храбрость в польском походе.

Вспоминая эпизоды этой войны, Каранай думал о том, как бы повысить боеспособность войск, что легкая башкирская конница уступает польской кавалерии, однако, более маневренная. Если будет война, то нам, башкирам, без пушек не обойтись, да и пешие войска нужны при обороне и штурме крепостей. Нужно дополнять войска – собирать пушки и пушкарей, нужны порох и припасы для ружей, надо собирать и учить пеших воинов, тогда это будет настоящая армия.

Он встал, когда только начало светать, жены уже готовили завтрак. Каранай вышел во двор, на востоке, сквозь низкие темные тучи чуть занималась заря. Подняв голову, он увидел в просвете облаков полную луну, а ближе к горизонту ярко горящую звезду Сулпан, стояла тишина, не лаяли собаки и не кричали еще петухи. «Аллах Всемогущий, убереги меня и мою семью!» – подумал он, и сразу стало тревожно на душе. Дома Фатима полила ему из кумгана и подала полотенце, Гильминса и Юмабика хлопотали возле самовара. Постелив коврик, он встал на колени лицом на восток и стал читать молитву, рядом с ним молились его сыновья, каждый был погружен в себя и искреннен перед Аллахом, все чувствовали торжественность происходящего. Каранай хорошо понимал, что если погибнет, то его дети и жены останутся без отца и мужа, а это может закончиться разорением и кабалой, а может быть, и рабством*, такое уже бывало в прошлых восстаниях. За дастарханом он сказал: – Алдарбай поедет со мной, он будет всегда рядом, я его назначил сотником, он воин, как и все мужчины в нашем роду. Но других сыновей я пока не могу взять на войну, вы остаетесь охранять дом и семью. Он подумал немного: –Адильбай, остаешься в доме старшим мужчиной и отвечаешь за всех. Один не езди, всегда носи оружие, в доме держи заряженное ружье, оно нужно для защиты дома и женщин. А ты, Таштимер, будещь отвечаешь за хозяйство, береги скот, особенно лошадей, в военное время лошади имеют большую ценность. Заготовьте больше дров, утеплите, как следует сараи для лошадей и скота, будьте экономны. Бектимер, ты присматриваешь за собаками, содержи их в порядке, сторожевые пусть будут днем на привязи, ночью их отпускай, охотничьих собак держи отдельно. Джигиты, выезжайте на охоту, расспрашивайте всех, кого встретите, нужно знать, что происходит вокруг. После паузы он повернулся к Фатиме:

– Береги детей, – он посмотрел на нее, и их взгляды встретились. Каранай вспомнил этот взгляд при их первой встрече вдруг почувствовал к ней глубокую нежность и снова, в который раз, остро почувствовал, как она ему дорога. Украдкой вздохнув, он оглядел младших жен Гильминису и Юмабику:

– Живите дружно, помогайте семьям Ырысая и Алдарбая, слушайте Фатиму она старшая, – сейчас он говорил как командир – скупо и веско.

На майдан стали съезжаться джигиты с окрестных аулов, было морозно и солнечно, искрился снег, слепя глаза и заставляя щуриться, из ноздрей разгоряченных коней струями шел пар. У джигитов было хорошее настроение, слышались восклицания, приветствия давних друзей и знакомцев, толпились жители аула, провожая своих мужей, отцов и сыновей. Подъехал Каранай Муратов с сотниками, поздоровавшись, он обратился с краткой речью:

– Я назначен походным старшиной и получил приказ собрать войско и прибыть в Стерлитамак. Наверное, знаете, что объявился новый царь Бугас батша, который поднялся против царицы и помещиков, бояр и заводчиков, нас собирают для того, чтобы мы воевали против него.

Нами будет руководить главный старшина Ногайской дороги Алибай Мурзагулов, вы его знаете. Все, собравшиеся здесь, выезжаем сейчас, остальные примкнут к нам по дороге, или подъедут к пристани. Выбирайте себе командиров, пусть они по ходу движения подъезжают ко мне для знакомства и разговора, вперед, джигиты! Известный на всю округу кураист Буранбай заиграл

«Кара Юрга»*, заплаканные матери, жены и невесты, утирая слезы концом платка, шли рядом, держась за стремена, и потом долго махали им вслед. Конница, вытягиваясь в длину, вышла из аула, джигиты, перекликаясь между собой, собирались в группы и выбирали себе младших командиров. Башкиры в очередной раз пошли в поход.

Проводив мужа и старшего сына войну, Фатима подозвала своего второго сына Адильбая:

– Сынок, ты теперь старший в доме, будь ответственным, всегда обсуждай со мной важные дела, опыта жизни у тебя еще маловато, поэтому не стыдно посоветоваться с женщиной, я же твоя мать. Давай подумаем, как нам жить дальше. Дом Алдарбая хоть и не далеко от нас, но дети маленькие, поэтому, Таштимер поживет у них и бедет присматривать за хозяйством, дай ему ружье и припасы. Старший сын Ырысая, Абдрахман, тоже еще молод, каждый день заходи к ним, учи его правильно вести хозяйство, бери с собой на охоту. Я и сама буду к ним наведываться чаще, ведь Азнабика и Бибинур мои землячки, из бурзянских* краев.

– Мама, хорошо бы проведать Бибиасму, как она там, все ли в порядке.

– Ладно, пока тихо, казаков и солдат нет, навести их завтра, расскажи обо всех новостях, сватам передашь гостинцы и мою просьбу отпустить Бибиасму на недельку ко мне, время сейчас непростое, думаю, что разрешат, поэтому забери ее с собой. Вечером, за ужином она сказала: – Гильминиса, Юмабика, слушайте меня, Бахтыгарей теперь всегда будет при мне, а Сабира, Айхылу, Минхылу будут под вашим присмотром. Не ссорьтесь, всегда помогайте друг другу, все наши дети общие, любите всех одинаково.

Глава III.Стерлитамак*

1. Мобилизация

Наступал октябрьский вечер, солнце садилось далеко на горизонте и бледно просвечивало через пелену низких туч, дул холодный ветер, наклоняя, засохшие стебли ковыля и поднимая поземку. Конница Караная Муратова подходила неспешной рысью к месту назначения, вскоре появились первые постройки на окраине пристани Стерлитамак, в далекой дымке высилась гора Шахтау*. За воротами крепости их ожидал Алибай Мурзагулов со своими джигитами, старшины поприветствовали друг друга:

– Ас-салляму аляйкум, Алибай мырза!

– Уа аляйкум ас – саллям, Мурат!

– Как здоровье, почтенный, как семья, как богатство твое, лошади?

– Хвала Всевышнему, все хорошо!

– Много ли подъехало башкир?

– Немного, ждем еще с Сибирской дороги и с Ногайбацкой стороны

– Сколько будем ждать?

– Сегодня или завтра они будут.

– Когда выступаем в Ырымбур*?

– Как только остальные подъедут и отдохнут, дорога же дальняя.

– Сам как думаешь, Алибай мырза, придется с ним воевать с Бугас

батша?

– Не знаю, поживем – увидим.

– Я привел двести пятьдесят конных башкир, у каждого лошадь на смену, свой провиант, сами вооружились. Только мало ружей и пороху, у большинства джигитов стрелы и луки, да и кольчуги только у некоторых батыров.

– Ну что же, что есть – то есть, располагайтесь лагерем этих местах, будем ждать и других старшин, а вечером приходи ко мне.

– Понятно, будем готовы к походу. Прискакал гонец:

– Алибай мырза, там подъехали башкиры из Табынска*, хотят вас увидеть! Главный старшина повернул коня, и вместе с десятком человек охраны, двинулся за гонцом.

«Сложный человек Алибай», – подумал Каранай Муратов, – «никогда не знаешь, что он будет делать завтра, хотя, пора бы привыкнуть к тому, что у начальства свои планы». Каранай вспомнил, как после подавления восстания Батырши, они с отцом Муратом Алдаровым и верными джигитами приехали к Алибаю в аул Альбей. Время было тяжелое, у него, участника восстания, была отобрана земля в Бурзянской волости, а отца и братьев не тронули, так как в Оренбурге не удалось доказать их участие в бунте, а он, Каранай, тогда воевал до конца. Старшины давно знали друг друга, поэтому Мурат и решил обратиться за поддержкой к Алибаю, нужно было купить землю в этих краях для сына. Алибай встретил их с озабоченным видом, ему, главному старшине Ногайской дороги, встреча с бунтовщиками была нежелательной, т. к. Оренбургское начальство этого не потерпит и не простит.

– Какое у вас дело, Мурат? – спросил он после, короткого приветствия.

– Алибай, хочу тебя познакомить тебя со своим сыном Каранаем. Он был с Батыршой до последнего, поэтому у него отобрали земли и отдали вновь назначенному мишарскому сотнику. Ему лучше переехать из Бурзянской волости в эти края, помоги подыскать землю, мы ее купим. Алибай внимательно посмотрел на Караная – тогда тот был молодым джигитом двадцати трех лет, выглядел горячим и решительным и не отвел глаз от тяжелого взгляда главного старшины. Наоборот, шагнув вперед, протянул обе руки для приветствия:

– Ас-салляму аляйкум, Алибай мырза!

– Уа аляйкум ас-саллям, Каранай, – ответил Мурзагулов. – Воевать уже научился, хвалю! Для башкира это первое дело, а за кого воевать нужно, об этом надо крепко подумать. Каранай ничего не ответил, но про себя подумал: «За кого еще воевать, как не за свою землю?». Алибай с Муратом посмотрев, друг на друга, тоже промолчали.

Сели за дастархан, Алибай расспрашивал о настроениях бурзянских башкир и периодически вздыхал, толи от досады, то ли от свалившихся хлопот. Наконец сказал: – Мурат, поезжайте сегодня к Сайтмамбету Мурадымову*, он старшина Меркит-Минской волости, живет в ауле Мурадымово, думаю, что он вам землю подберет. Я напишу для него письмо, а на словах передайте большой привет от меня. Старшина Мурат, Каранай и сопровождающие их джигиты, не мешкая, тронулись в путь. На следующий день старшина Сайтмамбет отвел им землю у речки Кушкаин, куда впоследствии и переехали из бурзянских краев Каранай со своим братом Ырысаем и друзьями Иткусой и Таймасом.

Сейчас Алибаю Мурзагулову было сорок шесть лет, роста был невысокого, толстоват, лицо широкое круглое с редкой бородой и усами неопределенного цвета, с проседью. Характер у него был противоречивый, серые глаза постоянно перескакивали с предмета на предмет, поймать его взгляд было трудно. Отличался скрытностью, никогда прямо не высказывал своего мнения, любил лизоблюдов и подношения, любил прихвастнуть, много говорил о своей значительности и связях в Оренбурге, всегда обещал помогать. Ему не раз приходилось разрешать споры между старшинами и сотниками, поэтому жизнь его научила многому, но он пока еще никому не сделал ничего дельного, а наоборот пытался закабалить человека, поставить в зависимость и часто оказывался прозорливым из-за умения разглядеть в человеке его дурную натуру. Сейчас со старшинами он разговаривал на равных, во-первых, можно было услышать дельный совет, во-вторых, его указания воспринимались старшинами как просьбы, которые можно было выполнять, особо не утруждаясь. Наступило время, когда старшина или сотник, да и каждый башкир мог и должен был самостоятельно решить, что делать, на чьей стороне воевать и главный старшина это хорошо понимал. Каранай Муратов видел, в какое трудное положение попал Алибай, и поэтому не задавал лишних вопросов, к тому же, было неизвестно, как повернутся события, и что из этого выйдет. Каранай узнал главного старшину лучше, когда тот комплектовал башкирские конные полки для похода в Польшу. У него были хорошие организаторские способности, многих старшин знал лично, поэтому войска были собраны в срок, и как показала война в Польше, старшин он набрал опытных и знающих дело. В те времена и познакомилмя Каранай Муратов с Юлаем Азналиным и Кидрясом Муллакаевым.

– Сотников ко мне! – сказал Каранай вестовому Азнабаю и тот ускакал выполнять приказ, а когда подошли командиры, объявил:

– Здесь стоять будем два, а то и три дня, располагайтесь в Ашкадаре* в домах местных жителей. Поищите своих родственников, друзей и знакомых, узнайте настроение у джигитов, за кого они будут воевать. Отправив сотников, он, в сопровождении Мухамадьяна и Азнабая, поехал в расположение войск Мурзагулова. Нашел его в окружении конников вновь прибывшей команды, Алибай давал распоряжения, его писари заполняли списки, если в команде не было грамотных. Увидев Караная, он пригласи его в юрту:

– У меня есть письмо от Кинзи Арсланова*, ты же его знаешь, он сейчас у Бугас батша и собирает башкир под городом Ырымбур, – он показал письмо на тюркском языке, – уже одиннадцать старшин с полками склонились к новому царю.

Тем временем к Стерлитамаку подходили мобилизованные отряды башкир и мишарей из Казанской и Сибирской дорог со старшинами в о главе. Пришла команда Юлая Азналина* из Шайтан-Кудейской волости, Каранай и Юлай встретились, как старые знакомые, соратники.

– Ас-салляму аляйкум, Юлай агай, – приветствовал Каранай уважаемого старшину, – как драгоценное здоровье?

– Хвала Аллаху, – ответил тот, – живем, по-тихоньку, вот познакомься, – это мой сын Салават*, он командует нашим отрядом – девяносто пять лучших джигитов.

– Салават, это мой старый знакомый Каранай Муратов, я тебе о нем рассказывал, какой он отличный воин и командир, мы воевали в Польше, с нами еще был Каскын Самаров.

– Рад увидеть вас, Каранай агай, отец много рассказывал о подвигах народного героя Алдарбая! Каранай окинул взглядом молодого джигита:

– Крепкий и ладный у тебя сын, настоящий джигит, слышал, что он грамотный, сочиняет стихи и песни, рад за тебя Юлай! Действительно, Салават, несмотря на молодость, был крепкого телосложения, в его фигуре и посадке ощущалась ловкость и сила, Каранай почувствовал, что от него исходит какая-то внутренняя, энергия. «Он уже готов для героических дел, обязательно должен себя проявить, такие люди не пропадают бесследно», – успел подумать старшина. В ответ отец с гордостью посмотрел на Салавата:

– Грамоте он обучался в Стерлибашевском медресе*, а потом у нашего учителя муллы Наби Кабири.

– Да, в Стерлибашеве учились многие достойные люди.

– А где Каскын Самаров, – просил старшина Юлай, – что про него слышно?

– Про него пока ничего не знаю, наверное, он тоже получил приказ воеводы, если так, то скоро свидимся. Мы расположились в ауле Ашкадар, присоединяйтесь к нам, – добавил Каранай.

2. Аудиенция

На следующий день старшин, прибывших с войсками, вызвали к Богданову, товарищу* Уфимского воеводы, присланному собирать отряд карателей. Он прибыл еще 13 октября в сопровождении прибывших из Мензелинска секунд-майора И.И. Голова, трех князей Ураковых и ста ногайбацких казаков во главе с сотником Еремкиным. К этому времени из Оренбурга прибыл Тевкелев* Осип Алексеевич: «Для лутчаго их, башкирцев, в верности утверждения». В большом каменном доме, в хорошо протопленном кабинете, за дубовым столом сидел сам Павел Никитич Богданов, крупный и полный мужчина средних лет. Черты его лица ни чем особенным не отличались: небольшой нос пуговкой, седые усы, большие бакенбарды на обвислых щеках, а красные прожилки на носу выдавали его пристрастие к обильной еде и крепким настойкам. В руке он держал вишенвый чубук, набитый пахучим табаком, откуда он выпускал большие клубы дыма, уже заполнившие весь кабинет. Он был в дурном состоянии духа – карательная команда, которая должна быть собрана в кратчайший срок, перестала пополняться. Из запланированного числа удалось собрать только половину, у него не было уверенности в том, что они пойдут воевать против злодея Пугачева. Рядом сиделв форме секунд-майора Осип Алексеевич Тевкелев, он держался несколько надменно: ведь он не просто верный служака и сын известного в России человека, но и сам богатейший помещик. Перед ним лежала кожаная папка, с тисненым гербом Российской империи, стояли чернильница с очиненным гусиным пером и стакан чаю. Осип Алексеевич, сын известного по всей Башкирии Тевкелева, который «прославился» истреблением башкирского аула Сеянтус, хорошо знал, как нужно поступать с «ворами башкирцами», опыт его родителя для него не был пустым звуком. Отбирать земли у бунтовщиков, приумножая собственное богатство, раздавать русским офицерам и помещикам в качестве награды за помощь в разгроме или поимке, продавать припущенникам мишарам, татарам и другим иноверцам за «правильное» поведение. Жадность, подозрительность, особое усердие в выполнении приказов сверху, часто переходящее в неоправданную жестокость, были главными чертами его характера. «Яблоко от яблони» – об этом знали все русские чиновники и офицеры, но, зная его великих покровителей, побаивались секунд-майора.

– Павел Никитич, а где господин Голов, – поинтересовался он.

– Знакомится с гарнизоном и осматривает крепостные стены на предмет надежности, на случай нападения разбойников, – ответил Богданов.

– Как освободиться – пусть доложит, – Тевкелев что-то записал в своей папке.

Вошли старшины, сняли шапки, их обветренные лица были скупы на выражения.

– Кто такие? – грозно спросил Богданов. Выступил вперед Алибай Мурзагулов и доложил:

– Вот походный старшина Каранай Муратов, привел двести пятьдесят всадников со своим оружием и двумя конями, провизии на трое суток. Каранай шагнул вперед и поклонился, Богданов одобряюще кивнул.

– Это старшина Юлай Азналин из Шайтан-Кудейской волости, с ним девяносто пять всадников, больше не удалось собрать, а командир отряда его сын Юлаев Салават, его здесь нет. Богданов недовольно поморщился и выпустил клубы дыма:

– Что, Юлайка, башкирцы не хотят воевать со злодеем Емелькой, вы что, тоже бунтовать вздумали? Юлай Азналин поклонился, посмотрел на Богданова, но ничего не сказал.

– А это мишарский старшина Бахтияр Канкаев*, привел с собой двести конников, все вооружены и со сменной лошадью. Бахтияр шагнул вперед и поклонился.

– То-то, сказал Богданов, – и спросил главного старшину:

– Сколько всего войск наберется?

– Около двух тысяч пятьсот конников, пока больше не удалось собрать, уважаемый господин Богданов.

– Вас поведет капитан Иван Ураков*, будьте знакомы, – Богданов представил начальника карательной экспедиции. Князь Ураков встал, он был небольшого роста, худощав, но держался прямо, надменно выпятив подбородок и оттопырив нижнюю губу. Редкие бакенбарды придавали его лицу несколько неуверенный вид, может быть, именно поэтому, он разговаривал резким голосом и короткими фразами.

– Так, господа старшины, вы в полном моем подчинении, и я не потерплю невыполнения моих приказов! Будьте наготове, день и час выступления объявлю позже, – он строго посмотрел на старшин, а затем повернулся к Богданову, ожидая приказаний.

– Подождем пару дней, нужно собрать, как можно, больше войска, Алибай, забирай всех, кого можешь, да, по-быстрей, нам нужно выполнить приказ губернатора в срок! Можете идти, – он пыхнул трубкой и выпустил очередной большой клуб дыма, который почти скрыл его.

Старшины вышли из кабинета, за дверями облегченно вздохнули и стали обмахиваться шапками – было жарко от натопленного кабинета, табачного дыма и разговора с начальством. Переглянувшись, они разъехались по своим командам.

Секунд – майор Осип Тевкелев так и не попил чаю, который уже успел остыть, он встал и непререкаемым тоном сказал:

– Господа, я в большом сомнении относительно успеха нашего дела. Я вижу, что больше людей нам не удастся собрать, необходимо, чтобы собранные команды благополучно дошли до Оренбурга, а не перебежали к повстанцам. Всенепременно усилить верные нам казачьи сотни и держать под страхом башкирцев!