Текст книги "A6V9"

Но всё это мелочи по сравнению с концовкой, которая мня просто морально убила. На последних минутах фильма, когда все выжившие выбираются из пещеры, пропадает сын главы семейства. Отец, и без того уже изрядно намучившийся, никак не может его найти и от морально-физического истощения чуть ли не падет в обморок, заваливаясь на морской песок. Конечно, тут же подлетает персонал скорой медицинской помощи (да, это и была конечная точка, где всех добравшихся уже ждала помощь), мужчину укладывают на носилки… И тут внезапно материализуется сын в поле зрения своего отца, от чего тот сразу же выздоравливает, (!) вскакивает и затискивает ребёнка в проявлении своих чувств чуть ли не до смерти. Но это ещё не всё: последние секунды до начала титров вся семья стоит, обнявшись, смотрит вдаль с такими излишне трагично-героическими гримасами на лицах, будто все они до этого несколько лет принимали прямое участие в третьей мировой, а теперь вернулись с фронта с победой. Вот это меня и добило: как можно не доигрывать весь фильм, а в конце вот так просто взять и переиграть?

Вердикт: непрофессионализм актёров, неоправданная претензия на огромные масштабы действий (сам ход разрушений городов в эпицентре катастрофы нигде не показан – катастрофа вообще где-то в декорациях), недотягивание уровня качества спецэффектов (то ли из-за недостаточного бюджета, то ли ещё от чего-то), не до конца продуманная идея разворачивающихся событий вместе с попыткой её окупить всякого рода контрастами.

От 16 декабря 2015 года

Ещё позавчера глубоким вечером, когда я, блаженно растянувшись на постели, почитывал «Тропик рака» Миллера и через несколько минут уже хотел было отойти ко сну, квартиру неожиданно пронзила трель дверного звонка. Странно. У нас не только домофон имеется, но и по ночам никто, кроме одной соседки, не шастает, а свидетели Иеговы, постоянно заходящие на огонёк к местному контингенту, ближе к ночи успокаиваются… С мыслями о возможном происшествии у соседей я встал с кровати, сделал приветливое выражение лица и направился посмотреть, что там за очередной камикадзе пришёл проситься на тот свет. Мельком глянул в дверной глазок, но никого на территории всей лестничной клетки не узрел. Опять же, странно… «Ладно, – думаю. – Если сейчас вылезет кто-нибудь подозрительный, я помню про левый ящичек в обувницы.» Открываю оба замка, оставляя цепочку нетронутой, и тут же слышу какой-то шорох со шмыганьем чьего-то носа. Только и успел, что предположить личность возможного ночного визитёра, как меня тут же опередили. В дверной проём встала она: на высоких каблучищах, в каком-то непонятного светлого цвета меховом манто, с трясущимися, почти посиневшими губами, красным носом, потёкшим макияжем (правильно, снег же), небрежно собранными в хвост волосами, одной длиннющей серьгой в правом ухе и уже знакомым чемоданом и сумочкой в левой руке. Смотрит жалобно. Тааак…

Пока отпаивал эту задубевшую от холода снежную красавицу чаем с бутербродами и параллельно раскладывал вещи по тем полкам, где они уже когда-то лежали, барышня неспешно повествовала мне о том, как именно она навсегда разошлась с тем самым распиздяем, который в прошлый раз таки явился забирать её домой, в родные пенаты. Уже после, когда она, собрав чемодан, вспомнила про меня и хотела позвонить, поняла, что забыла телефон в теперь уже чужой квартире, а возвратиться и потребовать его назад ей гордость не позволила. Доехала она до меня, конечно, благополучно, но вот когда возникла нужда подняться до самой квартиры, домофон оказался сломан. Так и сидела девушка на лавочке возле подъезда часа полтора, пока Евгения Михайловна с третьего этажа не вышла на ночь свою собачку выгулять. Ситуация эта меня смутила, но, помянув прошлый опыт, быстренько напомнил подруге все правила поведения в этой квартире и засим немного успокоился. В ту ночь я под уже ставшее привычным шуршание пакетов за стенкой раздумывал над тем, где же она будет жить дальше. Родственники её наверняка не примут, ибо слишком много стычек у них с её бывшим было, да и ей самой не особо хочется к ним на поклон идти; у подружек также отовсюду своя личная жизнь, да и не со мной же ей всю жизнь жить – надо и свою как-то налаживать. Хотя… У меня теперь ведь есть пустующая в плане жильцов квартира. Правда, она старая, там нет такого ремонта, как в моей здешней, да и я её продавать собирался, ведь сам там жить ни за что не буду – слишком много всего в тех стенах произошло. Для неё же это вполне неплохой вариант, потому как со своей зарплатой она сейчас съём хорошей жилплощади не потянет, если не будет при этом месяцами хлебом с водой питаться. По знакомству могу отдельную плату не брать – только коммунальные услуги со всеми прилегающими… Именно с такими мыслями я, взглянув на планшет с открытым недочитанным «Тропиком рака» понял, что сегодня уже не смогу дойти до конца, чуть позже провалившись в беспокойный сон.

Утро же началось с положительных изменений: посуда после завтрака добросовестно мылась и убиралась на место, никакой подгоревшей яичницы поблизости не наблюдалось, зато в ход пошла овсянка с размороженными ягодами и лёгким утренним разговором. Воодушевившись таким мирным ходом вещей, отдал ей свой смартфон с дубликатом ключей, предварительно переставив симку в планшет, и отправился на работу. Вот только уже по приходу в свой кабинет в голову закралась мысль, что что-то забыл сделать, но никак не мог вспомнить, что именно. Так и пробыл в неведении до самого обеда, пока подруга не позвонила сама и после обсуждения вещей насущных как бы невзначай бросила напоследок пару фраз о том, что после восстановления своей сим-карты разглядела в моём смартфоне приложение «Тейсти», и что я, по её мнению, неплохо пишу… Итить!!! На планшет-то установил, а со смартфона-то не удалил… Идиот.

Весь оставшийся рабочий день утешал меня лишь факт, что клиентов стало на порядок меньше: видимо, некоторые из них в преддверии новогодних праздников решили уже просто не париться и начать решать свои личные проблемы уже в новом году, а сейчас просто отдохнуть. Вангую: в январе работы точно станет как минимум на одну треть больше. Ну а пока я вот так размышлял, попивая свежий горячий кофе, ко мне на огонёк заглянул шеф. Как выяснилось, нашего дорогого травматолога оставили работать в больничном комплексе ещё на месяц. Бедный мужчина: пока все будут отмечать дома пришествие нового года, он будет вкалывать в два раза больше на благо государства все зимние каникулы, включая вечерне-ночные смены. Кроме этой новости была ещё одна, неприятная лично для меня: Даниэль Венихуэлович сразу после новогодних каникул выходит на заслуженную пенсию, а его пост займёт тот самый Кэп, который и был моим непосредственным начальником в диспансере, и по которому вот уже целый год вздыхает моя тамошняя помощница. Чует мой спинной мозг, революция в виде смены внутреннего дизайна помещения вплоть до покраски стен в светло-голубой или грязно-салатовый с требованием обязательного ношения белых халатов и искоренения из интерьера кабинетов всего лишнего, будь то картины или растения с прочей утварью, неизбежна. Чёрт, я готов был побежать к руководству, раскланяться на ковре и начать умолять, чтобы шефа оставили на своём посту, но вовремя взял себя в руки и лишь со смиренным выражением лица принял его приглашение на корпоратив в честь его ухода и предстоящих праздников, которые уже не кажутся такими радужными.

От 17 декабря 2015 года

Вернувшись домой после рабочего дня, наскоро приготовил ужин. Сам-то я, безусловно, йогуртом с фруктами или творогом обойтись могу, но мне, если честно, на её 45 кг костей при росте 172 см смотреть жутковато. Ну а пока девушка, пришедшая с работы в своё временное место дислокации уставшей и немного потерянной, не без удовольствия за какие-то минуты разделывалась с ужином, я незаметно выудил свой смартфон из её сумочки, стоящей на тумбочке в прихожей, и постирал оттуда всё своё. Ибо нефиг. Уже чуть позже, немного приободрившись, она начала полуторачасовой монолог о своей несчастной жизни, прерываясь лишь на очередной глоток из бокала с содержимым предоставленной мною в её безвозмездное пользование бутылки белого полусладкого вина. Тогда я лишь молча время от времени присоединялся к ней, добавляя в окружающую обстановку струйки сизоватого полупрозрачного дыма. После, когда она замолчала в ожидании какого-то моего высказывания, я понял, что попал. В её взгляде плескалось цунами немого отчаяния, а я ведь знал, что не смог бы пожалеть. При получении порции жалости со стороны у человека просыпается жалость к самому себе, которая со временем, если не убрать, сломает его. Мне же не хотелось, чтобы она топилась во всём этом болоте, а риск тогда был большим. Я могу дать совет, могу дать пинка, могу разрулить ситуацию и морально, и материально, но жалеть – никогда.

Докурив в обоюдном молчании сигарету, я, глядя на свой планшет, тут же довёл до её ума одну небезынтересную идею: предложил почитать ей вслух того же Миллера. Ну а что? И она успокоится, и я завершу задуманное. Так мы и просидели до половины двенадцатого, пока содержание книги не закончилось, после чего мы тут же вспомнили, что завтра обоим на работу… Сутра меня на кухне встречали с недовольным взглядом, и тут даже не нужно было спрашивать, чтобы понять одну простую вещь: она заметила пропажу некоторых приложений. Я уже готов был буркнуть что-то вроде «это личное», как вдруг меня молниеносно опередили поистине стулосшибательной идеей: она решила зарегистрироваться на этом сайте. Боже, женщина, что ты творишь?! Зачем ты капаешь мне яд на нервы в преддверии новогодних праздников?! Возможно, ты и не запомнила мой ник, но ведь начнёшь-то ты с имени. А нас тут всего, чёрт возьми, двое! Уфф…

С уже опускающимся до безобразия быстро настроением в этот раз решил дойти до места работы пешком: прогуляться, проветриться, посвятить сорок минут вдыханию чистого свежего морозного воздуха, заодно и помёрзнуть слегка – куда же без этого. Уже на входе в центр понял, почему так не хотелось торопиться: на первом этаже около ресепшена стояли Даниэль Венихуэлович вместе с Кэпом и что-то бурно обсуждали. Я бы даже сказал, скрыто ссорились. Из всего разговора понял лишь, что новое начальство решило как можно скорее «въехать» в свои здешние рабочие апартаменты, чтобы уже сразу после новогодних праздников приступить к своим прямым обязанностям, а наш шеф напрочь отказался уступать какому-то зелёному клопу своё годами насиженное место раньше оговоренного срока. То есть, до 25 декабря включительно. От себя я в данной ситуации сделал всё, возможное: тихонечко проскользнул мимо них, ибо негоже вмешиваться в разборки начальства, потому как всегда есть вероятность того, что в итоге оба оторвутся на тебе.

В течение первой половины рабочего дня я вообще старался не высовываться лишний раз из своего кабинета, постоянно гоняя секретаршу Таню с порциями свежего горячего кофе прямо в кабинет и обратно. Сама же она, понимая всю степень надвигающейся на весь штаб сотрудников центра опасности, лишь сочувствующе поглядывала на меня, иногда стеснительно выражая своё недовольство сменой руководства, ведь, по её словам, этот тип со своей физиономией строгого монастырского праведника смело может составить конкуренцию даже самым придирчивым представителям налоговой инспекции перед новогодними праздниками. О, Таня, Вы даже не представляете, насколько я с Вами солидарен!.. Уже в обеденный перерыв я, не сумевший больше усидеть в этих стенах, двинулся в ближайшее кафе, надеясь, что оно окажется хотя бы полупустым. Но не дошёл, заприметив на витрине одного из супермаркетов то, что искал уже третью неделю подряд. Смотрю, стоит: невысокая, красивая, пушистая, украшенная гирляндой разноцветных огоньков. Подошёл поближе, глянул на цену и понял, что у меня в кармане только 500 рублей, потому как много денег с собой никогда не беру. Посмотрел на наручные часы: если взять такси, то за час должен уложиться.

И вот уже через час я, на такси долетевший до дома за нужной суммой и возвратившийся обратно к супермаркету, а так же простоявший в очереди минут десять-пятнадцать, затаскивал купленную красавицу на второй этаж в свой кабинет, а секретарша смотрела на меня с умилением во взгляде. Да, купил. Да, доволен. Да, радостный. Радость мою не смог стереть даже неожиданный визит будущего начальства: Кэп с выражением сурового арийского гестапо на лице сам лично пришёл поздороваться и оповестить о скорых переменах, да только остановился на полуслове, заприметив лежащую возле моего кресла огромную коробку с нарисованной ёлкой. Быстро сообразив, что к чему, выдал мне абсолютно безрадостно: «К новому году готовитесь? Вот это Вы молодец, Вальдемар Натанович. Вот это правильно!» Да тьфу три раза на Ваше «правильно»! Разумеется, вслух я этого ему не сообщил, вот только так посмотрел, что он сам, огласив всё, что хотел огласить, быстро ретировался из кабинета.

В общем, вернулся я домой вместе с ёлкой, довольный и недовольный одновременно: откровенно говоря, ситуация на работе мне неприятна – уже могу предположить, что и как именно изменится; ситуация с соседкой тоже пока не решена, ведь к родителям она не хочет, стеснять меня долго тоже не хочет, а самостоятельный съём квартиры на данный момент не потянет. Но зато я наконец-то купил ёлку, и теперь в моей квартире станет чуточку теплее и уютнее, что и есть большой плюс.

От 17 декабря 2015 года

В ночь с четверга на пятницу снилось нечто больное. Больное от того, что впервые за долгое время испытывал во сне страх вперемешку с нервозностью, чувством долга и тревожностью.

Ехал в каком-то поезде с точным ощущением, что на дворе ноябрь месяц, хоть из окон можно было разглядеть пейзажи заснеженных полей, лесов, озёр, рек, поселений и мостов. Сидя на месте прямо около окна за небольшим столом, безуспешно пытался отогнать ощущение тяжкой ноши, будто мне нужно было выполнить какую-то очень важную миссию, от которой зависело моё дальнейшее существование, но я знал, что не смогу, отчего с каждым преодолённым километром нарастала тревожность. Я лишь продолжал сидеть, наблюдая в окно за сменой местности и отогревая руки о чашку со слишком терпким, горьким и несладким кофе, давясь им до тех пор, пока напиток и вовсе не остыл. После, отодвинув чашку чуть дальше, начал кутаться в своё чёрное зимнее пальто, отогревая руки в кожаных перчатках, которые, к слову, совсем не спасали от воцарившегося во всём поезде мороза, собственным дыханием. Но не спасало даже это – всё так же было жутко холодно, отчего я решил хоть немного вздремнуть.

Проснувшись от весьма резкой остановки движения транспортного средства, понял, что, наконец, добрался до нужной станции, и, слегка пошатываясь от не до конца отпустивших меня объятий Морфея, сошёл с поезда. К своему удивлению не обнаружил с собой багажа, а секунду спустя после осознания ситуации понял, что надолго тут не задержусь. Совершенно дезориентированный в пространстве из-за абсолютного незнания местности города, до которого и проделал путь, я неспешно побрёл в центр, полагаясь лишь на собственное шестое чувство, твердившее, что в этом городе нужно возвратиться к своим истокам. После утомительного многочасового хождения по неприметным улочкам и скверикам, я, промёрзший до костей и уже готовый проклясть всё в этом мире за так и не атрофировавшееся собственное чувство долга, решил спросить дорогу до центра у мимо проходящего человека и хотел уже позвать его… У меня не оказалось голоса. Я просто стоял, открывал и закрывал рот, оставаясь нем, как рыба в воде. Несколько секунд спустя после тщетных попыток наплевал на этот нюанс и догнал прохожего, попытавшись ухватить его под локоть, чтобы хоть как-то приостановить… Мои руки прошли сквозь него. Подумав, что всё это – лишь игра собственного воображения, я пробежал чуть вперёд, остановился и пошёл прямиком на этого человека. И тут же прошёл сквозь него…

Обернувшись с ползущими от шока на лоб глазами, стал пристально рассматривать удаляющуюся фигуру незнакомца, после детального изучения которой посмотрел этому человеку под ноги: снег под его ботинками не хрустел. Точнее, он вообще не оставлял следов, проходя как бы сквозь снег. Тут же на смену тревожности с шоком пришла чистейшая паника, отчего, оглядевшись вокруг, на снегу я не заметил вообще ничьих следов, кроме собственных. Чтобы хоть как-то объяснить происходящее своим в конец расшатавшимся нервам, я, спотыкаясь и мысленно матерясь, выбежал на одну из многолюдных улиц с решением вновь проверить развернувшуюся картину реальности: начал пытаться найти хоть чьи-то следы на снегу с параллельными попытками ухватить хоть кого-нибудь за руку или же хотя бы просто ощутить живое твёрдое человеческое тело под своими ладонями. Но ничего не менялось: я проходил сквозь всех них… Пробегав так в панике ещё часа три-четыре, я, наконец, осознал, куда именно попал, и приступ панической атаки усилился вдвойне: этот город был не чем иным, как кладбищем для призраков, которые не смогли по каким-то своим причинам отойти на покой, после чего массово стекались сюда. Этот город был создан специально для них, ибо им всем было некуда идти, а это пространство было для них своеобразным прибежищем, где призраки могли продолжить свою жизнь, которая уже когда-то у них была. Внезапная мысль пронзила мой и без того донельзя напуганный мозг: моя миссия – найти в этом городе того, кто пока ещё не являлся призраком, но по какой-то случайности забрёл сюда в поисках того, чего здесь не было, и сделать это именно до захода солнца…

Это было немыслимо, невозможно, абсурдно, необъяснимо, мой мозг отказывался воспринимать всё происходящее всерьёз. Я не знал, куда идти, откуда начать, где искать, как именно выглядел искомый мною человек, и что потом мне с ним делать. В предчувствии, что миссия будет обречена на провал, если сейчас не успокоиться, заметил неподалёку полузаброшенный парк и тут же двинулся к нему. Уже тогда не чувствуя и половины своего заледеневшего от жуткого мороза тела, сел на ближайшую скамейку, обтёр снегом лицо, выдохнул и только хотел отправиться в путь, как вдалеке заприметил направляющегося вглубь парка человека в тёмной куртке с накинутым на голову капюшоном. Присмотревшись, тут же понял, что это именно тот, кто мне нужен: он не только оставлял следы на снегу, но и дышал с характерным выходящим из носа паром. Как только я поднялся с насиженного места, чтобы с облегчённым сердцем подбежать к нему, тут же один за другим от входа до самого центра парка начали зажигаться фонари, что означало только одно: время захода солнца вот-вот наступит.

Вприпрыжку обогнув дорожку и срезав путь, хотел было обмануть время и успеть, но с каждым моим рывком фонари загорались всё быстрее и быстрее, обгоняя меня самого. Я пытался позвать его, прокричать, чтобы он остановился и как можно скорее направился навстречу мне, но и тут голос подвёл. Не оставалось ничего, кроме как из последних сил выжимать скорость передвижения, пытаясь успеть… За секунды до включения освещения в последнем фонаре мои пальцы оказались в нескольких сантиметрах от его капюшона, и в попытке ухватиться за материю я оттолкнулся для придания телу наивысшей отметки скорости. Но нога оттолкнулась ото льда… Оступившись и полетев вниз, я грохнулся всем телом в снег, носом попадая прямо на лёд, отчего тут же пошла кровь, и лишь успел поднять голову, взглянув на человека, как тут же зажёгся последний фонарь, и секунду спустя он, обернувшийся на шорохи и устремивший свой удивлённый взгляд на меня, пропал.

От обиды, горечи и усталости с нервной измотанностью я не нашёл перспективы более привлекательной, чем лечь головой обратно на лёд и попытаться заснуть. Но кровь всё так же продолжала струиться из поломанного носа. Более не сдерживая себя, в попытке хоть как-то облегчить свою участь я начал истошно вопить. Всё так же не было голоса, но от поглотившего разум отчаяния я продолжал напрягать связки до получения каких-то невнятных хрипов. И вот только тогда в моё подсознание, наконец, вклинивается сознание, да так, что я начал слышать свои собственные дикие и слишком громкие для барабанных перепонок вопли у себя в голове вперемешку с отвратительным громким скрежетом. Организм не выдерживал такого натиска, и моё тело, корчась от нестерпимой боли в каждой его клетке, завалилось на бок в какой-то немыслимой позе. Я лихорадочно моргал, видя перед собой то всё тот же заснеженный парк с этими чёртовыми фонарями, то кромешную непроглядную тьму. Подсознание крепко держало меня тогда своей стальной хваткой, но сознание не уступало, и от этой борьбы в последние секунды я начал биться в самых настоящих конвульсиях без возможности дышать, потому что дикая адская боль, сковавшая лёгкие с гортанью и носоглоткой, не желала отступать. Я зажмурился…

Из оков сна меня вытащила соседка своей пощёчиной, после чего начала лихорадочно трясти за плечи до появления в моём взгляде полной осмысленности. Приняв сидячее положение, ощутил, что кожа лица мокрая – это она меня так святой водой крестила, чтобы я во сне успокоился. Говорит, что орал на весь дом, как резаный… Теперь понимаю, почему на меня некоторые соседи косятся. Чёрт…

От 19 декабря 2015 года

В выходные я так никуда и не поехал. Волна ощущений спала, и, посмотрев на предложение союза более трезво и осмысленно, я понял одну вещь: начинать новый год с такими возможными проблемами и рисками мне ни к чему – у меня и без того их вполне достаточно для создания полного разнообразия в жизни. Не считаю себя настолько экстремалом, чтобы в каждый удачно подвернувшийся момент проверять свою нервную систему на прочность – в этот уходящий год мне таких проверок хватило сполна, добавки пока не требуется.

Зато в эти выходные вновь попытался успеть всё и сразу, плотно засев за создание своей второй книги и подключив к этому ответственному делу свою соседку. Помимо всё той же аннотации с обложной появилась ещё одна маленькая загвоздка. Суть её была в том, что я слегка слажал: прошерстив все возможные для хранения записей папки в памяти своего и без того доживающего последние дни ноутбука, понял, что всех писем именно в цифровом варианте на данный момент уже нет – видимо, удалил сдуру, дабы лишний раз себе ни о чём не напоминать. Облегчила участь только одна счастливая случайность: все записи имеются в рукописном виде, потому оставалось лишь разобрать свои каракули, чем мы с подругой весь воскресный вечер и занимались. Вернее, я разбирал каракули, девушка запоминала их значения, а после, когда она читала мне их вслух, я давился каждым звуком, содрогался от воспоминаний момента после каждой строчки, но писал. Выжимая из себя каждый знак, наступая на горло собственному малодушному страху туманного будущего этих пописулек и жизни, которую они могут перевернуть с ног на голову, я отбивал на клавиатуре чечётку часов пять до тех пор, пока девушка не пожелала отойти ко сну, сославшись на раннее пробуждение. Пришлось самостоятельно допечатать пятое письмо, изредка чертыхаясь из-за дрожащих от усталости пальцев.

В двенадцатом часу хотел было отойти ко сну, но понял, что вновь не смогу дать организму хоть как-то отдохнуть, отчего, наскоро одевшись, вышел на ночную прогулку. Уже выйдя из подъезда, понял, что на улицах города происходит самый настоящий дождь. Декабрь месяц, чтоб его. Возвращаться не стал – не хотел будить соседку. Добравшись до парка, присел на одну из крытых скамеек, закурил, откинувшись назад, а в голове вновь настойчиво звучала мысль: «Зачем я всё это делаю?» Это уже даже не мысль – скорее, вопрос, чёткого и внятного ответа на который более не требуется. Я доведу до конца то, что начал, а там уж хоть расстрел, хоть расчленёнка, хоть в гроб заживо, хоть злость, ненависть, ярость, неприкрытое презрение, или же всё сразу. Боже, только бы не полное бездушное безразличие – оно меня добьёт…

Вопреки всей теории вероятности, с утра я чувствовал себя довольно бодро, хоть боль в горле и присутствовала. Видимо, такой настрой передался большинству окружающих меня сотрудников на рабочем месте: к примеру, Кэп уже с утра носился по кабинетам с опросом штата работников на предмет того, что бы каждому из них хотелось изменить в работе и внутренней обстановке центра, вылавливая всех до единого. Когда очередь дошла до меня, я самым серьёзным тоном с не менее суровым выражением лица заявил, что ничего менять не хочу, потому что и так всё устраивает, да вообще работать нужно. Он весь аж просиял – видимо, расходы я ему подсократил… Разумеется, Кэп мог бы всех нас собрать в назначенный час в назначенном месте, но ему сейчас совершенно некуда себя деть: в его личном кабинете идёт ремонт, в диспансере он не намерен провести ни минуты более, со всеми бумагами ведёт дело его личный секретарь, а создать ИБД вокруг себя с целью поднятия боевого духа сотрудников как-то надо. И, если Кэпу сегодня, быть может, вкололи нехилую доху сильнодействующего энергетика, то рядом с нашим Даниэлем Венихуэловичем явно завёлся энергетический вампир. Мрачнеет он не по дням, а по часам: ещё в пятницу он готов был Кэпу перегрызть всё, до чего смог бы дотянуться, а сегодня на этого носящегося по всем этажам субъекта даже внимания не обратил. Хотя, тут его можно понять: человек этот более десяти лет проработал тут, а после такого срока на добровольно-принудительной основе отдавать святое место какому-то «правильному» выскочке не особо хочется. Если честно, мне самому жаль, что проработал с ним довольно недолго: он не просто талантливый руководитель, но и замечательный человек. Надеюсь, после того, как шеф уйдёт в отставку, у него всё будет хорошо, ибо он – тот, кто этого самого «хорошо» действительно заслуживает.

От 21 декабря 2015 года

Один знакомый психиатр, с которым мы сошлись ещё на сентябрьской конференции, при встрече в субботу подкинул очередную пищу для размышлений. Когда речь зашла о моей личной жизни, он тут же затронул изначально подозрительную тему:

– Вот смотри. Вспомни всех тех, с кем у тебя была хоть какая-то связь после долгих отношений. Почему бы тебе не выбрать кого-то из них?

– Нет, из них никто не подойдёт.

– Почему?

– Возможно, потому, что все они рассчитывают на какое-то определённое количество встреч со мной…

– То есть… Так, ну-ка стоп. То есть ты хочешь сказать, что рядом с тобой невозможно рассчитывать на что-то большее?

– Подожди. К чему ты клонишь?

– Кажется, я понял… Проще говоря, ты боишься, что тобой воспользуются и убегут.

– Эм… Что? Нет, ты не так понял. Я, проще говоря, вот именно с ними лишь от души развлекаюсь и делаю всё для того, чтобы не одичать. Но не более того.

– Нет, нет и нет. Вот когда ты в последний раз знакомился с кем-то, не задумываясь о последствиях? Ну, давай, скажи.

– Да подожди ты…

– Чего ждать-то? Очевидно же: ты думаешь, что каждый из них может просто бросить тебя после того, как получит своё. Ты как будто считаешь, что большего не заслуживаешь…

После этой фразы я лишь молча допивал кофе и выкуривал сигарету, пока он говорил ещё что-то. Я больше не слушал – лишь переваривал полученную информацию. Откровенно говоря, никогда не думал о ситуации своего постоянного нахождения в гордом одиночестве именно в этом ракурсе. Но, если так посмотреть, причина всех моих так и не состоявшихся отношений вполне чётко и ясно обрисована… На самом деле я не грызусь за возможность быть с тем, кто мне действительно дорог, не от того, что гордый. Не удивляюсь своим промахам не от того, что в край самодостаточен и проживу без того, к чему стремился. Не рассчитываю на чью-то помощь со стороны не от того, что я весь такой независимый и самоуверенный. Я могу придумать массу причин и отговорок не для того, чтобы себе лишний раз что-нибудь отдавить, а потому что не чувствую, что заслужил нечто большее.

За всю свою жизнь я не помню ни одного случая, при котором хоть кто-то из ближайших родственников, пытающихся воспитывать меня аж до самого совершеннолетия, хоть раз в мой адрес сказали бы фразу, что я достоин чего-то большего и лучшего. Нет, безусловно, иногда присутствовала похвала как бы невзначай, только вот чаще всего те же ближайшие родственники высказывали умозаключения о том, что я постоянно не дотягиваю до какого-то более высокого уровня, что у меня постоянно всё не как у нормальных людей, и что сам я ненормальный. Я не беру более высокую планку в учёбе или в какой-то другой сфере деятельности – значит, я не достоин ни похвалы, ни поощрения, ни приближения к своим персонам, ни какого-то особого внимания, кроме ежедневного стандартного разбора полётов. Если я делаю не то, что они, нормальные люди, советуют – значит, я просто не понимаю их мудрости и, опять же, не как все нормальные дети. Глупо, конечно, но со временем эти ярлыки всё равно прикрепляются, хотелось мне тогда того или нет. Со временем я научился хвалить себя сам, делать обстановку уютнее вокруг себя сам, подбадривать себя в особо трудные минуты сам, верить в себя сам, сам себе внушать мысли, что я более чем достоин лучших условий жизни, лучшего к себе со стороны других отношения. Но…

Механизм, привитый ещё с младенчества, зафиксированный подсознанием, активно развиваемый и поддерживаемый чуть ли не до полноценных восемнадцати лет, не отпадёт сам собой за год-другой. А, если его в себе ещё толком никак не различить… Самое досадное заключается в том, что всё это я начинаю в себе замечать только сейчас, когда какие-то большие проблемы решились, и появилось свободное время всё хорошо обдумать. Это равнозначно ситуации с двумя установленными на один жёсткий диск операционными системами, одна из которых, более старая, никак не даёт новой прижиться посредством постоянного конфликтования. В общем, есть, над чем задуматься и от чего отталкиваться в дальнейших действиях.

От 12 декабря 2015 года

Всё чаще и чаще на просторах интернета мне попадаются не всегда внятные и понятные сокращения обыкновенных и часто мной самим используемых слов. Не говорю, что это хорошо или плохо – для меня это что-то вроде сомнительного рода революции, которая по причинам своего зарождения не понятна. А ещё больше мне не понятна ситуация, при которой люди обижаются, если я переспрашиваю у них полную расшифровку какого-либо сокращения. Только это ничуть не останавливает, и я всё равно продолжаю приставать. К примеру, до некоторых пор считал сокращение до букв «МБ» каким-то длинным научным термином и неоднократно просил уточнить, из какой именно области этот термин взят. Это уже потом мне один добрый человек пояснил, что никакой это не термин, и, тем более, не научный – это всего лишь сокращение словосочетания «может быть». С буквами «ХЗ» было почти так же, но здесь додумался сам… Я бы понял причину, если сокращения были бы действительно стоящие, вроде «ИБД» (имитация бурной деятельности) или «НЛО» (мед.: не двигающийся лежащий объект = человек в коме). Но тут…