Текст книги "Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1"

– Что вы наделали, лейтенант? – воскликнул Виктор. – Я же представитель ООН! В моем присутствии устроили самосуд. Вы знаете, какие могут быть последствия?!

– Знаю! Ни-ка-ких! Если возникнет необходимость, я представлю кучу свидетелей, которые подтвердят, что он был мятежник!

Лейтенант брезгливо плюнул в сторону трупа. – Для вас лучше, сэр, не вмешиваться в наши африканские дела. Вы ничего не видели и ничего не знаете! – ответил он, недобро сверкнув на Виктора глазами.

Разговаривать дальше было бесполезно. Обстоятельства заставляли немедленно ретироваться с места экзекуции. Виктор зашагал прочь, втянув голову в плечи. На звуки выстрелов стали собираться любопытные. Виктору казалось, что все смотрят на него, возможно считая виновником происшедшего. В штабе миссии выстрелы, конечно, услышали. Местные секьюрити на воротах были обеспокоены. Им он сказал, что нигерийские военные просто стрельнули в воздух.

О самосуде Виктор доложил своему начальнику, опытному ооновцу, горя желанием не оставлять такой случай без внимания. Но тот не был столь оптимистичен в отношении результатов огласки расстрела и посоветовал прислушаться к словам лейтенанта.

– Поверь мне на слово, ты никому и ничего не докажешь. Жизнь человеческая здесь как мусор. Самое суровое наказание, которое офицер может понести в результате предполагаемого расследования, – отправка на Родину, что будет для него явным благом. Нигерийцы уже три года воюют на чужбине за гроши…

Виктор выключил телевизор, лег спать, но сон никак не шел. Прежняя жизнь воспоминаниями будоражила нервную систему, навязчиво вторгалась в сознание, заставляя в который раз переживать, переосмысливать свое поведение, анализировать, что было сделано не так, и откуда появились ошибки…

* * *

Афганистан. Конец декабря. Шли плановые боевые действия. 66-я отдельная мотострелковая бригада проводила частную операцию в уезде Пачиро-Агам провинции Нангархар по уничтожению банд формирований мятежников. Провинция находилась в поясе субтропиков, поэтому снега не было. Солнце целый день сияло на небосводе Столбик термометра днем показывал до восемнадцати градусов тепла, а ночью – до пяти.

Боевые действия подходили к концу, потери были незначительные. Все только и ждали предстоящего возвращения в бригаду, чтобы встретить очередной Новый год. Настроение у всех было предновогоднее.

Виктор, назначенный начальником штаба группировки бригады по проведению боевых действий, закончил проверку дежурных подразделений охранения пункта дислокации.

Он не спеша зашел в свой кунг[54]54
  Командирская машина с кузовом.


[Закрыть], чтобы наконец-таки после очередной бессонной ночи отоспаться, побыстрее забыться глубоким сном. Трофейный спальный мешок способствовал процессу расслабления, будто его предварительно вымочили в растворе из снотворных таблеток. Неожиданно в дверь салона постучали.

– Да, войдите! – огрызнулся Виктор, предчувствуя, что его ожидают какие-то недобрые новости.

Вошел дежурный солдат.

– Товарищ майор, вас срочно вызывают к комбригу!

– А что случилось?

– Не знаю, он приказал вас позвать к нему.

– Ладно, иду!

«Вот и поспал, – с горечью подумал Виктор, – кто бы знал, как неприятно вылезать из теплого спального мешка, ставшего за несколько минут уютной постелью?!»

Комбриг встретил его возле своего командного пункта. По лицу полковника Жаркова всегда можно было определить, в каком он настроении и чего следует ожидать. В настоящий момент оно было недовольным и суровым, глаза гневно сверкали.

«Интересно, разнос будет по мою душу или нет?» – успел подумать Виктор, докладывая насупленному комбригу о своем прибытии.

– Слушайте внимательно, майор!

«Говорит слишком официально, значит, будет ругать», – решил Виктор.

– Ситуация такая. С одного из блоков десантно-штурмового батальона ушли два солдата и сержант. Вернулся только сержант, раненый в ногу. Вон он, видите, возле БТРа сидит?

Виктор увидел плотную группу офицеров.

– Сержант вам всю ситуацию обрисует. Потом возьмете мотострелковую роту капитана Истомина, афганский хадовский[55]55
  ХАД – подразделение Афганской службы безопасности.


[Закрыть] батальон и найдете мне пропавших солдат, живых или мертвых. Поняли? Выполняйте, Аскольдов!

Виктор попытался возразить:

– Товарищ полковник, как начальник штаба группировки, я в эту ночь сам руководил охраной пункта дислокации бригады, только полчаса назад сдал пост.

Голос комбрига потеплел.

– Послушай, Виктор Алексеевич, пойми, больше здесь некого посылать, ты все-таки был командиром развернутой[56]56
  Рота полного боевого состава.


[Закрыть] танковой роты, знаешь как управлять подразделением, а остальные на командном пункте все сплошь тыловики. Никто кроме тебя с этим делом не справится. А с блоков сейчас снимать никого нельзя, понимаешь?! Положение такое. Нам необходимо найти товарищей этого сержанта и разобраться, что с ними случилось. Если не найдем людей, будут неприятности. Что доложим вышестоящему штабу? А главное, что напишем родным и близким? У меня такое с моим дядей было в Отечественную. Прислали повестку: «Без вести пропал». Наша семья опыт имеет. Понял?!

Виктор молча кивнул головой.

– Поэтому бери наш резерв, хадовцев и хорошенько прочеши местность. Исполняй!

Виктор понимал беспокойство комбрига. Если людей не находили, то родным и близким посылалось извещение по форме «Пропал без вести». Это означало, что всю жизнь родители не будут знать о судьбе своего сына. Ведь неизвестно, убит ли он, взят в плен или где-то скрывается. Кроме того, никаких льгот в этом случае семья не получает. Надо было выполнять приказ.

Виктор подошел к БТРу. Привалившись к колесу, на земле сидел худой сержант в оборванном обмундировании. Сквозь грязь и кровяные подтеки просматривалась мертвенная бледность лица недоучившегося студента. Левая нога в районе икры была перевязана. Он тяжело дышал и рассказывал собравшимся вокруг него, что с ними произошло. Среди группы внимательно слушающих его рассказ офицеров Виктор увидел нужных ему командиров и майора Зотова из особого отдела бригады. Тот о чем-то спрашивал сержанта.

Виктор сразу же приказал командиру мотострелковой роты и замполиту афганского батальона Абдулло, хорошо говорившему по-русски, чтобы они готовили свои подразделения к выходу в район предполагаемого поиска. Все остальные отошли от сержанта. Остался только майор Зотов.

– Ну что скажете, Олег Иванович? – обратился он к особисту.

– Видишь, сержант, конечно, смертельно напуган. Оно и понятно, но кое-что удалось узнать. Если я буду не точен, – он обратился к сержанту, – ты меня поправишь! Хорошо?!

– Так точно! – тихо ответил он.

– Так вот. Слушай, Алексеевич! Послал командир блока их троих – его и еще двух солдат – за водой. Эти добры молодцы спустились с горушки, набрали воды и вдруг увидели невдалеке отару овец, гонимую пастухом.

Майор всегда излагал свои мысли в шутливо-юмористическом духе.

– Тут в их мудрых головах созрела дерзкая мысль: «А не поесть ли баранинки?», и они пошли за отарой. Проходят где-то с километр и видят одиноко стоящий дукан. Решили, что бараны далеко не убегут, они же пасутся, всегда их можно нагнать, а вот поживиться чем-либо в этом дукане можно будет. В крайнем случае провести экспроприацию по законам военного времени. Я так говорю? В целом правильно излагаю ход ваших мыслей? – спросил Зотов сержанта.

– У нас были деньги, мы просто хотели купить сигарет.

– Понятное дело! Не знаю только, какой бы дуканщик осмелился в районе боевых действий потребовать деньги с трех вооруженных бойцов.

Сержант опустил голову.

– Так вот, по его словам, заходят наши защитники туда, увидели хозяйку и показывают ей рукой на кока-колу и сигареты, дескать, давай, мы купим, хотя я уверен, покупать они ничего не собирались, думали взять в качестве трофея.

– Я их, товарищ майор, постоянно предупреждал, что нам не следует далеко уходить от блока.

– Да знаю! Они тебя не слушали, однако вы все вместе, словно на привязи, продолжали идти за баранами, а потом в дукан. Видимо, почувствовали свое родство с ними. Это надо же быть такими олухами!

– Ладно! Что дальше было? – вмешался Виктор.

– Может быть, теперь ты продолжишь, любитель шашлыка с дымком? Говори, не молчи.

– В дукане я ребятам сказал, что надо уходить. Что-то не так там было. Меня все настораживало.

– А что ты заподозрил? – обратился Виктор к сержанту. Тот облизнул спекшиеся губы.

– Мне показалось, что чересчур ласковая та баба была с нами. Все норовила на кухню вглубь дома пригласить. Обещала вкусно накормить. Поэтому я и сказал ребятам, что надо уходить. А она нас прямо за руки берет, не пускает.

Тогда и они начали понимать, что какой-то подвох здесь. Мы потихоньку назад стали пятиться, вышли из дукана. Я – первый, за мной Баринов, последний рядовой Лаускас. Отходим от него и постоянно оглядываемся, – сержант поперхнулся. – Тут неожиданно из дукана выскакивают трое духов в черных комбинезонах с автоматами.

Офицеры переглянулись.

– Может быть, черные моджахеды, арабские наемники? – спросил Зотова Виктор.

– В этом районе? Вряд ли! Мы имеем информацию, что они действуют в районе Гардеза, хотя все может быть. Только что они здесь могут делать, мне совершенно непонятно. Они обычно выполняют очень ответственные задания.

– Что было потом?

– Они выскочили наружу и кричат на ломаном русском: «Шурави, ложись! Сдавайтесь!»

И дали очередь в воздух. Тут мы залегли, я скомандовал: «Отходим!» И поочередно отстреливаясь, мы стали быстро уходить оттуда. Вслед за первыми тремя духами выскочили еще четверо и начали в нас стрелять. Я был дальше всех, поэтому сумел скрыться, слышал, что ребята сзади отстреливались. Что было потом, не знаю. Меня шальной пулей ранило в икру. Я добежал до ближайшего блока и все рассказал командиру.

Сержант как-то затравленно посмотрел на офицеров. Его лицо было перекошено, в глазах читался смертельный страх и ужас. Видно было, что он все еще чего-то боялся: постоянно гладил себя по бедрам, как бы вытирая руки, и с испугом оглядывался по сторонам.

– Успокойся, возьми себя в руки, ведь все прошло.

– Знаете, все это снова и снова проходит перед глазами. Не могу успокоиться.

– А ты с нами сможешь поехать, показать место, где находится этот дукан с баранами? Ведь гористое плато сплошь перерезано огромными оврагами. Мы без тебя его не найдем.

– Смогу, конечно, – с неохотой произнес сержант.

– А что ты скажешь, Иванович, по данному случаю? – спросил Виктор особиста, когда они отошли от сержанта.

– Знаешь, много странных моментов. Километра три с раненой ногой он пробежал за час.

– Такое в принципе может быть, когда человек находится в шоковом состоянии.

– Согласен, но рана очень интересная. Прострелена точно мясистая часть икроножной мышцы, а на штанине имеются следы пороха.

– Думаешь самострел?

– Возможно, – задумчиво протянул майор. – Не хочу быть предсказателем, но мне кажется, что если первая половина рассказа сержанта весьма правдива, то вторая – придумана. Думаю, когда духи выскочили из дувала, он чесанул от них как можно быстрее, а солдаты приняли неравный бой.

– Но он говорит, что тоже отстреливался.

– А чем?

– То есть как это чем?

– Дело в том, что все магазины в «лифчике» полные, а в рожке его автомата нет всего трех патронов.

– Да, задачка. Думаешь, струсил и убежал, бросив товарищей погибать?

– К сожалению, похоже так оно и было. Когда вернетесь, я с ним займусь более обстоятельно.

– Тогда, Иванович, я поехал, постараюсь на месте разобраться во всем.

– Береги себя! Будь осторожен!

– Буду стараться, ваше высокоблагородие!

– Ладно выкаблучиваться. Не искушай судьбу! На рожон не лезь!

– У меня талисман.

– Что, заговоренный партийный билет?

– Нет, сильнее, – русское народное чудодейственное средство.

Перед отъездом в Афганистан теща Виктора, глубоко верующая женщина, дала ему с собой щепотку земли из Почаевского монастыря, ленточку с написанным на ней 50-м псалмом и маленький медный крестик: «Носи, сынок, эти вещи всегда с собой. Крестик, если на шее вам запрещают носить, держи в нагрудном кармане возле сердца. Запомни, непрестанно молись. Господь помогает тем, кто в Него верит».

Хоть Виктор и был членом КПСС, но в глубине души в Бога верил. Да и кто не верил в Него в Афганистане, когда дыхание смерти ощущается людьми постоянно рядом? Посмотришь на солдата или офицера – то один, то другой крестик незаметно на груди поправляет, осторожно дотрагивается до частички родной земли, бережно завернутой в тряпицу, или водит рукой по маленькой иконке, лежащей в нагрудном кармане. Грядущая беда заставляет напрягать тело в единый волнующийся комок нервов, сплав мышц, стальной каркас костей, подчиняя сознание не только слуху, зрению, осязанию и обонянию, но и всем Силам Небесным.

Виктор поставил боевые задачи командиру роты и замполиту афганского батальона на марш и в районе поиска.

Колонна, состоящая из танка с трайлером для разминирования, командного БТРа, шести БМП-2 и семи стареньких советских грузовичков ГАЗ-66, на которых гроздьями висели афганцы, тронулась в путь. Предстояло прочесать местность, которая находилась за правым флангом расположения войск бригады. Какова там обстановка, никто не знал. Сюрпризы могли ожидать группу на каждом шагу. Виктор понимал, что углубляться в тот район их силами было опасно.

Едва проехали по накатанной грунтовой дороге около трех километров, как вдруг впереди, метрах в ста пятидесяти, раздался мощный взрыв. Виктору показалось, что содрогнулась и разверзлась земля. Высоко вверх полетели куски искореженного железа. Танк своими минными тралами наскочил на фугас. Колонна остановилась. Плотное черно-серое облако обволокло боевую машину. Виктор по связи запросил командира.

– Все нормально! – отозвался громко в трубке сиплый голос сержанта. – Все живы, только контужены слегка.

Виктор спрыгнул с БТРа и подбежал к танку. Перед машиной находилась большая воронка, часть трала была разрушена, и отсутствовало два огромных тральных металлических колеса. Правая гусеница была порвана.

– Ну, как вы там? – обратился Виктор к сержанту, внимательно рассматривающему повреждения.

– Так, вроде ничего, устранимо, – очень громко закричал он, – вот только механика тяжело контузило. Парень оглохнуть может, это его четвертый подрыв.

В люке механика-водителя виднелась русоволосая голова типичного молодого деревенского тракториста. По его грязному лицу текли слезы, из правого уха яркой красной змейкой струилась кровь. Парень с глубокой тоской и болью во взгляде смотрел на Виктора. Большие светлые глаза как будто спрашивали: «За что?» Двое покачивающихся солдат экипажа начали вытаскивать механика наружу.

Подбежал солдат, приданный Виктору для обеспечения связи. За его спиной виднелось большое тело старой помятой радиостанции Р-105. Над головой метра на два торчала антенна.

– Передавай в штаб, чтобы немедленно сюда прислали вертушку. Надо срочно эвакуировать раненого!

Молоденький худощавый солдатик, слегка заикаясь, стал вызывать район боевых действий.

Колонну пришлось остановить. Виктор вывел БМП на огневой рубеж для поддержки действий пехоты. Мотострелковая рота, усиленная взводами афганцев, выдвинулась в район поиска по гребням невысоких холмов, чтобы занять господствующие высоты. Часть роты и афганского батальона пошли с Виктором прочесывать местность в низинах.

Раненый сержант остался на броне. Он показал место расположения дукана.

Время тянулось томительно. Растянувшись в цепь, солдаты начали осматривать местность, заглядывая за каждый валун, просматривая расщелины и ямы. Из одного ущелья вскоре они перешли в другое. Никаких следов пропавших солдат обнаружено не было.

Неожиданно где-то поблизости раздалось характерное «чириканье» и щелчок. Пуля отрикошетила от большого валуна. Все быстро попрятались за камни.

– Передай на блоки, – скомандовал Виктор связисту, – что где-то сидят снайперы. Пусть их снимут сверху. Всем вперед! – скомандовал он.

Около сотни человек, пригибаясь, стали осторожно продвигаться по ущелью от укрытия к укрытию. Опять где-то поблизости от Виктора просвистела пуля, и раздался резкий крик. Ранило в плечо афганского солдата. Подбежавшие мотострелки начали перевязывать его. У афганцев своих фельдшеров и медикаментов практически не было.

– Раненых несите в тыл! Всем быть внимательными! Рассредоточиться! – прокричал Виктор и неосознанно прижал руку к груди, где под просоленным хабэ нащупывались крестик и мешочек с монастырской землей.

Шеренга медленно поползла вперед. Пули вокруг Виктора стали свистеть чаще. Сзади слева опять послышался короткий крик. Краем глаза Виктор увидел, как советский солдат метрах в семи от него повалился на бок. Неожиданно в трех шагах сбоку опять резко вскрикнул сержант, схватившись за простреленную ногу. Рядом с ним молча навзничь завалился в родную землю уже афганский солдат. Виктор вспомнил все известные ему молитвы и стал страстно просить Господа сохранить ему жизнь.

«Да что же это такое? Почему такая кучность стрельбы?» – никак не мог сообразить он, внимательно рассматривая окружающую местность.

Неожиданно его взгляд упал на связиста, который полз сбоку в полуметре от него. Огромная допотопная радиостанция солдата болталась у того на одном плече.

– Ты что, олух, радиостанцию так нацепил? – прошипел в ярости Виктор.

– Да плечо натер, товарищ майор.

– Идиот! Ведь духи тебя вычислили через прицел. Радиостанция является для них отличным ориентиром. Если в группе имеется связист, значит, где-то рядом должен быть и командир. Видишь – отстреливают вокруг нас людей, придурок?!

– Что же теперь делать? – воскликнул бледный солдат. В широко раскрытых глазах застыл охвативший его ужас.

– Надень нормально рацию и отойди от меня метров на десять. Если надо будет что-то передать, я тебе крикну, понял?

Солдат мотнул головой и с неохотой отполз в сторону.

Жужжание пуль стало более частым. Сзади кто-то позвал на помощь. Виктор не обернулся, зная, что раненым помогут. Он до боли в глазах всматривался в горную гряду, в надежде увидеть дымок от выстрела винтовки. «Ну что они там, на блоках, медлят? Скоро нас тут всех как куропаток перестреляют!» Еще несколько десятков метров прошли без потерь, но Виктор понимал – это лишь дело времени. Откуда стреляли, было неизвестно, но ясно, что палили из «буров» издалека.

Наконец впереди с блоков окрыли огонь.

– Что передают? – закричал Виктор связисту, видя, что тот приложил к уху трубку.

– Товарищ майор, на одном из блоков увидели позицию снайперов, сейчас ее обрабатывают.

– Передай им, пусть командир блока передаст координаты цели бронегруппе, и те тоже подключаются к уничтожению.

Неожиданно раздался характерный свистящий звук полета реактивного снаряда. Он ударил в склон ущелья высоко от прочесывающих. «Ну, теперь только этого не хватало!» Еще один снаряд со злобным шипением и треском разорвался далеко сзади шеренг подразделений.

– Свяжись немедленно с бронегруппой! – крикнул Виктор, подбегая к связисту.

– «Броня два!», «Броня два!» Я «Алмаз». Прием!

– Я «Броня два», слушаю вас!

Виктор взял трубку.

– Второй, я «Алмаз». Видите, откуда летят эрэсы[57]57
  Реактивные снаряды.


[Закрыть]?

– Да, стреляют из близлежащей деревни.

– Накройте огневую позицию! Поддержите нас огнем.

– Поняли, выполняем!

Все шесть БМП-2 из своих тридцатимиллиметровых автоматических скорострельных пушек начали обстреливать деревню. Пушечные очереди, словно нож масло, разрезали у основания стены дувалов, которые, будто карточные домики, обрушивались на землю, поднимая большие клубы пыли. Обстрел реактивными снарядами и снайперами быстро прекратился. Вскоре впереди показался дукан, о котором говорил раненный сержант.

– Внимание, всем усилить наблюдение! – закричал Виктор.

Шеренги устремились вперед. Солдаты внимательно прочесывали каждый клочок земли. Майор еще при постановке задач командирам указал, что комбриг приказал искать солдат до тех пор, пока не будут найдены живыми или мертвыми.

– Если не найдем, то и Новый год встретим здесь.

Его предстояло отмечать через три дня.

Неожиданно к Виктору подошел замполит афганского батальона и пряча глаза, тихо сказал:

– Камандир, пойдем со мной.

– Что, нашли?

Афганец промолчал. Они приблизились к столпившейся молчаливой группе афганцев и советских солдат… В неглубоком пересохшем арыке, крест-на-крест друг на друге лежали два босых изувеченных тела в разорванной одежде. У верхнего руки были раскинуты широко в стороны, как будто в последний миг своей короткой жизни он хотел обнять всю Вселенную. Штаны разорваны, на месте гениталий зияла огромная запекшаяся рваная рана. У обоих солдат глаза были выколоты. На телах виднелись многочисленные пулевые и ножевые ранения.

«Видно, раненых добивали кинжалами», – подумал Виктор.

Вид обезображенных трупов был ужасен, но на него смотрели люди, поэтому он решительно спрыгнул вниз и приступил к более детальному осмотру тел. В голове каждого убитого обнаружил маленькие круглые отверстия.

– Изверги! После всего содеянного уже мертвым делали контрольный выстрел в голову из пистолетов, – произнес он вслух.

Подошел командир одного из взводов.

– Товарищ майор, надо проверить трупы на предмет минирования.

– Согласен!

Виктор привязал поданные старшим лейтенантом веревки к ногам обоих тел. Спрятавшись за стену арыка, с помощью солдат они втащили наверх сначала один, затем другой труп. Взрывов не последовало. Выполняя эту работу, всем пришлось изрядно попотеть: убитые ребята были рослыми и крепкими парнями.

– Проверим еще раз тела, – сказал Виктор офицеру, – посмотрим, какие все-таки сюрпризы приготовили нам душманы? Видишь, смотри, вот где ловушка.

Под мышкой у одного из солдат на растяжке находилась граната оборонительного действия Ф-1. Стоило взять труп за руки и ноги, и тогда прогремел бы взрыв. Разлет осколков у этой гранаты до двухсот метров.

– Вот сволочи, даже трупы минируют, – воскликнул кто-то из солдат.

– Видишь, солдат, эти нелюди проволокой продырявили мышцу руки, а другой конец сквозь ребро просунули.

Виктор своим ножом аккуратно надрезал мышцу, ловя себя на мысли, что пытается не причинить солдату боли. Вокруг него плотным кольцом стояли понурые бойцы обеих армий.

– Теперь тела можно забирать. Давай, командир, командуй.

– Ну, ребята, взяли, быстро!

Молодые солдаты нерешительно переминались с ноги на ногу. Вид обезображенных тел внушал им животный страх. Они кучкой сгруппировались в стороне от арыка, стараясь не смотреть на офицеров.

– В чем дело? Быстрее берите тела на плащ-палатку! – прорычал Виктор.

Положение исправил один из офицеров афганского батальона. Он скомандовал своим солдатам, и мигом четыре человека быстро погрузили одно тело на палатку и понесли.

– Теперь другого давайте грузите! Чего ждете? Ваших погибших товарищей несут афганцы! Вам не стыдно?! Быстро взяли и понесли! Что не понятно?

– Ну, давайте же, подходите, – стал командовать командир взвода, разворачивая плащ-палатку.

– Камандир, можно тэбя на минутку?

Неожиданно откуда-то сзади раздался голос с сильным акцентом. Майор повернулся и увидел афганского замполита Абдулло. Сзади него в окружении нескольких солдат стоял высокий человек в дорогом халате со связанными сзади руками. Афганец кивнул в его сторону. Когда Виктор подошел, замполит понизил голос.

– Камандыр, это душьман. Мои люди взяли его. Сам понимаешь, мы этого сделать нэ можем, – он выразительно провел рукой по шее, – а ты как решишь. Его жизнь в твоих руках.

Виктор посмотрел на афганца. Он был высоким, сильным мужчиной с широкими плечами и атлетической фигурой, что не характерно для афганцев – обычно они щуплые, худощавые, атлетов среди них почти не встретишь. Но этот был действительно по-мужски красив: тонкие черты лица, прямой нос, холеная кожа. Черная смоляная борода была аккуратно подстрижена. Выразительные, умные глаза смотрели спокойно и уверенно. Пленный понял, что речь шла о нем, и, видимо, приготовился к самому худшему. Он неожиданно дерзко, с вызовом в упор посмотрел на Виктора.

Тот перевел взгляд на его ноги. Пленный был бос.

– Сняли с него, чтоб не убежал, – пояснил замполит.

Виктор догадался: истинная причина заключалась в том, что обувь у пленного наверняка была качественная. Он повел глазами и заметил, как один из ближайших помощников Абдулло воровато выглянул из-за спин солдат.

– Спасибо, Абдулло, мы, конечно, сами с ним разберемся, – ответил Виктор, еще толком не зная, что делать с пленным. Замполит отошел в сторону.

Обычно процедура работы с афганскими пленными была проста. Сначала их допрашивали, составляли протокол, фотографировали, информировали о них вышестоящий штаб. И затем, по возможности, отправляли вертушками или на бронетехнике в штаб армии. На местах, в зависимости от степени нужности того или иного пленного, могли посадить на несколько дней в яму или отпустить.

В ходе боевых действий солдаты пленных иногда «пускали в расход» самостоятельно, либо по решению командира. Все зависело от потерь, понесенных в роте или взводе, и, соответственно, от психологическо-эмоциональной обстановки в подразделении. Самосуды, конечно, никто и нигде не рекламировал, но солдатская молва часто доносила их до самых «нежелательных» ушей.

С телом другого солдата продолжалась заминка. То плащ-палатка попалась порванная, то его не могли положить на нее как следует. Неожиданно Виктору пришла в голову мысль.

– Абдулло, переведи пленному, пусть он несет нашего солдата.

Замполит перевел.

– Развяжите его!

Афганец размял затекшие от веревки руки, молча подошел к телу. Как заправский штангист повел плечами, взял мертвого солдата за плечи и легко забросил себе на спину. Густая, комковатая кровь полилась изо рта убитого ему на халат. Афганец, не обращая внимания, молча понес тело в гору.

Задача была выполнена, и теперь все двигались в обратном направлении. Виктор смотрел сзади на пленного, который уверенно и быстро продвигался со своей нелегкой ношей, сопровождаемый несколькими афганцами. С блоков постепенно стали спускаться группы солдат. Подошли ребята из разведроты бригады, хорошо знакомые Виктору.

– Где это вы, товарищ майор, такого мощного душка нашли? – удивился сержант Салманов. – Я такого богатыря здесь еще не встречал.

– Союзники выдали.

– Действительно, уникальный экземпляр, – воскликнул один из разведчиков.

Солдаты начали докладывать майору, как проходило выдвижение блоков на позиции и уничтожение выявленных огневых точек. Вскоре показалась «броня»[58]58
  Согласно армейскому лексикону, обобщенное название танков или БМП.


[Закрыть]. Активная огневая подготовка давно закончилась. БМП изредка лениво постреливали по кишлаку. Виктор так и не решил, что следовало делать с пленным афганцем. Сомнения развеял афганский замполит.

– Камандир, ты не сомневайся – это дух, я знаю. Он принимал участие в расправе над вашими солдатами.

– Откуда знаешь?

– Допрашивал, мои ребята мне по секрету сказали. Его отпускать никак нельзя. Плохо будет, много еще беды может принести он нам.

Подошедшие с блоков солдаты роты забрали у душмана тело погибшего товарища. Теперь пленник шел свободно, иногда искоса поглядывая на Виктора. А его разрывали сомнения, что делать с пленным. Но перед глазами все время появлялись мертвенно-бледное лицо механика-водителя танка и обезображенные тела солдат. Неожиданно от злости кровь ударила в виски, свело скулы.

– Салманов, бери своих ребят и пусти духа в расход! Понял? – неожиданно жестко сквозь зубы скомандовал Виктор, не узнав своего голоса.

Сержант выразительно посмотрел на майора. На его лице отобразилось едва скрытое удивление не столько приказу, сколько так резко сменившемуся тону офицера.

– Понял! Так точно! – ответил он, принимая некое подобие строевой стойки.

– Но только, чтобы все было тихо!

– Естественно, как можно иначе, столько народа кругом, – ответил сержант, вытаскивая из кармана «лифчика» глушитель. – Все сделаем как положено, только пропустим всех вперед. Не будем же устраивать спектакль?!

Длинная цепочка солдат роты и афганского батальона медленно выходила на плато, не обращая никакого внимания на их небольшую группу. Операция закончилась. Смертельная усталость вместе с радостью ощущения жизни погрузили всех в состояние глубокой задумчивости. Каждый думал о своем. Заканчивался очередной день их пребывания на чужой земле, и они пока были живы.

Пленный сидел на камнях, рукой поглаживая желто-бурую землю. Он как будто чувствовал, что наступают последние минуты его жизни, поэтому старался запечатлеть в памяти каждое оставшееся мгновение своего земного пути. Он обводил взглядом горы, камни, долго смотрел в небо, где в необозримой вышине маленькой, едва различимой точкой, кружил одинокий орел.

Вскоре все вышли на плато. В низинке осталось пятеро: майор, сержант с двумя разведчиками и пленный. Стояла гробовая тишина. Ни ветерка, ни жужжания насекомых. Пленник внешне был спокоен. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он внимательно посмотрел на Виктора, как будто стараясь проникнуть в ход мыслей офицера, что он думает о принятом им решении. Взгляд его черных глаз выражал волю и гордость. Он так и не проронил ни слова за все время своего пленения.

Виктор не смог выдержать его взгляда, в котором прочел немой укор. Он начинал испытывать чувство вины перед этим человеком. Сомнения медленно, но уверенно закрадывались в его душу: «Ну кто я такой, чтобы распоряжаться жизнью другого человека, кто дал мне на это право? Кто, кроме Господа Бога, может решать это?» – думал он, внимая внутреннему голосу совести.

Виктор в какой-то момент уже готов был отменить свой приказ, но перед глазами опять поплыла картина прошедших поисковых действий: падающие, как снопы, солдаты, оскверненные, изуродованные тела молодых парней, которые уже никогда не будут радоваться жизни, недолюбивших, не заимевших своих семей, не оставивших после себя потомства. Отныне только скорбь поселится в домах их родных и близких, и не иссушатся слезы их матерей. В разгоряченном мозгу промелькнул потухший взгляд механика-водителя, который на всю жизнь останется калекой и несчастным человеком.

За что им дарована такая судьба, и кому нужна эта война?

– Все, время пришло! Давайте, мужики, пора кончать, – скомандовал сержант, – держите его крепче.

Солдаты одновременно повисли на руках поднявшегося в рост душмана и, ударив его сзади по ногам, поставили на колени. Афганец почти не сопротивлялся. При желании он легко мог раскидать их всех, но, видимо, свой выбор он тоже сделал – он подчинился судьбе.

Салманов неожиданно резко взмахнул автоматом с навернутым ПБСом[59]59
  ПБС – прибор бесшумной стрельбы (в обиходе – глушитель).


[Закрыть]. Ствол, разбивая алые губы и белые, как сахар, зубы вошел афганцу глубоко в глотку. На мгновение он зажмурился от боли, но затем широко раскрытыми глазами посмотрел на Виктора. Их взгляды встретились. В глазах афганца был гнев, презрение и… жалость. Крупная одинокая слеза выкатилась из его левого глаза и покатилась на густую бороду.