Текст книги "Красота и наказание"
Автор книги: В. Т.
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
9
Выйдя из поезда, Ираида взяла такси, назвала адрес. Улиц Камышина она не запомнила, по сторонам не смотрела. Просто ехала. Здание детского дома. Зашла внутрь. Директор всматривается в экран компьютера и шевелит усами.
– Миша Камышин. Псевдоним?
– Девичья фамилия мамы.
Ираида нервничает, как когда-то у гинеколога. Послеродовая депрессия по сравнению с предродовым страхом выглядела причудой.
Познакомившись с Алексеем, она в течение одних суток и очаровалась, и разочаровалась. Решила его забыть. Алексей так не решил. И когда Ираида не пришла на встречу, он настроился решительно. Стоял и ждал ее после занятий. Ираида не хотела афишировать Алексея перед сокурсниками и, как трясогузка от гнезда, уводила его подальше от входа. Институт находится на Нижней Набережной. Повела еще ниже, к Ангаре. Алексей требовал объяснений. Ираида объяснилась, что не проститутка и поведение у нее не легкое.
Ну какой же он в чем-то типичный, этот Алексей. Чем сильнее она сопротивляется, тем сильнее его тянет к ней и хочется отвести к себе. А она упирается. Не идет с Набережной, и все тут, овца упрямая. Он ее и мороженным манит, и чаем с вафлями. Ни в какую. Он и улыбается: прямо, вкривь, вкось, и так и эдак. Впервые не действует его оружие массового поражения девушек легкого поведения. Ох, нелегкое у нее поведение.
Женщин понять нельзя. Алексей сказал, что замерз. Она его пожалела. Повела домой. Хотела лишь довести до. Конвой, блин. Он предложил согреться чаем. Пять минут и – «Чао, бамбино, сорри». Она согласилась. Он ловко защелкнул наручники на ее запястьях (чисто профессиональное) и повалил на кровать. Пока стягивал с нее джинсы, она возмущалась, что рукам больно. Он заметил, что иначе она убежит. Она сказала, что не убежит.
– Честно?
– Честно.
– И все будет?
– Наручники сними.
– А будет все?
– Да, будет, будет…
Щелкнули наручники. Ираида села на кровать. Ну? Алексей стал рассказывать, как бы ему хотелось. Ираида дала честное слово и, как человек слова, то на живот ляжет, то ноги по тумбочкам раскинет, то за штору спрячется. Алексей летал вокруг нее квадрокоптером и выглядел счастливым.
– Все, что ли?
– Все. Садись пить чай. Какая ты грубая сегодня.
Ситуация приобрела оборот. В первую встречу Алексей ее соблазнил. Во вторую изнасиловал. Ему понравилось, хотелось еще. Ей разонравилось окончательно. Она допивала чай и думала, как от него отвязаться навсегда.
– О чем думаешь, Клариса?
– Как от тебя отвязаться навсегда.
Ну, так вообще нельзя никому говорить. Этим она его еще сильнее привязала. Потому что опыта у нее нет. Если изнасилования не избежать, рекомендуем прочитать «Энциклопедию экстремальных ситуаций» Анатолия Гостюшина, раздел «Изнасилование», где черным по белому написано, как действовать в ситуации, если изнасилования не избежать. Надо, например, громким голосом позвать собаку. Еще можно сделать перекошенное уродливое лицо. Или сказать (пересказ идеи):
– Еби не горюй, мне ссаной дырки не жалко, но предупреждаю, у меня сифилис, гепатит, а после ежегодной встречи с одноклассниками и СПИД.
Да, Ираиде пришлось бы произнести несколько чуждых ей слов. Но главное результат. Результат надежный: «Чао, бомбино, сука».
И Алексей бы ее больше не беспокоил. Но чтобы так сказать, надо жизнь прожить. Или хотя бы Гостюшина почитать. У Ираиды опыта еще нет. А тут такое навалилось, с пузиком, хоть и из младшего комсостава.
Наивная, она написала на Алексея заявление его же милицейскому полковнику. Про изнасилование не написала, сама разрешила. Написала, мол, пристает, просила оградить. А у Алексея работа такая – приставать. Полковник порекомендовал Алексею усилиться подкреплением. Если нужно, взять охрану. Время неспокойное, начались двухтысячные, миллениум.
Почему она все время, а именно все два раза, исчезает. Или у нее кто-то есть? Алексей организовал круглосуточную слежку. Молодых оперов не жалко, на окладе, да и первокурсница не кокаин, не нанюхаются. Казалось бы, спи спокойно, но Алексею не спится.
И вот что выяснилось. Ираиду то один студент провожает, то другой, или с подружкой в трамвай садится. О чем это говорит аналитику женских действий? Да о многом: Ираида общительная, пользуется повышенным вниманием сокурсников, привлекает их, а они – ее. Вот такие связи, от которых и до связи недалеко. А Ираида хоть без опыта, но поняла: дальше будет хуже. Чтобы так понять, опыт не нужен, только инстинкт, выработанный человеческими предками. Инстинкт дается всем, как бонус за рождение. Вылез – получи.
10
Ираида берегла свою невинность, как цветок кактуса. Не то чтобы носилась с ней как с писаной торбой, просто хотела отдать в полюбившиеся руки, и кактус в придачу. Красавицей себя не считала. И правильно делала. Видоизменилась Ираида позже, расцвела на слабощелочных спортивных дрожжах.
Увы, к тому времени ее чувство уже победило разум: цветок кактуса не уберегла, но кактус остался. Чувство к Алексею владело ею около суток, но настоящее, сильное, такого другим за всю жизнь не пережить. Ираида пропустила его в себя, но не переступила через себя, принципами не поступилась. А невинность… Ну что невинность? Она как стая журавлей, задери голову, как перед тем задрала юбку, да маши ей вслед. А в ответ: курлы, курлы, курлы…
И стала она позволять себе лишнего, если сравнивать с до Алексея. Ираида стала много дружить с сокурсниками, ходить на вечеринки всякие. Нет, не «дня сурка» ради (повторения того, что ей так понравилось), а лишившись боязни за цветок. Чего нет, того не потерять. Но дистанцию все равно соблюдала. И кидаться на себя не позволяла. Посмотрит – как васильки серпом срежет. Сама потом не понимает, зачем так смотрела. Видно, невинность потеряло тело, а душа – нет. И создалась внутренняя дисгармония.
Все бы ладно, если бы не Алексей. Преследование Ираиды он взял за манию. Отвергнутый, решил превратить ее жизнь в ад, и добивался своего без перерыва.
А потом? А потом Ираида не дождалась месячных. Привычный ритм оказался сбит, сокол. Так узнала она, что беременна. Доложили Алексею. Ярость его не имела выхода. Она выходила, выходила, а внутри ее становилось все больше и больше. Он решил ее убить, лишить жизни, прямо с чужим плодом внутри. Иначе не будет ему покоя до самой смерти, как душе непохороненного.
Первый закон человека слова: не оборачивайся, не меняй решение. Сказал – сделал. Точка. Обосновать устранение для профессионала – раз плюнуть, в широком диапазоне: от самозащиты до защиты других. Случайный выстрел представителям правопорядка разрешается. Округлившаяся Ираида подавляла Алексея своей ненавистью к ней, вызывала ломоту в суставах. Даже уши порой закладывало, как в самолете.
Алексей выбрал для нее несчастный случай от случайного выстрела. Ошибка. Соболезнуем. Жизнь продолжается. Но накануне расплаты она пропала. Не вышла на маршрут. Не появилась в институте. Заболела? Легла на сохранение? Алексей нервно ждал три дня. Сделал запрос. А она, оказывается, забрала документы. Запросы разослал везде, куда знал. Ответ – ксерокс: в списках не значится.
Ираида юркнула к крестной матери – первой жене отца, под Саратов. Сердобольная женщина встретила ее седовласой. Виделись они раз, еще когда Марью звали брюнеткой. Причем Марья Ираиду видела, а Ираида Марью – нет. Узнав о рождении Ираиды, Марья приезжала к отцу, но скрытно, отец столкнулся с ней де-факто. Марья рассчитывала облить ребенка серной кислотой.
Преградила дорогу коляске, поздоровалась с отцом, с матерью. Отец в замешательстве. Марья сама разнервничалась, любовь свою увидела, да не справилась с бутылочкой в жакетке. Крышка в сторону, кислота в карман.
Марья кричала, родители поливали ее из соски, затем навещали в больнице, затем в следственном изоляторе. Освободившись, Марья стала староверкой и принялась считать себя крестной матерью Ираиды, о чем и писала в поздравительных открытках на Новый год. Подарки присылала, что есть, того не отнять.
Вот Ираида к крестной матери и юркнула. А к кому еще? Та встретила ее с распущенными волосами. Марья много переживала за тот случай все годы. А как не переживать: ляжка проедена до кости, кожа над ней липовая какая-то образовалась, к дождю ноет, перепады давления рвутся из Марьи стоном. Столько лет прошло, а не дотронешься. И левая рука извращена. Вот она и поседела раньше остальных. Хорошо, хоть верующая, а то и поговорить не с кем. Деревня-то – два двора, и все сидели: в окна зыркают, а из дома не выходят.
Марья опешила, встретив у порога дочь свою, пусть и крестную. Брошенная отцом Ираиды, она доживала одинокой. Любила, говорит, потому что папу твоего.
– Папа умер.
– А любовь жива.
Вообще-то Марья обрадовалась наполовину. Потому что беременной себя не знала. А вдруг Ираида рожать начнет – куда бежать? Но Ираида все рассчитала и долго в глуши задерживаться не думала. Ей бы только следы замести. Неделю, не более. Седовласая Марья давно уже стала сердобольной и теперь с утра до вечера кудахтала над Ираидой. Ираида низом живота своего чувствовала, как кудахтанье провоцирует преждевременные роды. А восьмимесячные новорожденные, если их не поместить в барокамеру, погибают. У Марии много чего есть: холодный погреб, теплые сени, навес для дров, а барокамеры нет. Странно, если б была. Поэтому через день Ираида отправилась по намеченному пути в путь.
Она одна. Вообще одна. Полумать под Саратовом не в счет. Родители Ираиды пошли в гости и отравились насмерть. Осталась с бабушкой. Бабушка попала под трамвай. Осталась с дедушкой. Дедушка нашел другую бабушку. Ираида готовилась к поступлению в институт, вернулась неурочно. А там новая бабушка с новым дедушкой, пока старый дедушка на рыбалке. Ираида упросилась в общежитие. Она хоть и местная, но комнату дали. Сирота все-таки, хоть и взрослая.
Буду спорить с теми, кто утверждает, что человека воспитывает среда. Гены его воспитывают. Точка. Что заложено, то обратно не выложишь. Ираида и в попрошайки могла пойти, и по рукам. Если ее и сравнивать с кактусом, то только с Ariocarpus fissuratus. Найдите в интернете, красота одна. И шипы мягкие, правда? растет медленно: двенадцать сантиметров в диаметре за пятьдесят лет. Это Ираида вымахала метр семьдесят три за восемнадцать. Могла бы и по легкому пути пойти, а пошла по генному. Учиться рвалась, никто ее не гнал. А ей даже в армию не идти, девочка все-таки. Хотела место в жизни занять не последнее. Проводницей стала от любви. Чтоб у Антона на шее не сидеть, когда решили, что учителям платить не обязательно.
В проводницы ее привела мама ученика, сама проводница, но из другого поезда и в нашем повествовании не участвует. График удобный, тетки перевариваемые, деньги в срок.
11
Трррр. Едем обратно. Итак. Из Саратовской области Ираида направилась в Камышин, потому что ее мама из Камышина. Хоть какое-то, а родное что-то. Беременную встретили доброжелательно. Пожалели, положили на сохранение. Сохранили. А дальше куда? Учиться надо. Год пропустит. Гены у Ираиды теперь вместо папы с мамой, только строже. Они-то спуску не дадут. Не расслабляться! Долбило ее изнутри почти матерно, когда она надумала сидеть с малышом, хоть и не знала, на какие шиши.
Оставила Мишу в детском доме, буквально на месяц-
другой. Она обоснуется и заберет ребенка. Восстановилась в Тамбовском педагогическом университете. И бог послал ей испытание. Встретила Антона. И влюбилась до рвоты. Вот какое испытание послал ей бог. И Антон влюбился. И это – испытание ей, она же не слепая. Бесхозным, пусть и Ariocarpus fissuratus, но кактусом, она прижалась к нему, к Orchis italica.
Orchis italica плотно приник к Ираиде, заслонил от мира сего, хоть и привлекал видом своим всех девушек университета, которые, глядя на него, краснели и завистливо хихикали. Антон хотел, чтобы Ираида родила мальчика. А Ираида никого родить не могла, даже козочку. Роды стали неудачей для ее матки. Слава богу, сама жива. И Миша жив. Здоров, слава богу. Не родишь больше, пообещали лучшие акушеры-
камышане, вызванные на ее тяжелый случай.
Она отчаялась. Послеродовая депрессия сплелась с предродовым страхом смерти. А то, что Ираиду убьют, она знала наверняка. И дату своей смерти знала. Ей один из киллеров рассказал. Кстати, тоже цветовод, но не по кактусам, а по конопле на подоконнике. Как раз новый урожай вызрел. Это Ираиду и спасло. Подсел, колой угостил, взял с нее честное слово не врать друг другу. За правду попросил отгулы. Ну позарез, урожай собрать, ребенка в школу собрать, а наступила его неделя. Как быть? Ираида отгулы дала, а в остальном обманула, не ради славы, ради жизни на земле. Беременные, поставьте себя на ее место. От стресса, что Ираида пережила тогда, у нее могло произойти, говоря языком патронажных сестер, вынашивание возможного выкидыша.
Ах, как она потом оттаивала с Антоном. Медленно, но неукоснительно. Каждой клеточкой ощущая неспешность поступательного процесса. От скукоженности к распрямлению, растяжению и разглаживанию. Чувствительность возвращалась от шеи по плечам к кончикам пальцев рук. И от поясницы через бедра к пальцам ног. И однажды кактус превратился в белого лебедя. Однажды Антон проснулся первым, посмотрел на нее, а лебедь-то белый. Она не поверила, побежала к зеркалу и обомлела: лебедь и вправду белый! Белый-белый, вот какой лебедь смотрел из зеркала.
Ее душа даже не мечется. Мечутся от непонятности. Душа Ираиды всего лишь боится всего лишиться. Знает кожей своей возродившейся, как страшно потерять порой то, что само нашлось (Евтушенко).
И нате вам – сюрприз для мужа, внебрачный ребенок, подарок на день футболиста или любой другой день. Притом что брачного она не родит. И как Антон ответит на новость, скрытую от него сразу? Как отреагирует на обман первых дней, когда они поклялись не обманывать друг друга? (Почему все всегда говорят друг другу одно и то же?) И она сделала выбор. Написала письмо. Отказалась от Миши. Точка. Нет победы без поражений. Нет клубники без удобрений. Нет лопаты без черенка. Нет навоза без ишака (не Евтушенко, успокойтесь).
– Мишу усыновили.
– Усыпили?
Вспышка, искры, белые круги. Ослышишься тут! Такой удар по таламусу и гипоталамусу, мозжечку и обоим полушариям.
– Забрали маленьким. Не волнуйтесь. Семья приличная, отец завклубом, мать экономист. Думаю, у вашего сына хорошее будущее. Возвращайтесь домой.
Не для того она приехала в Камышин, чтобы уехать. Ираида давно не учительница начальных классов. Она проводница. Видела всякое, испытала еще больше. Жизнь научила слушаться лишь мужа да начальника поезда. В остальном Ираида принимает решения самостоятельно.
Подкараулила нянечку.
Нянечки, как правило, одиноки. Ираида выпячивает пакет с коньяком в подарок. Нянечка оказалась не робкая, приняла приглашение, пошли в ресторан. Ираида пожалела, что не пьет, ведь у нее нет права на холостой выстрел. Нянечка угощалась, не жалея блюд. Ираида так и не поняла, одинока ее надежда или замужем. И когда нянечка засобиралась, не поняла: няня спешит к мужу или к коньяку, так непосредственно она вела себя за столом. Боялась, утром нянечка не вспомнит ее.
Впрочем, за ресторанным столиком Ираида получила много полезной информации. В детском доме с десяток нянечек: Мария Никитична, по кличке Подтирало, Дина по кличке Дура, Вера Филаретовна по кличке Фиолетовая. И так далее.
– Зачем мне это?
– Вызовешь Дуру или Фиолетовую, охрана поймет: своя пришла. Но это если я не выйду. Я – Подзатыльник.
Следующим утром Ираида стояла перед детским домом.
Открыла дверь, вошла, осмотрелась, нет ли директора. Нет. Подошла к охраннику и тихо, почти на ухо, произнесла кодовое:
– Мне Подзатыльник, пожалуйста.
– Чего?
– Подзатыльник мне! – повторила она тоном, не терпящим возражений.
Охранник пожал плечами и вкатил Ираиде подзатыльник.
Ираида отлетела к пожарному шкафу:
– С ума сошел!
– Новенький, – подошел другой охранник, – персонала не знает. Сходи позови Анечку маленькую.
– Чудо с косичками?
– Да. Нянечка грудничков.
– Еще не приходила.
– Вчера не уходила. В кладовке валялась, опять наклюкалась. Разбуди.
Разница молодого и старого: когда молодой клянется, что не помнит ничего из вчера, – врет. Это вам шпаргалка для жизни, пригодится. Молодые помнят все. Анечка-
Подзатыльник же запомнила, хоть и «теплая» вернулась после «горячего». Доползла ведь, кабинет открыла, включила компьютер, ввела известный лишь директору пароль и переписала данные по Мише Камышину. Имена усыновителей, адрес. Миша теперь Сверчков.
Ираида крепко обняла Анечку. И на автовокзал. Вперед, в Елань. Это в Саратовской области, пятьдесят три километра восточнее Ртищево. Дороги грунтовые. А сама – село.
Колдобыхаясь по проселочной, Ираида знала: ехать долго. Мужчина спереди пах местностью, не замечая того. Ираида не пахла, и ее сторонились. Автобус засажен пассажирами, как грядка укропом. Оно и понятно, автобус-то два раза в сутки. А вплотную к Ираиде никто не сел. Близко сели, но не вплотную. Она ж без запаха. Ираида подумала о тех, кто в автобусе: еланьские, или еланьцы, или ельцы? Все они видели ее сына много раз. И только она его почти никогда не видела. Ираида потянулась к близсидящему:
– Сверчковых знаете?
Мужчина, наверное свекловод, не расслышал. Она и не настаивала. Вдруг скажет нехорошее. Лучше дотрястись, не ведая.
12
Легавая отступила для разгона спортивного. И – вперед, рубить крест Азаряна. Говорить с Антоном на языке спорта, недоступном методистам да поломойкам. Язык спорта – язык красивого тела. Это ее конь козырной. Вот она и тут. Вместе со своим телом, в красивой спортивной майке. На белой майке кроваво-красная надпись «Россия». На том месте, где в начале сороковых писали: «Она поджигала конюшни». Вместо петли – кольца. Вместо нервов – канаты. Крест Азаряна на редкость сложен. Невзирая на внешнюю простоту, сложен он горизонтально-вертикально. А ей рожать пора, под тридцать уже. Да и у Антона детей нет, наверняка хочет. Озарить Антона крестом Азаряна, удивить. Раз-два, раз-два, налево-направо, налево-направо. Где он такую легенду спортивную встретит: и петлю Корбут крутит, и крестом Азаряна распинается. Все фигуры она делает без дураков, честно! По спортивной шкале честностей, мало того, что честна, она невинна. Легавая подчеркнула спортивную невинность, надев кипельно-белые носки, кипельно-
белые кроссовки, ее руки перепачканы кипельно-белым тальком, на теле кипельно-белые брюки и майка. И только «Россия» ставит ее невинность под сомнение.
Ему и ходить никуда не надо, она сверху, над ним, на кольцах подвешена. Только руку протяни. Раз-два, раз-два. Как спортсмен он восхитится ее телом (корпоративная солидарность). Налево-направо, налево-направо. Надо сказать, всему виной сквозняки. Кто-то к ним живуч. Легавая не приспособлена. В зале дует, она часто простужается. Девочки еще ничего, закаленные, а у Легавой иммунитет хромает. Сифонит из окон под потолком, там щели. Легавая девочкам все чаще не показывала, а рассказывала, но концепция изменилась, теперь сама: налево-направо, налево-
направо. Целенаправленная гимнастка крест освоила быстро, ждала случая осенить им Антона. Случай не представлялся. И она подошла сама:
– Подстрахуй!
Повернулась к Антону твердым, как кулак, местом. Исходная позиция, руки вверх, хват. Повисла. Антон, подчиняясь натиску, сжал ее стальные трепетные бедра, подтолкнул. И Легавая улетела кверху, да так начала вихляться, так воздух разряжать, что дышать рядом не осталось чем. Закрутилась, как дельфин перед ведром с рыбой, переворачивалась на спину, ложилась в воздухе на живот, не стеснялась немыслимых по своей опасной сложности трюков легко. Дельфин из кожи вон лезет, рыбку хочет, Легавая из кожи вон лезет, тоже рыбку хочет. Но в переносном смысле. Несколько раз даже крутанулась по всевозможным стрелкам: часовой и против часовой, да и вышла на крест Азаряна – раз-два, раз-два, налево-направо, налево-направо. Тут сустав-то и – хрясть, вылетел! Вскрикнув, она бабахнулась вниз, не успев сгруппироваться. А мат не подложила, форсиха. И рука хрясть. Одна с вывихом, другая хрясть – сложный перелом. Легавую увезли на Скорой. Методистка видела проблесковый маячок сквозь запыленное стекло дамской комнаты.
Упершись руками в умывальник, методистка стонала от счастья.
Она помнила, как школьницей боялась доски. Выходила к доске, и одноклассники раздевали ее глазами.
– Зяблова! Третий закон Ньютона!
– Действие равняется противодействию.
– Зяблова, пять! – прошептал Егоров, пощекотав под партой пущенную навстречу ладонь.
– Руки на стол! – крикнула физичка. – Родителей в школу.
Соседка по парте довольна. «Еще состарится, – подумала Зяблова о соседке, – ей только дай срок». Пока же соседка в самом соку. Ну и Зяблова в соку.
Теперь Зяблова с соком. С чаем не вышло. Зяблова держит стакан апельсинового сока – свежевыжатого из пакета. Жидкость наполнена витаминами и минералами, его полезными ископаемыми. Они без дела не живут. Витамины С и В2 играют в жидкие шахматы, калий с кальцием рубятся на жидких шпагах. Идет подготовка к Олимпийским играм Одного стакана. Но спортсменам уготована другая игра, «Лабиринт», гонки по желудочно-кишечному тракту и нырок в два отверстия. Мякоть ниже, жидкость выше. Затем быстрый свет и темнота канализации. Лучше сгнить на ветке.
Организм нужно укреплять. И вот Зяблова с соком здесь. Тук-тук. Она ожидает увидеть Антона. И она его видит. Антон склонился над столом, он работает над решением поставленной себе задачи. Он хочет задействовать еще не задействованные группы мышц в помощь футболистам своей команды. У Антона цель – Лондон. В «Челси» место тренера освобождается периодически. Антон хочет усилить свои крылья перьями анатомии. Антон изучает анатомию прямо сейчас, когда входит Зяблова. Он вынужден ее не прогонять, она тоже на работе. Его гостеприимство его раздражает. Он занят делом. Серьезным делом. Пока успехи невелики, далеки от решения задачи, поставленной под утро. Просто Антон не мог не думать об Ираиде. И старался переключиться, потому что в ее действиях ему все непонятно. Жена уехала три дня назад – и ни одного звонка. Переключаться он может только на спорт. А про спорт уже все передумано. А о чем еще думать? Вот он и думал, пока не подумал о новых группах мышц. Идея захватила сразу же.
Антон нашел атлас юного анатома в интернете. Из незадействованных мышц положил глаз на кишечник, самую большую мышцу организма, и теперь думал, как приспособить кишечник под футбол. Схематически на листе формата А4 нарисовал футболиста в разрезе. Схематически же изобразил кишечник, который отдыхает, пока футболист работает. Стрелками выделил области, на которые нефутбольная мышца может влиять. Обвел области работы кишечника и области действия необходимых в игре мышц красным. И задумался, потому что тут есть над чем.
Дриблинг, офсайд, финт, перехват, пенальти, ножницы, прострельный удар… где кишечник игроку в помощь, где сгодится, где хорош.
Антон смотрел на схему, уйдя в мысли целиком. Возможно, в его жизни начинается новый этап. А каждый этап своего рада стартап. Что из него получится, не знают полушария и мучаются. И прямо на схему его мысли, могущую напомнить арабу арабскую арабеску, Зяблова ставит стакан!
– Зяблова, вон! – кричала учительница начальных классов.
За что? А вот за что. Написали контрольную по физике. Тетради передавали вперед по рядам. Зяблова сидела в последнем. Кто-то сунул в ее тетрадь половой член в виде рисунка. Зяблова пострадала ни за что. Тогда она и решила учить сама. Ведь где это видано, что бы ученица крикнула учительнице:
– Шакалкина, вон (где Шакалкина – собирательный образ учительницы)!
А наоборот – пожалуйста. Зяблова так и не узнала, кто подсунул член. К ней все были неравнодушны. Зяблова ела суп в школьной столовой и видела, как старшеклассники раздевают ее глазами.
Она проигнорировала мышцы-орнамент. Подумала, что это так просто.
– Рекомендую употреблять! – тоном диетолога сказала Зяблова, давя глаза Антона своими.
И подвинула стакан ближе.
Зяблова – методист по диетологии, рассчитывает спортсменам калории в зависимости от веса. И считается непревзойденным калористом. Она учит спортсменов правильно питаться. Дает рекомендации за неделю до соревнований, потом за два дня. Но может рассчитать и по дружбе. А что еще она может предложить для расчета? Только свой ум.
Двинула стакан ближе. Сама ближе подалась. Не заметила мышь. Опрокинула стакан. Игру «Лабиринт» миловало. Витамины и минералы выплеснулись на электрическую розетку. Их шибануло током. Насмерть. Сок залил рисунок, брюки и телефон Антона.
В глазах Антона мелькнула растерянность, обнадежившая Зяблову. Такими же растерянными взглядами ее раздевали первоклашки, когда она, восьмиклассница, читала им «Рассказы о природе» Бианки. Зяблова читала Бианки с выражением. За это ее снимали с уроков и отправляли к первоклашкам.
– Черт! – вскрикивает Зяблова с выражением, будто вновь читает «Рассказы о природе».
Антон стряхивает сок с себя, с рисунка, с компьютера, с телефона. Телефон молчит. Антон чувствует, он знает: именно сейчас ему звонит Ираида. Может быть, ей нужна его помощь. Телефон не работает. А вокруг мокрые зябловские Бианки.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
