Текст книги "Методологическое пространство трансдисциплинарности, синергетики и постнеклассики"

Далее, логично подразумевать, что переход ко все большему «само» задается не только фазами позднего развертывания социокультурной логики модерна, но и революцией модерна в целом. Тогда и «классический» тип рациональности будет выражать через себя общий модерновый переход к «само». Если мы будем удерживать представление о том, что модерн является «материалистической» революцией, то он будет переходом к стратегии перевода всех элементов мира в активное положение, в положение строителей системных форм. Европейское и мировое средневековье можно в этой логике понимать как господство той организационной стратегии, которая выражается понятиями «идеализм» и «закрытое» общество-универсум. Человек в таком универсуме понимался как позитивно понимаемый «человек пассивный». Если христианство брать в качестве образца средневековой идеологии, то оно будет утверждать созданность человека, общества и универсума высшей сущностью. Для человека и других элементов универсума заданы системные формы, которые они должны собой наполнять. Человек не должен выдумывать себе жизненные цели, он должен реализовывать те цели, которые ему заданы «сверху-вниз». Если представить себе, что негатив такой организационной стратегии стал фундаментальным жизненным вызовом, то ответ на вызов должен направлять к утверждению «материалистичности» и «открытости».

Пусть логика развертывания модерна будет содержать в себе три основных этапа самосознания-самопостроения: «классику», «неклассику» и «постнеклассику». Тогда сама «классика» уже будет выражением революции материалистичности-открытости. В чем это будет выражаться? В преобразовании представлений об обществе-универсуме. Из «закрытого» состояния их нужно будет перевести в «открытое» состояние. Самым первым этапом будет очищение универсума от средневековых одежд и переодевание его в одежды, которые можно считать принадлежащими «самим вещам». Именно этот период можно совместить с понятием «классика». На следующем этапе должна происходить критика тех форм, которые были выработаны ранним модерном. На этом этапе развертывания модерна общество и универсум можно считать в достаточной степени освобожденными от средневековых форм. Но они оказываются во власти тех форм, которые заданы первоначальным этапом «расколдовывания мира». Второй этап этого расколдовывания будет уже критикой первого этапа. Он будет проводиться в логике общемодерновой революции материалистичности-открытости. И это должно привести к пониманию того, что те шаги «открывания» мира, которые были совершены на первом этапе революции, должны быть совершены на втором этапе. Должно прийти осознание того, что процесс «открывания» мира не имеет окончания, что нужно будет совершать эти шаги снова и снова – бесконечное количество раз. Фаза модерна, которая утверждает такое самосознание, может быть названа «диалектической». Можно говорить о «диалектическом» модерне. Рубежом между «недиалектическим» и «диалектическим» модерном можно считать начало ХХ века.

Теперь нетрудно совместить фазу «недиалектического» модерна с той фазой развития типов рациональности, которая соответствует «классике». Важным здесь будет понимание того, что «классика» будет первичной фазой «открывания» мира. Но будучи такой фазой, она уже будет выражать собой логику «открытого» общества-универсума. Она уже будет вариантом «материалистической» революции. «Неклассический» и «постнеклассический» типы рациональности будут продуктом «диалектического» модерна.

Итак, я проделал подготовительную работу в логике социокультурной методологии. Я взял представление о типах рациональности, выставил социокультурные факторы, которые задают их формирование, и прорисовал в самом общем виде методологическое пространство. Кроме того, я задал общие контуры социокультурной онтологии модерна, на основе которой можно увидеть системную целостность всего построения. Я задал стратегический онтологически-методологический план модерна, который выражается понятиями «материалистичности» и «открытости», и расположил типы рациональности («классика-неклассика-постнеклассика») в фазах развертывания социокультурной логики модерна («недиалектический» и «диалектический» модерн).

Теперь можно переходить к более детальному анализу.

2. Типы рациональности в рамках борьбы про-модерновой и контр-модерновой интенций

Автор переходит к более детальному рассмотрению тех критериев типов рациональности, которые он задал. Прежде всего, им задается общая логика «видения предмета исследования на каждом исторически определенном этапе развития науки».

«Видение предмета исследования на каждом исторически определенном этапе развития науки репрезентировано системой научных онтологий (научных картин мира), которые вводят представление о главных системно-структурных характеристиках исследуемых объектов. Это – а) специальные научные картины мира (дисциплинарные онтологии); в) обобщающие их образы природы и общества, представленные естественнонаучной и социально-научной картинами мира; с) и, наконец, особая форма синтеза научного знания, – общенаучная картина мира, которая задает обобщенное представление о неживой, живой природе, обществе и человеке.

Я не буду останавливаться на более детальной характеристике этих типов научной картины мира… Отмечу лишь тот важный аспект в проблематике научных картин мира, что эти картины задают некоторую обобщенную матрицу системного видения, понимания и осмысления исследуемых объектов. Все, что укладывается в эту матрицу, становится предметом эмпирических и теоретических исследований. Общие системные характеристики изучаемых объектов, конкретизируются в процессе таких исследований посредством получения новых фактов, построения теоретических моделей и формулировки конкретных законов.

Все эти познавательные ситуации можно совокупно обозначить как функционирование картины мира в качестве исследовательской программы.

Эта программа включает не всегда осознаваемые исследователем образы того или иного типа систем. Они выражены посредством представлений о базисных элементах исследуемой реальности и типологии образуемых из них более сложных объектов, о характере их взаимодействия и типе причинных связей, о пространственно-временных структурах реальности»8484
  Там же. С. 250.


[Закрыть].

Проанализируем сказанное.

На что я хотел бы обратить внимание? На то, что, с одной стороны, утверждается наличие некой «обобщенной матрицы системного видения, понимания и осмысления исследуемых объектов», которая задает онтологическую программу, а с другой стороны, утверждается процесс построения «общенаучной картины мира, которая задает обобщенное представление о неживой, живой природе, обществе и человеке». Эта общенаучная картина мира представляется как результат обобщения естественнонаучной и социально-научной картин мира. Последние, в свою очередь, оказываются результатами обобщения «специальных научных картин мира (дисциплинарных онтологий)». То есть утверждается построение специальных онтологий, обобщенных онтологий и общенаучной картины мира как процесс последовательного восхождения «снизу-вверх». В этом смысле можно говорить о «когнитивном материализме». А сам когнитивный материализм можно считать проекцией на метод познания онтологической стратегии «организационного материализма» в его социальном и универсальном вариантах. Снова можно увидеть, что для Автора все типы рациональности изначально погружены в логику организационного материализма.

С точки зрения предлагаемой мной социокультурной методологии, я хочу расположить анализируемые типы рациональности (классику, неклассику, постнеклассику) в рамки социокультурной логики модерна, а следовательно, в рамки борьбы про-модерновых и контр-модерновых теоретических тенденций. Я говорил, что модерн можно рассматривать в логике развертывания организационного материализма, который выступает в виде стратегий социального и универсального материализма и стратегии «отрытого» универсума. Это то, что составляет стратегию про-модернового мышления. Но в развертывании модерна альтернативная стратегия (направляемая социальным и универсальным идеализмом и стратегией «закрытого» универсума) не уходит. Она остается в качестве стратегической альтернативы. Это означает, что развертывание того, что носит название модерновой науки, выполняется в логике этих двух стратегических альтернатив, их постоянной конкуренции и борьбы. Они составляют самый фундаментальный онтологически-методологический план модернового теоретизирования. Все теоретизирование в рамках модерна (какого бы типа оно не было – научного или не научного) выполняется в логике утверждения либо одной, либо другой стратегии. Любая научная теория (которая действительно имеет научное содержание – объективную связь феноменов) на своем предельном теоретическом уровне может быть либо про-модерновой (утверждающей «открытый» универсум), либо контр-модерновой (утверждающей «закрытый» универсум).

Например, теория эволюции биологических видов может основываться на стратегии «открытого» универсума, и тогда она будет утверждать формирование изменений «снизу-вверх». Если же эта теория эволюции основывается на стратегии «закрытого» универсума, то она будет утверждать логику креационизма и изменения будут рассматриваться в логике «теории катастроф». Любая теория, которая на низшем теоретическом уровне обобщения является научной, на высшем уровне может быть контр-модернистской и утверждать организационный идеализм и «закрытый» универсум. Примером здесь может служит теоретизирование Лейбница. С одной стороны, он, безусловно, принадлежит к ученым, его теоретизирование на многих низших уровнях является наукой. С другой стороны, на высшем теоретическом (метафизическом) уровне он является откровенным контр-модернистским теоретиком. Его монадология утверждает «закрытый» универсум. В метафизическом плане Лейбниц борется с представлением о «материи», как той реальности, которая обладает объективным существованием. Для решения этой проблемы он утверждает представления всех субъектов универсума чисто субъективными, но связанными друг с другом через «духовную» основу мироздания, элементы которой (монады) и их представления связаны друг с другом через предустановленную Богом гармонию. В этом отношении Лейбниц является контр-модернистским теоретиком. Логично предполагать, что если бы развитие модерновой науки осуществлялось на таких стратегических основаниях, то оно могло бы не дойти до «неклассической» и «постнеклассической» фаз.

Итак, в качестве нового шага можно утверждать, что модерновое теоретизирование развивалось по двум стратегическим и антагонистическим направлениям: про-модерновому и контр-модерновому. Логично предполагать, что если переход от «классики» к «неклассике» и «постнеклассике» является последовательным совершением шагов «открывания» универсума и изменением самосознания, с этим связанным, то он происходил стратегически в рамках про-модернового направления (утверждавшего «открытый» универсум).

3. Классический тип рациональности и ранний этап социокультурной революции модерна

Далее Автор приступает к изложению «онтологии и категориальных структур классической рациональности».

«Возьмем механическую картину мира, которая, начиная с XVII в., более двух столетий, доминировала в науке. В ней полагалось, что фундаментом мироздания являются неделимые корпускулы (атомы), из которых построены все тела (жидкие, твердые, газообразные). Взаимодействие атомов и тел осуществляется путем мгновенной передачи сил (дальнодействие) и подчиняется жесткой детерминации (лапласовская трактовка причинности). Процессы взаимодействия атомов и тел протекают в абсолютном пространстве с течением абсолютного времени.

Если механическую картину мира рассмотреть с позиций системного подхода, то в ней обнаруживаются характерные черты представлений об объектах как простых (малых) системах. Предполагается, что свойства системы однозначно определяются свойствами составляющих ее элементов, элемент вне системы и внутри нее обладает одними и теми же свойствами (отсутствует идея системного качества, характеризующего целостность системы, его несводимости к сумме частей). Вещь (тело, корпускула) рассматривается как нечто первичное по отношению к процессу. Процесс – это силовое взаимодействие корпускул и тел. Причинность редуцирована к лапласовской детерминации. Пространство и время рассматриваются как внешние по отношению к системе (объекту). Полагается, что движение и взаимодействие тел никак не сказывается на характеристиках пространства и времени.

Эти смыслы, определяющие понимание и освоение простых систем, выражены в соответствующей категориальной сетке («часть» и «целое», «вещь» и «процесс», «взаимодействие» и «причинность», «пространство» и «время»). Они организовывали кластер модификаций механической картины мира. И даже такие альтернативные ей представления о мироздании как электродинамическая картина мира, утвердившаяся в физике после создания Д. Максвеллом теории электромагнитного поля, не выходили за рамки представлений о простых системах. <…>

Сталкиваясь с более сложным типом системной организации объектов, наука вначале рассматривала их сквозь призму уже сложившихся онтологий и категориальной сетки, соответствующей простым системам. Но постепенно обнаруживалась неадекватность традиционных представлений. Накапливались факты, не укладывающиеся в их рамки, возникали парадоксы при попытках объяснения новых фактов. Эти ситуации характеризуются в терминологии Т. Куна как аномалии и кризисы, выступающие преддверием научных революций»8585
  Там же. С. 252.


[Закрыть].

Проанализируем сказанное.

Во-первых.

Хочу обратить внимание на то, что Автор сконцентрировал свое внимание на отличии раннего, «классического» типа модерновой рациональности от последующих. При этом отошла в сторону сама социокультурная революция модерна, ее проекция на типы рациональности. Я, со своей стороны, хочу показать, как в раннем типе рациональности модерна проявилась именно социокультурная революция.

Надо обратить внимание на то, что центральной онтологической стратегией раннего модерна является механицизм, который утверждает «представление об объектах как простых (малых) системах». «Полагалось, что фундаментом мироздания являются неделимые корпускулы (атомы), из которых построены все тела (жидкие, твердые, газообразные). Взаимодействие атомов и тел осуществляется путем мгновенной передачи сил (дальнодействие) и подчиняется жесткой детерминации (лапласовская трактовка причинности)».

На что здесь надо обратить внимание в первую очередь (если мы хотим увидеть социокультурную и организационную революцию модерна)? На организационный материализм. Универсум представлен как множество элементов мира, через взаимодействие которых образуется мир видимых форм. Элементы мира обладают конструктивной активностью по отношению к организационным формам. Не формы организуют под себя элементы мира, а элементы мира организуются в нужные им формы.

Если средневековая реальность была «закрытым» обществом-универсумом, то революция модерна утвердила стратегию «открытости» и «материализма». В средневековом мышлении парадигмальным была аристотелевская философия, которая конкретным образом выражала стратегию «закрытости». В этой философии «закрытость» выражалась в господстве формальной и целевой причинности. Мир создан Богом и создан как иерархия форм и целей. Все элементы мира, которые существуют в универсуме, размещены в этой иерархии. Эти элементы не должны проявлять свою активность, не должны сами себе ставить жизненные цели и создавать формы. Они должны реализовывать через себя уже предустановленные формы и цели. Такова логика «закрытого» общества-универсума.

Если мы представляем революцию модерна как революцию материализма-открытости, то в результате этой революции формальные и целевые причины должны демонтироваться. Должно происходить освобождение элементов мира от их власти. Общество и универсум должны быть перерисованы таким образом, чтобы элементы мира получили возможность сами, через свою активность образовывать мир форм общества и универсума. В социальности это выразилось в развертывании представления о демократической организации общества. В отношении природы это выразилось в развертывании механистической онтологии. И в том и в другом случае мы имеем онтологию в логике организационного материализма. Универсум представляется как множество элементов мира, которые через свою активность должны создать множество организационных форм.

При этом можно считать, что экзистенциальным центром всего процесса является социальность. Социокультурная революция модерна должна проявлять себя прежде всего как социальная революция. «Открытый» универсум должен быть проекцией на универсум логики «открытого» общества. Разумеется, что, начав развертываться, представление об «открытом» универсуме получило самостоятельную логику и стало само частью интегрального процесса «открывания», влияя на общество.

Классическим примером, который демонстрирует описанную логику, является космологическая теория Лапласа. Если сравнить его онтологическую картину со средневековой, то очевидным будет революционное преобразование. В средневековье солнечная система была создана Богом в готовом виде и представляла собой иерархию форм. Если рассмотреть это с помощью понятий «форма» и «материя», то материя в этой архитектуре была тем, что реализует через себя систему форм. Для Лапласа, который через космологию транслирует логику модерна, солнечная система уже является продуктом создания форм на основе множества элементов мира. Это множество изначально представляет собой туманность, но под действием простых законов взаимодействия частиц происходит формирование тех космических объектов, которые сейчас составляют солнечную систему. Сравнение средневековой и лапласовской картин показывает организационную революцию. Это революция в отношении стратегии: от «организационного идеализма» к «организационному материализму», от пассивного положения элементов мира к их активному положению.

Не представляет труда сделать проекцию такой революции на социальность. Если сделать организационную революцию в социальности, то получим переход от контр-демократического социального универсума к демократическому. Нетрудно видеть, как организационная революция модерна продвигалась в отношении социальности и природы. В отношении социальности это были демократизирующие революции. В отношении природы это были «механистические» революции, которые демонтировали формальные и целевые системы причинностей, оставляя только причины материальные и действующие.

Во-вторых.

Почему так важно связать содержание механистической онтологии с логикой «открывания» мира? Прежде всего, это важно потому, что дает возможность увидеть не только различие между разными выражениями модерновых принципов, но и сами эти принципы. Важно увидеть, что «классический» тип рациональности является не продуктом некой до-неклассической эпохи, которая протягивается в неопределенное прошлое, а продуктом революции модерна. Важно связать изменение типов рациональности с логикой развертывания этой революции. У Автора получается, что переход к следующему, «неклассическому» типу рациональности является результатом «постепенного обнаружения неадекватности традиционных представлений», «накопления фактов, не укладывающихся в их рамки», что создавало «аномалии и кризисы, выступающие преддверием научных революций». Автор не замечает того, что он описывает революционный переход к «неклассике» в логике революции «открытости». Онтологические представления раннего модерна (которые сами по себе были прорывом в утверждении логики «открытости») стали тем, что осознается как «новая закрытость». Для выхода из этой «закрытости» требовался еще один шаг «открывания». Переход от «классики» к «неклассике» является переходом от одних представлений к другим в логике «открывания» универсума. Осознание того, что в отношении универсума нужно постоянно совершать шаги «открывания», стало тем, что сформировало идеологию «диалектического» модерна.

Всего этого мы не увидим, если будем смотреть на революцию «неклассики» только с точки зрения отличия научных онтологий в плане характера системности.

4. Классический тип рациональности и наука как контр-идеологическое предприятие. Онтологическая логика науки и онтологическая революция модерна

Автор только в самом конце своей статьи переходит к обсуждению соотношения философских оснований науки и типов рациональности (параграф «Трансформация философских оснований науки как индикатор нового типа рациональности»). Но я полагаю, что этот вопрос следует обсудить уже в этой точке моего рассуждения.

Во-первых.

«Развитие методологических установок и представлений об исследуемых объектах приводит к существенной модернизации философских оснований науки. Эти модернизации выступают особым критерием различения типов рациональности.

Предварительно следует прояснить структуру философских оснований науки и их функции в исследовательской деятельности.

Как правило, в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объектами, еще не освоенными ни в производстве, ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непривычными и непонятными. Знания о них и методы получения таких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного познания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объекта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в период их формирования, но и в последующие периоды перестройки нуждаются в своеобразной стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с базисными ценностями ее культуры»8686
  Там же. С. 291.


[Закрыть].

Во-вторых.

«Философские основания науки не следует отождествлять с общим массивом философского знания. Из большого поля философской проблематики и вариантов ее решений, возникающих в культуре каждой исторической эпохи, наука использует в качестве обосновывающих структур лишь некоторые идеи и принципы. Философия не является только рефлексией над наукой. Она – рефлексия над основаниями всей культуры. В ее задачу входит анализ под определенным углом зрения не только науки, но и других аспектов человеческого бытия – анализ смысла человеческой жизни, обоснование желательного образа жизни и т. д. Обсуждая и решая эти проблемы, философия вырабатывает и такие категориальные структуры, которые могут быть использованы в науке.

Нетождественность философских оснований науки всему многообразию идей, возникающих при разработке мировоззренческой проблематики в сфере философского познания, означает, что философия в целом обладает определенной избыточностью содержания по отношению к запросам науки каждой исторической эпохи. При решении философией мировоззренческих проблем вырабатываются не только те наиболее общие идеи, принципы и категориальные смыслы, которые являются предпосылкой освоения объектов на современной ей стадии развития науки, но и формируются категориальные схемы, значимость которых для науки обнаруживается лишь на будущих этапах эволюции познания. В этом смысле можно говорить об определенных прогнозирующих функциях философии по отношению к естествознанию. Так, идеи атомистики, развитые вначале в философии, лишь в XVIII – XIX вв. превратились в естественнонаучный факт…»8787
  Там же. С. 292.


[Закрыть].

Проанализируем сказанное.

Во-первых.

Первой главной идеей Автора является представление о том, что наука является достаточно автономной областью деятельности. Это означает, что создаваемые ею представления о различных аспектах реальности в общем смысле являются тем, что надо состыковывать с другими представлениями в культуре (философскими или обыденными). Эта идея для Автора является чем-то аксиоматическим, хотя она требует теоретического обоснования. Логику Автора в этом смысле следует сделать явной. Инструментом для этого может служить предлагаемая мной социокультурная методология. Следует ответить на вопрос: какую функцию играет представление о том, что наука является достаточно автономной сферой деятельности в культуре? На этот вопрос в целом отвечает логика развития новоевропейской науки.

Формирование науки происходило в борьбе с множеством условных ненаучных типов познания: религии, философии, обыденного знания. Стоит вспомнить о различных критиках этих видов познания у теоретиков раннего модерна (например, критику «идолов» познания у Ф. Бэкона). Можно также вспомнить теорию трех стадий развития человеческого познания у О. Конта. Научная стадия развития наступает после религиозной и метафизической стадий. В раннем модерне наука конституировалась как тот тип знания, который обладает приоритетной истинностью. Точками отталкивания при этом были все те формы знания, которые считались продуктами веры, индивидуальных и коллективных заблуждений. Научное знание утверждалось как то, которое содержит внутри себя метод сообщения с истиной. По Автору, это соответствует «классическому» типу рациональности. «Неклассический» и «постнеклассический» типы рациональности включают в себя заданность научного знания не только методом обращения к реальности, но и культурными ценностями и формами коллективной деятельности. Но, тем не менее, Автор не делает шага, который может растворить научное знание в культурной реальности. Автор сохраняет отделённость одного от другого. Можно предполагать, что в этом проявляется общемодерновое стремление выделить науку из культурного контекста и дать ей право на выделенную объективность. Пусть это будет не абсолютная объективность (как утверждала «классика»). Но это будет та мера объективности, опираясь на которую можно будет удерживать позицию отстраненности от культурных метаморфоз.

Если мы примем это объяснение, то вполне можно предполагать, что Автор (как теоретик, сформировавшийся внутри советской системы) был задан стремлением максимально приблизиться к науке и философии науки. Любой творчески активный человек в рамках этой системы находился в той или иной оппозиции к официальной философии, которая представляла собой набор теоретических догм. Г.П.Щедровицкий, объясняя в своих воспоминаниях выбор на философском факультете 50-х специализации «философия и методология науки», акцентировал пронизанность всех остальных специализаций идеологическими штампами и идеологическим давлением. Рефлексия относительно науки была в максимальной степени свободной от этого. Если теперь, обобщая, можно представить, что все теоретики, которые приходили к той же специализации, приходили к ней по тем же причинам. Заниматься наукой в советском идеологическом обществе означало быть максимально свободным (настолько, насколько это вообще было возможно) от идеологии. В рамках этой теоретической ниши представление о науке должно было конституироваться как контр-идеологическое предприятие (в самом широком смысле). А это означает, что философская рефлексия относительно науки должна была утверждать ее как в достаточной степени автономную от культурных идеалов (и, соответственно, от культурных идеологий). Именно такую позицию и демонстрирует Автор.

Во-вторых.

Но если мы теперь посмотрим на позицию Автора как на мировоззренческую позицию, то ее следует назвать утверждением «открытого» общества и «открытого» универсума. Автор занимает позицию положительного отношения к линии «классика-неклассика-постнеклассика». В рамках этого перехода происходит усиление акцента на «само»: в противоположность «организации» утверждается «само-организация» и «само-развитие». Если следовать этим акцентам, то постнеклассика является той парадигмой научного мышления, которое в максимальной степени способствует освобождения реальности от организованности и перехода ее к самоорганизации (в разном понимании этого). В этом можно увидеть еще один продукт отрицательного отношения к «закрытой» реальности, каковой во многом была советская система. Если совместить движение к «открытости», которое можно видеть в эволюции от «классики» к «постнеклассике», с движением к «открытости», которое можно видеть в утверждении Автором автономности науки, то получим фундаментальную симметрию.

Здесь следует задать главный вопрос: зачем нужно искать организационную симметрию между различными ракурсами социокультурной реальности и различными формами познания? Она даст возможность видеть в разных ракурсах социокультурной реальности проявление одних и тех же стратегий. Это возможность связать различные ракурсы социокультурной реальности в единую систему. Это, в свою очередь, дает нам возможность сопоставлять различные социокультурные и мировоззренческие проекты и системы.

Как это конкретно может выглядеть, я уже показал своими предыдущими рассуждениями об организационных стратегиях «материализма» и «идеализма», их соотношением с идеологиями «закрытого» и «открытого» универсума и социокультурными системами средневековья и модерна. Вполне логично предполагать, что при таких социокультурных трансформациях, каким является переход средневековье-модерн, происходит перелом относительно базовых онтологических стратегий. Такой онтологический перелом я и обозначил как переход от социального-универсального «идеализма» к «материализму» и от «закрытого» общества-универсума к «открытому». Далее вполне логично предполагать, что фундаментальная онтологическая структура мира модерна найдет себе выражение во всех тех ракурсах реальности, какую можно назвать про-модерновой. При этом важно удерживать мысль о том, что в реальности модерна будут происходить постоянные актуализации контр-модерновых теоретических и практических направленностей, которые будут нести в себе логику «идеализма» и «закрытости». Науку (как то когнитивное предприятие, которое является специфически модерновым) можно считать на фундаментальном онтологическом уровне выражающим логику организационного «материализма» и «открытости». Конечно, науку в самом широком смысле нельзя считать тем, что родилось в модерне. Но науку как мейнстримовое предприятие модерна можно считать тем, что родилось в модерне, а следовательно, ее нельзя считать феноменом, который не основан на модерновом мейнстримовом онтологическом основании. Логично считать, что если наука, как действительно масштабное культурное предприятие, оформилась в модерне, то она должна нести в себе его стратегическое онтологическое содержание. Если модерн в целом является организационной «материалистической» революцией и революцией «открытости», то и наука должна выражать эту логику. Но это будет означать, что наука располагается на соответствующей онтологической стратегии.