Текст книги "Я выбираю. Роман. Книга четвёртая"

Часть шестая

 
Дом стоял посредине поляны.
Пни вокруг от деревьев торчком,
Птицы мимо летели бочком,
Им не нравились сада бурьяны.
Сад вишнёвый спилили, убили,
А деревья в кострищах спалили.
 
 
Ноября появились седины,
Но не дали приятного цвета,
И трава, что осталась от лета,
Добавляла угрюмость картины.
Серо-белый нерадостный праздник,
Только ветер гуляет, проказник.
 
 
Дом, когда-то красивый и людный,
Облупился и выцвел от солнца,
В паутине большие оконца
Излучали от пыли свет мутный,
Очень редко окошки светились.
Шторы часто во тьме шевелились.
 
 
Лес стеной охранял эту серость,
В нём вороны ругались на дом,
Окружили участок кольцом,
Осуждая картинки нелепость.
Вспоминали пернатые вишни,
Как деревья бывали подвижны.
 
 
Из деревни соседней собаки
По-хозяйски бродили в саду,
Часто грызлись за пищу-еду,
Постоянные склоки и драки…
Им из дома бросали объедки,
Были эти обеды так редки.
 
 
Псы сновали без дела и цели,
Бытия безнадёжность рисуя,
На могиле бездумно танцуя,
Будто все на планете истлели.
Царство мёртвых напомнило это
И бесславный конец всего света.
 
 
Из трубы, что на крыше торчала,
Вился часто белёсый дымок,
Видно, жителя брал холодок.
К ночи стужа в оконце стучала,
В ноябре в этот год уж морозно —
Так зима подбиралась уж грозно.
 
 
Дом заброшен, но был обитаем,
Ещё теплилась в ком-то там жизнь.
Видно, звезды удачно сошлись.
Облик женщины был узнаваем,
Звали дома владелицу Вера —
Это ей шевелилась портьера.
 
 
Одиночество Веру сковало,
Добровольно ушла от людей
И, устав от безумных идей,
В доме старом одна проживала.
Чётко Вера и твёрдо считала:
Мир дошёл до концовки начала.
 
 
Не общалась ни с кем ни за что,
Только дети нечасто звонили,
Дом забросить, уехать просили,
Вдруг беда – не поможет никто.
Уговоры все были напрасны —
Твёрдость Веры все знали прекрасно.
Непонятно всё было, конечно.
Может, мир Веру сам оттолкнул,
Как кинжал в спину подлость воткнул,
Ведь жестокость людская извечна.
Толку было, видать, с Веры мало,
Как-то всё так нелепо совпало.
 
 
Так одна жизнь свою коротала,
Дни и ночи смотрела в окно,
Находилась как будто в кино,
Ленту прошлого в мыслях мотала.
Было женщине что вспоминать,
Не вернуть те события вспять.
 
 
Кресло, плед – таковы атрибуты.
Вера часто топила камин,
Наблюдая за сменой картин.
Убивала часы и минуты,
В окнах годы бежали, мелькали…
«Лучше люди, – ворчала, – не стали».
 
 
Посетителей было лишь двое.
Почту носит Надежда – девчушка,
Для неё Вера просто подружка,
Оптимизма дыханье младое.
Незнакома хозяйка со злостью,
Не гнала говорливую гостью.
 
 
Раз в неделю соседка по дому
Приходила проведать подружку,
Убирала её комнатушку.
Не могла гостья жить по-другому,
Звали женщину просто Любовь,
Согревала чуть Верину кровь.
Дом соседки в лесу за рекою,
Там Любовь проживала с семьёй,
С многолюдной, весёлой, большой.
Выделялась Любовь красотою,
Очень Веру соседка жалела:
День за днём Веры ясность слабела.
 
 
Почтальон доставляла газеты
И продукты по просьбе носила,
Ничего за визит не просила.
К Вере жалости чувства задеты,
Оставляла пакет на пороге
И обратно бежала к дороге.
 
 
Все газеты читала хозяйка,
Всё от корки до корки подряд,
Будто некий вершила обряд.
Журналистов изучена байка,
Знать желала, что деется в мире…
Кровь лилась в этой адской квартире.
 
 
Прочитав газетёнки, их рвала
И бросала, как мусор, в огонь.
Говорила, всё та же там вонь,
Головой безнадёжно качала:
Беспросветная тьма и погибель,
Скоро свет разменяют на прибыль.
 
 
После чтенья сидела недвижно,
Застывала надолго во тьме:
«Вся земля проживает в тюрьме…» —
Про себя бормотала неслышно.
Вера искренне горько страдала,
О судьбе всех людей рассуждала.
А с Любовью потом толковала,
Всё хотела планету спасти.
Вот куда вам такое снести?
И старушку в щеку целовала,
Успокоит с любовью ворчунью,
О людских о грехах говорунью.
 
 
Успокоится позже, замкнётся,
Снова в кресло, и плед на плечах.
Вспоминает, как мир весь зачах.
До утра Вера вряд ли очнётся,
Прошлых бед заедали печали,
Когда птицы тревожно кричали.
 
 
Плед поправит Любовь бережливо
И уйдёт неспокойно домой:
Как же женщине плохо одной!
И оглянется с болью тоскливо,
Знала Люба историю Веры,
Мужа резкий упадок карьеры.
 
 
Веры жизнь вот во что превратили:
Был поэтом известнейшим муж.
Ледяным был для женщины душ,
Когда мужа в саду застрелили,
Подло в спину жестока расправа —
Журналистам продажным забава.
 
 
Никого не нашли виноватых,
Цирк из следствия вышел тогда,
А у Веры случилась беда:
Муж прибавился к строю распятых,
Все газеты с ума посходили,
Густо грязью поэта полили.
Растерзала поэта вся пресса,
Все грехи поползли на него:
Книги, может, совсем не его,
Своего лишь хотел интереса…
Оболгали поэта умело,
Веру горе ужасно задело.
 
 
Суд решил: было всё ограбленьем,
Цель убийц – лишь богатства поэта,
Обыск всем показал кабинета,
Просто кража была преступленьем.
После выстрелов в дом забежали,
Веру бедную просто связали.
 
 
Чуть хозяйку, связав, приглушили,
Дом вверх дном перевёрнут весь был,
Ведь бандитский оплачен был пыл.
К грабежу в масках те приступили.
Было людям нормальным понятно:
Суд запутать хотят, вероятно.
 
 
В кабинете возились, сновали,
Всё бумаги бросали в огонь,
Шла по дому горящая вонь.
Веры разума ясность сломали —
Люба знала по Веры рассказам,
По оборванным, спутанным фразам.
 
 
Правда, люди нашлись неплохие,
После смерти издали труды.
Стали в Любы семье все горды,
Что соседи у них вот такие.
Стали Вере хоть чем помогать
И её раз в семь дней навещать.
Шла домой всё Любовь, вспоминая,
Очень Веру жалела она,
Посиделки её у окна.
Эх, привычка ужасно плохая!
Как помочь ей из плена прорваться,
Снова жизнью своей наслаждаться?
 
 
Ветер зимний походку ускорил,
Лес шумел и готов был к зиме.
Люба бодро шагала к семье,
Хоть визит её снова расстроил.
Ночью ждали сегодня мороза,
Есть надежда на точность прогноза…
 

Часть седьмая

 
Секретарь у Адама в работе.
День сегодня безумный такой,
Запись вёл он уставшей рукой,
Делал всё как на автопилоте.
Тьма народу к Адаму на встречу,
Так давно не бывало, замечу…
 
 
Всю неделю толпились в приёмной
Всех мастей и расцветок друзья.
По порядку, всех вместе нельзя,
Силой брал всё Адам неуёмной,
Роли всем выдавал режиссёр,
Управлял, будто он дирижёр.
 
 
По сценарию вся расстановка,
По инструкциям строго играть,
Самовольно не стоит шагать,
Не то сердцу придёт остановка.
Суммы, деньги, счета, переводы —
Знает шеф, как сжигают заводы.
 
 
Сам устал спать и жить в кабинете,
Но задача превыше всего:
Результат братство спросит с него,
За удачный исход он в ответе,
Не получится что-то, он знает,
Адам в курсе, как это бывает.
 
 
Сценаристы, актёры, поэты…
Кто-то в робах с завода пришёл,
И священник дорогу нашёл.
Интересы всех партий задеты.
Коллектив подобрался пестрейший,
Журналистов отряд был важнейший.
 
 
Аналитиков, блогеров тыщи,
Разговорного жанра умов,
Очень трезвых и умных голов —
Все стервятники жаждали пищи.
Управленцы с того же завода
От предательства ждали дохода.
 
 
Вёл приём секретарь по порядку:
«Группа первая, вся на ковёр. —
Взгляд Адама жесток и остёр. —
Подпишите вот здесь разнарядку,
Деньги в кассе – аванс за работу,
Подыграйте ура-патриоту.
 
 
Нужно громко кричать что есть мочи,
Рвать рубаху: «Умрём за завод!»
Разделить на кусочки народ,
Затуманить рабочему очи,
В бой вести на погибель за дело.
Мозга нет, только бренное тело.
 
 
Пропаганду вести повсеместно
И в газетах печатать протест.
Вот готов зажигательный текст,
Пусть читают, там всё интересно.
Разожгите пожар из эмоций,
В нужный час кровь людская прольётся.
 
 
Вы для всех и всего оппоненты,
Слить помои должны вы на всех.
Здравомыслию больше помех.
Подпишите ещё документы,
Паспорта дам другие в награду.
После дела – бегом за ограду.
Ваше дело – создать образ мерзкий,
Чтоб завод ненавидел весь мир,
Все подумали: вот где сортир.
Неприятен всем выскочка дерзкий,
Чтоб не стали другие заводы
С отморозком водить хороводы.
 
 
Из истории выньте героев,
Оболгите их праведный труд,
Личных всяких найдите причуд
И побольше творить мордобоев.
И на каждом углу вы орёте,
Как соседний завод заберёте.
 
 
Иностранцев должны ненавидеть —
Эту видимость нужно создать, —
Всем врагам и чужим наподдать
И при случае хамски обидеть.
Патриоты за дело квасные,
И характеры ваши взрывные.
 
 
Все на видео снять и размножить.
Мы покажем позор на весь свет,
Вот смотрите носителя бед.
Сможем ненависть мира умножить.
Вот такой вот директор завода,
Сокращенье устроим дохода.
 
 
Пошло, гадко себя вы ведите,
Невоспитанность – нужный конёк.
Будет публике всё невдомёк,
Что вы просто заводу вредите.
Все пороки в себе соберите
И порядочность русских сотрите.
Никаких справедливых замашек,
Честность, правду свалите в утиль,
Разожгите народный фитиль,
На груди рвите больше рубашек.
Вмиг общественность воем завоет,
И волна гнева их принакроет.
 
 
Отделите завод от планеты,
Чтоб работал он только с собой.
Стал он голый, несчастный, босой.
Будут песенки ими все спеты,
Сепаратных подлить настроений,
Нужно много народных волнений.
 
 
Вы орите на каждом собранье,
Что не нужен нам в мире никто,
Что своё ближе к телу пальто.
Отвлеките рабочих вниманье,
На негодные цели пусть смотрят,
Отношенья с соседями портят.
 
 
Вместо нужных рабочих моментов
Глоткой пусть поактивнее бьют,
Пусть без дела лентяи снуют,
И не нужно соплей-сантиментов.
Жертвы будут от вашей работы,
Похоронят не ваши заботы.
 
 
В туалетах, цехах и курилках
Баламутить вам нужно людей.
Им подкиньте бредовых идей,
Все мозги обваляйте в опилках.
Ваше дело – безумная смута,
Люда ярость должна быть надута».
Говорил всё Адам, возбуждался,
Ненавидел проклятый завод
И завода упёртый народ.
В нём как будто упырь просыпался,
Контролировал слабо сознанье,
Только злоба – его пониманье.
 
 
Труппа молча и смирно стояла,
Все готовые ринуться в бой,
С головою своею больной
Честь и совесть свою растеряла.
Отбирали таких специально,
Для людей тех жестокость нормальна.
 
 
Мать родную на деньги сменяют,
Низкопробные души жадны.
В них пороки с грехами сильны,
В сердце Бога совсем не пускают.
Им Адам только лишь предлагает,
Каждый сам за себя выбирает.
 
 
Вот Адам все закончил рассказы,
И инструкции вот на столе.
«Преуспейте в своём ремесле,
Жду от вас вездесущей заразы.
По прочтении сжечь, уничтожить,
При удаче оклад вам умножить»…
 
 
Убежали творить прохиндеи.
В кабинете остался Адам.
«Вот уж, Фёдор, тебе я задам.
Дело сделают эти злодеи,
Ну а я в стороне наблюдаю,
Незаметно для всех наступаю».
Сел Адам, подуставший от встречи:
«Вот предатели, что тут сказать,
Всё готовы на деньги сменять.
Крематория ждут их уж печи.
Я бы дело своё провалил,
Если б кто-то их всех удалил.
 
 
Как слабы и податливы люди!
На бумагу меняют судьбу,
Раскатав на богатства губу.
Без работы хотят всё на блюде,
Повернут не туда все желанья.
Нет таким у меня оправданья».
 
 
Трубку снял, там ответили тихо.
Говорил очень чётко Адам:
«За работу я щедро воздам.
Только помни: нужна мне шумиха.
После дела их деньги в доход,
Исполнителей этих в расход»…
 

Часть восьмая

 
Отдохнув на диванчике, быстро
Он умылся, поужинал, сел:
«Я кого-то там видеть хотел?
Кто там дальше согласно регистру?»
Был Адам в деле этом настроен,
Ведь писательский опыт усвоен.
 
 
Секретарь доложил всё по чину
И завёл всех мужчин в кабинет.
Предыдущего хлеще квартет,
Эти точно устроят кончину.
Вида жалкого люди стояли,
Роль печальную ловко играли.
 
 
Кинул взгляд на грустившую группу,
Улыбнулся актёрам Адам:
«Гонорары за роли всем дам».
Тем расслабил предателей труппу,
Их звезда не нашла небосвода,
Продадут свой талант для дохода.
 
 
«Роль сыграйте никчемных людишек,
Всё пропало, должны вы дрожать.
Нужно мерзко, трусливо орать:
«Пожалейте же наших детишек!»
Это текст из написанных фраз.
Вот такой необычный заказ.
 
 
Ваше дело – рассеять проблемы,
Вы из мухи взрастите слона,