Текст книги "17. Сборник рассказов"

Карабула

Володе, или, как его ласково называла мама, Вовочке, шёл шестой год, когда его семья переехала в посёлок Карабула.

Семья – это мама, папа, брат Женька и сам Вова.

А Карабула – это село, состоящее из двух улиц в тайге, в Красноярском крае. Рядом протекала небольшая речка с тем же названием. Народ в посёлке работал в основном на железнодорожной станции и на лесозаготовке. Один магазин.

Володе понравилось само название. Карабула. Что-то таинственное и загадочное.

Хотя сам посёлок из себя ничего особенного не представлял: ряд деревянных домов, сразу за ними тайга.

В тайге росли высокие деревья и красивые громадные мухоморы.

И ещё муравьиные домики, сложенные маленькими насекомыми из веточек и еловых иголок. Можно было взять стебелёк. Обслюнявить его и засунуть в самую гущу муравейника. Через несколько минут вытащить его. Стряхнуть особенно смелых мурашек и полакомиться муравьиной кислотой, оставшейся на стебельке.

Но походы к муравьям быстро закончились. Внезапно выпал снег, который спрятал и мухоморы, и муравейники, и тропинки, ведущие в лес.

Вова и Женя целыми днями сидели дома. Детского сада в селе не было. Родители с утра до вечера были на работе.

Вова оставался в доме за старшего. Следил, чтобы Женька не уполз из огороженного для него угла куда-нибудь. В обед кормил его и себя тем, что утром приготовила мама. В остальное время Вовочка готовился к школе, в которую он собирался отправиться в следующем году.

– Я не могу всю жизнь быть нянькой для младшего брата, – заявил он как-то родителям, – мне образование надо получить.

– Может, как все, в семь лет пойдёшь? – попробовала возразить мама.

– Нет, – не согласился Вова, – два года ждать я не буду. Я и так уже читать умею. Осталось с арифметикой разобраться, и можно поступать в школу.

Читать Володю научила бабушка, с которой они жили до отъезда в Сибирь в Алма-Ате.

Читал Вова всё подряд. В основном газеты «Правда» и «Известия», которые выписывали родители. Читал он их вслух и с выражением. Единственным Вовкиным слушателем был его брат Женя.

Именно ему Вова читал какую-нибудь передовицу о том, что президентом Египта избран Анвар Садат. Женька слушал брата внимательно.

– А теперь кубики строить, – заявлял он, когда статья была дочитана до последней буквы.

– Тут ещё про Китай важные новости, – говорил Володя, перелистывая газету, – к ним делегация США приезжает.

– Вначале кубики, а потом Китай, – упрямствовал Женька.

– Хорошо, – соглашался Вовка, – но потом будем читать про Китай. А ещё потом обед будем есть.

И они принимались строить разные домики из деревянных кубиков, которых в доме было полным-полно. Отец мальчиков работал на местной пилораме мастером.

В один из таких дней, как раз между кубиками и обедом, в дверь дома кто-то постучал.

Вовка встал. Глянул на часы, висевшие на стене. Большая и маленькая стрелки соединились на цифре два.

– Рановато для родителей, – сказал он.

Но прошёл в прихожую. Накинул на себя пальто. Кряхтя, повернул ключ в замке. Открыл дверь.

На пороге стоял мужик. В телогрейке, в валенках и стёганых штанах.

Шапки на голове у мужика не было. Хотя на улице было морозно. Снег искрился своей декабрьской белизной.

– Здравствуйте, – поздоровался Володя.

– Добрый день, – ответил мужик.

Он потоптался. Затем присел. Видимо, для того, чтобы было удобно разговаривать с Вовкой.

– Кто старший в доме? – спросил мужик.

Лицо у него было помятым и небритым. Глаза с красными прожилками. И пахло от мужика не очень приятно.

– Я старший, – подумав, ответил Вова.

– Молодец, – похвалил его мужик и добавил: – А родители на работе? Деньги зарабатывают?

– На работе, – кивнул Вовка, – зарабатывают.

– Молодцы, – мужик улыбнулся, – правильно делают.

Зубы у него были как на подбор, ровные и белые. Вот только пахло изо рта у него скверно.

– А ты хочешь денег заработать? – спросил он у Володи.

– Я ещё маленький, я только читать умею, – ответил тот, закутываясь в пальто.

– Деньги в любом возрасте можно зарабатывать, – мужик поднял вверх указательный палец, – в любом возрасте. Главное, было бы желание и возможности. У тебя есть желание?

– Не знаю, – ответил Вова, – деньгами у нас мама занимается.

– А папа у вас есть? – заинтересовался мужик.

– Есть, – ответил Вова, – но он просто работает. А деньги все маме отдаёт.

– Вот, – мужик поднял вверх указательный палец, – и тебе надо заработать денег и отдать маме. Она очень обрадуется.

– Правда? – спросил Вова.

– Правда, – ответил мужик, – для этого надо что-то продать ненужное. То, что приносит вред здоровью. У твоей мамы одеколон или духи есть? Чем она на себя брызгает?

– Есть, – ответил Вова, – и у папы есть. Он, когда побреется, на себя брызгает. На лицо.

– Неси всё, – сказал мужик, – и быстрее, а то я замёрз уже. Я тебе за одеколон очень много денег дам. Твоя мама обрадуется.

– Хорошо, – сказал Вова и захлопнул дверь.

Он прошёл в родительскую спальню, по пути проверив младшего брата. Тот возился со своими кубиками.

В спальне Вова открыл комод. Достал оттуда два флакона маминых духов. На одном было написано «Красная заря». На другом какие-то иностранные буквы.

Папин флакон он нашёл в ванной комнате. На нём было написано «Лосьон Огуречный».

Вовочка сгрёб все три пузырька и отнёс их на крыльцо.

Мужик, увидев то, что принёс Вова, очень обрадовался.

– Ты молодец, – сказал он, рассовывая флаконы по карманам, – твоя мама будет гордиться тобой. Ты настоящий мужчина, который умеет зарабатывать. Надежда и опора ты. Для всей семьи.

– Деньги давайте, – Вова требовательно протянул руку.

– Конечно-конечно, – засуетился мужик.

Он вынул из внутреннего кармана телогрейки горсть монет и протянул Вове.

– Пересчитай, – велел мужик.

На монетах были цифры и надписи – копейки, копеек, копейка.

Вова перебрал монеты в руке. 5 копеек, 2 копейки. Сколько всего у него было в руке денег, он не знал.

– Маловато, – вдруг хрипло сказал он, – надо больше. Я вам три пузырька дал.

– Молодец, – опять похвалил Володю мужик, – тебе палец в рот не клади. Умеешь торговаться. Держи ещё.

И, порывшись в штанах, мужик вручил Вове ещё 2 копейки.

– Теперь нормально? – спросил мужик.

– Теперь нормально, – кивнул Вова, – и палец не надо мне в рот ложить. Я не маленький.

Мужик ничего не ответил. Он вдруг пригнулся. Воровато оглянулся. И всё так же пригнувшись посеменил к калитке.

А Вова вернулся в дом.

Он аккуратно разложил на кухонном столе полученные от странного мужика деньги и принялся ждать родителей.

Ему хотелось, чтобы мама пришла как можно скорее. И он бы отдал ей заработанные деньги, и она бы его похвалила.

Но минуты тянулись медленно. Так же медленно, как падавшие за окном снежинки.

Вова покормил младшего брата, построил с ним пирамиду из кубиков, почитал сказки.

Потом они долго смотрели в окно на снежинки и на игравших за забором в снежки взрослых ребят.

Стемнело.

Родители пришли домой вместе.

Отец затащил в дом ящик со звеневшими в нём бутылками. Сразу же отнёс его в кладовку.

Мама, раздевшись, принялась выкладывать на кухне продукты из авоськи.

– А это что за деньги тут лежат? – спросила она, увидев аккуратно сложенные на краю стола монетки.

– Да так, заработал немного, – скромно сказал Вова, сидя на табуретке и болтая ногами.

– Интересно, интересно, – выходя из кладовки в кухню, сказал папа, – и как это ты заработал деньги, не выходя из дома?

Мама отложила продукты в сторону и с интересом уставилась на Вову. Тот всё с тем же невозмутимым видом сидел и болтал ногой. Хотя внутри него всё звенело от возбуждения и от предчувствия похвалы. Сейчас. Сейчас все удивятся, какой он умный и самостоятельный. И похвалят за пополнение семейного бюджета.

– Одеколон наш продал, – сказал Вова, – он и так бы скоро закончился. А денег за него много дали.

И он показал на кучку монет, лежащих на краю стола. После того, как мама выложила на стол продукты, эта кучка уже не казалась такой большой.

В кухне вдруг стало тихо. Родители замерли, глядя на своего предприимчивого сына. Вова скромно сидел на табурете и ждал похвалы.

Первой очнулась мама. Она ойкнула и бросилась в спальню.

Послышался звук отодвигаемых ящиков.

Папа замер посередине комнаты, прислушиваясь к тому, что творится в спальне.

– «Красная заря», – сказала мама, входя в кухню, – бог с ней. Хотя и жалко. Но духи от тёти Шуры. Из Америки. Ты их тоже отдал?

В глазах у мамы стояли слёзы. Лицо её некрасиво кривилось. Голос дрожал.

– И ещё огуречный лосьон, – тихо сказал Вова.

Папа крякнул. Мама заплакала, сев на соседнюю табуретку.

Пришедший на кухню Женя тоже на всякий случай заплакал.

Папа сунул младшему сыну в рот пустышку. Погладил по голове всхлипывающую жену. Сгрёб со стола монеты, пересчитал.

– Двадцать три копейки, – сказал он, – лосьон и то больше стоит. Не говоря уже про твои духи.

– Это не просто духи, это американские духи, – всхлипнула мама, – они бесценны. Их ни у кого нет.

– Это точно, – кивнул папа, – во всей Сибири таких духов не найдёшь. Очень хороший запах. Был.

– Коля, ну сделай что-нибудь, – взмолилась мама.

– А что я сделаю? – отец развёл руки в сторону. – Лосьон и твои духи уже давно выпиты. Да и с кого спрашивать? Вова, как дяденька выглядел, который тебе деньги дал? Во что он был одет?

– В телогрейку, – сказал Вовочка, – и в валенках.

– А лицо у него какое было? – спросила мама.

– Обыкновенное лицо, доброе, – ответил Вова, – от него пахло нехорошо только.

– Нашего Володю арифметике надо научить, – задумчиво сказал папа, – чтобы он знал, сколько чего стоит.

– Больше ничего никому не продавай, – сказала мама Володе, – никому ничего. Обещай мне.

– Обещаю, – сказал Вова и сам чуть не заплакал.

Всё вышло не так, как он думал. Вместо похвалы он получил мамины слёзы.

А мама ещё не раз в течение этого короткого вечера плакала, вспоминая свои духи. Больше всего она жалела американские. Хотя флакончик там был совсем маленький и духов была только половина, в отличие от почти полной «Красной зари».

Утром родители собрались на работу. Закрыли дом на ключ и ушли.

Вова с Женей остались одни.

Володя почитал брату газеты, поиграл в кубики с братом. Они вместе посмотрели в окно.

Снегопад усилился. Ветра почти не было. И снежинки падали вниз не спеша, словно давая полюбоваться собой двум детишкам за окном.

– Красиво, – сказал Вова, – на Новый год похоже. На Новый год мандарины и лимонад дают.

– Лимонад хочу, – отозвался стоявший рядом на табуретке Женя.

До окна он не доставал, поэтому Вова подложил ему на табурет свёрнутое одеяло.

– Нет у нас лимонада, – ответил брату Вова.

– Есть, – возразил Женька.

– Нету, – сказал Вова.

– Есть, – упрямо повторил Женька, – папа вчера принёс. В кладовке лежит.

Вова слез с табуретки. Стащил на всякий случай с соседней табуретки брата. Чтобы тот не упал, не дай бог.

Вместе они прошли на кухню. Дверь в кладовку была не заперта.

В небольшой комнатке с самодельными стеллажами было темно и вкусно пахло. В углу стоял пластмассовый ящик, в котором аккуратными рядами блестели металлическими пробками двадцать бутылок.

Вова подошёл к ящику, выудил из него одну из бутылок, вернулся в кухню.

На этикетке что-то было написано. Но не по-русски.

– Лимонад, – сказал Женя, показывая на бутылку, – хочу лимонад.

Володя порылся в кухонном ящике. Нашёл открывашку с деревянной ручкой. Аккуратно снял пробку с бутылки. Взял чистую кружку и налил туда шипучий напиток.

Иностранный лимонад сильно пенился.

Женька взял кружку и сделал глоток. Лицо его сморщилось.

– Он не сладкий, – сказал Женя, – он испортился.

– Лимонад не может портиться, – ответил Вова и забрал у брата кружку. Отхлебнул от неё.

Лимонад действительно был несладким. Горьковатым. Но приятным на вкус.

Вова залпом выпил всё, что было налито в кружке.

– Вкусно, – сказал он брату.

– Я не буду, – ответил Женька, – я пойду кубики строить.

Вова проводил брата в комнату, вернулся на кухню, допил то, что осталось в бутылке.

Напиток был странным. Раньше он такое не пил.

Лимонад был несладким, но вкусным. Приятно освежал горло. И от него было весело.

Вова сходил ещё за одной бутылкой в кладовку.

Открыл.

Когда пил, захотелось в туалет. Сходил. На обратном пути на кухню споткнулся и чуть не расквасил себе лоб о дверной косяк.

Комната перед глазами медленно плыла. Это было интересно и смешно.

Когда родители вернулись вечером домой, то в прихожей их встретил Женька.

– Я есть хочу, – заявил он.

– А Вова тебя почему не покормил? – спросила мама, стряхивая с пальто снег.

– Он спит, – ответил Женька, – на вашей кровати спит.

– На нашей кровати спать нельзя, – строго сказал отец, – у вас свои кровати есть.

Он прошёл в спальню, где на кровати под одеялом, но в одежде валялся Вова. Пахло в спальне мочой.

Папа откинул одеяло. Под Вовой на белой простыне расплылось огромное жёлтое пятно.

– Коля, иди сюда быстрее, – позвала папу из кухни мама.

Отец опустил одеяло обратно. Наклонился над сыном.

Тот спал. Дыхание было ровным и спокойным. На лбу блестели капельки пота. К запаху мочи добавился запах пива.

Папа обернулся. В дверях стояла растерянная мама.

– Чехословацкое пиво, – сказала она. – Женя говорит, что его Вовочка выпил. Там девять пустых бутылок.

– Он описался, – ответил папа, – вся наша кровать промокла.

– Коля, сделай что-нибудь, – закричала мама, – он же может умереть. Он же ребёнок ещё.

Папа сгрёб мирно спящего Вову и отнёс его в корыто. В корыте с него стянули дурно пахнущую одежду и налили тёплой воды. Вымыли.

Потом мама развела раствор марганцовки, и Вове сделали промывание желудка.

При промывании Вова скулил и плакал. За компанию с ним ревел мешающийся под ногами Женька.

Наконец-то Вову вытерли насухо, завернули в большое банное полотенце, напоили тёплым и сладким чаем.

– У меня голова болит, – сказал Вова, прихлёбывая горячий чай, – и пить хочется.

– Ещё бы не болела, – сказала мама, – почти пять литров пива выпить. Мне его из областного центра по знакомству привезли на Новый год. А он взял и половину выпил. И кровать нашу всю зассал.

– Я думал, что это лимонад, – попытался оправдаться Вова, – мне так Женька сказал.

– Это не лимонад, – подал голос папа, – это для взрослых напиток. Вот поэтому-то у тебя голова и болит. Надеюсь, что ты его больше не будешь никогда пить. Или будешь?

– Вот чуть-чуть полегчает, и могу ещё выпить, – слабым голосом сказал Вова. – Очень мне оно понравилось, ваше пиво. Лучше лимонада.

Этот ответ Вовы почему-то очень развеселил папу.

А маму, наоборот, разозлил.

Она отправила детей спать. А потом ещё долго что-то выговаривала мужу.

Спать они легли на полу, на старом дырявом матрасе. На кровати спать не было никакой возможности. Вовка промочил её насквозь. Этот матрас потом сох неделю на холодной веранде, но так до конца и не высох.

– Я так больше не могу, – сказала мама папе, когда они улеглись на полу. – Эти два бандита завтра нам дом сожгут. Или ещё что-то сделают. Детьми надо заниматься.

– Да, надо, – поддакнул папа, засыпая. – И Вовке, кроме арифметики, надо бы ещё иностранные языки выучить. Он способный.

– Тебе смешно, – рассердилась мама и ткнула папу в бок, – а они завтра дом сожгут.

– Да не сожгут, – ответил тот, поворачиваясь набок, – я все спички спрятал. А детьми да, надо заниматься.

И захрапел.

Мама повздыхала на своей стороне матраса, повздыхала и тоже уснула.

Из Карабулы они уехали весной 72-го года. К бабушке.

Та была на пенсии и всегда могла присмотреть за двумя сорванцами.

Шанхай

В приборостроительном техникуме, где я учился, не было общежития. Поэтому-то мне пришлось все четыре года снимать жильё. Как правило, у одиноких бабушек, живущих в частном секторе города Серпухова.

Один из таких домов, где я учился на 2 и 3 курсах, находился в районе, прозванном в простонародье Заборье. От своего временного места жительства до техникума и обратно я добирался на автобусах. На «тройке» или «восьмёрке».

Именно на остановке автобуса я и познакомился с Андреем. Он учился на параллельном курсе. Жил тоже в Заборье, на две остановки дальше моей.

То ли я у него что-то спросил, то ли он у меня. Разговорились. Познакомились. Обсудили преподов и у кого в группе девчонки симпатичнее. Обычный трёп двух подростков. Нам было по 17 лет. Я, один в чужом городе, вечно голодный. И Андрей, застенчивый и молчаливый широкоплечий парень. Он был на голову выше меня.

Общались мы в основном на длинных переменах и на автобусной остановке. А потом как-то Андрей пригласил меня к себе домой.

– Мама с тобой хочет познакомиться, – сказал он. – Я сказал, что ты живёшь рядом. Приходи. У нас на ужин рыбный суп.

На суп-то я и пошёл. Чего не сходить на домашнее угощение?

Андрей жил в кирпичном доме, состоящем из трёх комнат и кухни. Кроме него там жили его мама, женщина лет 40, и сестра Андрея, подросток 10 или 11 лет, полненькая и молчаливая.

Маму Андрея звали Раиса Георгиевна. Она была высокой, широкой в кости, но очень подвижной и суетливой. Дети, в отличие от неё, были спокойные и неторопливые.

Отца у Андрея не было. Он погиб в автомобильной катастрофе лет шесть назад.

– Угощайся, Вадим, – сказала мне Раиса Георгиевна, наливая суп. – Андрей очень много про тебя рассказывал. Я так рада, что у него наконец-то появился товарищ. А то он у нас нелюдимый.

– Мама, ну ты чего? – покраснел Андрей.

– Кушайте-кушайте, – сказала Раиса Георгиевна, – я потом Вадиму наше подсобное хозяйство покажу.

Мы съели суп, довольно вкусный, попили чай с пряниками, после чего Раиса Георгиевна повела меня показывать своё приусадебное хозяйство. Андрей остался в доме проверять уроки у сестры.

Приусадебным хозяйством оказались несколько рядов теплиц, стоявших за домом. В теплицах было влажно, рядами росли какие-то кусты.

– Салат тут у нас растёт, – начала пояснять Раиса Георгиевна. – А салат – это же сплошные витамины. В мире более тысячи видов салата. Руккола, фризе, батавия. Мы с детьми выращиваем обычный салат. Называется римский.

– Зачем? – прервал я обрушившийся на меня поток информации. – Зачем вам столько салата?

– Как зачем? – удивилась Раиса Георгиевна. – Продавать, конечно же. На одну мою зарплату нам не прожить. Вот и приходится выкручиваться. Людям польза от витаминов, и нам заработок.

– А где продаёте? – продолжил я задавать вопросы.

– На рынке в Серпухове в основном, – ответила Раиса Георгиевна, – иногда в Москву выезжаем. Там и цены повыше, и покупатель побогаче. Да меня сейчас бригадиром поставили на линию. Времени совсем нет. А Андрея одного отпускать с сестрой страшно. Дети они ещё.

– Да какие дети? – возразил я. – Вон Андрюха какой здоровый у вас.

– Это да, – согласилась Раиса Георгиевна, – но только очень стеснительный. Целыми днями только дома и на учёбе. У него даже девушки нет. А ведь возраст-то. Ему бы влюбляться, гулять.

– С таким хозяйством много не погуляешь, – я обвёл взглядом ряды с салатом, – тут пахать и пахать.

– Раньше пахали, когда муж жив был, – кивнула головой Раиса Георгиевна, – а сейчас всё автоматизировано. Вода, удобрения. Максимум час занимает в день на грядках покопаться.

– Тогда да, – кивнул я, – можно и погулять.

– Скажите, Вадим, – Раиса Георгиевна вдруг почему-то перешла на вы, – а у вас девушка есть?

– Есть, – соврал я, – и не одна. Целая куча девушек. Всё никак не могу на одной остановиться.

– Ой, – обрадовалась Раиса Георгиевна, – а вы, может быть, познакомите Андрея с какой-нибудь подружкой одной из ваших девушек? А то так и вырастет одиноким. Я очень за него переживаю.

– Да без проблем, – сказал я, – найдём вашему Андрею подружку. Ближе к весне. Когда снег растает.

– Договорились, – просияла Раиса Георгиевна, – а я тебе чая индийского подарю. Я на чайной фабрике работаю. Любишь чай?

– Люблю, – ответил я, – очень сильно люблю. В месяц пачек десять выпить могу.

– Будет тебе чай, – кивнула Раиса Георгиевна. – Ты, главное, Андрею ничего не говори. А то обидится.

На том и порешили.

Вернулись в дом. Раиса Георгиевна нырнула в одну из комнат. Вернулась с парой пачек дефицитного в то время индийского чая.

– Держи задаток, – сказала она.

– Какой задаток? – насторожился Андрей.

– Да я с твоей мамой договорился, что помогу тебе салат продать в Москве, – соврал я, – в ближайшие выходные.

– Здорово, – обрадовался Андрей, – а то я с этими чемоданами много не увезу. А от сеструхи помощи не дождёшься.

– Какие чемоданы? – удивился я.

– Мы в чемоданах салат возим, – пояснила Раиса Георгиевна, – чтобы салат не помялся. У нас есть старые фанерные чемоданы. В них и перевозим. А ты, Вадик, когда-нибудь торговал на рынке?

– Да я прирождённый торгаш, – рассмеялся я, – с детства. И у меня рука лёгкая. Вот увидите. Продадим ваш салат за пять минут.

И я рассказал про свой первый опыт торговли продуктами питания.

Было это давно. Мне было почти пять лет. Семья жила на Ставрополье. И родителям от завода, где они работали, выделили огородный участок, который отчим засеял чесноком. Каким-то местным сортом. Сорокозубка он назывался. Кум подарил отчиму ведро этой сорокозубки, и из этого ведра ближе к осени выросло несколько мешков отличного чеснока.

Для нашей семьи несколько мешков было много. Поэтому-то отчим с кумом поехали в Пятигорск продавать неожиданный урожай. И меня с собой взяли.

Чеснок был мелкий, и продавали его банками. Насыпали в пол-литровую банку зубчики чеснока, ссыпали в приготовленные пакеты или в авоськи. Взамен получали 20 копеек.

В течение первого часа торговли кум с отчимом продали семь баночек чеснока. Осталось три полных мешка и чуть начатый четвёртый.

– На четыре кружки пива хватит, – сказал кум, – надо обмыть продажу. А то мы так до завтрашнего дня торговать будем. Для процесса плавной торговли сам процесс надо смазать. Желательно пивом. Воблу я с собой взял. Как чувствовал.

– А Вадик? – спросил отчим.

– А Вадик будет товар сторожить, – отозвался кум, – с ребёнком в пивную не пустят.

– А кто будет сторожить Вадика? – не унимался отчим.

– А мы девушку попросим, – нашёлся кум, – которая рядом с нами торгует. Девушка, присмотрите за пацаном? Нам с товарищем отойти надо на полчасика. Мы за это вам мороженое купим.

– Присмотрю, – согласилась 50-летняя девушка с огромной бородавкой на щеке, – только мне мороженое нельзя. У меня гланды больные. Мне семечек купите. Кулёк.

– А можно я чеснок продавать буду? – спросил я.

– Продавай, – сказал отчим, нюхая вынутую из рюкзака воблу кума. – Справишься?

– Справлюсь, – сказал я, – 20 копеек за банку. Я умею считать. 40 копеек за две банки. 60 за три. Рубль за пять банок.

– Вундеркинд, – хмыкнул кум и поспешил к пивному киоску, маячившему вдали.

Я проводил ушедших мужчин взглядом. Подвинул освободившуюся табуретку к прилавку, забрался на неё. Меня было еле видно из-за прилавка. Роста я был в то время маленького.

– Чеснок! – заорал я во всю мочь. – Свежий чеснок! Дёшево и сердито. Покупайте чеснок. Специальный сорт. Для здоровья и пищеварения.

Соседская тётка, которую кум назвал девушкой, аж подпрыгнула от моего крика.

– Вот оглашенный, – проворчала она, – маленький, а голосистый.

– Чеснок! – не обращая на тётку внимания, продолжал орать я. – Полный набор витаминов в одной головке. Всего за 20 копеек банка.

– Что за сорт? – спросил остановившийся около меня мужчина в дорогом пальто.

Вслед за мужчиной сразу же образовался небольшой заторчик. Не очередь, а так – группа людей. Все прислушивались к моим крикам и последовавшему после них диалогу.

Что за сорт чеснока я продаю, я не знал. Называть его сорокозубкой, как кум, я не стал. Посчитал, что это несолидно.

– Шанхайский сорт, – заорал я мужчине прямо в лицо, – последние китайские разработки в области сельского хозяйства. Один зубик чеснока даёт сорок зубов после уборки урожая.

Моей самой любимой передачей тогда была программа «Время». И лозунги, смешанные с вестями с полей, сыпались из меня органично и в большом количестве.

– Не может быть, – сказал мужчина, – правда сорок? Обычно десять максимум бывает.

– Вы берёте? – спросил у мужчины кто-то из толпы.

– Беру, – сказал тот, – две банки насыпьте, пожалуйста. Шанхайского чеснока я ещё не ел. Тем более у такого молодого продавца.

Я насыпал мужику в кулёк чеснок, взял деньги, кинул их в картонную коробку. Набрал в лёгкие побольше воздуха.

– Шанхайский чеснок! – заорал я. – Прямые поставки из Китая. Полный набор витаминов и минералов.

– Не ори, – попросила какая-то женщина. – Мне баночку.

К моему чесноку выстроилась очередь. Всем было интересно купить неведомый доселе шанхайский чеснок у маленького мальчика, расхваливающего свой товар. Я занялся торговлей: принимал деньги, давал сдачу, насыпал чеснок в банку, а из неё уже в подставляемые кульки, пакеты и сумки.

Как только очередь уменьшалась, я вновь открывал рот и на весь рынок орал про чудодейственные свойства шанхайского чеснока.

Когда спустя минут сорок отчим и кум вышли из пивной, то обнаружили меня сосредоточенно считающим деньги около пустых мешков. Я всё продал. Последние две банки со скидкой уступил соседке с бородавкой. Соседка торговала кабачками. Она попробовала поорать так же, как я, расхваливая свои кабачки, но народ почему-то к ней не пошёл.

Я рассказал эту историю Раисе Георгиевне и Андрею. Они посмеялись. Проводили меня до остановки. И я поехал на своё съемное жильё.

А где-то через неделю-полторы Андрей подошёл ко мне на перемене в техникуме.

– В субботу поедем в Москву? – спросил он. – На рынок.

– Конечно поедем, – отозвался я. – Салаты – это моё призвание. Всю жизнь мечтал продавать салаты.

– Тогда в полчетвёртого утра мы за тобой заедем, – усмехнулся Андрей, – надо на первую электричку успеть.

– А что так рано-то? – удивился я. – Кто в такое время салаты покупает?

– Электричка в 4 утра, – объяснил Андрей, – два часа до Москвы. Потом надо будет ещё до Рижского рынка доехать. Это ещё час. Как раз успеем место занять к открытию рынка. Ты едешь?

– Еду, еду, – проворчал я, – раз обещал, придётся ехать. Обратно-то когда?

– Когда салат продадим, – ответил Андрей.

Прозвенел звонок на третью пару. Мы разошлись по своим группам.

В субботу я поставил будильник на три часа ночи. Встал. Умылся. Перекусил быстренько бутербродом и стаканом чая. Хотелось спать.

Андрей приехал на старых «жигулях», за рулём которых сидел какой-то мужик.

Мы доехали до вокзала. Выгрузились.

Я не ожидал, что салат, оказывается, такой тяжёлый. Четыре чемодана, вынутых из недр «жигулей», были неподъёмными.

Мы, кряхтя и вполголоса ругаясь, дотащили ценный груз до платформы.

Затем закинули чемоданы в подошедшую электричку и поехали. В Москву.

В Москве была пересадка на другую электричку. Затем Рижский вокзал и рынок с одноимённым названием.

Дотащили проклятые чемоданы, застолбили место за прилавком, разложили товар.

Пришёл какой-то человек в спецовке. Андрей дал ему денег, в ответ получил квитанцию.

Ряды постепенно заполнились. Петрушка, картошка, апельсины, яблоки. Товара было много. На любой вкус и цвет.

Андрей куда-то исчез. Вернулся через несколько минут мрачный.

– Ещё в двух местах салатом торгуют, – сказал он, – как будто выращивать больше нечего.

– Ничего, – подбодрил я его, – чужой салат нам не помеха. Мы свой продадим за полчаса. Я же тебе рассказывал. Я гений торговли.

Андрей скептически посмотрел на меня, но ничего не сказал.

В этот момент к прилавку подошёл мужчина. Лицо его мне показалось знакомым.

– Почём ваша трава? – спросил он, брезгливо копаясь в нашем салате.

– Это же из кабачка «13 стульев», – шепнул мне Андрей, – пан режиссёр, по-моему.

– Точно, – ахнул я и, обращаясь к знаменитости, сказал: – Вам за полцены.

Я первый раз в жизни увидел рядом с собой знаменитость.

– Нет уж, – сказал пан режиссёр, – я такое покупать не буду. Несвежий он у вас.

– Он только что с грядки, – возразил Андрей, – что там несвежего? Очень свежий салат.

– Это знаменитый сорт, шанхайский, – влез я в разговор, – количество витаминов и минеральных веществ просто зашкаливает.

– Количество пестицидов в нём зашкаливает, наверное, – не унимался пан режиссёр. – Видно же, что нездоровый цвет у салата.

– Откуда в Шанхае пестициды? – возмутился я. – Там только натуральные продукты. Песчаная почва с богатым содержанием чернозёма. И приятный морской климат. Вы понюхайте, морем пахнет.

И я сунул связку салата знаменитому артисту под нос. Тот понюхал.

– Действительно, морем пахнет, – сказал удивлённо. – Правда с Шанхая?

– Только что с самолёта, – понизив голос, сказал я, – дядя у меня в «Аэрофлоте» работает. Штурманом. Вот и возит периодически салат с Китая.

– Ну давайте две связки, – снисходительно сказал знаменитый артист, – со скидкой.

– Конечно-конечно, – Андрей ловко схватил два пучка салата и завернул их в бумагу, – кушайте на здоровье.

Как только пан режиссёр отошёл от прилавка, я набрал в лёгкие воздух и, как в детстве, заорал:

– Шанхайский салат, небольшая партия, – надрывался я, – редкий вид изумительного продукта. Только сегодня. Недорого. Спешите порадовать своих близких.

– Эй, тут нельзя кричать, – обратился ко мне торгующий напротив нас азербайджанец с апельсинами.

– Почему нельзя? Где это написано? – удивился я.

– В правилах написано, – неуверенно сказал азербайджанец.

– Покажите, – попросил я.

Азербайджанец, естественно, такого пункта в правилах торговли на Рижском рынке не нашёл.

И мы с Андреем продолжили свою торговлю. Я орал, надрывая связки, про бесконечные поля в Шанхае, засеянные изумительным салатом. Андрей отпускал товар и принимал деньги.

Все чемоданы мы распродали как раз к обеду.

Андрей пересчитал выручку. Выдал мне пять рублей. Я вначале не хотел брать. Сговорились на трояке.

– Каждый труд должен быть оплачен, – сказал он. – Я бы эти четыре чемодана тут бы все выходные продавал.

– Хорошо, – ответил я, – давай тогда перекусим и домой.

Мы поели в пельменной при рынке и отправились обратно в Серпухов.

Ехали в электричке, пахнущей колбасой, положив ноги на стоявшие между сиденьями чемоданы. Хотелось спать. Но мы боролись с дрёмой разговорами, перекрикивая шум грохочущих рельсов.

– Андрюх, а что, у тебя девушка есть? – спросил я, вспомнив про просьбу Раисы Георгиевны.

– Нету, – ответил он.

– А что так? – продолжил я допрос.

– Да как-то некогда всё, – развёл руками Андрей, – да и не умею я знакомиться. Да и не знаю, где и как.

– Тебе крупно повезло, – засмеялся я, – ведь, кроме торгового таланта, я большой специалист по знакомствам.

– Здорово, – обрадовался Андрей. – А когда пойдём знакомиться?

– Когда у вас в Заборье открытие танцевального сезона? – вопросом на вопрос ответил я. – В парке танцплощадка же есть?