Текст книги "Зеркало для России: о чем молчит власть"

Вадим Кирпичев
Зеркало для России: о чем молчит власть

Россию нельзя победить.

Россия – это закон природы, и кто с мечом к природе придет..

Часть 1
Морфология российских империй

Глава 1
Страна невыученной истории

В России никогда и ничего не меняется. А когда в России меняется все, то только для того, чтобы ничего не менялось.

В школьных сочинениях «Как я провел лето» я никогда не упоминал рассказы деда о Гражданской войне. «Проза» деревенских легенд никак не вписывалась в лубок учебников школьной истории. Расстрел «при попытке к бегству» бывшего бандита, закончившего войну бойцом отряда Котовского, случаи людоедства, топка печи пачками керенок – все это в 1960-е годы звучало как преданья дикой старины. Царизм, развал страны, атаманы, независимые уезды – эти приметы времени казались чем-то бесконечно далеким, приветом от Бориса Годунова и Лжедмитрия.

Вспомнились рассказы деда в конце 1980-х. Тогда уже было ясно, к чему все шло, поэтому я уговаривал родителей снять со сберкнижки те несколько тысяч рублей, на которые они собирались спокойно жить на пенсии. Будучи «розовым» оптимистом, даже сочинил статью «Почему обречен СССР» и рассылал ее по редакциям советских газет и журналов, доказывая, что принципы перестройки рушат системонесущие балки государства. С таким же успехом можно было пытаться остановить железнодорожный состав брошенной под его колеса газеткой.

А состав уже вовсю летел с горы, тяжеленный, о пятнадцати вагонах, с сорванными тормозами, а на месте машиниста паровоза сидел кот Леопольд, шуровал рычагами и распевал песенки про «новое мышление».

Статью в журналы не взяли, уговорить родителей закрыть сберкнижку мне не удалось, и все их сбережения, как и у миллионов других пенсионеров, благополучно «сгорели» в огне нашей очередной смуты. Все повторилось: развал страны, беспощадные реформы, проведенные с большой ненавистью к людям, ничего не стоящие деньги, вакханалия суверенитетов.

В те годы на шестнадцатой странице «Литературки» в «Клубе 12 стульев» была опубликована любопытная карикатура: мужик ходил по кругу и наступал на грабли. И тогда же – в 1988 году – на экраны вышел замечательный фильм режиссера Хотиненко «Зеркало для героя». Его главный герой посещает свою малую родину – Донбасс – и попадает там в «петлю времени», проваливаясь в год 1949-й, когда его родители были еще молодыми людьми.

Весь фильм Сергей (так зовут героя) кружит в одном и том же повторяющемся дне и не может из него вырваться. «Времяворот» кружит его, ловушка не отпускает, ощущение бессмысленной цикличности нарастает, и вот уже зрителю фильма кажется: еще чуть-чуть – и он сам с кайлом в руках окажется там, в восьмом мая 1949 года, в очередной раз восстанавливающим в очередной раз разрушенное народное хозяйство.

Можно вспомнить и повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Тот же по сути сюжет, та же идея; всего лишь один лагерный день, а в нем – год, срок, век, эпоха. Из дня Ивана Денисовича не вырваться, его можно только пережить, «отмотать», и все те же смыслы в тексте: мы все живем в одном неизбывном дне. Из такого мучительно хочется выскочить, но нет никакой возможности, и остается лишь без истерики, с достоинством и спокойствием существовать в нем.

Живя в России, нельзя не удивляться, но и удивляться нельзя. История раз за разом тащит нас по знакомому кругу ненависти к прошлому, презрения к настоящему и упований на светлое будущее. И вокруг все время кто-то обижается: одни на то, что не получается как в США, другие – что порушены идеалы и лепота царства Ивана Третьего, третьи – что вокруг не Швейцария. Список претензий к России порой просто изумляет. Почему-то матушка-Россия всем должна. С чего бы это?

Повторяются и циклы ненависти к прошлому. В СССР пинали по-всякому царизм, в РФ с тем же энтузиазмом оплевывали и обливали грязью все советское, и есть подозрение, что и с нами поступят так же, что придет время, и мы будем так же оболганы и прокляты. И снова будет в ходу анекдот о деталях швейной машинки «Зингер», из которых в наших широтах что ни собирай, а получится автомат Калашникова.

Сергей из фильма «Зеркало для героя» все-таки вырвался из петли времени и вернулся в настоящее. Каким образом? Тем же, что и герой идентичного по сюжету американского фильма «День сурка».

Столичный журналист прибыл в провинцию и застрял в одном и том же повторяющемся дне. Вырваться он может, лишь изменив отношение к миру. Надо перестать презирать его, надо стать человеком, найти себя. И вот когда журналист полюбил этот мир, принял его, нашел в себе все человеческое, только тогда этот мир отпустил его на волю.

Перед нами инструкция, найденная в разбившейся под Прокопьевском летающей тарелке:

«Инструкция для хронотуриста, попавшего в петлю времени»

Пункт 1. Понять день, в который ты влип.

Пункт 2. Полюбить этот день.

С возвращением!

Сергею из «Зеркала для героя» вырваться из петли времени гораздо сложней, чем американскому журналисту. Американцу надо всего лишь полюбить скучную, но милую американскую провинцию – поступок для жителя Манхэттена неординарный, но возможный. Москвичу куда трудней. Он должен отказаться от привычной иронии, понять своего отца, принять сталинскую действительность как истину, как неизбежную реальность, почувствовать всю ее историческую правду и с душой, обожженной этой правдой, вернуться к себе домой. На это не каждый способен. Приятней прятать голову в удобный миф.

Хорошо, мы готовы понять Россию. Где ее суть? В каком учебнике? Сейчас быстренько прочитаем и поймем и примем матушку-Русь такой, какой она есть.

Увы, нет такого учебника, не найти и телепередачи. Россия не имеет своего определенно выраженного лица, поэтому проще найти расхожие рассуждения о тайне России с отсылкой к Тютчеву. Загадка России, без сомнения, существует, а значит, имеются и сотни противоречащих друг другу теорий, и тысячи мнений.

Многие западные социологи и политологи вообще считают, что такой страны, как наша, не должно и существовать. Мы для них – некое историческое недоразумение. По всем их законам государство Россия не должно было возникнуть. Другие эксперты из «забугорья» более снисходительны, они дают нам право на жизнь, но с оговорками.

Мол, Россия – это некое случайное скопление этносов, недосмотр истории, нечаянное объединение разноплеменных народов, которое по недомыслию и лени провидения непонятным образом смогло скооперироваться в мощное государство. Раздражение этих специалистов понятно. По их западным лекалам России действительно не может быть, а на ее месте в лучшем случае должны находиться тройка-пяток Польш и десяток Монголий, которые не о космосе должны думать, не ракеты запускать, а разбежаться по улусам и мелочно грызться между собой за спорный лужок и пропавших давеча коз.

Книги российских авторов выгодно отличаются знанием предмета и любовью к нему. Люди в материале, это видно, а вот с системностью хуже. Причем речь не идет о книгах-снарядах, в которых главное – не информация, а упрятанный в них идеологический заряд. Среди книг о России есть совершенно замечательные труды, но, похоже, я невезучий читатель: все они односторонни, Россия в них рассматривается либо в одном разрезе, либо через прицел определенной идеологии и задачи. Упор делается то на климат, то на экономику, то на историю, заставляя вспомнить притчу о слоне и слепых мудрецах, щупающих нашего слона со всех его разнообразных сторон.

Увы, практически нет текстов без идеологии, заказа, интереса. Левый, правый, западный, почвенный, но заказ лагеря, дня, эпохи почти всегда подразумевается.

Россию не исчерпать одной идеей, пусть и самой замечательной, она сама – идея. Россия не слон, это, скорее, чудом уцелевший в истории динозавр, громадный континент, и поэтому так трудно понять ее системно, подобрать для нее простую и очевидную модель, вывести ее цивилизационную формулу. История, география, климат, политика, экономика, соотношение этносов, культура – все у России и свое, и заемное, и своеобразное, и чужое, похожее на всех сразу и ни на что в отдельности. Россия всех напоминает, а стоит особняком, все в ней и наособицу, и по заемной мерке.

А власть? Куда она смотрит? Почему не разъяснит нам смысл России? Но молчит власть, не выдает она национальную идею России, хранит тайну, а на все вопросы лишь загадочно усмехается.

И правильно делает.

Власть не виновата в своем молчании. Всему виной цикличность любой российской власти. На повороте российского круга власть вынуждена доказывать, что ее маска и есть настоящее, наконец-то обретенное лицо России. Да и периоды свободы в наших палестинах столь коротки, оттепели столь мимолетны, что летящая на карусели страна просто не успевает увидеть себя в зеркале.

К тому же диспуты наши своеобразны. В XVII веке старообрядец Никита Добрынин по прозвищу Пустосвят рискнул подискутировать с патриархом под гарантии полной безопасности. В диспуте он не ус тупил, а вот после него стрельцы нашли аргументы поострее патриарших и голову Пустосвяту от рубили.

Очень похоже на то, что понимание России – это всегда удел посвященных, оно не для среднестатистического обывателя. Смысл России может существовать только в качестве тайного знания элиты и никак иначе.

Интеллигенция (лат. intelligens – понимающий, разумный) в последние сто лет активно подпитывала правящие классы идеями и людьми. Наша элита в значительной степени вербуется именно из интеллигенции. Рекруты из интеллигенции постоянно маршируют вверх по социальной лестнице. Собственно, интеллигент – это и есть хомосапиенс, человек понимающий. Пока дело не доходит до России. Кто мы? Что есть наша Родина? В чем смысл и суть России? Какова ее цивилизационная формула? Задайте эти вопросы да хоть доктору исторических наук, а точных ответов вы, скорее всего, не получите. Разве что услышите набор из навязанных извне мифов или расхожих, ничего не дающих определений. Но проникновение в суть собственной страны не есть ли обязанность образованных россиян? Не пора ли без морализма и лести посмотреть на правящую нами элиту, власть?

Увы, даже интеллигенция питается у нас чужими, подброшенными идеями или архаичными мифами, которые внятно не могут объяснить явную цикличность нашей истории.

Храм Христа Спасителя. Строим. Сносим. Строим.

Гимн. Встаем и садимся под музыку Александрова. Не встаем и не садимся под музыку Александрова. Опять встаем, опять Александров.

Возьмем ту же благословенную и всеми нами любимую Францию, родину Дюма и Наполеона. Скучно живут французы. Идут века, а Франция остается Францией, а у нас то Киевская Русь, то Московская, то Российская империя, то СССР, то РФ.

Перелетаем через Ла-Манш. Открываем зонтик. И здесь без перемен. Традиции, гвардейцы, королева. Англичане, вот уж оригиналы, так и не удосужились за столько лет расстрелять свою королеву, даже на Соловки не отправили. Больше того, она еще приемы устраивает, президентов принимает. Казалось бы, к чему эти монархические излишества в век демократии? Зачем трепещет этот золотой осенний листок на древе английской государственности? Даже название страны за столько лет не догадались поменять. Все та же Старая Англия. А почему не Новая Наглия? Где прогресс?

У нас не так. Только новые географические карты успевай печатать. И на то есть причины, некая неизменная суть просвечивает сквозь все наши вихри.

Для кого этот текст?

Во-первых, для людей неленивых и любопытных, кому интересно знать, в какую петлю времени его забросило и можно ли из нее вырваться.

Постигнет ли Российскую Федерацию жалкая участь Российской империи и СССР? Что нас ждет впереди? Очередная смута? Золотой застойный сон? А если все-таки смута, то по каким признакам определить ее час?

Текст этот может пригодиться и людям прагматичным, интересующимся, когда надо в очередной раз бежать в банки, чтобы спасать свои сбережения. Но в первую очередь он для тех, кто собирается жить в России, неравнодушен к своей стране и хочет узнать о ней больше.

Хватит смотреть на себя через Брюссель. Не пора ли выпрямиться?

Россия. Выломился из мрака истории целый континент. Громадный, заснеженный до горизонта мир. И дымится – вздыбленный, непонятый. Давайте рассмотрим его со всех сторон, и пусть нам нельзя знать правду о себе, а все-таки рискнем. Авось сдюжим.

Кто мы? Зачем? Для чего?

Нам предстоит ответить на эти и многие другие вопросы, и обещаю, что без сюрпризов не обойдется. Мы не потратим время зря, узнаем много удивительных вещей, выведем цивилизационную формулу России и, наконец, поймем, что это за такая удивительная страна, в которой нам выпало счастье жить. Нырнем в прошлое, отправимся в будущее, сравним себя с Америкой и Европой, в общем, заглянем в зеркало для героя, чтобы в итоге понять, насколько умно и красиво устроена наша Отчизна.

Глава 2
Игра «Российская Империя». Демоверсия Ивана Грозного

Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!

Виктор Черномырдин

1552 год. Бравые молодцы царя Ивана Грозного штурмом берут Казань. Освобождены томящиеся в рабстве десятки тысяч людей. Русь торжествует. Свершилось возмездие за многовековое иго. Взята Казань – и словно пробка вылетела из бутылки! Перебродившая под ордынским гнетом Русь хлынула по Волге до каспийских берегов, выплеснулась в Сибирь. Покорением Казани поставлена точка в долгих спорах с Ордой.

На самом же деле это точка бифуркации, момент перерождения, ключевое событие русской истории. После взятия Казани Русь окончательно расстается с образом патриархального европейского королевства и вступает на путь империи, выбирает судьбу полиэтнического многоконфессионального государства с авторитарной властью. Русь Ивана Грозного, протянувшаяся от Новгорода до устья Волги, есть протоимперия. Недаром на стены Астраханского кремля пошли кирпичи из ставки Батыя.

Оценим темпы. В 1552 году присоединено Казанское ханство, в 1556 году добавилось ханство Астраханское, с 1581 года начинается завоевание Сибирского ханства (Ермак). За каких-то тридцать лет Московское княжество размахнуло свои крыла на два континента!

Прощай, Европа! Русь начинает искать свои, посконные формы организации власти и государства.

Наша задача – определить морфологию российских государств, вот уже почти полтысячи лет заправляющих на евразийских просторах. Найти то общее, что повторяется из века в век, выяснить, в каких формах живут, растут и умирают государственные образования на нашей территории.

И здесь никак не обойти царствование Ивана Грозного.

Бывая на Красной площади, я теперь по-другому смотрю на пряничные купола Покровского собора, известного как храм Василия Блаженного. Храм этот есть придорожный камень, стоящий на развилке истории, ибо построен он в память похода на Казань. С этой развилки Русь и свернула на путь России. После взятия Казани и Астрахани Русь становится православно-исламским государством, в котором значительная часть населения не умеет толком по-русски и разговаривать. Поворот к национальному европейскому государству остается за спиной. Русь сделала свой выбор, и не в его пользу.

Исторический процесс имеет так называемую точку невозвращения. После нее он приобретает принципиально другой характер – гусеница превращается в бабочку и отправляется в полет. Посвященная XVI веку истории Руси глава одной из книг Льва Гумилева начинается с подзаголовка «Рубеж». XVI век есть век рубежный, он весь находится на переломе и тысячелетия, и истории государства российского.

До Грозного московские князья собирали русские земли, боролись с феодальной раздробленностью, устраивали русское государство, избавлялись от ига. Двести сорок лет Русь кряхтела под Ордой, два с половиной века Степь вглядывалась в Русь. Теперь пришло время Руси вглядеться в Степь.

Задачи и цели русских людей в рубежном веке меняются. От обороны по отношению к Степи они переходят к наступлению на Степь. От национального царства Русь делает первый шаг к империи.

Иван Третий сколотил и прирастил Московское княжество. С 20 тыс. км² площадь княжеских земель увеличилась приблизительно до 70 тыс. км². Для сравнения: территория нынешней Московской области составляет 47 тыс. км². Все мы помним школьный учебник истории. 1480 год. Конец ига. Золотоордынский князь Ахмат. Стояние на Угре. А где это? Да совсем рядом, недалеко от Калуги, на электричке можно доехать до этого притока Оки, от которого Ахмат и ушел не солоно хлебавши. И сразу: 1485 год – начинается перестройка стен и башен московского Кремля.

А что в мире творится? 1492 год – Колумб плывет в Америку. Европа открывает для себя Новый Свет, а Русь только очнулась, она саму себя лишь начинает открывать, зато делает это стремительно.

Иван III умер в 1505 году, а Иван IV Грозный взялся за царский штурвал в 1547 году. Именно в этом промежутке времени идеологию имперской преемственности сформулировал псковский игумен Филофей в известной доктрине «Москва – Третий Рим». Это исток всей официальной русской идеологии XVI века, именно доктрина «Третьего Рима» и формировала политическую программу Московского царства при Грозном и далее.

Можно сказать так: находясь между Иванами, Русь загадала желание стать преемницей Византийской империи.

Учтем: византийский двуглавый орел перелетел на герб Московского княжества в 1472 году, еще при Иване III. Герб, идеология, вера – все уже есть для создания Третьего Рима, Русь с охотой принимает византийское имперское наследство. Не хватает самой малости – нет имени. Но вот появляется и оно.

Когда Рим становится Вавилоном, он превращается в Империю. Когда Русь становится Вавилоном, она преображается в Россию.

Само слово Россия, если не ошибаюсь, впервые замечено в письменных источниках в 1517 году, в самом начале рубежного столетия. Иван Грозный, будучи активным публицистом своей эпохи, чуть ли не первым охотно пользуется словами Россия и российский. Он же пытается найти и сколь-нибудь эффективные методы модернизации и формы управления для стремительно расширяющейся державы. Мало того что к царству добавилось чужеродное Казанское ханство, но ведь и рязанские, и новгородские, и прочие русские земли еще толком не интегрированы в единое государство. Русская нация еще формируется, единства элиты нет и в помине, и не забыты времена, когда князья русские хаживали друг на друга с мечом. Тут железный кулак требуется, чтобы наладить управляемость системы, стальная властная вертикаль, вот царь-программист и создает демоверсию игры, в которую с азартом бросится играть российская история.

О некоторых «фишках» этого царского программного продукта спорят до сих пор.

Июль 1570 года.

У «Поганой лужи» (ныне Чистые пруды) казнят несколько сотен человек, обвиненных в сношениях с польским королем, турецким султаном и крымским ханом. Человек двести по царской «милости» полу чили прощение. В расправе над остальными участвует сам Иван IV с сыном Иваном. Среди казненных есть и противники, и бывшие сторонники грозного царя.

Ничего не напоминает? Вся эта охота на английских и польских шпионов? Борьба с «изменой» князей и бояр, мешающих единовластию?

И скачут по Руси черные всадники с притороченными к седлам метлами и песьими головами, выметают «измену», ведь царю везде чудятся «мятежи» и «заговоры». Отсюда и массовые репрессии: казнят и людей, и целые города (Новгород).

Опричнина. Что это было? Историки до сих пор спорят об этой загадке. На целых семь лет какой-то морок накрыл Русь. И кончилось все знакомо: взошли на плаху сами опричники. Не избежал казни и один из главных злодеев – Федор Басманов. Так «басманное правосудие» шестнадцатого века добралось и до главного своего кромешника.

Версий причин и смысла опричнины много, вплоть до простого сумасшествия Ивана Грозного.

Историк (писатель, публицист) Дмитрий Володихин, написавший не один труд о царствовании Ивана IV, высказал такое мнение: опричнина – это неудачная военно-административная реформа.

Хорошее определение, но я бы два слова в нем оставил, а одно заменил. Какое? Об этом чуть позже.

После этого, следовательно, по причине этого.

Латинское изречение

Вслед за Лейбницем Михаил Ломоносов повторил: «Ничто не происходит без достаточного основания». Поищем таковые основания и для опричнины.

Сделаем смелое допущение. Опричнина случилась вскоре после взятия Казани, присоединения Астрахани и существенного добавления нерусского населения. Так может быть, опричнина – это вовсе не сумасшествие Ивана Грозного, а поиск такой политической организации, с равенством всех перед беззаконием, которая позволила бы надежно управлять нарождающимся Вавилоном? Империя здесь ищет новые, полицейские способы управления этносами и элитами, пытается нанизать на копье вертикали власти хотя бы некоторые части России.

Поэтому слово «военная» в определении Дмитрия Володихина меняем и получаем такой ответ: опричнина – это неудачная имперская реформа. В ней огнем и мечом Иван Грозный пишет программный черновик российской империи, программирует ее демоверсию. Царь пытается «равноудалить» бояр и князей, ищет оптимальную форму репрессивного аппарата власти. В опричнине имперский византийский орел пробует первую кровь, чтобы ею тут же поперхнуться, но вкус этой крови он запомнит на всегда.

Перепроверим себя энциклопедиями и мировой историей.

Проводился некий комплекс военных, политических, организационных и административных мероприятий. Так пишут об опричнине в энциклопедиях. А что есть переход к имперской форме правления, чем занимался Петр Великий? Тем же самым: комплексом военных, политических, организационных и административных мероприятий. Понятно, такие комплексы могут быть какими угодно – имперскими, антиимперскими, да хоть марсианскими. Все определяет их смысл. Что ж, разберемся со смыслами и отправимся прочь из нашей эры.

Ликует Древний Рим. Он приветствует отца народов Октавиана Августа. На дворе первое тысячелетие до нашей эры, самый рубеж тысячелетий и эр, время перехода от Рима республиканского к Риму имперскому.

Сравним Грозного и Октавиана.

В чем особенность опричнины? У Грозного все земли делятся на опричнину и земщину. Слово опричь (особый удел, «особный двор», который получали княгини-вдовы) подчеркивает особый характер правления на этих землях. Особисты правят на них, царские слуги. Земщина остается областью обычного права и боярского управления. Таким образом, выделяются земли имперские и земли гражданские (земщина).

А что делает Октавиан?

Он делит все провинции на императорские и сенатские. В императорских заправляет сам, а в сенатских провинциях устанавливается традиционное сенатское управление при помощи республиканских проконсулов. Так это ж опричнина и земщина в чистом виде.

Идем дальше.

Начиналась опричнина формированием особого отряда в тысячу человек.

А что Октавиан? Чем ответит властитель Рима?

Он создает девять преторианских когорт по тысяче человек в каждой. Как говорится, чтобы ни один Брут! Попробуй подступись теперь к правителю Рима, когда вокруг него девять тысяч опричников.

Нет, что бы ни говорили, а похожа, ох похожа опричнина на классическую имперскую реформу. Грозный гениально понял: царскую власть надо срочно менять на императорскую, требуется «равноудалить» бояр от трона, иначе зарежут, отравят – у них завсегда и яд, и кинжал в рукаве. Царскую власть пора принципиально возвысить над всеми боярами, увеличить дистанцию, чтобы и мыслей не было у этого «сбродного боярства» (Ключевский) покуситься на первенство. Эгоистично, без учета национальных интересов вели себя бояре: все эти Глинские, Милославские хотели быть рыцарями Круглого Стола, а вели себя как английские шпионы.

А сложность момента какова! Московское княжество только стало Русью, под рукой не царство, а некий конгломерат княжеств, нет единого русского народа, те же рязанцы готовы хоть сейчас Москву пограбить, а тут усмиряй Казань, разбирайся с исламом, решай проблему Крыма. Россия теперь вокруг, хаос (это по-гречески, а по-нашему – бардак), все сырое, зыбкое, неустойчивое, а править надо и управлять русским хаосом здесь и сейчас. Тут только дай волю, и сепаратисты-князья мигом разлохматят Россиюшку на уезды да вотчины.

Рубежный век настал. Не ждет XVI век. Стартует время первопроходцев. С Грозным Россия начинает искать себя и политически, и географически, она только нащупывает свои пределы и берега. Север начинает свое движение на запад, восток и юг. На западе нас сразу остановила Польша, на юге затормозил Кавказ, а вот на восток предстоял поход до самого до Тихого океана.

Ищет себя Россия и в политике. Начинается долгий спор Грозного с Курбским, спор самодержавия с боярством, спор России с Европой. Первый среди равных будет властвовать либо первый и единственный? По-польски надо управлять либо по-русски? Царь будет рулить или олигархи?

Забежим чуть вперед исторического паровоза. Мы не поймем Грозного, не зная смысла будущих веков, направления политического тренда России. На все поставленные выше вопросы история ответила, причем ответила однозначно. Рассудила она спор Ивана Васильевича с Курбским, и приговор нам хорошо известен. Буквально через век с хвостиком боярство захиреет, впадет в ничтожество, и на веки вечные у нас победит спасительный для России принцип единовластия. Царь оказался прав. Бояре – нет. Ответ получен.

Но отчего первый имперский блин вышел комом?

Сложнейший вопрос, требующий отдельного исследования. Здесь мы можем расставить лишь некоторые вешки.

Вспомним тех же Цезаря и Октавиана. Первый рвался в императоры нахраписто и был моментально зарезан исторически обреченными демократами. Второй осторожно назвался принцепсом (первым гражданином): мол, демократ я, ребятки, демократ, только не мешайте работать императором. Имперское строительство требует методичных функционеров (Октавиан, Екатерина II, Сталин), а не бури и натиска.

Та же опричнина, может быть, опиралась не на те социальные силы, хотя дворянский, противобоярский настрой худородной опричнины вроде был и к месту. Может, не стоило выстраивать полицейскую диктатуру с опорой на старомосковское дворянство – все-таки для дела модернизации лучше подходят космополиты, провинциалы, полукровки, а не охранители. В общем, с наскоку не разобраться в причинах сомнительных успехов наших первых особистов.

Важен результат: Иван Грозный, по нашему, по российскому счету, – это царь-неудачник. Да, он взял Казань, распахнул ворота в Азию, но Европу победить не сумел, Ливонскую войну не выиграл. Он модернизировал Русь, но имперскую реформу провалил, так и не найдя достойного оправдания для самовластного террора. Поэтому на всей территории России вы и не сыщете ему ни одного памятника. Не заслужил. Свою власть царь утвердил, но не оправдал ее большой Победой.

Империи не прощают неудач. Вавилон для своего оправдания должен найти Башню, дать своим многоязыким народам великую цель. Русь, после присоединения волжских народов и части Сибири, становится именно Вавилоном, настоящим Римом времен Империи, она заговорила на многих языках, но в царской демоверсии она еще себе не сочинила оправдания, не стала Россией. Она еще только примеряет на свои плечи крест евразийства.

Самовластие, самодержавие царя. Это хорошо, современно, функционально. Но для чего? Не найдена некая сверхцель, которая оправдала бы жестокость имперской длани. Демоверсия империи так и не нашла покупателей. Ни элите она не понравилась, ни народу. Первую имперскую «игру» Россия проиграла.

Есть мнение, что Смута начала XVII века есть божье наказание за грех опричнины, что расплатился по счетам Грозного уже Борис Годунов: сам – головой, а Русь – лихими временами. Мол, Лжедмитрий только выдавал себя за сына Ивана Грозного, а вот сама Смута – это точно детище опричнины и общей политики Ивана Васильевича. «Пусть бог не вмешивается» – говорили в похожих случаях древние римляне. Если в чем Борис Годунов и виноват, так в том, что не смог укрепить свою власть, как Грозный. Смута – наказание за слабость власти, ее мягкотелость, неумелость, благонамеренность, неумение справиться с боярами, за годуновщину и горбачевщину.

Другое дело, что здесь намечается начало некоего цикла: имперская реформа – Смута и развал страны – собирание страны. Запомним этот цикл, он еще не раз повторится в нашей истории. Все-таки недаром мы раз за разом заглядываем в зеркало рубежного века – все начиналось именно там.

Особисты, чрезвычайка, тайные канцелярии, министерства – история еще найдет адекватные и действенные формы и полицейского надзора, и имперских форм управления. Но время бенкендорфов и ЧК еще не пришло. Пока у нас XVI век. Царь горяч, сам хватается за топор, даже перчатками не пользуется. Не читал он книг по менеджменту, толком еще не умеет грязные дела переадресовывать исполнителям. И скачут по Руси черные всадники-особисты с метлами и песьими головами у седел, изводят боярскую измену. Двуглавый орел на печати скрепляет монаршьи указы. Князья трепещут, репрессии бьют и по боярству, и по духовенству, и по обывателям. Диссидент Курбский бьет в колокол в Польше.

Всему этому суждено повториться в нашей истории тысячами, миллионами судеб. Еще в глазах зарябит от этих пятен и родинок, привычных нам, как черные тире на стволах берез.