Текст книги "Люди и волки (Черная пустошь – 2)"

Глава третья
Плен

Первая ночь в плену показалась Илайдже самой страшной ночью в его жизни. Всю ночь он шел, окруженный волками, не отступавшими от него ни на шаг. Он шел вслед за волком, идущим впереди, стараясь не упустить его из виду. Если он оступался или хоть на шаг отклонялся от заданного волками направления, негромкое рычание предупреждало его об этом. Волки, естественно, видели в темноте гораздо лучше него и он понимал, что бежать ему не удастся.

У Лимбы – два спутника, две луны – одна большая и одна маленькая. Сейчас было время первой, большой луны. Света от нее было мало и Илайджа часто спотыкался о корни деревьев, попадал в неглубокие ямы. Он не мог одновременно следить за ветвями деревьев и за его охранниками, поэтому он несколько раз больно ударился о низко растущие ветки, расцарапав лицо и в последний раз чуть не лишившись глаза.

Вожак с белой полоской шерсти что-то прорычал своим спутникам и темп движения замедлился: волки быстро приспособились к ритму хода молодого охотника. Волки ни секунду не прекращали движения и Илайджа понимал, что они хотят как можно поскорее уйти как можно дальше от места сражения. Они не петляли и не запутывали след, Илайдже показалось это странным.

Он не знал, что волки считали людей неспособными читать следы, поэтому их поведение можно было назвать неосторожным, если бы не то обстоятельство, что и вправду у людей не было опытных следопытов и охотничьих собак.

Вожак ни разу не подошел к Илайдже во время ночного перехода и это почему-то обрадовало юношу. Он не хотел признаться себе, что боится этого волка, боится даже подумать, почему волки оставили его в живых.

Это была длинная ночь, иногда Илайдже казалось, что она никогда не закончится. Если не опускать глаза, то кажется, что вокруг никого нет. Волки передвигались совершенно бесшумно, в отличие от него самого. Бессознательно Илайджа пытался дышать как можно тише и поменьше шуметь. Через некоторое время его зрение приспособилось к полумраку леса и он смог осмотреться, не рискуя тем, что незамеченная вовремя предательская ветка хлестнет его по лицу.

Деревья в этой части равнинной леса росли гуще, чем в холмистой местности. Волки шли уверенно, ведь этот лес был их домом, и Илайджа позавидовал им.

Около двух часов ночи Илайдже стало холодно, он застегнул куртку на все пуговицы и поднял воротник. Волки, идущие справа и слева, внимательно посмотрели на него, но рычать не стали. Илайджа засунул руки в карманы куртки, пытаясь согреться. Через некоторое время местность стала ровнее, деревья росли уже не так густо, и волки ускорили шаг. Илайджа был только рад этому и через полчаса ходьбы он согрелся настолько, что смог нормально соображать.

Страх понемногу уступал место любопытству. Юноша старался внимательно рассмотреть своих стражей.

Когда впервые смотришь на волка, то сразу обращаешь внимание на голову. Она кажется поначалу угловатой, в ней нет плавности линий львиной головы или удлиненного, похожего на череп собаки, волчьего черепа. Всмотревшись, ты понимаешь, что ошибся. Строение черепа почти идеально: глубоко посаженные глаза надежно прикрыты надбровными дугами, верхняя и нижняя челюсти, как капкан с мощной пружиной, выдаются далеко вперед, позволяя наносить смертельные раны, широкие черные ноздри носа, наверняка позволяют своим владельцам чуять добычу на большом расстоянии. Остроконечные подвижные уши чутко реагируют на любой подозрительный шум.

Шея мощная, видно как на ней перекатываются бугры мышц передних лап. Такую шею нелегко сломать даже ударом лома.

Тело вытянутое, на полметра поднятое над землей. Мощные мускулистые лапы идеально приспособлены как для того, чтобы бесшумно подкрадываться к ничего не подозревающей жертве, так и для бега по пересеченной местности, по снежному покрову или льду.

Но больше всего привлекают глаза. Если не видеть глаз волка, то кажется, что перед тобой просто дикий зверь. Глаза же говорят о многом: об уме, хитрости и отваге, о мудрости и опыте. Глаза у волков бывают зеленые и желтые, очень редко встречаются глаза голубого цвета. Эти глаза завораживают своим внутренним светом, сиянием золотистых искр радужной оболочки, в них можно легко прочесть, что сейчас чувствует волк. Илайджа понял это, стоя на вершине холма, рядом с телами своих убитых товарищей.

Поначалу молодой охотник увидел в глазах прыгнувшего на него волка только ненависть. Её было легко узнать – глаза яростные, бешеные. Илайджа не смог выстрелить в волка, глядя ему в глаза, в которых ненависть сменилась удивлением и интересом. Когда вожак сбил Илайджу на землю, его глаза стали совсем другими, в них было что-то, удивительно похожее на обычную человеческую жалость. К этой жалости примешивалось что-то еще, не очень хорошо похоже на расчетливость.

Когда волк разрешил охотнику встать, Илайджа заметил в глазах окруживших его врагов точно такую же ненависть, как в глазах их предводителя.

Сейчас эти глаза были спокойны, в них не было ярости, только настороженность и сосредоточенность.

Начинало светать. Вожак, идущий впереди, свернул вправо и скоро группа волков, ведущих Илайджу, вошла в неглубокий овраг с круто поднимающимися вверх глиняными склонами. Здесь было сыро, то там, то тут блестели мелкие лужицы. Через несколько минут ветви деревьев, растущих вверху на обрыве, закрыли волков и их пленника от восходящего солнца. Волки остановились, вожак наклонил голову и остальные волки разошлись в разные стороны, выбирая места посуше.

Волк с полоской белой шерсти мотнул головой, показывая в сторону единственного выхода из оврага, поперек которого уже лежало четверо волков и Илайджа согласно кивнул, поняв, что хотел сказать ему вожак. «Не сбежишь», говорили золотистые глаза и охотник был с этим согласен.

Он лег на спину на том же самом месте, где и стоял, с наслаждением разминая уставшие мускулы. Вожак приблизился к нему и лег рядом. Илайджа чувствовал его запах, уже не кажущийся ему отвратительным.

«Теперь, человек, мы можем и поговорить», – холодный, чуть ироничный и почти человеческий голос возник в голове Илайджи Аттертона.

Юноша рывком приподнялся на локтях, испуганно озираясь вокруг. Вожак смотрел на него и смешливые искорки прыгали в его глазах.

«Удивлен?» – вожак наклонил голову, напомнив Илайдже этим движением земных собак, так же внимательно прислушивающихся к хозяину.

– Но как же? – голос Илайджи прервался от изумления. – Ты знаешь наш язык?

«Я слышу, как ты думаешь», – снова чужой голос, – «Нет, я не знаю ваш язык. Просто я могу передать твоему сознанию собственные мысли, а твой мозг переводит их на язык, больше понятный для тебя».

– Вот это да! – восхищенно вскрикнул охотник, глядя на волка.

«Тебе лучше говорить потише, человек – мои братья нервничают, когда слышат человеческую речь», – волк указал глазами на подошедшего к Илайдже молодого волка, беззвучно оскалившего пасть.

Вожак негромко прорычал что-то и молодой волк послушно склонил голову и отошел в сторону.

«Говори шепотом – этого будет достаточно».

– Хорошо.

«Для начала представимся друг другу. Меня зовут Белый, я вождь племени сейров, уничтоженного твоими сородичами этой весной. Как зовут тебя?»

– Илайджа Аттертон, можно просто – Илай.

«Илай», – повторил волк.

– Зачем вы оставили меня в живых?

«Чтобы побольше узнать о твоем племени».

Илайджа молчал, глядя прямо перед собой.

«Для начала расскажи мне, зачем вы пришли на наши земли?»

– Я не хочу говорить с тобой, – яростно прошептал охотник, – я не хочу говорить с убийцей!

«Убийцей?», – в голосе послышалась ярость. «Ты называешь меня убийцей, человек?! А кто же тогда вы?»

Илайджа промолчал.

«Вы первыми принесли смерть моему народу! Вы начали убивать нас без всякого на то повода, как бешеные звери! Мы вышли к вам, не замышляя против вас никакого зла, мы пытались заговорить с вами, мы хотели приветствовать вас на нашей земле, а вы …», – волк замолчал, закрыв глаза.

– Мы не знали, что вы хотите говорить с нами. Мы думали, что вы собираетесь напасть на нас!

«Ложь», – голос был холоден, как лед. «Мы не замышляли подобного зла».

– Мне очень жаль.

«Тебе жаль, человек?! Слишком поздно для сожалений!»

– Прости.

«Я не могу простить тебя».

Илайджа отвернулся, не в силах выдержать тяжелый взгляд сейра.

«Расскажи мне, зачем вы пришли сюда».

Илайджа помолчал, собираясь с мыслями. Волк мрачно наблюдал за ним.

«Не пытайся мне лгать или умолчать о чем-нибудь – я сразу пойму, когда ты лжешь или что-то скрываешь, я пойму это по запаху».

– Запаху?

«Конечно, у всего есть свой запах – у страха, у лжи, у ненависти. Мы, сейры, разбираемся в этом лучше вас».

– Хорошо, я не буду лгать тебе, вождь. Мы жили далеко отсюда, ваш мир был для нас совершенно чужим. Однажды к одному человеку обратились существа, называвшие себя Хозяевами Стихий.

«Хозяева», – в голосе волка Илайджа ощутил горечь, – «я так и знал».

– О чем ты?

«Те, кого ты назвал Хозяевами, создали мой народ много лет назад. Они создали нас для убийства, чтобы мы, согласно их воле, убивали для них. Мы восстали против Хозяев и победили в своем стремлении обрести свободу. Сейчас уже почти никто из сейров не помнит об этом, мы забыли о Хозяевах, но теперь я вижу, что Хозяева не забыли о нас. Продолжай».

– Эти Хозяева предложили нам переселиться сюда, чтобы охранять древние Башни.

«Охранять от кого?»

– От вас. Нам сказали, что вы – ужасные звери, захватившие этот мир и охраняющие его от посягательств извне. Также нам много чего рассказали о вашей силе и хитрости, сказали, что на протяжении многих лет вы убивали любого, кто осмеливался посягнуть на ваши земли.

«Когда-то это было правдой», – в голосе чувствовалась грусть, – «но уже много поколений сейры не воевали ни с кем. Мы просто жили здесь, охотились, и думали, что этот мир всегда был нашим. Вас обманули, человек, мы не звери и мы давно уже никого не убиваем без причины».

– Мы не знали об этом. Поэтому солдаты и открыли огонь, когда увидели вас, выходящих из леса. Люди побоялись, что вы пришли убить нас.

Волк тяжело вздохнул:

«Велор был прав, как же я ошибался!»

– О чем ты?

«Неважно. Продолжай».

– А больше нечего продолжать. В первый же день вы убили одного из наших.

«Человека по имени Докс».

– Ты знаешь об этом? – вскричал юноша.

«Тише! Я же говорил тебе – не надо шуметь».

Молодой охотник с отвращением посмотрел на Белого и волк ответил ему прямым честным взглядом:

«А чего вы ждали от нас? Мне нужно было узнать о вас хоть что-нибудь и я узнал. Я схватил Докса, но ваши солдаты не дали мне достаточно времени, чтобы во всем разобраться».

– Это ты убил его?

«Да».

Илайджа вздохнул и продолжил:

– Мы узнали, что вам оказали помощь племена, живущие на севере. Мы оцепили Черную Пустошь специальной оградой.

«Металлической паутиной?»

– Да. Затем вы напали на нас, сломали ограду, убили много солдат. Ты ведь знаешь об этом, не так ли?

«Да, я знаю. Это я придумал, как напасть на ваш муравейник».

– Муравейник?

«Вы напомнили мне жестоких муравьев, вы так быстро возводили свои жилища и проявили жестокость, свойственную только насекомым, поэтому мы так и думали о вас».

– Мы называем наш «муравейник» поселением.

«Пусть так».

– После вашего прорыва многие возненавидели вас еще больше.

«Я ответил ударом на удар. Вы убили нас – мы убили вас. По-моему, это должно быть понятно».

– Потом вы напали на людей, которые работали в лесу.

«Вы убили почти всех моих братьев тогда».

– Что было дальше?

«Я попросил помощи у других племен. Мне отказали», – в голосе волка едва заметно прозвучала обида, – «поэтому я бросил клич среди сейров-одиночек и мое племя пополнилось новыми воинами».

– Мы думали, что вас осталось слишком мало, что вы прекратили ваши попытки напасть на нас и что вы затаились в лесу.

«Затаились – да, прекратили – нет. Дальше».

– Мы живем земледелием …

«Чем?»

– Земледелием. Вы отвоевываем у леса участок земли, очищаем землю от деревьев и садим на освобожденном участке растения, пригодные в пищу.

«Так вы не едите нас?!»

– Нет, – недоуменно посмотрел на волка охотник, – почему вы так подумали?

«Я видел, как вы переносите тела моих убитых сородичей в Башню и подумал, что…»

– Нет-нет, у нас и в мыслях не было такого! Мы сносили тела, чтобы наши ученые, ну, мудрые и опытные люди изучали их, чтобы понять вас.

«Много же надо ума, чтобы изучать мертвых», – фыркнул волк.

Илайджа заставил себя промолчать и думать о чем угодно, только не о плененном солдатами волке.

Белый насторожился и подозрительно посмотрел на человека:

«О чем ты задумался?»

– Ни о чем, – быстро сказал Илайджа, – просто вспомнил кое-что.

«Что именно?»

– Я вспомнил о своих родных, они наверняка решили, что меня нет в живых.

«Меня это не волнует. Продолжай».

– Мы хотели обеспечить себя пищей, чтобы пережить зиму. Мы не успевали с посевом и поэтому наши вожди решили отправить в лес охотников вот на таких травоядных животных, – Илайджа представил себе «бизонов» и Белый тут же отозвался:

«Мы называем их мойли».

– Мойли, – повторил юноша, чтобы запомнить. – Мы уже окружали стадо, когда вы напали на нас. Вот и все.

Волк внимательно посмотрел на него:

«Это далеко не всё. Я знаю, что о многом ты умолчал».

– Я сказал тебе всё, что знал.

«Не лги, я чувствую, как изменился твой запах. Ты врешь, ты знаешь об этом и боишься, что я узнаю об этом».

Илайджа молчал, до боли сжав кулаки.

«Молчание тебя не спасет».

– Что ты хочешь узнать?

«Как вы узнали о других племенах сейров? Ни один из вас не покидал поселение. Откуда вы узнали, где искать мойли? До них вам пришлось идти целый день, но вы шли так уверенно, как будто знали заранее, где и что искать».

Молчание.

«Я могу заставить тебя говорить. Я могу причинить тебе боль».

– Можешь убить меня, если хочешь, но я не стану предателем! Я могу рассказать тебе всё, если ты, в свою очередь расскажешь мне всё о себе и своем народе.

Если бы сейры могли смеяться, как их далекие предки, то Белый рассмеялся бы. Илайджа почувствовал его настроение – это был невеселый смех сквозь слезы, это веселье граничило с безумием, в это веселье яркими красными нитями была вплетена боль.

«Ты хочешь узнать о нас, человек? Хорошо. Представь себе, что ты, твоя семья, твои родичи, твой народ с самого начала времен спокойно и мирно живет на прекрасных землях, на которых есть всё – вода, пища, место для того, чтобы жить, рожать детенышей, охотиться. Вы не убиваете никого, кроме неразумных тварей, чтобы прокормить себя и свой народ. Вы никому не причиняете зла, ваше прошлое безмятежно, будущее не сулит ничего зловещего. Представь, что однажды в твой мир приходит зло. Безжалостные захватчики убивают твоих братьев, твоих детей, твою семью, твой народ. Ты видишь, как умирают те, кто дорог тебе, без кого ты не видишь смысла жить. Что ты будешь делать? Как поступишь ты в ответ на зло и бессмысленную жестокость?»

Человек молчит.

«Ты будешь убивать в ответ и не говори мне, что это не так!»

– Я не буду говорить, что это не так, просто сейчас мы опять вернулись туда, откуда начали.

«Ты же сам хотел знать о нас всё!»

– Хотел!

«Так знай! Вы – агрессоры, вы – убийцы, вы – захватчики! А мы лишь хотим восстановить справедливость».

– Так мы ни к чему не придем.

«Мне и не надо, чтобы мы к чему-то пришли в ходе нашей беседы. Мне нужно лишь получить ответы на свои вопросы».

– Постой, но ведь мы вроде бы говорили, что война между нашими народами – просто трагическая ошибка!

Белый зарычал в ярости, волки вскочили на ноги, угрожающе глядя на чужака.

«Эта, как ты говоришь, ошибка, лишила меня моего сына, дочери и внука, который должен был появиться на свет!»

– Я не хочу сказать, что наши поступки заслуживают твоего прощения, сейчас разговор идет не о тебе или мне, не о твоей или моей утрате. Сейчас мы говорим о том, что мы сможем сделать так, чтобы война между нашими народами прекратилась! Я не смогу воскресить твоих детей, а ты не сможешь вернуть жизнь моим товарищам, но мы можем сделать так, что мы перестали убивать друг друга!

Волк молчал.

– Ты же сам говорил, что разумные существа не должны убивать друг друга!

«Говорил».

– Тогда в чем дело?

Волк устало посмотрел на Илайджу:

«Дело в том, что я не могу забыть, кем я был и кем я стал. Я не могу забыть ваши убийства и мою месть. Вот и всё. Ты ответишь на мои вопросы?»

– А ты согласен помочь мне договориться с вами о мире?

Волк молчал.

– Тогда я не буду отвечать. Можешь делать со мной, что хочешь, мне всё равно, – Илайджа перевернулся на живот и подложил руки под голову.

«Нам нужно отдохнуть», – устало сказал Белый, – «тебе нужно поспать, а мне нужно подумать».

– Откуда ты знаешь, что мне нужно спать?

«Твое тело говорит об этом», – ответил волк, – «ты сам не понимаешь этого, но твое тело требует отдыха, я чувствую запах твоей усталости».

Илайджа закрыл глаза. «Неужели ты сможешь заснуть после всего, что случилось?», сказал он самому себе и, не успев даже удивиться, тут же крепко уснул…

* * *

…Этот человек удивил меня. Он молод, иногда глуп, но иногда его слова были словами умудренного опытом вождя. Он говорил правильные вещи: мы действительно могли прекратить войну. Именно мы, сейры, могли сделать первый шаг навстречу людям. Теперь, когда я окончательно убедился в том, что Велор, умудренный опытом и годами вождь самого многочисленного племени сейров севера, был прав в том, что люди напали на нас по ошибке, я растерялся.

Нелегко прийти к выводу, что моя месть становится ненужной и, более того, опасной. Опасной как для меня, так и для моего племени. Нелегко понять, что смерть моих любимых – всего лишь ошибка, трагическое совпадение, как говорил Велор, «удар молнии». «Убиты по ошибке» – какая страшная и мучительная мысль. Я гнал её изо всех сил, но она снова и снова, как упрямая оса, возникала в моей голове: «Убиты по ошибке! Убиты по ошибке!»

Я чувствовал, что теряю рассудок, призраки моих убитых детей, окровавленные, истерзанные, упрямо стояли перед моими глазами, упрекая, обвиняя, стыдя. Я беспомощно смотрел на них, усталый, опустошенный, утративший цель и смысл жизни. Я уже был готов вскочить и растерзать человека на клочки, чтобы голоса, обвиняющие меня в трусости и предательстве, успокоились, напоенные человеческой кровью. Я убил бы чужака, мои братья только приветствовали бы мой поступок, никто бы не обвинил меня в этом. Я уже почти был готов дать волю призракам своей мести, но меня остановил другой призрак.

Я увидел, как наяву, маленького сейра. Ему было всего полгода или немногим больше. Это был мой внук, у него были добрые глаза моей дочери, Чани. Он жалобно посмотрел на меня: «Дедушка, дедушка!», взмолился он. «Неужели ты снова станешь убийцей? Неужели ты снова дашь пролиться невинной крови? Неужели ты лишишь живых надежды на мирную жизнь? Ведь ты знаешь, что есть много молодых сейров, детенышей, учеников, которые не заслуживают моей участи! Ты можешь сделать так, что они смогут жить бок о бок с людьми без кровопролитной и бессмысленной резни, без ненависти и злобы. Жить, подобно добрым соседям, помогать друг другу познавать окружающий мир. Наши земли обширны, места хватит для всех – и для людей, и для нас. Помоги нам, дедушка, помоги людям понять и простить, помоги сейрам простить и обрести покой! Я умоляю тебя, оставь месть! Во имя еще не рожденных детей, во имя подрастающих сейров и растущих людей, я умоляю тебя! Сохрани свой разум чистым, не дай зверю одержать верх!»

И я внял его мольбам. Я ясно понимал, что это и был голос моего разума, моего рассудка, замутненного ненавистью к людям и желающего очиститься от скверны жестоких убийств. Пусть этот голос на миг обрел форму моего нерожденного внука, пусть! Этот призрак умолял меня простить, а что может быть правильнее милосердия и прощения? Ничего, ровным счетом ничего.

И я принял решение…

* * *

Сергей Дубинин, лежащий на госпитальной койке, устеленной белоснежными простынями, очнулся от тяжелого сна. Его глаза открылись и несколько раз моргнули. Сергей не понимал, где он. Рядом с койкой он увидел высокий штатив с пластиковой капельницей, в вену на правой руке была введена игла. Сергей чувствовал себя отдохнувшим, но все же немного слабым.

– Эй! – слабым голосом позвал он, улыбаясь, осматривая брезентовые «стены».

– А вот и наш Рип Ван Винкль проснулся! – в «палату» быстрым шагом вошла Марина Сергеева.

Она улыбалась, но всячески пыталась скрыть улыбку, нахмурив брови и поджав губы.

Она проверила уровень жидкости в плотном целлофановом пакете с физиологическим раствором и чем-то осталась довольна.

– Здравствуйте, Мариночка Петровна! – улыбнулся Дубинин, приподнимаясь в кровати.

– Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный, – проворчала Сергеева, довольно бесцеремонно проверяя зрачки биолога с помощью карманного фонарика в виде ручки, трогая бледный лоб и одновременно пытаясь нащупать пульс.

Сергей стоически вытерпел эти медицинские процедуры.

– Пульс в норме, следи за рукой, – сказала Марина, водя пальцем перед носом Дубинина.

– Ох, да в порядке я, Марина, что ты в самом деле!

– Ты, Дубинин, мне не будешь рассказывать сказки, кто и что тут в порядке! – Марина воинственно сморщила нос.

– Кто это тут в порядке? – поинтересовался вошедший Владислав.

– Я! – Сергей поднял свободную от капельницы руку. – Пионер Дубинин всегда готов!

– К чему это он готов? – спросил Сергеев у жены, демонстративно не обращая внимания на Сергея. – Больной, ведите себя спокойно!

Владислав наклонился над Дубининым и подчеркнуто добрым, как у Айболита, голосом, спросил, гладя Сергея по голове:

– Ну, кто мы сегодня?

Сергей не выдержал и засмеялся старой бородатой шутке.

– Сегодня мы – Дубинин Сергей Сергеевич.

– Ну, и слава богу, – улыбнулась Марина.

– Ну, ты и учудил нам вчера, Серега, – Сергеев присел на кровать рядом с биологом, – совсем плохой был.

– Как это?

– А ты что, ничего не помнишь?

– Нет.

– Не придуривайся, Дубинин, а то касторки зальём и зеленкой нос помажем, – пригрозила Марина.

– Да серьезно, ребята, ничего я не помню. Помню, что вроде бы заболел, ну, уроки отменил – это я помню. Помню, слабость была какая-то дурацкая, шатало меня немножко, я подумал, что – грипп какой-нибудь, уже обрадовался, что местные вирусы показались или наши завезенные проклюнулись. Думал с самого себя историю болезни писать, на радость науке и вам, докторам-садистам, а больше ничего и не помню.

– У тебя сердце вчера остановилось, Сережа, – голос Владислава стал абсолютно серьезным, – тебя Майкл вчера вечером приволок. Мы тебя на стол положили, видим – пульса нет. Засандалили тебе адреналин прямо в сердце, два раза электрошоком били и моторчик твой ожил.

– Ни фига себе! – ошеломленно выдохнул Дубинин.

На его лице было написано неподдельное удивление и растерянность.

– Вот тебе и «ни фига»! – отрезала Марина. – Ты посмотри, на что ты стал похож – чисто скелет, узник Освенцима, кожа да кости.

– А чего вы это в меня вкололи? – Сергей указал на капельницу.

– Глюкоза, кое-какие витаминчики, тонизирующее, – нетерпеливо ответил Владислав, – ты от вопросов-то не увиливай, пионер Дубинин! Как получилось, что ты чуть от голода не окочурился?

– Черт! – с размаху ударил себя по щеке Сергей. – Черт, «от голода», какой же я дурак!

– Я, конечно, приветствую запоздалое раскаяние, но ты не мог бы пояснить?

– Нечего тут объяснять! – Сергей решительно сел в койке. – Как это снимается? – спросил он, хватаясь свободной рукой за иглу капельницы.

– Ты что, одурел?! – закричала Марина. – Слава, держи его!

– Сереженька, Сереженька, тебе нельзя волноваться, – Владислав бережно придержал биолога за плечи, – и вставать тебе ни в коем случае нельзя. Не волнуйся, успокойся, объясни всё толком.

– Я совершенно спокоен, Слава, – голос Дубинина подтверждал его слова, – ты хочешь объяснений? Пожалуйста: у меня волк наверху умирает. Он, скотина, почти ничего не ел уже столько времени. Вот, – удовлетворенно кивнул Сергей, – теперь я могу объяснить, почему я немножко сбросил вес.

– «Немножко», – передразнила Марина, – балда!

– Да, – согласился Сергей, – может быть, я и балда, но я – балда с сердцем, в отличие от вас, докторишек. Я не мог есть, понятно вам? Не мог я есть, когда видел, как животное мучается по моей вине. Это я его в клетку засадил, свободы лишил. Он и решил, что ему лучше сдохнуть, чем принять кусок из моих рук. Он ничего не ел, уже столько времени прошло, а он, упрямый, от еды отказывается. Его спасать надо.

– Погоди, погоди, – остановил его врач, – ты о волке, которого подстрелили в лесу и в Башню спрятали?

– Ну да.

– В твоей лаборатории?

– Да, – Сергей от нетерпения прямо-таки приплясывал на койке, – вытаскивайте ваши иголки и помогите мне встать!

– Тебе нельзя двигаться, – раздельно и чётко выговаривая каждое слово, как будто при разговоре с умственно отсталым, сказал Сергеев.

– Слава, – глаза Дубинина умоляли, просили, он чуть не плакал, – если ты меня не выпустишь – он умрет. Понимаешь, умрет! Если ты меня не выпустишь, ты мне враг на всю жизнь! Если ты меня не выпустишь, я брезент этот зубами прогрызу, я на карачках в Башню полезу, клянусь!

– Вот сумасшедший! – с легким оттенком восхищения сказала Марина.

– Ладно, ладно, – Владислав поднял руки вверх, – если ты так переживаешь за своего зверя, то мы пойдем, разберемся с ним сами. Только охрану позовем на всякий случай, а ты, упертый осел, здесь останешься.

– Слава, – Сергей умоляюще приложил свободную руку к груди, – мне надо обязательно идти! Он никого к себе не подпускает, а я уже почти с ним договорился. Он ко мне почти привык – я же с ним целыми днями просиживал, разговаривал с ним. Слава!

– Ладно, псих, поможем, – решительно сказала Марина. – Сергеев, бегом за креслом-каталкой, а то этот невменяемый окончательно свихнется и нас с ума сведет!

– Мариночка, – комически сложив губы для поцелуя, потянулся к ней Сергей, – ангел ты в белом халате, звезда моя, спасительница-хранительница…

– Замолчи, Дубинин, – рассмеялась Марина, – а то я от смеха тебе иголку могу в какое-нибудь важное место загнать!

– У меня нет больше важных мест, ой! – Марина вытащила иглу и приложила к месту укола тампон, смоченный спиртом.

– Сожми руку в локте, – посоветовала она.

Морщась, Сергей согнул онемевшую руку, помогая свободной рукой.

– Вот и карета для нашего безлошадника, – Владислав вкатил кресло в «палату».

– Что нам нужно брать с собой? – спросила Марина.

– То же, что делали мне – глюкозу, тонизирующее, короче, всё, что нужно, чтобы спасти умирающего от голода, только в двойном размере, – ответил улыбающийся Сергей, прижимая руку к груди…

* * *

…Этар умирал. Он чувствовал приближение смерти, чуял ее тошнотворный запах. Сил уже не осталось, но всё же волк не хотел умирать. У него больше не осталось желаний, ему уже не хотелось обрести свободу, не хотелось отомстить, не хотелось есть. Единственное желание, еще теплившееся в нём, было желанием жить. Просто жить, дышать, слышать, видеть.

Волк с трудом усилием воли отгонял черный туман, сгущающийся у него перед глазами, но смерть не желала отступить, чувствуя легкую поживу. Судорожно вздохнув, волк перевел дыхание и почувствовал мимолетную радость оттого, что его враг – мертв. «Я все-таки победил тебя, человек», довольно подумал волк и услышал скрип, голоса и шум приближающихся шагов.

Кто-то шел по коридору к его клетке, это был не один человек, скорее всего, два или три.

Волк с трудом приоткрыл глаза. Перед ним сидел его враг-человек, его лицо было бледным и покрытым потом, но его губы шевелились, рождая незнакомые слова, глаза были живыми и сам он был жив.

«Не повезло», равнодушно подумал волк. Этар попытался рассердиться на человека, но не смог. Вместо злобы пришло уважение – человек смог вынести так много и всё же остался в живых.

Дверца открылась. Человек сполз на землю, отстранил протянутые к нему руки сородичей и пополз в клетку – дверной проем был слишком мал для человека.

Этар ощутил прилив старой ненависти и, вместе с тем, страха. Он ненавидел человека – ведь тот наверняка пришел, чтобы отомстить, волк боялся человека, потому что знал, что могут сделать люди с помощью своего оружия.

Безуспешно пытаясь воздействовать на сознание человека, Этар терял немногие оставшиеся у него силы. Потерпев неудачу в попытках стремительной рыбкой войти в темную толщу человеческих страхов, сознание Этара всплыло на поверхность сознания человека и замерло, ослепленное буйством ярких красок.

Здесь было так прекрасно, так светло! Здесь не было тьмы – только солнце, здесь не было мертвенного холода – только ласковое тепло, вместо злобы и ненависти – добро и милосердие. «Что это он говорит мне?», удивленно спросил сам себя Этар, глядя на то, как двигаются губы человека. Не умея разбирать слова, волк с легкостью смог разобрать понятия и образы.

«Бедный, глупый волк. Чертов упрямец! Я уважаю твою волю, я восхищаюсь тобой. Я не смог бы, как ты, предпочесть плену смерть. Я зол на тебя из-за этого, но я хочу помочь тебе. Я помогу тебе, даже если ты сам этого не хочешь. Я спасу тебя, заставлю есть и пить. Я спасу тебя. Пусть потом ты снова откажешься от еды, пусть – а я снова спасу тебя. Я буду помогать тебе до тех пор, пока ты не поймешь, что мы – не враги».

Слабые человеческие руки сжали тяжелую голову Этара в своих объятьях. Незнакомые слова, произносимые ласковым голосом, навевали покой. Какие-то капли падали на его спутанную шерсть, капли, вытекающие из глаз человека, которого Этар так ненавидел.

«Я хотел убить его – а он хочет спасти меня от смерти. Я причинил ему столько боли – а он хочет мне помочь. И ведь я здесь не причём», устало думал Этар, пытаясь разобраться в своих путающихся мыслях, «у меня нет сил воздействовать на его разум. Пусть всё началось с того, что он жалел и восхищался мной, пусть он не помнит всего того ужаса, в который я его ввёл, но он действительно не желал и желает мне зла. Он не способен ненавидеть, это так же ясно, как то, что меня зовут Этар и что мне приятно, когда этот человек гладит меня по голове», думал волк.

И в его душе, отравленной ядом собственной ненависти и злобы, затеплился крохотный огонек чувства, свойственного как сейрам, так и людям, чувства благодарности…

* * *

Когда Илайджа Аттертон проснулся, то Белого не было. Остальные шесть волков спали или делали вид, что спят. Двое преградивших выход из оврага волков лежали, положив головы на вытянутые лапы, их глаза были открыты. Они наблюдали за пленником.

Илайджа потянулся, зевнул и сел, подобрав под себя ноги. Проверил содержимое карманов – их только на одной куртке было шесть, не считая потайных карманов на поясе. Охотник вытащил из кармана широкий носовой платок, никогда не использовавшийся по его прямому назначению, и разложил на нем всё, что удалось найти.