Текст книги "Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима"

Подобное сгущение атмосферы в стране не могло остаться незамеченным. И уже в 1962 г. на страницах эмигрантского ежемесячника «Культура» появилась статья «Хамы и евреи», всколыхнувшая общественное мнение в стране. Автором был социолог Витольд Едлицкий, незадолго до того эмигрировавший в Израиль, а ранее бывший одним из активнейших участников Клуба Кривого колеса (закрытого властями в феврале 1962 г.). Социолог писал, что события 1956 г. были не спонтанным общественным движением за демократизацию и суверенитет, а всего лишь следствием внутрипартийной борьбы между «пулавянами» (получившими от оппонентов прозвище «евреев») и «натолинцами» (носивших ярлык «хамов»). По мнению Едлицкого, подлинными поборниками десталинизации были как раз «натолинцы» – сторонники Хрущёва, в то время как бывшая сталинская гвардия в лице «пулавян» только «разыгрывала карту» либерализма, чтобы таким образом завоевать популярность в народе и остаться у власти после потрясения, вызванного «Тайным докладом» первого секретаря ЦК КПСС. Едлицкий доказывал, что причиной ужесточения режима после событий октября 1956 г. была не угрожающая позиция СССР, а победа одной из фракций («пулавской»). «В интересе польского народа лежало в 1956 г. сохранение внутренней грызни во власти, а не поддержка одной из сторон. Только благодаря тому, что власть тогда была разрозненна и слаба, оказалась возможной та демократизация, которая была осуществлена между VI и VIII пленумами ЦК ПОРП. Сосредоточение всей власти в руках пулавян в октябре 1956 г. положило конец столь выгодной конъюнктуре»[130]130
  Jedlicki W. Chamy i żydy // Kultura (Paryż). 1962. № 12. S. 23.


[Закрыть]. Позднее, продолжал автор, Гомулка расправился с крайними «натолинцами» и начал постепенно избавляться также от прежних союзников – «пулавян», уступая желанию низов партаппарата, которые всегда с подозрением смотрели на «евреев». Вследствие этого к началу 1960-х гг. назрело новое столкновение, каковое, согласно автору, могло сыграть положительную роль в деле дальнейшей демократизации режима, но при условии, что население страны перестанет пассивно наблюдать за происходящим. «Хочу, – писал Едлицкий, – чтобы мой вывод стал тревожным звонком. В Польше вновь готовы столкнуться лбами две фракции. Это значит, что опять возникает подходящая возможность для демократизации, для повторения в определенной степени того, что было сделано в 1956 г. Но для того, чтобы эта возможность стала реальностью, польский народ не должен бездеятельно и равнодушно взирать на то, что происходит на самом верху общественной лестницы»[131]131
  Jedlicki W. Chamy i żydy // Kultura (Paryż). 1962. № 12. S. 41.


[Закрыть].

Диагноз Едлицкого, пожалуй, был слишком оптимистичен. В действительности, «на самом верху общественной лестницы» происходила обычная смена кадров, осуществлявшаяся в соответствии с законами авторитарного государства. При фактическом отсутствии демократической процедуры переизбрания чиновников низы партийно-государственного аппарата должны были ради продвижения по службе прибегать к опорочиванию вышестоящих начальников, чтобы занять их место. В этом им помогали некоторые честолюбивые представители высших эшелонов власти, увидевшие шанс занять более влиятельное положение в стране. Активно способствовал этому процессу и Гомулка: как всякий диктатор (а человек, имевший столь обширную власть и по сути избавленный от явной критики снизу, с полным правом мог называться диктатором), он должен был периодически «перетряхивать» бюрократический аппарат, чтобы тот не превратился в независимую от него силу.

Дополнительное преимущество партийным антисемитам нередко давали дети высокопоставленных чиновников еврейского происхождения. Многие из них участвовали в независимой от ПОРП общественной деятельности, часто квалифицируемой как оппозиция. Например, среди участников Междушкольного дискуссионного клуба, закрытого в 1963 г. за «несоответствующий» идеологический облик, были такие люди как Ирена Грудзиньская (дочь заместителя министра лесной промышленности), Ян Литыньский (сын заместителя директора департамента в министерстве транспорта), Эльжбета Светлик (дочь бывшего заместителя министра общественной безопасности), Юзеф Блясс (сын генерального директора в министерстве финансов), Хелена Брус (дочь заместителя председателя Экономического совета при Совмине), Хелена Гуральская (дочь бывшего руководителя Заграничного отдела ЦК ПОРП), Марек Боровский (сын заместителя главного редактора «Трибуны Люду»). Основатели Клуба – Адам Михник и Ян Гросс – также были детьми заслуженных родителей: отцом Михника был бывший член ЦК Компартии Западной Украины, матерью – ученая, писавшая в 1950-х гг. официозные учебники истории, а братом – судья на политических процессах начала 1950-х гг.; отцом Гросса был сотрудник кафедры психологической гигиены и детской психиатрии на факультете промышленности Высшей школы экономики в Катовицах[132]132
  AIPN BU. 0365/97 T. 2. K. 5–7; Eisler J. Marzec 1968… S. 90.


[Закрыть]. Позднее многие из вышеперечисленных, поступив в Варшавский университет, образовали там неформальное сообщество «командосов», отличавшееся «провокационным» поведением на собраниях Союза социалистической молодежи, где они задавали «неудобные» вопросы о новейшей истории Польши и текущей политике партии и правительства (за эту тактику «диверсии», напоминавшую действия израильского спецназа в тылу арабских войск, они и получили свое название).

Одним из «духовных учителей» этой группировки был приемный сын министра иностранных дел ПНР З. Модзелевского Кароль – активист бунтарского движения молодежи в 1956 г., позднее оказавшийся в тюрьме за «Открытое письмо к партии», в котором он предрекал Польше новую революцию, направленную против господства партийно-государственного аппарата. В начале 1960-х гг. он явился одним из основателей Политического дискуссионного клуба в Варшавском университете, на собраниях которого не раз слышались весьма резкие отзывы о происходящем в Польше и социалистическом лагере. Среди завсегдатаев этого клуба был сын Р. Замбровского Антоний – аспирант факультета экономики. После разгона клуба, произошедшего в 1963 г., А. Замбровский вошел в кружок Бернарда Тейковского – молодежного вожака Кракова в 1956 г., поступившего в аспирантуру Варшавского университета и тогда же завербованного Службой безопасности МВД. Участники этого кружка обсуждали проблемы современного марксизма и социальную структуру социалистических стран. Весной 1966 г. А. Замбровский высказался за участие в праздновании тысячелетия крещения Польши и раскритиковал антицерковную политику ПОРП, за что в том же году был исключен из партии.

Разумеется, такая активность отпрысков сановных родителей не могла прибавить последним популярности в глазах партийной элиты. В сущности, деятельность этой «золотой молодежи» служила подтверждением тезиса о тесной связи между догматизмом и ревизионизмом, с которым Гомулка не раз выступал на партийных форумах. Но вплоть до 1968 г. партийная верхушка, судя по всему, не пыталась использовать оппозиционность детей для публичного сведения счетов с их высокопоставленными родителями. Хотя органы внутренних дел старательно информировали верхи о всех случаях крамольного поведения этих лиц. Например, в начале 1967 г. МВД передал в ЦК список тех «привилегированных» учащихся Варшавского университета, кто поставил свою подпись в защиту А. Михника (лишенного на год студенческих прав за «неподобающие» речи). Среди таковых оказались как дети «пулавян», так и «натолинцев»[133]133
  AAN. PZPR KC. Kancelaria Sekretariatu. IX/962. K. 3.


[Закрыть]. Ранее, в 1963 г., громя на XIII пленуме ревизионизм, Гомулка самолично вспомнил о Михнике (которому тогда было всего 16 лет), приведя его как пример растущей идеологической заразы (поводом к чему послужила работа Междушкольного дискуссионного клуба)[134]134
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 65.


[Закрыть]. Источником столь поразительной осведомленности первого секретаря, вне всякого сомнения, явилась информация МВД.

Репрессивные органы и сами не брезговали склонять фамилии детей известных родителей. Например, осенью 1967 г. заместитель министра внутренних дел Ф. Шляхчиц, выступая на собрании партактива одного из районов Варшавы, заочно пригрозил Антонию Замбровскому, заявив, что тот «скачет, скачет, но в конце концов допрыгается»[135]135
  Ibid. S. 85.


[Закрыть]. Такое внимание высокого лица к рядовому участнику интеллектуальной фронды в Варшавском университете безусловно было вызвано личностью его отца, находившейся на прицеле у «партизан».

Очень скоро в ревизионисты были записаны и сами «пулавяне». Во всяком случае, некоторые из них. Например, среди новоявленных «врагов партии» оказался главный редактор органа ЦК ПОРП «Нове дроги» Р. Вэрфель, поплатившийся должностью за слишком близкие контакты с западными журналистами[136]136
  Persak K. Op. cit. S. 110.


[Закрыть]. Получил ярлык ревизиониста и С. Сташевский, не устававший выражать недовольство Гомулкой и завязывать знакомства с литераторами, известными своей оппозиционностью. Подробный доклад о связях Сташевского с интеллектуальной фрондой был составлен Службой безопасности в конце мая 1964 г., когда в польской печати разворачивалась кампания по дискредитации участников так называемого «Письма 34-х» (обращения тридцати четырех представителей польской науки и литературы к премьер-министру с требованием изменить культурную политику власти)[137]137
  AIPN BU. 01820/5 T. 3. K. 154–157.


[Закрыть]. А в 1966 г. Сташевский уже прямо был назван среди «людей, атакующих политику партии с ревизионистских позиций». Такая формулировка содержалась в социологическом исследовании Службы безопасности, проверившей репрезентативную группу лиц, которые отметились «враждебной деятельностью» на территории Варшавы в 1963–1966 гг.[138]138
  AIPN BU. 0296/259 T. 2. Notatka wyników sondy socjometrycznej niektórych osób z terenu Warszawy – znanych z antysocjalistycznej postawy lub wrogiej dzałalności. S. 2–3.


[Закрыть]Таким образом, произошла окончательная компрометация «пулавян». С этого времени они рассматривались как группировка, враждебная партии.

6. «Антисионистская кампания»

Всё это было прелюдией к началу подлинных гонений на служащих еврейского происхождения, устроенных в период так называемой «антисионистской кампании».

Поводом к ней явилась «шестидневная война» Израиля с арабскими государствами летом 1967 г. Победа Израиля вызвала неожиданное воодушевление многих поляков, которые рассматривали это как болезненный удар по престижу Советского Союза, поддерживавшего арабов. В стране, никогда не испытывавшей особых симпатий к евреям, вдруг обнаружились заметные произраильские настроения. Получила широкое распространение фраза: «Наши евреи побили их арабов»[139]139
  Stola D. Kampania antysyjonistyczna. Warszawa, 2000. S. 33–34; Eisler J. Polski rok 1968. S. 40.


[Закрыть]. При этом слово «наши» имело зачастую буквальное значение, поскольку немалая часть жителей Израиля происходила из Польши.

В данном случае у населения явно включился тот же механизм, что и в 1956 г.: всё, что было направлено против интересов СССР, заслуживало безусловного одобрения. Антисоветские (а антирусские) настроения вновь взяли верх над антисемитизмом. Для Гомулки же, как видно, такой политический выбор народных масс был неожиданным. Не желая мириться с фактом всепобеждающего антисоветизма поляков (что косвенно могло свидетельствовать об их неприятии социалистического строя), он склонен был объяснить его происками «пятой колонны» в лице сионистов. По Гомулке выходило, что не поляки, а чудом уцелевшие сионисты приветствовали победу Израиля. Выступая 19 июня 1967 г. на VI конгрессе профсоюзов, первый секретарь прямо заявил, что власть не может оставаться равнодушной ввиду присутствия в стране подрывных элементов, и что у всех граждан Польши должна быть лишь одна родина, те же, кто поддерживает израильскую агрессию, могут свободно уезжать[140]140
  Stola D. Op. cit. S. 40.


[Закрыть]. Речь его, транслировавшаяся по радио и телевидению, стала «спусковым крючком» кампании по выявлению «сионистов» на всех уровнях. Поначалу эта кампания затрагивала почти одних «пулавян» и слабо касалась прочих служащих еврейского происхождения. До конца 1967 г. практически все представители этой группировки, еще занимавшие какие-либо ответственные посты, были отправлены в отставку (к примеру, Л. Касман, В. Боровский, Я. Зажицкий, Э. Пщулковский, В. Комар). Из редакции Большой энциклопедии был уволен ряд прежних деятелей «идеологического фронта», в том числе П. Хоффман. Вместе с ним потерял свою последнюю должность и С. Сташевский. Была проведена также чистка в армии, откуда было изгнано около 2 тыс. офицеров, в том числе 17 генералов. В конце января 1968 г. из ПОРП добровольно вышли два выдающихся ученых еврейского происхождения – Зыгмунт Бауман и Влодзимеж Брус, не пожелавшие мириться с набиравшей силу антисемитской волной.

Но подлинный размах кампания приобрела весной 1968 г., после протеста студенческой оппозиции против снятия со сцены Национального театра спектакля по поэме А. Мицкевича «Дзяды». Спектакль был приурочен к пятидесятой годовщине Октябрьской революции, но вызвал неудовольствие высшего партийного руководства своими религиозными и антироссийскими мотивами. Было объявлено, что спектакль с 30 января 1968 г. убирается из репертуара. «Командосы», руководимые К. Модзелевским, а также учащиеся Высшей театральной школы организовали акции протеста, которые закончились столкновениями с милицией и задержанием некоторых участников. Одновременно варшавское отделение Союза польских литераторов созвало чрезвычайное заседание, которое приняло резолюцию с требованием вернуть спектакль на сцену и изменить культурную политику.

Министерство высшего образования постановило исключить из числа студентов двух, по его мнению, наиболее активных «командосов»: А. Михника и Г. Шляйфера. Это в свою очередь вызвало возмущение студенческого сообщества Варшавского университета, которое 8 марта собралось на митинг протеста, разогнанный милицией. После этого начались волнения и забастовки во всех крупных городах Польши.

Польский историк Е. Эйслер подметил, что среди 2725 задержанных участников волнений было всего около 600 студентов, зато 937 рабочих[141]141
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 396.


[Закрыть]. В свою очередь исследователь М. Заремба обратил внимание на то, что все задержанные рабочие были молодыми людьми – не старше тридцати лет[142]142
  Zaremba M. Biedni Polacy 68. Społeczeństwo polskie wobec wydarzeń marcowych w świetle raportów KW i MSW dla kierownictwa PZPR // Marzec 1968. Trzydziesci lat później. Pod red. M. Kuli, P. Osęki i M. Zaremby. T. I. Warszawa, 1998. S. 159.


[Закрыть]. Это наводит на мысль, что события марта 1968 г. по сути были бунтом молодежи против косной системы. Новое поколение поляков в отличие от людей старшего возраста не склонно было сравнивать окружающую действительность с довоенным временем, поэтому оставалось глухо к риторике власти, пропагандировавшей успехи Народной Польши. Молодежь имела перед глазами пример западных стран, где значительно более высокий жизненный уровень сочетался с широкой демократией. Именно это стало для нее ориентиром, а не умозрительный коммунизм официальной пропаганды.

Власти же восприняли внезапный общественный взрыв как следствие подрывной работы опальных «пулавян» (теперь квалифицировавшихся как «сионисты»), желавших вернуть себе утраченное влияние. Основная тяжесть обвинений возлагалась на «политических банкротов» Р. Замбровского и С. Сташевского. В связи с этим под наблюдение МВД были взяты и некоторые другие бывшие функционеры еврейского происхождения: А. Альстер, Я. Берман, А. Фейгин, В. Комар, М. Метковский, Р. Ромковский[143]143
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 211.


[Закрыть]. С партийных трибун и страниц прессы также клеймились как «ревизионисты»: фрондирующий философ Л. Колаковский (исключенный из ПОРП в 1966 г.); редактор издательства «Книга и просвещение» О. Шехтер (отец А. Михника); профессора Варшавского университета Б. Бачко, В. Брус и З. Бауман; актриса А. Стейнсбергова; оппозиционный писатель П. Ясеница; поэт А. Слонимский; католический публицист С. Киселевский. Другими словами, смешивались без разбора все, кто так или иначе вызывал раздражение у властей. В прессе была развернута кампания по очернению бунтующей молодежи; газеты публиковали списки наиболее активных студенческих оппозиционеров еврейского происхождения, выдавая их за главных виновников создавшейся ситуации. При этом журналисты не останавливались перед фальсификациями. Например, в перечне вдохновителей студенческого движения, опубликованном 11 марта «Трибуной люду» и «Словом повшехным» (органом ПАКС), встречались фамилии А. Замбровского, К. Вэрфеля и М. Альстера (детей соответственно Р. Замбровского, Р. Вэрфеля и А. Альстера), хотя они вовсе не стояли у истоков акций протеста[144]144
  Stola D. Op. cit. S. 91–92.


[Закрыть]. «Командосов» – зачинателей движения – именовали «банановой молодежью», подчеркивая высокое социальное происхождение некоторых из них.

Одновременно «партизаны» развернули кампанию по пропаганде своих взглядов. В 1967–1968 гг. увидел свет ряд книг начальника III департамента МВД (занимавшегося борьбой с антигосударственной деятельностью) Тадеуша Валихновского о сионизме и его роли в новейшей истории Польши. Основной мыслью этих произведений было то, что сионисты вкупе с ФРГ неустанно плетут интриги против Народной Польши. Объединение этих еще недавно несовместимых явлений принадлежало к одному из наиболее оригинальных теоретических нововведений «партизан».

Сам Гомулка, хотя и старался дистанцироваться от антисемитизма, тоже поддался общему настроению аппаратчиков среднего звена, требовавших расчета с «еврейскими кадрами», и на совещании в ЦК 26 марта 1968 г. вдруг заявил, что истинной причиной его снятия с поста генерального секретаря в 1948 г. была попытка изменить руководящий состав Министерства общественной безопасности, где всё начальство составляли евреи. Поэтому нынешние выступления «всяких Замбровских, Сташевских и Бачек» он охарактеризовал как попытку вернуться во власть. Кроме того, Гомулка заявил, что из одиннадцати человек, готовивших митинг 8 марта, десять были евреями, и лишь один – поляком[145]145
  Ibid. S. 126–127.


[Закрыть]. Источником такой информации (сразу скажем – ложной) являлось, несомненно, МВД, руководимое М. Мочаром. А потому не приходится удивляться, что первый секретарь видел в мартовских волнениях заговор бывших «пулавян», перекрасившихся в сионистов. Министр внутренних дел ловко манипулировал настроениями партийного лидера, чтобы его руками расчистить дорогу для своих приверженцев в партийных низах.

Деятели идеологического фронта (например, А. Верблян) теперь обвиняли старую когорту коммунистов еврейского происхождения в недооценке роли борьбы поляков за независимость, в «люксембургизме» (т. е. пренебрежении национальной проблематикой в угоду классовой) и в изобретении теории о правонационалистическом уклоне. В принципе, все эти положения (кроме правонационалистического уклона) отражали позицию Гомулки в 1940-е гг., когда он также упрекал КПП и СДКПиЛ[146]146
  СДКПиЛ – Социал-демократия Королевства Польского и Литвы. Идейная предшественница Коммунистической партии Польши.


[Закрыть]в забвении национальных традиций польского народа. Новым был перенос акцентов с партий как таковых на их еврейскую часть.

Чего стоили эти обвинения, показывает статья бывшего министра финансов Е. Альбрехта (разумеется, неопубликованная), которую тот отослал в 1968 г. в Секретариат ЦК, для того чтобы оспорить вышеприведенные тезисы. Альбрехт досконально разобрал всю историю рабочего движения в Польше с конца XIX в. и показал, что недоверие к лозунгам национального суверенитета было свойственно далеко не только коммунистам еврейского происхождения. Но при этом он признал, что, «к сожалению, значительное большинство из нас, тогдашних партийных деятелей, приняло ложную теорию о правонационалистическом уклоне… Фактом также является то, что мы не сумели противостоять наступившему затем террору и репрессиям в отношении лучших деятелей нашей партии…»[147]147
  AAN. PZPR KC. Sekretariat I sekretarzy. XIA/331. K. 67–87.


[Закрыть]

Тезис о репрессиях против патриотов в берутовские времена превратился в расхожий штамп, который усиленно эксплуатировали «партизаны», чтобы таким образом лишний раз продемонстрировать свою близость к народу. В апреле 1968 г. М. Мочар в одном из интервью обрушился на «московских поляков» (Бермана и Замбровского), которые, по его мнению, должны были нести полную ответственность за «зло, творившееся до 1956 г.», и прежде всего – за преследования патриотов[148]148
  Stola D. Op. cit. S. 120–121.


[Закрыть]. И хотя среди этих «московских поляков» далеко не все были евреями, посыл был ясен: «хорошие партийцы», проведшие всю войну в Польше и думавшие о национальном суверенитете, пострадали от «плохих партийцев», чуждых «хорошим» по духу и крови, и к тому же отсиживавшихся в тяжелые времена за советскими штыками.

Подобная расстановка акцентов в прессе и публикациях неизбежно должна была вызвать массовые антисемитские чистки. Так и произошло. По всем предприятиям, парторганизациям и учреждениям проходили проверки на предмет выявления скрытых сионистов. В секретариаты ЦК и первого секретаря слались коллективные письма в поддержку Гомулки и его борьбы с ревизионизмом и сионизмом. Из страны буквально выдавливались лица еврейской национальности, даже если те уже давно ассимилировались и не имели ничего общего с еврейским народом, кроме фамилии. Особенной трагедией это было для тех людей, которые не один десяток лет были связаны с партией, а теперь клеймились как поборники враждебных сил. Польшу вынужден был покинуть писатель, коммунист с довоенным стажем С. Выгодский, эмигрировали литературоведы Я. Котт и Е. Помяновский, ученые В. Брус и З. Бауман. Ведущий марксистский философ А. Шафф был временно отстранен от общественной жизни и вынужден был читать о себе клеветнические измышления в прессе.

Всего из страны без права возврата в 1968–1969 гг. уехало более 15 тыс. граждан, среди них несколько сот ученых, около 200 сотрудников прессы и издательств, 91 артист, 26 кинематографистов и более 300 врачей. Кроме того, была проведена большая чистка в руководящих органах. Уже к сентябрю 1968 г. с ответственных постов в Варшаве было снято 774 человека, в том числе 5 министров, 22 заместителя министра, 133 директора и заместителя директора отдела. Наиболее высокопоставленными жертвами чистки стали председатель Госсовета Э. Охаб, министр финансов Е. Альбрехт и министр иностранных дел А. Рапацкий, выступавшие против нагнетания антисемитской истерии. Кроме того, министр обороны М. Спыхальский, которого негласно обвиняли в связях с сионистами, был переведен на почетную, но менее значимую должность председателя Госсовета, а его место занял Войцех Ярузельский. В целом эта волна отставок способствовала обновлению кадров в ПОРП. Проявлением этого стало то, что 82 члена руководящих органов партии не были переизбраны в новый состав на V съезде ПОРП[149]149
  Friszke A. Polska. Losy państwa i narodu. 1939–1989. Warszawa, 2003. S. 300–301.


[Закрыть].

В мае 1968 г. Гомулка начал сворачивать антисионистскую кампанию. Видя, что события начинают выходить из-под контроля, он настоял на отставке главного теоретика борьбы с сионизмом Т. Валихновского, а 29 мая на совместном заседании варшавского комитета ПОРП и Секретариата ЦК призвал «больше не продолжать акцию»[150]150
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 597; Stola D. Op. cit. S. 242.


[Закрыть]. По инициативе Гомулки исполком воеводского комитета ПОРП Варшавы обратился с письмом ко всем парторганизациям, в котором заявлял, что партия не делит людей по национальному признаку, и предлагал ограничить «кадровую карусель»[151]151
  Ibid. S. 598–599.


[Закрыть]. 24 июня 1968 г. цензура издала циркуляр, предписывавший следить за чрезмерным нагромождением публикаций о сионизме и перестать указывать этническую принадлежность лиц, участвовавших в студенческих выступлениях или снятых со своих постов[152]152
  Stola D. Op. cit. S. 245.


[Закрыть]. А в конце июля заведующий Отделом пропаганды ЦК А. Верблян, еще недавно выступавший с «партизанских» позиций, уже писал Гомулке проект речи для выступления на ближайшем пленуме ЦК, в которой искал наиболее удобные формулировки для «снятия [сионистской] проблемы с повестки дня». По версии Вербляна «зараженность» многих членов ПОРП еврейского происхождения сионизмом имела ту же природу, что и их эволюция от догматизма к ревизионизму. «Представляется, что главной причиной этого было допущение на протяжении многих лет, под давлением объективных трудностей, но прежде всего в силу неверной кадровой политики, возникновения в некоторых органах партийного аппарата и партийного актива крупных групп, почти сообществ, состоящих из товарищей еврейского происхождения». Отсюда, по мнению Вербляна, происходила изолированность данных товарищей от народа, создававшая благодатную почву для ревизионизма и космополитизма, а затем – и сионизма. Однако, оговаривался высокий чиновник, «конфликт этот имел не национальный, а социально-классовый характер», и «ныне, когда эта проблема уже выяснена, можно и должно снять ее с повестки дня партийной пропаганды». И, словно не удовлетворяясь этим заключением, Верблян добавил еще тезис (не раз до того озвученный Гомулкой) о неправильности отождествления всех польских евреев с ревизионистами[153]153
  AAN. PZPR KC. Sekretariat I Sekretarzy. XIA/331. K. 42–50.


[Закрыть].

На XII пленуме ЦК (8–9 июля 1968 г.) было решено сделать М. Мочара заместителем члена Политбюро и секретарем ЦК, одновременно сняв его с должности министра внутренних дел. Предполагалось, что Мочар теперь в качестве заместителя члена Политбюро будет курировать вопросы, связанные с госбезопасностью и обороной. На его место в министерстве Гомулка неожиданно предложил Казимежа Свиталу, а не ожидавшегося «партизанами» Ф. Шляхчица. Свитала до того всего лишь около года работал заместителем министра внутренних дел, а прежде являлся председателем воеводского суда в Катовицах. Обосновывая свое решение, Гомулка прямо заявил, что партийное руководство должно иметь полный контроль над МВД (признав тем самым, что при Мочаре такого контроля не было). Ему пытался оппонировать партийный глава Катовицкого воеводства Э. Герек, но безуспешно[154]154
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 605–606.


[Закрыть].

На V съезде ПОРП в ноябре 1968 г. о сионизме уже почти не говорилось. Намного больше внимания было уделено 50-й годовщине восстановления польской независимости, борьбе с ревизионизмом и «Пражской весне». Съезд утвердил перестановки в высших органах партийной власти. Наряду с ближайшим окружением Гомулки (Клишко, Спыхальским, Циранкевичем, Ендрыховским, Лёга-Совиньским, Стшелецким) Политбюро пополнил ряд «молодых» деятелей, начавших свою карьеру уже после войны (первый секретарь Гданьского комитета ПОРП Станислав Коцёлек, секретарь ЦК, бывший председатель Главного правления Союза сельской молодежи Юзеф Тейхма, первый секретарь Познанского комитета ПОРП Ян Шидляк, секретарь ЦК, заведующий Бюро прессы ЦК Стефан Ольшовский, министр сельского хозяйства Мечислав Ягельский). Кроме них в Политбюро также вошел ряд довоенных коммунистов: Э. Герек, В. Кручек, Б. Ящук, М. Мочар. Компанию им составил заместитель премьер-министра и постоянный представитель Польши в СЭВ Пётр Ярошевич (род. в 1909 г., член ППР с 1944 г.), введенный в Политбюро еще в 1964 г. Он не принадлежал к когорте членов КПП, но быстро сделал себе карьеру в армии, а затем столь же успешно проявил себя на ниве экономики.

Таков был последний состав Политбюро ЦК ПОРП при Гомулке. В целом нетрудно заметить, что «антисионистская кампания» принесла свои плоды, хотя, возможно, и не в той мере, на какую рассчитывали ее приверженцы. Старые деятели партии оказались в значительной степени разбавлены более молодыми. Причем этим последним Гомулка явно симпатизировал, видя в них наследников своей команды[155]155
  Ibid. S. 620–621.


[Закрыть].

Выборы в ЦК показали, что средние и низшие звенья партии не удовлетворились произведенными переменами. Лидеры «партизан» М. Мочар и Г. Корчинский по-прежнему пользовались большой популярностью (они получили даже больше голосов, чем Гомулка), в то время как такие люди, как Клишко и Спыхальский, постепенно теряли опору в партии. Очень много голосов было отдано за Э. Герека, также шедшего в первых рядах «борцов с сионизмом», зато едва не провалился на выборах заместитель премьер-министра Эугениуш Шир (член КПП с 1934 г.), который совсем недавно, в 1964–1968 гг., даже входил в состав Политбюро[156]156
  Eisler J. Polski rok 1968. S. 623.


[Закрыть]. Причиной тому, несомненно, были подозрения в том, что Шир якобы потворствует евреям-сионистам.

Массовый отъезд евреев за границу привел к тому, что их численность в Польше сократилась до нескольких тысяч человек. По сравнению с более чем тридцатимиллионным населением страны это была ничтожная цифра. Поэтому в дальнейшей жизни ПОРП «еврейский вопрос» уже не играл большой роли. Как курьез можно воспринимать тот факт, что еще в 1971 г. Служба безопасности МВД при агентурной разработке адвокатского сообщества Польши отдельным пунктом выделяла «сионистскую группу»[157]157
  Żaryn J. Op. cit. S. 288.


[Закрыть].

Последний раз партийные круги обратились к еврейской теме весной 1981 г., когда волна массовых забастовок поставила под вопрос сохранение властной монополии ПОРП. Такие организации, как Патриотическое объединение «Грюнвальд», еженедельник «Жечывистость», Катовицкий партийный форум и некоторые другие, попытались возродить отошедшую было в прошлое «натолинско-партизанскую» риторику, совместив идеологию марксизма-ленинизма и антисемитски окрашенный патриотизм. Но деятельность этих структур, невзирая на их поддержку со стороны некоторых высокопоставленных чиновников (Т. Грабского, С. Коцёлека, С. Ольшовского) имела маргинальный характер и не оказала большого влияния на ход событий.

Резюмируя, можно сказать, что предпосылкой для межэтнической напряженности внутри марксистских партий Польши являлся слишком большой, непропорциональный по отношению к общей численности населения страны, процент в них евреев. Причинами этого являлись преследования, которым подвергались многие евреи в довоенной Польше, тяжелые экономические условия существования значительной части еврейского меньшинства в стране, а также известные симпатии некоторых еврейских кругов к СССР как к государству, якобы лишенному национальных предрассудков, и к тому же внесшему решающий вклад в разгром фашизма. Приток евреев в КПП и ППР, особенно усилившийся после окончания войны, вызывал раздражение у многих поляков-коммунистов, весьма страдавших от ярлыка «жидо-коммуны». Наиболее остро данный конфликт проявился в 1956 г., когда кризис власти заставил партийных «юдофобов» открыто поставить вопрос о национальном характере правящей партии. В этом они нашли поддержку у советского руководства, которое также было весьма озабочено образом ПОРП в глазах трудящихся масс Польши. В свою очередь, еврейская часть ПОРП, не желая быть принесенной в жертву национальной легитимизации режима, вынуждена была сплотиться и выступить с тезисом укрепления государственного суверенитета, что на какой-то момент позволило ей обрести опору в обществе.

Но их торжество не могло быть долгим, поскольку в среднем и низшем звеньях партаппарата неумолимо росла численность этнических поляков, весьма недовольных продолжающимся «еврейским засильем» в верхах. Откровенный раскол партии по национальному признаку, произошедший в 1956 г., давал благодатную почву для разговоров о «еврейской клике» в ЦК ПОРП. Объективный процесс «коренизации» партии (т. е. неуклонного приведения ее этнического состава в соответствие с пропорциями по стране) и карьерные амбиции аппаратчиков среднего и низшего уровня вызвали к жизни антисионистскую кампанию, когда авторитарная система, лишенная эффективного избирательного механизма, избавлялась от части старых деятелей, чтобы освободить дорогу молодым. Параллельно с этим производилась попытка сближения идеологических установок власти с мировоззрением масс путем расчета (весьма уродливого и однобокого) с некоторыми темными сторонами истории правящего режима. Однако кампания была прервана, едва начавшись. Гомулка оказался слишком привержен формулам коммунистического интернационализма, чтобы допустить чрезмерную «этнизацию» официальной идеологии. Убеждения «партизан» были ему весьма близки, но статус лидера партии избавлял от необходимости опускаться до столь низменных приемов, какие позволяли себе сподвижники Мочара.