Текст книги "Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима"

Неудивительно, что именно Пясецкого противники Гомулки решили отправить в Москву. У бывших и нынешних членов ЦК из числа «догматиков» шансов выбраться в советскую столицу не было – их бы просто не выпустили из страны. Зато поездка главы религиозной проправительственной организации могла быть обставлена как обмен опытом с советскими товарищами в области взаимодействия власти и церкви.

21 марта 1958 г. Пясецкий встретился с послом Абрасимовым и довольно откровенно поведал о своих намерениях. Вначале он рассказал о том, как его организация пережила кризис 1956 г.: «Наиболее острые атаки на ПАКС начались после того, как в конце 1956 г. была опубликована моя (Пясецкого. – В. В.) статья “Государственный инстинкт”… В то время нашу организацию пытались ликвидировать в идеологической борьбе. Однако этот план ревизионистов провалился и наша организация, выдержав натиск, не только не ослабла, но значительно окрепла. В дальнейшем… начались попытки ликвидации ПАКС путем финансового нажима на наши предприятия и издательства. Эту борьбу нам вести трудно. Однако мы не намерены отступать и пока преодолеваем материальные трудности. В настоящее время атаки на ПАКС идут по этим двум линиям одновременно. В подобном положении находятся и здоровые силы партии…» Сказав о здоровых силах в партии (т. е. о «догматиках»), Пясецкий перешел к сути дела: «Как это ни странно, но эти настоящие коммунисты в Польше вынуждены быть в оппозиции к ряду принципиальных положений политической линии ПОРП и, как это ни странно, устраняются со своих постов и из руководящих партийных органов. В этой связи Б. Пясецкий сказал, что выступление В. Клосевича и некоторых других членов ЦК ПОРП он считает правильным и нужным… их взгляды поддерживаются довольно широкими слоями низового актива». Далее Пясецкий сказал: «Я считаю Польшу кораблем, на котором все говорят и спорят о строительстве социализма, а корабль этот плывет к капиталистическим берегам». Как же изменить такое положение вещей? По мнению Пясецкого, «надо найти формы усиления влияния на польскую общественность со стороны советской общественности с тем, чтобы показать польскому народу, что сейчас надо не дискутировать о социализме, а строить социализм… Это воздействие на первых порах должно осуществляться по линии моральной поддержки всех сил Польши, которые последовательно стоят на позициях строительства социализма. Это касается не только здоровых сил в партии, но и всех общественно-политических организаций… По-моему, – подчеркнул Пясецкий, – это в настоящее время является одной из важнейших задач советской политики в Польше»[189]189
  АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 42. Пор. 46. П. 356. Д. 720/13. Л. 11–13.


[Закрыть]. Другими словами, Пясецкий настаивал, чтобы Москва сделала ставку на «догматиков» в ущерб Гомулке. Столь же прозрачно Пясецкий поведал и о целях ПАКС как общественно-политической организации: «Мы ставим задачу подменить Демократическую партию (одну из двух «союзнических» партий, действовавших под эгидой ПОРП. – В. В.)… нашей организацией, которая в соответствующий момент может быть превращена в политическую партию». Абрасимов «выразил несогласие с рядом положений, высказанных Пясецким, и, в частности, с его оценкой внутриполитической обстановки в ПНР в настоящее время. Кроме того, рекомендовал Пясецкому встретиться с товарищем Гомулкой и рассказать ему о деятельности ПАКС и тех преследованиях, которым эта организация подвергается»[190]190
  АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 42. Пор. 46. П. 356. Д. 720/13. Л. 14–15.


[Закрыть]. Впрочем, посол обещал ходатайствовать перед начальством о помощи в розыске 16-летнего сына Пясецкого, похищенного неизвестными в начале 1957 г. (Очень темное дело, невыясненное до сих пор. Тело сына Б. Пясецкого Богдана со следами насильственной смерти нашли в конце 1958 г.)

Тем не менее Абрасимов дал добро на выезд Пясецкого в Советский Союз формально для ознакомления с методами сотрудничества власти и католической общественности. Первый заместитель министра иностранных дел СССР Н. С. Патоличев также выразил свое согласие, порекомендовав, однако, узнать точку зрения Совета по делам религиозных культов при Совмине СССР. Совет немедленно затребовал характеристику на Пясецкого и членов его делегации, предварительный план поездки и цели ее организаторов, а также мнение польских властей касательно данного визита. Посольство передало требуемые бумаги, ПАКС выслал развернутый план, а вот мнение польских ответственных лиц удалось прояснить лишь после двукратного запроса со стороны Совета (мнение это оказалось положительным). В итоге 27 февраля 1959 г. было вынесено следующее заключение: «Совет по делам религиозных культов рассмотрел материалы, касающиеся приглашения делегации ПАКС в Москву, и находит, что этого делать сейчас не следует по следующим соображениям: во-первых – нельзя обсуждать с Пясецким вопросы, касающиеся внутренней жизни Польши: взаимоотношения между ПОРП и ПАКС, место ПАКС в Польше и др… Очевидно, Пясецкий надеется на то, что его поездка в СССР окажет некоторое влияние на ПОРП в решении интересующих ПАКС вопросов. Вступать в переговоры с Пясецким по этим делам не следует. Во-вторых, вопросы, выдвигаемые Пясецким, касающиеся создания общественно-прогрессивного движения светских католиков в Польше и в других социалистических странах, никто, кажется, в СССР не изучал, и поэтому не выработано еще определенной точки зрения на этот счет… Совет по делам религиозных культов не уверен в том, что товарищ Гомулка, давая согласие на поездку делегации ПАКС в Москву, знал о целях этой поездки»[191]191
  АВП РФ. Ф. 0122. Оп. 43. Пор. 27. П. 360. Д. 180. Л. 11–12.


[Закрыть].

Таким образом сорвалась попытка «догматиков» заручиться поддержкой советских властей. С этого времени те из них, кто не отказался от борьбы (а таких осталось совсем немного), сделали ставку на Китай и Албанию. Наиболее активный из «догматиков», бывший секретарь Б. Берута К. Мияль, даже бежал в феврале 1966 г. в Албанию, откуда обратился к соотечественникам через «Радио Тирана» с призывом сбросить ярмо сионистов и ревизионистов. Кроме того, Мияль незадолго перед своим бегством создал подпольную Компартию Польши, в которую вовлек несколько бывших высокопоставленных партократов из числа «догматиков». Албанское посольство принялось рассылать от имени этой партии листовки польским чиновникам с резкой критикой Гомулки. Сам Гомулка видел в этих кознях руку китайцев. В мае 1969 г., беседуя с Н. Чаушеску, он прямо заявил: Компартия Польши – это организация, созданная албанцами на китайские деньги, а ее существование – часть подрывной работы, которую КПК ведет по всему миру с целью распространить свои великодержавные интересы[192]192
  AAN. XIA/5. K. 178–180.


[Закрыть]. Впрочем, к этому времени «догматики» (за исключением Мияля) сошли со сцены, и деятельность последнего из них выглядела скорее курьезом.

Таким образом, советско-китайское размежевание конца 1950-х гг. имело свое воздействие на взгляды дипломатов двух стран относительно внутриполитического положения в Польше. Разница в подходах руководств СССР и Китая к проблемам строительства социализма, а также позиция Гомулки в этом конфликте отразились на той линии, которую вели советское и китайское посольства применительно к борьбе группировок в ПОРП. Первоначальный скептицизм советской верхушки к новому польскому руководству сменился полным одобрением его курса, основанным на негативном отношении к сталинизму. Китайская же дипломатия, смотревшая с подозрением на процессы «оттепели» в Советском Союзе и Польше, склонна была больше прислушиваться к мнению лиц, осуждавших разрыв со сталинской практикой. В 1960-е гг. это вылилось в открытый конфликт ПОРП с КПК и привело к полной утрате Китаем той популярности, которую он приобрел в Польше в 1956 г.

Клуб Кривого колеса в Варшаве как научно-просветительское сообщество и предтеча оппозиционной организации

[193]193
  Издано (под названием «Клуб кривого колеса в общественно-культурной жизни Польши») в: В поисках новых путей. Власть и общество в СССР и странах Восточной Европы в 50-е – 60-е гг. XX в. Редколлегия: Н. М. Куренная, Г. П. Мурашко, Т. В. Волокитина. М., 2011. С. 511–568.


[Закрыть]

Кривое Колесо – это неприметная улочка в самом центре Варшавы, вплотную примыкающая к Рынку Старого Города. В начале 1955 г. здесь возникло сообщество людей, которое позже оформилось в клуб интеллигенции, получивший название по имени улицы. Этому клубу суждено было сыграть значительную роль в процессе демократизации политической жизни в Польше, начавшемся после смерти И. В. Сталина. Он явился одним из первых островков свободной мысли, превратившись в зону притяжения для многих активных общественных деятелей того периода. Клуб Кривого колеса (ККК) долгое время обладал немалым весом в интеллектуальной и культурной жизни Польши. Достаточно сказать, что это было одно из немногих заведений, о собраниях в котором заблаговременно сообщали в прессе (в частности, в еженедельнике «Пшеглёнд культуральный»). «В галерее ККК показывали лучшие образцы современного искусства, театр ККК представлял наиболее интересные постановки европейской прозы, собрания по четвергам были подлинным Гайд-парком столицы», – пишет исследователь этого вопроса Павел Церанка[194]194
  Цит. по: Ceranka P. Zamknięcie Klubu Krzywego Koła // Zeszyty historyczne. 2006. Zesz. 158. S. 74.


[Закрыть]. У истоков клуба стояли супруги Юлиуш и Эва Гажтецкие. В начале 1955 г. они начали устраивать на своей квартире встречи со знакомыми артистами и учеными, обсуждая с ними насущные вопросы культуры. Популярность этих встреч росла, и уже в сентябре того же года основатели «салона» отправили заявление на имя члена Политбюро ЦК ПОРП Я. Бермана и секретаря ЦК Е. Моравского, в котором просили дать санкцию на регистрацию нового сообщества.

В заявлении, в частности, указывалось: «В наиболее общем виде характерной чертой интеллигенции в нынешней Польше является недостаточное воздействие партийной интеллигенции на массы, идейные шатания и низкий уровень политической сознательности, отсутствие отработанных средств политического воспитания интеллигентских масс. <…> Несмотря на то, что партия и правительство немало сделали для воспитания новой интеллигенции Народной Польши, работа в этом направлении остается недостаточной. До сих пор не предпринималось никаких попыток организовать интеллигенцию и провести с ней политико-воспитательную работу, которая способствовала бы коренному преобразованию ее мировоззрения. <…> В Народной Польше разгромлены санационные (т. е. пилсудчиковские[195]195
  От имени Юзефа Пилсудского – основателя Второй республики (1918–1939). Пилсудчики выступали за сильное многонациональное государство с опорой на буржуазию и крупных помещиков.


[Закрыть]. – В. В.) организации и националистические группировки, а также их подпольные аналоги, возникшие после освобождения страны. Однако совершенно не обращается внимание на необходимость идеологического разгрома тех или иных реакционных течений среди интеллигенции… Отсутствие этой задачи, убежденность, что марксистское обучение автоматически раздавит пережитки вражеской идеологии, являются одними из причин низкого уровня политической сознательности польской интеллигенции…»[196]196
  AIPN BU. 0236/175 T. 1. K. 12–13.


[Закрыть]

Из этого заявления следует, что основоположники Клуба ратовали за идейное перевоспитание польской интеллигенции в марксистском духе. Действительно, своим существованием Клуб обязан целиком творческой элите ПОРП, к которой относились не только Гажтецкие (по профессии – литературные критики), но и другие «отцы-основатели», чьи фамилии стоят под обращением к властям: З. Суфин (член редколлегии газеты «Штандар Млодых»), М. Перльман (советник Министерства культуры и искусства), С. Круль (сотрудник Отдела истории партии ЦК ПОРП), К. Арчухова (юрист, работник Совета по распространению чтения), К. Карковская-Краузе (актриса). Такой состав инициативной группы не мог вызвать подозрений у властей, почему руководству ККК и удалось достаточно быстро получить для своих нужд помещение в самом центре города. «Группа партийных товарищей, – говорилось в записке Отдела культуры ЦК ПОРП от 26 октября 1955 г., – которая была в контакте с клубом, выступила с инициативой переноса клуба в районный Дом культуры на Рынке Старого Города и таким образом придала ему легальную форму. В состав правления ныне входят 3 члена партии, 1 член СПМ (Союза польской молодежи. – В. В.) и 2 беспартийных. <…> Не следует опасаться, что молодые сделают политически вредные выводы… Клуб опирается не на отрицание, а на признание. <…> Политический ход дискуссии обеспечен присутствием членов партии и СПМ»[197]197
  Ceranka P. (Nie)zapomniany Klub Krzywego Koła. В личном архиве автора. S. 1.


[Закрыть]. Для дополнительного идеологического надзора за Клубом Отдел культуры ЦК направил туда своего куратора.

Кроме партийных органов, свою лепту в создание Клуба внесли и органы госбезопасности. Однако их роль до конца не ясна. Сегодня известно, что супруги Гажтецкие долго время сотрудничали с этими органами после войны. Вот какую биографию Ю. Гажтецкого приводит П. Церанка: «…Юлиуш Вильчур Гажтецкий на протяжении всей оккупации работал в разведке и контрразведке. После войны он выехал в Рим в качестве корреспондента «Польски Збройной», а в действительности – как резидент Главного управления информации Войска Польского (т. е. военной контрразведки. – В. В.). В 1947 г. он уволился из армии и устроился на работу в МИД. Был направлен на должность вице-консула польского посольства в Риме, одновременно исполняя обязанности подрезидента II отдела VII департамента Министерства общественной безопасности. <…> После разоблачения его перевели на аналогичную должность в Париж. <…> В 1949 г. он был вызван в Польшу и оказался в мокотовской тюрьме (Мокотув – район Варшавы. – В. В.) по обвинению в антикоммунистической деятельности в рамках II отдела Армии Крайовой… В период заключения следственный департамент использовал его в качестве тюремного агента. В 1954 г. он был освобожден (после 5-летнего заключения!) и стал тайным осведомителем III департамента, занимаясь разработкой бывших участников II отдела Армии Крайовой, Бюро информации и пропаганды [Армии Крайовой], а также Польской народной армии. Встречи были прекращены в 1955 г. по причине отсутствия интересных донесений. Как видно, несколько лет Гажтецкий жил на высоких оборотах, а конспирация была его второй натурой»[198]198
  Ceranka P. Sprawa o kryptonimie “Kwadrat” // Zeszyty historyczne (Paryż). 2005. Zesz. 152. S. 94–96.


[Закрыть]. Добавим сюда, что позднее, в 1957 г. Ю. Гажтецкий возобновил свое сотрудничество со Службой безопасности, однако на тот момент его уже практически ничто не связывало с ККК. То же самое можно сказать и о его супруге, которая была тайным осведомителем Министерства общественной безопасности Польши в послевоенный период, и вторично была завербована в 1962 г.[199]199
  Ceranka P. Sprawa… S. 96.


[Закрыть]Сама Эва Гажтецкая в своем отчете для Службы безопасности от 1963 г. так вспоминает ранний период деятельности Клуба Кривого колеса: «Вся эта затея была с самого начала известна органам госбезопасности. Я сама контактировала с ними всё время. Писала какие-то отчеты. Помню, хоть и весьма смутно, что в наших беседах с представителями партийных органов и работниками общественной безопасности шла речь о выявлении определенных настроений среди интеллигенции, о включении этой интеллигенции в позитивную творческую работу для Народной Польши. Таковы были основы»[200]200
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 389.


[Закрыть].

Неоднозначная роль супругов Гажтецких в создании столь известной структуры, какой позднее стал ККК, уже тогда вызывала подозрения, будто Клуб был своего рода приманкой для недовольной интеллигенции, куда завлекали потенциально нелояльных личностей. Согласно другой версии Клуб явился результатом каких-то политических манипуляций в ЦК ПОРП. В частности, такие известные деятели того периода, как Е. Микке, В. Едлицкий, Л. Хасс и С. Жулкевский, считали ККК делом рук представителей реформистского крыла в партии, в то время как Ю. Гажтецкий, Я. Ю. Липский и З. Бейнар (жена писателя П. Ясеницы) отвергали подобное предположение. По словам другого участника Клуба Р. Щурковского, Э. Гажтецкая не раз намекала, будто идею ККК подал сам В. Гомулка, с которым супруги Гажтецкие имели возможность встретиться в начале 1955 г., когда их для поправки здоровья после тюремного заключения отправили в санаторий для партработников в Крынице[201]201
  См.: Wilcz-Grzędzińska E. Klub Krzywego Koła // Tygodnik Demokratyczny. 1989. № 3; Jedlicki W. Klub Krzywego Koła. Paryż, 1963. S. 13; AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 93.


[Закрыть].

В современной польской историографии также нет согласия относительно того, какие факторы сыграли роль в появлении на свет Клуба Кривого колеса. Крупнейший специалист по истории политической оппозиции в ПНР А. Фришке высказался в пользу того, что ККК родился в недрах органов госбезопасности[202]202
  См., например: Friszke A. Początki Klubu Krzywego Koła // Zeszyty Historyczne (Paryż). 2004. Zesz. 199.


[Закрыть]. Однако П. Церанка выступил с противоположным мнением, полагая, что ККК задумывался супругами Гажтецкими исключительно в целях завоевания определенного авторитета на общественно-политической арене Польши того времени (аналогичную точку зрения еще в 1962 г. выразил автор единственной обширной работы по истории ККК В. Едлицкий)[203]203
  Ceranka P. Sprawa… S. 95–96; Jedlicki W. Klub Krzywego Koła. S. 77.


[Закрыть]. То же самое в своем отчете для Службы безопасности в 1963 г. признала сама Э. Гажтецкая. Последняя, впрочем, обвиняла в политических амбициях лишь своего бывшего мужа и его тогдашнего приятеля С. Круля[204]204
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 392.


[Закрыть].

Первоначально на проходивших каждый четверг собраниях в Доме культуры Старого города обсуждались заранее утвержденные темы, преимущественно из области искусства. Клуб быстро приобрел известность, и уже к 1 января 1956 г. в нем насчитывалось до семидесяти восьми постоянных членов и гостей[205]205
  AIPN BU. 0236/175 T. 1. K. 25–26.


[Закрыть]. Возникло правление и первые секции: театральная, изобразительных искусств, графики, философии и кукольного театра. В феврале 1956 г. появилась наиболее известная и активная секция Клуба, занимавшаяся обществоведческими исследованиями. У ее истоков стоял партийный социолог Ян Стшелецкий, приобщивший к работе в секции ряд своих коллег: С. Мантужевского, Ч. Чапова, С. Новака и др. Эта секция находилась под опекой факультета социологии Варшавского университета (в частности, профессоров Марии и Станислава Оссовских) и сотрудничала с такими известными социологами и экономистами, как Ю. Хохфельд, Ч. Бобровский, Ю. Халасиньский, Я. Щепаньский и др.[206]206
  AIPN BU. 01334/371. K. 9.


[Закрыть]Именно эта секция, по мнению Службы безопасности, стала главным проводником идей обновления и оказывала немалое воздействие на формирование политического облика Клуба. Особенно ярко это начало проявляться с мая 1956 г., когда Я. Стшелецкого избрали председателем правления ККК.

К тому времени политическая атмосфера в Польше сильно накалилась. Оглашение «Секретного доклада» Н. С. Хрущёва на XX съезде и смерть первого секретаря ЦК ПОРП Б. Берута разбудили общественную активность, направленную против политической и экономической линии партийного руководства. О силе воздействия «Секретного доклада» на умонастроения в Польше может свидетельствовать хотя бы тот факт, что ККК посвятил целых три (!) своих заседания обсуждению тезисов выступления советского партийного лидера[207]207
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 388.


[Закрыть]. Всё смелее звучала критика в прессе и на собраниях творческих коллективов, вышли из тюрем многие политзаключенные, были подвергнуты осуждению на самом высоком уровне методы ведения следствия, применявшиеся сотрудниками Министерства общественной безопасности, ряд этих сотрудников потерял членство в партии. Проявлением стремления к свободе явилось бурное развитие клубного движения, которое хотя нередко и подстегивалось некоторыми официальными органами печати (прежде всего – молодежным еженедельником «По просту»), зачастую пыталось вырваться из-под контроля местных парторганизаций.

В этой обстановке Ю. Гажтецкий выступил с предложением создания координирующего органа, который бы связал все вновь возникшие клубы. В апреле был образован Общепольский центр сотрудничества клубов, который 15 числа подписал договор о сотрудничестве с Национальным фронтом – предвыборным блоком, возглавляемым ПОРП. ОЦСК начал выпускать ежемесячник «Новы нурт» («Новое течение»), главным редактором которого стал Гажтецкий. С этого времени его активность целиком перемещается в междуклубные структуры, куда уходят и некоторые другие люди, стоявшие у истоков ККК (например, С. Круль). В самом же ККК настроения всё более радикализируются, в Правлении начинают задавать тон лица, настроенные резко негативно к предыдущей политике ПОРП, а то и к самой партии. Клуб постепенно превращается в свободный форум, где встречаются люди самых разных убеждений: от высокопоставленных членов ПОРП, вроде Я. Стшелецкого и Х. Бронятовской, до старых участников антифашистского подполья некоммунистической ориентации: А. Грабиньского, Я. Ю. Липского, А. Малаховского и др. Сам Клуб не выдвигал каких-либо программных требований к своим участникам, однако его члены в массе своей весьма холодно относились, например, к эндецкой и ОНР-овской (по имени ультраправой организации в довоенной Польше ОНР-Фаланга) традициям, и открыто противопоставляли себя консервативному течению в ПОРП – так называемым «натолинцам»[208]208
  Friszke A. Opozycja polityczna w PRL. 1945–1980. Londyn, 1994. S. 174.


[Закрыть]. Ко всем остальным течениям тогдашней общественной мысли Клуб Кривого колеса проявлял удивительную толерантность – от группы католического еженедельника «Тыгодник повшехны» до коммунистического Клуба красного помидора.

В апреле 1956 г. секция общественных исследований подготовила доклад «Как некоторые социал-демократические идеологи и их идейные вдохновители и союзники понимают социальную структуру Советского Союза и стран народной демократии»[209]209
  AIPN BU. 01334/371. K. 14.


[Закрыть]. Этот доклад ставил своей целью ознакомление польской научной общественности с теми взглядами, которые выработались в среде западной социал-демократии на проблему тоталитаризма, и приобщение ее к теориям так называемого «нового эксплуататорского класса» в странах с однопартийной диктатурой. Доклад носил исключительно научный характер и не претендовал на звание идеологического руководства для политической оппозиции, однако его тезисы пришлись по сердцу самым разным течениям, выступавшим против линии ПОРП. Благодаря тому, что на заседания клуба начало заглядывать немало видных ученых и публицистов, идеи, представленные к обсуждению в докладе, широким потоком выплеснулись как на страницы печати, так и на разного рода собрания общественных деятелей. «Доклад отпечатали в 50 пронумерованных экземплярах, – вспоминал участник ККК Р. Щурковский, – и раздали членам Клуба Кривого колеса за 2 недели до запланированной над ним дискуссии. Однако этот доклад чрезвычайно быстро вышел за рамки клуба, а поскольку был он крайне любопытен, то его копировали и распространяли дальше»[210]210
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 105.


[Закрыть]. Отголоски доклада слышались как в утопических статьях «По просту», служившего рупором молодых коммунистических романтиков, так и в предложениях немарксистских экономистов А. Вакара, Ю. Муйжеля, С. Куровского, которые предлагали развернуть общественную кампанию с требованием провести решительные рыночные реформы в экономике. Позднее Служба безопасности использовала текст доклада для обоснования контрреволюционного характера Клуба.

Клуб активно включился в процесс перемен, набиравший обороты на протяжении всего 1956 г., хотя никогда не оказывал самостоятельного воздействия на ход демократизации. Он явился одной из трибун, которой пользовались многие известные деятели того периода, чтобы донести свои взгляды до интеллигенции. Так, именно на собрании ККК бывший премьер Э. Осубка-Моравский выдвинул проект восстановления Польской социалистической партии[211]211
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 116.


[Закрыть]. Люди из ККК принимали участие в общих собраниях клубов интеллигенции, которые трижды в течение 1956 г. проходили в Варшаве. Выступая там, они не раз демонстрировали свое неприятие существующей в стране социально-экономической и политической модели. Позднее это дало основания Службе безопасности назвать Клуб «одним из штабов “октябрьского фронта”, работающего в тесном сотрудничестве с редакциями варшавских журналов во главе с “По просту”, с комитетами “революционного студенчества”, а также с представителями некоторых фабричных коллективов…»[212]212
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 34.


[Закрыть]. Однако это не вполне соответствовало действительности. ККК в самом деле задавал тон в клубном движении 1956 г., однако избегал делать какие-то политические заявления. За всё время существования Клуба его правление один-единственный раз выступило с политическим требованием, предложив в октябре 1956 г. исключить из Президиума Фронта национального единства (нового предвыборного блока во главе с ПОРП) деятеля светского католического движения Б. Пясецкого, известного своими консервативно-шовинистическими взглядами, а также тесными связями с «натолинским» крылом партии.

По единодушному мнению «старых» деятелей Клуба Э. Гажтецкой и Р. Щурковского, «преданные партии товарищи» на протяжении 1956 г. постепенно оттеснялись на второй план «социал-демократическими элементами» или так называемой «группой Липского», которая объединяла ряд немарксистских интеллектуалов, а также некоторых членов ПОРП, настроенных резко критически к партийной элите[213]213
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 104–106, 394.


[Закрыть]. Костяк этой группы составляли выходцы из секции общественных исследований (Ч. Чапов, С. Мантужевский, М. Срока и др.), но лидерство принадлежало литературоведу Я. Ю. Липскому – позднейшему участнику едва ли не всех оппозиционных действий интеллигенции против политики властей вплоть до 1989 г. «Для этой группы характерна несомненная интеллектуальность, – сообщали работники Службы безопасности в 1958 г., – но при этом совершенно недостаточная политическая подготовка, незрелость, принятие тех или иных политических решений под влиянием внезапных импульсов»[214]214
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 26.


[Закрыть]. В феврале 1957 г., на излете массового движения, приведшего к смене партийного руководства в стране, Липский был избран председателем правления Клуба. При нем в ККК проходили дискуссии на остро-политические темы: о венгерском восстании 1956 г., о минувших выборах в Сейм, о годовщине «Польского Октября» (когда к власти вернулся В. Гомулка) и т. д.[215]215
  Ceranka P. (Nie)zapomniany Klub… S. 3; AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 265.


[Закрыть]Это, однако, не означает, что ККК начал превращаться в подобие политической оппозиционной организации. Напротив, внешняя активность Клуба после выборов в Сейм в январе 1957 г. резко снизилась, практически свелась к нулю. Умерить свою политическую деятельность решили сами участники Клуба, собравшись на заседание 10 февраля. Во время бурной дискуссии, посвященной дальнейшим направлениям работы Клуба, обнаружились два подхода. Первый сводился к тому, чтобы ограничить дальнейшее функционирование Клуба деятельностью в рамках секций, не претендуя на политическую роль. «ККК сыграл позитивную роль в предыдущий период… – указывали сторонники этого направления, – поддержав силы обновления. Однако теперь продолжение такого курса обречено на неудачу, поскольку члены Клубы не настолько подготовлены к дискуссиям на экономические или общественные темы, чтобы вести обсуждение на серьезном уровне…» Представители этого течения стремились вернуть Клубу его роль как исключительно культурного и научного учреждения, не претендующего на политический вес. В своей аргументации они исходили из соображения, что дискуссии на культурную и научную тематику предоставят власти меньше поводов для вмешательства во внутри-клубную жизнь. Приверженцами этой точки зрения были Юлиуш и Эва Гажтецкие, поэт Э. Брылль, скульптор М. Богуш и литератор А. Лям. Иного взгляда придерживались такие влиятельные члены Клуба как сотрудник Отдела пропаганды ЦК ПОРП Х. Бронятовская, Я. Ю. Липский, философ А. Валицкий, социологи Ч. Чапов, М. Срока и З. Скужиньский, экономист С. Куровский. Они считали, что Клуб «должен по-прежнему играть роль своего рода польского Гайд-парка, т. е. места выражения общественного мнения. Однако Клубу не следует ограничиваться этими рамками, а выйти к народу, дабы помочь молодым и неопытным рабочим клубам в их деятельности…» Согласно этой точке зрения, упор должен был делаться на «самостоятельное развитие теоретической мысли, поиск новых решений в политике, общественном и экономическом строе, в области культуры, философии и общественных наук…». Крайние позиции здесь занял инженер Збигнев Яромин, который настаивал на том, что Клуб должен объединить вокруг себя всех польских левых, став, таким образом, серьезным фактором политической жизни. Промежуточное мнение отстаивал социолог Станислав Мантужевский, говоривший, что Клуб должен заниматься в равной мере культурной и политической проблематикой при сохранении определенных пропорций[216]216
  AIPN BU. 01334/371. K. 35–36.


[Закрыть]. По сути, именно эта позиция и возобладала. В новое правление вошли представители обеих точек зрения, вследствие чего Клуб не стал ни центром притяжения левых сил, ни аналогом «народного института», но остался местом свободного обмена мнениями на самые разные темы. Оставались, однако, запретные области, которые руководство Клуба предпочитало избегать, чтобы не входить лишний раз в конфликт с властями. Одной из таких областей была степень советского влияния на внутреннее положение в стране. В феврале 1959 г. Липский прямо заявил по этому поводу: «Мы не будем обсуждать российскую тематику, так как это может вызвать проблемы и об этом нельзя говорить откровенно»[217]217
  AIPN BU. 01334/371. K. 33.


[Закрыть].

В конце 1957 г. Служба безопасности перехватила письмо главного редактора эмигрантского ежемесячника «Культура» Е. Гедройца Я. Ю. Липскому. Упомянутое издание находилось под пристальным наблюдением органов госбезопасности как один из главных источников «враждебной пропаганды», поэтому любые контакты с ним вызывали подозрение у властей. В ККК было внедрено несколько агентов, которые начали регулярно поставлять информацию о его деятельности. Уже первые отчеты заставили Службу безопасности в апреле 1958 г. сделать вывод: «1) Клуб Кривого колеса оказывает влияние на определенный круг высокоинтеллектуальной творческой интеллигенции; 2) несмотря на присутствие ряда членов партии на собраниях, линия партии никак не представлена, защищаются все политические взгляды, кроме этого последнего»[218]218
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 29.


[Закрыть]. Еще более резкий тон имела записка одного из секретарей по культуре варшавского комитета ПОРП от ноября 1959 г.: «Дискуссии об экономической, политической, общественной и культурной ситуации в нашей стране насыщены скрытым ядом. В них чувствуется прославление Запада и враждебное отношение к СССР, Китаю и другим государствам народной демократии. Дискутантов характеризует красочность стиля, склонность к аналогиям… и аллегориям. Они хорошо подготовлены по каждой теме, свободно оперируют данными монографий и источников. Даже робкая попытка оппозиции против мнения большинства обречена на поражение. “Отступника” буквально изничтожают язвительными замечаниями и нарочито изысканными выражениями, сальными анекдотами и репликами из зала… Всех объединяет то, что они являются клубом оппозиции. О себе имеют очень высокое мнение, полагая Клуб важным фактором воздействия на творческие и научные сообщества столицы. Лучше всего людей из Клуба характеризует такое высказывание, которое ходит по Варшаве: “Запишись в наш Клуб, у нас можно критиковать всё и всех, и тебе ничего не будет”. Всё это походит на сборище анархистов…»[219]219
  Цит. по: Ceranka P. Zamknięcie Klubu Krzywego Koła. S. 74.


[Закрыть]Тем не менее столь нелестные характеристики не привели к закрытию Клуба. Причину этого ясно указали те же работники госбезопасности в апреле 1958 г.: «Ныне ситуация выглядит так, что в случае обострения положения в стране Клуб автоматически станет организационным центром, и тогда его роспуск будет не нужен, ибо дискуссии, которые сейчас проходят открыто… перенесутся в малые группы на частные квартиры, создавая что-то вроде “интеллектуального подполья”»[220]220
  AIPN BU. 0236/175 T. 2. K. 28.


[Закрыть]. Другими словами, вместо закрытия ответственные лица решили использовать ККК в качестве западни, куда завлекались бы оппозиционные элементы. Таким образом, начиная с весны 1958 г. имеет смысл говорить о Клубе как об объекте слежения Службы безопасности.