Текст книги "Холод пепла"

Между двух облачков выглянуло солнце и залило площадь ярким светом. Элоиза вытащила из сумки солнцезащитные очки.

– Неужели ваш дед никогда не упоминал в вашем присутствии о лебенсборне, пусть даже намеками?

– Нет. В нашей семье говорили обо всем, но только не о главном. Впрочем, по моему мнению, этим периодом своей жизни мой дед не слишком-то гордился. Такие истории не рассказывают на ночь внукам, чтобы те быстрее уснули.

До встречи с Элоизой я испытывал чувство стыда и непонимание, думая о прошлом Абуэло. Но после разговора с ней во мне начинала закипать глухая ярость. Я вытащил из сумки видеокассету, на которую переписал фильм, найденный в коробке, и положил ее на стол. Молодая женщина с удивлением посмотрела на нее.

– Что это?

– Документ, который я просто обязан вам показать. Документ, который мой дед отложил специально для вас.

Глава 10

Квартира Элоизы располагалась под самой крышей. Две старые комнатушки для прислуги были соединены вместе. Из мансардных окон открывался вид прямо на небо Парижа. Я был удивлен таким количеством книг, расставленных вдоль стен на стеллажах и лежавших высокими и весьма неустойчивыми стопками на полу во всех углах. На широком письменном столе, стоявшем около мансардной стены, я заметил груду документов, которые Элоиза использовала при написании своей диссертации. На папке, лежащей наверху «сталагмита» из книг, я прочитал: «Почта Информационной системы резервирования / Ламорлэ / Сернанкур». Поскольку Элоиза жила в пяти минутах ходьбы от Сорбонны, мы решили пойти к ней, чтобы посмотреть кассету на ее видеомагнитофоне.

С первых же кадров в глазах женщины засверкали огоньки. Должен сказать, что и я, уже видевший этот фильм несколько раз, испытывал странное возбуждение при мысли о том, что делюсь с малознакомым человеком частью интимной истории своей семьи.

Сернанкур… Теперь мне было известно, как называется это величественное здание. Три слога, в которых согласные доминировали над гласными… Порой имя собственное может дать представление о незнакомых вам местах. Но в данном случае я шел от обратного. Магическая власть слов, тот факт, что теперь я могу идентифицировать реальность, представили мне эту самую реальность совершенно в ином свете.

Сначала Элоиза сомневалась.

– Только не надо мне говорить, что это снято в…

– Минутку терпения. Сейчас вы сами все увидите.

Молодые женщины на крыльце. Элоиза застыла от изумления. Я наблюдал за ее реакцией, время от времени поглядывая на экран. Я прекрасно понимал, что эти черно-белые изображения значили для молодой аспирантки, многие месяцы жившей мыслями о лебенсборнах. Я содрогался от ужаса, думая о том, как отбирали этих молодых женщин по росту, цвету волос и глаз, словом, по генеалогическим критериям… Та очевидная ложь, до которой опустился мой дед в разговоре с Элоизой, казалась мне отвратительной. Разве он мог не знать об истинных целях этих заведений?

На экране возникло лицо эсэсовца в маленьких очках. Свастика на заднем плане казалась несмываемым пятном. Элоиза схватила пульт и нажала на кнопку «пауза».

– Глазам своим не верю! – прошептала она.

– Что? Вы знаете человека, который стоит рядом с моим дедом?

Казалось, Элоиза не могла оторваться от экрана.

– Это Грегор Эбнер. Главный врач лебенсборнов, о котором я вам говорила. Член нацистской партии со дня ее создания, специалист в области «расового отбора», близкий друг Гиммлера.

Я был поражен. Я надеялся, что этот эсэсовец занимал какой-нибудь второстепенный пост. Но оказалось, что он был центральным винтиком нацистского колеса.

– То, что этот фильм сохранился, иначе как чудом не назовешь, – сказала Элоиза прерывающимся от волнения голосом. – Фотографии лебенсборнов встречаются крайне редко. Всем руководителям центров было строжайше запрещено фотографировать матерей. Но этот фильм… Я не могу прийти в себя от изумления…

Словно ребенок, нашедший новую игрушку, Элоиза перемотала пленку.

– Можно посмотреть еще раз?

Я махнул рукой.

– У нас не было ни единого доказательства, что эсэсовцы уровня Эбнера приезжали в лебенсборны, расположенные на территории Франции. Эти кадры также неоспоримо доказывают, что в Сернанкур были приняты десятки женщин, отобранные, как и в немецкие клиники, по расовым критериям. Но как у вас оказался этот фильм?

– Я нашел его в вещах моего деда. Он был спрятан среди других бобин. Там же я нашел стикер с вашим именем и телефоном. Разве мой дед не говорил вам о существовании этого фильма?

– Нет. Он уверял меня, что у него не сохранилось никаких документов того периода.

Расследование, которое вела Элоиза, было сродни ножу, бередящему еще не зажившую рану. Я по-прежнему с трудом верил в то, что мой дед принимал активное участие в осуществлении замыслов нацистов, связанных с евгеникой.

– А что стало с этим эсэсовцем, Эбнером? Вы сказали мне, что Марк Иллель нашел его по воле случая.

– Эбнеру предъявили обвинения в совершении преступлений против человечности и военных преступлений. Однако вопреки ожиданиям в ходе Нюрнбергского процесса он был оправдан. Он умер в 1974 году, в своем доме в Верхней Баварии, по-прежнему уверенный в том, что лебенсборны способствовали спасению немецкой расы.

– Но если Эбнер занимался только этими заведениями, почему его обвинили в совершении преступлений против человечности? Лебенсборны не имели ничего общего с концентрационными лагерями. Разве не существовало более надежного способа вынести ему приговор, например, упомянув о его принадлежности к Schutzstaffеl?

Элоиза оторвалась от экрана.

– Прекрасные клиники, обустроенные в замках, – это всего лишь видимая часть айсберга под названием «система лебенсборнов». Расовая политика, задуманная Гитлером и проводимая Гиммлером, опиралась на постулаты многочисленных теоретиков от евгеники и преследовала двойную цель. С одной стороны, она была призвана поощрять воспроизводство «истинных германцев». Гиммлер мечтал заселить Германию ста двадцатью миллионами «нордических германцев» в течение сорока лет. С другой стороны, эта политика предполагала систематическое уничтожение в Европе всех рас, которых ее творцы считали «низшими»: евреев и цыган, разумеется, а также украинцев, горалов[20]20
  Горалы – польское население Карпат в Западной Галиции. (Примеч. пер.)


[Закрыть]… Словом, всех народов Восточной Европы, среди которых Гиммлер собирался проводить «расовые чистки».

– Но ведь лебенсборны не принимали участия в уничтожении этих народов?

– Именно к такому заключению и пришли судьи на Нюрнбергском процессе. Однако в их распоряжении не было документов, которые сейчас попали к нам в руки. Лебенсборны, безусловно, принимали участие в этой политике уничтожения, путь и косвенно. Нацистский маховик быстро застопорился, когда выяснилось, что младенческая смертность в лебенсборнах была выше средней смертности в Германии. И это несмотря на то, что эти дети были призваны служить воплощением идеала высшей расы, а их матери на протяжении всей беременности жили в привилегированных условиях. Известно, что Эбнер фальсифицировал данные о младенческой смертности, чтобы не вызвать гнев Гиммлера. Однако нацисты по-настоящему запаниковали, когда выяснили, что в лебенсборнах на свет появляются «ненормальные» дети.

– И что они сделали?

– Первое время они пытались затушевать, вернее, скрыть эту реальность. Они тщательно изучали происхождение детей, пытаясь доказать, что их кровь не была такой чистой, как утверждали их матери. Если болезнь была излечимой и отец оказывался высокопоставленным эсэсовцем, врачи пытались спасти новорожденного. Но в большинстве случаев от больных детей избавлялись.

– Что вы хотите этим сказать?

– Детей, страдавших болезнью Дауна, гидроцефалией, различными видами паралича, пороками развития, даже незначительными, отправляли в бывшую тюрьму Гердена, переоборудованную в специализированную психиатрическую клинику. Там проводилось то, что нацисты называли «дезинфекцией». Детей медленно убивали, делая им инъекции морфина или люминала, но при этом утверждали, будто спасают их. Об этой политике уничтожения знало не только высшее руководство лебенсборнов, но и те, кто контролировал их. Если говорить только об Эбнере, он заранее указывал в своих письмах дату смерти новорожденных. Поскольку он не был провидцем, вы сами можете догадаться о причине…

Сведения, которые сообщила мне Элоиза, ошеломили меня. Вероятно, она все поняла, поскольку тут же добавила:

– Все же я почти уверена, что ни один ребенок, родившийся во французских лебенсборнах, не был умерщвлен подобным образом.

– Почему?

– Во-первых, во французских клиниках родилось всего несколько десятков детей. Таким образом, если верить статистике, было очень мало шансов, что кто-то из них появился на свет с серьезными дефектами. Во-вторых, немцам было бы чрезвычайно сложно скрывать исчезновение детей, находящихся под защитой Франции, как утверждало правительство Петена.

Элоиза вынула кассету из магнитофона.

– Вы оставили оригинал в доме деда?

– Нет, я привез его в Париж. Если хотите посмотреть… На экране кадры этого старого фильма выглядят вполне удовлетворительно.

– Не оставите ли вы мне эту кассету на несколько дней, чтобы я смогла более внимательно ее изучить?

– Как я уже говорил, мой дед, насколько я понимаю, собирался передать эту бобину вам. Однако я предпочел бы, чтобы сейчас она находилась у меня. Я не знаю, хочу ли я предавать этот документ огласке. Моя семья ничего не знает. Для нее, в частности для Алисы, это было бы шокирующим откровением.

– Разумеется. Я вас понимаю.

Я вернулся к себе, на улицу Леон-Морис-Норман, испытывая противоречивые чувства. Примерно такое же состояние было у меня три недели назад, когда я получил сообщение Анны.

Вставив ключ в замочную скважину, я сразу же заметил, что язычок не сработал. Дверь была взломана.

На пороге квартиры я с трудом сдержался, чтобы не попятиться: в нос мне ударил затхлый запах, резко контрастировавший со свежим воздухом в коридоре. Но когда я вошел в гостиную, там пахло уже не затхлостью, а разлагавшейся плотью.

Мою квартиру не обчистили, но те, кто нанес мне визит, постарались разгромить ее так, чтобы нагнать на меня как можно больше страха. В этом беспорядке мне было бы трудно определить, украли ли у меня что-нибудь.

Я почти сразу понял, откуда исходило зловоние. В гостиной на диване, между двух подушек, лежал труп моего «вечернего гостя». Коту вспороли брюхо и выпотрошили все его содержимое. Медленно вытекавшая кровь пропитала подушки дивана… Она и сейчас капала на белый ковер, образуя широкое алое пятно, местами приобретшее цвет граната.

Я пристально смотрел на труп. На этот раз я ничего не сделал, чтобы сдержать слезы, потоком лившиеся из глаз. Слезы… Кажется, я сдерживал их более десяти лет.

– Мне так жаль…

И только потом, осматривая квартиру, я заметил, что бобина, которую я утром оставил на проекторе, исчезла.

В спальне над кроватью висела записка. Мне показалось, что буквы были выведены кровью:

«Если вы дорожите теми, кого любите, не ворошите прошлое».

Часть 2
Сернанкур

Что касается иностранок, забеременевших стараниями немецких солдат, наша цель заключается в том, чтобы забрать всех новорожденных детей, а затем сделать так, чтобы в надлежащий момент они попали на территорию рейха.

Генрих Гиммлер

Глава 11

Они не были готовы к чему-либо подобному. Ни он, ни она. Так или иначе, они думали, что такое происходит только с другими.

– Кто вы?

Слова вырвались изо рта машинально, в приступе безумной паники. Она даже не закричала. Она просто не осознавала, что эти двое мужчин делают в ее доме.

Было ровно девять часов вечера. Она варила в кухне кофе и еще не заперла на ключ дверь, выходившую в сад за домом. Перемахнуть через изгородь оказалось для них детской забавой. Дом был оснащен сигнализацией, но это не помогло. Двое мужчин решительно вошли. Они были в масках. В руках мужчины держали оружие. У их жертв не было никаких шансов.

– Заткнись! – угрожающе рявкнул голос, в котором чувствовалось лихорадочное возбуждение. – Иди сюда…

Без всяких дальнейших объяснений один из мужчин грубо схватил ее за руку и потащил в гостиную, примыкавшую к кухне. Из-за громко работавшего телевизора их вторжение в дом осталось незамеченным. Муж, сидевший у телевизора, увидел их в самый последний момент. Он даже не успел пошевелиться.

– Черт возьми, что происходит?

– Спокойно, Стефан, – посоветовал первый мужчина в маске, наставляя на него оружие, «беретту» девяносто второго калибра, похожую на все, что угодно, только не на игрушку. – Если не наделаете глупостей, все будет хорошо.

Стефан… Они знали, как его зовут. Эти мужчины ворвались к ним в дом неслучайно. Стефану было невыносимо видеть, как бандит вцепился в руку его жены. К страху, от которого душа ушла в пятки, примешивалось чувство отвращения, омерзения.

– Не трогайте мою жену, – заикаясь, пробормотал он. – Мы сделаем все, что вы потребуете.

– Очень на это надеюсь. Иди сюда. Давай, шевели копытами!

Пока второй мужчина задергивал занавески, чтобы в комнату ненароком не заглянул ни один любопытный прохожий, первый вытащил из кармана наручники. Уверенным жестом он закрепил одно кольцо на ножке стола, а второе защелкнул на запястье Стефана.

– Это на тот случай, если тебе захочется изобразить из себя героя…

– Что вам надо?

– Все, что у тебя есть и чего нет… Драгоценности, банковские карточки, наличные… И главное, тайник и код сейфа.

Стефан попытался скрыть удивление. Как они могли узнать о сейфе?

– Забирайте все. В ящике моего письменного стола должно быть пять тысяч франков наличными. Но у нас нет сейфа.

– Неправильный ответ, Стефан. У типов, которые живут в такой хате, как твоя, и ездят на машине за тридцать лимонов, всегда есть сейф.

Первый удар был сокрушительной силы. Ему показалось, будто его челюсть рассыпалась на тысячи кусков, а половина зубов вылетела. Он упал на колени.

Он точно не знал, когда мужчины вломились в их дом. Вероятно, это произошло не больше четверти часа назад, но время тянулось так медленно. Сначала они принялись складывать в большую спортивную сумку все мелкие вещи, которые потом можно было выгодно продать. Драгоценности жены, его коллекционные часы, наисовременнейший мобильный телефон, подаренный ему коллегами по службе… Стефан не раздумывая назвал пин-код своей банковской карточки. Он особо не рисковал, ведь вклад был застрахован.

Но что касается сейфа, он не хотел уступать. И какой черт дернул его послушаться советов тестя и вложить деньги в золото? Пять слитков по семьдесят тысяч франков каждый…

Видя, что он заупрямился, бандиты затащили Стефана в гараж, чтобы там разговорить его своими методами. Стефан надеялся, что в конце концов они отчаются и поверят в его ложь.

Мужчины подняли его и усадили на стул, стоявший в углу.

– После мягких методов следуют жесткие…

Второй удар пришелся в живот. Это был сильный удар, от которого содрогнулось все тело. Неожиданно Стефан осознал, что никогда прежде не испытывал настоящей физической боли, что не готов к сопротивлению. Он дорожил своим сейфом, но еще больше – своей жизнью. И своей женой. Одному Богу известно, на какие муки они способны ее обречь.

Незнакомец, ударивший его два раза, встал около верстака и принялся рыться в инструментах. После некоторых колебаний он выбрал секатор. Стефан почувствовал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он с ужасом смотрел на инструмент, который держал в руках бандит. Это был совершенно новый секатор, который в прошлом году подарила ему жена. Однако Стефан никогда им не пользовался. Он не любил заниматься домашней работой.

– Держи его, – обратился бандит к своему сообщнику.

– Подождите! – взмолился Стефан. – Что вы намерены делать?

– Ты правша или левша?

Он собрался с духом и протянул им левую руку.

– Сначала малютку, – сказал главарь. – Так моя бабушка называла мизинец.

Палец оказался между двумя лезвиями. Стефан попробовал оказать сопротивление, но силы покинули его.

– Сейф!

Эти люди запугивали его. Они не осмелятся совершить столь чудовищный поступок.

– Я вам уже говорил, что в доме нет сейфа! Забирайте все, мы не станем подавать жалобу, ничего никому не скажем.

– Все так говорят, – со смехом сказал второй бандит.

Это была резкая, ни на что не похожая боль. Когда палец отскочил, словно кусок мяса, у Стефана появилось чувство, будто вся его кровь вытекает из основания, где когда-то был мизинец. Это было похоже на ожог, на локальную боль, которая тут же разлилась по всей руке.

Глаза наполнились слезами. Стефан попытался остановить кровотечение, прижав руку к брюкам, на которых тут же появилось красное пятно.

– Хорошо, парни, – пробормотал он, переводя дух. – В спальне, за гардеробом. Код из шести цифр: 62 03 08.

Это была дата рождения его жены, только наоборот. Тип, продавший ему сейф, предупреждал, что никогда не следует использовать даты рождений. Но Стефан был сентиментален и не придал значения словам продавца. Так или иначе, в подобных обстоятельствах это не имело никакого значения.

– Можешь, когда хочешь!

Стефан не сводил глаз с окровавленной руки и поэтому не увидел, как ломик опустился ему на голову, травмировав череп.

Глава 12

Жандармерия Шалон-ан-Шампань

Им по-прежнему не везло. Дополнительные опросы соседей и знакомых жертвы не принесли особых результатов. То ли никто ничего не знал, то ли люди просто не хотели говорить. Новые сравнения отпечатков пальцев и следов ДНК, обнаруженные в доме Николь Браше, тоже не помогли продвинуться в расследовании. Что касается телефонных разговоров, то старая женщина общалась в основном с людьми, уже известными полиции. И только один звонок заслуживал особого внимания: он длился десять минут и был сделан из библиотеки Сорбонны, из Парижа. Полицейские выяснили, что этим телефоном пользуются студенты и преподаватели кафедры истории. Франк Лонэ все же попросил секретаря университета предоставить ему список всех абонентов библиотеки. Бесконечный перечень производил удручающее впечатление: это было равносильно поискам иголки в стогу сена. Звонок вызывал недоумение еще и потому, что у Николь Браше не было знакомых в столице.

Но однажды вечером удача улыбнулась полицейским.

В жилом квартале Эперне был совершен очередной налет. Жертвами стали супруги лет сорока. Прекрасный дом, большая немецкая машина… Грабители забрали все дорогие вещи и содержимое сейфа: несколько сотен тысяч франков в золотых слитках.

Хозяина дома бросили в гараже, предварительно ударив по голове ломиком, найденным на месте. С кляпом во рту, закованная в наручники, его жена просто не могла поднять тревогу. Несмотря на серьезную черепно-мозговую травму, мужчина, придя в сознание, нашел силы добраться до гостиной и позвонить в полицию.

За рекордно короткий срок жандармерия выставила заслоны и мобилизовала патрули в надежде задержать угнанную машину. Грабители не знали, что машина была оснащена противоугонным устройством замедленного действия. Она заглохла через несколько километров, в чистом поле. Налетчики облили машину пеной из огнетушителя, чтобы уничтожить все следы. К счастью, жандармский патруль задержал налетчиков на дороге Шато-Тьери, когда они пытались пешком добраться до ближайшей деревни. У них не было времени, чтобы избавиться от награбленного добра.

Налетчиков доставили в жандармерию Шалон-ан-Шампань. Допрос длился более шести часов. Мужчины не посмели отрицать нападение на супружескую чету и перекладывали друг на друга обвинение в применении насилия. Они отвергли все обвинения в других налетах, совершенных в течение последних восемнадцати месяцев в этом районе. О смерти Николь Браше задержанные вообще ничего не знали и, осыпав жандармов оскорблениями, возмущенно заявили, что те «пытаются пришить им мокруху».

У молодого налетчика не было криминального прошлого, зато второй был хорошо известен полиции. Он три раза был осужден за хранение и распространение наркотиков, групповое изнасилование и грабеж. Ему было тридцать три года. Жил он с матерью, которую буквально терроризировал. Несчастная женщина вздохнула с облегчением, когда рано утром к ней в дом пришли жандармы. Обыск дал блестящие результаты. В комнате закоренелого преступника были найдены предметы, украденные во время трех налетов с применением насилия. Но ничто не указывало на то, что он был причастен к убийству старой женщины.

Франк Лонэ вышел из кабинета своего начальника. Работа в жандармерии кипела. Располагая столь убедительными доказательствами, жандармы были уверены в том, что сумеют упрятать подозреваемых в тюрьму, предъявив им обвинения по четырем делам. Все помнили, что первые три налета посеяли панику в самых спокойных местах района.

Когда Франк вошел в комнату отдыха жандармерии, Эмили Дюамель поняла по его лицу, что ему хочется прыгать от радости. Она закрыла холодильник и откупорила бутылочку «кока-лайт». Послышалось шипение газированного напитка.

– Полагаю, ты веришь этим типам, – сказала она, присаживаясь на скамейку. – Что касается смерти Браше, разумеется…

Франк порылся в холодильнике.

– Теперь мы знаем, что они виновны в четырех налетах. Но я уверен, что они не имеют никакого отношения к смерти старой женщины и что анализ ДНК этих типов ничего не даст. Они никогда не были на ферме Суланжа. Если хочешь, давай заключим пари.

– Прекрасно. На бутерброд с тунцом и яйцом под майонезом после завтрака…

– Согласен.

Эмили отпила содовой с заменителем сахара.

– И все же есть одно обстоятельство, которое может вызывать сомнение, – продолжила Эмили. – Вчера вечером эти негодяи проломили голову жертве предметом, найденным на месте преступления. Это тебе ничего не напоминает?

– В принципе, я с тобой согласен. Способ действия на первый взгляд выглядит одинаково. Но, думаю, речь идет о простом совпадении. Налетчики хотели нейтрализовать хозяина, чтобы выиграть время. Возможно, они также следовали своим садистским инстинктам и утоляли жажду насилия. Я не думаю, что они планировали его убивать. Они не подвергали его жизнь опасности. Что касается Николь Браше, я по-прежнему считаю, что преступник прибег к инсценировке, чтобы скрыть убийство, предумышленное или нет.

Франк замолчал и заглянул в шкаф, висевший над раковиной.

– Что, не осталось ни одного «Болино»? Я умираю от голода.

– «Неаполитанские косички»? Ты вчера все их съел.

– Черт!.. Возвращаясь к нашим налетчикам, скажу, что изменение в их поведении вполне логично. Они вошли во вкус, ведь налеты позволяли им угонять мощные машины и воровать мелкие предметы, которые потом легко можно продать. Постепенно они стали рисковать все больше…

– Сначала они нападали на пенсионеров, – уточнила Эмили.

– А вчера вечером их жертвой стал мужчина в расцвете лет, который мог бы оказать им сопротивление. Они не просто хотели поживиться, они готовы были рисковать. И эта тяга к риску и погубила их. Случай с Николь Браше никак не вписывается в эту схему. В списке потерпевших она занимает пятую позицию. Я с трудом представляю, что она могла быть легкой добычей, на которой бандиты собирались «потренироваться». У нее не было ни денег, ни машины. Игра не стоила свеч. А в итоге преступникам могло светить пожизненное заключение за убийство.

Франк наткнулся на уже начатый пакет с трубочками «Фиголу».

– Проблема заключается в том, – вздохнула Эмили, – что если эти типы действительно непричастны к убийству Браше, то их арест никак нам не поможет.

– Не согласен, – возразил ее коллега. – По крайней мере, их арест позволил нам окончательно отвергнуть версию с налетом, которая привела бы нас в тупик. Теперь мы можем напрочь забыть о краже и сосредоточиться на новых мотивах преступления.

Дверь приоткрылась. В проеме показалась голова дежурного.

– Лонэ, тебя к телефону.

Лейтенант вопросительно посмотрел на дежурного.

– Это срочно? У меня перерыв.

– Похоже, что срочно. Звонит Женевьева Дельво.

Франк и Эмили удивленно уставились друг на друга. В их памяти всплыл один и тот же образ: запуганная женщина, полностью подчиненная мужу-тирану.

Разговор длился целых пять минут. Эмили не сводила глаз со своего коллеги. Франк что-то записывал в блокноте, поощряя собеседницу продолжать.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло! – воскликнул Франк, кладя трубку. – Можешь забыть о тунце под майонезом. Сегодня вечером я закажу столик в ресторане отеля «Англетер».

– Ловлю тебя на слове… Их премьер-меню начинается с трехсот франков.

– А теперь слушай меня внимательно. Похоже, к мамаше Дельво вернулась память. В день убийства она видела, что перед домом Браше стояла белая машина. Женщина полагает, что не только сможет узнать машину, но и…

– Что «но и»?

– Но и более того… По ее словам, машина рванула с места и задела ворота. А это означает, что если нам и дальше будет везти, мы обнаружим на машине царапины.