Текст книги "Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»"

Да, пакт Молотова – Риббентропа развязал руки Гитлера для исполнения самой грязной и кровавой работы, для ведения захватнических войн на Западе, и он безжалостно сокрушал одно государство за другим. Вот что говорил Гитлер о заключённом пакте: «Честным этот пакт никогда не был, – сказал он одному из своих адъютантов, – потому что слишком глубока пропасть между мировоззрениями». К тому же «Гитлер никогда не мог полностью забыть, что пакт с Москвой был лишь второсортным решением» [Фест, 2006, с. 320]. Но и Сталин не лучше думал об этом пакте и считал, что обманул Гитлера, причём в накладе не остался и руки не замарал. Сталин тихой сапой, почти без единого выстрела, позволил Красной армии оккупировать восточную часть Польши, удачно, за единичными случаями, избежал военного столкновения с польской армией, поскольку она была уже разбита вермахтом. При этом нужно иметь в виду, что мирное польское население Красная армия поголовно не истребляла. Тем не менее, надо признать, что карательные органы Советского государства, как главная сила в установлении диктатуры пролетариата на оккупированных территориях, в том числе и на землях Польши, вели себя более сдержанно по отношению к большинству её гражданам, за некоторым исключением. Конечно, насилие и репрессии в отношении определённой части населения имели место и порою носили довольно жестокий характер. Но в то время это было свойственно в той или иной мере любому агрессору, но особенно Советскому Союзу, с его классовым подходом во всех политических конфликтах в оккупированных странах, когда неугодные и опасные представители чуждых классов безжалостно им истреблялись, а большая часть из них депортировались в Сибирь и Дальний Восток. Это надо признать.

Глава 6

Что бы мы сегодня о Сталине ни говорили и ни думали, давайте признаем, что он был в своё время выдающимся и даже мудрым в некоторых вопросах политиком, и доказательством этому служит его умение своевременно находить себе нужных в данный момент союзников, причём из числа своих бывших заклятых классовых врагов. Такими союзниками для него стали с началом гитлеровской агрессии США и Англия, предоставившие Сталину в труднейший момент 1941 года неоценимую материальную и моральную поддержку для отражения победоносного наступления гитлеровских войск. Не зря ведь говорят: «Дорога ложка к обеду». Да и всю войну эта помощь шла непрерывным потоком. Но Сталин без всякого сожаления решительно разрывал дружеские связи, когда этого требовали марксистко-ленинские догмы и интересы мирового коммунистического движения. После победоносной войны с Германией он безжалостно порвал дружбу с бывшими союзниками в войне с фашизмом, поскольку разногласия с ними по политическим вопросам усилились, не без их участия. Более того, они стали для него заклятыми врагами на долгие годы, положившие тем самым начало «холодной войне» особенно после Фултонской речи Черчилля, и последующих антисоветских выпадов других руководителей бывших союзных государств. Как это ни прискорбно признавать сегодня, но холодную войну Советский Союз впоследствии проиграл с треском перед всем изумлённым миром.

Снова о Польше. Прямо скажем, трагически складывалась судьба Польши в эти предвоенные годы. Она, в сущности, являлась лакомым куском добычи двух диктаторов, для их далеко идущих целей в скором будущем. В результате её раздела она стала их жертвой и невольным предвестником Второй мировой войны. Причём дважды – в 1939 году, и второй раз в 1941 году, когда под давлением приобретённых союзников Сталин вынужден был признать «бывшую Польшу» снова существующей и вступить в переговоры с правительством Сикорского. Поэтому 30 июля 1941 года было подписано советско-польское межправительственное соглашение [Солонин, 2009, с. 212]. В третий раз Польша приобрела суверенитет лишь после войны. Но это уже другая история, но коротко о ней напомню.

В сегодняшней, вроде бы, демократической Польше, к нашему прискорбию, особенно в её руководстве, их лидеры превратились в злейших политических дебоширов в Европе, с ненавистью проклинающих Россию за различные грехи, которые, если и были в прошлом, то их надо решать за столом переговоров, не иначе. Но без освобождения Польши Советской Армией, Гитлер истребил бы всю польскую нацию, начиная с детей, всех мужчин и женщин и граждан с польской фамилией, как он и обещал в своей речи, перед заключением пакта Молотов-Рибентроп. Читайте поляки эту речь Гитлера и думайте, думайте. Но от их полного уничтожения спасли воины Советской Армии, потеряв убитыми шестьсот тысяч солдат и офицеров, и полякам не надо бы сегодня массово крушить надгробные памятники своим спасителям, похожее на дикое варварство. За этот вандализм, им когда-то, придётся ответить. Похоже, Господь лишил поляков разума за тяжкие грехи перед своими освободителями, ни в чём перед ними не виновными. Они совсем оглохли и не слышат молитвенный стон убиенных, не нарушать их покой в царстве Небесном. Да уймите же своё безумие! И покайтесь за содеянное!

Однако мы забежали далеко вперёд, нам следует вернуться к трагическим событиям предвоенных месяцев 1941 года, что и является главной темой моих размышлений. Гитлер с 1939 года увяз в локальных войнах с малыми европейскими странами. Но перед этим за семнадцать дней он сумел покорить Францию, и вроде бы назрела пора разгромить Англию, но Германии необходимо было безотлагательное заключение мира с Англией на максимально приемлемых условиях, поскольку Англия не была побеждена ни на суше, ни на море, ни в воздухе.

Напомню, речь Гитлера в Рейхстаге 19 июля 1940 года была миролюбивой и компромиссной. Он говорил о необходимости заключения с Англией и её союзниками прочного мира, поскольку считал, что война для Германии окончена и продолжение войны бессмысленно. Но его призыв к заключению мира не был услышан теми, к кому он обращался. Франция к тому времени из войны вышла не без помощи Гитлера, то есть половина её территории была оккупирована, а вторая была относительно свободной, но правительство функционировало в ограниченных оккупантом пределах и воевать пока ни с кем не собиралось. Однако, проблема состояла в том, что Англии мир с Германией был не нужен, и она была полна решимости продолжить войну с нацистской Германией до победы. Но что делать Гитлеру в этой ситуации? Он не может вести морскую войну с Великобританией как с могучей морской державой. Может решиться только на подводную войну, с туманными перспективами на победу ввиду непременного вступления в войну США с её могучим военно-промышленным потенциалом на стороне непокорной Англии. На мой взгляд, Германия в 1940–1941 годах провела против Англии две крупные военные кампании, воздушную и морскую, и в обоих случаях потерпела поражение, хотя надводному флоту Англии подводниками Германии был нанесён невероятный ущерб.

Всё так, но никакие победы гитлеровских подводников не смогли спасти нацистскую Германию от неизбежного поражения и, как следствие, гибели национал-социалистической партии. Осенью 1940 года перед Гитлером встало много неразрешимых проблем, прежде всего – добиться необходимой победы над главным врагом, Англией, или заключить с ней мирный договор, но Англия категорически отказалась пойти на мир с нацистами и продолжала наращивать свою военную мощь. Продолжать же с ней и её союзниками затяжную войну значило для Германии почти полное истощение военно-экономического потенциала и, в конечном счёте, поражение. Для расширения экономического базиса войны нужна была страна, обладающая огромными природными ресурсами. Такой страной был Советский Союз – восточный сосед, с которым был заключён мирный договор. Но что значила для Гитлера в той, почти безвыходной ситуации какая-то бумажка, пусть и подписанная обеими сторонами? Да ровным счётом ничего. Конечно, война с восточным соседом была рискованной, но вынужденной мерой, поскольку попытка втянуть Советский Союз в орбиту своих глобальных политических интересов закончилась провалом.

12 ноября 1940 года с визитом в Берлин прибыл Молотов с целью укрепления советско-германских отношений, но на самом деле – предъявления новых территориальных претензий, затрагивающих сферу германских интересов. Советскую сторону интересовали Болгария, Греция, Румыния, Югославия и Дарданеллы. При встрече с Гитлером Молотов дал ему понять, что затянувшееся пребывание Германии на Балканах для советской стороны нежелательно. Это был перебор русских в своих притязаниях на новые территории, и Гитлер их решительно отклонил, как и их планы в отношении Финляндии. В итоге двухдневных переговоров последняя попытка Гитлера обеспечить себя советскими ресурсами без риска стать жертвой сталинской агрессии окончательно провалилась. В результате такого неудачного исхода переговоров в декабре 1940 года он принимает окончательное решение отнять у Советов их неисчислимые природные ресурсы военной силой, и это, по его мнению, будет весомым аргументом в дальнейших переговорах с англичанами и американцами.

Он считал, что в связи с завоеванием СССР с его огромной минерально-сырьевой базой возродится и военно-промышленный потенциал Германии, к тому времени значительно ослабленный от ведения беспрерывных войн. Он надеялся, что на мирных переговорах с западными противниками они вынуждены, будут пойти ему на уступки, заключат с ним мирный договор. И это была главная причина нападения на СССР в 1941 году, как единственный выход из тупиковой ситуации, как надёжная гарантия существования самой Германии. Автор книги «Ледокол» задаёт резонный вопрос: «Собирался ли Сталин соблюдать пакт?» Слово Сталину: «Вопрос о борьбе… нужно рассматривать не под углом зрения справедливости, а под углом зрения политического момента, под углом зрения политических потребностей партии в каждый данный момент». И далее: «Война может перевернуть вверх дном всё и всякие соглашения» [Суворов, 1993, с. 43]. Как видим, и для Сталина подписанный сторонами договор был лишь бумажкой, и соблюдать его он не собирался, исходя из политических потребностей партии и государства, так же как и Гитлер в подобной ситуации. А политические потребности партии Ленина, чтобы не соблюдать подписанные договоры с капиталистами, были всегда, с момента зарождения страны Советов. Всё было так же, как и у национал-социалистов, партии Гитлера. Они были похожи друг на друга, как братья-близнецы. Оба были социалистами-революционерами, оба сидели в тюрьме, где Гитлер написал свою единственную книгу «Майн Кампф», а Сталин отделывался лишь редкой перепиской с соратниками по партии. Из тюрьмы оба вышли закалёнными революционерами, полными решимости захватить власть в своей стране любым путём, каким придётся. Правда, цели в революции, в соответствии с партийной доктриной каждой партии, были разными. Гитлер мечтал сделать счастливой жизнь немцев за счёт интересов других народов, Сталин намерен был сделать счастливыми другие народы за счёт России, а её использовать, как плацдарм для мировой революции. Интересы в конечной цели двух разных идеологий были несовместимыми, и вражда между ними была непримиримой.

В своей книге «Кадры решают всё» В. В. Бешанов пишет: «Развитие Красной армии в 1939–1941 годы было фактически скрытым мобилизационным развёртыванием, так как по принятой летом 1939 года системе количество соединений и частей в мирное время доводилось до уровня военного времени» [Бешанов, 2006а, с. 117]. Так зачем, спрашивается, Советскому правительству с началом войны надо было спешить с всеобщей мобилизацией, когда общая численность его армии по скрытой мобилизации на западной границе уже достигла уровня военного времени и составляла 5,8 млн человек? Численность немецкой армии на восточной границе к тому времени составляла 5,5 млн человек, а вместе с союзниками – 6,8 млн. Война неумолимо приближалась, и не было в мире силы, способной её предотвратить.

Глава 7

По сообщениям своей разведки Гитлер знал о невероятном сосредоточении войск Красной армии на его восточной границе и обратил на это самое пристальное внимание. Образно выражаясь, он увидел в руках Сталина сверкающий меч революции, готовый в удобный момент раскроить ему голову, не задумываясь ни минуты. У фюрера накопились к тому времени точные сведения, что Сталин стянул многочисленные силы своей армии к границе с возможным намерением в будущем нанести по его войскам неожиданный и мощный удар. Как было известно многим проницательным политикам, да и гражданам противостоящих государств, и не только им, что время дипломатии прошло, теперь наступила пора заговорить пушкам. Мир оказался на грани, засквозило первым дыханием самой кровавой войны.

Однако проблема состояла в том, что для Гитлера Красная армия в то время представляла загадку, которую ему предстояло срочно решить. Вот как пишет об этом немецкий публицист-историк Пауль Карель: «Естественно, военная разведка Германии, особенно после 1933 г., пыталась заглянуть за кулисы “советского театра”. Однако руководство Советского Союза доверяло гитлеровскому третьему рейху ещё меньше, чем Веймарской республике, и, соответственно, задача создания развитой шпионской сети в СССР не имела радужных перспектив. Кроме того, немецкие разведчики, не склонные особенно рисковать, не слишком-то усердствовали в данном направлении. В конце концов, германское верховное командование не планировало воевать с Россией. Позднее, когда Гитлер потребовал создания шпионской сети в СССР, оказалось, что сделать это в столь короткие сроки не представляется возможным. Бдительная охрана границ коммунистической империи, усиленная слежка за каждым прибывающим в страну иностранцем сделали решение этой задачи практически нереальным. Даже если разведчику из Финляндии, Турции или Ирака и удавалось обосноваться в России, он сталкивался со значительными трудностями при передаче собранной информации. За передвижениями немногих туристов устанавливался строжайший контроль.

Результаты зимней кампании, войны с финнами в 1939–1940 гг., стали причиной неверной оценки боеспособности Вооружённых сил Советского Союза. Тот факт, что маленькая Финляндия смогла так долго и эффективно сопротивляться натиску советских войск, создал ощущение слабости Красной армии. И по сей день остаётся немало историков, считающих, что Сталин нарочно вёл войну с Финляндией устаревшим вооружением и наиболее неподготовленными войсками, что он пошёл на этот гигантский блеф с целью ввести в заблуждение весь мир. И, правда, советское верховное командование не применяло ни Т-34, ни тяжёлых КВ, хотя выпускались они буквально рядом – в Колпино, как не вводило в бой реактивных миномётов. В октябре 1940 г. подполковник Ровель получил совершенно секретное задание лично от самого Гитлера: “Вы создадите части дальней разведки, способные вести аэрофотосъёмку территории на западе России. Вы будете действовать на очень большой высоте, чтобы Советы ничего не заметили. Вы должны быть готовы к 15 июня 1941 г.” В пожарном порядке на разных авиастроительных фирмах принялись создавать соответствующие самолёты на базе уже имевшихся машин, правда, с наддувом пятого двигателя. Зимой эскадра Ровеля начала свои полёты. Первая эскадрилья действовала с Зеераппена в Восточной Пруссии и вела разведку территории Белоруссии. Вторая эскадрилья поднималась в небо с аэродрома в Инстербурге и фотографировала объекты на территории прибалтийских государств, вплоть до озера Ильмень. Над территорией к северу от Чёрного моря действовала третья эскадрилья, укомплектованная He-111 и Do-215B2 и взлетала с аэродрома в Бухаресте. Из Кракова и Будапешта поднимались машины специальной эскадрильи Исследовательского центра высотного воздухоплавания, отрабатывающие районы между Минском и Киевом. Тут применялись самолёты концерна “Юнкерс” – Ju-88B и Ju-86P – великолепные разведчики, способные подниматься на высоту 9900–11700 метров соответственно. В те времена такие высотные характеристики казались просто сенсационными. Затея воплощалась в жизнь без помех. Русские ничего не замечали» [Карель, 2003а, с. 48–50]. А если бы и заметили, то сделать ничего бы не смогли для пресечения разведочных полётов немцев. Не было тогда в ВВС СССР истребителя-перехватчика, способного подняться на такую высоту. Мне кажется, что бывшие на вооружении ВВС тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 с наддувом от пятого двигателя, устаревшие к началу войны, достигали такого потолка. Другое дело, почему их не использовали в целях разведки с больших высот. Сейчас это вызывает недоумение. «Только у одного немецкого самолёта-разведчика произошли неполадки в двигателе, и он приземлился на аэродроме в Минске 20 июня, за два дня до начала войны. Однако прежде чем сдаться, экипаж поджёг свою машину. С началом боевых действий о происшедшем забыли» [Там же].

На первой стадии кампании данные аэрофотосъёмки этой эскадры являлись едва ли не единственным источником получения разведданных. Удалось сфотографировать все аэродромы на западе Советского Союза, включая и тщательно замаскированные приграничные базы истребителей. То, что оставалось недоступным человеческому глазу, явственно проявлялось на специальной фотоплёнке с учётом прекрасной немецкой оптики. На передовых лётных полях немцы, к своему удивлению, обнаружили большие скопления самолётов. Огромное количество бронетехники скрывалось в лесах на севере. Полученная информация позволила немцам нанести сокрушительный удар по советской оборонительной системе.

«Идея шпионажа с применением высотных самолётов, таким образом, принадлежала не разведке США. Гитлер успешно применил эту технологию за много лет до американцев. Однако до сих пор эта глава истории не получила заслуживающего освещения. Свидетельства этого мы находим в секретных архивах Америки. Можно не сомневаться, что изучение результатов немецкой аэрофотосъёмки и подтолкнуло американцев к эксперименту с U-2. Секретные материалы хранились в папках “Разведывательная эскадра командующего «Люфтваффе»”» [Карель, 2003а, с. 49]. В предвоенные дни план получил одобрение Гитлера и полностью сработал. Русские истребители стояли на аэродромах рядами и были уничтожены. Таким образом, с самого начала основные силы советской авиации пали жертвой гигантского «“авиационного Перл-Харбора”. Кроме того, лётчики “Люфтваффе” проникли в глубину территории СССР на 300 км и частично уничтожили также базы бомбардировщиков. Если бы не это, ВВС Советского Союза стали бы опасным противником в процессе проведения первых, определяющих дальнейший ход кампании операций» [Там же, с. 49–51].

Не могу согласиться с автором этой книги, что всё произошло именно так, как он нам рассказывает про разведочные полёты немцев и, как результат, последующий разгром ВВС в первый день войны. На этот счёт есть более убедительные доказательства, опровергающие события первого дня войны.

«Целые дни напролёт генерал-фельдмаршал Кессельринг и его подчинённые изучали фотографии и обсуждали оперативный план, который получил одобрение. На каждое лётное поле с русскими истребителями выделялось по три экипажа бомбардировочной авиации, обладавших опытом полётов в ночное время. Идя на большой высоте и над незаселёнными районами – лесами и болотами, эскадрильи скрытно подобрались к целям, появившись над советскими аэродромами с первыми проблесками рассвета – в 03.15. 22 июня. Несмотря на сокрушительный удар в самом начале, в период с 22 июня по 19 июля, “Люфтваффе” потеряли сбитыми или повреждёнными 1284 самолёта. (В советских источниках о первом дне войны прочно закрепилась цифра 1200 уничтоженных самолётов на аэродромах, так и не успевших взлететь. Примеч. авт. Так что война в воздухе на Восточном фронте отнюдь не являлась приятной прогулкой. Совершенно очевидно, что внезапный удар по ВВС Советского Союза имел огромное значение для действий немецких наземных войск. Тут возникает ещё один вопрос: как же всё это оказалось возможным, если в Москве знали о неизбежном немецком вторжении? Как объяснить тот факт, что на передовой советские наземные войска и военная авиация буквально безмятежно спали, тогда, как в тылу были сделаны все приготовления к войне? Например, подготовка к светомаскировке оказалась настолько тщательной и повсеместной, что по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы. Мобилизационная система также исправно функционировала. Перевозки людей и грузов в тылу повсюду осуществлялись на высоком уровне. Перевод промышленности на военные рельсы произошёл задолго до этого и без сбоев в соответствии с заранее намеченными планами. Уничтожение потенциальных “врагов народа” в приграничных территориях проходило с механической методичностью. В ночь с 13 на 14 июня 1941 г. – т. е. за восемь дней до немецкого вторжения – советские органы безопасности интернировали из республик Прибалтики несколько тысяч “подозрительных семей”. Сотрудники НКВД в течение считанных часов погрузили в железнодорожные вагоны около 11 000 эстонцев, 15 600 латышей и 34 260 литовцев и отправили их сквозняком в Сибирь. Всё действовало без сбоев» [Карель, 2003а, с. 51].

Первыми в войну вступили лётчики «Люфтваффе». Воздушные сражения всегда носили ожесточенный характер и оказывали существенное влияние на успехи наземных войск. «Люфтваффе» с первого дня захватили господство в воздухе. Но, как пишет М. Солонин в своей книге «На мирно спящих аэродромах…», «потери советских ВВС в первый день войны составили 528 самолётов», но только, наверное, в полосе Западного фронта [Солонин, 2006, с. 422]. Эта цифра почему-то вызывает подозрение, поскольку поступило сообщение Сталину от командования ВВС о потерях 1200 самолётов в первый день войны, но, видимо, на всём советско-германском фронте. Это повергло его в шок [Кузнецов, 2003, с. 29]. Неужели руководство ВВС могло представить ему ложные сведения? Очень сомневаюсь. Однако в ходе войны с Германией наши ВВС несли довольно ощутимые потери, но большей частью не связанные с боевыми действиями. Так В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё» пишет: «Потери в боевых самолётах ВВС в 1944 г. были максимальными, 24 800 машин. Но потрясает другое обстоятельство: из этого количества лишь 9700 погибли в боях, а 15 100 относятся к не боевым потерям. С одной стороны, советская военная приёмка на заводах закрывала глаза на брак, поэтому на фронт нередко поступали самые настоящие “летающие гробы”. С другой, сказывался крайне низкий уровень лётной подготовки пилотов» [Бешанов, 2006а, с. 435]. Вот что пишет об этом историк Р. Иринархов в своей книге «Непростительный 1941»: «Но не все авиационные части были готовы встретить нападение врага. В директиве № 34677 от 17 мая 1941 года отмечалось: “Главный военный совет, рассмотрев итоги боевой подготовки ВВС Красной армии за зимний период 1941 года, отмечает: боевая подготовка ВВС Красной армии проходила неудовлетворительно. Низкие показатели сопровождались чрезвычайно большим количеством катастроф и аварий. Переучивание лётного состава на новые типы самолётов, поступающие в лётные части, проводилось медленными темпами, отсутствовала практика учебных полётов по прицельному бомбометанию. Организация противовоздушной обороны аэродромов тоже оставляла желать лучшего”» [Иринархов, 2012, с. 49]. Например, налёт часов на экипаж в Ленинградском военном округе за этот период составил три часа. Да как же могла Красная армия напасть на Германию в 1941 году с такой недопустимо низкой боеготовностью всех родов войск, исключающей ведение любых наступательных операций, особенно большого масштаба?