Текст книги "Чужие миражи"

06

Когда Диптаун еще только создавался, на месте этого памятника был голый заасфальтированный пустырь, отведенный под грядущее строительство. Кажется, была еще баскетбольная площадка и теннисный корт, вон там, где расположился сейчас магазин по продаже бытовой техники. Город, выросший за несколько месяцев на пустом месте, обступил бывший пустырь со всех сторон, тротуары замостили гранитом, в центре образованной домами площадки разбили газон и поместили посреди него бронзовую фигуру, символизирующую покорителя Глубины – бросающегося с края невидимого обрыва в пугающую неизвестность человека. Интересная аллегория. Мне чем-то полюбился этот памятник – надгробие на могиле несбывшихся надежд, бронзовая эпитафия пустым человеческим амбициям. Не мы покорили Глубину, Глубина покорила нас. Увлекла захватывающей дыхание пропастью, ослепила призрачным блеском несуществующей свободы, затянула в цветной водоворот миражей, в которые мы сами страстно хотим верить.

Фигура Покорителя, стремительно падающего в пустоту, касается постамента лишь одним пальцем поднятой в застывшем движении ноги. В реальности памятник сразу же рухнул бы на землю под действием естественной силы тяжести и собственного веса. Здесь он стоит уже второй год, поскольку фальшивый закон тяготения не действует на нарисованный металл. Весь наш мир построен на фальшивых законах, на ненастоящих облаках в искусственном небе, на придуманных проблемах, радостях и печалях. Только мы, люди, настоящие. Здесь. Там. Везде.

Проспект Высоких Технологий выводит меня к знакомому скверу. Особняк на месте, на окруженной шиповником скамейке целуется влюбленная пара. Девочка в клетчатой юбке выгуливает на газоне черно-белого спаниеля: собака крутится у ее ног, виляет коротким хвостом, звонко и отрывисто лает. Девочка смеется, бросает ярко-красную летающую тарелку, спаниель кидается вдогонку, подпрыгивает, хватая зубами добычу, возвращает хозяйке. Я иду дальше.

На месте улицы Первых Дизайнеров – засаженная тополями аллея, по ровной и прямой, как стрела, дорожке неторопливо прогуливаются люди. Знакомого мне дома нет и в помине, вместо него – высотное здание из стекла и бетона, кажется, целиком принадлежащее какой-то крупной компании. На всякий случай смотрю на вывеску: так и есть, «Интерлайн», новые разработки в области электронных технологий. Ясно. Здесь искать нечего. Возвращаюсь на оживленный проспект и останавливаю такси.

В «Тиме и Деззи» сегодня на удивление много посетителей. Почти все столики заняты, свободных мест – наперечет. Глен крутится за стойкой бара, словно теннисный шарик, невесть как попавший в контейнер работающей стиральной машины. Кажется, он даже не замечает моего присутствия. Это хорошо. Сейчас мне не хочется общаться.

Одна из отличительных особенностей «Тима и Деззи», которая в свое время привлекла мое внимание к этому маленькому уютному заведению, заключается в том, что здесь можно просто сидеть за столиком, ничего не заказывая. Владельцы кафе справедливо рассудили, что если кто-то решил потратить часть своего оплаченного в виртуальности времени на то, чтобы просто побывать в «Тиме и Деззи», значит, ему здесь нравится. И значит, он рано или поздно снова сюда вернется. Рынок. Острая конкуренция. Хотя временами у меня создавалось впечатление, будто Глен и Джесси завели это кафе не ради прибыли, ими двигали какие-то иные, скрытые от меня внутренние мотивы. Наверное, им просто нравилось содержать маленький бар, нравилось принимать посетителей, завязывать новые знакомства, видеть вокруг себя новые лица, втайне осознавая, что эти лица – всего лишь нарисованные кем-то искусные маски, но старательно играя в правду. Эдакая психологическая ширма, отгораживающая сознание и душу от окружающей действительности. Виртуальный наркотик. Бегство от реальности. Зачем? Не знаю. Не хочу знать.

Прислонившись затылком к деревянной стене кафе и опустив веки, я вдруг отчетливо осознал, что постепенно, исподволь, но неумолимо и бесцельно скатываюсь в какую-то липкую серую депрессию, в какую-то меланхолию, причины которой мне ухватить в своем сознании так и не удалось.

Взять себя в руки. Встряхнуться. Собраться. Думать. Думать. Думать…

Почему-то практически все без исключения герои приключенческих романов, которые я запоем проглатывал в детстве, отыскивали какой-то рациональный, единственно правильный выход из любой ситуации вот так вот сидя в кафе и мирно рассуждая о подкинутых им заботливым автором неразрешимых проблемах, терпеливо раскладывая по полочкам сложившиеся обстоятельства, мудро анализируя уже свершившиеся события и связывая их в прочную, отполированную до блеска неопровержимой логикой цепочку. Тогда на них снисходило озарение. Они прозревали корень тревожащих их проблем. И начинали действовать.

Я не герой приключенческого романа. Я живой человек. И потому в голову лезет решительно все, что угодно, кроме того, что нужно. В ней, в голове, пусто, как в барабане. Мысли, лениво шевелясь в этой вязкой пустоте, крутятся на одном месте, как зациклившийся отрывок компьютерной программы: ни туда, ни сюда. Пустота. Глубина. В которой мне остается только одно.

Ждать.

Когда противник ударит первым.

Если вообще ударит.

Если он есть, этот противник.

Тогда можно будет хоть что-то понять.

– У вас свободно?

Смутно знакомый голос заставляет меня открыть глаза. Рядом с занятым мною столиком, пожалуй единственным в полутемном зале, не окруженным еще шумной компанией отдыхающих, стоит Лорд со своей неизменной тростью и вежливой улыбкой на аристократично-правильном лице.

– Не помешаю?

– Ни в коем случае. Присаживайтесь, – делаю приглашающий жест рукой. Лорд благодарно кивает и осторожно опускается на соседний стул, словно опасаясь, что он развалится под тяжестью его худощавого тела.

– Виски?

– Нет, благодарю, – отрицательно качаю головой я.

Он наливает себе с два пальца в тонкий хрустальный бокал из плоской, словно фляжка, прозрачной бутылки и поднимает его за донышко, грея хрупкое стекло в ладони.

– Я часто вижу вас здесь. – Говорит он. – Вы приходите в это кафе почти каждый день.

– Равно как и вы. – Осторожно отвечаю я. Лорд снова кивает, отстраненно обводит взглядом заполненное людьми помещение и наконец останавливает его на мне.

– Уютное место. Хорошая кухня. Интересные люди. Эдгар. – Он протягивает мне руку.

– Влад. – Я отвечаю вежливым рукопожатием.

– Удивительно. – Он снова смотрит куда-то в сторону и на его губах появляется едва заметная полуулыбка, направленная, мне кажется, внутрь него самого. – Сегодня здесь людно. Мне кажется, что если столько различных индивидуальностей по собственной воле оказываются в одно и то же время в одном и том же месте, при всем богатстве имеющегося перед ними выбора, есть в них какое-то общее духовное начало, связывающее их воедино. Это как культ. Как религия, если хотите.

– То же самое можно сказать про Глубину вообще. – Пожав плечами, отвечаю я. – Большую часть людей, оказавшихся здесь, также что-то объединяет, на психологическом уровне, например. Возьмите хотя бы пресловутую любовь к компьютерам…

– Вы любите компьютеры? – Удивленно спрашивает он.

– Странная, по-моему, позиция – любить компьютер. Любить надо людей. Они, по крайней мере, способны это оценить.

– Мало кто может похвастаться безграничной любовью ко всему человечеству. – Произносит в ответ Лорд. – Человек по природе своей эгоистичен.

– Скорее, все люди в большей степени индивидуалисты. Это нормальное свойство человеческого характера. Без него нам было бы не выжить в этом мире.

– В этом? Или – в том?

– Глубина – лишь отражение реальности реальной. – Пытаюсь пояснить свою мысль я. – По большому счету, мы перенесли сюда все то, что окружало нас в привычном нам мире, наверное, поэтому мы с такой легкостью адаптируемся к здешним условиям, принимаем правила игры, придуманные нами же самими. Человек не смог бы создать здесь нечто, выходящее за рамки его реального жизненного опыта. Люди везде одинаковы.

– Не скажите, – поправляет меня Эдгар, – на мой взгляд, Глубина успешно играет роль некоего интеллектуального фильтра, беспристрастно отсеивающего в человеческом потоке весь мусор. Люди, культурный или умственный уровень которых ниже определенной условной планки, просто не попадут сюда, не смогут этого сделать. Им это не интересно. Не нужно. У них другие устремления. Иные цели в жизни.

– Мне кажется, вы не совсем правы. – Осторожно возражаю я. – Безусловно, адаптироваться к виртуальности могут далеко не все. Но интеллектуальный уровень – далеко не единственный критерий.

– Вы можете назвать другие?

– Существует определенная категория людей, умных, интересных, любознательных, которых виртуальность по не вполне понятным причинам не принимает, «выплевывает» обратно, выталкивает вовне, как вода выталкивает на поверхность легкую пробку из-под шампанского. Те, кто не может прижиться в киберпространстве, признать его, как еще одну альтернативную реальность. Других эта воронка быстро затягивает в электронный мир, в самую его глубину, выбраться из которой бывает порой весьма и весьма сложно. В свое время и я чуть не захлебнулся…

– Тоже стали своего рода пленником Сети? – Понимающе улыбается Эдгар.

– И это было. И это тоже было. Но я сумел вовремя вынырнуть… – Отвечаю я несколько двусмысленной фразой и тут же резко одергиваю самого себя. По-моему, я слишком много говорю. Но Лорд, кажется, пропустил мою незначительную оплошность мимо ушей, либо просто не воспринял ее буквально.

– Сказалось давление реального мира? – Он немного отхлебывает из своего бокала. – Многим помогает удержаться на плаву именно это. Дом, семья, друзья, работа…

– Не совсем так. Я думаю, что через какой-то срок, а у каждого он свой, попросту наступает «насыщение» Глубиной, состояние, в котором тебе кажется, будто ты полностью исчерпал все возможные прелести виртуальной реальности и ничего нового она подарить тебе уже не сможет. Ты побывал там, где хотел побывать и увидел то, что мог увидеть. Это приходит само собой.

– Сладчайший мед нам от избытка сладости противен…

Ого! А ведь это, кажется, Шекспир.

– Да. Не могу судить обо всех, но лично я ощущал нечто подобное.

– Что же, можно сказать, что вам, в отличие от многих, повезло, – улыбается Эдгар, – к тому же вы, сами того не ведая, изобрели оригинальный метод лечения виртуальной зависимости – передозировкой.

– Владислав, время. – Доносится из болтающихся на шее наушников моего плеера спокойный голос Виктора. Время? Да, я же сам просил программу предупредить меня, когда подойдет срок. Я поднимаюсь из-за стола и протягиваю своему собеседнику руку.

– Было очень приятно пообщаться с вами, Эдгар, но мне нужно идти.

– Взаимно. – Понимающе кивает он. Здесь, в Глубине, не спрашивают, куда ты спешишь и не просят задержаться еще ненадолго, чтобы закончить прерванную беседу. Это не принято. Каждая минута, проведенная здесь, для большинства обывателей стоит денег. И где-то там, в невидимой отсюда дали, электронные таймеры беззвучно отсчитывают мгновения, проведенные ими в киберпространстве. Не будем разрушать стереотипы.

Я направляюсь к выходу из бара. Какое-то неприятное, тоскливое чувство щемит сердце, не дает мне покоя. Что-то случится. Что-то должно случиться, не знаю пока что, но что-то неприятное и неотвратимое. Сейчас я выйду отсюда, и…

Я открываю дверь, делаю шаг за порог, очутившись на улице.

И ничего не происходит.

Кажется, предчувствия на сей раз обманули меня.

07

Груда немытой посуды в моей раковине, увеличившаяся было еще на одну тарелку, постепенно тает. Иногда надо заставлять себя выполнять элементарную работу по дому, иначе призрачная опасность зарасти грязью по самые уши превратится в горькую реальность. Два года назад, когда я разошелся со своей женой, меня окунуло в омут домашних хлопот с головой – я ходил по магазинам, готовил, пылесосил, стирал и гладил. Поначалу даже мыл пол в комнате два раза в неделю. Наверное, чтобы отвлечься, забыться, не думать. Потом этот импульс как-то иссяк сам собой, сошел на нет, растворился в каждодневной рутине. Безусловно, я никогда не позволял себе расслабляться настолько, чтобы моя квартира постепенно начинала приобретать черты свинарника, поскольку это было прежде всего противно мне самому. Однако идеалом чистоты ее тоже назвать было нельзя. Скорее, нечто среднее. Дом образцового порядка и высокой культуры быта… Нет, не тот случай.

Покончив с посудой, я направился в комнату. Десять минут бесплодных поисков, и из-под шкафа была извлечена пыльная спортивная сумка с наплечным ремнем, откуда в свою очередь мне пришлось вытряхнуть старую газету, отвертку и пару трехдюймовых дискет. Джинсы и свитер обнаружились в шкафу. Бумажник. Ключи. Сигареты. Зажигалка. Кажется, все.

На улице моросил дождь – мелкая взвесь из невидимых ледяных капель, серой пеленой застилавших небо. Низкие тучи цеплялись за крыши домов, стараясь улечься поудобнее меж прямоугольными выступами старых печных труб и мокрым металлом редких телевизионных антенн. Короткая и столь щедрая промозглыми пасмурными днями питерская осень кончилась. Зима медленно наползала на город.

Спустя пятнадцать минут в раздувшейся до размеров небольшого дорожного тюка сумке многообещающе позвякивало. Остановить машину не составило большого труда: стоило мне поднять руку, как через мгновение рядом притормозил замызганный дряхлый «Москвич».

– Мне на Каменноостровский, – сказал я в чуть приоткрывшуюся дверцу. Водитель недоверчиво посмотрел на мой порядком вылинявший свитер и потерявшие свой изначальный цвет джинсы.

– Полтинник.

Пожалуй, пора обновить гардероб.

– Годится. – Отозвался я, усаживаясь на переднее сиденье.

– Деньги вперед.

Однозначно, пора.

Я извлек из бумажника мятую сотенную купюру и протянул водителю. Тот недовольно засопел и принялся отсчитывать сдачу. Затем столь же недовольно выкрутил вмонтированный в «торпедо» радиоприемник на полную громкость и тронулся с места. Я уставился в оплывающее мелкими дождевыми каплями стекло.

В гулких коридорах просторного офиса на Каменноостровском было пустынно. Я вежливо постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в небольшой, ярко освещенный кабинет.

Олегатор сидел за компьютером в какой-то неестественно-нервной позе, подобравшись, словно кошка, высматривающая в кустах беззаботную стайку воробьев. Голова в виртуальном шлеме резко поворачивалась из стороны в сторону, кажется, Олегатор непрерывно озирался. Левая рука лежала на клавиатуре, правая лихорадочно теребила мышь. Из стоящих рядом с машиной акустических колонок доносился раскатистый рев монстров, отдаленный грохот выстрелов и металлическое звяканье падающих на каменный пол стреляных гильз.

Я мельком взглянул на экран и, расстегнув сумку, принялся выставлять на заваленный какими-то распечатками письменный стол пивные бутылки. Не стоило беспокоить Олегатора сейчас: согласно показаниям его таймера, компьютер сам выведет его из Глубины через восемь минут. Видимо, я просто явился немного раньше условленного времени. Недосуг было посмотреть на часы.

Откупорив «Хольстен», я уселся в узкое вращающееся кресло и выхватил из стопки бумаг какой-то пестрый журнал. Ага, «Виртуальный мир» за позапрошлый месяц. Чтиво так себе, но за неимением лучшего, пожалуй, сойдет.

Олегатор вынырнул как всегда неожиданно, снял шлем, несколько мгновений смотрел на меня непонимающе хлопающими глазами. После расставания с Глубиной человеку нужно некоторое время, чтобы придти в себя, чтобы сознание успело определиться в зыбкой грани между тем миром и этим.

– Доброе утро, страна, – приветствовал я его, откладывая журнал в сторону, – пиво остынет.

– Привет. – Коротко бросил он. Поднялся, потирая рукой небритый подбородок, взял со стола бутылку, сковырнул пробку зубами. Было очевидно, что Олегатор чем-то недоволен. Что-то у него пошло наперекосяк. Только вот что? Не связано ли это с недавними событиями на улице Первых Дизайнеров?

Да нет, вряд ли. Тогда Олегатор не казался бы столь спокойным. Он был не взволнован, нет, просто раздосадован и расстроен.

– Что-то случилось, Олег? – Как бы между прочим поинтересовался я, допивая остатки своего пива и открывая о край столешницы новую бутылку. Не слишком-то интеллигентно. И плевать.

– Фигня. – Мрачно отозвался тот. – Устал просто, как собака. Боссы работы навалили – хоть вешайся. У меня еще четыре проги в отладке, а тут старую бету одного нашего халтурщика приволокли, тормозит, говорят, на шестнадцати метрах и критическую ошибку выдает раз в два часа. Что делать, спрашивают. А я отвечаю: да снесите свой мастдай к саксам собачьим и ставьте линукс. Ну, перелаялись, блин, как сявки… Сам-то как? Что-то выглядишь ты не очень…

– На себя посмотри, Бельмондо, – отшучиваюсь я в ответ. Олежка саркастически хмыкает и одним глотком осушает чуть ли не половину бутылки.

– Слушай, тебе случайно не знаком человек по имени Стрелок? – Неожиданно спрашивает он.

Изо всех сил напрягаю извилины, но разнеженная пивом память упорно отказывается выдавать какую-либо полезную информацию. Эта кличка мне просто ни о чем не говорит.

– Нет. А что?

– Сволочь. – Коротко отзывается о неизвестном Стрелке Олегатор и залпом допивает оставшийся на дне бутылки «Хольстен». – Эта скотина идет сейчас сквозь «Лабиринт», как нож сквозь масло. Ничем его, гада, не достать.

– «Лабиринт Смерти»? – Удивленно спрашиваю я.

Так вот откуда взялись рев монстров и грохот выстрелов, доносившиеся из динамиков Олежкиной машины, когда я вошел в комнату. Я и сам когда-то был заядлым поклонником «Лабиринта» – широко известного в Диптауне развлекательного игрового центра, в котором игроки самозабвенно расстреливали друг друга из гранатометов и ракетниц, бегая по созданным искусными дизайнерами условным уровням захваченного инопланетными колонизаторами полуразрушенного города. Ностальгический ремейк на тему популярных компьютерных ходилок-стрелялок довиртуальной эпохи. Только вот давно уже я не был в «Лабиринте Смерти». Около года, пожалуй.

– Ну. – Кивает Олег. – Решил вот оттянуться после работы, а тут… Эх…

Он с досадой машет рукой и вновь принимается за пиво.

– Слушай, Олежка, – осторожно, как бы исподволь, начинаю я, – ты никогда не сталкивался с тем, чтобы в Диптауне неожиданно пропадала улица? Не дом, не несколько домов, а целая улица со всеми прилегающими кварталами?

– Сталкивался, – откликается он и я весь обращаюсь в слух. – Перебрали мы как-то с приятелями пива в «Гольфстриме», ну, нажрались, в общем, до зеленых чертей, и вот иду я, значит, до дому…

– Олежка, я серьезно спрашиваю.

С минуту он пристально и внимательно смотрит на меня. Затем ставит бутылку на стол и медленно опускается в соседнее кресло.

– Во что ты вляпался, Славка?

– Не знаю. – Честно отвечаю я. – Ей богу, не знаю, Олег.

– Помощь нужна?

– И этого не знаю. Не хочу я никого впутывать в собственные проблемы. Пока сам не разобрался.

– Слав… – Олег сосредоточенно трет переносицу, берет в руки бутылку, но тут же, словно передумав, ставит ее обратно. – Я понимаю, конечно, что это не мое собачье дело и далеко не во все следует соваться, но я действительно хочу тебе помочь. Понимаешь, то, что ты постоянно темнишь, постоянно что-то скрываешь, меня нисколько не задевает, в конце концов, у каждого человека могут быть собственные тайны. Но чтобы помочь, надо хотя бы понять…

Не могу. Не могу больше врать и изворачиваться. В конце концов, мой моральный долг перед Олежкой уже сейчас настолько велик, что никаким пивом его не залить. А теперь я уже так или иначе втравил его неизвестно во что – ведь половина программ, оставшихся в том чертовом дипломате, писал он. И если что, у него тоже будут неприятности. В конце концов, мне самому не помешал бы сейчас надежный союзник. А играть с ним вслепую… Нет, это не по мне. Не могу я так. Совсем не могу.

И я принимаю решение.

– …а понять мне тебя и не удается, как ни стараюсь. Может, я чего-то не так делаю, тогда ты…

– Я дайвер, Олег.

Олегатор замолкает на полуслове. В комнате повисает мертвая тишина.

– Настоящий?

– Игрушечный, блин…

Несколько утомительно-долгих секунд Олег смотрит на меня расширившимися глазами, затем взъерошивает ладонью волосы и достает из лежащей на столе пачки сигарету.

– Первый раз в жизни вижу живого дайвера. – Произносит наконец он.

– Где ж ты мертвых-то насмотрелся?

Еще мгновение Олегатор сидит, непонимающе уставившись в мою сторону, а затем взрывается оглушительным хохотом.

– Может, тебе приснилось? – Недоверчиво спрашивает Олег, стремительно щелкая клавиатурой компьютера.

– Ага. И дипломат приснился, и девчонка с пистолетом, и охранник. Триста баксов тоже приснились. И вообще, ты мне кажешься.

Я не вдавался в подробности выполненного мною заказа, рассказал все лишь в общих чертах, взяв с Олегатора клятвенное обещание держать язык за зубами. Во имя его же блага. Олег обещал, а я знал, что его словам можно верить.

– Ничего. – Говорит он, устало откидываясь на спинку кресла. – Я прошерстил сеть тремя специальными утилитами, даже до индекса двух адресных поисковых систем добрался. Нет такой улицы в Диптауне. Нет и никогда не было.

– Что и следовало доказать. – Эхом откликаюсь я.

– Чего делать будем?

– Пиво пить. – Я встаю на ноги и направляюсь к заставленному бутылками столику, полными и пустыми, половина на половину. – Не пропадать же добру?

– Все бы тебе шутки шутить. – Недовольно ворчит Олег но все же присоединяется ко мне. – Не, а серьезно. Что-то же надо предпринять? Может быть, в офф-лайне твою контору поискать, ну, в справочниках там покопаться…

«Офф-лайном» Олежка привычно называет мир, расположенный по эту сторону дип-программы. Намертво въевшаяся, словно ржавчина, привычная терминология, прочно сложившаяся еще до появления Глубины. Мы с Олегом успели застать это «до». Но пройдет одно-два поколения и общепринятый жаргон виртуальщиков наверняка изменится. Сможем ли мы тогда понимать наших собственных детей? Ох, сомневаюсь…

– Ты хоть знаешь, чем она занимается, в каком городе расположена? – Кажется, Олегатор решил взяться за меня всерьез.

– Нет. Как-то, понимаешь ли, не пришло в голову поинтересоваться.

– Тогда облом. – Он задумчиво теребит пальцами подбородок. – А может, это… Ну, заказчика твоего потрясти… Аккуратно так, ненавязчиво…

А вот это уже идея. Наша схема передачи заказа подразумевала соблюдение полной анонимности с обеих сторон, однако у меня оставался резервный канал связи. На всякий случай. Шанс дохленький – адрес наверняка липовый, арендованный «на раз», но попытаться все равно стоит.

– Олежка, ты молодец! – Искренне говорю я. – Я об этом вообще не подумал.

– А о чем-нибудь ты вообще думаешь? Временами?

– Ага! О бабах. Причем постоянно. Этого достаточно?

Мы с Олегатором дружно расхохотались.

– Кстати, о бабах. Набрел я тут недавно на один порносайт…

Разговор под все усиливающимся влиянием потребляемого нами напитка постепенно переместился в привычное для подобных бесед русло. Давно подмечено, что люди, так или иначе плотно связанные с программной индустрией, могут полноценно общаться только о двух невзаимосвязанных категориях: о компьютерах и о женщинах. О первом – подолгу и конкретно, о втором – изредка и отвлеченно. В полной мере эта философская сентенция относилась и к Олегатору. Ну не клеились у нас разговоры на другую тематику после третьей бутылки, ну никак не клеились. Вместе с тем пиво брало свое: проблемы понемногу отошли на второй план, и мир вокруг стал казаться более прекрасным и приветливым.

– Ты, это… Поосторожнее, что ли… – Произнес я, из последних сил стараясь припомнить, что еще я собирался сказать Олегу на прощанье. Что-то ведь собирался? Нет, не помню. В голове была вата, асфальт под моими ногами равномерно покачивало приятным легким прибоем, желудок грела изнутри мягкая теплая печка.

Мы стояли возле стеклянных дверей станции метро, за которыми уже маячила уборщица в ситцевом синем халате, возила обмотанной мокрой тряпкой шваброй по гранитному полу, недовольно поглядывала на нас из-под цветастого платка. Дождь кончился, пахло свежестью и мокрой листвой, из-за расступавшихся туч показались бледные на синевато-черном питерском небе звезды.

– Иди, а то закроют. – Олег тоже удерживал вертикальное положение тела явными усилиями воли. – И сам, того… Ну в общем, давай.

Я крепко пожал протянутую мне руку, посмотрел, как Олег, что-то насвистывая себе под нос, зашагал к дому – ему недалеко, всего две остановки, – и вошел в вестибюль. С трудом нащупал в кармане жетон – под руками все время путалась какая-то мелкая ерунда – со второй попытки попал им в щель турникета и под пристальным, недобрым взглядом постового милиционера ступил на эскалатор.

Переход на третью линию уже, разумеется, закрыли. Я вышел на станции «Гостиный Двор» и зашагал к площади Восстания пешком. Невский светился разноцветным маревом реклам, из распахнутых дверей ночных клубов и ресторанов доносилась приятная музыка, создавая неповторимую праздничную атмосферу, благодаря которой мое настроение становилось с каждой минутой все лучше и лучше. И вот это мы променяли на неумело нарисованную картинку? Неужели там, в царстве чужих миражей, нам лучше, чем здесь? Чужие миражи… Как-то странно это звучит.

На тротуарах Старо-Невского тут и там встречались небольшие группы девушек, жавшихся к стеклянным витринам троллейбусных остановок. Квартал свободной любви. Низкие цены, высокое качество обслуживания. Вон, светло-серый «Мерседес» прямо по курсу неторопливо скользит вдоль поребрика, наверное, выбирают девчонку посимпатичнее. Ну, флаг вам в руки. И барабан, как говорится, в соответствующее место.

Шикарная иномарка ехала действительно не спеша, вскоре я нагнал ее, несмотря на то, что направлялся к дому прогулочным шагом, не особенно торопясь. «Мерс» чуть увеличил скорость и поравнялся со мной, теперь мы двигались параллельными курсами. Неприятный маячок тревоги тонким зуммером запел где-то на уровне затылка. Совпадение? Или – пугают? От этих бритоголовых можно ожидать всего, чего угодно. Когда у молодых парней, и без того считающих себя полными хозяевами жизни, в крови начинает играть алкоголь, они утрачивают над собой всяческий контроль. А в свете последних событий…

Нет, лучше показаться посторонним людям полным идиотом и параноиком, чем…

Чем что-нибудь другое.

Кажется, я начинаю стремительно трезветь. Внутренне напрягшись, сконцентрировавшись, чуть ускоряю шаг и сворачиваю в первую попавшуюся подворотню. Затем рывком ныряю за узкий выступ, к которому крепятся петли тяжелых чугунных ворот, уже много десятилетий назад намертво утонувших в растрескавшемся старом асфальте.

И за моей спиной раздается короткое тявканье автоматной очереди.

В лицо бьет тугой фонтан извести и цементного крошева.

Сердце сковывает липкий, холодный страх.