Текст книги "Красивые штаны. Рассказы и фельетоны (сборник)"

Беременный мужчина

На дорожной конференции Северной делегатка Кулаева, выступив в прениях по докладу дорздравотдела, указала на случай в вологодском приемном покое, где вследствие перегруженности работой врач в больничном листе поставил рабочему диагноз – «беременна».

На линии врачам приходится обслуживать в сутки до 150 человек.

Из одной стенограммы

– Следующий! Что у вас такое?

– У меня, товарищ доктор, нога болит.

– Нога? Давайте ее сюда. Покажите. Тэк-с. Сейчас я ее смажу йодом. Готово. Можете идти.

– Товарищ доктор! У меня болит правая нога, а вы намазали левую.

– Ерунда! Следующий!

– Зубы…

– Сейчас! Открывайте рот. Которые? Где мои щипцы? Раз-раз – и никаких зубов!

– Ой, батюшки! Да не то! Зубы, говорю, у моего Ваньки начинают резаться, так я…

– У Ваньки? Зубы? Давайте сюда Ваньку. Где мои щипцы? Которые зубы? Ну-ка, посмотрим. Очень странно: никаких зубов нету.

– Так они ж еще режутся.

– Режутся? А почему режутся? Как режутся?

– Режутся и режутся…

– Безобразие! Обратитесь в милицию, если режутся, – она расследует. А мне некогда. Следующий! Что у вас, гражданин?

– Не гражданин я, товарищ доктор, а гражданка.

– Все равно. На что жалуетесь?

– На тошноту жалуюсь. Опять же все время на солененькое тянет. Живот будто потяжелел.

– Живот, говорите? Примите касторки – всякий живот как рукой снимет, гражданин.

– Не гражданин я, а гражданка.

– Все равно. Дуйте касторку. Следующий. Что у вас, гражданка?

– Живот у меня… только я не гражданка, а гражданин.

– Это не важно. Который живот? Покажите! Где болит?

– Вот тут.

– Гм… Явная беременность… Через две недели придется вам, матушка, рожать.

– Так… я ж… не матушка… я мужчина…

– Ерунда! Не задерживайте. Все вы мужчины… Следующий!

– Товарищ доктор! Я извиняюсь, но все-таки это мне довольно-таки странно. Может, не беременность?

– Вот вам и странно. Сказал, что беременность, – значит, беременность. Нечего, нечего, матушка. Умела замуж выходить, умей и рожать.

– Так я ж… извините… холостой…

– Тем более. Надо было своевременно в загсе зарегистрироваться. А теперь пойдет волынка насчет алиментов. Следующий!

– Товарищ доктор! Как же это так: мужчина – и вдруг рожать! Нету таких пролетарских законов, чтоб трудящемуся мужчине средних лет полагалось рожать дитё! Не могу я с этим фактом помириться!

– Не задерживайте. Следующий!

– Что же мне теперь делать, несчастному? Чем же мне придется кормить моего малютку?

– Грудью кормить будете, известно чем. Следующий!

– Какая же у меня, извините, грудь? Так себе, одна видимость. Из нее не то что молока, даже чаю не выдоишь.

– Ладно, выдоишь. Некогда мне с вами возиться! Следующий!

– Так я же…

– Следующий! Нету у меня времени с вами, гражданка, возиться! Сто пятьдесят человек больных в приемной дожидаются. Не задерживайте! Приходите через две недельки рожать. До свидания. Сле-ду-ю-щий!

Шутки шутками, товарищи, но при такой нагрузке врачей нетрудно и до того докатиться, что весь мужской персонал на транспорте начнет рожать.

Тогда, чего доброго, всякое железнодорожное сообщение в республике прекратится.

Уж лучше бы какой-нибудь соответствующий мужчина раз навсегда родил мероприятие по разгрузке линейных врачей от непосильной работы…

Тогда бы всякую мужскую беременность как рукой сняло.

1926

Бородатый малютка

Год тому назад, приступая к изданию еженедельного иллюстрированного журнала, редактор был бодр, жизнерадостен и наивен, как начинающая стенографистка.

Редактора обуревали благие порывы, и он смотрел на мир широко раскрытыми, детскими голубыми глазами.

Помнится мне, этот нежный молодой человек, щедро оделив всех сотрудников авансами, задушевно сказал:

– Да, друзья мои! Перед нами стоит большая и трудная задача. Нам с вами предстоит создать еженедельный иллюстрированный советский журнал для массового чтения. Ничего не поделаешь. По нэпу жить – по нэпу и выть, хе-хе!..

Сотрудники одобрительно закивали головами.

– Но, дорогие мои товарищи, прошу обратить особенное внимание, что журнал у нас должен быть все-таки советский… красный, если так можно выразиться. А поэтому – ни-ни! Вы меня понимаете? Никаких двухголовых телят! Никаких сенсационных близнецов! Новый, советский, красный быт – вот что должно служить для нас неиссякающим материалом. А то что же это? Принесут портрет собаки, которая курит папиросы и читает вечернюю газету, и потом печатают вышеупомянутую собаку в четырехстах тысячах экземпляров. К черту собаку, которая читает газету!

– К черту! Собаку! Которая! Читает! Газету!! – хором подхватили сотрудники, отправляясь в пивную.

Это было год тому назад.

Раздался телефонный звонок. Редактор схватил трубку и через минуту покрылся очень красивыми розовыми пятнами.

– Слушайте! – закричал он. – Слушайте все! Появился младенец! С бородой! И с усами! Это же нечто феерическое! Фотографа! Его нет? Послать за фотографом автомобиль!

Через четверть часа в редакцию вошел фотограф.

– Поезжайте! – задыхаясь, сказал редактор. – Поезжайте поскорее! Поезжайте снимать малютку, у которого есть борода и усы. Сенсация! Сенсация! Клянусь бородой малютки, что мы подымем тираж вдвое. Главное только, чтобы наши конкуренты не успели перехватить у нас бородатого малютку.

– Не беспокойтесь, – сказал фотограф. – Мы выходим в среду, а они – в субботу. Малютка будет наш. Мы первые покажем миру бакенбарды малютки.

Но те, которые выходили в субботу, были тоже не лыком шиты.

Впрочем, об этом мы узнаем своевременно.

На следующий день редактор пришел в редакцию раньше всех.

– Фотограф есть? – спросил он секретаря.

– Не приходил.

Редактор нетерпеливо закурил и, чтобы скрасить время ожидания, позвонил к тем, которые выходили в субботу:

– Алло! Вы ничего не знаете?

– А что такое? – наивно удивился редактор тех.

– Младенец-то с бородой, а?

– Нет, а что такое?

– И с усами. Младенец.

– Ну да. Так в чем же дело?

– Портретик будете печатать?

– Будем. Отчего же.

– В субботку, значит?

– Разумеется, в субботу. Нам не к спеху.

– А мы – в среду… хи-хи!

– В час добрый!

Редактор повесил трубку.

– Ишь ты! «Мы, говорит, не торопимся». А сам небось лопается от зависти. Шутка ли! Младенец с бородой! Раз в тысячу лет бывает!

Вошел фотограф.

– Ну что? Как? Показывайте!

Фотограф пожал плечами:

– Да ничего особенного. Во-первых, ему не два года, а пять. А во-вторых, у него никакой бороды нет. И усов тоже. И бакенбардов нету тоже. Пожалуйста!

Фотограф протянул редактору карточку.

– Гм… Странно… Мальчик как мальчик. Ничего особенного. Жалко. Очень жалко.

– Я же говорил, – сказал фотограф, – некуда было и торопиться. И мальчику только беспокойство. Все время его снимают. Как раз передо мной его снимал фотограф этих самых, которые выходят в субботу. Такой нахальный блондин. Верите ли, целый час его снимал. Никого в комнату не впускал.

Редактор хмуро посмотрел на карточку малютки.

– Тут что-то не так, – сказал он мрачно. – Мне Подражанский лично звонил по телефону, и я не мог ошибиться. Говорят, большая черная борода. И усы… тоже черные… большие… Опять же бакенбарды… Не понимаю.

Редактор тревожно взялся за телефонную трубку.

– Алло! Так, значит, вы говорите, что помещаете в субботу портрет феноменального малютки?

– Помещаем.

– Который с бородой и с усами?

– Да… И с бакенбардами… Помещаем. А что такое?

– Гм… И у вас есть карточка? С усами и с бородой?

– Как же! И с бакенбардами. Есть.

Редактор похолодел.

– А почему же, – пролепетал он, – у меня… мальчик без усов… и без бороды… и без бакенбардов?

– А это потому, что наш фотограф лучше вашего.

– Что вы этим хотите сказать?.. Алло! Алло!! Черт возьми! Повесил трубку. Негодяй!!

Редактор забегал по кабинету и остановился перед фотографом.

– Берите автомобиль. Поезжайте. Выясните. Но если окажется, что они ему приклеили бороду, то я составлю протокол и пригвозжу их к позорному столбу, то есть пригвоздю… Поезжайте!

Редактор метался по кабинету, как тигр. Через час приехал фотограф.

– Ну? Что?

Фотограф, пошатываясь, подошел к стулу и грузно сел. Он был бледен, как свежий труп.

– Выяснили?

– В-выяснил, – махнул рукой фотограф и зарыдал.

– Да говорите же! Не тяните! Фу! Приклеили бороду?

– Хуже!..

– Ну что же? Что?

– Они сначала… сфотографировали бородатого младенца… а потом… побрили его!..

Редактор потерял сознание. Очнувшись, он пролепетал:

– Наш… советский… красный малютка с бородой… И побрили! Я этого не вынесу. Боже! За что я так мучительно несчастлив?!

1924

Бумеранг

Когда австралийский дикарь видит недалеко от себя прекрасную птицу, он берет в руку бумеранг и бросает его в соблазнительную дичь. Бумеранг убивает птицу, описывает красивый эллипсис и возвращается в руку дикаря.

Однако частенько случается так: бумеранг в птицу не попадает и, описав красивый эллипсис, с мелодичным звоном разбивает череп самого охотника.

Самый наиглавнейший мировой капиталист с большой буквы позвал к себе в кабинет секретаря.

– Скоро?

– Чего скоро?

– Скоро, говорю, падет в России Советская власть или не скоро? Понятно?

– Так точно, никак нет!

– Разъясните.

– Так точно – понятно! Никак нет – скоро!..

– Гм! Очень странно. Никаких видов на ближайшее падение?

– Никаких-с! Даже, извините, наоборот. Укрепляются.

– А что такое?

– Пятилетний план индустриализации. Небывалый энтузиазм. Новые заводы, электрические станции, гигантские совхозы, транспортное коло…

– Довольно! Это безобразие надо прекратить. Сейчас или никогда!

– Так точно.

– Именно?

– Так точно – сейчас. В два счета.

– Правильно. План?

– Спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну! Сорвать пятилетний план! Разгромить! Раздавить и растерзать!

– Так точно, и растерзать! Действуйте!

– Слушаюсь!

– Только имейте в виду: чтобы на нас ни малейшего подозрения. Чтобы все было шито-крыто. Ни-ни!

– Так точно! Никак нет. Ыи-ни-с!

– Берите чек. Валяйте. В два счета!

– Слушаюсь!

– Честь имею явиться – генерал Ху-ли-ган!

– Очень приятно.

– Так точно!

– Большевиков любишь?

– Никак нет.

– Заработать хотите?

– Так точно!

– Получайте чек!

– Так точно!

– От вас требуется следующее: спровоцировать на вооруженное столкновение. Втянуть в войну. Сорвать пятилетний план. Разгромить! Раздавить! И растерзать!

– Никак нет! То есть так точно – и растерзать!

– Только имейте в виду: чтобы все шито-крыто, чтобы на нас ни малейшего подозрения. Дескать, насвинили по собственному почину. Не проболтаетесь?

– Никак нет.

– Сыпьте!

– Слушаюсь!

– В два счета!

– Так точно!

– Здорово, Семенов!

– Здравия желаю, ваше превосходительство!

– Высокопревосходительство. Болван!

– Виноват, ваше высокопревосходительство!

– А еще полковник! Довольно стыдно. Кушать хочешь?

– Так точно!

– Большевиков обожаешь?

– Никак нет!

– Китайскую Восточную железную дорогу знаешь?

– Так точно! Как же, там у меня, ваше высокопревосходительство, шурин в кондукторах служит.

– Хорошо. Без подробностей. Спровоцировать умеешь?

– Хе-хе!

– Так вот что, Семенов. На тебе, братец Семенов, монету – и действуй. Валяй! Чтобы у меня в два счета! Втянуть! Сорвать! Разгромить! Раздавить! И растерзать!

– Овес нынче, барин, дорог. Эх-х! Прибавили бы мало-мало… на чаишко…

– Я тебе прибавлю, а ты надерешься небось как сукин сын, а потом что с тобой делать? Нет, братец Семенов, ты сначала спровоцируй, а потом посмотрим.

– Эх-х-х, ваше высокопревосходительство!

– Ну, ничего, ничего! Собирай свою шпану и крой!

– Слушаюсь!

– Стекла бить не разучился?

– Гы-гы!

– То-то же! Валяй. До свидания, Семенов.

Тр-рах! Б-б-б-бах!! Дзинь!! (Подробности смотри в газетах.)

– Ну что, спровоцированный акт совершили? В войну втянули?

– Так точно, никак нет!

– Разъясните.

– Провокационный акт совершили, так точно. А в войну не втянули, никак нет!

– Гм!.. Но все-таки положение Советской власти, надеюсь, пошатнулось?

– Никак нет!

– Гм!.. Оч-чень странно. Никаких признаков шатания?

– Никаких-с. Даже, извините, наоборот.

– То есть как это наоборот? Выражайтесь понятнее.

– Извольте взглянуть в газетку-с, в ихнюю. Вот, извините, «Известия»:

«Страна Советов горит возмущением, готова к отпору. На бесчинства китайских генералов трудящиеся отвечают третьим займом индустриализации. Подтверждаем наше стремление к мирному социалистическому строительству. На происки врагов отвечаем вступлением в партию Ленина. Небывалый подъем энтузи…»

– Довольно!.. Оставьте меня в покое. Не понимаю, что вы пристаете к человеку со своими газетами! Пошел вон!

1929

Внутренняя секреция

Стенограмма речи, произнесенной товарищем Миусовым на открытии красного уголка жилищного товарищества

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Слово имеет товарищ Миусов.

МИУСОВ. (откидывая с мраморного лба каштановые волосы). Товарищи! Предыдущие ораторы в своих речах касались главным образом культуры материальной. А мне 6ы хотелось поговорить о культуре, так сказать, духовной. О той, так сказать, бытовой атмосфере, в которой приходится жить всем нам вместе, дорогие товарищи. Вот, например, все кричат – новый быт, новый быт, – а где этот самый новый быт, позвольте спросить?..

На земном шаре происходят удивительнейшие вещи, героические события, чудеса науки и техники, исторические процессы, обострение классовой борьбы. Люди открывают северные полюса, перелетают через Атлантические океаны, изобретают говорящие кинематографы, Днепрострой возводят, реактивные двигатели пускают – эх, о чем говорить! – до луны одним словом добираются, – а в нашем жилтовариществе в это время полное мещанское загнивание, закисание, копание в грязном соседском, извините, белье. А нет того, чтобы собраться, как подобает сознательным гражданам первой в мире социалистической республики, в красном уголке своего жилищного товарищества, – ну, скажем, хоть раз в неделю, – и проработать коллективно какой-нибудь этакий актуальный вопрос, например, о внутренней секреции или о витаминах Б.

ГОЛОС С МЕСТА. Правильно: Раз в неделю не мешало бы.

МИУСОВ. Вот видите, Я очень рад, что мое предложение поддерживает наиболее сознательная часть нашего актива. А то, что ж это такое, товарищи, в самом деле? Едва только соберется во дворе два – три человека, как сейчас же и начинаются сплетни. «А вы слышали?» И ничего, кроме сплетни, никакой духовной жизни. Прямо совестно. Например, приведу такой факт. Конечно, факт мелкий, но весьма показательный. Возвращаюсь я, знаете, вчера со службы. Подымаюсь по лестнице. А впереди меня поднимаются двое членов нашего жилищного товарищества, и разумеется сплетничают между собой. Не буду говорить, кто. Дело не в лицах. Впрочем, их, кажется здесь нету. Если хотите, даже могу сообщить. Я человек прямой. Не взирая на лица, так сказать. Правду матку… Словом, подымаются гражданин Кабасю из девятого номера и вместе с ним гражданин Николаев, и они сплетничают. Только не тот, конечно, Николаев, который из сорок четвертого, а Николаев из номера восьмого, Борис Федорович, от которого Софья Павловна из номера четвертого на прошлой неделе аборт делала…

СУКИН (с места). Она с ним уже два года не живет!

МИУСОВ. У вас неверная информация. Живет! Можете справиться у Глафиры Абрамовны. Как же не живет, если он ей в ноябре из Батума полдюжины шелковых чулок привез?

СУКИН (с места). Чулки привез, а не живет!

МИУСОВ. Живет!

СУКИН (с места). А вы что? – присутствовали при этом?

МИУСОВ. Оставьте при себе ваши неуместные остроты. Мы не в цирке. Я совершенно определенно заявляю, что она живет и берусь это доказать фактами. (СУКИН кричит с места неразборчиво).

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прошу не прерывать оратора возгласами с мест.

ГОЛОС. Пусть докажет фактами… (Шум).

МИУСОВ. И докажу! Во-первых, если хотите знать, это у нее второй аборт от Николаева за последнее полугодие. Но это не важно. Во-вторых, по сути дела если уж на то пошло, моя жена собственными глазами видела, как прачка Софьи Павловны вместе с ее комбинезоном стирала фильдеперсовые, извините, кальсоны Бориса Федоровича.

СУКИН (с места). А ваша жена откуда знает кальсоны Бориса Федоровича? (Смех, шум, возгласы).

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Товарищи… това. (Шум).

МИУСОВ. Прошу… дурака… (Неразборчиво).

СУКИН (с места). От такового слышу!.. (Смех).

МИУСОВ. Если хотите знать.

СУКИН (с места)… Не живет два года… (Неразборчиво).

МИУСОВ. Борис Федорович живет с Миусовской Дунькой, и об этом может не знать только круглый… (Шум, смех).

МИУСОВ. А я сам слышал через стенку и, если хотите знать, видел в замочную скважину, как Борис Федорович… (шум) Мне не дают говорить… Я принужден…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Това… (Шум, возгласы).

ГОЛОС С МЕСТА. Пусть расскажет, что он видел!

МИУСОВ. Он… (неразборчиво) поскольку заслонял… шкаф… я не мог… (Шум)

СУКИН (с места). А я тоже собственными глазами… (Шум, крики).

МИУСОВ. Вы хам и сплетник!.. Я кончил!..

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Товарищи! В виду позднего времени, прения прекращаются. Итак, ставлю на голосование предложение товарища Миусова еженедельно собираться в уголке для проработки наиболее актуальных вопросов.

ГОЛОС С МЕСТА. Чего там еженедельно? Четыре раза в неделю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Поступило предложение собираться четыре раза в неделю. Кто за? Подавляющее большинство. Заседание закрыто.

Всесоюзная редкость

Мне стоило больших трудов вытащить Ивана Ивановича из дому. Он упирался руками и ногами, презрительно морщился и фыркал.

Наконец-то мы очутились на территории выставки. Тогда я взял гражданина Витиева за рукав и сказал:

– Ну-с! Протрите хорошенько свое меньшевистское пенсне, пригладьте патлы, чтобы они на глаза не лезли, и любуйтесь. Видите? Это все сделала ненавистная вам Советская власть в итоге невероятно тяжелых пяти лет революции. А вы еще, помните, говорили: «Погубили Россию большевики! Демагоги! Предатели!» Ведь говорили?

– Говорил, – мрачно сознался гражданин Витиев.

– То-то! А теперь и любуйтесь. Видите – вон киргизская юрта, вон показательная новая, советская деревня… Опять же образцовый скот, инвентарь и сельскохозяйственные машины. Может быть, желаете видеть иностранный отдел? Пожалуйста! Рукой подать… Надеюсь, теперь-то вы не станете отрицать, что глубоко ошибались насчет большевиков?

– Заблуждался, – глухо сказал Витиев.

– Вот и отлично! Теперь погуляйте, посмотрите, поучитесь, так сказать, а мне надо в одно местечко сбегать, я сейчас вернусь. Прощайте!

Через десять минут я увидел, что возле какого-то недостроенного павильона собралась громадная толпа.

– В чем дело?

– Да как же, гражданин! Экспонат. Живого меньшевика показывают.

Я с трудом пробрался через толпу и очутился возле недостроенного павильона. Иван Иванович робко стоял на каком-то пустом ящике и, качая бородкой, неуверенно лепетал:

– Товарищи… погубили Россию… это самое… большевики… демагоги. Хозяйство разрушено… Рабочие голодают…

В толпе раздался дружный хохот.

Рабочий в синей блузе весело подмигнул:

– Ишь ты! Живой меньшевик! И где только такой экспонат достали?

Какой-то мальчишка деловито заметил:

– Ён игрушечный. На пружинку заводится.

– Да ну?

– Вот тебе и ну!

– Ребята, не мешайте слушать, пущай говорит. А ну, ты, волосатый, заводи пластинку про Учредительное собрание!

Иван Иванович растерянно заморгал глазами и, робко кашлянув, сказал:

– Да здравствует это самое… Учредительное собрание.

Толпа залилась дружным хохотом.

– Ай да экспонат!

– Ископаемый, можно сказать. Теперь такого днем с огнем не сыщешь. А ведь в свое время на каждом переулке торчал, и ничего – никто не удивлялся! Переменилась Советская Россия за пять лет! Ох, переменилась!

Обратно мы ехали на извозчике. Я нежно поддерживал потрясенный экспонат за талию. Иван Иванович наклонялся к моему плечу и говорил плачущим голосом:

– Не понимаю, для чего эти самые выставки устраивают?.. Только хороших людей обижают. Погубили Россию большевики… Демагоги… Да здравствует Учре…

Я устало махнул рукой.

На территории выставки весело гремела музыка.

1923

Выдержал

Всю неделю, до самой чистки, кассир Диабетов ходил с полузакрытыми глазами и зубрил по бумажке:

– Кто великий учитель? Маркс. Что является высшим органом? СТО. Что такое социал-патриотизм? Служение буржуазии в маске социализма. Что характеризует капитализм? Бешеная эксплуатация на основе частной собственности. Как развивается плановое хозяйство? На основе электрификации. Где участвовали разные страны? На Первом конгрессе Второго Интернационала в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, в городе Париже. Какой бывает капитал? Постоянный и переменный. Какова будет форма организации в будущем коммунистическом строе? Неизвестно. Кто ренегат? Каутский. Кто депутат? Пенлеве. Кто кандидат? Лафолетт. Кто, несмотря на кажущееся благополучие?.. Польша. Кто социал-предатели? Шейдеман и Носке. Кто Абрамович? Социал-идиот…

Усердный Диабетов лихорадочно сжимал в руках спасительную бумажку. Он бормотал:

– Только бы не перепутать… Только бы не перепутать!.. Кто депутат? Пенлеве… Кто ренегат? Каутский… Кто кандидат? Лафолетт.

Когда Диабетова пригласили в комнату, где заседала комиссия, перед его глазами плавал розовый туман и в ушах стоял колокольный звон. Диабетов преодолел жуткий страх, подошел к столу и зажмурился.

– Как ваша фамилия, товарищ? – спросил председатель комиссии.

– Маркс, – твердо ответил кассир.

– Сколько вам лет?

– Сто.

– Род занятий?

– Служение буржуазии в маске социализма.

Председатель комиссии, который до сих пор пропускал ответы Диабетова мимо ушей, высоко поднял левую бровь.

– Гм… Довольно откровенное заявление… Ваше отношение к службе, гражданин?

– Бешеная эксплуатация на основе частной собственности.

– Вот как!.. О-ч-ч-ч-чень приятно… Как же вы втерлись в советское учреждение?

– На основе электрификации.

Члены комиссии странно переглянулись.

– А когда вы, товарищ, в последний раз себе температуру мерили? – осторожно осведомился секретарь.

– На Первом конгрессе Второго Интернационала, в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, в городе Париже, – твердо отчеканил главный кассир.

– У вас, товарищ, – мягко сказал председатель, – какой-то лихорадочный блеск глаз…

– Постоянный и переменный, – любезно пояснил Диабетов. Щеки его от волнения и торжества тряслись, как у мопса. Левая нога выбивала дробь. Зубы лязгали, а пальцы судорожно сжимали в кармане заветную бумажку.

– Очень хорошо… Прекрасно! Прекрасно!.. Но вы, главное, не волнуйтесь! Может быть, вы устали, товарищ? Присядьте, – придавая голосу как можно больше задушевной теплоты, сказал председатель, который начал кое-что соображать. И вдруг быстро и в упор спросил: – А какое сегодня число?

– Неизвестно, – гаркнул Диабетов, обливаясь крупным потом и чувствуя, что он наносит врагам последний удар.

Члены комиссии тревожно зашептались. Секретарь на цыпочках вышел из комнаты.

– Очень хорошо, товарищ! – воскликнул председатель в фальшивом восторге. – Вот и прекрасно! Вот и отлично! Вы, главное, не волнуйтесь! Поедете в Крым… в Ялту, можно сказать… Там, знаете, солнышко… А главное – не расстраивайтесь! До свидания, товарищ!

Диабетов потоптался на месте и слегка охрипшим голосом сказал:

– Я и дальше знаю… Кто ренегат? Каутский. Кто депутат? Пенлеве. Кто кандидат? Лафолетт… Кто, несмотря на кажущееся благополучие…

– Главное – не волнуйтесь, – сказал председатель, осторожно сползая со стула, – мы вам верим на слово… До свидания, товарищ!..

Сияющий Диабетов раскланялся и, остановившись у двери, широко улыбнулся.

– Кто социал-предатель? Шейдеман и Носке… А кто Абрамович? – И, сделав эффектную паузу, отчеканил, интимно подмигивая комиссии: – Социал-идиот!

Встревоженные сотрудники окружили Диабетова:

– Ну как?.. Что?..

– Всех покрыл! Восемь вопросов как одна копейка! Остальные шесть сказал сам. Верите ли, председатель даже попятился. Отпуск предлагал. В Крым. Как одна копейка…

1924