Текст книги "Шапошников"

Очень скоро после этого доклада Б. М. Шапошников без освобождения от должности командира роты был избран членом суда чести офицеров полка. В конце лета 1911 года ему была поручена ответственная задача – провести рекогносцировку местности перед проведением корпусных маневров. Затем со своим подразделением он участвовал в этих маневрах, заслужив похвалу командования.

Осенью 1911 года Шапошников сделал второй доклад о сражении русских войск с японцами под Вафангу, в котором также участвовала дивизия генерала А. В. Самсонова. И этот доклад также получил высокую оценку у командующего войсками округа. В качестве поощрения в 1912 году Борису Михайловичу было поручено сделать доклад к 100-летию Бородинской битвы…

Так в делах и заботах закончилось время цензового командования ротой в 1-м Туркестанском полку. Сдав роту, Борис Михайлович некоторое время состоял при штабе 1-го Туркестанского корпуса, а в начале декабря 1912 года получил назначение на должность старшего адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии, которая дислоцировалась в городе Ченстохове на территории Польши. 23 декабря 1912 года поездом Б. М. Шапошников прибыл в Варшаву, где в штабе округа узнал, что ему присвоено звание капитана.

Проведя несколько дней в Варшаве, осмотрев ее достопримечательности, Борис Михайлович выехал к месту службы в Чеснохов. Там молодой генштабист был тепло принят командиром 14-й кавалерийской дивизии генералом В. А. Орановским, который пригласил его на семейный завтрак и предложил бывать в его доме «запросто». Это был особый знак расположения, которым в то время пользовались командиры частей и соединений, а также генштабисты. Первые таким образом стремились продемонстрировать офицерам свою открытость и доступность, вторые – приверженность к когорте «избранных», какими считали себя выпускники Николаевской академии Генерального штаба. Орановский же, по воспоминаниям современников, был привержен всем лучшим традициям русской армии.

Борис Михайлович с готовностью принял приглашение командира дивизии, и впоследствии об Орановском писал только хорошее. К сожалению, вместе служить им пришлось недолго – вскоре генерал получил назначение на должность начальника штаба Варшавского военного округа.

После визита к Орановскому, капитан Шапошников нанес визиты вежливости начальнику штаба дивизии и другим старшим семейным офицерам. Это был своего рода ритуал, пройти который было необходимо всякому старшему офицеру, прибывшему на службу в дивизию.

На новом месте служба Шапошникова началась с того, что в конце года ему было поручено готовить дивизионные учения, которые были запланированы на январь 1913 года. Местом для проведения учений был выбран район, расположенный вблизи прусской границы, в прикрытии которой в соответствии с окружным оперативным планом 14-я кавалерийская дивизия должна была участвовать в случае начала войны.

При разработке плана учений Борис Михайлович впервые напрямую столкнулся с вопросом боевого применения его соединения. Вполне понятно, что он поинтересовался у начальника штаба дивизии, насколько учебная задача соответствует реальной. В ответ тот положил перед ним два документа.

Первым из них был черновой набросок доклада, составленный Орановским осенью 1912 года начальнику штаба Варшавского военного округа. В этом документе излагались все соображения командира дивизии по прикрытию мобилизации и стратегическому развертыванию войск на левом берегу Вислы. Но при этом не было указано конкретно, где и какие развертывались русские армии и дивизии. На этом основании можно было сделать вывод о том, что точно задачу своей дивизии Орановский не знал.

В качестве второго документа была схема расположения противостоящего 6-го германского корпуса. Она также вызывала большие сомнения: на ней были указаны только места расположения резервных формирований, а дислокация частей первого эшелона не обозначалась.

Ознакомившись с этими документами, Шапошников доложил начальнику штаба дивизии, что имеющихся данных недостаточно для разработки качественного плана боевого применения дивизии, после чего получил задачу вплотную заняться его доработкой. Выполняя эту задачу, ему пришлось многократно лично выезжать на границу, устанавливать связь с лицами, осуществлявшими ее охрану, а также с органами, осуществлявшими разведку вероятного противника. На основании этих поездок были разработаны новые документы, которые и легли в основу плана наступления дивизии на Гарайские высоты.

В мае 1913 года Б. М. Шапошников участвовал в полевой поездке, которая проводилась командиром корпуса, в состав которого входила и 14-я кавалерийская дивизия. Затем в конце июля начались двухсторонние тактические учения конницы, которая придавалась стрелковым частям. Оба эти мероприятия для Бориса Михайловича прошли успешно и способствовали расширению его оперативно-тактического кругозора.

Между тем обстановка в Европе становилась все более сложной, и в воздухе уже пахло большой войной. В связи с этим в русской армии в 1913 году было учреждено «Положение о подготовительном периоде к войне». Однако, в сущности, это был сугубо бюрократический документ, излагавший требования к проверке исполнения тех мероприятий, которые должны быть проведены во время мобилизации. В нем указывалось, что мобилизация может быть объявлена только после «получения телеграммы из Петербурга за подписью военного министра или если неприятельская вооруженная команда переедет границу».

Русская армия, особенно ее приграничные соединения, традиционно страдала недостатком информации о противнике. Шапошников неоднократно докладывал об этом по команде. Наконец он добился того, что ему была поручена организация агентурной разведки противоположной стороны на направлении развертывания 14-й кавалерийской дивизии. Это была его первая самостоятельная работа, связанная с организацией разведки, и Борис Михайлович с ней справился успешно. Он добился того, что на «поощрение» агентов ежемесячно вместо 50 рублей начало выделяться по 75 рублей, благодаря чему удалось дополнительно завербовать еще одного агента, что существенно увеличило объем поступавшей информации.

В перерывах между службой жизнь капитана Шапошникова в Ченстохове протекала довольно однообразно. Иногда он бывал на семейных вечеринках в полках дивизии. В офицерское собрание, где велась азартная картежная игра, Борис Михайлович принципиально не ходил. На субботу и воскресенье он уезжал в Варшаву, куда в 1913 году после окончания Петербургского политехнического института приехал с семьей его младший брат Евгений. Там он общался с семьей и знакомыми брата, изредка посещал театры. По праздникам он приходил с визитами на квартиру Орановских, хозяин которой по-прежнему продолжал покровительствовать молодому офицеру.

В начале 1914 года в возрасте шестидесяти семи лет умер Варшавский генерал-губернатор и командующий войсками Варшавского военного округа генерал-адъютант генерал от кавалерии Г. А. Скалон. Преемником его стал генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, который в войсках за свою худобу и высокий рост получил прозвище «Живой труп». По своему характеру это был большой педант и зануда, который к различным нововведениям и даже предложениям относился крайне враждебно.

Под стать командующему был и командир 14-й дивизии генерал А. В. Новиков. О нем Шапошников писал: «Я знал его еще по Московскому военному училищу, где он, будучи начальником штаба 1-й кавалерийской дивизии, читал нам лекции по тактике и своим громогласным голосом и видом кавалериста-кирасира старых времен производил впечатление на юнкеров. Я его не видел десять лет. Учебные дела и боевая готовность дивизии его мало беспокоили. Он жил своими семейными интересами».

В то же время Генеральный штаб Российской императорской армии самым серьезным образом готовился к будущей войне, которая уже буквально нависла над Европой. По указанию военного министра В. А. Сухомлинова во второй половине апреля 1914 года на базе Киевского военного округа была проведена большая стратегическая игра, в основание замысла которой были положены действия русской армии в случае войны с Австро-Венгрией и Германией. Для участия в этой игре были привлечены все генералы, которые предназначались к занятию должностей командующих фронтами, армиями и начальников соответствующих штабов. В частности, генерал Я. Г. Жилинский на этой игре выступал в роли командующего войсками Северо-Западного фронта, а начальником штаба у него был генерал В. А. Орановский.

По словам Орановского, в ходе этой стратегической военной игры Я. Г. Жилинский, как командующий фронтом, повел себя достаточно авантюрно. Он перешел в решительное наступление всеми имеющимися силами одновременно, не ожидая развертывания остальных сил фронта и резервов на среднем Немане. В ответ на это посредник из отдела генерал-квартирмейстера Генерального генштаба напомнил командующему фронтом о том, что, по легенде игры, на это время у немцев огромный перевес в силах в этом районе. Но генерал Я. Г. Жилинский никак не отреагировал на это замечание. «Он двинул свои войска громить «паршивых пруссаков» и «молодецким ударом» нанес им поражение». Правда, это происходило только на карте. Оперативные расчеты штабом фронта не производились, а по завершении игры детальный разбор действий должностных лиц не проводился. Все кончилось тем, что Сухомлинов в своем докладе царю по итогам этой стратегической игры отделался лишь фактическим изложением событий, без принципиальных оценок и выводов. Вполне понятно, что в войска никаких аналитических документов по результатам проведенной стратегической игры не поступало.

Между тем порохом пахло все сильнее. 15 июня газеты принесли чрезвычайное известие об убийстве в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. В штабе Варшавского военного округа многие понимали, что это будет иметь самые тяжелые последствия. Но российский император Николай II все еще не верил в возможность войны России с Германией, с императором которой был в родственных отношениях. Поэтому, узнав, что Австро-Венгрия объявила войну Сербии, он тут же послал возмущенную телеграмму своему немецкому кузену. «В этот особенно серьезный момент я прибегаю к твоей помощи, – писал он. – Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое мною, безмерно. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры, которые приведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как Европейская война, я умоляю тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать все возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко».

В Берлине в то время также не желали войны с Россией. 16 июня Вильгельм телеграфировал в Петербург: «…Я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в самую ужасную войну, какую ей когда-либо приходилось видеть. Полагаю, что непосредственное соглашение твоего правительства с Веной возможно и желательно, и, как я уже телеграфировал тебе, мое правительство прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть этого соглашения».

В эти знаковые для всей Европы последние дни мира штаб и войска Варшавского военного округа продолжали жить по прежнему расписанию. В частности, 17 июня Шапошников получил приказ прибыть в Ломжу для участия в полевой поездке офицеров Генерального штаба, общее руководство которой осуществлял В. А. Орановский.

В ходе полевой поездки проходила штабная военная игра по старому сценарию. По замыслу этой игры война началась из разведывательных столкновений подразделений конницы на границе. Борис Михайлович выступал в роли начальника штаба германской кавалерийской дивизии. Никаких нововведений в действиях сторон не было, и полевая поездка прошла строго по плану. Позже один из ее участников писал: «В течение нескольких лет на данном участке границы с Германией мы проводили поездки, и каждый раз действовали по одному сценарию. Об этом знали все, в том числе и на противоположной стороне. Поэтому впоследствии мы ничего нового германцам предложить не смогли, а к тому, что предложили – они уже были готовы».

1 июля Шапошников вернулся в штаб своей дивизии, которая в то время находилась в летних лагерях. Жизнь соединения шла своим чередом. На 13 июля были назначены конные скачки офицеров дивизии, и все усиленно готовились к этому мероприятию. Офицеры спорили между собой о том, какие новые кони будут принимать участие в скачках и каковы шансы на победу у того или иного всадника.

И вот наступило 13 июля 1914 года. В ожидании скачек, которые должны были начаться в 16 часов, ответственные лица в последний раз проверяли трасу и препятствия, ординарцы чистили лошадей, офицеры примеряли новые мундиры…

Шапошников по какой-то причине задержался у себя на квартире, и только собирался пойти на скачки, как прибежал, запыхавшись, вестовой. Он сообщил, что «господина капитана срочно вызывают в штаб дивизии». Прибыв туда, Борис Михайлович узнал, что пришла телеграмма о начале мобилизации…

Позже Шапошников вспоминал: «Когда я в начале пятого приехал на скачки и поднялся па судейскую вышку, где находился Новиков и все командиры полков, первый заезд уже стоял на старте. Первым моим желанием было остановить скачки, но потом я решил дать проскакать первому заезду, чтобы не создавать паники. Так и сделал. Зрители и не подозревали, что это последние скачки, что в том же 1914 году на этом поле будет литься кровь, а не греметь музыка и веселье…»

Таким образом, непосредственно перед началом Первой мировой войны Б. М. Шапошников был переведен на службу в приграничный Варшавский военный округ и назначен на должность старшего адъютанта штаба дивизии. В этом качестве ему пришлось непосредственно решать вопросы оперативной и мобилизационной подготовки соединения, что еще в большей степени способствовало становлению профессионального мастерства офицера.

ПЕРВАЯ МИРОВАЯ 

13 июля было объявлено первым днем подготовительного к войне периода. Войскам было приказано немедленно убыть на свои зимние квартиры. Командир дивизии объявил об этом прямо с трибуны ипподрома. В ответ загремело дружное «ура», а полковой оркестр заиграл «Боже царя храни…»

Ченстохов готовился к войне. Из города поспешно уезжали русские чиновника и семьи офицеров, эвакуировалось имущество, ценности. Вечером 16 июля полкам дивизии был разослан приказ о начале с утра следующего дня мобилизации.

18 июля в дивизию прибыл новый начальник штаба полковник В. Н. Дрейдер, которого Шапошников знал еще со времен службы в Ташкенте. Это был грамотный офицер, но плохо разбиравшийся в обстановке. Поэтому основную часть штабной работы приходилось выполнять лично Борису Михайловичу.

Поздно вечером 19 июля принесли телеграмму о том, что Германия объявила России войну. В 9 часов утра 20 июля две бригады 14-й драгунской дивизии выступили для занятия позиций к западу от Ченстохова, и около 22 часов они впервые вступили в боевое соприкосновение с немецкими авангардами…

Первый серьезный бой частей дивизии с противником произошел 2 августа. Затем 14-я дивизия участвовала в Галицийской битве (18 августа – 21 сентября 1914 г.). В это время в дивизии произошли большие изменения. Ее командиром был назначен генерал-майор И. Г. Эрдели. Начальник штаба полковник Дрейдер был назначен начальником штаба 1-го кавалерийского корпуса, в состав которого и вошла дивизия. На должность начальника штаба дивизии снова прибыл полковник Вестфален.

Капитан Б. М. Шапошников продолжал работать в штабе дивизии на прежней должности. Начало войны он обозначил тем, что сбрил бороду, которую носил раньше. В основе его служебных обязанностей лежал сбор информации о противостоящем противнике, чему в мирное время внимание практически не уделялось. С началом войны выяснилось, что для организации качественной войсковой разведки в дивизии нет ни сил, ни средств. Приходилось все начинать практически с нуля, для чего нужно было постоянно выезжать в части, лично допрашивать пленных.

В октябре 1914 года, во время выезда в боевые порядки войск, в районе населенного пункта Сохачев Борис Михайлович был контужен в голову разрывам вражеского снаряда, а под ординарцем была убита лошадь. В течение нескольких дней с тяжелой головной болью он пролежал в постели, но затем собрался с силами и снова вернулся к исполнению своих служебных обязанностей. 26 октября он был награжден орденом Святой Анны 4-й степени, носившимся на оружии, который в шутку офицеры называли «клюквой». Это была первая боевая награда Бориса Михайловича.

Затем последовала Варшаво-Ивангородская операция. В соединениях 1-го корпуса начал ощущаться острый недостаток боеприпасов. 30 октября 1914 года командующий 2-й армией генерал Шейдеман писал командующему фронтом генералу В. Н. Рузскому: «В корпусе Новикова нет ни ружейных, ни артиллерийских патронов, поэтому необходимо дать время их подвезти».

Вместо боеприпасов 31 октября командующий Северо-Западным фронтом направил в войска директиву о начале решительного наступления на территорию Германии. Коннице генерала Новикова было приказано провести поиск (разведку) в общем направлении на Познань и Лисса (Лешно). Затем последовала череда тяжелых боев… За отличия в этих боях 2 ноября 1914 года Шапошников был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

Первые месяцы войны для российской императорской армии стали серьезным экзаменом на ее боевую зрелость. За это время она испытала радость побед и горечь поражений. Командиры всех степеней получили первый боевой опыт, штабы – опыт управления войсками в боевой обстановке. К концу года, как признает сам Шапошников, «я почувствовал себя крепче на ногах, появилась уверенность в действиях, о чем раньше только знал теоретически, выработались навыки оперативной штабной работы».

21 декабря 14-я кавалерийская дивизия на десять дней была выведена в тыл для переформирования, пополнения и отдыха. Шапошникову была предоставлена возможность использовать это время для поездки в Варшаву и Петроград. Вернулся он в свою дивизию в начале января 1915 года и узнал, что она включена в состав новой 12-й армии Северо-Западного фронта, командующим которой был назначен генерал от кавалерии П. А. Плеве.

Крупнейшим событием февраля – марта 1915 года стала оборонительно-наступательная операция 1-й и 12-й армий Северо-Западного фронта, проведенная против 12-й и 8-й армий германского Восточного фронта в районе города Прасныш (Восточная Польша). В военной истории эта операция известна как Праснышское сражение. В частности, перед 12-й армией стояла задача осуществить наступление в Восточную Пруссию в направлении Ортельсбург, Вилленберг, Нейденбург, Сольдау и далее прямо на север. Штаб Верховного Главнокомандующего считал, что «вторжение в пределы Пруссии в этом направлении, несомненно, болезненно отзовется в Германии и, по всем вероятиям, может вызвать оттяжку германских сил с левого берега Вислы и, может быть, из района 10-й армии», а также, по свидетельству Ю. Н. Данилова, что именно генерал П. А. Плеве «наиболее подготовлен для выполнения задуманной операции».

На момент получения этой задачи 12-я армия еще только формировалась. Ее штаб возглавил генерал Миллер. Б. М. Шапошников был назначен на должность помощника старшего адъютанта разведывательного отдела штаба армии. 20 января в Насельск, где располагался штаб армии, приехал ее командующий генерал Плеве. В район сосредоточения войск армии постепенно начали прибывать выделенные в ее состав соединения…

Но, как оказалось, противник также готовился к нанесению мощного удара с целью окружения русских войск, находившихся на территории Польши. Для этого была создана армейская группа генерала артиллерии фон Гальвица в составе 8-й и 12-й армий (12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии).

Операция началась 7 февраля 1915 года переходом в наступление германских войск, которым в результате ожесточенных боев удалось потеснить 1-ю русскую армию и овладеть городом Прасныш. Но упорные бои русских войск при обороне этого города дали возможность завершить сосредоточение 12-й армии, после чего ее 1-й и 2-й Сибирские армейские корпуса сильным фланговым ударом нанесли поражение германской ударной группировке и к 14 февраля выбили ее из Прасныша. При этом 1-й Сибирский корпус нанес поражение 1-му германскому резервному корпусу и захватил более 10 тысяч пленных.

17 февраля 1-я, 10-я и 12-я армии Северо-Западного фронта перешли в общее наступление. Противник потерпел очередное поражение и был отброшен на территорию Восточной Пруссии. Всего в ходе Праснышской операции русскими войсками было захвачено до 14 тысяч пленных немцев и 58 орудий. По итогам Праснышской операции Б. М. Шапошников награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом.

Однако впоследствии события Первой мировой войны для Российской империи складывались неудачно. В начале мая 1915 года противник перешел в наступление в Польше и нанес поражение 3-й армии генерала Радко-Дмитриева. В течение недели русская армия потеряла почти все, что было раньше ее войсками завоевано в Карпатах, в том числе 30 тысяч человек пленными. 13 мая германские войска достигли пригородов Перемышля и Лодзи, затем австрийцы захватили Львов…

17 мая 1915 года командующим Северо-Западным фронтом вместо «заболевшего» генерала В. Н. Рузского был назначен генерал от инфантерии М. В. Алексеев. В июне капитан Б. М. Шапошников был назначен на должность штаб-офицера при управлении генерал-квартирмейстера штаба Северо-Западного фронта. Командование фронтом принимало все меры для того, чтобы оправиться от понесенных потерь и стабилизировать фронт.

В августе 1915 года в русской армии произошли большие перемены. Должность Верховного Главнокомандующего принял на себя император Николай II, который в качестве начальника штаба Ставки пожелал иметь М. В. Алексеева. Северо-Западный фронт был разделен на два: Северный (командующий В. Н. Рузский) и Западный (командующий А. Е. Эверт).

К тому времени работа в больших штабах Борису Михайловичу уже изрядно надоела. Не было четкой системы выработки решений командующих, утомляли бесконечная переписка и интриги, которые были неотъемлемой частью жизни штабных коллективов. Хотелось в строй, и он несколько раз подавал по команде соответствующие рапорты. Наконец-то его услышали. В ноябре 1915 года Б. М. Шапошников был назначен начальником штаба отдельной Сводной казачьей бригады, в декабре ему было присвоено звание подполковника.

К 1916 году ввиду больших потерь в личном составе правительство Российской империи принимает решение о развертывании дополнительных воинских соединений за счет православного населения Кавказа и Средней Азии. В дополнение к уже существовавшей 1-й, в мае 1916 года начинается формирование 2-й Туркестанской казачьей дивизии, командиром которой был назначен генерал-лейтенант Г. И. Чаголков, а начальником штаба – Б. М. Шапошников.

Однако на практике это дело оказывается очень не простым. Параллельно с дополнительной мобилизацией на население Туркестана была возложена и другая повинность. Так как мобилизованных из центральных губерний для рытья окопов уже не хватало, то 25 июня 1916 года Николай II подписал указ о мобилизации мужского «инородческого» населения Туркестана и Степного края в возрасте от 19 до 43 лет на прифронтовые работы. Кроме того, для казахов и киргизов были введены обязательные поставки мяса, массовая реквизиция скота, фуража и даже тулупов. Был введен новый военный налог с кибиток, а также дорожные и другие сборы. Узбеков и таджиков заставляли выращивать «стратегический» и очень трудоемкий хлопок, налоги на них тоже возросли в 3–4, а в отдельных случаях – в 15 раз.

В результате всех этих дополнительных нагрузок в горах Тянь-Шаня с началом войны резко сократились посевы зерновых, урожай упал вдвое. Уменьшилось и поголовье скота. К тому же указ, как нарочно, пришелся на разгар сельскохозяйственных работ и накануне священного для мусульман месяца Рамадана, и, разумеется, был воспринят населением края как оскорбление.

На действия российских властей казахи, киргизы, узбеки, таджики и туркмены ответили консолидированным восстанием, которое началось 4 июля 1916 года в таджикском городе Ходжент с расстрела мирной демонстрации. Вскоре оно, как степной пожар, быстро охватило всю огромную территорию от юга Сибири до границ Афганистана, от Каспийского моря до гор Тянь-Шаня.

Не обошлось без иностранного вмешательства. Как писали в одном из отчётов русские чиновники: «Есть бесспорное основание считать виновниками по агитации, во-первых, некоторые элементы из соседнего Кульджинского района (Китай. – Авт.), а, во-вторых, и агентов Германии: решимость главарей бунта созрела и окрепла неожиданно быстро потому, что в их заблуждениях их поддержали чьи-то прокламации, гласившие о слабости России, о непобедимости Германии и о близком вторжении в Русский Туркестан китайцев».

Действия восставших били направлены в первую очередь против местного русского (православного) населения. Из донесений Туркестанский генерал-губернатор А. Н. Куропаткин писал военному министру:

«10 августа киргизы внезапно, одновременно (значит, у них был заговор) напали на беззащитные русские селения всего уезда, угнали скот, который был на пастбище (село Покровское потеряло около 15 тысяч голов скота), и начали избивать работавших на полях; в селе Преображенском, по словам местного священника, убито в поле около двухсот человек. 11 августа они напали на селения, начали избивать жителей и жечь дома… Пощады русским не было: их резали, избивали, не щадя ни женщин, ни детей. Отрезали головы, уши, носы, детей разрывали пополам, натыкали их на пики, женщин насиловали, даже девочек, молодых женщин и девушек уводили в плен».

16 августа 1916 года Куропаткин сообщал: «В одном Пржевальском уезде в имущественном отношении пострадало 6024 семейства русских поселенцев, из коих большинство потеряло всю движимость. Пропало без вести и убито 3478 человек. Вероломно неожиданные нападения на русские селения сопровождались зверскими убийствами и изуродованием трупов, насилия и издевательства над женщинами и детьми, варварское обращение со взятыми в плен и полное разрушение нажитого тяжелым многолетним трудом благосостояния с потерей во многих случаях и домашнего очага».

Для того чтобы подавить восстание, 17 июля властям пришлось вводить военное положение во всем Туркестанском округе. Затем туда были переброшены войска – около 30 тысяч человек с пулеметами и артиллерией, которым также помогали местные казаки и поселенцы. Этими силами была проведена операция, имевшая кодовое название «Возмездие».

При подавлении восстания каратели проявляли жестокость не меньшую, чем сами восставшие. Были созданы военно-полевые суды, которые с легкостью выносили смертные приговоры, взятых в плен восставших нередко расстреливали на месте даже без такого суда, либо убивали при конвоировании с отпиской «при попытке к бегству». Широко использовалась артиллерия, разрушавшая целые аулы. Были случаи, когда казаки поголовно вырубали шашками все мужское население аулов. Руководитель восстания Бекболат Ашекеев был публично повешен на горе Бурундай неподалеку от Верного.

События в Средней Азии взбудоражили различные слои российского общества. Прежде всего, на них отреагировали оппозиционные депутаты Государственной Думы, которые уже 21 июля потребовали отложить мобилизацию местных жителей и выработать новые и более адекватные условия их призыва. В августе 1916 года Ташкент, Самарканд, Андижан, Джизак и Коканд посетила группа депутатов во главе с депутатом А. Ф. Керенским.

Уже к концу лета в узбекских и таджикских землях восстание было подавлено. Но в горах и степях Казахстана и Киргизии, в пустынях Туркмении с их более мобильными и трудноуловимыми кочевниками бои шли до самой Февральской революции, после чего тоже не прекратились, а лишь приняли новые формы.

Последствия событий 1916 года в Средней Азии были весьма тяжелыми. Только в Казахстане погибло от 3 до 4 тысяч русских переселенцев (в основном старики, женщины и дети). Также погибло и несколько десятков тысяч казахов. В Семиречье были приговорены к смертной казни 347 человек, каторжным работам – 578, тюремному заключению – 129 человек. Русским властям вместо запланированного призыва в 480 тысяч душ на рытье окопов удалось мобилизовать лишь немногим более 100 тысяч «инородцев».

Вполне понятно, что в сложившихся условиях формирование 2-й Туркестанской казачьей дивизии проходило очень трудно. Православные жители Туркестана, призванные в эту дивизию, постоянно были озабочены судьбами своих родных, близких и имущества, оставшихся на родине. Стали массовыми случаи дезертирства: бежали с призывных пунктов, с пути следования, непосредственно с фронта. Частыми стали случаи членовредительства. В итоге все это выливалось в то, что с трудом укомплектованные подразделения в течение незначительного времени без участия в боевых действиях теряли до половины своего личного состава. Приходилось все начинать сначала и снова «наступать на те же грабли».

Но вышестоящее командование настаивало на продолжении работы по формированию 2-й Туркестанской казачьей дивизии, и в ее штаб все чаще приходили грозные телеграммы от командующего армией и фронтом. Шапошников делал все, что только мог для того чтобы выполнить полученные указания или разъяснить сложившуюся ситуацию, но все было тщетно – его не слышали. Борис Михайлович подозревал, что штаб фронта поспешил доложить в Ставку императору об успешном формировании дивизии, и теперь боялся признаться в том, что ввел Верховного в заблуждение. Это была характерная черта управления того времени, когда желаемое выдавалось за действительное и несуществующие дивизии получали ответственные боевые задачи.

В конце концов вышестоящее командование поняло, что так долго продолжаться не сможет, и приняло конкретные меры. 2-й Туркестанская казачья дивизия была сформирована не столько из православного населения Туркестанского края, сколько из населения исконно казачьих областей. В ее состав вошли 1-й Астраханский, 2-й Уральский, 52-й Донской и 5-й Оренбургский казачьи полки. Из них наиболее боеспособным был первый из указанных полков.

1-й Астраханский казачий полк ранее находился в распоряжении командира Гренадерского корпуса. В преддверии предстоявшего весеннего наступления 1916 года астраханцы осуществляли функции летучей почты и несли обычную службу. Но в конце мая полк был переформирован в шестисотенный и 10 июня прибыл в район деревни Кожево, где поступил в распоряжение командира 2-й Туркестанской казачьей дивизии.