Текст книги "Багульника манящие цветы. 2 том"

– То – то и оно, что без терзаний. А у Степана Яковлевича их было много.

Пашка хлестал отца веником, приговаривал:

– С гуся – вода, с моего бати – худоба. Кожа, да кости у тебя, батя. Надо бы поправится, а то моя мамка худых не любит.

Пашка смеялся, а Степан, задыхаясь от счастья общения с сыном, соглашался:

– Да, сынок, твоя мама полюбила меня в те годы, когда я был круглолицым, кучерявым и розовощёким парнем. Теперь – то я растаял, словно снеговик по весне. Поправиться бы надо, а то не признает меня моя Дуся. Так и не приехала она ко мне, но я всё равно её дождусь. Она обещала.

– Ты жди, отец, она приедет. Мы ей в письме снова напомним, что – бы ехала – не раздумывала.

Лёнька в парилку заходить не решался. Париться он не любил, поэтому с большим удовольствием плескался в своём тазу банного отделения, вспоминая, как когда – то они жили в этой бане, как помогал он отцу и грузину при её ремонте. Лёнька пушил в тазу пену от мыла, удивлялся, как быстро летит время – ведь совсем недавно это было, а прошло уже больше четырёх лет! Ему вспомнилась сегодняшняя картина с беглыми заключёнными. Сегодня уснул вечным сном друг Лёнькиного дедушки. Пролетят вот так же быстро года, и сгладится еле заметный холмик на горе. Буквы, вырезанные на сосне, затянутся, как затягиваются у людей раны на душе и от этого Лёньке становилось грустно.

– Нужно бы завтра лопаты найти и положить на место, – подумалось ему. Где там, отец с дедом? Пора домой идти.

Билетёрша Тётя Валя хохлушка, провожая из Лёньку и его дедушку с отцом, смеялась:

– Леонид, не хочется тебе снова пожить в этой бане? Ты же не хотел отсюда уходить, помнишь? А бесконечные чаи в вашей комнатке не забыл?

– Нет, я всё помню. Здесь, конечно же, было хорошо, спасибо баньке, что когда – то приютила нас, но жить теперь в ней мне не хочется, очень тесно.

Распаренные и умиротворённые после горячей баньки, все трое, не спеша, шли домой и мирно беседовали…

Прошло три дня, как Степан похоронил Бучу. Улучшив момент, когда Катя с Павлом были на работе, а Танюшка в садике, он признался внуку, что завтра должен уехать.

Но перед отъездом ему хотелось ещё раз сходить на могилку к своему другу:

– Ты пойдёшь со мной, Лёнь? Я знаю, что тебе в школу надо идти, но я тебя дождусь и мы вместе сходим на сопку. Ты как, не против?

Лёнька, против не был, когда ещё придётся пообщаться с дедом?

– Я постараюсь побыстрее вернуться из школы, и мы с тобой обязательно сходим.

Скоро конец занятиям, начало летних каникул и пропускать школу нельзя, а то бы я вовсе не пошёл сегодня, раз такое дело. Но нужно идти. Ты пока отдохни тут без нас, телевизор посмотри, а там и я вернусь.

С этими словами он выбежал из дома. По дороге в школу, Лёнька думал о своём деде. Все эти три дня он замечал, что деду нездоровилось. Играл с Танюшкой, смеялся вместе с ней, но Лёнька замечал, что у деда что – то болит, или очень чего – то беспокоит.

Вернувшись из школы, бросив портфель на кровать, первым делом спросил:

– Дед, ты как? Хорошо себя сегодня чувствуешь? Может, в другой раз сходим на сопку? Поживи у нас ещё, мы с тобой на рыбалку в воскресенье пойдём. Знаешь, какие хариусы в нашей речке водятся!

– Нет, внучок, ехать мне надо. За меня не волнуйся, здоров я. В моём возрасте уже что – то, да не ладится. Не стоит обращать на это внимание. Я вот что подумал – может, фотоаппарат возьмём? Потом помолчал, как – бы стесняясь, продолжил:

– Еды бы, какой прихватить с собой не мешало. Так, что – бы матери не было заметно.

Лёнька вмиг сообразил, о чём тревожился дед. Бросился открывать на кухне шкафчики, доставая оттуда еду.

Уже минут через пять на столе высилась гора из продуктов. Здесь были сахар и соль, спички и консервы, сухое молоко и хлеб, два брикета киселя и даже две большие белые свечки. У них всегда в запасе, на случай отключения света, имелись свечи. Последнее время свет отключали очень редко, но свечи мама иногда, по старой привычке, продолжала покупать. Дед, складывая в сумку провизию, благодарил внука и переживал, что будет, если Катерина заметит исчезновение продуктов. Лёнька убеждал его, что мама у него совсем не такая, какой кажется деду. Она очень добрая и приветливая. Привыкла, что у нас всегда много друзей и всегда этих друзей угощает. Но когда Лёнька снял с вешалки ветровку, дед испуганно замахал на внука руками:

– Что ты, что ты! Это же совсем ещё хорошая вещь, пригодится!

Лёнька невозмутимо продолжал:

– Моя мамка хоть и накричит иногда, но что – бы накормить или протянуть руку помощи нуждающемуся – это для неё закон. Вот такая моя мама, дед.

В это время вошёл Виталик. Последние дни они встречались только в школе. Лёньке с приездом деда было недосуг, но сейчас он обрадовался другу. Виталик ещё в школе обещал Лёньке прийти сегодня к нему в гости.

Зная о дальнейших своих планах, где – то в глубины души, Лёнька очень надеялся на то, что дед разрешит Виталику пойти с ними на сопку. Ему все эти дни так хотелось поведать другу всю историю, которая случилась с ним и его дедом за эти дни.

Виталик был совершенно противоположен по характеру своего друга. Он был молчаливым и застенчивым, как девочка, скромным и добрым. На уроках внимательно слушал учительницу и даже на переменах не шалил.

Мать Лёнькина давно заметила в этом мальчике какую – то тихую грусть и ангельскую внешность – светлые локоны, обрамляющие его милое лицо, взлетали, словно пушинки при любом его движении. Это его мама спасла тогда Лёнькину сестру, когда та обожглась. После того случая Лариса Сергеевна стала самым дорогим человеком для семьи Егоровых.

Виталик вежливо поздоровался с Лёнькиным дедом, а заметив, что те куда – то собрались, застенчиво произнёс:

– Я, наверное, не вовремя? Тогда я в другой раз приду.

После этих слов он повернулся к двери, что – бы уйти.

Лёнька обратился к деду:

– Дед, Виталик мой самый лучший друг, в школе за одной партой сидим с первого класса. Можно, он с нами пойдёт? У нас с ним секретов друг от друга нет. Мы с ним вместе тогда обнаружили беглых.

Виталик благодарно посмотрел на Лёньку, потом в ожидании на его деда. Было видно, что мальчишке очень хотелось пойти с ними. С Лёнькой ему всегда было хорошо и весело.

Степан смотрел на друга своего внука, что – то своё думал, потом произнёс:

– Друг всегда должен быть рядом со своим другом и в радости, и в горести. Так тому и быть – идём все вместе. Виталик тут – же расплылся в улыбке. Со своим неутомимым другом он готов был идти куда угодно! Знал, что это всегда будет заманчиво и интересно.

Через некоторое время все трое шагали к намеченной цели. Виталик даже не спрашивал – куда они идут. Это было совсем неважно! Главное, что вместе. И фотоаппарат у Лёньки на шее болтается – значит, впереди у них предполагается очередное фотографирование интересных кадров для конкурса. Это здорово! Они с Лёнькой использовали уже три плёнки и это не предел. Из всех фотографий отберут самые лучшие и вставят их в свои альбомы. Разговоры по дороге велись обо всём, только не про то, куда идут и зачем.

У высокой сосны остановились. Виталик радостно воскликнул:

– Мы здесь были. Помнишь, Лёнь? Давай рюкзаки поищем, может, где валяются недалеко. Как мы с тобой и догадывались – это были они, беглые зэки. Их так и не поймали. Моя мама до сих пор не разрешает мне далеко от дома отлучаться. Сегодня у неё дежурство – на сутки ушла, поэтому я и решился с вами пойти. Вообще – то я думаю, что никаких бандитов не было, а рюкзаки утащил какой – нибудь охотник или тот, кто на аэродром шёл. Ведь совсем недалеко тропинка к аэропорту.

Виталик, оглядывая место, где недавно были с другом, произнёс:

– Мне кажется, что здесь кто – то валялся по земле – вон как всё истоптано. Может, медведь?

Он посмотрел на Лёнькиного деда. Тот, не торопясь, выложил из сумки стакан, налил в неё воды из бутылки, поставил на землю. На стакан положил хлеб и после этого зажёг свечу, которую воткнул тут – же, в землю. Виталик ничего не понимал. Они что, уже обедать будут? Но зачем свечка? Лёнька, обдумывая, с чего начать, что – бы друг его хоть что – то понял. Он поднял глаза, посмотрел на небо и вдруг заметил рюкзаки на ветке сосны. Висели они так высоко, что не так – то легко можно было их снять. Кто – то вернул их на место.

Удивлению Виталика не было конца, а вот его друг нисколько не удивлялся этому. Смотрел загадочно на него и молчал. Виталик пожал плечами, перевёл взгляд на деда Степана тот что – то бормотал, гладил землю. Удивлённый мальчик только сейчас заметил на сосне крестик и какие – то на ней слова:

– Лёнь, смотри, свежая надпись. Тогда этого здесь не было! А когда до него долетели слова Лёнькиного деда:

– Здравствуй, Ваня, – он даже открыл рот.

Тихо и печально сделалось всё вокруг. Виталик непонимающе ждал, что же будет дальше? Степан разговаривал со своим другом, не обращая внимания на мальчиков.

Они сейчас были одни – Буча, который когда – то приютил своего пипетку в столярной тюремной мастерской и доверчивый молодой заключённый, наивно веривший в скорое своё освобождение.

Две судьбы. Такие разные и такие понятные друг другу. Невольная минута молчания у мальчишек продолжалась до тех пор, пока Лёнькин дед сказал:

– Я сейчас вернусь, а вы пока поговорите. Может, он дал время своему внуку, для того, что – бы тот смог рассказать всю эту грустную историю своему другу?

– Давай, присядем, мне нужно тебе кое – что рассказать.

Виталик пока ничего не понимал, но в душу другу не лез, понимал, если нужно, то тот сам всё ему расскажет. Лёнька же верил Виталику, знал, что тот, как кремень – никому не проболтается зря и поведал ему всё то, что здесь произошло три дня назад.

А тут и дедушка Степан показался из кустов. Определив по лицам мальчишек, что тайна раскрыта, произнёс:

– Там, повыше, было их убежище, под корнями упавшей сухой сосны. Остался шалаш из веток, да пепелище от костра. Значит, это он, этот несчастный, ваши рюкзаки вернул. Это он написал на могилке Вани прощальное слово. Ушёл он, в тот же день ушёл. Дойдёт ли один, без напарника, до своей матери?

Степан вздохнул – было видно, что он очень переживает за случившее. Лёнька, в какой – миг понял, что это он во всём виноват! Не потащил бы деда за собой на сопку и всё могло бы быть по – другому. Стало вдруг жалко одинокого волка, который без провизии, одежды и опоры друга, отправился на верную гибель.

– Да, не успели. Зря притащили столько еды. Давайте, помянем моего друга, посидим с ним, он будет рад. Не успел он обзавестись детьми, но вы бы видели, как любовно и мастерски вытачивал он детские качели, кроватки, игрушки! У него всегда были заказы и даже тюремное начальство Ваню уважало. Лёнька с Виталиком подошли к тому месту, где был похоронен дедушкин друг, и только теперь заметили на этом месте буквы, написанные палочкой по песку – прости, Буча.

Постояв некоторое время в молчании возле могилки, Лёнька произнёс:

– Дед, давай мы всё же оставим всё, что принесли. Отнесём на то место, где они отсиживались. Может, этот бедолага вернётся?

Сложив принесённую из дома еду и вещи, все трое постояли у холодного пепелища, повздыхали и, прихватив рюкзаки, возвращённые беглым зэком, отправились к посёлок. Лёнька сфотографировал деда у заветной сосны, потом попросил его, что – бы тот сфотографировал их с Виталиком, а больше ничего не стали снимать. Опускаясь вниз, к подножию, Степан проговорил:

– Как сделаешь карточки, так вышли мне, Леонид. Хоть какая – то будет для меня память о моём друге.

Опустившись с горы, Виталик оглянулся, посмотрел на её вершину и предложил:

– Давай, Лёнь, назовём её Бучиной горой.

– Ты угадал мои мысли.

Степан посмотрел на Виталика, потом на своего внука, подумал, глядя на них – какое будущее ждёт этих замечательных парнишек? Смогут ли преодолеть все трудности, которые появятся у них на пути? Поразмыслив немного, убедился, что эти мальчики сумеют устоять перед разными передрягами жизни. По – другому быть не может, если они уже сейчас понимают, что такое настоящая дружба.

Степан уехал на следующий день. Лёнька с Виталиком наделали кучу снимков, сделали альбом с фотографиями, что – бы осенью предоставить свои работы на фотовыставке.

Про то, что случилось весной на сопке, Лёнька старался не вспоминать даже в мыслях. Старался забыть, как страшный сон.

А его друг Виталик и вовсе унёс эту тайну с собой навсегда: – в середине июня он разбился на самолёте, в котором летел вместе с мамой и старшей сестрой отдыхать на юг.

Самолёт из аэропорта Северомуйск вылетел по расписанию. Многие жители посёлка, проработав по два, три года без отпусков, наконец – то стали собирались на отдых. Летел – кто куда. Одни домой, проведать своих близких, с кем долго не виделись, большая же часть летели на море. Заработанные большим трудом деньги, позволяли хорошо всем им отдохнуть, что – бы набраться новых сил и продолжить свою работу в бамовском таёжном краю…

И снова что – то не так! Какой судьбе, каким Высшим силам нужна была смерть, ничем не повинных людей? Их было около шестидесяти. Этот самолёт попал в грозу, сбился с курса и упал в скалы у берегов Байкала, где находился мыс «Святой нос»

Ан – 12, приняв на свой борт счастливых пятьдесят с лишним пассажиров, поднялся в небо, резко оборвав это счастье целым семьям, многим детишкам, которые приобрели надувные круги, что – бы плавать на море. И уже не тёплое Чёрное море, а холодные воды Байкала, приняло в свои глубины на вечный отдых настоящий бамовский народ.

Все вернулись обратно в урнах, и не было печальней музыки, чем та, которая раздавалась из клубного репродуктора на весь посёлок.

Кого – то увезли хоронить на родину, где жили до БАМА, а кого привезли назад, в Северомуйск.

Помещение клуба было украшено цветами, фотографиями погибших и, вглядываясь в знакомые лица, не хотелось верить в случившееся.

Репродуктор, висевший на сосне у клуба, своей траурной музыкой напоминал Лёньке ещё и ещё раз о том, что больше нет у него друга, нет Виталика, с которым можно было поделиться всеми своими секретами. Никогда он его больше не увидит и Лёнькино сердце щемило…

Он затыкал уши и бежал домой, но дома, в тишине, музыка была ещё громче и печальнее. Мать Лёнькина плакала вместе со своей подругой, и всё вокруг мельтешило и раздражало Лёньку.

Танюшка то и дело, как назло спрашивала без конца про Виталика и не понимала, почему все вокруг плачут.

Лёнька снова бежал от раздирающей тоски на улицу.

А потом полил дождь. Он лил всю неделю и, казалось, что сама природа оплакивала погибших. Сколько людей разбилось тогда! Погибли целые семьи в тот грозовой день!

Не описать те печальные события и не рассказать словами. Та трагедия стала горем для каждого, кто жил тогда в том посёлке…

Евдокия к Степану выезжала каждый день. Все эти четыре года она к нему ехала, да только в своих мыслях. На сына своего держала большую обиду – ждала она его, ждала в отпуск, а он так и не приехал. Наверное, свою пигалицу послушал, боялась, видать, Катерина, что увидит Паша Митю, узнает, что он его сын и оставит её с двумя детьми.

Пашка рвался к матери всей душой, да только всё время что – то мешало. Вот и этим летом он собрался ехать к ней.

Собирался, да выделили ему путёвку в санаторий и как не он от неё не отмахивался,

Катя убедила его, что для его, не совсем здоровых лёгких, ему лучше отправиться на юг, подлечиться. Раиска была с Катериной солидарна, соглашалась, что Большие Ключи никуда не денутся, а вот здоровье для Павла важнее.

Грузин отпуск пока не брал. Он его берёг для других целей. Ждал, когда Раиска привезёт своего сына. А как только привезёт, так они все вместе поедут в Грузию.

У каждого свои дела и каждый старается решить их в меру своих возможностей.

Пока Пашка разгуливал по пляжу города Сочи, его мать, не дождавшись его в отпуск, махнула на всё рукой и стала собираться в дорогу, к Степану, а заодно и к сыну на БАМ.

Алёна, узнав, что её соседка, наконец – то, надумала сделать решительный шаг навстречу своему прошлому, поддержала её словами:

– Поезжай. Дуся, мы за домом присмотрим, а как купишь билет, сразу дай телеграмму Степану, да потом и нам не забудь сообщить, как доехала. Ты, главное, не волнуйся! Всё будет хорошо. Наговоришься со своим Степаном вволю. Знай, что Стёпа тебя до сих пор ждёт. Ему жизнь тоже не мёдом оказалась.

Алёна помогала подруге выбирать одежду для поездки, потом разревелась:

– Скоро приедет Раиска за Митей, останемся мы с Тимофеем совсем одни. Смотри, сама – то там, в тех краях не останься. Возвращайся домой, мы тебя будем с Тимой ждать. И гордость свою здесь, в деревне оставь. Ты с ней всех женихов подрастеряла. Не показывай её ни Степану, ни Наде, покладистей будь, мудрее.

– Какая тут гордость! Она давно уже жизнью растоптана. За бывалой гордостью пришла злость на Степана и густым туманом заполнила душу. Теперь думаю иначе – кто знает, кому было тяжелее: мне, или ему? Со мной оставались наши дети и, как – бы не было муторно тогда на душе, они, своим присутствием, смягчали горестные минуты, и я пыталась продолжать жить. Только ради них и жила. А каково было ему, их отцу? Как должно быть ему хотелось обнять своих детишек, приласкать! Никто не может так согреть душу, как нежное прикосновение родного дитя! Мне было ещё легче и потому, что тогда, в трудную минуту, были вы, мои соседи. Все эти годы поддерживали вы меня. Дрова на зиму и безденежье, отчаяния и надежды, свадьбы моих детей и мои горькие думы – всё это легло на ваши плечи, милые мои и добрые люди! Что бы я без вас делала? Сам Господь послал мне вас в мою поддержку и никакими словами не высказать мне свою благодарность к вам!

Дуся, намывая старый чемодан в дорогу, продолжала волноваться. Понимая, что у Степана есть женщина, она не могла определиться – как ей с ней себя вести? Стеснительно, или, наоборот – смело и раскованно? Ни то, ни другое не подходило. Делать вид, что её нет? Не обращать на неё внимание? И всё же, над всеми удручающими её мыслями, брали верх другие – более решительные и более смелые. Она, по происшествии стольких лет, помнила все дни своего прожитого женского счастья со Степаном. И будь, что будет, она поедет. Она поедет к своему любимому через годы и большие расстояния для того, что – бы ещё раз прикоснуться к прошлой своей любви, к человеку, которого судьба разлучница ударила по лицу, может быть похлеще, чем её, Евдокию. Никто не посмеет им помешать насмотреться друг на друга, прочитать в глазах наболевшее.

Митя, помогая бабе Дусе собраться в дорогу, просил и его взять с собой. У него сейчас каникулы, и он тоже хотел – бы поехать к деду Степану.

Евдокия, убеждала внука в том, что скоро за ним приедет мама, и они поедут на БАМ.

Митя, нахмурившись, сетовал на то, что она должна было его забрать с собой сразу, как только уезжала на тот БАМ. А теперь и сам не знает, хочет он туда ехать или нет.

В этот же день приехала Раиска. Радости Митиной не было конца и он тут – же забыл все свои обидные слова, сказанные в адрес своей мамы.

Раиска рассказывала, что видела Пашиного отца – тот приезжал к ним совсем недавно погостить и снова уехал домой, волнуясь о том, что без него приедет его Дуся.

Алёна просто закидывала свою дочь вопросами о Степане, и Раиска старалась поведать о нём всё, что знала. Евдокию же волновало лишь одно – как выглядит он, сильно ли постарел, не болен ли?

Через три дня Тимофей и Алёна провожали в дальнюю дорогу дочь, внука и Евдокию.

Вернувшись домой, долго сидели молча за столом, за которым совсем недавно, перед дорогой, дружно обедали. Сиротливо стало после отъезда внука. Казалось, совсем недавно провожали они Митю в первый класс. Вместе с ним читали первые его книжки. Сидели на школьных собраниях и делили с ним первые победы и неудачи. Ходили в лес и на речку, помогали делать гербарии. Бабушки учили шить, а дед держать в руках пилу и стамеску, в результате этого висит до сих пор на яблоне скворечник, сделанный Митей и его дедом.

Алёна, смахивая слезу, произнесла тихо:

– Вот и остались мы с тобой, Тима, одни. Уехала Раечка, увезла нашего внука. Понимаю, что так оно и должно быть, мальчик должен жить с матерью, да только как его примет Раин муж? И нашла же, за кого замуж выйти! Всегда была упрямая. А нам теперь думай, как Митеньке будет при отчиме? Ладно бы русский, а то грузин, вот ведь учудила любимая дочь!

Мысли Алёны тут – же перекочевали к подруге – они никогда так надолго не расставались. Что ожидает Дусю в той далёкой Сибири? Тяжёлая доля досталась ей. Вот даже на старости лет нет ей покоя!

– Тима, может, зря мы отправили Дусю к Степану? Не смог сам приехать за это время, так и нечего было ехать и ей. Необдуманно мы поступили, толкнули родного человека в неизвестность. Разбередит душу, только хуже станет.

– Чего уж, теперь? Вы, бабы, сами не знаете, чего хотите. То им одно подавай, а то вдруг другое. Нечего махать руками после драки. Стёпка её встретит и будет так, как надо. А встретиться им необходимо, что об этом говорить! Нам теперь одна задача – ждать известий от всех, да надеяться на лучшее. Я, честно признаться, всегда ругаю себя за то, что так и не выдали мы с тобой за все эти годы замуж Евдокию.

– Ты прав, если бы мы были с ней построже, никуда бы она не делась и не оставалась до сей поры одинокой. Вот приедет к тому Степану, увидит его, поговорит с ним, а дальше – то что? Не отпустит его та его Надя, да и он за эти годы привык к ней – сам не захочет уходить.

– Евдокия поехала не за тем, что – бы вернуть Стёпу, а просто повидаться с ним, принять от него исповедание. Обоим станет легче.

Дусе было хорошо с Раиской. За бесконечными разговорами время летело в пути быстро, скоро Иркутск.

Митя ехал в поезде, радовался тому, что скоро увидит своего брата, сестру и отца, познакомится с маминым мужем, а деда Степана он увидит уже скоро, когда тот будет встречать его бабушку. Мама дала ему телеграмму ещё на вокзале, когда только что купила билеты.

Поезд подходил к станции Иркутск. Евдокия, сильно волнуясь, теребила в руках платочек, тревожно смотрела на Раиску, пытаясь найти в ней защиту.

– Да не волнуйтесь вы так, тётя Дуся, всё будет хорошо! Дядя Степан хороший, добрый. Паша говорит, что даже не думал, что его отец такой заботливый и любящий. Сейчас он Вас встретит и сразу всё образуется. Маме только моей сообщите, что доехали, а то она волнуется…

На платформе, вглядываясь в лица встречающих, Раиска Пашиного отца не обнаружила. Все трое – она, Митя и сама Евдокия стояли у вагона, крутили головами, высматривали Степана.

Волновалась и проводница. Она успокаивала свою пассажирку, советовала; если к отправлению поезда её так и не встретят, то нужно подождать некоторое время в здании вокзала – может человек задержался, так бывает очень часто.

Время отправления поезда подошло, Степан так и не появился. Дуся, целуя своего внука и Раиску, просила за неё не беспокоиться – адрес Степана у неё есть и если он не придёт, то отправится к нему сама, а вещи оставит в камере хранения. Потом тихо, что – бы Митя их не слышал, спросила:

– Ты призналась Паше, что Митя его сын? Я, как ты велела, не сообщала Павлу об этом. Скажи, не томи.

– Павел ещё не знает и думаю, что не хочет знать. Когда пойму, что для моего сына будет важным общение с Пашей, я обязательно их друг другу представлю.

Поезд тронулся. Митя долго махал бабе Дусе из окошка вагона, и вскоре она скрылась из вида.

– Так и не увидел я дедушку Степана, – сетовал мальчик.

– Как ты думаешь, мам, почему он не пришёл к поезду?

– Всякое может быть. Я думаю, что придёт он, просто где – то задержался.

Раиска не стала выдвигать разные версии, что – бы не расстраивать сына. Митя же, немного помолчав, радостно произнёс:

– Я знаю, почему дедушка не успел к поезду!

Раиска выжидающе смотрела на Митю. Тот, расплывшись в улыбке, воскликнул:

– Цветы! Он выбирал ей цветы, что – бы её встретить. Так всегда делают мужчины, я знаю! Пока цветы выбирал, поезд наш и ушёл.

Раиска обняла сына:

– Хороший мой! Как же мы не догадались сами! Может ты и прав.

Раиска обнимала сына, радуясь, что совсем скоро они будут все вместе; она с Митей и Сашко.

За эти годы она так и не смогла родить мужу. Всё как – то не получалось. Сашко мечтал о совместном ребёнке и тысячу раз уверял Раиску, что её Митя для него есть и останется самым первым и любимым сыном. Он видел его только на фотографиях и уже любил его. В чертах мальчика Сашко видел некую схожесть с собой.

Сашко бежал навстречу Раиске и Мите. Не успели они выйти из самолёта, как он, размахивая букетом полевых цветов, давал понять, что он уже здесь.

Он протянул руку мальчику, представился и, поглаживая завитки чёрных Митиных прядей, усмехнулся:

– Как мы с тобой долго не виделись, сынок!

Митя же почувствовал уже с первой секунды, что приобрёл близкого и родного человека.

Раиска поняла это сразу, и сердце её наполнилось радостью. Она знала, что её Сашко дружелюбный, что всегда ждал Митю, но всё равно она переживала, как отнесётся её сын к национальности её избранника? Не будет ли стесняться того, что он теперь его сын?

Когда же Сашко улыбнулся Мите всей своей широкой доброй улыбкой, все её сомнения исчезли – она видела, как её сын ответил Сашко искренней радостью в глазах и крепким пожатием руки.

Через несколько минут они были уже в своей квартире. Сашко побежал в магазин, а Митя, воспользовавшись этим моментом, сказал вдруг:

– Мам, я никогда не видел своего отца, давай не будем напрашиваться, у меня же теперь есть папа Сашко. Зачем мне два папы? Мне он очень понравился. У другого моего отца уже есть дети, вот и пусть их воспитывает, а отцом называть буду Сашко.

– Это ж где ты таких слов набрался? Кто научил, что не надо напрашиваться? Ты такой – же сын для своего отца, как и все остальные его дети.

Бабушка Алёна говорила, что не стоит мой отец того, что – бы напрашиваться к нему в сыновья. Оказывается, он нас бросил ещё до моего рождения. Ты как хочешь, но моё мнение такое, что пусть он обо мне и не знает вовсе. Теперь моим папой будет твой муж, и мне он очень понравился.

Митя, вспомнив Сашко, улыбнулся, прижался к Раиске. Та стояла как вкопанная, не зная, что ответить сыну. Вот тебе и мама! Всё же выдала на гора всё о его рождении и не призналась ей, своей дочери.

Раиска гладила голову сына. Вырос он уже, всё понимает, так может, стоит принять его решение?

– Знаешь, сынок, а ты, наверное, прав и бабушка твоя права. Не будем мы признаваться твоему отцу, что ты его сынок. Пусть остаётся всё так, как было. Может быть, придёт время, когда он сам, отцовским чутьём догадается об этом, вот тогда можно и все карты открыть. А с его сыном Лёней вы обязательно подружитесь – он замечательный. У него недавно погиб друг, разбился в самолёте и, может быть, ты сможешь для своего брата стать другом.

С огромной сумкой продуктов в комнату влетел грузин:

– Вай, вай, наш сынок заждался своего папку. С дороги парня кормить пора, а я вот очень много задержался. Сейчас я вас буду кормить. С работы отпросился, что – бы вас встретить, поговорить с вами, насмотреться на вас. Раиска, как всегда поправила его, улыбаясь:

– Сашко, когда ты, наконец – то научишься говорить правильно. Нужно было сказать

– Я немного задержался, или – меня долго не было. Ну, сколько тебя можно учить?

– Да, милая, я немного долго не был, извини!

Митя от души смеялся, ему было весело от смешного говора Сашко, а тот был бесконечно рад, что мальчик принял его в своё сердце. Раиска видела, как светились глаза её мужа, как тянулся к нему её сын, и на душе у неё окончательно стало спокойно. А такое открытие, что Митя и Сашко имеют между собой сходства, приводило её в умиление.

Вечером к ним явилась вся семья Егоровых. Они знали, что Сашко поехал встречать Раиску с сыном и уже с нетерпением ждали их. Первым в их дом вбежал Лёнька:

– Тётя Рая, привезла своего сына? Он торопливо снимал у порога свои ботинки, спешил увидеть Митю. С первой минуты знакомства мальчики поняли, что будут теперь друзьями. Танюшка, стесняясь незнакомого мальчика, только издалека смотрела на него своими большими серыми глазами и улыбалась ему. Милая девчушка покорила сердце Мити. Он подошёл к ней, протянул руку и сказал:

– Давай дружить!

– Давай! – весело ответила она и все взрослые стали свидетелями хорошего, доброго начала детского знакомства.

Катерина с Павлом тут – же нашли большое сходство Митю с грузином.

К подтверждению этому, Пашка вдруг воскликнул:

– Надо же, как похожи! Если бы прицепить Мите усы, то это был бы портрет нашего Сашко!

Все засмеялись. Не смеялась только Раиска. Она, незаметно от других, наблюдала за его реакцией. Неужели даже сердце не дрогнет! Ведь, должна же быть, хоть какая – нибудь связь между родственными душами! И пусть её нет, но должен же Пашка своим умишком попытаться дойти до всего сам! Вспомнить тот день и напрячь свою память. Но нет! Он, здороваясь с Митей, смотрел на него, но совсем не всматривался. Не хотел, или чего – то боялся?

Ах, эти мужики! Никаких тонкостей чувств им не дано. Принимают всё за чистую монету. Есть, что есть, а покопаться поглубже, им лень.

А Митина улыбка выдавала тайну, но никто, кроме самой Раиски это не заметил. Катерина произнесла:

– На тебя, Раиска, похож сын. А теперь и на Сашко, как мы убедились.

У Раиски боролись два чувства. Одно обидное за сына – Пашка так и не заметил свою улыбку в собственном сыне. Другое – хорошо, что не заметил. Им с грузином это на руку. Для неё сейчас было куда важнее – доброе отношение своего мужа к Мите.

После того, как гости ушли, грузин обнял Раиску с Митей и прошептал трепетно:

– Я так вас люблю, мои родные. Я мечтаю о том, что – бы у нас было большая, дружная семья. Когда – нибудь у нас появится ещё мальчик или девочка, и ещё. Мы поедем к моей маме, и она скажет, утирая от радости слёзы:

– Наконец – то ты вернулся, мой Сашико! У тебя красивая жена и очаровательные дети! Ты счастлив, мой сын, значит, счастлива и я!

Раиска произнесла с полной серьёзностью:

– Я так хочу, что – бы у нашего Мити были и братья и сёстры. Мы обязательно поедем в Грузию, и обязательно порадуем твою маму, Сашко.

Митя же про себя подумал, что лучшего отца ему не надо!

Лёнька обрадовался новому другу. Митя был такой же заводной, как и он. Лёнька сразу признал в нём родственную душу и сразу доверил ему все свои мальчишечьи тайны. Он поведал ему о своём погибшем друге Виталике и Бучиной горе, о том, что совсем недавно нашёлся его дед Степан.