Текст книги "Бег за миражами"

Гл.16 КАМНЕПАД

Идея сходить, а вернее, съездить, к начальнику Людмилы пришла к Арсению неожиданно, утром, когда он уже собирался звонить Таше. Ему было известно, от Таши же, когда они откровенничали на гостиничном диванчике, что Людок, накануне того, что она сотворила с Матвеем, отмечала свой день рождения на работе с сослуживцами. Арсению показалось здравым что-то выяснить, например, у самого начальника, позволившего это действо прямо на работе и активно в нём участвовавшего. А что, мужик всё-таки, ум мужской, аналитический, вдруг прольёт свет на то, что заставило женщину пойти на такой экстраординарный шаг.

Идея пришла и могла бы спокойно уйти, в конце концов всё было понятно и без лишних телодвижений, но её держала на поверхности счастливая мысль, что зато он не просто позвонит, нет, он, возможно увидит Ташу, ведь она там, именно там, работает. И может быть даже найдёт возможность пообщаться с ней! Эта мысль забирала его, она его грела, и он не мог от неё никак отделаться. Конечно, вечером… они всё равно встретятся, но это будет далёким вечером, ждать ещё целую вечность! Он понимал, что сошёл с ума от этой женщины, но он не знал пока, что с этим делать.

А дело в том, что Арсений, к своим тридцати пяти, впрочем, как и большинство мужчин его возраста, самонадеянно считал, что знает про противоположный пол почти всё! Да нет, без «почти», просто ВСЁ.

На момент его знакомства с Ташей, он был абсолютно уверен, что ни одна женщина больше не способна его удивить. Поэтому и досадовал на то, что так глупо оборвалось у него с Вероникой, по поводу которой он как-то сразу решил для себя, что вот, она и будет для него последней, самой-самой.

А что ещё искать, кого и чего? Молодая? Да! Глупая? А вы встречали красивых и умных? По крайней мере, в её случае всё было не безнадёжно, у неё был шанс поумнеть с возрастом.

Но Ника сделала то, что делать ни в коем случае не должна была с ним ни одна женщина. И дело было даже не в том, что, поддавшись поучениям отца, она первая предложила ему расстаться, конечно же «на время», конечно же «проверить чувства». Сама предложила, и сама обиделась, что он слишком быстро согласился. Вот и пойми их, женщин. Но это была лишь первая ошибка. За ней последовала вторая: она ему изменила! Почти сразу, как они расстались. Она думала, что об этом он мог не узнать. И это в век интернета, смартфонов и доброжелателей, хотя, последние-то были всегда.

«Новый „бойфренд“ дочери местного олигарха Головина»!

А что, не хуже, чем в столицах, знай наших.

И при чём тут «бойфренд»? Он и сам, кажется, сынок прокурора, Арсений не выяснял. У него было желание разобраться с этим «не бойфрендом» и больших усилий стоило подавить это желание. Но, как ни крути, с Никой на тот момент они уже не были вместе. Да и бить морду сопернику, если он конечно не «быкует», это махать рогами.

В интернете было выложено не так много: ну, влюблённая парочка, ну в обнимку, ветер треплет волосы… причём «бойфренда», лохматый он у неё какой-то. У Ники волосы всегда зачесаны и стянуты, самое меньшее в хвост, если не в тугую причёску. Но Арсения это уже не интересовало. Всё, что он испытал тогда, это чувство мерзости от происшедшего с ним и бешенства от неисправимости ситуации. Ведь он остановился именно на этой женщине, и он хотел с этой женщиной строить жизнь!

Он метался, на него находили приступы депрессии. Первый раз он вынырнул из этой опасной трясины, когда встретил Агату. И сразу решил: всё, с него хватит этих жгучих брюнеток, настоящих женщин, в общем, не перебесившихся дур.

Вот она, его будущая жена: спокойная, воспитанная, образованная, мать его будущих детей. Её родители интеллигентные люди, отец старший научный сотрудник какого-то Академовского НИИ, мать в медицине.

Но потом он увидел Ташу.

Этот костёр пылал на пыльной причальной стенке его предприятия. Невысокая, тонкая, грациозная, с роскошной волной ярко-каштановых волос. Их смело можно было бы назвать рыжими, но нет, они имели благородный оттенок, ближе к медному. Не верилось, что этот цвет естественный, скорее умело подкрашенный, но следствие наводить было некогда. Он просто на неё засмотрелся.

Она улыбалась чему-то своему. Его взгляд застал её врасплох. Она торопливо прятала улыбку, пока он проходил мимо. Было видно, что рассердилась. А потом он столкнулся с ней в «Парусе». Она сидела за столиком с чашечкой кофе и пирожным, но кажется ни то, ни другое её вообще не интересовало. Она витала в облаках и снова улыбалась чему-то неведомому и невидимому никому, кроме неё самой. Недоброжелатель мог бы решить, что девочка странная. Но могли ли быть у такой обаятельной красотки недоброжелатели? Разве что одного с ней пола и от синей зависти?

А потом она пришла к нему во сне, и он понял, что должен её найти. Он поднял накладные, узнал её ФИО, паспортные данные. Оставалось немногое, придумать предлог, как, где и зачем встретиться.

И вот тут-то случилось страшное с Матвеем. И это страшное столкнуло их в приёмном покое больницы, где отдавал богу душу его несчастный друг.

Да… а сегодня он почти не спал ночь.

А утром он ехал, бежал, летел увидеть свою любовь, просто увидеть, увидеть с утра, её глаза, её тонкую фигурку, её восхитительные волосы, в которых можно запутаться, задохнуться…

Ну что ж… увидел.

Какое-то время он стоял и смотрел на мужчину, растерянно и, как бы издалека его разглядывающего, на женщину, которая, ещё мгновение назад была его открытием, а сейчас, сгорбившись, сжавшись, прикрывая рот обеими ладонями, с выражением отчаяния в глазах и… вины, этой пошлой женской вины.

Арсений не мог больше. Он развернулся и вышел вон!

Вслед он услышал, как прошелестело и надломилось что-то:

– Не-е-ет…

Но пространство между этим голосом и им засыпало камнепадом из тяжёлых, серых булыжников действительности. В его жизни произошёл очередной оползень, который… может убил его, а может… он ещё выживет, как, кажется, выживет его друг, Мотя. Но ему, Матвею легче: его, конечно пырнули ножом, но… от большой любви.

Гл.17 ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Матвей действительно шёл на поправку. Его даже перевели из реанимации в общую палату, и его можно стало навещать. Но пока только родителям и тем, кто всякими правдами и неправдами, (шоколадки, конфеты и море обаяния), умудрялся прорваться к лучшему другу. В общем, Арсений сидел у изголовья больничной кровати и грустно смотрел на бледную копию когда-то цветущего здоровьем, румянощёкого, жизнерадостного друга.

– Да прорвёмся, Сенька! Раз я в общей палате, значит остальное дело техники. – Матвей почему-то называл Арсения Сенькой, но только в междусобойчике. – Ты мне лучше помоги Милу вытащить. Пусть её хотя бы домой выпустят под подписку. Слушай, я тут думал, времени-то много, да и адвокату уже звонил: надо, чтобы она показания изменила, мол я на неё напал, повёл себя агрессивно, а она защищалась. Скажи, пусть не стесняется, да и ребёнок у нее. Правда Светка с моими пока, забрали у соседки, но мать говорит, с ума сходит по матери девчушка. Слушай, а что с тобой, ты сам-то в порядке? Кислый какой-то.

– Я – кислый? Нет, друг мой Мотя, – Арсений, в отместку другу за Сеньку, тоже, в междусобойчике, не Матвеем его называл. Впрочем, это тянулось ещё из детства. – Не могу я быть кислым, я очень даже весёлый – женюсь я!

– Чего? – Матвей даже привстал от неожиданности, хотя это было делать ещё рано. Поэтому, застонав, упал в подушки, но, чуть переждав боль, снова воззрился на друга:

– А что, я за тебя рад. Папочка сдал позиции?

– Да нет, папочка, как кремень.

– Плюнула на отцовское благословление, согласилась на рай в шалаше? Думаешь, это про Веронику?

– Да отстань ты с Никой, она тут не при чём. Агате я сделал предложение.

Наступило плотное молчание.

– Слушай, друг мой Сеня…

– А что мне ещё остаётся? Они все одинаковые, понимаешь, все! Даже самые лучшие из них. Так какая разница? Эта хоть преданная будет и верная. И… дома сидеть!

Гл.18 ВЕРОНИКА

Вероника не знала, как жить дальше. Арсений был её мужчиной. Ей, высокой, тонкой, жадной брюнетке дико нравились светловолосые красавцы. Арсений на «красавца» не тянул, зато он был сильным, прямолинейным, немножко простоватым и за счёт этого всего долго не церемонился: решения принимал скорые и невозвратные.

Для неё и сейчас, когда прошло уже больше года, после их расставания, его уход видится обидным недоразумением. Во-первых, она ему не изменяла, по крайней мере на тот момент, потом: да! Но это потом и назло. Во-вторых, у них всё было круто: познакомились в клубе и втюрились друг в друга так, что только через полгода стали узнавать друг про друга хоть что-нибудь. И вот тут выяснилось, что Ника ничем не занимается, потому что дочка богатенького папеньки.

Нет, она окончила НГУ, конечно, инъяз, но не переводчицей же ей работать. Она и училась, в основном благодаря тому, что папочка большие деньги проплачивал за экзамены, причём, делали они оба это втайне от мамочки. Хотя… способности к языкам у неё были, потому и ругалась Валерия Аркадьевна, её англичанка, на чём свет, что Ника несерьёзно относится к учёбе, а могла быть её лучшей ученицей. Даже папу вызывала, но тот только плечами пожимал, да глаз положил на саму Валерию Аркадьевну, симпатичную молодую англичанку, с подозрительно идеальным бюстом:

– Ну, что я сделаю, Валерия Аркадьевна, – вздыхал доверительно он, и глаза немолодого, но моложавого мужчины масляно поблескивали, – перебеситься ей надо. Будет из неё толк, когда бестолочь выйдет.

А вот с самим Арсением оказалось сложнее. Потому что оказался он простым начальником отдела какого-то там водного предприятия. Правда, параллельно занимался малым бизнесом, кажется, перевозки грузов на Север, с которого, судя по некоторым признакам, например, по крутой тачке, на которой он молодецки рассекал по городу, неплохо имеет. В общем, производит впечатление хваткого, подающего надежды. Все эти качества хороши, конечно, но зять олигарха должен быть готовым продуктом, так считал Василий Андреевич Головин, папа Вероники.

Против встреч доченьки, так сказать, вообще, с мужчиной, он ничего не имел, пока не обнаружил, что-то там у них всё слишком серьёзно. После этого настойчиво объяснил дочурке, что любовь не даст тех радостей жизни, к которым она привыкла, а даст эти радости расчёт.

– К тому же, дочка, – поучал он любимицу, – равный по статусу не означает старый и страшный. Вот ты – дочка олигарха, молодая и красивая, значит где-то имеются и сыновья олигархов, тоже добры молодцы. Ты пойми, я твой отец и я – не зверь какой, чтобы ломать твою судьбу своими расчётами, хотя они у меня имеются. Но всё-таки, не спеши ты с этими любовями, они так быстро проходят, поищи себе равных.

И прекратил финансирование, так, как умел делать только он, всерьёз и ни на йоту, не отступая от своего отеческого слова.

Вероника заметалась между любовью к мужчине и любовью к не просто обеспеченной, а роскошной жизни. У неё был круг знакомств, своя прошлая жизнь, и в этой её жизни никак не могли смириться с тем, что она, красавица, дочь состоятельного отца, умудрилась выбрать себе нищеброда, пусть и обаятельного.

Арсений, если бы он был тем, за кого принимал его отец Ники, пожалуй, мог бы объяснить любимой, что папочка никуда не денется, рано или поздно вернёт финансирование, полюбит зятя и всё у них наладится и будет хорошо. Но Арсений оказался не из тех: мужицкая гордость и чёткая жизненная позиция у него имелись. Будучи старше Вероники, состоявшимся в жизни и знающим, чего он от этой жизни хочет, он быстро разобрался в ситуации и понял, что его… Бог отводит! Он принял игру не состоявшегося тестя. К тому же, ему тоже захотелось узнать, что для любимой папиной дочки, а его просто любимой, важнее: «рай в шалаше» или просто рай, тот, где, прямо по Высоцкому: «ангелы поют такими злыми голосами».

Она выбрала второе и снова закрутилась по ночным клубам. Утешителей было много, и она какое-то время благополучно глушила в себе чувство любви именно к этому мужчине.

Даже когда у Арсения появилась новая пассия, высокая, белобрысая, (а вот блондинки у неё все белобрысые), с ровным светлым потоком до середины спины, подрезанным снизу по линейке, уравновешенная, сильная, с дурацким именем Агата, она даже ухом не повела. Она знала Арсения, ему не такие нужны. А как она: страстные, фееричные, чтобы иметь возможность держать их в узде, и чтобы мускулы при этом напрягались от удовольствия и радости обладания такой вот, яркой и непокорной.

С какой стати Агата прислала именно ей то фото? Рыжеволосая незнакомка в объятиях её Арсения, в танце, в полёте. Не ночной клуб, нет, где все полупьяные и трясутся, как черти на шабаше. Там Арсений бывал исключительно ради Ники. Перерос он все эти клубы.

Всего лишь фотография, но… удачная. Всё, что надо Ника увидела. «Эта», на фото, мягкая, романтичная, но не менее, чем она сама, страстная и… искренняя. И – любит! По крайней мере, умеет любить.

По одному фото так много определений? И сразу любит?

Но дело было не в фотографии, а в интуиции. Именно она, интуиция, вскрикнула: – Ну видно же, видно, что всё не просто так! Ника видела. И острой болью отзывалось в сердце увиденное, и вдруг понятое так ясно и отчётливо: это она, Ника, любит именно этого мужчину, любит до такой степени, что согласна… да хоть на рай этот чёртов, лишь бы с ним!

Гл.19 АГАТА

Агата не могла поверить своему счастью: Арсюша сделал ей предложение! Когда они познакомились, у неё в мыслях не было, что дойдёт до чего-то серьёзного. Впервые она его увидела в молодёжном клубе, куда не ходила и ходить не могла. Так считали её мама с папой, медицинский работник и научный сотрудник Академгородка. Агата же считала, что если родители так свято в это верят, то не стоит их разочаровывать.

Но она была уже достаточно взрослая девочка, и ей нужно было где-то брать жениха. В налоговой инспекции, где она работала, женихов особо не водилось. Нет, туда захаживали особи противоположного пола, но они были, на протяжении всего нахождения в данном учреждении, до такой степени замороченные своими налоговыми проблемами, что вряд ли помнили, какого пола они сами.

Зато в молодёжных клубах города женихами были все, даже женатые. Приходилось часто ночевать у подружки, которой очень доверяли родители, не зная, разумеется, что она тоже находится в активном поиске того же самого, что и их дочь. Потом, когда карьера пошла в гору, и появилась, наконец, возможность снимать квартиру в городе, это решило многие проблемы, но не главную.

Когда она его увидела впервые, то сразу обратила на него внимание. И ещё на спутницу: тонкая, красивая брюнетка, эффектная и… молодая. Как же они вместе смотрелись! Каждый добавлял другому шарма. Тогда у неё даже в мыслях не теплилось, что когда-нибудь, что-нибудь у неё может случиться с этим мужчиной. Они вместе заказывали коктейли. Пока ждали у стойки, весело разговорились. Не потому, что заинтересовались друг другом, нет, конечно. Скорее наоборот, от того, что оба были очень далеки друг от друга и ничем не обязаны и никогда не будут. Он дурашливо спросил её:

– Девушка, девушка, а как вас зовут? И она дурашливо ответила ему:

– Агата.

Он принял шутку и поинтересовался, где она откопала такую отпадную клику для случайных знакомств. Она рассердилась, и сказала, что работает в секретной службе по сдиранию последних шкур с населения города, и это её рабочий позывной.

А потом, много времени спустя, когда она решила выяснить, как он её нашёл, он поведал, что живодёрен в городе не так уж много, а секретных агентов с позывным «Агата», всего одна.

Понятно, что Арсений бросился на поиски Агаты именно после расставания с Вероникой и последующей её изменой ему.

Сначала он был счастлив. Он сделал открытие: вот же она, настоящая женщина, с которой по жизни море будет по колено: спокойная, домашняя, вся предназначенная семье и своему мужчине. И зачем искать у моря погоды? Потом привык к постоянному штилю и солнцу во всё небо. Когда ему в первый раз захотелось хоть ряби какой, хоть лёгкого облачка, чтобы не так сильно пекло, он, поймав себя на этом, страшно внутренне возмутился и, на первый раз, быстро подавил в себе это чувство.

Агата любила его самоотверженно и жертвенно. Сильная и волевая по жизни, она считала, что с мужчиной надо быть послушной, покладистой, любящей курочкой. Она была уверена, что у неё, как и у её мамы, мужчина, тот, которого она выберет и полюбит, будет единственным на всю жизнь, а брак нерушимым, как та стена, которую, вопреки глупой поговорке, нельзя отодвинуть.

Гл.20 МЕТАМОРФОЗЫ

Вечером они гуляли по городу. Дневная жара спала. Вечерний Новосибирск переливался гирляндами огоньков, которыми были украшены холёные и хорошо причёсанные деревья в парке перед Оперным. Театр дремал в июле. Он таил за тяжёлыми, плотно прикрытыми, дубовыми дверьми вечную и бесконечную человеческую сказку.

Почему люди так любят сказки, почему они хотят верить в них? Вот и она, Агата, она тоже верит, что она, не слишком красивая, (к сожалению, она уверена в этом), но зато слишком высокая, почти вровень с Арсением, крупная, с бледной, натянутой на скулы кожей и тонкими губами, (хоть ботокс закачивай), и… с этим великолепным мужчиной! Что завтра они поедут к её родителям в Академгородок, она представит его им, а он попросит у её отца руки дочери.

«И только смерть разлучит нас»! – она обязательно произнесёт эту католическую фразу в загсе.

Агата благодарно прижималась к плечу любимого, когда они останавливались, например, на красный свет, висела на его руке, когда они шли по аллейке Красного Проспекта. Он улыбался и думал о том, что наконец-то чувствует весомость женщины, которая теперь всегда будет с ним рядом. А то что виснет, так это как раз и есть нормальное поведение любящей женщины. Ника сейчас бы капризничала и ставила ультиматумы, ей бы хотелось в ресторан, причём дорогой, причём в самый-самый.

Он не знал, как… называть свою любимую. Ого, уже «любимую»? А что, она имеет все права на это определение: вчера он сделал ей предложение, завтра попросит её руки у родителей. Агата… у этого имени нет уменьшительного варианта. Ну правда: Ага? Агуша… ну, это вообще детское питание.

– Агаточка, а не пойти ли нам в ресторан? – сделал паузу: – В самый лучший! По-моему, у нас есть веская причина, как ты думаешь?

Она на низких нотах заворковала что-то, бросилась на шею. Будь Арсений послабже, может и не устоял бы, но он устоял.

Пока ждали заказ, он разглядывал её, как будто в первый раз видел. А что, она не плохо смотрелась на фоне роскошной обстановки самого дорогого ресторана города. В ней что-то было… может быть даже от Пикассо? Нет, не тот ужас, который он рисовал, но идея…

Она оригинальна. Не для всех… очень на вкус…

На мой?

Додумать он не успел, принесли вино, из закуски сыр на шпажках с виноградом. Пока договаривался с официантом, когда принести горячее и десерт, (официант оказался учтивым и очень разговорчивым), нечаянно пару раз взглянул на Агату, как бы советуясь с ней. И вдруг увидел Ташу, собственными глазами. С какой-то стати она сидела в мягком уютном кресле, где только что сидела Агата, независимая, улыбчивая, нога на ногу, покачивая лакированной туфелькой на высоченной шпильке, платье вечернее на бретельках, светло-шоколадного цвета и рыжие волосы, разметавшиеся по плечам. Он радостно улыбнулся ей и сразу сбился, потерялся между салатом Парфе и свиными медальонами, отмахнулся от назойливого официанта и раздражённо предложил ему делать так, как они раньше уже договорились. После чего развернулся в сторону Таши.

Ну, конечно… конечно же, никакой Таши не было. В кресле сидела Агата. Она приняла его улыбку, и уже ответила на неё. Она продолжала принимать сыпавшееся на неё, как из рога изобилия, счастье!

Было около одиннадцати, когда они решили, наконец, потанцевать. Звучала музыка, она вызывала на танцпол разгорячённых, готовых, и большинство уже откликнулись на приглашение.

Сначала не получалось. Он танцевал с Агатой, как с дамой, приглашённой на один танец с соседнего столика. Ему было даже неудобно, они вмести почти полгода, но между ними никак, ну никак не мог установиться тот лёгкий, обнаженный контакт, который устанавливается между страстными и искренними в своей страстности влюблёнными. Между ними словно стена стояла… нет, не каменная, скорее стеклянная. Они видели друг друга, слышали, устраивали друг друга, но почувствовать друг друга что-то мешало…

К середине танца пришла «Она», и всё изменилось. Он просто закрыл на мгновение глаза и почувствовал в своих руках её горячее тело. А дальше… глаза можно было открыть. Она танцевала с ним, как в гостинице, но тогда всё оборвалось, сейчас не оборвётся, и будет продолжаться вечно. Просто им пора, им надо идти, быстро, срочно! Он прижал её изо всех сил к себе и жарко, с придыханием прошептал на ушко одно только слово:

– Едем!

В машине он снова стал спокоен и, даже, отстранён. О чём-то болтали. У подъезда вышел, учтиво открыл дверцу, Агата выпорхнула счастливая, готовая на всё… Он почему-то сказал:

– Утром буду здесь, как договаривались.

Она застыла, смотрела на него.

Он виновато половил её руку, зачем-то поцеловал, сказал, ставшим вдруг густым, неверным, голосом:

– Мне нужно. Я всё объясню… потом.

Сел в машину и стал разворачиваться.

Она стояла и смотрела, как «Лексус» дал задний ход, развернулся, газанул, проехал мимо неё, остановился на отдалении, постоял какое-то время и медленно, словно раздумывая о чём-то, поехал дальше. В самом конце проулка, (Агата стояла и смотрела, стояла и смотрела), вдруг рванул так, что едва вписался в поворот на главную дорогу и, наконец, исчез из виду.