Текст книги "Бег за миражами"

Гл.21 НАЗЛО

Жизнь потеряла смысл.

Разумеется, после того случая, в кабинете у Ванечки.

Он так ничего и не понял. Ну да, какой-то мужик зашёл, не постучавшись в кабинет. Ну и вышел. Что уж так реагировать, ведь не целовались. Состроила из себя девочку. Потом что-то стало доходить. Особенно после того, как Лидия Акимовна посетовала, что: «Таша сама не своя, на себя не похожа, не знаю, что и случилось». Опять позвал в кабинет, попытался войти в курс:

– Ну, прости. Что, я сильно что-то напортил? Ну, хочешь, поговорю с «этим», по телефону? Объясню, что ничего, о чём он там…

Договорить не успел. Таша встала:

– Ну, вот что, Иван Леонидыч, – помолчала, подбирая слова: – Иди-ка ты… – и, чуть не заплакав, выскочила из кабинета начальника.

«Интересно… девки пляшут, – посмотрел ей вслед задумчиво Линыч, – А ведь почти замужем баба…»

Она снова осталась одна одинёшенька, даже Чех куда-то запропастился, почувствовал, наверное, что ей не до него. Они, Чех и Арсений, вдруг стали отделяться один от другого, она стала, наконец, их различать. Что они не одно и тоже, что каждый сам по себе.

Дело Милы и Матвея потихоньку продвигалось. Матвея готовили к выписке. Людок изменила показания, как ей «посоветовал», жёстко, в приказном порядке, Матвей. После чего картина преступления резко преобразилась в плане, что: Людмила Николаевна Лапина пришла, конечно, к потерпевшему и застала, безусловно, его с любовницей, но тот был настолько агрессивен, что окончательно ввёл её в состояние аффекта и спровоцировал её, бедную, на противоправные, в отношении себя, действия. В общем, Людок вот-вот должна была выйти из предвариловки под подписку о невыезде. Пока же через день умоляла подругу опять и опять навещать Матвея в больнице, отнести ему то фруктов, то шоколадку, (по телефону разумеется, ей его уже разрешили), ну и так поговорить, а потом ей всё донести.

Однажды и поговорили. Таша, истерзавшись окончательно, всё-таки не удержалась, спросила у Матвея что-то про Арсения и, как в лоб получила:

– Да всё хорошо у него. Женится он!

– Как… женится? – Таша снова чуть не задохнулась, схватилась ладонями за рот, но опомнилась, Матвей ведь ничего не знает, взяла себя в руки и вымучено закончила: – Зайдёт к тебе, пожелай счастья. – и заторопилась уходить. Матвей вслед разразился тирадой:

– Ой, какого счастья, я тебя умоляю, кабы счастья, да назло он женится! – помолчал и добавил: – Не знаю, как отговорить.

– Назло? Это кому же? – притормозила Таша.

– Веронике, девушке своей. Он её любит, ну а она его бортанула.

Гл.22 ПРИЛИЧНАЯ ДАМОЧКА

Было за полночь. Она снова сидела с Чехом под розовым деревом, в центре великолепного европейского города Праги, они пили янтарное вино и изливали друг другу души.

Господи, как хорошо вместе, когда вот так понимаешь друг друга.

– Извини что я говорю тебе это. Я – женщина и не должна признаваться мужчине в любви. Но я… люблю тебя! Да, у меня есть гражданский муж, с которым мне комфортно… было до сих пор. Ты тоже: решил жениться на одной, при том, что у тебя есть другая, любимая, которая тебя бросила.

– Что же получается, у нас, у каждого, своя жизнь, и нам нет дела друг до друга? Но я люблю тебя, хочешь ты этого или нет, и это уже свершившийся факт! А тот инцидент… Помнишь, ты говорил мне, что хочешь любви и… верности, что хочешь быть уверен в женщине, с которой свяжешь свою жизнь, как в себе самом? Ты не выдержал первого же испытания. Ты, как все мужчины поверил своей ревности, этой единственной женщине, которой по-настоящему верен, и которая не хочет пойти к чёрту, или нет, ко всем чертям, вместе со всеми остальными, из нашей с тобой жизни!

Он слушал и счастливо улыбался, глядя на неё. Он тоже любил эту женщину. Но он понимал: торопиться не надо, она всё равно сбежит, или её позовут, и она пойдёт на зов. Нет, время ещё не настало. Но оно обязательно настанет, тогда он возьмёт вот эту её тонкую нежную руку, сожмёт до боли и… они пойдут с ней вот так, взявшись за руки, по жизни.

– Понимаешь, я хочу, чтобы ты… вышел из этого придуманного мною мира, как из зазеркалья. Я хочу ощутить тебя из плоти и крови. Я понимаю, ты – мужчина моей мечты! Но мне не хватает тебя реального. Я думала, что нашла тебя. Ан, нет, то был не ты! А может и ты, только ты мне не поверил. А иначе бы давно уже позвонил. Давно-давно-давно!

Одинокая женщина в пустой квартире тихо плакала. Слёзы текли по щекам, а она даже не утирала их. Всё было окончательно разбито и растоптано. Арсений, её милый Чех из этой её дурацкой пражской мечты, он появился, материальный, живой и… исчез, в эту непонятную свою, запутанную жизнь. А Чех… что Чех? Он – в Праге.

Таша уже рыдала. Жалость к себе сдавила грудь и сжала плотными тисками голову. И сквозь эти тиски, как сквозь вату, стала просачиваться мелодия. Мелодия? Какая мелодия? Господи, да в дверь кто-то звонит. Соседку что ли принесло? Нет, только не это.

«Не открою». – твёрдо решила Таша и нетвёрдой походкой пошла к двери. И даже не глянув в глазок, повернула щеколду.

Перед ней, зарёванной, растрёпанной, одинокой в пустой квартире, стоял… Арсений.

– Ты-ы-ы? Матери-а-ли-зо-вался? – заплетающимся языком, косноязычно проговорила Таша и, прямо через порог упала ему на грудь.

А дальше было, как было. С букетом цветов, шампанским «Шандон Брют», специально взял то самое, Ташино, с висящей на шее любимой женщиной, кажется сильно под «шафе» и… всё ещё за порогом её квартиры. Надо было выворачивать: соседей и замочные скважины никто не отменял.

Он как-то вошёл в квартиру, дотащил жарко растёкшуюся по груди Ташу до зала. Наверное, это зал, оригинальный, конечно, выходящий из прихожей и входящий в кухню-столовую. Но атрибуты зала: глубокий, уютный, пушистый, от накинутого на него пледа, диван, инкрустированный журнальный столик, телевизор напротив на стене, присутствовали.

Таша была опущена в пушистость диванного пледа, цветы брошены на столик, а рядом с почти допитой бутылкой вина, так вот чем занимаются приличные дамочки в гордом одиночестве, была поставлена бутылка шампанского.

Закрывая глаза, она ещё потянулась к нему и произнесла фразу, которую Арсений объяснит для себя ещё не скоро:

– Че-е-ех… Ты – Чех! Точно! И ты… пришёл! – и утонула в счастливом забытьи, с блаженной улыбкой на губах.

Он тихо смеялся, сидя в таком же пушистом, как и диван, кресле, смотрел на любимую, спящую сном младенца, женщину и думал о том, что вот оно, его счастье, кажется, он обрёл его.

Часа через два встал, поискал глазами вазу, наполнил водой, поставил цветы, взял в одну руку шампанское, в другую недопитую бутылку вина, свёл их, как будто они поцеловались, они издали глухой, стеклянный звук, он улыбнулся и поставил их рядышком, пусть себе стоят.

Он ещё задумчиво посмотрел на Ташу, подумал о том, что мог бы заночевать в кресле: – «Нет, глупо. Заманчиво, но глупо! Да и на работу завтра… помятым не придёшь, да и ей тоже… Позвоню завтра, с раннего-раннего утра!» Он наклонился над женщиной, нежно поцеловал её в щёку и… сразу же неодолимо захотелось поцеловать в губы, вот же они, розовые, без следов помады, ждущие, жаждущие.

Он резко распрямился и отскочил к двери: нет, нельзя, это против его правил, да и… любого уважающего себя мужчины. И вышел торопливо, нервно прикрыв за собой дверь. За дверью постоял, ещё подумал о том, что оставляет её открытой, в смысле, не на замке. Но до утра оставалось совсем не много, да и консьержка. И, решив: – «А, ничего не случится», – легко сбежал по лесенке вниз и, зачем-то кивнув консьержке, выскочил из подъезда к машине.

Гл.23 ШУРИК

Она ещё просыпалась, а чувство счастья уже заполняло её. Она всё помнила, правда, картинками: вот любящие глаза Чеха, а вот смеющиеся Арсения. Да… уж она его удивила вчера. Но… где же он? Она открыла глаза и сквозь дымку сна, сквозь полуприщур, было рано, но уже очень светло, июль всё-таки, она увидела силуэт мужчины в кресле. Он! Ну конечно, уснул в кресле. Господи, как смешно. Она протянула руку в направлении силуэта:

– Арсений…

И вскрикнула. Вскинулась и села на диване. В кресле сидел и смотрел на неё, смотрел изучающе, с интересом – Шурик!

– Ты-ы-ы? Приехал! Когда? А… позвонить?

Впрочем, когда он звонил?

Александр Эмильевич Малер с аэродрома возвращался на такси домой. У него не было привычки предварительно отзваниваться жене. Впрочем, какая она жена, гражданский брак у них. Хотя, что уж греха таить, она действительно была его любимой женщиной, иначе не подпустил бы так близко к себе…

Он думал, что не ошибся, ведь при близком рассмотрении Таша оказалась великолепной женой и хозяйкой, ответственной, а главное верной. И чего бы больше, ну вот же тебе, женись. Но он привык, что женщины жаждут его благосклонности, а Таша обладала этой странной, довольно редкой для женского рода, гордостью: она никогда ничего не просила у мужчины, хотя и хотела, конечно же, узаконивания отношений, как и всё её племя, через этот дурацкий загс. Хотела, но спину держала прямо.

Ах так, ну и ходи в… гражданских жёнах.

Ах так, ну и не будет… тебе детей.

С этой, достаточно длительной командировки, Александр Эмильевич возвращался почти с нимбом вокруг головы. Впервые, за всё время, что он провёл вне стен родного дома, он не переспал ни с одной женщиной, берёг себя для Таши. Ещё уезжая в Мюнхен, он решил, что по возвращении сделает ей предложение. Всё, хватит, пора определяться. От добра добра не ищут. В конце концов, это единственная женщина, живя с которой можно быть уверенным, что ходишь без этого милого мужского украшения на голове.

И действительно, за три года совместной жизни Таша ни разу не дала повода усомниться в себе. Это было непостижимо для Александра Эмильевича, привыкшего иметь дело с женщинами несколько иных жизненных принципов, но и бесконечно ценно.

Что он только ни делал первые два года, чтобы уличить Ташу в неверности. Ну, не может быть, чтобы такая красивая была абсолютно верной. Он даже усомнился в её красоте: может это он сам всё напридумывал. Но нет – красивая! Он знал толк в женской красоте, был ещё тем «гурманом», если проводить аналогию с кулинарией. И только на третий год совместной жизни успокоился, и ему в голову наконец стало приходить, а не пора ли и определиться. А что, ему сорок шесть, он добился в жизни всего, чего хотел: свой бизнес, роскошная квартира в центре города, ещё одна, небольшая, для «личной жизни», как он выражался, после того, как завёл «постоянную» женщину и впустил её в свой дом, счета, здесь и – там… и вот, наконец, жена: красивая, верная, достойная его достижений и его самого, как такового.

Перед самым отъездом почему-то засуетился, пришла мысль сделать предложение до отъезда. С трудом успокоился: решил, что из Мюнхена привезёт кольцо с брюликом, и всё будет «чики-таки».

Ну что ж, «чики-таки» налицо. Правда, есть много непонятного. Например, почему Таша, одетая, на диване, при том, что бутылка вина почти допита, но фужер только один. Цветы в вазе, но его жена в домашней одежде. Почему дверь открыта, в смысле не на замке? Таша, в отместку ему за то, что не отзванивался о приездах, (обижалась, что не доверяет), имела привычку закрываться на внутреннюю глухую щеколду. Поссорились? Тогда, почему счастливая улыбка на лице изменщицы при пробуждении? И что это, наконец, за Арсений.

Все эти вопросы, по порядку, Александр задавал «жене». Он, почти святой, приезжает домой и видит: вот она, «картина Репина» – вернулся муж из командировки!

«А я ведь его кажется видел? – в какой-то момент Александра Эмильевича осенило: – Мужик выбежал из подъезда, заскочил в „Лексус“, не он ли? Я как раз подъезжал на такси. Она знала о моём приезде? Откуда?»

Таша молчала. Она сидела на диване, завернувшись в плед, на котором только что блаженствовала и думала о том, что вот так и будет всегда: её Шурик будет уезжать в командировки, чтобы дать ей понять, как она одинока и возвращаться из них, каждый раз с единственной целью, чтобы разрушить её жизнь до основания, до камушка, до песчинки. Откуда-то издалёка звучал его голос:

– Ты знала о моём приезде? Твой любовник выскочил за минуту до моего приезда! Какая наглость, а почему мы в подъезде не столкнулись лбами, это было бы ещё пикантнее.

В общем, он вёл себя банально, как и всякий муж в подобной ситуации. Он это понимал и презирал себя за это, но что он мог поделать?

Кольцо с бриллиантом лежало в чемодане.

– А я хотел подарить сегодня тебе кольцо… Надеюсь, ты догадываешься, по какому поводу?

Как же Таша была бы рада этому кольцу… да хоть в предыдущий приезд Шурика из этих его загранпоездок.

Она не любила его, уже не любила.

Не любила за то, что он доказал ей своим присутствием в её жизни, что счастья в жизни нет, и нет любви, и нет вообще ничего святого, на что можно было бы опереться в этой жизни. Есть просто сама жизнь, где надо есть, спать, иметь всё, что можешь иметь лично ты, развлекаться, путешествовать, ой, что там ещё? А, да, ходить по земле, смотреть в небо, дышать, учащённо, как рыба, выкинутая на берег, чтобы не задохнуться от спёртости, плотности насыщенного ложью, хитростью, коварством воздуха и однажды понять, что ничего нет, кроме цинизма, притворства, вранья, вечной, бесконечной работы…

«Господи, мне же на работу пора!» – Таша откинула плед и на последовавший сразу за этим движением вопрос Шурика:

– Ты куда? – наконец бросила: – На работу! Шурик, я опаздываю. А ты – оставайся тут со своими фантазиями, меня они не интересуют.

И тут же зазвонил телефон.

Это был его голос. И он говорил что-то. Она слушала, молчала. А мир разламывался на куски, разлетался в щепки, те самые, когда лес рубят. Лес, какой лес? Лес обыденности: муж приехал, пусть и гражданский. Но он приехал и всему помешал.

Таша молчала.

Голос сходил с ума, сначала весёлый, нежный, долго падал в пустоту, потом стал недоумённым, потом тревожным:

– Таша, что случилось, не молчи!

Таша заскочила в ванну, включила воду, всё, как и положено в таких случаях, сказала, приложив к трубке и, одновременно, ко рту ладонь козырьком:

– Арсений, прости, я не могу говорить, я объясню всё потом, мы не можем встречаться… не можем! – рыдания душили её.

– Да что случилось? Мне приехать?

– Нет-нет, ни в коем случае! У меня… муж приехал!

И отключила телефон.

Гл.24 КАКАЯ РАЗНИЦА

Арсений смотрел на умерший телефон, а душа снова опускалась в пустоту. Она опускалась и опускалась, а пустоте не было дна. «У неё приехал… кто? Ах да, муж. Она что-то говорила. «Он приехал, он приехал», песенка такая есть, певичка с визгливым голосом её поёт. Интересно, когда? Уж не на том ли такси, что подъезжало, когда он выскакивал из подъезда. А ведь он хотел… заночевать. Сколько там у неё ещё: любовников, мужей, детей, тётушек, дядюшек, бабушек? Ты же ничего про неё не знаешь. – Арсений начинал раздражаться. – Обожествил женщину и молишься на неё, а она – не Богиня, баба обыкновенная, такая же, как все. Да вот, как и эта, легка на помине.

Зазвонил телефон – на дисплее его роскошная Ника.

«Может не отвечать? Впрочем, какая разница!»

– Да, слушаю, милая.

Затараторила, как из пулемёта. Капризный, томный голос. Ника, одним словом:

– Арсик, извини, конечно, но тут такое дело. Тебя папа зовёт, поговорить, сегодня без десяти два в его офисе, у него как раз обед кончается в это время, сможешь подъехать? Не опаздывай и не спрашивай, зачем, у него к тебе деловое предложение.

Василия Андреевича не просто было взять на «понты». Но, видимо, не в случае с дочерью. И когда Ника снова подкатила к папочке с кошачьими ласками, сдался:

– Ладно, зови его, а… что, Витёк-то твой лохматый?

– Да лохматый он, папа.

– Ну-ну, сын прокурора, всё-таки.

С утра Нике не спалось, она решила встретиться с Агатой. Подкараулила у налоговой и не узнала эту самоуверенную, прямую, как палка, правильную Агату. Она была серой и потухшей. Опаздывала на работу. Усмехнулась:

– Не переживай, свадьбы не будет. – тонкие губы предательски задрожали: – Он не пришёл! – и добавила: – Я же тебе присылала фото, ты ничего не поняла?

– Так он у неё, у этой рыжей?

– Откуда я знаю, он… не у меня. Извини, мне некогда, я и так опоздала.

– Папа, когда ему сегодня прийти?

Арсений сидел перед несостоявшимся тестем и думал о том, зачем он ему понадобился. Василий Андреевич тоже с интересом разглядывал возможного зятя. Ну, что ж, попробуем: мужик самостоятельный, со своим мнением, может на что-то и сгодится. Дура Ника всё-таки, простая, в мать: Витёк, он может быть и лохматый, но папаша у него… прокурор. Была бы Ника просто бабой-дурой, но… дочь! Ничего не поделаешь.

– Ну как, согласен? Поработаешь у меня пока, а там… видно будет. Если всё хорошо, через полгода – свадьба. А пока всё как обычно. И потеплел:

– Ладно, зятёк, давай, приступай. – и протянул руку для рукопожатия.

– А… подумать можно? – в глазах зятя чертенята, правда смешанные с некоторой долей недоумения.

– Что? Так для тебя это сюрприз? Вот чертовка!

Времени совершенно не было, обед кончался, в приёмной уже битком:

– Так ты что, в отказ?

Ему было уже всё равно:

– Я же сказал: подумаю!

– А ты – молодец. Мне кажется, мы с тобой… поладим, если надумаешь.

В коридоре его встречала Ника, весёлая, беззаботная, ещё недавно очень любимая.

– Ну что, тебя можно поздравить с новой престижной работой?

– Ты почему не предупредила?

– Что значит не предупредила? Я же сказала, что отец вызывает… э-э-э, ну, просит прийти, – обняла торжествующе: – Ну что, сегодня отметим это дело?

Ему было всё равно.

Гл.25 РЕШЕНИЕ

Александр Эмильевич сходил с ума. Он ревновал Ташу к каждому шагу, к каждому звонку телефона, в общем, к каждому столбу. Он даже консьержку допрашивал, и та подтвердила:

– Да, был мужик! Вошёл и через два часа выскочил… вы как раз приехали.

Таша ничего не объясняла, распаляла ревность: пусть побудет в её шкуре.

Шурик метался, не знал, что делать. С одной стороны, не хотел унижаться, с другой, как бы совсем не упустить. Таша уходила. В постели была никакая, ясно, чувствует себя изменщицей. Причём не перед ним, мужем, Шурик в этом толк знал, а, как раз, перед тем, другим, в которого влюблена, как кошка. Надо срочно делать предложение, иначе может стать поздно. Шурик знал Ташу: успокоится, как только получит кольцо. Приобретёт статус законной жены, ни о каких рогах больше не будет и речи.

Таша задерживалась по вечерам, специально, то на работе, то у Люды. Её наконец выпустили до суда под подписку. Должны были выписать домой и Матвея, но он был ещё слабоват. Все надеялись, что Матвей, выйдя из больницы, быстро сведёт всю эту их проблему до нуля. Скорее всего дело закроют за неимением претензий от пострадавшего.

Сегодня они решили провести вечер с пользой. Бутылочку винца принесла Таша, закусочки наметала Людок. Про Арсения, в смысле про отношения с Ташей, Людок уже всё знала, было время рассказать.

– Он мне собирается кольцо с брюликом подарить и сделать предложение, предсталяешь?

– Кто? – обрадовалась Людок, – Арсений?

– Да нет, Шурик. Арсений любит Веронику и женится на Агате.

– А, если Шурик, это хорошо или плохо? Таша, мне кажется…

– А мне – нет! Я должна этого избежать. Я не хочу унижать Шурика. Плохо ли хорошо, но мы прожили с ним три года. И он… прекрасно ко мне относился. Он ведь нормальный в общем, мужик. У него всего один недостаток: он любит всех женщин мира, включая меня. А я не хочу быть «включением», я хочу быть исключением, понимаешь?

– Ну и как ты избежишь? Сбежишь что ли куда?

– А что, и сбегу! Надо только, чтобы Ванечка дал мне отпуск. Ну, ничего, даст, он обещал загладить вину, вот и загладит.

– Так-так-так, подруга, а поподробнее.

– Завтра я уезжаю в Прагу!

– В Прагу? Какую Прагу?

– Поеду к… Чеху! Мне кажется, он там есть, настоящий, натуральный Чех! И он – ждёт меня!

– У тебя в Праге… Чех? Таша, какой Чех, ты меня не пугай, может у тебя жар? Ты же никогда там не была.

– Была!

Через полчаса-час увлекательной сказки, которую Людок слушала, как маленькая девочка, подперев щёку и чуть приоткрыв рот, Таша подвела черту:

– Да, я придумала его. У нас с ним идеальная любовь, большая, чистая, верная, какой не бывает!

– Почему не бывает? У нас с Матвеем, например…

Людок изменила позу и уверенно взялась за бутылочку с винцом:

– А давай-ка по ещё.

– Люда, милая, сейчас мне хуже, чем тебе, дослушай меня. Может я сошла с ума, но мне кажется, что, если я приеду в Прагу, найду таверну, в которой я танцевала… у неё особая примета, понимаешь: дворик и огромное Розовое Дерево, под ним прохладно. Может и нет там ничего такого, но я как наяву вижу. И, если я это всё найду, тогда и его, Чеха этого, найду, потому что одно без другого быть не может!

– А если не найдёшь?

– Ну что ж, тогда просто поживу в Праге. Там центр красивый. Зайду в Тынский храм. Мы с Чехом там были, правда в храм не зашли.

– Ну, подруга, ты даёшь.

– Да не волнуйся ты так. Просто мне надо опередить Шурика, чтобы он не успел сделать мне предложение. Я ведь не смогу отказать. А он… ему тоже надо дать время передумать. Всё, я пошла заказывать билеты и звонить Линычу, или нет, Лидии Акимовне будет достаточно, а она уже Ванечке передаст.

Как только за Ташей захлопнулась дверь, Людок схватилась за телефон. Надо срочно посоветоваться с Матвеем! Она знала свою подругу, видела её одухотворённое лицо.