Текст книги "Праздничный коридор. Книга 2"

Праздничный коридор
Книга 2
Валентина Ильянкова
Александр Михайлович Коренюгин

© Валентина Ильянкова, 2017

© Александр Михайлович Коренюгин, 2017

ISBN 978-5-4485-4647-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

© В. М. Ильянкова,

А. М. Коренюгин

©Праздничный коридор

2012—2017

«… Я сама создам праздничный коридор моей жизни. И сама решу, в какой из небесных миров он меня поведет…»

Предисловие

Петрович открыл глаза, посмотрел в сторону окна – тусклым светом горел уличный фонарь, а молоденький серпик луны, укутанный в нежное перламутровое облачко, только появился в правом углу окна. Значит, была глубокая ночь.

Зима в этом году никак не наступала. Декабрь и январь прошли в тоскливой осенней слякоти и сырости. Даже, вопреки погодной традиции, на новый год шел дождь.

И вот только сейчас, в середине февраля, наступила настоящая зима. На подхваченную морозом землю лег снег, сразу толстым и пушистым слоем. В дни дежурств, ранним утром, Петрович брал большую деревянную лопату и расчищал школьный двор от выпавшего за ночь снега. Для него это была физическая зарядка, прекрасное начало дня. Школьная дворничиха не отличалась расторопностью и бывали дни, когда к приходу детей пешеходные дорожки не были очищены от снега, а имелся еще и внутренний двор школы, где велись снежные войны, катания, гуляния и прочие детские радости, вмещенные в школьную переменку.

Окно школьной вахтерки посветлело и, как будто, подсветилось мерцающим неоновым светом. Пошел снег, крупные снежинки без суеты и толкотни неспешно опускались с неба на землю.

Петрович оделся и через пустое, гулкое фойе школы вышел на улицу. Постоял на крыльце школы, вынул из кармана куртки пачку сигарет и закурил. На улице было холодно – градусов около тридцати в минусе, стоять на одном месте с сигаретой: удовольствие не из приятных.

Петрович сошел с крыльца и быстрым, спортивным шагом направился в школьный двор. Четыре полных круга вокруг школы – его обычная ночная разминка.

После такой разминки и с лопатой работалось легко.

В дальнем углу школьного двора на белом снегу темнел какой-то громоздкий предмет.

– Потерянная детская куртка, – решил Петрович, – нужно поднять и положить в сторожку, – вчера была суббота, выходной день, детишки, наверное, в снежки играть прибегали в школьный двор. Завтра владелец наверняка отыщется.

Через утоптанный детскими ногами школьный двор он подошел к темному предмету. Наклонился и похолодел: это был человек.

Темная дубленка, юбка, небольшие сапоги. Женщина свернулась калачиком, как будто у себя дома прилегла на кровать отдохнуть. Петрович отвел с ее лица густую завесу волос, запорошенных снегом, и дотронулся до лица. Женщина открыла глаза, и слабая улыбка тронула ее губы. Смотрела она мимо Петровича, в какие-то, только ей ведомые дали и, видимо, не понимала – где она, и что с ней происходит. Но главное – она была жива.

Петрович снял с себя куртку, укрыл женщине ноги и, суматошно и невпопад, вздрагивающими то ли от холода, то ли от нервного озноба руками стал нажимать клавиши мобильного телефона.

Он вызвал скорую помощь и, секунду подумав, милицию. Затем наклонился над женщиной и стал растирать ей руки и ноги. Женщина никак не реагировала на его усилия – ее тело оставалось тряпичным, безжизненным и холодным. Живым было только лицо – с широко открытыми, немигающими глазами, смотрящими в небо и слабой, чуть заметной улыбкой на ярких, накрашенных губах.

– Давай, возвращайся, – просил ее Петрович, – наверняка, у тебя есть друзья, дети или муж. Ведь тебя где-то ждут, сделай усилие, посмотри на меня.

Петрович читал в какой-то книге, что если с умирающим человеком разговаривать, то можно вернуть его с небесной дороги, на которую он уже ступил. Но, маленькая, лежащая перед ним женщина, его не слышала, ответной реакции на его слова не было.

Скорая помощь приехала минут через десять после его звонка, следом за ней сразу же подъехала милиция.

– Ну, показывайте где Ваш подснежник, – первым к женщине направился рослый старлей, – она не пьяная?

Милиционер расстегнул дубленку и отвернул воротник вязаного жакетика – на шее тускло блеснула цепочка с крестиком, расстегнул замочек и опустил цепочку в полиэтиленовый пакетик. Туда же отправились небольшие сережки, вынутые из мочек ушей. В карманах дубленки нашлись какие-то бумажки.

Первой со школьного двора, завывая, выскочила скорая помощь. Петрович облегченно вздохнул: «обязательно успеют спасти. Только бы она сама не сопротивлялась, очень отрешенное у нее было лицо, когда ее укладывали на носилки».

– А теперь осмотрим все вокруг, – милиция не торопилась уезжать, – возможно, найдем что-нибудь интересненькое.

И действительно нашли: на расстоянии около метра от того места, где лежала женщина, из снега была извлечена пустая водочная бутылка.

– Это что, она выпила в одиночку целую бутылку водки или у нее был собутыльник? – изумился милиционер, – Тогда почему бросил ее здесь замерзать?

Среди найденных в карманах бумажек был обнаружен, выполненный два дня назад анализ крови. Милиционер с амбулаторной бумажкой сел в машину и внимательно ее рассмотрел.

Выйдя из машины, он сообщил:

– Если анализ крови принадлежит этой пьяненькой дамочке, то живет она здесь недалеко, по улице…

Петрович понял, почему лицо женщины ему кого-то напоминало: она была его соседкой по подъезду. Соседские отношения у них ограничивались вежливым «здравствуйте» при случайных встречах, вот и не признал сразу.

– Ваша фамилия, имя, отчество, – старший лейтенант обращался к нему.

– Иванченко Николай Петрович, военный пенсионер, временно работаю школьным сторожем.

Петрович подписал милицейские протоколы и снова остался один. Уже серело утро, спать он больше не хотел, более того, чувствовал, что бессонница ему обеспечена на многие ночи. Перед глазами стояла соседка, но не та, которую он нашел сегодняшней ночью на школьном дворе, а невысокая, худенькая женщина с копной ухоженных волос и шлейфом дорогих духов, сбегающая по лестнице их общего подъезда. Что он еще знал про эту женщину? Похоже, что ничего. Дом, в котором жил Петрович, находился напротив школы, через дорогу. Что же привело молодую, ухоженную женщину в глухой школьный двор одну, ночью в выходной день?

– Завтра с утра нужно зайти к ней домой, скорее всего, она живет не одна, и кто-то с ума сходит от неизвестности, – подумал Петрович, – К утру, может, уже из больницы позвонят, и все прояснится, ведь старлей записал ее адрес. Да и увозили женщину живой и есть надежда, что спасут, а я после смены забегу домой, выпью кофе и съезжу к ней в больницу. Ну, а если она погибла?

Петрович поежился. На выступающего в качестве траурного вестника человека ложится тяжелейшая моральная ответственность, и правильно сделать это может не каждый. Ему дважды приходилось сообщать матерям о том, что их сыновья погибли, выполняя священный долг перед Отечеством. Правда, он и сам не понимал, какой и чей долг они возвращали в Афганистане, за какие идеалы там гибли солдаты, но матерей он, как мог, так и убеждал, что ее сын погиб не просто в бессмысленной мясорубке, а геройски выполняя свой долг перед Родиной.

А вот если соседка погибла, то эту трагедию объяснить практически невозможно. В центре города, рядом с людьми, не избитая, не ограбленная – просто вовремя не оказали помощь.

– Пусть родственникам сообщают те, кому положено – милиция, врачи. А я не могу, и просто не имею права – принял окончательное решение Петрович и занялся обычными утренними делами – уборкой «дежурки» и расчисткой снега.

Во дворе своего дома он сразу же заметил милицейский «жигуленок». В подъезде, в ожидании вызванного лифта, топтался вчерашний знакомый старлей и еще один офицер.

– Ну, что, закончилась Ваша смена? – поинтересовался старлей, – а вот женщину врачи не смогли спасти. Умерла в лифте, когда поднимали в отделение реанимации больницы. Я уточнил адрес ее прописки, хочу пригласить родственников на опознание трупа. А Вы тоже живете в этом доме?

– Да. Я, когда Вы уехали, вспомнил, что иногда встречал ее в нашем подъезде. Она живет на восьмом этаже, – уточнил Петрович.

– Вы что-нибудь знаете о ней – с кем живет, какой образ жизни ведет? – продолжал допрашивать в лифте офицер, – Пила, вела аморальный образ жизни, скандалила?

– Не присматривался, а на скамеечках я не сижу, старушек не слушаю, – отрезал Петрович.

На самом деле он никогда не принимал участие в разборках частной жизни сослуживцев, соседей, окружающих людей.

– Соседка, как мне казалось, вполне достойный человек – всегда следила за своей внешностью, приличная, дорогая одежда и обувь, прическа, маникюр, запах хорошей косметики, – все-таки добавил Петрович.

Лифт остановился, Петрович поднялся на свой шестой этаж.

– А вот врачи предварительно заявили, что она была пьяна. Похоже, найденную бутылочку в одиночку выпила, поэтому и не смогла подняться.

Петрович ничего не ответил на замечание офицера и вышел из лифта. Пока доставал из кармана куртки ключи и открывал замок входной двери своей квартиры, услышал, как двумя этажами выше настойчиво затрещал звонок и громкий голос потребовал, – Откройте, милиция.

Так началось воскресное утро февральского, по-настоящему зимнего, солнечного дня.

Еще сегодня ночью Петрович планировал провести воскресный день в своей родной деревне. Под яблоньки, чтобы мыши не погрызли молодую кору, снега хотел подбросить и доски привезти.

А потом встретиться со своими бывшими одноклассниками – Иванечкой и Кулинкой, посидеть с ними на зимней рыбалке над лункой, в баньке попариться и побаловаться чарочкой «фабричной», под соленые огурчики и грибочки Анны Егоровны, Иванечкиной жены.

Вообще-то одноклассников звали Иваном и Колей, но в деревне редко кто остается без второго, народом данного имени, вот и Ивана с детства называли Иванечкой за малый рост и хилую фигуру, а Колю – Кулинкой, так как был сыном Кулины.

Уважаемых людей у них в деревне величали по отчеству, так Николай Петрович Иванченко стал Петровичем, особенно не возражал, привык и последнее время сам представлялся только своим отчеством.

Но сейчас навалилась какая-то усталость, ушла и растаяла радость от предстоящей поездки в деревню. Нелепая ночная смерть молодой, красивой женщины совсем не вписывалась в сияющее морозное утро. Накатились мысли о бренности всего земного, о ненужной суете и постыдном накопительстве.

– А накопительство ли это – посадить дерево и построить дом? – убеждал себя Петрович, но в деревню все-таки не поехал, а выпил таблетку аспирина и улегся на диван с газетой.

В ближайшем будущем его ожидали три свободные от дежурств дня. Можно все успеть – поработать в гараже, старенькую свою обожаемую «копейку» помыть, смазать все ее детальки, отполировать до сияющего блеска вишневый кузов и, если улучшится настроение, то и в деревню съездить.

В средней школе, построенной еще во времена Союза советских республик, он работал третий год ночным сторожем. Да и не работа это была вовсе, а возможность общения с детьми, преподавателями и своеобразная связь с внешним миром.

В отставку он вышел несколько лет назад в звании полковника, приехал на постоянное место жительства в Горевск, город, о котором мечтал в долгие годы своих мытарств по военным гарнизонам.

В заброшенной деревеньке под Горевском когда-то он жил вместе с родителями и старшим братом. Деревенька раскинулась вдоль небольшой, резвой речушки, берега которой сплошь заросли кустами калины и черной смородины. Летом, когда вызревала черная смородина, деревенская ребятня дневала и ночевала на речке. Особенно вкусные ягоды были на кустах, которые почти висели над рекой, и чтобы достать тяжелые, блестящие гроздья смородины приходилось заходить в речку, собирать их стоя по пояс в воде, и тут же отправлять в рот.

А потом, к осени, берег начинал алеть калиной. И снова работа для детей – собирать калину его с братом посылала мать, которая из калины пекла вкуснейшие пироги да пирожки, а зимой, когда корова была «в декретном отпуске» и молока не было, на столе постоянно стоял жбан с калиновым морсом или грибом. Запах калины из русской печки сохранился в его памяти, как самое сладкое и светлое воспоминание счастливого детства.

С другой стороны, их деревня огородами примыкала к лесу. Чистый, светлый сосновый бор кормил и поил не только сельчан, но и всю их многочисленную городскую родню. За грибами и за ягодами ездили в лес целыми семьями. Запрягал отец в телегу лошадку, забрасывали туда многочисленные корзины, ставили большую банку с березовым квасом и небольшую кошелку с хлебом и салом. Вот и все сборы. В урожайные годы грибы сушились везде – на лежанке, в бане, а под стрехой сарая на шестках висели вязки с тугими боровичками.

Он мечтал после выхода на пенсию обосноваться в небольшом Горевске, ездить в свою деревню и жить неделями в родительском доме. Правда, там его уже никто не ждал – родители умерли, а старший брат давно живет отдельной, самостоятельной жизнью, где-то в Казахстане. У брата дружная семья – жена, взрослые сын и дочь, а вот ему, Петровичу, бог не дал ни верной жены, из тех женщин, что служат вместе со своими военными мужьями и переезжают из гарнизона в гарнизон, запаковав нехитрый скарб в картонные коробки, ни детей.

Родительский деревенский домик без присмотра осел на один угол, обветшал. Старый шифер на крыше пророс мхом странного, оливкового цвета. Дубовую оконную осаду вынули, видимо, местные дачники на какие-то свои нужды. Русская печь осела вместе с домом, дымоход висел самостоятельно под потолком. Посаженные когда-то дедом в саду яблони и груши засохли, возможно, вымерзли в какую-то суровую зиму, а может от тоски по людскому вниманию. В далекие детские годы осенью сад золотился от яблочно-грушевого изобилия. Яблоки и груши снимали и укладывали в ящики, а упавшие на землю – собирали в небольшие бурты и подкармливали деревенский скот. В первый свой приезд в деревню Петрович долго стоял на пепелище своего детства и думал, что проще – снести все постройки и построить новый домик или ремонтировать то, что осталось. Тогда он твердо решил – отремонтировать и восстановить именно родительский дом. Иначе, зачем было приезжать? Строить новый дом можно и поближе к городу, благо свободных дачных участков было в изобилии.

Но новый участок, это значит все новое, чужое.

Не будет его речки с бобровыми хатками, леса, который он в былые годы исходил вдоль и поперек и до настоящего времени помнил все деревья, под которыми растут заветные боровики, самые урожайные на опята старые просеки и делянки, тайное болотное озерцо с клюквой и брусникой в мягком, шелковом мху. Нет, свою жизнь он будет доживать здесь, на своей малой родине, в тиши и благодати родительского дома.

Так появились у Петровича бытовые заботы, о которых он раньше знал только понаслышке. Во времена военной службы его быт был определен казарменным уставом, подменным жильем и казенной мебелью. В Горевске он купил однокомнатную квартиру в кирпичном доме с невысокими потолками и небольшой кухней. Без особых изысков, с помощью наемной бригады в квартире был выполнен косметический ремонт, куплена привычного казарменного стиля мебель и Петрович занялся своим сельским, деревянным домом.

Дом подняли домкратами и подвели новый фундамент, выкорчевали засохшие фруктовые деревья. Прошлой осенью Петрович посадил маленькие нежные саженцы, на зиму укутал их еловым лапником и в нынешние, свободные от ночного дежурства дни собирался наведаться в деревню, навестить молодняк. Да и доски для шалевки дома уже можно было забрать из колхозной лесопилки и перевезти в деревню. Петрович даже с колхозным трактористом договорился, и тот обещал выкроить часок и перевезти доски.

Но после пережитого потрясения его планы изменились. Он твердо решил, что никуда не поедет, полежит немного, отдохнет от всего, что произошло ночью и поднимется на восьмой этаж – возможно, там нуждаются в его помощи. Соседи все-таки.

Глава 1

Развал социалистического общенародного государства – СССР – поверг в шоковое состояние Проминвестбанк.

В плановой финансовой системе сверхдержавы банк исполнял роль финансового агента в промышленность страны. Все было четко и понятно – на счета банка под плановые инвестиции в развитие промышленности поступали государственные бюджетные средства, за счет которых расширялась, модернизировалась и ремонтировалась советская промышленность.

Банк получал от государства денежные средства, а далее осуществлял мониторинг их целевого использования кредиторами. Работала отлаженная и апробированная годами стройная система капитальных вложений в народное хозяйство.

Проминвестбанк имел свои филиалы и отделения во всех городах союза. Сеть взаимосвязанных между собой промышленных предприятий и счетов банка работала, как кровеносная система живого существа – без сбоев и заторов перемещались по ней финансовые денежные потоки между всеми участниками производственного цикла.

И вот все рухнуло.

Получившие независимость республики, входившие в состав СССР, разрубили банковские артерии по границам своих, вновь созданных государств. Проминвестбанк, как перезревшая тыква под ударом молотка, лопнул и раскололся на множество неравных частей.

Каждый новый кусочек Проминвестбанка был наделен небольшим уставным капиталом и основными средствами, расположенными на его территории. О резервных фондах не могло быть и речи – все претензии кредиторов приняла на себя генеральная дирекция Проминвестбанка, там же остались резервные фонды. Это было вполне справедливое решение, так, как кредиторская задолженность банка намного превышала размер резервных фондов.

Вновь реанимированные каждой республикой Проминвестбанки практически полностью утратили ликвидность и были на грани банкротства.

Полученная от политиков свобода началась экономическим кризисом и борьбой за власть. В промышленность приходили внутренние инвесторы и за бесценок скупали износившиеся основные фонды. Самые предприимчивые и нахрапистые новые капиталисты доводили предприятие до банкротства и затем получали его даром.

Мудрый Анцев, осторожный в поступках и словах, наблюдавший агонию промышленности через призму пустых банковских счетов, говорил, что пришло время для развития частного бизнеса. Он был убежден, что работать нужно только личным капиталом и собственной головой.

Наступило тяжелое время, которое каждому в недалеком будущем определит свое место в жизни.

Но самое главное – снова-таки рассуждал Анцев, – нельзя посягать на государственное имущество, государственные предприятия должны остаться в государственном ведомстве. Он с опаской относился к незаконным банкротствам и приватизации государственного имущества, которые могут в конечном итоге завершиться для их участников уголовными делами.

Анцев верил, что в скором будущем к власти в стране обязательно придут политики и хозяйственники, которым небезразлична судьба Родины и своего народа. Они-то и потребуют вернуть похищенные ценности. И все, что ты уже успел вложить в предприятие – труды, деньги, планы на будущее, будет безвозвратно утеряно.

Горевский химкомбинат быстро потерял своих партнеров за пределами Лабении. Чтобы как-то кормить оставшийся рабочий коллектив комбинат работал небольшими объемами только на внутренний рынок.

Чарышев и Анцев продали принадлежащую им часть доли в уставном фонде химкомбината, деньги вложили в создание и запуск нового предприятия химической промышленности.

Чарышев смог привлечь в их предприятие частный капитал друзей-сибиряков, которые стали одновременно и деловыми партнерами нового предприятия, так как сами возглавляли крупные промышленные предприятия.

Все они в свое время были клиентами Проминвестбанка и сейчас охотно согласились с предложением Анцева создать для обслуживания своих предприятий банк с частным капиталом.

Анцев продолжал работу в Проминвестбанке, но уже приглашенные им специалисты подготовили учредительные документы для регистрации нового банка и получения лицензии на все виды банковской деятельности.

Анцев выкупил у городских властей старое, пустующее здание, расположенное в тихой деловой части Москвы, в переулке Звездочет, дом 5, реконструировал его под центральный офис банка. Частный банк акционеры назвали «Капитал К», что означало капитал компании деловых людей. Вскоре банк «Капитал К» был зарегистрирован, и приступил к обслуживанию первых клиентов.

В ближайшем будущем Анцев планировал развитие филиальной сети, что особой сложности не представляло. В городах повсеместно, как грибы после теплого дождя, стали появляться пустующие здания обанкротившихся предприятий, которые можно было выкупить по бросовым ценам.

Источник для приобретения недвижимости у банка уже был. Предприятия, которые перешли на обслуживание в банк «Капитал К» постоянно имели свободные денежные средства на расчетных счетах, что давало возможность банку зарабатывать дополнительный доход на банковских торгах денежными средствами, депозитах и кредитах.

В Лабении стабилизация банковского процесса в бывшей филиальной сети Проминвестбанка происходила гораздо сложнее.

Республиканский Проминвестбанк, расположенный в Лабинске получил от руководства республики и национального Банка право на самоопределение формы собственности и структуры уставного капитала. За неполный год от момента государственной регистрации Лабинского Проминвестбанка, как субъекта хозяйствования, банк поменял уже несколько видов форм собственности. Как, и с чего правильно начинать восстановление деятельности банка, никто не знал.

Формы собственности менялись на бумаге, но от этого сумма денежных средств на корсчете банка не увеличивалась. Клиенты банка ожидали возобновление кредитования, без которого уже начали останавливаться производственные мощности промышленных предприятий. Но денег у банка не было. Республиканский бюджет был также пуст.

Специалисты центрального офиса надеялись, что областные филиалы в свободном плавании быстрее получат моральную и материальную поддержку от своих клиентов – промышленных и строительных предприятий области, которые могли рассматриваться в качестве потенциальных банковских акционеров.

Тогда даже была разработана некая стратегия развития, согласно которой только после пополнения акционерами уставного капитала областных филиалов, Проминвестбанк предусматривал консолидацию своей сети в единое юридическое лицо.

Горевский областной филиал Проминвестбанка в свою очередь получил от республиканской дирекции банка временную генеральную доверенность на самоуправление в качестве юридического лица и приступил к эмиссии акций банка.

Первый выпуск акций, как первый блин – комом. Неграмотно и экономически неэффективно.

В банке отсутствовали внутренние нормативы по акционированию и профессионалы по ценным бумагам. Кроме того, клиенты банка, у которых сохранилась наработанная прибыль, не видели свои интересы в инвестировании средств в акции банка.

В результате Банк не смог реализовать акции первого выпуска, и было принято силовое решение о выкупе акций работниками филиала. Служащие банка не получили очередную заработную плату за текущий месяц, их заработная плата устным распоряжением Авдея была направлена в уставный фонд банка.

Начальник филиала, бывший партийный идеолог, так и не понял, что наступило время кардинально менять стиль, наработанные методы управления предприятием и коллективом. За время работы в партийных органах он привык к неукоснительному исполнению своих распоряжений руководителями всех рангов.

Неудачу с размещением первой эмиссии акций начальник филиала самокритично расценил, как личные упущения в работе с клиентами. Ситуацию с продажей акций следовало как-то переломить, и Авдей решил провести ряд дружеских встреч с руководителями предприятий-клиентов банка.

В банке начались ежедневные «теплые» встречи с клиентами, руководители которых принимали приглашения посетить банк для обсуждения текущих вопросов, но подписываться на акции не торопились.

Результат от проведенных встреч остался нулевым. Главного бухгалтера филиала Ступину материальные результаты деловых встреч начальника с клиентами повергли в шоковое состояние. Она с ужасом представляла состав отчета по представительским расходам филиала за текущий период.

Смета на проведение встреч с клиентами превзошла по сумме ее самые мрачные ожидания.

Софья Анатольевна долго всматривалась в итоговые суммы сметы, которую ей предоставила Золотарева, а затем решительно отправилась выяснять отношения с Авдеем.

Когда она вошла в кабинет Авдея, он разговаривал по телефону. Ступина, не ожидая приглашения, уселась на стул, вслушалась в телефонный разговор. Эдвард Станиславович, скорее всего, отчитывался перед генеральным директором банка за результаты подписки на собственные акции.

– Не знаю, что еще можно предпринять по этой подписке, – сказал Авдей, попрощавшись с директором банка, – скоро истекает срок перерегистрации банка, и директор мне пообещал, что уволит меня с работы, как не справившегося с исполнением собственных обязанностей. Вы давно здесь работаете, Софья Анатольевна, хорошо знакомы с клиентурой. Может, Вы мне что-то посоветуете, или окажете помощь в работе с клиентами?

– Клиентуру я, конечно, знаю. Но не того состава, который нужен при проведении подписки. На предприятиях все решают первые лица руководства и финансисты. А я работаю с главными бухгалтерами. Я думаю, что Вы изначально выбрали неправильную тактику. Нужно в первую очередь создать отраслевой отдел по ценным бумагам, укомплектовать его самыми творческими, активными и грамотными специалистами. Потом будет с кого спросить.

– Где мы с Вами найдем этих творческих людей? Я в своем коллективе вижу простых исполнителей.

– Творческие и активные специалисты у нас имеются, только некоторые из них сейчас в декретном отпуске. А если конкретно, то я имею в виду Зою Чарышеву. У нее голова, как безупречно работающий компьютер, там найдется ответ на любой вопрос. Она умна, осторожна и деликатна в общении с людьми. Во времена Анцева Зоя Чарышева работала как представитель банка только с первыми лицами клиентов.

– Так, так, так, – заинтересовался Авдей, – продолжайте.

– Хорошо, – согласилась Ступина, – ее участок работы с клиентами в те времена был не простой и, надо прямо сказать, неоднозначный. Но от руководителей предприятий на нее не поступило ни одной жалобы или нарекания! Кроме того, не забывайте про авторитет ее семьи в директорском корпусе области. Ее отец очень уважаемый человек среди своих коллег. Ее мужа до настоящего времени вспоминают добрым словом все директора предприятий. Настало время ей отдать долги банку. Вы, наверное, не знаете, что за счет средств банка она получила сначала среднее специальное, а затем высшее образование. Вызывайте ее на работу.

– А каким образом можно это сделать? – совсем оживился Авдей.

– Если захотеть, то все можно сделать, – ответила Ступина, – конечно, Чарышев и Анцев будут против того, чтобы она прервала отпуск по уходу за ребенком. Но она сама человек очень обязательный – если к ней обратиться с просьбой и намекнуть, что долги нужно возвращать, то я думаю, проблем не будет – она выйдет на работу.

– Очень дельный совет, – одобрил Авдей, – немедленно этим займусь. А Вы пока можете быть свободны.

– Я собственно пришла к Вам по другому вопросу, – уходить Ступина не спешила, – еще хочу Вам сказать, что никогда через застолья банки не решали свои проблемы с клиентами. Мне кажется, что так мы вскоре окончательно потеряем свой авторитет среди юридических лиц. Центральный офис, кроме недосказанных и достаточно противоречивых указаний и инструкций, нам ничем помочь не может. Они сами в этой ситуации выглядят слепыми котятами, потерявшими дорогу домой. Во всех письмах в структурные подразделения красной нитью идет одна и та же просьба – изучить, подумать вместе с заинтересованными отделами и дать свои предложения по дальнейшей работе. Так, что решать проблему перерегистрации филиала нам придется самостоятельно. Не думайте долго, создавайте специализированный отдел. Даже за счет численности других подразделений. Вот, скажите, Вы разве не сможете обойтись без своего помощника? Какие функции здесь исполняет Золотарева? Приготовить бутерброды и водку по стаканам разлить? Без нее справимся. Если подумать, то у нас в филиале еще подобные золотаревы найдутся. Сокращайте их немедленно, а за счет сокращения создавайте новую структуру.

Авдей прислушался к мнению своего главного бухгалтера, сократил должность помощника начальника. Но оставить Ингу без работы он не мог. Инга ушла на повышение и получила место управляющего городским отделением Проминвестбанка.

Инга получила должность, к которой давно стремилась. Диплом о высшем образовании каким-то странным образом она уже успела получить. Всем любопытным поясняла, что окончила коммерческий институт в Лабинске. Там, понятное дело, деньги решали все, даже досрочные экзамены за все курсы. Кроме всего, Инга усиленно анонсировала свою дружбу с Авдеем и близость с Киреевым. Все понимали, что это простой пиар, но ее начали откровенно бояться. Правда, она сама считала, что это только начало ее популярности и карьерного роста.

Инга изменилась и внешне. Неприятный запах ее тела сменил аромат дорогих духов. Ноги стилисты прикрыли длинными юбками, изменили стрижку. Ежедневные застолья пошли ей на пользу – формы тела и лицо округлились, а длинный носик перестал напоминать тонкий птичий клюв. Она заканчивала строительство своего загородного дома, а пока жила вместе с Савелием в малогабаритной квартире, где через тонкую перегородку в тесной комнатенке продолжала ютиться Оксана. Официальный муж Инги – Сергей, сам воспитывал двоих детей, материальную помощь брошенной семье Инга не оказывала.

Отдел ценных бумаг в областном филиале Проминвестбанка Авдей создал, но все должности оставил там вакантными – это был подарок Зое Чарышевой. Эдвард Станиславович был неплохим организатором и дипломатом, но банковский производственник из него пока не состоялся, поэтому он не стал гадать на ромашках, какие должности необходимо ввести в специализированный отдел. В ближайший выходной день он планировал навестить Чарышевых в их загородном доме. Зое Николаевне он уже позвонил, она согласилась на домашнюю встречу.

Зося догадывалась о цели визита своего начальника – Ванечка ей часто рассказывал о ступоре, в котором оказался филиал. Все, что в последний год происходило в Проминвестбанке, ее волновало не меньше, чем работающих коллег. Это был ее банк, в котором она, одинокий ребенок, нашла поддержку и помощь от солидных, взрослых, и тогда, совершенно чужих людей.