Текст книги "100 знаменитых людей Украины"

Заньковецкая Мария Константиновна
Настоящее имя – Адасовская Мария Константиновна
(род. в 1854 г. – ум. в 1934 г.)

Знаменитая театральная актриса трагедийного, комедийного и музыкального жанров. Первая народная артистка УССР (1923 г.). Исполнительница ролей более чем в 70 спектаклях. Одна из создательниц украинского профессионального театра: первого украинского стационарного театра (1906 г.) и Народного театра в Киеве (1918 г.). Возглавляла Народный театр в Нежине.

«"Украинская сцена – это я", – может сказать о себе артистка, и в этих словах не будет даже законной доли прикрасы… В широком значении Заньковецкая – выдающаяся актриса своего времени, достойная занять почетное место на скрижалях европейского театра. Да, это она и только она единственный и истинный автор вереницы кротких и страстных образов, которые она вызвала к жизни силою своего таланта, она, Заньковецкая…» – так писал некий И.А. К. в статье, помещенной в черниговской газете. Глядя на ее игру, люди плакали и смеялись, и никто не мог подумать, что эта актриса не имела профессионального образования, что ради театра она пожертвовала семьей и положением в обществе.

Машенька родилась 4 августа 1854 г. в дворянской семье обедневших помещиков Адасовских, которые вели свою родословную от XVII в. Поместье около села Заньки, 25 крепостных крестьян да усадьба в Нежине (Черниговская обл.) – вот и все, чем владел ее отец, Константин Константинович. Он вынужденно сочетал жизнь помещика с гражданской службой уездного судьи, ибо доходов от имения не хватало для содержания большой семьи. Жена Мария Васильевна родила ему троих сыновей и четырех дочерей (две умерли в младенчестве), но «мизинчик» Манечка была самой любимой. К маленькой девочке была приставлена старая няня, которая стала для нее неисчерпаемым кладезем народного богатства: украинских песен, сказок, легенд. От отца Маша унаследовала любовь к пению. Адасовский обладал хорошим баритоном и был хормейстером своего хора крепостных, который «разучивал концерты и исполнял их в деревенской церкви» и на домашних праздниках. Друг семьи Н. Лазурский вспоминал: «Стоит, бывало, Маня, вся в белом, рядом с отцом и заливается, поет. Крестьяне плакали от умиления и говорили: "Старый барин поет, но а что уж Манечка – истинно ангел слетел к нам и поет, словно на небе!"»

Но ни о какой артистической карьере для своей дочери дворянин Адасовский и слышать не хотел. Маша училась в частном пансионе в Чернигове, где преподавание, особенно гуманитарное, велось на высоком уровне. По ее собственным признаниям, решающее воздействие на ее умственное и моральное развитие оказал учитель словесности и украинский поэт Н.А. Вербицкий. Он привил ей любовь к родному языку и к творчеству Т. Шевченко. С его именем связан и ее первый сценический дебют. В артистической одаренности девочки не сомневался никто. Учитель танцев считал, что она прирожденная балерина, а преподавательница пения среди всех выделяла ее изумительное меццо-сопрано и пророчила оперную карьеру. А Маша больше всего любила импровизировать, разыгрывать «спектакли без пьес».

Но происхождение обрекало 16-летнюю панночку блистать только в любительских домашних спектаклях – «Беда от нежного сердца», «Дочь русского актера», «Наталка Полтавка». Красавица с замечательной кожей, пушистыми темными волосами, из глаз которой «целыми снопами лился внутренний свет духовной одаренности», имела много поклонников, но сердце ее было немо. Тем не менее, в мае 1877 г. девушка обвенчалась с молодым артиллерийским офицером Хлыстовым, который «сочувствовал» ее мечтам об учебе в консерватории. Но после свадьбы он ясно дал понять Марии, что «назначение женщины – быть хорошей женой, хозяйкой и матерью, а не думать о консерватории и театрах». Ей предстояло жить с человеком, жестоко обманувшим ее в лучших надеждах. Единственной отдушиной Марии оставались любительские спектакли в военном гарнизоне в захолустной крепости Бендеры в Бессарабии. Здесь же она познакомилась с красивым офицером Николаем Карповичем Садовским (из славного театрального рода Тобилевичей). Он-то в шутку после одного особенно удачного спектакля и вытребовал у Хлыстова расписку с обязательством отпустить жену на сцену, причем украинского театра. При всеобщем гонении на украинскую культуру тот и не подозревал, что его жене представится такая возможность, и даже после перевода в финляндскую крепость Свеаборг позволил ей посещать уроки пения в Гельсингфорском отделении Петербургской консерватории. Профессор И.В. Гржимали был в восторге от своей ученицы, а директор местного оперного театра предложил ей ангажемент. Но муж так же, как и ранее отец, оставался неумолим.

Садовский не забыл колоссального впечатления от игры Марии, и весной 1882 г. она получила приглашение вступить в украинскую труппу, которую возглавлял М.Л. Кропивницкий. «Я больше не могла бороться со своей любовью и, порвав со всеми своими, поступила на сцену». Дворянку поначалу в труппе встретили не очень приветливо. Кочевая жизнь актеров и театральный мир были чужды ее воспитанию и привычкам. Тем не менее почти сразу Мария Константиновна заняла в труппе главенствующее место. В трагедии и комедии, в оперных партиях и народных песнях, в танце она покоряла зрителей. Но на афишах стояла другая фамилия, не Адасовская и уж тем более не Хлыстова, а звонкая – Заньковецкая – по имени родного села. Муж, скрепя сердце, давал ей «отпускные» (большей частью благодаря вмешательству брата Евтихия, генерал-майора артиллерии), и она не имела права подписывать контракты. Но раз приняв решение остаться в театре, Заньковецкая уже никогда не покидала сцену, соединив свою судьбу с многотрудной судьбой первой профессиональной украинской труппы. Только в 1887 г. она добилась от Святейшего синода развода и официально вошла в труппу М. Кропивницкого.

К тому времени Заньковецкая была знаменита не только в Украине. Труппа гастролировала в Петербурге и в Москве, чтобы «засвидетельствовать, что жив еще 30-миллионный украинский народ». Царь четырежды посещал украинские спектакли и аплодировал Заньковецкой в «Наталке Полтавке», «Наймичке», «Черноморцах» и «Назаре Стодоле». Специально для актрисы Кропивницкий написал и поставил пьесы «Пока солнце взойдет, роса очи выест», «Мироед, или же Паук», «Две семьи», а М. Старицкий – «Цыганку Азу» и «Талан». Россияне имели больше возможности увидеть несравненную Заньковецкую, чем украинцы. С 1883 по 1888 г. украинской труппе было запрещено играть на большей части Украины, включая Киев, Полтаву, Чернигов, Волынь, но зато было разрешено гастролировать в Бессарабии, Одессе, Воронеже, на Дону и Кубани.

В репертуар актрисы входили ведущие роли более чем в 70 украинских и российских пьесах. «Чудесный талант ее чрезвычайно разнообразен, – писал корреспондент "Одесского Вестника", – в драме вызывает она ежевечерние истерические вопли зрителей, в комедии заставляет смеяться без меры, в оперетте не имеет себе равных – разнообразность женской актерской натуры такая, какой еще не было на малороссийских подмостках. Самой присущей этому таланту чертой является исполненный правды и естественности реализм». Карпенко-Карый, видя ее игру, плакал над своей «Наймичкой».

В многочисленных образах, созданных в пьесах Котляревского, Кропивницкого, Старицкого, Карпенко-Карого, Шевченко, актриса раскрывала духовное богатство украинской женщины, ее тяжкую долю, добрый, а иногда и крутой нрав, тонкий лиризм чувств и заливистое веселье. Имя Заньковецкой ставили рядом с именами Ермоловой, Федотовой, Стрепетовой, Савиной, Комиссаржевской, но чаще называли «украинской Дузе». Наиболее авторитетный критик того времени – А. Суворин, который, по словам Карпенко-Карого, «насмешливо относился и к малороссийской драме и к языку», утверждал: «Я прямо говорю: другой такой актрисы я никогда не видал. Я сравнил бы ее с Сарой Бернар, но эта актриса никогда меня не трогала, тогда как у г-жи Заньковецкой очень много чувства и нервности в игре… По нашему мнению, г-жа Заньковецкая феномен».

Мария Константиновна жила только работой. Ее личная жизнь, в общем-то, не сложилась. После развода она вернула себе девичью фамилию, но официально выйти замуж во второй раз не могла. Гражданский брак с талантливым артистом и партнером по сцене Николаем Карповичем Садовским первые годы был безоблачным. Ради любви Марии Константиновне пришлось вынести проклятие отца и изгнание из родного дома на три долгих года. На сцене эта пара представляла собой идеальный дуэт. Даже их вокальные данные были родственны друг другу – мягкое светлое меццо-сопрано Заньковецкой и бархатный теплый баритон Садовского. И все же соло вела Мария Константиновна, почему-то он больше любил себя в искусстве, а она любила искусство в себе. Особенно трудно было актрисе, когда конкурировавшие между собой украинские труппы М. Кропивницкого, М. Старицкого, Н. Садовского боролись за право «заполучить» Заньковецкую иногда не совсем честным путем (авторы-режиссеры запрещали ей играть свои пьесы в других труппах). Она же всегда оставалась актрисой – и в больших профессиональных труппах, и в маленьких любительских играла с огромной самоотдачей, часто «вывозя на себе» успех спектаклей.

И столичный зритель, и житель провинциального городка были счастливы «попасть на Заньковецкую» и соприкоснуться с пламенем ее возвышенного таланта. А бенефисы актрисы, по воспоминаниям свидетелей, были «зрелищем и величавым, и умиляющим, и хватающим за душу», это были «праздники искусства, одинаково близкого украинскому и русскому зрителю». Так, на 25-летие ее сценической деятельности от русской драматической труппы Соловцова актрисе зачитали адрес: «Приветствуем тебя, царица украинской сцены. Ярким блеском сияет корона славы твоей на челе вдохновенном твоем. Вся из жемчужин, светлых жемчужин слез, лившихся из очей властью чар твоих! Золотом смеха окована – смеха, который ты зажигала в сердцах, вся горя вдохновенным огнем. И алмазы сверкают на ней – алмазы восторга чистого перед творчеством волшебным твоим, царица искусства Украины».

Авторитет актрисы был настолько велик, что когда запрещали спектакли на украинском языке, отказывали в помещениях на время гастролей, руководители трупп слагали свои обязанности на хрупкие плечи Марии Константиновны. В круговерти непрестанных переездов она долгое время жила мечтой о стационарном театре. В 1907 г. Заньковецкая вместе с Садовским создали в Киеве первый постоянный театр на основе молодежной любительской труппы, которую она организовала в Нежине и Полтаве. Мария Константиновна была душой труппы, «Солнцем в сложной солнечной системе театра», но в 1909 г. с болью в душе вынуждена была уйти из него из-за обиды на Садовского. Достоинство женщины и человека взяло верх над актерским началом. В течение 6 лет она гастролировала с различными труппами, не примкнув ни к одной из них.

Здоровье таяло, возраст брал свое. В репертуаре актрисы оставалось все меньше ролей: «Я не обольщаюсь, я осознаю, что старею, я уже не играю многих молодых ролей», – ведь большинство из них были написаны для Заньковецкой, когда ей не было тридцати. Они были рассчитаны не только на ее талант, но и на ее молодость, голос, красоту. Ролей же «драматических старух» в репертуаре театра не было. Но когда в 58 лет на торжественном спектакле, посвященном памяти И. Котляревского, она вышла в роли Наталки, зрители не заметили ее возраста – настолько совершенным было мастерство исполнительницы.

После революции Заньковецкая активно участвовала в становлении нового украинского театра. Она возглавляла Народный театр в Нежине. Ей предлагали стать во главе открываемой в Одессе театральной школы, но Мария Константиновна отклонила это предложение, так как ее увлекала творческая работа с молодежью в театре. Затем актриса вместе с Саксаганским организовала Народный театр в Киеве, на базе которого в 1922 г. был создан Театр им. Заньковецкой (ныне Львовский украинский драматический театр им. М. Заньковецкой). Но каждый выход на сцену давался Марии Константиновне ценой напряженных усилий, которые, в свою очередь, подтачивали здоровье. Последней ее ролью стал образ Терпилихи в «Наталке Полтавке».

В последнее десятилетие ее жизни развивающийся туберкулез и болезнь глаз, перешедшая в почти полную слепоту, совсем отлучили актрису от сцены. Последний спектакль состоялся 15 декабря 1922 г. – это был 40-летний юбилей артистической деятельности Заньковецкой. Свое выступление она ограничила 4-м действием драмы Кропивницкого «Две семьи». Почти безмолвная роль потрясла зрителей неувядающей силой таланта и покоряющей правдой великого искусства. 12 января 1923 г. Марии Константиновне первой в республике было присвоено звание «Народной артистки УССР», а постановлением Совнаркома УССР было решено «театр, бывший Троицкий Народный Дом в Киеве, именовать впредь "Театром им. М.К. Заньковецкой"».

Сценическая деятельность осталась в прошлом. Только однажды, в 1923 г., она выступила как актриса на съемке фильма «Остап Бандура» в маленькой роли старушки-крестьянки (до этого в 1911 г. была экранизирована «Наталка Полтавка» с ее участием).

Последние годы Мария Константиновна жила в семье дочери своего брата Александра и всю свою нерастраченную любовь перенесла на ее детей. 4 октября 1934 г. Мария Константиновна Заньковецкая умерла во сне и была похоронена на Байковом кладбище в Киеве.

 
Минулося… невже минулось,
Просяяло i вiдцвiло?
Hi! У безсмертя обернулось
Те, що безсмертям i було.
(М. Рыльский «Мария Заньковецкая»)
 

Ильф Илья
Настоящее имя – Илья Арнольдович Файнзильберг
(род. в 1897 г. – ум. в 1937 г.)
Петров Евгений
Настоящее имя – Евгений Петрович Катаев
(род. в 1903 г. – ум. в 1942 г.)

Писатели, авторы «Двенадцати стульев» (1927 г.), «Золотого теленка» (1931 г.), «Одноэтажной Америки» (1935 г.) и многих сатирических фельетонов и рассказов.

Судьба творческого содружества Ильфа и Петрова весьма необычна. Они проработали вместе всего десять лет, но за это короткое время успели внести значительный вклад в мировую литературу, а созданные ими персонажи давно стали нарицательными. Вспомним Остапа Бендера, Паниковского, Кису Воробьянинова, Эллочку-людоедку… «Двенадцати стульям» уже больше 75 лет, но сегодня, как и в 20-е годы прошлого века, этот роман пользуется среди читателей широкой популярностью и заслуженной любовью.

По воспоминаниям авторов, их часто спрашивали: как это они пишут вдвоем? «Интересующимся можем указать на пример певцов, которые поют дуэты и чувствуют себя при этом отлично», – отшучивались в таких случаях писатели. Они охотно поддерживали иллюзию, что являются единым целым, – то подписывались как Ильфопетров, то сравнивали себя с братьями Гонкур: «Да, так и пишем вдвоем… Эдмон бегает по редакциям, а Жюль стережет рукопись, чтобы не украли знакомые». За шутками и анекдотами талантливые авторы всячески старались скрыть истинное, довольно прозаическое положение вещей: совместное написание книги – тяжелый труд. Любая строка, такая легкая и простая для читателя, стоила дорого. «Если бы я не боялся показаться банальным, – вспоминал впоследствии Евгений Петров, – я сказал бы, что мы писали кровью». А Ильф приводил свой пример: «Как мы пишем вдвоем? Вот как мы пишем вдвоем: "Был летний (зимний) день (вечер), когда молодой (уже немолодой) человек (-ая девушка) в светлой (темной) фетровой шляпе (шляпке) проходил (проезжала) по шумной (тихой) Мясницкой улице (Большой Ордынке)". Все-таки договориться можно».

И они каким-то чудом договаривались. Часто спорили, устраивали друг другу почти «супружеские сцены», бились над каждой фразой, считая, что если она пришла в голову им двоим, то может прийти любому, а значит, лежит близко, на поверхности, и надо искать дальше. Спустя несколько лет после написания «Двенадцати стульев» Петров вспоминал о совместной работе: «(Ильф говорил): "Женя, вы слишком уважаете, что вы написали. Вычеркните. Не бойтесь. Уверяю вас, от этого ничего страшного не произойдет. Вычеркните"». Петров действительно очень уважал написанное и буквально трясся над каждым словом. Рассудительный же Ильф считал, что все можно переписать и внести в текст любые изменения.

Один из современников вспоминал об авторах: «Внешнее представительство в содружестве как бы принадлежало Петрову. Это был человек широкой, открытой натуры. Он и роста был крупного, и говорил громко, и смеялся раскатисто, заразительно, весело. Он и рассказывать умел занятно и задорно. А Ильф всюду следовал за ним, высокий, худощавый, даже тощий, с узкой, впалой грудью, всегда молчаливый, сдержанный, с застенчивой улыбкой. Он редко высказывался на собраниях, на заседаниях редакции, словно предоставляя говорить за себя своему старшему товарищу. А на самом деле он был старше Петрова на шесть лет». Однако лидерство Петрова было всего лишь видимостью, на самом деле авторы были полностью равноправны. Интересен и тот факт, что, несмотря на их искреннюю дружбу и то, что за годы совместного творчества они стали почти единым организмом, встречаясь каждый день, писатели обращались друг к другу на «вы» и никогда не фамильярничали. В этом сказывалась их истинная интеллигентность, которая, в свою очередь, была следствием строгих рамок дореволюционного воспитания. Они могли открыто высмеять любое жизненное явление, но вместе с тем никогда не переходили черту – глубокое уважение к другому человеку было привито с пеленок.

В биографиях писателей было много общего, хотя существовали и явные различия.

Илья Ильф родился в 1897 г. в Одессе, в семье банковского служащего. В 1913 г. он окончил техническую школу и с тех пор последовательно работал в чертежном бюро, на телефонной станции, на авиационном заводе и даже на фабрике ручных гранат. После этого был статистиком, редактором юмористического журнала «Синдетикон», в котором писал стихи под женским псевдонимом, бухгалтером и членом Президиума Одесского союза поэтов. Подводя баланс своей деятельности, Ильф четко уяснил, что перевес оказался на стороне литературы, а не бухгалтерии, и в 1923 г. переехал в Москву, где стал литератором и работал в разных газетах и юмористических изданиях.

Евгений Петров также родился в Одессе, но на шесть лет позже Ильфа. В 1920 г. он окончил классическую гимназию и стал корреспондентом Украинского телеграфного агентства. В 18 лет он уже служил в уголовном розыске, в отделе борьбы с бандитизмом, свирепствовавшим на юге. «Где-то в степях Новороссии он гонялся на обывательских лошадях за бандитами, – скажет спустя полвека о своем брате известный писатель Валентин Катаев, – остатками разгромленной петлюровщины и махновщины». Об этом же периоде своей жизни Петров писал так: «Я считал, что жить мне осталось дня три-четыре, ну, максимум неделю…» Такой вид деятельности существенно обогатил его впечатления и сформировал четкую гражданскую позицию. Проработав несколько лет в угрозыске, Петров по настоянию брата приехал в Москву. Следует сказать, что Валентин Катаев сыграл знаменательную роль в судьбе не только Евгения, но и будущего творческого дуэта Ильф-Петров. Именно он подсказал друзьям сюжет «Двенадцати стульев».

В Москве Петров не только продолжил образование, но и занялся активной литературной деятельностью: работал в юмористических газетах и журналах, выпустил несколько книжек юмористических рассказов. Надо отметить, в Москве он не сразу встретил друга и соавтора. Дело в том, что в столице молодого советского государства появилось изрядное количество различных изданий: «Красный перец», «Гудок», «Крокодил», «Смехач» и другие. Сначала приятели работали в совершенно разных местах: Ильф трудился в «Гудке», а Петров – в «Красном перце», где был выпускающим. Только в 1925 г. Петров перешел в «Гудок», где наконец познакомился с Ильфом. Молодые люди, обладавшие поистине неистощимыми запасами смеха, оживляли своим задором самые серьезные отделы газеты. Будничная работа – ведение репортажей, написание коротких очерков, редактирование заметок – выходила у них легко, с литературным блеском. Особенно привлекал друзей жанр фельетона, ставший популярным в 1920-е гг.

При написании фельетонов Ильф и Петров часто прибегали к художественному обобщению – газетная работа давала обширный материал для творчества. В то время они много путешествовали, ездили в командировки и знакомились с жизнью во всех ее проявлениях. Из поездок друзья привозили не только массу впечатлений, но и толстые блокноты с конкретными фактами, а также множество планов и разработок.

Почти одновременно оба почувствовали, что газета становится для них слишком тесной. Все чаще молодые литераторы стали задумываться о создании романа, в который можно было бы вместить все свои наработки. Идея Валентина Катаева пришлась как нельзя кстати, и они со всем пылом молодости принялись за работу. Через некоторое время на свет появились «Двенадцати стульев» с главным героем Остапом Бендером. Интересно, что поначалу он был задуман как второстепенный персонаж. Однако постепенно великий комбинатор начал выпирать из заготовленных для него рамок. По словам писателей, через короткое время они уже не могли с ним сладить: «К концу романа мы обращались с ним как с живым человеком и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал почти в каждую главу».

Композиция романа предопределила его конец. Сюжет был исчерпан, когда Остап Бендер нашел последний стул. Авторы покончили со своим героем довольно жестоким способом: как известно, он был зарезан своим сообщником Кисой Воробьяниновым. Со смертью Бендера связан интересный случай. Дело в том, что авторы долго не могли прийти к единому мнению – умертвить Остапа или оставить в живых. Спор был решен жребием. Из сахарницы вынули бумажку, на которой был изображен череп и две куриные косточки. Но вскоре Ильф и Петров поняли, что совершили ошибку, – образ Бендера показался им незавершенным и требующим дальнейшего раскрытия. Поэтому писатели снова вернулись к своему герою – в 1931 г. вышел в свет «Золотой теленок», в котором и продолжились приключения неунывающего Остапа. Оба романа имели ошеломляющий успех и сразу прославили авторов, которые, впрочем, не остановились на достигнутом. С 1932 г. они стали активно сотрудничать с «Правдой», печатать в ней свои фельетоны: «Веселящаяся единица», «Безмятежная тумба», «Костяная нога», «Директивный бантик» и другие. Ильфу и Петрову удалось не только возродить классический жанр сатирического романа, но и создать новые жанры: фельетон-новеллу, фельетон-рассказ. Некоторые их фельетоны по литературному характеру близки к сказкам Щедрина. Они лаконичны, пронизаны юмором и дают до предела сжатый художественно-сатирический образ высмеиваемого явления.

В 1935 г. Ильф и Петров совершили путешествие в Америку. Очерки о поездке легли в основу книги «Одноэтажная Америка», в которой авторы рассказали о жизни среднего американца, а также ближе познакомили советского читателя с бытом небольших американских городков и поселков.

Без сомнения, этот творческий дуэт мог бы дать еще немало прекрасных произведений, но судьба распорядилась иначе – 13 апреля 1937 г. Ильф умер от туберкулеза. Смерть друга произвела на Петрова жуткое впечатление. На похоронах Ильфа он сказал: «Это и мои похороны».

Оставшись один, Петров продолжил писать и старался работать за двоих: писал киносценарии, статьи, очерки, вел значительную редакторскую и организаторскую работу в «Литературной газете» и в журнале «Огонек», собирал материалы для книги «Мой друг Ильф». Однако многие планы писателя не осуществились. Он пережил своего друга всего лишь на пять лет – в 1942 г. самолет, в котором Евгений Петров возвращался из осажденного Севастополя, был сбит.

Произведения Ильфа и Петрова не теряют своей актуальности и в наши дни. Современный читатель смеется над ними так же заразительно, как в свое время его дедушки и бабушки. В этом проявился замечательный талант писателей: ведь посмеявшись, каждый из нас о многом задумывается и пытается переосмыслить свою жизнь, изменить ее к лучшему.