Текст книги "Покорившие судьбу"

Она медленно обмахивалась кружевным веером, надеясь таким образом скрыть свое волнение от посторонних глаз. Эдвард обменивался любезностями со своими многочисленными знакомыми. Дамы улыбались и кокетливо приседали перед ним, с видимым ободрением оглядывая его атлетическую фигуру с широкими плечами и тонкой талией.

Мужчины крепко пожимали его руку; некоторые что-то шептали ему на ухо, и тогда до Джулии доносился его смех, обдавая волной неизъяснимого блаженства. Видимо, мужчины и женщины одинаково симпатизировали ему, что бывало в обществе нечасто.

Возможность хоть несколько мгновений смотреть на него без помех казалась Джулии драгоценным подарком судьбы. Однако вправе ли она положиться на него и поверить всем его обещаниям? Этого она не знала. Ее мысли и чувства так безнадежно перепутались, что она уже ничего не знала и не понимала.

– Джулия!

Голос, на сей раз более настойчивый, звал ее и требовал внимания, однако она и теперь не услышала его.

Любит ли она Эдварда? Конечно. Любит до безумия. Он целовал ее и ласкал так, что при одном воспоминании об этом ее бросало в дрожь. Он грезился ей во сне и наяву. У него было все, о чем она только могла мечтать, – кроме того единственного, что казалось ей сейчас нужнее всего. Рядом с ним ее желания вырастали вдруг до пугающих размеров и заслоняли все, а долг как будто не имел никакого значения. Раньше она не была такой.

То она начинала ненавидеть его за то, что он нарушил размеренное течение ее жизни; то ей мучительно хотелось, чтобы этот постылый, раз и навсегда заведенный порядок поскорее разбился вдребезги.

Она казалась сама себе натянутой струной, которую дергают, и щиплют, и терзают безжалостным смычком. Скоро, казалось ей, от нее ничего не останется.

И зачем только Эдвард приехал в Бат?

И все же больше всего на свете ей хотелось сейчас танцевать с ним, чтобы снова ощутить волшебство его прикосновений, – и целовать его.

– Джулия! – строго позвал ее голос. Она не слышала.

Смех Эдварда, донесшийся до нее, опять обдал ее горячей волной.

– Посмотри на меня! – шепнула она, и от веера, прижатого почти вплотную к губам, к ней вернулся слабый аромат чая. Эдвард, казалось, услышал ее, потому что в ту же секунду его взгляд начал блуждать по зале и перебегал с одного лица на другое, пока не отыскал Джулию. Отыскав, он выпрямился и тотчас словно бы оказался ближе к ней; серые глаза пронзили ее желанием и мольбой.

Она немного приоткрыла лицо, и кружевной край веера скользнул по ее губам. Эдвард улыбнулся ей в ответ. Гул в голове у Джулии усилился, в нем слышался вчерашний шепот Эдварда: «Джулия, я люблю тебя». Шепот любимого. Руки любимого. Внутри у нее все напряглось, голова закружилась, и сердце затрепетало пойманной птицей. Она захлопнула веер и опустила руку. Пусть он увидит ее всю, в бальном платье из розового шелка и легкого летящего тюля, с высоко перехваченной талией и низким декольте; пусть увидит, как вздымается от волнения ее грудь.

Он увидел. Она поняла это по тому, как потемнел вдруг его взгляд.

– Джулия! – послышался совсем рядом недовольный голос. – Джулия, вот лорд Питер, твой кавалер на следующий танец. Но ты, кажется, опять витаешь в облаках? Дитя мое, спустись-ка на землю, иначе его милость подумает о тебе Бог знает что! – Лорд Делабоул рассмеялся деланным смехом. – Ну же, где твой книксен?

Невозможно было отгораживаться далее от этого настойчивого голоса. Джулия со вздохом обернулась к отцу и к лорду Питеру. Но мысли ее в эту минуту были так переполнены Эдвардом, что она лишь скользнула по сыну маркиза равнодушным взглядом и весьма сдержанно протянула ему руку.

– Добрый вечер, сэр Питер, – машинально произнесла она. Оказывается, лорд Питер уже вернулся в Бат, а она этого даже не заметила. – Надеюсь, вы простите мою рассеянность?

Тут случилось нечто непредвиденное. Когда она присела перед ним, сэр Питер поднес ее руку к губам и поцеловал с неожиданной пылкостью.

Джулия не верила своим глазам! Наверняка скоро вся зала начнет обсуждать этот страстный поцелуй. Прежде он не позволял себе ничего подобного, все его поцелуи были обычными проявлениями любезности. Джулия не знала, радоваться ей или досадовать. С чего это он вдруг так осмелел? Неужто наконец решился сделать предложение? Теперь, когда она уже не хочет этого предложения, но все так же отчаянно ждет его, невзирая на поспешные заверения Эдварда?

Когда, выпрямившись, он шагнул еще ближе к ней и уверенно взял ее за руку, ей вдруг сделалось ужасно смешно.

Неделю назад от такого особенного знака внимания она бы воспарила до небес. Теперь же, глядя на своего поклонника, она видела вместо карих глаз серые, вместо светлых кудрей длинные черные пряди, а приветливое, доброжелательное лицо лорда Питера и вовсе расплывалось перед ее глазами, превращаясь в бесформенную маску.

Эдвард.

Джулия зажмурилась, пытаясь отогнать от себя его образ, но от этого назойливый гул в ушах стал как будто еще сильнее. Что за ветер, куда он ее влечет, зачем? – рассеянно думала она, выходя на контрданс под руку с лордом Питером. Зачем Эдвард приехал в Бат? Без него все было бы так просто и понятно. К тому же, судя по всему, лорд Питер получил родительское благословение.

* * *

– Ах вы юная плутовка! – Сэр Перран подмигнул Элизабет Вердель и игриво сжал ее руку. – Разве можно так наговаривать на собственную сестру? – Он произнес это как можно беспечнее, чтобы собеседница не заметила душившей его ярости. Ему пришлось даже задержать дыхание, чтобы успокоиться и немного овладеть собой. После этого он снова с улыбкой обернулся к собеседнице.

– Вы мне не верите! – воскликнула Элизабет и победно улыбнулась. – Но я своими глазами видела их во вторник вечером! До этого он пробыл у нас почти весь день. Потом мы с младшими сестрами пошли переодеваться к ужину, но я забыла сумочку и вернулась за ней в Красную гостиную. Они были там… вместе, и это было прекрасно! Да, прекрасно – хотя, быть может, так и не принято говорить. Они стояли обнявшись и… Одним словом, Джулия любит вашего племянника. Лично я уверена, что она всегда его любила.

Несколько минут назад, когда Элизабет взволнованным шепотом сообщила сэру Перрану свою тайну, он не поверил, зная, что юная леди любит присочинить. Теперь, однако, он видел, что она говорит правду. Чтобы в этом убедиться, достаточно было взглянуть на рассеянную, словно хмельную Джулию, увидеть, как, встретившись со взглядом Эдварда, засияли над кружевным веером ее зеленые глаза и как потом веер скользнул по ее губам и, захлопнувшись, упал вниз.

Каменея от холодного бешенства, сэр Перран перевел взгляд на племянника. Щенок, как он похож на эту ничтожную женщину, свою мать. Давно уже пора сбить с него спесь!..

– Так вы не верите? – заговорщицким шепотом повторила Элизабет. Сэру Перрану очень нравилась ее решительность и прямота, и порой он даже подумывал о том, не остановить ли свой выбор на второй сестре. – Тогда зачем, по-вашему, она сшила себе такое… такое откровенное платье? Оно так облегает ее в танце, что не нужно даже увлажнять нижнюю сорочку, как делают некоторые дамы. Нет, прежде она никогда такой не была!

Сэр Перран отвел взгляд от племянника, вытащил из кармана темно-вишневого бархатного фрака носовой платок и закашлялся. Кашлять ему пришлось довольно долго: он не хотел, чтобы по его выражению проницательная Элизабет догадалась о его чувствах. При мысли о том, что все его планы могут разбиться из-за неожиданного увлечения Джулии, лицо его словно превратилось в неподвижную маску, и он никак не мог выдавить из себя улыбку, приличную для такого случая. Пришлось изобразить приступ кашля.

Проклятье! – думал он. Как она может выставлять напоказ свои чувства к этому офицеришке, подобно развратной лондонской куртизанке? Да и кому вообще могло прийти в голову, что она тоже подвластна страстям и желаниям? Ах, как это все усложняет!.. Он снова закашлялся.

– Сэр Перран, что с вами? Принести вам чашечку чаю? Вы так покраснели!

Милые голубые глаза смотрели на него с таким искренним участием, что он опять невольно подумал о том, не стоит ли ему пересмотреть свой выбор. Вздохнув, он откинулся на бархатную спинку стула и принялся привычно поглаживать набалдашник трости.

– Мисс Элиза, задай вы мне такой вопрос лет этак несколько назад, я бы тут же пригласил вас на танец, и вы бы убедились, что со мною все в порядке. Что особенного, если человек пару раз кашлянул? И не смотрите на меня так удивленно! Я уж вижу, вам кажется, что я дряхлый старик и никуда не гожусь, но, уверяю вас, это не так.

Элизабет улыбнулась, и ее нежное лицо словно осветилось изнутри. Все-таки сестры совсем не походили друг на друга. У Джулии, как и у ее отца, были золотисто-рыжие, летом с красноватым оттенком, волосы, прямой нос, овальное лицо и легкие дуги бровей над зелеными миндалевидными глазами. Черноволосая Элизабет, напротив, пошла в мать: те же черные с изломом брови, тот же милый, слегка вздернутый носик и упрямый подбородок, в точности отражавший ее нрав. Да, вот уж кому силы и упрямства не занимать, подумал сэр Перран.

Однако не она, а Джулия была облечена долгом старшей сестры и намеревалась исполнить его во что бы то ни стало. Увы, на Элизабет в этом смысле рассчитывать не приходилось.

– Скажите-ка мне, мисс Элиза, нет ли среди присутствующих кавалеров того, который бы растревожил ваше сердце?

Элизабет улыбнулась в ответ, глаза ее сощурились. Все-таки прекрасно, подумал сэр Перран, когда в девушке нет ни капли жеманства.

– Нет, здесь его нет… как, впрочем, и нигде. Я уже начинаю сомневаться, есть ли вообще у меня сердце. Единственный, к кому я довольно долго питала хоть какие-то теплые чувства, был мой друг, Чарльз Эверард. Помните его?

– Сын булочника? – удивленно воскликнул сэр Перран. – Вы меня разыгрываете!

Элизабет понизила голос.

– Пожалуйста, не говорите никому, потому что это тайна, но одно время мы с ним часами бродили по нашим холмам. Я тогда только-только научилась лазать по деревьям и распробовала вкус рыбы, которую он ловил в ручьях. А в четырнадцать лет он решил стать моряком, и теперь я получаю от него письма примерно раз в два месяца. Сейчас ему двадцать два, он плавает в Средиземном море, и мы с ним не виделись уже Бог знает сколько времени.

– И все же – вы не влюблены в него? – с интересом спросил сэр Перран.

Элизабет неожиданно прыснула.

– Я бы рада сказать, что влюблена, – представляете, как романтично было бы объявить подругам, что отец никогда не позволит мне выйти замуж за любимого, – но увы! Я люблю его просто как брата… Ну а вы, сэр Перран? Вы-то почему за столько лет не женились? Ведь вы наверняка замечаете, какими глазами смотрят на вас мамаши, у которых дочки на выданье. Помню, я еще была совсем маленькая, а уже понимала из разговоров взрослых, что многие возлагали на вас весьма нешуточные планы.

– Точнее, на мое состояние, – поправил он и сощурился, внимательно следя за ее лицом.

– Как вы сказали, не слышу? – Элизабет с невиннейшим видом приставила к уху ладонь. – При мне, во всяком случае, речь шла только о вашем обаянии, безукоризненных манерах и о том, как вы прекрасно танцуете.

Он улыбнулся. В этой девушке замечательно сочетались мудрость и простодушие. Когда-нибудь, подумал он, она станет отличной женой, если только ее суженый сумеет по достоинству оценить ее острый ум, прямоту и чувственность. Ведь как бы Элизабет ни осуждала старшую сестру за смелость фасона, сама она и в целомудренном белом платье выглядела не менее, если не более соблазнительно. Неважно, что прелестные выпуклости ее грудей прятались за рядами оборок, – зато от нее веяло такой безудержной силой, даже неукротимостью, что в былые годы сэр Перран, пожалуй, увлекся бы ею не на шутку.

На этом их разговор прервался, потому что к Элизабет подошел молодой человек и, краснея и запинаясь, пригласил ее на чашечку чаю. Сэр Перран с трудом сдержал насмешливую улыбку, однако Элизабет приняла приглашение с милой непосредственностью и, ослепительно улыбнувшись на прощание сэру Перрану, удалилась в сопровождении кавалера. Ах, зачем она не родилась чуть раньше! – снова подумал сэр Перран.

Что-то шевельнулось у него в чреслах. Странно, он даже не мог припомнить, когда у него в последний раз возникало плотское желание. Пожалуй, лучше было об этом не думать. Он вообще считал, что страсти суть ахиллесова пята мужчины, и уже много лет назад постарался изгнать их из своей жизни. Сейчас ему надо было думать о другом: как быть с Эдвардом Блэкторном.

И когда этот негодяй успел ее обольстить? От того, какими глазами он смотрел на танцующую Джулию, сэра Перрана стал опять душить гнев. Но неожиданно ему пришло в голову, что роман между Джулией и его племянником не только не помешает осуществлению его плана, но, напротив, придаст ему еще большую пикантность.

Сэр Перран сдержанно вздохнул. На лице его отобразилось полнейшее равнодушие, и даже самый внимательный наблюдатель не смог бы догадаться, какие страсти бушевали сейчас в груди баронета. Поистине он скорее задушил бы племянника собственными руками, чем позволил ему жениться на старшей дочери лорда Делабоула, – ибо ничто не должно было теперь стоять на пути его мести.

* * *

Пока его дочь танцевала с лордом Питером контрданс, лорд Делабоул разрывался между противоположными чувствами: радостью оттого, что такой завидный кавалер одаривает Джулию знаками своего внимания, и страхом – мало ли что может помешать его внезапно ожившему интересу. От этого ему делалось не по себе, взгляд его падал то на белое страусовое перо в рыжих волосах Аннабеллы, то на руку сэра Перрана, методично гладившую набалдашник трости, потом вдруг подскакивал на хоры и, ненадолго задержавшись на смычках оркестрантов, снова перебегал на золотистые локоны Джулии. Его нервы были взвинчены до предела, во рту пересохло. Жаль, что в Доме балов и собраний не подавали напитков крепче чая. О сделке с сэром Перраном он старался не думать.

Поймав на себе его взгляд, Джулия слабо улыбнулась, на ее лбу обозначилась легкая морщинка.

Она знает, пронеслось у него в голове. Впрочем, откуда она могла знать? Подозревать – пожалуй, но знать!.. Нет, это совершенно невозможно. Интересно, где все-таки это кольцо с изумрудом? – привычно подумал лорд Делабоул. Единственная драгоценность, оставшаяся дочерям от матери… Найдись оно сегодня, он уже завтра во время игры мог бы делать весьма солидные ставки, а в случае выигрыша даже постарался бы обменять на него руку Джулии.

Да, вот только где оно? Наверное, в каком-нибудь хитроумном тайнике, потому что и ее спальню, и контору он обыскивал уже не раз. Вчера, когда его дочери уезжали на пикник, он снова искал его везде, где только можно, но так и не нашел.

В задумчивости он глядел на Джулию, словно пытался проникнуть в ее душу. Она танцевала легко и грациозно, как когда-то ее мать, и мало-помалу мысли лорда Делабоула начали обретать ту же легкость. Скорее всего она держит кольцо при себе.

Неожиданно его пронзила догадка: ее сумочка!

Ну конечно же! Оно наверняка в какой-нибудь сумочке.

Просто непостижимо, как он за столько времени не удосужился заглянуть в ее сумочки. Он обшарил все углы, которые, как ему казалось, могли служить тайниками, но не додумался до такого простого тайника, как дамская сумочка.

Огромное облегчение тут же сменилось чувством острой вины. Ведь, кроме этого кольца с изумрудом, перешедшего к Джулии в тот злополучный день, у дочерей Оливии не осталось ни одной драгоценности. С остальных он давно уже сделал стразы, а дорогие оригиналы распродал, один за другим, в надежде поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Оливия, конечно, осудила бы его, но – черт побери! – Оливии больше нет, и ее мнение уже не имеет значения.

Однако стоило лорду Делабоулу вспомнить о любимой жене, как кровь часто застучала у него в ушах; его бросило в жар. В зале вдруг сделалось невыносимо душно, и ноги сами понесли его к выходу. Кажется, у него начинался приступ дурноты. Он ускорил шаги, не отвечая на приветствия знакомых. Когда он уже выходил из вестибюля, до него донесся взрыв смеха – вероятно, кто-то сострил по поводу его внешнего вида.

Ступив на Алфред-стрит, он судорожно втянул в себя свежий воздух, но было уже поздно: его вывернуло прямо на тротуар. При свете масляных ламп можно было разглядеть пятна крови, темневшие в луже зловонной желчи. Он прислонился спиной к холодной каменной стене дома. Сверкнула молния, прогремел гром, ветер бросил ему в лицо холодные капли, и слезы на его щеках смешались с дождем.

«Оливия, – думал он. – Зачем, зачем ты приняла такую нелепую смерть? Ты одна удерживала меня в руках, без тебя я расползаюсь на части, меня уже почти нет. Родная моя, родная…»

Он стоял на тротуаре, словно надеясь, что дождевые потоки смоют хоть часть его грехов.

* * *

– Вы позволите мне приехать к вам завтра, мисс Вердель?

Контрданс закончился, и лорд Питер повел Джулию к ряду стульев у стены.

– Буду вам очень рада, – ответила Джулия.

Карие глаза лорда Питера светились нежностью и теплотой.

«Он влюблен», – до странности равнодушно подумала Джулия. Вероятно, несколько дней назад этот свет в его глазах привел бы ее в радостное волнение, теперь же ей было все равно.

– Мы в Хатерлее уже давно ждем, когда вы заедете нас навестить, – с улыбкой закончила она. – Наверняка и папа будет благодарен вам за внимание.

Он опять, как и при встрече, завладел ее рукой и запечатлел горячий поцелуй на ее пальцах. Джулия затаила дыхание. Все это могло означать только одно: лорд Питер наконец-то решился.

– Я надеюсь с ним завтра переговорить кое о чем, – тихо сказал лорд Питер, заглядывая ей в глаза.

Джулия кивнула.

– Я передам, что вы хотите побеседовать с ним наедине, – медленно сказала она, как бы давая понять, что она угадывает характер предстоящей беседы.

– Да, передайте, – отвечал он и, отпустив ее руку, поклонился.

Он уже собрался идти к своей следующей партнерше, но тут к ним подбежала взволнованная Аннабелла. Страусовое перо у нее в волосах подпрыгивало при каждом шаге.

– Идем скорее, – зашептала она, увлекая сестру за талию. Ее черты исказились от страха. – Там папа!.. С ним сейчас майор Блэкторн… Он нашел его на тротуаре у выхода – а там ведь такой ужасный дождь!

8

– О Боже! – воскликнула Джулия и поспешила вслед за Аннабеллой, даже не взглянув на лорда Питера. Только в вестибюле она обернулась, чтобы о чем-то его попросить, но оказалось, что он не пошел за нею. Джулии стало вдруг обидно до слез. Неужели он не понял, что именно сейчас он нужен ей больше всего?

Впрочем, она и думать забыла про лорда Питера, стоило ей заметить в дальнем конце вестибюля Эдварда и своего отца. Оба они, мокрые насквозь, сидели на стульях у стены. Эдвард одной рукой поддерживал виконта за плечи, другой подносил к его губам чашку с горячим чаем. Лорда Делабоула трясло.

Здесь же стояли Элизабет с Каролиной, распорядитель бала и двое слуг, готовых выполнить любое поручение. При появлении Джулии и Аннабеллы все глаза обратились к старшей дочери.

– Папа, что с вами? – торопливо заговорила она. – У вас что-нибудь болит?

– Не знаю. – Лорд Делабоул недоуменно нахмурился. – То есть болеть ничего не болит, но все как-то странно… Я вышел на улицу подышать свежим воздухом, а дальше помню только дождь и майор Блэкторн поднимает меня на ноги. Не понимаю, как так могло получиться?..

Джулия перевела взгляд на Эдварда и тихо спросила:

– Ты распорядился, чтобы подали нашу карету?

Он кивнул. По его угрюмому напряженному взгляду она поняла, что он обеспокоен не меньше ее самой.

– Не волнуйтесь, папа, – сказала она, снова оборачиваясь к отцу и ласково кладя руку ему на плечо. – Вы и глазом не успеете моргнуть, как мы отвезем вас домой и уложим в постель.

– Да, так, пожалуй, будет лучше всего, – пробормотал лорд Делабоул.

* * *

Два часа спустя Блэкторн стоял в кабинете на первом этаже хатерлейского особняка и водил пальцем по разводам на полированной столешнице кленового дерева. Он ждал Джулию. Мысли его путались и никак не могли вырваться из заколдованного круга: неожиданная хворь лорда Делабоула, его страсть к игре, возросший интерес лорда Питера к Джулии и, наконец, пропажа очередного документа, о которой сегодня сообщил ему перепуганный мистер Лэдок.

Что делать? – в отчаянии спрашивал он сам себя. Конечно, Джулии он нужен здесь, но его долг перед Англией – попасть в воскресенье в Корнуолл и устроить там ловушку для загадочного «благодетеля» Моулза.

Но как сказать об этом Джулии – вот вопрос. Поймет ли она, что он не может поступить иначе?

Отвернувшись от стола, Блэкторн подошел к окну, выходившему на большую Хатерлейскую лужайку. Впрочем, ни лужайки, ни холмов за нею не было видно, потому что дождь лил не переставая, а свет от двух свечей, и без того довольно тусклый, рассеивался сразу же за оконным стеклом. От окна веяло приятной прохладой, однако и это не помогало майору сосредоточиться на решении каверзной головоломки: как, в одно и то же время, выполнить поручение Веллингтона в Фалмуте и поддержать Джулию в Бате.

С лестницы донеслись негромкие голоса. Эдвард быстрыми шагами пересек кабинет и остановился у полуоткрытой двери. По ступенькам медленно спускалась Джулия в сопровождении врача, врач что-то говорил ей отеческим тоном и уверенно поддерживал ее под руку. Джулия была очень расстроена, на ее ресницах даже как будто блестели слезы.

– Благодарю вас, доктор, – сказала она, когда они ступили на выложенный черными и белыми квадратами пол. – Я очень рада, что вы нашли время к нам выбраться. Вы даже не представляете, как мне не хватало вашей уверенности!.. Он с ласковой улыбкой потрепал ее руку.

– Зная вашего отца, мисс Вердель, я рискну предсказать, что завтра вам уже не удастся удержать его в постели.

– Пожалуй, – сквозь слезы улыбнулась она.

– Ну а если что – хотя, по моим расчетам, никаких осложнений больше быть не должно, – посылайте за мной, я тотчас к вам приеду.

– Спасибо вам. Вы очень добры.

Григсон с раскрытым зонтом проводил доктора и помог ему сесть в карету. Когда дворецкий вернулся, Джулия попросила его принести в кабинет бренди для майора Блэкторна.

Григсон ушел, и Эдвард распахнул перед Джулией дверь кабинета.

– Расскажи мне все, – приказал он, легонько подталкивая ее к камину.

Длинный, в четыре окна, прямоугольный кабинет был украшен рыцарскими доспехами, расставленными в простенках наподобие часовых. На окнах колыхались полупрозрачные муслиновые занавески, а по бокам – тяжелые портьеры из золотистого бархата. Развешанные по стенам медные шомполы с наконечниками в виде орлов были с нарочитой небрежностью задрапированы зеленым бархатом с золотой бахромой. Надо сказать, что это выглядело весьма впечатляюще, особенно теперь, когда украшения в древнегреческом стиле снова вошли в моду. Тут и там стояли стулья и небольшие диванчики: одни мягкие, зеленого бархата, другие ампирные, обтянутые шелком в золотую и белую полоску. На полу лежал толстый восточный ковер с геометрическим рисунком в зеленых, золотистых и черных тонах.

Опустившись на стул, Джулия в подробностях передала Эдварду весь свой разговор с доктором. В подобных случаях принято подозревать прежде всего лихорадку или даже воспаление мозга, однако поскольку прочие симптомы того или другого напрочь отсутствуют, то худшие подозрения можно смело отмести. Конечно, лежа на улице под дождем, он переохладился, но, даст Бог, обойдется без воспаления легких. Кто знает, возможно, это был всего лишь приступ меланхолии. Небольшая доза опия поможет ему хорошо выспаться, и все пройдет.

Она сидела на самом краешке сиденья, сцепив руки на коленях и сосредоточенно разглядывая узоры на ковре, и ее нежно-розовое тюлевое платье так же не вязалось с насыщенными цветами ковра, как озабоченность на лице не вязалась с ее прекрасными чертами.

Эдвард молча глядел на золотые локоны Джулии, мерцавшие при свечах, и думал о том, как трудно должно быть женщине сражаться в одиночку. Он прекрасно понимал ее: ему и самому часто приходилось принимать немедленные решения – за себя и за других. Конечно, в его сражениях все было иначе, над головою плыл пороховой дым и со всех сторон доносилась ружейная пальба, но суть была та же: бороться и победить.

Он обещал помочь ей, но как это сделать, когда он даже не может быть с нею рядом?

Опустившись перед нею на колени, он взял ее за обе руки и заглянул в глаза.

– Ты не одна, – сказал он. – Я помогу тебе.

Она взглянула на него чуть удивленно, словно видя его впервые, так что ему сделалось не по себе.

– Мне надо было настоять, чтобы папа сегодня остался дома и отдохнул, а не ездил бы с нами на бал. Он так мало спит.

Поднявшись с колен, он придвинул к камину второй стул и тоже сел.

Григсон принес графин бренди и два коньячных бокала на серебряном подносе, оставил поднос на столике возле Блэкторна и удалился.

Наполнив оба бокала, Эдвард протянул один Джулии и приказал пить.

Пока она неуверенно держала бокал, он смотрел на ее руку и думал о том, что эти длинные тонкие пальцы, которые так легко и виртуозно бегают по клавишам, исполняя Генделя, Гайдна, Моцарта или Баха, слишком слабы и бессильны перед тем, что ждет их в жизни.

По-прежнему не отводя глаз от ковра, Джулия отпила глоток, за ним второй и третий. Она молчала, но по тому, как напряженно ее глаза бегали по геометрическим фигурам восточного орнамента, Эдвард догадывался, что происходит с ней. Ничего, думал он, бренди разгонит ее страхи, и она успокоится.

Он тоже пригубил свой бокал, и приятное тепло тотчас потекло по жилам. Его одежда до сих пор не высохла после того, как два часа назад он под проливным дождем поднимал лорда Делабоула с тротуара и вел к дверям вестибюля. Он совершенно случайно увидел, как виконт, с мертвенно-бледным лицом, покидал бальную залу, и на всякий случай последовал за ним. Две минуты спустя он нашел его на улице: лорд Делабоул ничком лежал на тротуаре под потоками дождя. Конечно, Эдвард не мог знать наверняка, что случилось, но подозревал, что бремя навалившихся на виконта долгов оказалось слишком тяжким для него, и у него скорее всего сдали нервы.

Майор очень хотел помочь отцу Джулии, но чем он мог помочь, когда у него самого не было ни денег, ни времени? Конечно, можно было попытаться как-то успокоить обитателей Хатерлея и таким образом хотя бы временно облегчить их участь, однако он прекрасно понимал, что этого слишком мало. Что касается его планов, связанных с карьером, то они, конечно, были хороши, но дела в имении были, наоборот, так плохи, что помощь требовалась немедленно.

Он сердито отхлебнул глоток бренди. Вот так всегда, всю жизнь: слишком мало, слишком поздно. Но, черт побери, что он может сделать для лорда Делабоула сейчас, пока еще не слишком поздно и есть хоть какая-то надежда?

Досадуя на собственное бессилие, он допил бренди и со стуком поставил бокал на серебряный поднос.

– Твоей вины тут нет, – угрюмо сказал он то ли ей, то ли себе самому.

Джулия все еще сжимала в руке бокал с недопитым напитком.

– Я знаю, – сказала она. – Но мне все время кажется, что это можно было как-то предотвратить.

– Завтра ему наверняка будет лучше. Ему надо только как следует выспаться.

– Да, конечно. – Джулия улыбнулась, как будто понемногу приходя в себя. – Он вообще-то очень крепкий. Конечно, после маминой смерти он сильно сдал, но тут уж ничего не поделаешь. Если бы только… – Она закрыла лицо свободной ладонью.

Эдвард отставил бокал Джулии на стол и взял ее за руку.

– Милая, – прошептал он. – Не надо так. Посмотри на меня. Сейчас тебе нужно быть сильной. Мне, к сожалению, придется пока уехать, но…

– Что?! – растерянно вскрикнула она. – Ты уезжаешь? Когда? Надолго?..

– Думаю, на несколько дней. Это все те же дела в Корнуолле. – При этих словах на ее лице отобразился такой неприкрытый ужас, что Эдвард смутился. – Обещаю, я вернусь, как только смогу, и тогда постараюсь найти выход из этого замкнутого круга. Видишь ли, пока я не уладил кое-какие дела в Корнуолле… точнее, в Фалмуте, у меня связаны руки, и я не могу заниматься ничем другим. Прошу тебя, потерпи немного, и скоро мы одолеем все твои несчастья. Поверь, вместе мы как-нибудь с ними справимся.

Но зеленые глаза Джулии смотрели на него отчужденно, и Эдвард понял, что никакие слова сейчас не помогут.

Поэтому он погладил ее по руке и нежно поцеловал в щеку.

– Думаю, теперь тебе лучше всего лечь в постель и хорошенько выспаться. Завтра все будет уже не так. Ну а мне пора.

Джулия безропотно поднялась, и Эдвард увидел, как ее плечи поникли от усталости.

– Да, конечно. Я и правда еле держусь на ногах. Может быть, переночуешь у нас? Я скажу Григсону, тебе приготовят спальню.

– Нет, спасибо. – Он покачал головой. – Мне нужно ехать, ведь дядя ждет известий о лорде Делабоуле. Если я не вернусь, он наверняка подумает самое худшее. Не хотелось бы так волновать его без нужды.

Джулия больше не уговаривала его и молча позвонила в колокольчик. Когда дорожная коляска лорда Делабоула подкатила к крыльцу, Григсону снова пришлось держать раскрытый зонтик, чтобы гость, садясь в экипаж, не вымок под проливным дождем.

* * *

Свесив ноги с кровати, лорд Делабоул неотрывно смотрел на дверь своей спальни и ждал, пока уймется назойливый стук в висках. Его все еще подташнивало – то ли от вчерашнего недуга, то ли от опия. Он с отвращением сглотнул горький ком – и почувствовал себя еще хуже. Когда за дверью наконец раздались шаги, сердце бешено заколотилось у виконта в груди. Вошел лакей и, почтительно кивнув хозяину, приступил к своим обязанностям.

Лорд Делабоул отбросил одеяло и встал, однако тут же снова рухнул на кровать. Чертово головокружение!.. Не отвечая на вопросы лакея, не дурно ли ему и не принести ли воды, он наконец поднялся на ноги, закутался в парчовый темно-красный халат, поданный лакеем, и потуже затянул пояс.

Одевшись, он быстро, как только позволяло его сегодняшнее состояние, вышел в коридор и свернул налево. Миновав бывшую спальню своей жены, он без колебаний толкнул вторую дверь и вошел в комнату старшей дочери.

Джулии не было, и ее постель уже была убрана. Стоя на пороге, лорд Делабоул оглядел комнату. Он чувствовал себя всесильным. Перед ним маячила цель, и ради этой цели он был готов на все.

То, что он искал, оказалось на самом виду, и он чуть не расхохотался вслух над собственной глупостью. Сумочка, белая атласная сумочка с бабочкой, вышитой мелким жемчугом, – кажется, та самая, с которой Джулия ездила вчера на бал, – преспокойно лежала на туалетном столике.