Текст книги "Пятьдесят оттенков хаки"

Сам Дмитрий об уходе в общежитие и слышать не хотел. Его вполне устраивала отдельная комната и независимость в придачу. Вот только нежелание брать на себя ответственность за чью бы то ни было судьбу лишало шанса устроить личную жизнь в дальнейшем. По мнению гарнизонных охотниц за мужьями, Митя был бесперспективен, поскольку предпочитал плыть по течению и злоупотреблял спиртным. Он с большим удовольствием заводил бурные романы, но ЗАГСа сторонился, как черт ладана. Терзая себя и своих близких, полумуж-полусосед не находил ни времени, ни желания разрубить гордиев узел созданных им же проблем. Безусловно, ситуация требовала экстренного вмешательства. Маша не раз собиралась развестись, но, будучи в силу своей профессии публичным человеком, откладывала поход в суд в долгий ящик. Не хотелось, чтобы их с Дмитрием грязное белье стало достоянием многочисленной теле– и радиоаудитории. Да и объяснение с руководством в этом случае было неизбежным. А разговаривать на столь щекотливую тему с Онищенко ей хотелось меньше всего. Загнанная в тупик, она никак не решалась на развод.

Ссылка в часть и как следствие отлучение от эфира пришлись как нельзя кстати: они помогали избежать масштабной огласки. В этот же вечер Маша написала заявление на развод. В конце концов, насильно под венец ее никто не вел, а противостоять неприятностям больше не было ни сил, ни желания. Предъявлять кому бы то ни было претензии было глупо и бесполезно. Жалела она лишь о том, что не решилась на эту неизбежную процедуру раньше. Прошло бы не так болезненно для сына. Она вздохнула и улыбнулась, осознав, наконец, что пришло время начать жизнь с чистого листа.

История Машиного замужества не отличалась от сотен тысяч неприкаянных женских судеб. С Дмитрием они учились в одной школе, которую он с блеском закончил двумя годами раньше. Ухаживаний старшеклассника скромница Маша долго не замечала. Она была отличницей и активисткой, и, как все ровесницы, втайне мечтала о принце и надеялась на покровительство сказочной Феи. Воспитанная без отца, девочка долго сторонилась сверстников, предпочитая их общество диванному чтению далеких от реальности романов. Выбрав своей специальностью филологию, она с легкостью поступила в университет и часами просиживала в читальном зале, все глубже погружаясь в мир классических грез. Учебная пятилетка вкупе с трудовыми семестрами не научили ее бороться с житейскими трудностями и невзгодами. Преодолевать их позже учила сама жизнь. И, как водится, делала это жестоко и без сантиментов.

Спустя годы Маша поняла, что причиной семейных неурядиц стал не только ее инфантилизм. Митя рос с матерью, всегда готовой приютить заглянувших к ней на огонек мужчин. Слово «отец» он так и не узнал, поскольку кандидат в таковые замерз задолго до его появления на свет, возвращаясь с очередной бурной попойки. И не вина, беда парня в том, что впитанная с молоком матери неразборчивость в связях со временем стала моделью его поведения.

Поступив в военное училище прямо со школьной скамьи, юноша едва ли отдавал себе отчет, что не готов к серьезным семейным отношениям. Приняв первую же влюбленность за серьезное чувство, Дмитрий стал забрасывать Машу объемными любовными посланиями, не решаясь признаться даже самому себе, что покорение своевольной барышни для него, заядлого спортсмена, стало попросту навязчивой идеей, когда к достижению цели идешь любой ценой. Его избранница жила в своем мире, где Мите не было места, а потому заветный трофей по имени Маша стал для молодого человека делом престижа. Он приложил массу усилий, чтобы обратить на себя внимание. Признаться, юный искуситель был остроумен, хорош собой, слыл покладистым и компанейским парнем. В него безудержно влюблялись девушки, а позже и женщины, и это окончательно утвердило его в собственной неотразимости. Дмитрий так уверился в своих силах, что перестал понимать слово «нет».

Когда Маша не приняла ухаживаний в первый раз, курсант только раззадорился. Дождавшись ее совершеннолетия, он добился внепланового отпуска и примчался, чтобы сделать очередное предложение, но снова получил отказ. Девушка открыто дала понять, что до окончания учебы замуж не собирается и вовсе не факт, что ее избранником станет именно Митя. На обратном пути ревнивец вынашивал план мести и решил проучить обидчицу, молниеносно женившись на соседке по купе, которая всю дорогу горевала о разрыве отношений со своим кавалером. Через сутки они расписались, а уже через две недели молодая жена торжественно объявила о своей беременности. Спустя семь месяцев Дмитрий вынес из роддома сына-богатыря, но эта радость была омрачена комментариями более опытных товарищей. Те быстро вернули его с небес на грешную землю: подруга сокурсника лично принимала роды и подтвердила, что упитанный карапуз появился на свет даже позднее намеченного срока. Открывшиеся обстоятельства обострили и без того непростые отношения молодых супругов. Дмитрий предпочел держаться подальше от злополучной семейки и вернулся в казарму. Так его первый любовный опыт потерпел сокрушительное фиаско.

Горечь поражения и стремление проучить весь женский род очень скоро толкнули его в объятия юной поварихи. На смену ей пришли лаборантка, массажистка и парикмахерша, вместе взятые. Число утешительниц росло пропорционально годам обучения. Незадолго перед выпуском избирательный ценз будущего офицера повысился. По обоюдному согласию с одной из преподавательниц он благородно помог ученой даме не упустить последний шанс стать матерью. Прощаясь с молодостью, она выбрала будущему малышу генетически перспективного отца, не требуя от последнего ничего взамен. Узнав об этом, официальная жена Мити подала на развод, найдя благовидный предлог вернуться к былому возлюбленному, благо, тот одумался и захотел воспитывать собственного сына. К сожалению обманутого супруга и к радости его второй половины, о генетической экспертизе тогда известно не было, потому суд не выявил обстоятельств, позволивших поставить под сомнение факт Митиного отцовства. Так с исполнительным листом вместо семьи умудренный опытом лейтенант прибыл на космодром и, наверстывая упущенное, пустился, как говорится, во все тяжкие. Сполна вкусив плотских радостей, он, впрочем, не выпускал из вида первую любовь, которая, по его сведениям, замуж так и не вышла и по окончании университета вернулась в родной город, с головой погрузившись в школьные будни.

Поклонниками Маша обижена не была, но того, единственного, пока не встретила. Это окрылило Митю. При поддержке будущей тещи и вездесущих соседей он бросился завоевывать любимую не штурмом, а осадой. Мать Маши, боясь, что ее кровиночка засидится «в девках» и, подобно миллионам учителей, будет прозябать в нищете в их однокомнатной квартирке, упорно настраивала ее на семейный лад. Давний ухажер проявлял себя во всей красе: регулярно слал телеграммы, исправно звонил и каждые полгода наведывался в отпуск, забрасывая Машу цветами и подарками. Он клялся в вечной любви и безграничной преданности, обещая манну небесную и полцарства в придачу. С потенциальной тещей Дмитрий был чрезвычайно обходителен. Желая дочери только добра, та первой склонила чашу весов в пользу замужества. К всеобщей радости Маша вскоре капитулировала. Впрочем, обручальное кольцо не стало гарантом ее счастья. Долгосрочность их с Митей перспектив карточным домиком рухнула в первый же вечер по приезде в гарнизон. В разгар свадебного застолья невеста случайно заглянула в ванную комнату и стала свидетельницей первой измены новоявленного супруга. Дождавшись, когда гости уйдут, а муж заснет, она проплакала ночь напролет. Узнав причину слез, Дмитрий обвинил жену в консерватизме и привел в пример прогрессивных шведов. Надежды на тихое семейное счастье не оправдались, а возвращаться в отчий дом было совестно, потому новобрачная отдалилась и замкнулась в себе. Понимая, что семейная лодка идет ко дну, горе-муж направил свой баркас к мысу плотских утех. Для Маши подобная модель поведения была неприемлемой, но, рассудив, что годы уходят, она задумалась о материнстве. Кандидат в отцы естественно был один – законный муж. Купаясь в океане бурных страстей, рождение сына Митя воспринял как посягательство на личную свободу. Решив, что привыкать к малышу не стоит, он, не задумываясь, вычеркнул кроху из своей жизни. Теперь супругов связывали только штамп в паспорте и общая жилплощадь.

Маша никоим образом не претендовала на финансовую и прочие виды помощи, не обивала пороги начальства в поисках справедливости и даже не жаловалась общим знакомым. Оказывается, она была счастлива уже тем, что стала матерью.

Поразмыслив, что такое существование не лишено прелестей, Дмитрий в одностороннем порядке сложил с себя отцовские обязательства. Его корабль взял окончательный курс к островам наслаждений, а жизнь приобрела «полноценный» смысл. Теперь-то он точно знал, что привычная семья – удел безголовых простаков…

Придя в себя, Маша ощутила холод, осмотрелась и поняла, что все еще сидит в лесу. Стемнело. Она вытерла слезы и стала искать тропинку.

В это время к штабу вернулся командирский автомобиль. Дежурный, положив ноги на табурет, удобно откинулся в кресле и смотрел телевизор. Он не заметил приезда Семенова и выскочил навстречу, когда тот появился уже на пороге. «Документы забыл», – сухо пояснил командир, следуя в свой кабинет. Майор проводил его удивленным взглядом и остался ждать на входе. Через несколько минут полковник показался с папкой в руках. Дежурный проводил его до машины, чувствуя, что командир хочет о чем-то спросить, но не решается. Офицер даже предположил, что тот интересуется судьбой отставшей от мотовоза женщины, но озвучить эту мысль вслух не отважился. Семенов нервно передернул плечами и направился к машине.

Маша появилась на перекрестке как раз в тот момент, когда командирский автомобиль стремительно промчался мимо. Она бросилась вдогонку, но не успела и в бессилии остановилась. В свете одинокого фонаря ее сгорбленная фигура напоминала силуэт затравленного зверя. Слезы брызнули из глаз с новой силой. Страдалица не сразу заметила, что машина дала задний ход. Семенов привык, что ловцы удачи обычно бросались к машине наперегонки, стремясь поскорее занять вакантное место, и был удивлен, что новенькая застыла на месте как вкопанная. Та же попросту ждала, чтобы высохли слезы. Полковник нетерпеливо открыл дверцу, выглянул из салона и недовольно поторопил:

– Нельзя ли побыстрее! Видите, вас ждут.

– Не думала, что меня. Говорят, вы не сторонник брать на борт женщин, – защищаясь, съехидничала в ответ подчиненная, забираясь на заднее сидение, где уже сидел незнакомец.

– Счастье, что вы – не моя женщина, – с апломбом бросил попутчик, заведомо беря сторону руководства.

– Все женщины не могут быть вашими, – парировала Маша.

При этих словах офицер закашлялся, а Семенов улыбнулся. Всю дорогу ехали молча. Уже в городе командир, оценив смелость и независимость Маши, поинтересовался, куда ее отвезти. Она попросила притормозить у магазина, поблагодарила за помощь и попрощалась.

В универсаме неподалеку от кассы Бедоносова придирчиво изучала стеллаж с овощными консервами. Пытаясь избежать нежелательной встречи, Маша предусмотрительно обошла ее стороной, краем глаза заметив, что активистка метнулась к Митрофановой. В шапке-таблетке Ада напоминала старуху Шапокляк из полюбившегося мультика.

– С нашими фигурами сладости не страшны, – фамильярно заметила Анна, видя, что надменная мадам выбирает между сдобой и конфетами.

Та посмотрела исподлобья, не считая нужным отвечать.

– Как дела? Как дети?

– И вам не хворать, – сухо попрощалась Митрофанова.

– Адочка, погоди! – метнулась следом Бедоносова, делая вид, что не замечает намеренной холодности тона. – У меня к тебе небольшая просьба. Надеюсь, выручишь по старой дружбе?

– Анна Алексеевна, мне не до праздной болтовни, спешу, – категорично свела на нет всяческие попытки общения Ада.

Бедоносова решила не отступать и нагнала ее уже на улице, услужливо забежав вперед:

– Ада… Сергеевна. На правах давней приятельницы интересуюсь…

– Не стоит, – запротестовала собеседница. – Убеждать вас, что кресло заведующей я получила вовсе не потому, что имею мужа-генерала, у меня нет ни времени, ни желания.

– У меня другой вопрос, – залебезила Анна, переходя на скороговорку. – От души поздравляю тебя… вас с новым назначением и прошу за сына. Сережа в этом году выпускается из училища. Хотелось бы…

– Вопросы распределения вне моей компетенции, – высокомерно оборвала ее генеральша, в тоне которой сквозила откровенная неприязнь. – И в дальнейшем попрошу вас учесть, что муж не терпит вмешательства в служебные дела.

Маша, чтобы разминуться с Бедоносовой, на всякий случай шагнула за угол и переждала.

У своего дома она неожиданно столкнулась с Полуниным. В пакете капитана оптимистично позвякивали бутылки. Он растерянно опустил глаза и стал оправдываться:

– Иду вот по делам…

– Дело холостяцкое, имеете полное право, – улыбнулась Маша и посочувствовала: – Андрей, вас опять отчитали за мой острый язык?

– Что было, то было, – смутился тот. – Кстати, Марья Андреевна, с завтрашнего дня вы служите на телеметрии. Там тихо, тепло, уютно.

– И вне поля зрения начальства, – закончила его мысль Маша.

– Не без этого, – с готовностью согласился офицер. – К тому же дочка шефа после музучилища вернулась – надобно трудоустроить.

– Славно, теперь будем работать с музыкой. А у вас, Андрюша, появится возможность завязать с холостяцкой жизнью. Женитесь, заведете ребеночка, и тесть сразу же продвинет вас по службе.

– Пускай лучше добровольно уйдет на заслуженный отдых и освободит место, – запротестовал капитан. – Тогда у меня и без его участия перспектива появится. А дочь его не в моем вкусе, да и мы… – он долго подыскивал слово, – в разных весовых категориях. Она в папу – колобок. Так что не женюсь ни за какие коврижки: с меня хватит первого раза!

– Не зарекайтесь, – усмехнулась Маша. – По-моему, вам самое время обзавестись наследником – из вас выйдет славный отец.

– Вы так думаете? – обрадовался Андрей и, порывшись в карманах, протянул фото. – Как вам она?

С портрета, улыбаясь, смотрела милая школьная учительница, скромная, симпатичная, интеллигентная.

– Вполне. Одобряю ваш выбор.

– Если честно, я пока не определился, – признался начальник.

– Мамочка! – налетел сзади Миша.

– Привет, бродяга, – обняла сына Маша, – пошли кормиться, – она посмотрела на сослуживца и, кивнув на пакет с бутылками, добродушно посоветовала: – По возможности не берите на душу лишнего.

– Само собой, – неуверенно пообещал Полунин.

Утром на службе он выглядел уставшим и понурым. При взгляде на ракету капитана откровенно воротило. Подойдя к стойке бортжурналистов, он хмуро попросил у Насти средство от головной боли. Девушка, пряча улыбку, привычно протянула таблетку и воду.

– Снова гусарили? – посочувствовала она.

– Ирония судьбы, – вздохнул офицер, залпом осушив стакан.

– Банная что ли история, Андрей Станиславович? – игриво обратила на себя внимание девушка весьма заметных размеров. – Парились?

– Можно сказать и так, – хмыкнул начальник, удаляясь.

– Холост? – по-деловому уточнила новенькая, доставая зеркальце.

– Как и большинство других, – углубилась в книгу Настя.

– Папа сказал, что рабочее место – не читальный зал, – в пику ей заметила напарница, щелкнув крышкой роскошной пудреницы.

– Ясно. Не будем расстраивать папу, – Настя убрала роман в сумочку и приветливо кивнула знакомому.

– Девушки, здравствуйте, готовимся писать замечание, – вырос перед ними майор и осмотрелся. – А где же Маша?

– Осваивает телеметрию, – открыла бортжурнал Настя. – Диктуй.

– Вместо Маши теперь я, – жеманно сообщила толстушка.

– Жаль, – сухо констатировал офицер.

– Хамло! – небрежно хмыкнула девица, едва майор исчез, и капризно надула губки. – Ему, видишь ли, жаль, что здесь теперь я!

– Лена, ему жаль, что нет Маши, – уточнила соседка.

– Я не Лена, а Алена! – нахмурилась напарница, нервно перебирая содержимое косметички.

– Выходит, против парикмахерского салона на рабочем месте папа не возражает? – с вызовом парировала Настя.

Лаборатория Маши располагалась этажом выше. В комнате действительно было тепло, светло и немноголюдно. Кроме нее, здесь находился молоденький двухметроворостый лейтенант. Пугливый и неразговорчивый, он, чертыхаясь, возился у гудящего за перегородкой устройства. Маша смотрела на него с улыбкой, но помощь не предлагала – сама едва успевала записывать показания в толстый рабочий журнал. С непривычки делать это было не так просто. То и дело путаясь в графах, она с нетерпением ждала окончания работ. Наконец, по громкой связи донеслось: «Испытания завершены. Все свободны». Лейтенант только что не перекрестился и с облегчением выключил монитор. «Отдыхайте, – радостно разрешил он и уже на выходе предупредил: – Будут искать, я – в зале». В дверях он столкнулся с Полуниным. Молча посторонились, пропуская друг друга.

– Маша, – капитан на мгновение замялся, но протянул ей конверт. – Можно вас отвлечь?

– Вы мне вчера уже показывали, – напомнила она.

– То фото, а вот само письмо, – офицер протянул несколько листов, исписанных крупным размашистым почерком.

– Я не читаю чужих писем, – запротестовала женщина.

– Пожалуйста, не отказывайте мне в помощи и дайте совет! Вы единственная, кто верит в то, что я стану хорошим отцом.

Маша уже пожалела о вчерашнем разговоре, но делать нечего, она развернула письмо. Пока она читала, капитан нетерпеливо барабанил по оконному стеклу, перекладывал с места на место документы и нервно чертил карандашом на листе бумаги всякий бред. Он то суетливо садился, неуклюже обхватив голову руками, то вскакивал и начинал метаться по комнате, вытирая выступивший пот не совсем свежим носовым платком. Маша подняла голову и внимательно посмотрела на бедолагу:

– Что тут непонятного? Девушка отчаянно вас любит, – она вернула письмо. – О свадьбе не мечтает, будущего ребенка…

– Не отказываюсь – мой! Но жениться… – Андрей замялся, подыскивая слово, – …рановато.

Маша взглянула на его залысины и мысленно усмехнулась.

– Я не вправе принимать решение за вас, – вздохнула она. – Девочку Марина в любом случае решила рожать для себя. Как я понимаю, на браке она не настаивает, да и живет, как вижу, далеко.

– Да, рядом с моими родителями…

– Будет кому помочь. Но развязать этот узел, кроме вас, никто не в состоянии, – Маша налила и протянула капитану стакан воды. – Решайте сами. А почему она так уверена, что будет дочь?

– УЗИ определило, вот она мне и позвонила.

– А вы еще и перезваниваетесь?

– А почему нет? Мы же одноклассники!

– Только ли? Этими разговорами вы подаете ей надежду.

– Вы так думаете? – искренне удивился Андрей.

– Для женщины, уверена, важнее всего определенность.

– А что гуманнее?

– Кому как. Единственный совет: определяйтесь поскорее. Беременным вредно волноваться. Пожалейте мать и ребенка.

– Нет, ну, жениться я точно не намерен!

Вместе со стуком в комнату вошла Настя с баночкой облепихового варенья в руке и с ходу воткнула в розетку вилку электрического чайника. Маша облегченно вздохнула, офицер недовольно закашлялся и, пряча письмо в карман, нехотя попятился к двери.

– Андрюха, оставайся на чай, – хохотнула ему вслед гостья, усаживаясь за стол. – Небось, о «хозяйской» дочке талдычил?

– Ни слова об этом. Кто, кстати, такая?

– Не ахти, – отмахнулась Настя. – Девушка с характером.

– Так это здорово. Нашего полку прибыло.

– Между прочим, точит на тебя зуб.

– С какой стати? Ведь мы не знакомы и даже не встречались. Насколько я знаю, она едва ли не вдвое моложе.

– Но не терпит соперничества! Амбиций выше крыши!

– По-моему, я ей не конкурент!

– Она так не считает. Держись – Алена будет самоутверждаться.

– Прорвемся, не привыкать! Выдадим замуж – и все дела.

– За кого?

– К примеру, за Андрея.

– У него на толстушку самая настоящая аллергия!

– Это пока. Не секрет, капитан мечтает занять место ее папы, – напомнила Маша. – А шеф, заметь, со своим креслом расставаться не спешит и второй месяц тянет с увольнением. В качестве зятя получить его должность проще всего. Что-то мне подсказывает, что карьеризм Полунина возьмет верх.

– Андрей никогда на это не пойдет! – пряча взгляд, взорвалась Настя, заливаясь пунцовым румянцем.

Маша только сейчас поняла, что задела больное место коллеги.

– Как знать. Буду рада ошибиться…

Глава девятая

У ворот войсковой части машина с Машей и Никитой притормозила. Навстречу прибывшим степенно вышел контролер:

– Вы с телевидения? – солдат тщательно проверил документы и попросил: – Загляните в режим, там ваше разрешение на съемку.

– Ясно, – Маша захлопнула дверцу и уточнила. – НП направо?

Воин кивнул и на всякий случай указал направление рукой.

– Помню, – порадовалась она. – Это сюда меня ссылали.

– Революционерка ты наша! – с улыбкой прокомментировал воспрянувший духом оператор. – Кстати, что за зверь этот НБ?

– НП, – поправила коллега, всматриваясь. – Наблюдательный пункт. Олег, притормозите. По-моему, нам что-то несут.

– Маня, отпад! – восторженно прокомментировал Никита. – Какой ништяк эта ракета! Первый раз вижу так близко!

– При желании сможешь и потрогать, – заверила она, покидая машину, и предложила: – Выбирай натуру.

У тропинки их уже поджидал офицер штаба. Предупредив, что разрешение на съемку сейчас поднесут, он стал инструктировать Никиту. Выслушав, тот послушно кивнул и полез на дерево.

– Сниму через березовые листья, – радостно сообщил он.

– Лучше сквозь ветви голубых елей, – посоветовала Маша. – Они здесь не хуже, чем на Красной площади.

– Откуда такая роскошь?

– Высадили после катастрофы. И на мемориале тоже… – голос журналистки дрогнул.

Так и не договорив, она, сама того не желая, оказалась в плену событий десятилетней давности.

…Морозным зимним утром в день памяти по погибшим испытателям космодрома у Вечного огня мемориала по традиции собрались ветераны и военнослужащие гарнизона. Пока строились офицерские «коробки», Маша интервьюировала тех, кому удалось выжить. Пряча глаза, они отворачивались от объектива камеры и избегали микрофонов. Над озером тихим стоном лилась траурная музыка.

В суете никто не обращал внимания на стоящую за елями дородную женщину. Она сторонилась толпы, в бессилии растирая опухшие от слез глаза. Ее сгорбленные плечи сотрясали рыдания. Пока шел митинг, женщина едва держалась на ногах. Когда основная масса народа разошлась, она с трудом присела возле одной из плит и, упав на колени, стряхнула изморось с портрета молодого парня. Слезы градом полились по ее изможденному лицу. Мать нежно провела ладонью по непослушным вихрам и тихо извинилась за нечастые встречи. Всматриваясь в любимые глаза, она вела неторопливый разговор со своим дорогим мальчиком, рассказывая о затяжных бедах и крошечных победах. Маша с телеоператором Сергеем работала в центре событий. Записав несколько интервью, она не обратила внимания на сгорбленную фигуру и поспешила в студию.

– Монтировать будем сразу или потом? – уточнил Сергей.

– Сейчас. И побыстрее. У сына сегодня день рождения.

– Угораздило же его родиться в такой день.

– И не говорите! Впрочем, сын тут не причем: угораздило меня. Причем на месяц раньше срока: планировалось, что Мишутка появится на свет аккурат в день космонавтики. Но ему не терпелось поскорее стартовать на волю. С тех пор вертится, как заводной.

Завершив дела, Маша помчалась домой и прямо с порога принялась за готовку. Прослаивая торт, она то и дело косилась на часы. Сын задерживался, и оставалось неясным, скольких гостей он приведет вместе с собой. В прошлый раз на праздник собралась дюжина добрых молодцев с отменным аппетитом. Матери хотелось, чтобы в этом году появились, наконец, и девочки.

Миша ворвался, как обычно, внезапно, но раздеваться не спешил. На ходу поцеловав мать, он схватил горбушку хлеба и помчался к выходу, сообщив, что идет помогать учительнице, у которой при взрыве ракеты погиб сын. Маша расспросила его и из сбивчивого объяснения подростка с трудом поняла, что речь идет о событиях десятилетней давности. Для нее, приехавшей в гарнизон уже после трагедии, стало откровением, что в городе живет мать одного из захороненных на мемориале солдат.

Утром следующего дня Маша буквально ворвалась в кабинет Онищенко. Изучая газетные публикации с красным карандашом в руках, замполит делал выписки в толстенную тетрадь. Он сухо посмотрел на подчиненную и нервно уточнил:

– Почему опоздали?

– В городе живет мать погибшего при взрыве солдата!

– И что? Я интересуюсь, почему вы опоздали?

– Зашла к ней на работу, узнала, правда ли все это. Оказалось, да.

– А причем здесь вы? – потерял терпение шеф.

– Одинокому немолодому уже человеку требуется помощь!

– Мария Андреевна! – вышел из себя начальник. – Через час у вас в музее экскурсия для особо важных гостей, а вы занимаетесь демагогией и до сих пор не представили мне не только план проведения экскурсии, но и текст того, о чем вы будете говорить. И свой график работы до обеда!

– Товарищ полковник, в городе живет мать, у которой армия отняла двух сыновей! – вспылила Маша, едва скрывая слезы. – Тело второго сына ей привезли из Афганистана через девять месяцев после взрыва, но она в тот момент переезжала в наш город, и его похоронили на родине, в деревне, за тысячу верст отсюда. Теперь у матери даже нет средств, чтобы раз в несколько лет навестить вторую могилу. У нее в этой жизни вообще больше никого и ничего не осталось. Ей живется очень нелегко. Давайте позаботимся о ней!

– Какого рожна вы лезете не в свое дело?! Вам что, своих обязанностей мало? Добавим! Не мы у нее сына отняли…

– А кто?! И как ей это объяснить?! Она отправила в армию здоровых парней, а получила вместо них два цинковых гроба!

– Не теряйте понапрасну время! И чтобы через двадцать минут у меня на столе лежали планы мероприятий на…

Так и не дослушав его гневной тирады, Маша, хлопнув дверью, выбежала вон.

– Вернитесь и выйдите, как положено! – потребовал вслед замполит, но бунтарка лишь отмахнулась.

Спустившись этажом ниже, Маша фактически ворвалась в приемную начальника космодрома. Адъютант бросился на дверь, словно на амбразуру, и стоически заслонил собой вход в генеральский кабинет. «У командира – важная встреча, – шепотом, словно речь идет о военной операции, сообщил он. – Ваша экскурсия только через полчаса».

Женщина украдкой осмотрелась, прикидывая, чем можно отвлечь внимание прапорщика. Отдышавшись, она села на стул возле генеральской двери, схватилась за сердце и с легким стоном запрокинула голову.

– Вам плохо? – испуганно вскочил адъютант.

Гостья кивнула, беспомощно глядя на графин с водой.

– Да-да, пожалуйста, – без слов внял ее просьбе прапорщик и трясущимися руками протянул стакан.

– А валидол есть? – чуть слышно уточнила притворщица.

– Момент, – собеседник исчез в комнатушке рядом.

Едва он скрылся, Маша вскочила и решительно распахнула заветную дверь. Генерал Митрофанов сидел за большим круглым столом в окружении деревенских стариков. В руках он держал кусок толстого поролона и огромную «цыганскую» иглу. Проткнув поролон, генерал протянул иглу первому из дедов: «Теперь ваша очередь». Старик повторил опыт. Командир предложил продолжить эксперимент его соседу.

– Ну, как, отцы? Заметно что-нибудь? – хитро поинтересовался он, когда практические занятия были завершены.

– Нет, – хмуря лоб, качнул головой самый бойкий. – А что мы должны были разглядеть?

– След от иглы.

– Нешто его увидишь? – усмехнулся в бороду старик.

– Усложняем задачу и берем прут, – Илья взял толстую стальную проволоку. – Протыкаем – а дырки как не было, так и нет, – он прищурился и хитро посмотрел на гостей. – Можете сами убедиться.

– И что с того? – напрягся бородач.

– Так и с нашими ракетами. Не делают они дырок в небе, – Митрофанов сел. – Не от этого ваша картошка желтеет, отцы. Клянусь матерью, – для убедительности вставил он.

– Она, кстати, велит тебе кланяться, – вспомнил гость. – Но ты, Илюха, все же растолкуй, почему раньше ботва не желтела.

– Удобрения были натуральными! Сейчас одна химия.

Командир рассмеялся и заметил взволнованную Машу.

– Вы ко мне?

– Да, – только и смогла выдохнуть журналистка.

– Срочно?

– Очень!

Митрофанов извинился перед делегацией, встал, выглянул в приемную и поручил: «Николай! Сделай-ка нам всем чаю, да покрепче!»

Генерал подмигнул прапорщику и обернулся к старикам.

– Прошу вас в комнату отдыха, – незаметно он распахнул дверь позади своего кресла. – А я пока поговорю с дамой. Очень скоро она проведет для вас прекрасную экскурсию.

Командир жестом пригласил вошедшую сесть, внимательно выслушал, снял телефонную трубку и коротко приказал: «Солопова!» Услыхав в ответ голос подчиненного, начал без подготовки:

– Дело есть по твоему столу, Николай Викторович. Говорят, в городе живет мать солдата-героя… – слушая ответ, командир одобрительно кивал головой. – Правильно делаешь. А как ты догадался? – он что-то черкнул на календаре и с удовольствием пояснил Маше: – Даже привез ей землю с места взрыва. Что касается продуктов, молодец, – это ей кстати. И ремонт тоже. А мне вот советуют привезти ее в часть, пусть походит возле старта, побудет на месте взрыва. Знаю, что не положено, но она мать. Кто накажет? Любые органы войдут в наше положение. Ей до наших секретов нет никаких дел. И еще. Ее второй сын погиб в Афгане и похоронен на родине. Надо бы организовать проездные документы, отвезти на вокзал, потом встретить. Никакого финансового нарушения не будет. Как это, кто? Это я тебе говорю. Причем здесь ревизия? Там тоже люди. У них что, матерей нет? Она не на курорт едет, – он нервно закурил. – А вот это выход. Включайте посмертно в списки части: появится легальная возможность выписывать ей проездные документы и паек. Лады, – Митрофанов положил трубку и с довольным видом пояснил: – Солопов берет ситуацию под личный контроль.

– Спасибо вам огромное, Илья Федорович, за помощь и понимание, – стремительно поднялась со стула Маша.

Генералу это не понравилось. Он нахмурил брови:

– А кто вам позволил встать? – сурово оборвал он.

– Просто пора в музей, – натянуто улыбнулась просительница, направляясь к двери, и, чтобы не гневить начальника космодрома, тактично напомнила. – Да и вас гости заждались.

– Ну-ну, – усмехнулся Митрофанов, брови которого удивленно поползли вверх. – Вы у нас женщина Онищенко? – уточнил он.

Эти слова обидно задели Машу. Ее щеки вспыхнули.

– Я подчиненная полковника Онищенко, и только! – глядя в глаза командиру, возразила она, всем видом выражая протест.