Текст книги "Пятьдесят оттенков хаки"

– А какой уговор?

– Пока не перерасту Нину, нельзя.

– Какие еще вопросы? – Виктор легонько коснулся его носа.

– Она все равно быстрее растет, – насупился малыш.

– А ты кушай кашу, – посоветовала сестра.

– Я курицу больше люблю.

Закипела вода, Матвеев засыпал в кастрюлю макароны.

– На курицу у нас нет денег, – совсем по-взрослому пояснила Нина. – Вот получит папа деньги, и все купим, а с маминой зарплаты заплатим за квартиру, за сад, за музыкальную школу и отдадим долг.

Отец присел на табурет и с грустью посмотрел на детей – растут, взрослеют, трудности переносят стоически. Он переоделся в спортивный костюм. Проходя мимо зала, хотел заглянуть к жене, но дверь была заперта изнутри.

– Па, ты такой красивый, – улыбнулась дочь, засмотревшись на него, и гордо добавила: – Все девчонки мне завидуют.

– Красивые у нас вы с мамой, – по-взрослому заключил Антон.

Виктор с Ниной рассмеялись, малыш обиженно засопел.

– Ты правильно сказал, – обнял его отец, – наши девочки…

– …самые красивые, – хором завершили они.

– Антон, накрывай на стол, а Нина нам расскажет, как дела в школе.

– Все нормально: русичка похвалила, немка – поставила всем в пример, – помешивая макароны, Нина от усердия облизывала губы.

Матвеев улыбнулся – это привычку дочь переняла у Анны. Антон зацепился за табурет, едва не выронил тарелку и скороговоркой выпалил: «Фу, ты, ну, ты, гадкий черт!»

– Ты, брат, чего ругаешься? – пряча улыбку, упрекнул отец.

– Он, папочка, все за тобой повторяет, – заступилась Нина.

– Виноват, исправлюсь. Тошка, а ты чем сегодня занимался?

– Белку рисовал. Папочка, знаешь какой у нее хвост?

– Большой и пушистый, – не задумываясь, ответил Виктор.

– Нет…

– Красивый и рыжий? – неуверенно предположил он.

– Нет!

– Беличий, – подключилась к игре Нина.

– А вот и не угадали, – захлопал в ладошки малыш и по слогам с особой значимостью произнес: – Ко-лы-шу-щий-ся!

– Вот это новость! – восхитился отец. – Откуда ты такое замечательное слово знаешь?

– Это все Светка, – не стал приписывать себе чужих заслуг мальчуган и с грустью сообщил: – Па, а меня больше Нине не будут отдавать – она тоже маленькая.

– Я большая, но не взрослая, – возразила сестра. – Татьяна Львовна говорит, взрослыми становятся в четырнадцать лет.

– А еще она сказала, что вы с мамой меня не любите, потому что поздно забираете. И мама плакала.

– Вот почему она огорчилась, схожу, приглашу ее за стол.

В зале было темно. Анна лежала на диване лицом к стене. Ее роскошные волосы лунным облаком разметались по огромной подушке. Их тонкий аромат кружил голову. Виктор присел рядом, погладил голову жены и поцеловал в висок. Она не шелохнулась и на приглашение к ужину, не оборачиваясь, с вызовом уточнила:

– А разве ты не сыт, дорогой?

– Интересно, где же я мог поесть?

– Мне тоже интересно, где ты ходишь до самой ночи.

– На службе. Я целые сутки мотался между городом и МИКом. Ни поесть, ни присесть – у нас нештатная ситуация.

– При переводе в город ты обещал, что будешь приходить пораньше. А теперь я даже не знаю, где и с кем ты бываешь!

– Ты это серьезно? – улыбнулся Виктор.

Мысль о ревности его скорее позабавила. Анна почувствовала это, и по ее лицу пробежала тень недовольства. Это не ускользнуло от мужа. Он решил сгладить конфликт объятиями. Супруга с откровенной неприязнью оттолкнула его руки и, вскочив, пересела в кресло.

– Не прикасайся! Или ты вовремя приходишь домой…

– Или?

– Или убирайся на все четыре стороны!

– Вот как? – устало поинтересовался Матвеев.

– Именно! Мне такой муж не нужен!

– Нюта, я объяснил: у нас заморочки с немецким прибором!

– Отговорки в пользу бедных! Успевай в рабочее время. А то сына забрать некогда, денег заработать негде, а обниматься – пожалуйста, здесь и сейчас!

– Аня, я сто раз повторял: мой рабочий день и зарплата такие же, как у всех. Но другие жены как-то управляются, не скандалят и не скулят.

– Вот именно: «как-то». А я хочу жить нормально, прилично одеваться, отдыхать летом у моря, зимой ходить в шубе. Еще хочу…

– «Я, я, я», «хочу, хочу, хочу»! – нервно повторил Матвеев. – Аня, опомнись! Сколько тебе можно говорить: есть только «мы» – семья. Нас четверо. И со временем у нас все будет.

– Это когда же «у нас все будет»? – взорвалась Анна. – Когда мне стукнет сто лет, и я безнадежно постарею?

– Тебе это не грозит, – Виктор хотел прижать жену, но она вновь увернулась. – Всем сейчас трудно. Должен же когда-нибудь закончиться этот бардак в стране! Не могут же перестройка и инфляция продолжаться вечно! Об армии обязательно вспомнят.

– Кто?! Те, кто носит пиджаки по цене годового довольствия офицера? Не смеши меня! Они пришли делить, а не делиться! А я устала стоять в бесконечных очередях и отоваривать эти проклятые талоны! – ее голос задрожал. – Я не могу объяснить Антону, почему в магазине нет кур, круп, сыра и фруктов. Куда пропали мыло, порошок, игрушки, наконец! Научи меня, как прокормить семью, если нашей доблестной армии третий месяц не дают денег?!

– Аннушка, это ненадолго, надо потерпеть самую малость. Согласись, мы живем не хуже других. Ты работаешь в продслужбе, потому у нас всегда есть законный паек, а у кого-то и этого нет.

– У меня больше нет сил таскать паек и тяжести! Я не хочу заниматься домом и детьми одна, не хочу давиться в очередях в поисках куска колбасы и штурмовать «Детский мир»!

– Большинство терпит…

– Вот и живи со своим большинством! Их мужья, между прочим, по выходным мотаются в область и привозят на продажу дефициты!

– И ты согласна ими торговать?

– А ты на что? Мужики сами же и стоят за прилавком.

– Я этого делать не стану! – вспылил Матвеев. – Офицеру приторговывать – последнее дело! Позор и унижение!

– А так жить не позор? А не уметь содержать семью – не унижение? Я тебя предупредила: если с завтрашнего дня ты не забираешь из сада Антона, пеняй на себя и своего Тополевского!

– А Тополевский здесь причем?

– А кто тебя держит допоздна? Кто домой не пускает?

– Чувство долга!

– Вот им и питайся! А я умываю руки!

– Аня, одумайся!

– Ни за что! Ты у нас глава семьи? Вот и заботься о нас!

Анна разрыдалась. Виктор хотел ее успокоить, но получил пощечину. Потирая лицо, он вышел к детям. Притихшие и печальные, они сидели с нетронутыми макаронами. Нина обняла Антона, губы которого беспомощно тряслись. В глазах обоих застыли слезы. Ребятня с ожиданием и надеждой смотрела на отца. «Страсть как есть хочется, – пряча глаза, нервно улыбнулся он, – а мама решила не кушать – села на диету».

После ужина Нина вымыла посуду и усадила на колени брата. Матвеев с нежностью посмотрел на детей: «Айда на боковую, а то свалимся прямо под стол». Ребятня послушно поплелась следом…

Анна открыла глаза и не сразу поняла, что ночует в складской бытовке. Старенький диван протяжно скрипнул. В ее ладонь уткнулась чья-то пушистая мордашка. Женщина вздрогнула от неожиданности, испуганно вскрикнула, но, видя котенка, уложила его рядом с собой. Малыш перебрался в ноги и заурчал. Когда хозяйка заплакала, он переполз на подушку и стал слизывать с ее лица слезинки. Анна расчувствовалась, прижала подкидыша к себе и зарыдала в голос.

Глава пятнадцатая

Тополевский подъехал к гостинице, когда света в здании уже не было. Он отпустил машину и перевел взгляд на окна своего номера – в комнате, скорее всего, горела настольная лампа. Значит, Маша снова строчила свои бесконечные тексты. Андрей осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Увлеченная работой супруга не заметила его прихода и, уткнувшись в экран монитора, сосредоточенно стучала по клавишам. Это было ее обычным состоянием. И вне телецентра она продолжала работать без выходных и праздников. Компьютер, безусловно, экономил время и упрощал творческий процесс, но улучшению семейных отношений способствовал вряд ли. Он, словно капризное дитя, стал не просто членом большинства семей, но и требовал постоянного внимания. И в их доме электронные новинки, коварные вирусы и сбои программ обсуждались едва ли не чаще, чем проблемы детей.

Тополевский тихонько обнял Машу за плечи и поцеловал копну пушистых волос. От неожиданности она вздрогнула.

– Так тебя и вынесут – не заметишь.

– Прости, дорогой, – размяла кисти супруга. – Решила вот поработать и забыла о времени. Тебя покормить?

– А кто будет отдыхать?

– Беру пример с тебя, – Маша подставила щеку для поцелуя.

Андрей решительно повернул ее к себе, посмотрел в глаза, обнял, поцеловал в губы.

– Спасибо, – смутилась жена.

– За любовь не благодарят.

– А зря. Я это теперь точно знаю – слишком долго ждала тебя.

– А кто говорил, что вместе мы – случайно?

– А разве не так? Нас фактически вынудили стать семьей: ни ты, ни я менять свои жизни не собирались, но, оказавшись рядом, поняли, что это бесценный дар, вот только не знаю, судьбы или небес. «За все тебя благодарю», – напела она давно забытую песню. – Идем к столу!

После ужина Андрей принялся убирать посуду, а Маша, извинившись, поспешила дописывать историю Матвеевых. Тополевский навел порядок, присел рядом и вчитался в ее текст.

– А я ведь знаю, когда все это началось, – заметил он вслух.

– Что именно?

– Конфликт в доме Матвеевых. Мы тогда с Виктором дневали и ночевали с одной весьма строптивой иностранной «подругой».

Маша с любопытством посмотрела на него.

– Как интересно. С одной на двоих? – имитируя ревность, удивилась она. – И что же это была за дама? Надеюсь, не так себе?

– Бывают и лучше, – подмигнул муж. – Немецкая барышня по имени «Козима». Прекапризное, надо признать, создание. Аппаратура, которая должна была улететь на нашем спутнике.

…Гостиница десятилетней давности выглядела не так презентабельно, как нынче. Но именно ей было уготовано стать центром международного сотрудничества. Место для тестирования импортной техники оборудовали на первом этаже. Выделенное помещение было напичкано проверочной аппаратурой и под завязку заполнено людьми. В целях конспирации сотрудникам космодрома рекомендовали не носить военную форму. Большинство из них щеголяли в новеньких официальных костюмах и безликих галстуках, в то время как иностранные гости, напротив, были одеты весьма демократично – в джинсы, яркие джемпера и модные куртки. Специалисты с обеих сторон безбожно коверкали немецко-русские слова, что, впрочем, не помешало быстрому установлению тесного контакта.

Поскольку со школьной скамьи Октябрьский безуспешно пытался освоить английский язык, его познания в области немецкого ограничивались традиционными «хэнде хох» и «Гитлер капут». Согласно собственной легенде, на время испытаний он выступал в роли скромного сотрудника городской мэрии. Но пристальный взгляд и откровенное наблюдение за всем и вся с ушами выдавало в нем человека определенной профессии. Мимо Игоря, стараясь ничем не выделяться из толпы, проследовал представительный мужчина. Видя, что начальник готов к контакту, старлей принял позу охотничьей собаки, готовой по малейшему жесту хозяина броситься на добычу. «Гость» вежливо попросил прикурить. Склонив голову, Октябрьский одними губами доложил, что идут автономные испытания «Козимы». Шеф принял информацию к сведению и также незаметно растворился в толпе.

Неподалеку от иностранцев собралась группа российских коллег. Тополевский в модном замшевом пиджаке цвета речного песка походил на выходца с юга Апеннин. Поздоровавшись с товарищами, он представил им симпатичного, кареглазого брюнета.

– Знакомьтесь, мой новый помощник Виктор Матвеев. В мое отсутствие он уполномочен решать любые вопросы.

Сослуживцы приветствовали новичка кивком головы.

– С боевым крещением! – напутствовал Виктора Андрей.

– Василич, а почему эту «штуковину» испытывают не в МИКе?

Видя, что за ними внимательно наблюдает Октябрьский, Тополевский отвел Матвеева в сторону и, не скрывая иронии, пояснил:

– Компетентные органы убеждены, что присутствие в войсковой части иностранцев позволит им выведать страшную военную тайну.

– По-моему, гости и без того прекрасно осведомлены, что наши спутники запускают именно военные умельцы.

– Шутки шутками, а секретов в части хватает, – стал серьезным Андрей. – Господа бюргеры действительно многое бы отдали, чтобы побывать на наших закрытых объектах. Конечно, они в курсе, что в МИКе готовят военные спутники, и готовы за один только их внешний вид выложить кучу денег. Как ты понимаешь, в валюте.

– Жаль, все секреты давно проданы, – мрачно пошутил Матвеев и посетовал: – Как-то несолидно работать в таких условиях. Космическую аппаратуру готовим фактически на обеденном столе. Вон у немцев какие приборы и инструменты. Грех их прятать от людских глаз.

– Не тарахти, – оборвал приятеля Тополевский. – Требования режима не обсуждаются.

– «Жираф большой, ему видней», – с пониманием напел Виктор.

Андрей посмотрел на него выразительно, настраивая на деловой лад:

– Вникай в работу, солист. Я не всегда буду рядом, потому любые вопросы, подчеркиваю – любые, тебе придется решать самостоятельно.

– Так, вроде, наших гостей опекают самарские спецы, – кивнул на промышленников Виктор. – Будем надеяться, обойдется без проблем.

– Будем надеяться, – согласился Андрей. – Но имей в виду, через два дня «Козима» должна стоять на борту нашего спутника. В противном случае нам придется платить крупную неустойку.

– Из собственного кармана?

– Ни у нас с тобой, ни у всего космодрома, боюсь, не найдется требуемой суммы. Так что берись за работу, как это ты умеешь делать, а я отлучусь в контору к «особенным» ребятам. Есть у них какие-то вопросы по нашему столу.

В гостиницу Андрей вернулся во второй половине дня и первым делом поинтересовался у Матвеева, как идет работа. «Испытания завершены! – в шутку вытянулся Виктор. – Везем аппаратуру в МИК». – «Лады», – улыбнулся Тополевский, направляясь к иностранцам. Сытые после обеда и довольные проделанной работой немецкие специалисты с торжественным видом передали коллегам из самарского КБ свое «детище», заботливо установленное в специальный контейнер размером с обычную обувную коробку. Отъезжающий автобус они проводили радостными возгласами и бурными аплодисментами, будто спустили на воду гигантский корабль.

Когда экспедиция с «Козимой» прибыла в МИК за сорок километров от гостиницы, там шли работы по сборке ракеты-носителя, а на специально отгороженном от посторонних глаз участке проводились испытания спутника. Руководил этими процессами полковник Гринин. «Распаковывайте аппаратуру и готовьте ее к установке на борт, – распорядился он, пожимая руку Андрею, и строго напомнил: – Попрошу лишних не толпиться у стапеля». Двое самарцев бережно достали прибор из контейнера и после «заземления» на специальном устройстве подняли его к борту космического аппарата.

– Василич, пойдем, перекурим, – предложил Андрею Гринин. – Пока идет установка, у нас есть минут десять – пятнадцать.

Они вышли на улицу и направились к курилке. Там было достаточно многолюдно. Завидя руководство, солдаты согласно поговорке «Подальше от начальства, поближе к кухне» предпочли незаметно ретироваться. Офицеры, до того что-то живо обсуждавшие, после приветствия руководства замолчали.

– Чего притихли, орлы? – обратился к ним Гринин. – Небось, наши кости перемывали?

– С чего бы? – стряхнул пепел Матвеев. – Просто я вспомнил, как однажды, когда служил в соседней части, «перекладывался» домой. Выхожу, и на мое счастье летит «брезентовый автобус».

– А это что такое? – удивился Гринин.

– «Семен Семенович», – иронично поддел Андрей. – Это бортовая машина, крытая брезентом.

Матвеев утвердительно кивнул и продолжил:

– Я на удачу махнул рукой. Пронзительно визжа тормозами, это чудо военных строителей резко остановилось. Когда распахнулась дверь кабины, я опешил, – он затянулся и выразительно выдержал паузу. – Сидений в кабине не было. Водитель, черноволосый джигит, как орел на горной вершине, сидел за рулем на… обычной табуретке. Рядом стояла точно такая же табуретка для пассажира, на которую он любезно предложил присесть мне… Только я устроился поудобнее…

– Шутки в сторону, Виктор, – жестом остановил его Андрей, рассматривая спешащего к ним немолодого человека. – Боюсь, у нас нештатная ситуация, если самарцы забегали.

Невысокий грузный мужчина неуклюже семенил к курильщикам. Бежать ему было нелегко – мучила одышка. Он прижимал руку к сердцу и что-то бормотал себе под нос. Тополевский с интересом наблюдал за всегда степенным коллегой из Самары

– Андрей Васильевич, попытки штатно запустить «Козиму» от бортовых систем спутника оказались безрезультатными, – отдышавшись, доложил технический руководитель.

– Что предпринято дополнительно? – на ходу уточнил полковник.

– Выполнено несколько технических заданий для различных режимов. Ничего не получается. Видимо что-то в самом интерфейсе.

– Ваши предложения?

– Надо везти сюда немцев и вместе разбираться.

– Вы не хуже моего знаете, что это исключено! Такую поездку придется долго согласовывать с Москвой, а у нас времени – в обрез.

– Тогда нам с аппаратурой необходимо вернуться в гостиницу и разобраться по месту. Мне кажется, это они что-то там напортачили.

– Что ж, пакуйтесь и – в дорогу.

Немцы, все это время с нетерпением ожидавшие результатов испытаний своего детища, были весьма удивлены рассказом Тополевского о возникших неполадках. Они аккуратно извлекли аппаратуру из транспортного контейнера, внимательно осмотрели ее, включили и продемонстрировали – работает!

– Ничего не понимаю, – огорчился техрук. – Я грешным делом был уверен, что-то сбилось в настройках при транспортировке.

– Может, этому техническому буржую здесь не климатит? – пошутил Матвеев. – Или он не доволен нашими бытовыми условиями.

– Но у немцев-то работает, – в тон ему возразил Тополевский. – Стало быть, протест чисто политический.

– А, может, он работает только в каких-то определенных режимах, которых нет на борту спутника? – предположил Виктор.

– А что? Вполне может быть! – обрадовался техрук.

Переводчик озвучил иностранцам предположения самарца.

– Этого не может быть, – с горячностью возразил господин Йорк. – Вот смотрите, – и он продемонстрировал россиянам устойчивую работоспособность «Козимы» при крайних значениях задаваемых для нее параметров. – Мы готовы вместе с вами выехать в МИК и доказать, что аппаратура на борту спутника функционирует.

– К сожалению, по независящим от нас причинам сделать это невозможно, – остановил порыв немецкого коллеги Андрей и распорядился: – Собирайте аппаратуру, мы выезжаем в МИК.

За сорок минут «экспедиция» добралась на участок испытаний спутника. Присутствующие, не скрывая волнения, ожидали результатов. При попытке включения «Козимы» у всех перехватило дыхание, но она так и не заработала. Представительный «консилиум» выполнил несколько технических заданий – аппаратура по-прежнему не подавала признаков жизни. Тополевский предложил не терять время и возвращаться в гостиницу. Техрук огорчился, но возражать не стал.

– Только прошу иметь в виду, – напомнил Гринин, – если завтра к семи утра это чудо немецкой мысли не оживет, спутник будет пристыкован к ракете без него.

– Не горячись, Владимир Александрович, и помни про неустойку, которую в этом случае придется платить нашей стране, – с горечью подытожил Андрей.

– А, может, рискнем и на свой страх втихаря привезем сюда этих «басурман»? – отведя его в сторону, предложил Гринин.

– Особые органы позаботятся, чтобы этот визит стал нашим с тобой последним решением на воле, – удержал его от поспешного шага Тополевский. – Не торопись, есть же еще резервная дата пуска.

– Резервный день – на случай неполадок на старте – там они возникают куда чаще, да и время спрессовано так, что не тебе рассказывать.

– Утро вечера мудренее, поехали!

На крыльце гостиницы шел оживленный диспут по поводу очередной неудачи. В тревожном ожидании все непрестанно дымили, прикуривая одну сигарету за другой. Переводчик с трудом ворочал языком. Руководитель немецкой делегации господин Пинк, то ли в шутку, то ли всерьез попросил принести ему пистолет и характерным жестом приставил указательный палец к виску: мол, живому возвращаться домой ему не следует.

– Ну, это всегда успеется, – шутливо отреагировал на пантомиму гостя Андрей и предложил пройти на рабочее место.

У двери его нагнал Матвеев и попросил разрешение ненадолго отлучиться, чтобы забрать из сада сына и передать его на попечение дочери. Тополевский не стал возражать, но счел нетактичным поинтересоваться, почему это не может сделать супруга.

В комнате для испытаний немцы уже колдовали над своей аппаратурой, что-то горячо обсуждая при этом. В противоположном углу наши специалисты наперебой рисовали свои варианты решения. Атмосфера была наэлектризована до предела. Казалось, любой жест мог спровоцировать международный скандал. В самый разгар споров в дверях возник в суете всеми забытый представитель Самары, которого коротко, но уважительно величали Степаныч. Его внешний вид – сильно помятый спортивный костюм, домашние тапочки и характерный запах алкоголя, в простонародье именуемый шлейфом, красноречиво свидетельствовали о том, насколько плодотворно он провел этот день. Обведя комнату еще неясным взором, Степаныч попытался привлечь к себе внимание окружающих. С удивлением глядя на часы, он вежливо осведомился: «Над чем бьетесь, чудаки?» «Отстань, Степаныч, не до тебя, – отмахнулись земляки. – «Козима» не включается на борту». Почесав затылок, тот мгновение соображал, одними губами помянув мать, а затем громко посоветовал: «Да вы соберите интерфейс, как на «Коб…» Услышав первые буквы названия военного спутника, россияне разом зашипели на него. Степаныч, входя в раж, не растерялся. «Да, че, я глупый что ли? – он хитро оглянулся и зашептал: – Могу нарисовать схему прямо сейчас». Кто-то от безысходности протянул ему ручку и оказавшийся под рукой кусок бумажной салфетки. Мужчина пошатнулся, но удержался на ногах и, чуть высунув язык, склонился над столом. Трясущейся рукой он старательно вывел на бумаге электрическую схему. Разработанная им еще в студенческие годы, она, видимо, жила где-то в потаенных глубинах изрядно помутившегося сознания, потому как буквально через пару минут в режиме «автопилота» была воспроизведена на бумажном носителе.

Появился Матвеев и поднятием руки показал Тополевскому, что вернулся. Андрей кивнул в ответ и через плечо Степаныча заглянул в его «творение». К ним обреченно подтянулись остальные.

– А что вы думаете, это вполне может сработать, – после краткого инженерного анализа облегченно вздохнул техрук.

– Еще бы, – важно добавил Степаныч и, обводя всех взглядом победителя, гордо заявил: – У нас это работает уже больше десяти лет.

– Тогда – за работу, – поторопил Тополевский. – Выгребайте из своих загашников необходимые детали и беритесь за пайку.

– Все загашники в МИКе, – удрученно заметил техрук. – Я же говорил, нахлебаемся мы с такой организацией работ.

Андрей выразительно посмотрел на него и подозвал переводчика:

– Может, немецкие коллеги нас выручат? По-моему, они неплохо технически оснащены.

– К сожалению, из всего перечисленного у нас есть только монтажный провод, изолента и паяльник, – развел руками Пинк.

Матвеев отвел Тополевского в сторону и сообщил, что у него в гараже есть буквально на днях собранный из требуемых элементов прибор для диагностики своего старенького «Запорожца». Виктор был готов пожертвовать им на благо общего дела при условии, что самарские ребята после пуска вернут ему необходимые детали, которые офицер почти год собирал по свалкам списанной техники. Андрей согласился, и спустя полчаса самодельное устройство, из которого осталось выпаять необходимые детали, лежало на столе.

– А какие у них характеристики? – по-деловому уточнил техрук.

– Вот справочник по радиодеталям, – Матвеев протянул изрядных размеров «гроссбух», – а здесь выписанные из него параметры элементов, – он показал обычную школьную тетрадь.

Техрук, не задумываясь, отложил книгу и начал сверять характеристики деталей с записями от руки. «Годится, – заключил он и, найдя глазами своего монтажника, предложил, – Юра, берись за работу». Присутствующие плотным кольцом окружили рабочий стол и внимательно наблюдали за процессом появления на свет нового устройства. Но, к несчастью, пайка интерфейса у Юры не заладилась. «Детали слишком мелкие», – оправдывался он, не желая признаться в отсутствии мастерства. Пинк посадил на его место своего умельца. Но и Йорк после нескольких попыток развел руки – ничего не вышло. И тут снова появился Степаныч, отлучавшийся, видимо, для очередной «дозаправки».

– Готово? – икнув, поинтересовался он.

– Не удается собрать, – посетовал техрук. – Детали мелковаты.

– Так вы «Левшу» пригласите, он в соседнем крыле живет.

– Степаныч, приведи его, – техрук умоляюще скрестил руки на груди. – Ничего, что уже второй час ночи?

– Ничего. Он привычный. Главное, чтобы на рыбалку не свинтил.

Тополевский с Пинком практически одновременно взглянули на свои часы. До условленного срока времени оставалось в обрез. Выйдя на улицу взбодриться, они синхронно посмотрели на звездное небо и потянулись. Сейчас никто не думал о космосе, который надо было «покорять», о дружеских связях, укрепление которых было велением времени. В этот крошечный отрезок затишья на мгновение хотелось немного отвлечься и расслабиться. Осенняя ночь была на загляденье красивой. Устало улыбнувшись друг другу, коллеги помолчали каждый о своем и вернулись в гостиницу. Следом за ними появился Степаныч с заспанным «Левшой», отличительной приметой которого были очки с толстенными линзами на +6 или даже +8, скорее напоминавшие бинокль. Молча изучив схему, умелец отложил очки в сторону и уже без них уверенно приступил к пайке, чем естественно озадачил всех окружающих. Мужчины в недоумении переглянулись, но замерли в напряженном ожидании. «Принимайте работу», – улыбнулся вскоре «Левша» и снова надел очки, в которых походил на мультяшного Знайку. На столе лежало собранное им небольшое устройство, которое напоминало только что вылупившегося цыпленка. Многочисленные провода торчали во все стороны, а хрупкость конструкции свидетельствовала о неминуемых трудностях при транспортировке и дальнейшей установке на борт спутника.

– Надо его во что-то упаковать, – рассудил Тополевский. – Поднимитесь в номера, поищите похожую по размерам тару. Сбор через десять минут.

Когда все собрались заново, оказалось, что кроме коробки из-под домино, которую принес Степаныч, ничего для корпуса интерфейса не подходит.

– Засмеют ведь, – усмехнулся тот, но умолк под выразительными взглядами земляков.

– Упаковывайте в эту коробку, да зажгутуйте торчащие проводники, – отдал распоряжение техрук. – Время не ждет – выезжаем!

До МИКа добрались затемно и бросились к стапелю. По закону подлости в момент установки аппаратуры на борт космического аппарата во всем здании пропало освещение. «Энергетики, твою дивизию!» – в сердцах чертыхнулся Гринин. Он порылся в карманах и, найдя зажигалку, поднес ее к открытому люку спутника. Примеру полковника последовали все остальные. Стало немного светлее, но устанавливали строптивое устройство практически на ощупь, стараясь не упустить ни одной драгоценной минуты. Затем осторожно спустились по стапелю вниз. И в это время, как в кино, в зале вспыхнул свет. На борт спутника подали напряжение и включили проверочный тест. Повисла гробовая тишина. Все замерли в ожидании. Пробежавшие несколько секунд показались вечностью. «Козима» включилась!» – раздался голос оператора. Тишину нарушил вздох всеобщего облегчения.

– Поздравляю всех. Успели, – Тополевский обвел присутствующих взглядом и, обращаясь к Гринину, добавил: – А вас, Владимир Александрович, прошу организовать выполнение дальнейших работ по графику. Успехов и до встречи на старте…

Андрей рассказывал о событиях десятилетней давности с такими подробностями, будто они случились только вчера. Маша и знающие не один год мужа коллеги не уставали удивляться особенностям его памяти. Сколько бы ни миновало лет, Тополевский не забывал ни одну мало-мальски значимую деталь.

– Как потом прошел пуск? – живо поинтересовалась жена.

– И пуск, и полет, и приземление прошли штатно. Только интерфейс Виктору так и не вернули. Он и сегодня в качестве реликвии выставлен в музее самарской фирмы.

– И здесь потери.

– Ты это о чем?

– Этот проект стал началом краха семьи Матвеевых.

– Сомневаюсь. У них уже давно что-то разладилось. Да и в семье Серебровых не все было гладко. Анна стала для Вячеслава…

– Лучом света? – подсказала Маша.

– Не уверен. Скорее – омутом…

Глава шестнадцатая

Подъехав к подъезду, Серебров отпустил водителя и стремительно поднялся на свой этаж. Перед квартирой он ненадолго замер, прислонившись лбом к двери. Было слышно, что внутри громко работает телевизор, звук которого перекрикивала болтающая по телефону жена. Нахмурившись, Вячеслав спрятал ключи в карман и сделал несколько шагов вниз. Затем, тяжело вздохнув, вернулся. Домой его давно уже не тянуло, но больше податься было некуда. Последние годы их с Лидой объединяли только два штампа в паспорте: о браке и прописке. Серебров был уверен, случись ему не вернуться, жена даже не заметит отсутствия. Он бы и перебрался жить в часть, но не хотел напоследок провоцировать досужую болтовню. Предстоящий перевод полковник дома не обсуждал, твердо решив для себя, что сначала уедет один, а там будет видно. Он долго и тщательно вытирал ноги о входной коврик, нехотя достал увесистую связку ключей и бесшумно открыл дверь. Переодевшись, прошел в кухню мимо зала, даже не заглянув внутрь. Лидия, не отрывая глаз от телевизора, бросила вдогонку привычное: «Ужин на плите» – и с головой окунулась в перипетии экранной жизни. Заморские сериальные страсти интересовали ее куда больше, чем реальные проблемы детей и незаметно отдалившегося супруга.

Серебров молча разогрел то, что едой можно было назвать с большой натяжкой. Без аппетита разжевывая подгоревшие макароны, он полистал газеты, послушал по радио последние известия и только сейчас заметил на холодильнике новую фотографию ребятни.

Недавно отпраздновавшие совершеннолетие двойняшки, сын и дочь, беспрестанно ссорившиеся с раннего детства, даже на портрете смотрели в разные стороны. Вячеславу не удалось поучаствовать в их воспитании. На службу он уезжал, когда дети еще не проснулись, а домой возвращался, когда они видели пятые сны. С годами и дочь, и сын стали воспринимать появление отца как кратковременную гастроль, завершающуюся пополнением семейного бюджета. А разговоры с ним если и заводили, то лишь в канун зарплаты, требуя выделения средств на карманные расходы. Постепенно родитель привык к такому развитию событий и даже испытал облегчение, когда после школы отпрыски покинули родное гнездо и уехали учиться в город, где жила его теща. На расстоянии их общение по-прежнему сводилось к товарно-денежным отношениям, что полковник давно воспринимал как должное. Серебров сознавал, что любить его было не за что, а менять что-либо в образе жизни уже поздно.