Текст книги "Пятьдесят оттенков хаки"

– Да, мы из дворян и никогда не скрывали этого!

– Рада за вас, – на ходу бросила Маша, намереваясь уйти.

– А вы все так же остры на язык, – Локтев услужливо придержал дверь, откровенно любуясь строптивицей.

– Реверансам не обучена: происхождение, знаете ли, не то, – проигнорировала его реплику дама, звонко хлопнув дверью.

По лицу мужчины пробежала тень досады. Он вышел следом и ожесточенно прошептал вслед: «Стерва!»

Вернувшись в гостиницу, Маша швырнула покупки на стол. Андрей, видя настроение жены, обнял ее и усадил на диван.

– На тебе лица нет. Что-то случилось?

– Локтева в магазине встретила.

– Странный тон. Мне казалось, одно время вы очень даже ладили.

– Не без этого, – согласилась супруга. – Справедливости ради стоит отметить, что прапорщиком я стала только благодаря стараниям Ярослава. Шеф ведь палец о палец не ударил. Именно Локтев нашел должность и хлопотал за меня перед командиром. Десятка к моей тогдашней зарплате была не лишней. В ту пору он был сама любезность: подвозил до работы и даже приглашал на чай.

– Ярослав у нас из князей, – усмехнулся Тополевский.

– И как потомственный дворянин обожал почитание. А меня приручить довольно сложно: я не привыкла гладить по шерсти.

– Теперь ясно, откуда у него на тебя «зуб».

– Пришлось показать зубы, ведь это он запустил «утку», что я прочу Митрофанова в командующие, обостряя тем самым отношения начальника космодрома с Петровым. А я всего лишь искренне предположила, что командир при необходимости может сменить командующего. Ведь придумать, воплотить и организовать Илья Федорович умел как никто другой. Но командиру этот разговор преподнесли совсем в другом свете, после чего я в очередной раз была выслана на километры. Разве ты не в курсе этой истории?

– Ну, почему же, – задумался Андрей, вспоминая прошлое.

…В бане было душно. Укутанное в полотенца руководство космодрома вело оживленную беседу за изящно сервированным столом. Рыбаков слегка перебрал и устало дремал в углу. Необъятных размеров Головин придерживал простыню, концы которой с трудом сходились на его безразмерном животе. Придирчиво рассмотрев запотевшую рюмку с водкой, он с наслаждением вдохнул ее аромат и залпом осушил.

– Хорошо пошла, – смачно прокомментировал Федор.

– Пить в одиночку – признак дурного тона, – уколол Локтев. – Не отрывайся от коллектива, наливай всем.

– Обойдешься! Я не официант, чтобы тебя обслуживать.

Пытаясь избежать препирательств, Ярослав наполнил рюмки присутствующих и пригубил свою.

– Недурно, недурно, – причмокнул он.

– Эстет хренов, – сквозь зубы процедил Головин.

– Ты что-то сказал? – живо откликнулся приятель.

– Это я так, о своем, – самодовольно хмыкнул толстяк.

Митрофанов прищурился и хитро посмотрел на своих замов из-под пушистых бесцветных бровей. Илью давно уже разморило от жары, хорошей компании и отменной водки, но он по привычке не терял нить разговора. Придирчиво осмотрев стол, украшением которого были бутерброды с красной и черной икрой, мясная нарезка и рыбные деликатесы, командир отодвинул пустую рюмку и по привычке потянулся к мискам с квашеной капустой, хрустящими огурчиками и отборными солеными грибами. Втянув в себя воздух, он с наслаждением вонзил вилку в самый крупный рыжик.

– Слава, рекомендую попробовать. Телегин засолил их по моему рецепту, – хвастливо заметил он.

– Хороши грибочки, – не пробуя, охотно поддакнул Локтев.

– Поди, и не в курсе, что их возили к императорскому столу?

– Не может быть! – слукавил зам, хотя давно знал наизусть генеральскую байку о поставках грибов в царские кладовые.

– Специальным обозом и только в штофах, – напомнил командир.

– Штофы – для водки, – вмешался в разговор Головин.

– Наши грибы возили только в штофах, специально проверял! – в голосе Митрофанова зазвучали металлические нотки.

– Неужто расспросил самого императора? – не унимался здоровяк.

– Краеведы подтвердили, – насупился шеф.

– Наслышаны, – подыграл, наконец, Федор. – Грибы отбирались по размеру горлышка – один к одному. И посол у них был особый.

– Особый, – огрызнулся Илья.

– Верю, – Головин в знак примирения поднял рюмку. Он лучше других знал крутой нрав Митрофанова. – И что это за форменное безобразие?! – сделал он выпад в адрес Телегина. – Командир, я возмущен тем, что тыл приучает здоровых русских мужиков пить из крошечных мензурок! Мы не в больнице. В конце концов, где наши стаканы?

– Уймись, – отмахнулся от него Игорь и протянул рюмку больших размеров. – Учись жить культурно. Командир так велел, – он налил товарищу водки. – И не забывай закусывать!

– Не учи! – взбрыкнул Головин, вставая, и не удержал простынь. Она упала, обнажив могучее тело полковника. Приятели рассмеялись.

Через дверной проем было видно, как Тополевский и Онищенко заканчивают партию в бильярд. Андрей, как обычно, выигрывал с разгромным счетом. Замполит нервничал, видя, что его проигрыш веселит болельщиков. Митрофанов перевел взгляд на захмелевшего Рыбакова. Тот по-прежнему клевал носом. Локтев услужливо протянул командиру рюмку и вилку с рыжиком, следя за его взглядом. «Непьющие наши», – ехидно кивнул он в сторону игроков. Генерал с вызовом посмотрел на заместителя. Глазки того забегали и часто заморгали. Командир остался доволен – ему нравилось, что он внушает страх и опасение. Слыша недовольный голос Онищенко, Ярослав хмыкнул и не удержался от едкого комментария:

– Идеолог чертов. Везде пытается навязать свою линию.

– Суслов местного разлива, – с сарказмом согласился Илья.

Локтев нахмурился, анализируя, в чей адрес прозвучал комментарий шефа, но от грустных мыслей его отвлек приход Тополевского. Командир жестом пригласил его сесть рядом.

– Куда замполит подевался? – уточнил у подошедшего Ярослав. – На покой, вроде как, рано.

– На улице снегом растирается, – переглядываясь с Митрофановым, сообщил Андрей.

– Вот и ладненько, – стал серьезным генерал. – Поговорим без лишних ушей. Мне кажется, в последнее время слишком много информации стало уходить за пределы космодрома, – начал он издалека. – Возникает резонный вопрос, не завелся ли среди нас «дятел»?

– Что? – не стерпел Головин и сузил глаза. – Ты, командир, не зарывайся, – пьяный, он переставал себя контролировать.

Телегин удержал его кисть и выразительно посмотрел в глаза приятелю. Головин набычился и, сжав кулаки, покраснел.

– Илья Федорович дело говорит, – поддержал командира Игорь. – Я и сам не раз задумывался над этим вопросом. Слишком уж многое не стыкуется.

– И мне кое-что кажется подозрительным, – поспешил вставить свои пять копеек Локтев.

– Погодь, – отмахнулся от него Митрофанов и сделал паузу. – На днях мне звонили из Москвы и предметно интересовались, как дела и что случилось при испытаниях последнего спутника.

– В столице уже знают? – удивился Андрей. – Странно. Замечание мы устранили собственными силами, потому никому ничего не обязаны были докладывать. Ну, совершил ошибку капитан, так что, сразу наказывать? Подсказали, что да как, научили работать. Ничего серьезного ведь не случилось. Обычная ситуация на технике.

– А в Москве, однако, все известно, – Илья поочередно оглядел коллег. – Стало быть, без «крота» не обошлось. Кто бы это мог быть?

– Я знаю, кто, – торжественно объявил Локтев. – Наша разудалая теледива. Заметьте, когда приезжает Петров, они всегда о чем-то шепчутся.

– Это несерьезно, – первым не выдержал Тополевский. – Они, может, и шепчутся. Их дело. Только в Москве известны все наши проблемы, а Марья Андреевна на испытаниях не присутствует и ввиду отсутствия технического образования конкретной информацией располагать не может. Или кто-то уже успел с ней пошептаться? – уколол он.

– Какие мы логичные, – неуклюже отшутился Ярослав. – Согласен, не она. Да и кто с ней станет шептаться? Она же замужем.

– Не в том дело, замужем – не замужем, – буркнул Головин. – Имела она нас в виду. Дамочка она независимая и самодостаточная.

– А еще она ярая феминистка, – с порога присоединился к разговору замполит. – С мужиками не церемонится.

– Ты в этом на личном опыте убедился? – икнув, фамильярно поинтересовался Федор.

– Попрошу без намеков! – возмутился Онищенко. – Марья Андреевна не женщина, а Китайская стена!

– Точно, не подвинешь! Восьмое чудо света, – оживился Рыбаков. – Вот только смотреть лучше на расстоянии – отбреет в два счета, – глядя на одетого замполита, он испуганно уточнил: – Что, пора по домам?

– Не торопись, отдыхай. Просто Алексей Федорович у нас и в бане одет как джентльмен, – съязвил Тополевский.

– Стараюсь оставаться таковым в любых условиях, – Онищенко франтовато вскинул голову и стал в позу Наполеона. Коллеги переглянулись и улыбнулись. – А вообще позволю себе спросить, почему без меня обсуждают мою подчиненную? – возмутился он.

– Так ведь не жену, – не растерялся Андрей. – Хотим вот включить ее в состав пресс-группы, для взаимодействия с журналистами центральных СМИ. Должен кто-то работать с ними профессионально. Не мне же этим заниматься.

– И не ей! Не понимаю, к чему весь этот сыр-бор? – вскипел Алексей. – Да, пресс-группа по решению командира подчиняется вам. Но у вас своих женщин с избытком!

– Вы так говорите, словно речь идет о гареме, – иронично усмехнулся Тополевский. – А между тем, в подчиненных мне отделах служат женщины с техническим образованием. Творческие кадры есть только в вашем распоряжении.

– Марья Андреевна занята подготовкой концерта, пишет текст новой экскурсии, составляет сценарии, перерабатывает песни, готовит стихотворные заставки, – брызжа слюной, стал загибать пальцы офицер.

– Может, она и нам споет или спляшет? – оживился Локтев.

– Очень рад многогранности ее талантов, – проигнорировал его выпад Андрей, обращаясь по-прежнему только к Онищенко. – Позвольте заметить, что принятие подобных решений не в моей компетенции.

Митрофанов, не скрывая удивления, смотрел на замполита с хитрой усмешкой:

– Ты чего шумишь, Алексей Федорович? Как я решу, так и будет!

– Не будет, если мы хотим продолжать качественную пропаганду и удивлять наших конкурентов. Мария Андреевна у нас и радио, и телевидение, и газета, и музей!

– Прямо народная артистка космодрома, – ввернул Локтев.

– Да уж, не чета твоей пассии, – резонно заметил Головин.

– Не понимаю, о чем ты? – вскипел Ярослав.

– Все ты понимаешь. Кто с Оксаной чаи гоняет? А на чьей машине она по магазинам колесит?

Локтев побагровел от неожиданности и даже стал заикаться.

– Ты все в-вывернул наизнанку! – нашелся-таки он.

Митрофанов встал и вплотную приблизился к Онищенко.

– Алексей Федорович, решено: Мария Андреевна включена в состав пресс-группы. Утром подпишу приказ. Вопросы есть?

От подобной бесцеремонности замполит опешил. Ничего не ответив, он медленно попятился к выходу. Через несколько минут раздался шум отъехавшей машины. Командир помолчал и перевел потяжелевший взгляд на Рыбакова.

– Говорят, наша дива вчерашние стрельбы сорвала?

– Ничего подобного! – возразил тот. – Скорее мужикам нашим нос утерла, когда на пристрелке выбила двадцать семь очков из тридцати.

– Врешь! Откуда у нее личное оружие? – возразил Локтев.

– А на кой оно ей? Едва твоя Маша выпорхнула из машины в своем шикарном лиловом плаще и томно посмотрела на твоих же подчиненных, те, как по команде, протянули ей свои пистолеты! Можно сказать, разоружила противника одним взглядом.

– И вовсе она не моя! – парировал Ярослав.

– Вот ты и бесишься! – съязвил Головин.

– Короче! – прервал их пикировку Митрофанов. – Чтобы ноги ее больше не было на стрельбище! Вот только дуэлей нам и не хватало! – он прищурился. – Кстати, по моим сведениям, Марья Андреевна далеко не Ворошиловский стрелок. «За молоком» сходила.

– Это уже потом, для ведомости! – закряхтел Александр. – Она и противогаз сначала вверх ногами одела. Но вовремя спохватилась и уложилась в норматив. А потом потребовала поставить ей «отлично», раз за отведенное время успела его дважды примерить.

– Я не понял, нам что, обсудить больше нечего? – нахмурился Илья. – Какого рожна она вообще всем этим занимается?

– Как это почему? Она военнослужащая! Сдает зачеты на общих основаниях! – не удержался Локтев.

– А тебе лишь бы лишний раз ее построить! – хихикнул Федор.

– Хватит! – оборвал его командир. – Устроили представление. Забыли, что мы в бане? Наливай!

Команда оживилась. Одни ушли в парилку, другие в бассейн, кто-то отправился на тренажеры. Рыбаков и Телегин перешли в бильярдную. Когда компания рассредоточилась, Митрофанов кивком головы подозвал к себе Тополевского и Головина.

– Вот теперь можно обсудить суть дела без лишних ушей, – командир устроился поудобнее и потянулся за водкой. Федор опередил его и разлил сам. Илья кивнул в знак благодарности. Выпив, он перешел на шепот. – Что наши промахи и даже разговоры становятся известны за пределами космодрома – это факт. Вопрос, кто за всем этим стоит? И как нам его вычислить? Да побыстрее!

– Есть известный прием, – понизил голос Андрей. – Каждому должностному лицу, кто допущен к подобным сведениям, среди прочих сообщают ложную информацию, очень похожую на правду…

– Только не про то, как чуть не доконали ракету, – сходу вставил Головин.

– Я думаю, командир сам знает, что и кому сообщить.

– А дальше что? – нетерпеливо уточнил Митрофанов.

– А дальше, если сработает, ждите очередного звонка из столицы и готовьте правдоподобную отмазку.

– Только запомни, что кому сообщал, – буркнул Головин.

– А что, стоит подумать. Но о нашем разговоре – никому.

– Само собой, командир, – усмехнулся Федор.

Они еще немного посидели и стали собираться по домам.

Утром во время совещания Митрофанов внимательно изучал лица подчиненных. Переводя взгляд с одного зама на другого, он время от времени отвлекался от обсуждения, ставя в лежащем перед ним листе бумаги одному ему понятные знаки. Когда все направились к выходу, командир заглянул в пофамильный список и попросил начальника штаба задержаться. После недолгой беседы генерал поочередно пригласил к себе других замов и начальников служб.

Несколько часов ожидания прошли мучительно долго. Митрофанов ставил задачи, вел телефонные переговоры и принимал посетителей. При каждом звонке он вздрагивал, настороженно косясь на московский аппарат связи. На удивление тот не издавал ни звука. В конце рабочего дня в его кабинете появились Головин и Тополевский. Они выразительно посмотрели на командира. Тот удивленно пожал плечами.

– Что бы это значило? – теребил остатки волос Федор.

– Либо стукач пока не дозвонился, либо… – Андрей посмотрел на приятеля и неожиданно предположил, – … «дятел» кто-то из нас.

– Не понял? – возмущенно подхватился толстяк.

– Да не горячись ты! – выдержал его взгляд Тополевский. – Давай рассуждать логически. Кроме нас с тобой о разговоре не знал никто. Коль скоро реакции нет, получается, что другие туда, – он поднял глаза к потолку, – не звонили. А мы не звоним потому, что-либо не «дятлы», либо знаем, чем это чревато.

– Ну, ты, блин, даешь! – растерялся полковник.

– За вас я ручаюсь! – урезонил спорщиков командир.

– Ну, слава богу! – вытер со лба пот Головин.

– За доверие спасибо, – поблагодарил Андрей. – Тогда немного расширим круг подозреваемых. Кроме заместителей в бане бывает еще человек пять-семь. Вероятно, им ты, Илья Федорович, пока ничего не сообщал?

– В том-то и дело, что сообщил всем.

– Однако, – растерялся от подобного поворота дел Тополевский. – Тогда будем анализировать…

Договорить ему помешал неожиданный звонок московского телефона. Все трое вздрогнули, командир приложил палец к губам и снял трубку. Замы бесшумно придвинули к нему свои стулья.

– Слушаю: Митрофанов, – через мгновение генерал побледнел и начал оправдываться. – Да что вы, товарищ командующий, если бы такое было, я бы тотчас доложил. Никак нет! Чистая правда! …Есть! …Так точно! Да, разберусь и доложу! До свидания…

После беседы Илья долго изучал свои записи, затем недобро усмехнулся, взял карандаш и, подобно дятлу, стал барабанить по столу.

– Барану ясно, что стуканули! – вспыхнул Головин. – Кто?!

– Кто, кто, – командир сделал вид, что не понял вопроса, и хитро прищурился. – Москва это, друг мой Федор.

– Слышу, что не Вашингтон, – он выругался. – Стучит кто? – его желваки скакали, словно стрелки приборов в аномальной зоне.

– Кто, кто, – нервно повторил Митрофанов, швыряя карандаш на стол. – Онищенко, твою мать!

– Ему – хана! – Федор хотел встать, но сделал это так резко, что стул не выдержал его мощного веса и развалился, а графин на столе подпрыгнул и перевернулся.

Пока полковник пытался подняться, вода успела вылиться ему на голову. Потешно фыркая, он долго искал по карманам носовой платок. Глядя на рукотворное бедствие, Илья и Андрей хохотали. Это немного разрядило обстановку.

– Крови не будет, – генерал угрожающе посмотрел на Головина и сказал, как отрезал: – Вместо разборок организуем перевод. Пусть шептун послужит в столице, поживет в общаге, узнает настоящее отношение к замполитам, – командир выдержал паузу и громко добавил: – А теледиву от греха подальше переведем в Тмутаракань.

– А ее за что? – опешил Тополевский. – Женщина-то причем?

– Притом, что этот урод ее защищал, – нахмурился Митрофанов и подозрительно посмотрел на Андрея. – Не слишком ли много ей чести? Тоже мне фифа. Незаменимых у нас нет!

– Дамочка она, конечно, с норовом, – согласился Головин и поддел командира. – Федорыч, уж не запал ли и ты на нее?

– Что значит «и ты»? – самолюбие генерала было задето.

– Она многим нравится, – прикинулся простаком Федор. – Ты сам говорил, что в музее гости с нее глаз не сводят. Вон и Петров ее Снегурочкой кличет… – он задумался. – Кстати, Локтев сказал, что на какой-то пленке эта штучка прочит тебя в командующие.

Митрофанова передернуло, он побледнел:

– Не понял? Кто ей дал право обсуждать такие вопросы?

– Командир, помнишь приезд генштабовской комиссии? – Головин почесал подбородок, Илья кивнул в ответ. – Так вот. Видеосъемку экскурсии по просьбе москвичей вел Тищук. Он и записал закадровый комментарий своей подчиненной. Когда столичный генерал посетовал, что в войсках не так много толковых людей, и, случись что, командующего будет некем заменить, наша Маша заявила, что на космодроме есть достойные продолжатели дела Петрова. И это, Илья Федорович, ты, – он усмехнулся и подмигнул шефу. – Чертовка, спору нет, права. Но Локтев «боится», что эта запись случайно может попасть в руки командующему. А тот вдруг решит, что ты его подсиживаешь. Эка вывернул, подлец!

– Хватит! – вспылил шеф. – Думаю, он уже позаботился, чтобы пленка оказалась на столе у командующего.

– Исключено, – запротестовал Тополевский. – Я изъял ее, и дальше моего кабинета запись не уходила, копий снять не мог никто.

– Тогда почему сам не доложил? Почему Локтев в курсе, а я – нет?!

– Ярослав увидел пленку случайно, – напряг память Андрей. – Он заглянул ко мне в момент ее просмотра. Зазвонил телефон. Вероятно, я отвлекся на разговор и упустил эту фразу.

– Запись уничтожить! – приказал Митрофанов.

– Есть!

– Нет! Хочу увидеть все своими глазами, – потребовал вдруг генерал и уточнил: – Она у тебя в кабинете? – Тополевский кивнул. – Пошли!

– Я с вами, – поднялся следом Головин.

– Обойдусь без провожатых! – как отрезал шеф.

Пригласив командира присесть, Андрей включил видеомагнитофон. Генерал напряженно застыл у экрана. При виде Маши глаза его возбужденно заблестели. Группа генералов перемещалась по музею и позировала на фоне его экспонатов. Гости улыбались, непринужденно беседуя и делая комплименты экскурсоводу. Камера наехала на макет спутника. В это время за кадром не очень разборчиво зазвучали голоса.

Мужской: Хороший музей. Оформлено без помпы и со вкусом. Только фотографий Митрофанова, по-моему, маловато.

Женский: Он не любит позировать. Говорит, историю делает множество людей. Вот, кстати, личные вещи командующего.

Мужской: Жаль, смены достойной ему нет. Мало ли что…

Женский: Как это нет? У Петрова прекрасная команда. Взять, к примеру, нашего командира – молод, умен, энергичен, талантлив. И происхождение соответствующее – из народа.

Мужской: А чьи это часы? Какой-то лом, вроде.

Женский: Это единственное, что осталось от одного из погибших офицеров после взрыва…

Далее, видимо, оператор двинулся следом за основной группой гостей и в центре внимания оказался их смех и шутливый разговор.

– Вот и все, – Тополевский извлек кассету, протянул ее командиру и предложил. – Можно стереть запись прямо здесь.

По лицу Митрофанова скользнула довольная улыбка. Он спрятал кассету в карман, сделав вид, что не расслышал последних слов Андрея. «Тоже мне, раскомандовалась», – буркнул он, направляясь к выходу.

Головин нетерпеливо прогуливался возле своей «Волги». «По машинам?» – с ходу предложил он. Командир оглянулся в поисках Онищенко. Дежурный по космодрому доложил, что тот уже убыл. Митрофанов нахмурился и поручил, чтобы замполит связался с ним.

– Ну, как? – набросился на Тополевского Федор. – Была крамола?

– По-моему, отличная характеристика командиру…

– Кто вообще дал ей право меня оценивать? – с показным возмущением оборвал его генерал. – В часть ее, чтоб другим было неповадно! А за компанию и всех прикомандированных к управлению баб! А то развели тут гаремы!

– Командир… – попытался вмешаться Андрей.

– Не возражать! – отрезал тот.

– В часть, так в часть. А мне какое дело, – кивнул Головин.

Тополевский, не проронив ни слова, направился к своему автомобилю. Митрофанов пристально посмотрел ему вслед и перевел взгляд на Федора. Тот сделал вид, что стряхивает с кителя пыль. Илья удовлетворенно улыбнулся: он терпеть не мог, когда ему возражают.

Так одной фразой командира на долгое время была решена судьба большинства прикомандированных к штабу женщин-военнослужащих, которых вернули к месту их основной службы, за десятки километров от дома. Маша не была исключением – формально она числилась в самой дальней из частей. Появись новый начальник, он не скоро узнает о существовании незаменимого прежде кадра и к тому времени, скорее всего, научится обходиться без ее навыков. Как пошутила на очередном девичнике Яна, у Маши вырос избирательный ценз: «Гордись, подруга, раньше тебя ссылал замполит, позже – начальник штаба, теперь – сам командир. Осталось подключиться командующему. Вот только боюсь, дорогая, доброхоты подсуетятся и постараются отправить тебя далеко за пределы гарнизона».

Утром, смущаясь от неловкости, Тищук довел до Маши распоряжение генерала. Она спокойно выслушала капитана и принялась складывать нехитрые пожитки. За этим занятием ее и застал Локтев, который не поленился «случайно» заглянуть в кабинет поверженной соперницы.

– Ну что, любезная Марья Андреевна, добились своего?

– А разве плохо добиваться того, чего хочешь? – с вызовом уточнила женщина, не обращая внимания на лоснящегося от удовольствия гостя. – Теперь и вы, и Онищенко, и, главное Рыбаков, вздохнете с облегчением. Победили-таки баб!

Локтев пропустил мимо ушей последнее замечание.

– Онищенко не только вздохнет, но и отдохнет от такой язвы, – полковнику понравился собственный каламбур. – Кстати, вашего шефа перевели в Москву, в управление командующего.

– Скатертью дорога!

– Зря вы иронизируете, порадеть за вас теперь будет некому! – он с усмешкой распахнул перед женщиной дверь. – Счастливого пути!

Убывая, Онищенко решил устроить себе грандиозные проводы, посетив подчиненные части, где ему в угоду были проведены торжественные собрания. Командованию космодрома он разослал красочные приглашения на прощальный ужин, решив отпраздновать перевод в гостевом зале единственного в городе приличного кафе.

Банкетный стол был сервирован не хуже, чем в европейском ресторане. Онищенко в модном светлом костюме степенно прохаживался по периметру зала, придирчиво проверяя свежесть салатов и качество нарезки. Время от времени он беспокойно поглядывал на часы, недоумевая по поводу отсутствия коллег. Заведующая производством извинилась за беспокойство и уточнила, не пора ли готовить горячее.

– Мясо минут сорок доходит. Вчера вот опоздали, задержка была.

– Так ведь вчера гостей было больше – друзья дома, товарищи из подчиненных частей. Сегодня придут только коллеги из руководства.

– Мясу без разницы, – пояснила дама. – Хоть тридцать порций, хоть десять – по времени готовятся одинаково. Включать духовку?

– Думаю, с горячим повременим до появления первого гостя, – рассудил Алексей. – Не подскажете, откуда можно связаться с космодром? Может, там нештатная ситуация, а я отпустил машину.

Выяснилось, что телефон в кафе давно не работает, а ближайший автомат находится у отделения почтовой связи, в трех кварталах от заведения. В предчувствии неотвратимой беды Онищенко метался из угла в угол, тревожно гипнотизируя настенные часы, но, сделав круг-другой, стремительно возвращался за стол. В конце концов, запах пищи стал его раздражать. Мясная и рыбная нарезки заветрелись, салаты пустили сок.

В щель дверного проема за перемещениями Онищенко украдкой наблюдали удивленные официантки. Спустя час замполит отчетливо понял, что никто уже не придет. Нервно покашливая, он забрал из гардероба вещи и, не поднимая на обслуживающий персонал глаз, поспешил к выходу. Белый элегантный шарф выбился из рукава его новенького пальто и обреченно волочился по полу. В руках он теребил кожаную кепку…

Воспоминания не добавили Маше оптимизма. Тополевский поцеловал ее и помог убрать со стола. Пока жена плескалась в душе, Андрей смотрел новости, но вскоре стал клевать носом.

– Приляг, отдохни, – разбудила его Маша, чмокнув в щеку.

– Я не устал, – он подхватил супругу на руки и понес в спальню. – Разве можно сравнить нынешнюю работу с космодромовскими буднями? Так, мелочи. А вот тебе следует выспаться, как следует.

– А не отдохнуть ли нам вместе?

– Мне нравится ход твоей мысли, – Андрей поцеловал ее в нос. – Кстати, завтра мне только к десяти. Здесь, в городе.

– А мне, как назло, рано и на выезд, – вздохнула жена и уже в кровати предложила. – Андрюш, напиши утром что-нибудь о работе на технике, а то у меня какие-то бытовые истории получаются. А ведь люди много работали.

– Хо-ро-шо, – заговорщицки прошептал Тополевский.

– Ой-е-ей, – через мгновенье раздался в темноте легкий смех Маши. – Щекотно.

– И вот так всегда, – с показной обидой в голосе перевернулся на другой бок супруг.

– Не всегда, – попыталась загладить свою вину Маша, целуя его в шею. – Андрюшка, не обижайся, пожалуйста.

– Мне щекотно.

– А вот и нет! – рассмеялась жена, устраиваясь на его руке.

Утром, садясь в машину, Маша послала мужу воздушный поцелуй и жестом показала: напиши. Тополевский кивнул, поцеловал в ответ два пальца и приложил их к стеклу. А когда машина отъехала, сел перед монитором и задумался. Десять лет назад, руководя научно-испытательной деятельностью космодрома, он всегда держал руку на пульсе. Случалось, очередное «чудо космической техники» проявляло характер и выбрасывало такие фортели, что даже профессионалам становилось не по себе. Но в конечном итоге «железо» всегда пасовало перед знаниями и опытом работающих на нем людей.

Глава тринадцатая

От кабинетной работы с документами Тополевского оторвал телефонный звонок Митрофанова. Андрей отложил в сторону ворох бумаг и без промедления направился к командиру.

– Есть дело, – без подготовки начал генерал, указывая на стул рядом. – Головина только что прямо из кабинета увезли в госпиталь.

– Что-то серьезное?

– Гипертонический криз, пролежит как минимум до Нового года.

– Ну, это недолго. Тут осталось-то неделя всего, прорвемся.

– Так-то оно так, только руководить пуском ракеты, Василич, завтра придется тебе.

Андрей с удивлением посмотрел на генерала.

– Тебе-тебе, – уверенно повторил Илья. – Я сам не смогу. Буду с командующим сопровождать делегацию ЕКА.

– Кого? – не понял заместитель.

– Европейского космического агентства, – разделяя каждое слово, пояснил Митрофанов. – Они завтра прилетают на запуск своего прибора, установленного на борту нашего спутника.

– А Рождество свое они с нами отпразднуют?

– Зачем? Планируют после пуска поднять чарку за успешно выполненное задание и успеть домой к праздничному гусю.

– Все ясно, командир. А на старт-то вы приедете?

– Думаю, нет. Там же будет включен режим «Изоляции». Зачем рисковать здоровьем наших гостей? Мы прибудем сразу на наблюдательный пункт. Ты ведь у нас в первый раз будешь руководить пуском? – уточнил Митрофанов. – Ничего страшного. Там будет Лобанов и его команда. Уверен, справитесь.

– Всего несколько месяцев назад полковник Лобанов был моим непосредственным начальником. А теперь вот меняемся местами.

– Ерунда, не вижу причин для тревог. Виктор Михайлович мудрый человек. Он правильно понимает текущий момент. На него можешь смело полагаться. Во всем, – уточнил генерал и пожал на прощание руку.

На старте Лобанов встретил Андрея подобающим образом. Не панибратствовал, но и не заискивал. На людях они общались, как положено начальнику и подчиненному. Но когда вышли покурить, Лобанов по-отцовски заметил:

– Рад твоему назначению, Андрей. Искренне рад.

– Спасибо вам, Виктор Михайлович, за науку. И …за понимание, – Тополевский с уважением пожал руку учителю.

– Лады. Пора в бункер. Начинаем заправку и подготовку к пуску.

Почти два часа, предусмотренные графиком операций, поступали доклады об их штатном прохождении. И вдруг, буквально за пять минут до пуска, доложили: «Падает уровень горючего второй ступени». Тополевский и Лобанов тревожно переглянулись.

– Двадцатому доложить возможную причину падения уровня, – отдал приказание Лобанов.

– Наиболее вероятной причиной является негерметичность заправочного клапана, – рапортовал начальник заправочной команды.

Лобанов недовольно покачал головой.

– Нам только переноса пуска не хватало! – посетовал он.

– Товарищ полковник, – обратился к Тополевскому лейтенант связи. – Вас генерал Митрофанов, – и протянул телефонную трубку.

– Как дела, Андрей Васильевич?

– Ракета заправлена…

– Идем на пуск по плану? – нетерпеливо перебил его генерал.

– Боюсь, что нет, – честно признался заместитель и сделал паузу. – Обнаружена течь клапана горючего второй ступени.

– Так-так, – нараспев протянул Митрофанов, скрывая от гостей напряженную улыбку. – Что планируешь предпринять?

– Проводим анализ, а разработчики связываются с заводом-изготовителем, уточняют мнение Генерального конструктора. Как только разберемся, сразу доложу.

– Хорошо, жду. Только не затягивайте. Пуск должен быть сегодня – банкет уже заказан.

Тем временем заправщики и представители фирмы разработчика вели с Лобановым ожесточенный спор.