Текст книги "Сытин. Издательская империя"

«Сколько съедает хлеба человек за всю жизнь, это никак невозможно подсчитать. Одно дело мужик-пахарь, другое дело писарь. Или наши поповы дочки. Они не едят, а клюют, как птички. Я один против всех троих съем, и не хватит. Про то можно ли узнать?..»;

«Напечатайте правильный лечебник, как спасать от утопления, замерзания и повешения…»;

«Нет ли полного календаря о всех некрологах, где они побиты или еще где находятся…»;

«Как распознать фальшивый кредитный билет от нефальшивого?»;

«В календаре нет расписания, за какие преступления сколько лет каторги и за что смертная казнь…».

Напоследок, реальный вопрос, не потерявший и сегодня своей актуальности: «Напишите, что может Государственная дума и куда идут народные деньги».

В отрыв
Новые календари, серьезные трудности и первая монополия

Идею издания «народного календаря» вынашивал не только Сытин. Весной 1886 года аналогичная мысль пришла в голову великого русского народника Льва Николаевича Толстого. Изначально он планировал создать специальный отрывной «Календарь с пословицами», в котором к 365 народным афоризмам были бы подобраны 365 соответствующих цитат из Библии и Евангелия. Однако, увидев сытинский календарь, писатель несколько скорректировал свои планы и добавил в свой «отрывник» статьи о необходимых сельскохозяйственных работах, данные о восходе и заходе Солнца и так далее. К тому времени он уже два года как был знаком с Сытиным, печатавшем в своем издательстве народные рассказы знаменитого графа. В 1887 году календарь был распечатан десятитысячным тиражом, который разошелся меньше чем за месяц. Такой успех привел Сытина в восторг, и он загорелся желанием издать нечто подобное. К делу он опять же подошел более чем основательно. Чтобы не обидеть знаменитость и не быть обвиненным в плагиате, Сытин первым делом попросил графского благословения. Как и ожидалось, Толстой не имел ничего против того, чтобы Сытин воспользовался его идеей, только бы это пошло на пользу народу. Более того, Лев Николаевич не только похвалил Сытина за благое намерение, но и дал ему толковый кадровый совет:

– Знаете, Иван Дмитриевич, есть у меня один хороший грамотный человек, шестидесятник[62]62
  Шестидесятниками в России тех времен называли наиболее активных народников, сторонников крестьянской реформы 1861 года.


[Закрыть] из обедневших купцов. Пишет очень по народному, языки иностранные знает, в науках силен. Да вы его, должно быть, помните, Полушин. Я его вам пришлю, вы его к календарю своему и приставьте.

Николай Абрамович Полушин, и правда, был сыном богатого, но разорившегося Ивано-Вознесенского текстильного фабриканта. Сытин уже был с ним немного знаком и тоже с подачи Толстого. Некоторое время назад писатель через друзей передал Сытину его народную комедию «Омут» со своей рекомендацией. Тогда Сытин посмел не послушаться светилу. Комедию он печатать не стал, сославшись в ответном письме на то, что она «очень нелитературна» и в ней «очень малая мораль». Тогда это маленькое разногласие удалось спустить на тормозах. Но второй раз отказывать великому писателю пока еще не великий Сытин не решился. Полушин был принят на работу редактором-составителем отрывного календаря. Лев Толстой в данном случае оказался совершенно прав. Это оказалось именно его место. Вплоть до самой своей смерти в 1902 году Николай Абрамович оставался бессменным главным редактором сытинского «отрывника». По словам самого Сытина «он принялся за дело с такой горячностью и с таким воодушевлением, что на каждый отрывной листок готов был смотреть, как на скрижали завета». Новый календарь разошелся замечательно. Уже через несколько лет его совокупный тираж был со скромных начальных 3 тысяч доведен до 8 миллионов экземпляров (примерно 1000 полных железнодорожных вагонов). И все эти миллионы раскупались просто влет.

Однако с этим же календарем у Сытина были связаны и довольно серьезные неприятности. Как и предупреждал Толстой, Полушин был настоящим народником и частенько под шумок старался вставить в свое детище что-нибудь прикрытое антикапиталистическое. У Сытина не было достаточно времени для того, чтобы тщательно просматривать всю свою печатную продукцию, А цензура, хоть и считала Ивана тоже народником, относилась к нему довольно лояльно. Возможно причиной тому были довольно теплые отношения, которые в последнее десятилетие уходившего XIX века установились у издателя со всемогущим Обер-прокурором Святейшего Синода[63]63
  Обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода – должность светского чиновника, назначавшегося Российским Императором и бывшего его представителем в Святейшем Синоде.


[Закрыть] действительным тайным советником[64]64
  Действительный тайный сове́тник – гражданский чин II класса в Табеле о рангах. Соответствовал чинам генерал-аншефа (полного генерала) и адмирала. Все без исключения действительные тайные советники жили в Санкт-Петербурге и служили в главных государственных учреждениях – Государственном Совете и важнейших министерствах.


[Закрыть] Константином Победоносцевым[65]65
  Константин Петрович Победоносцев (21 мая (2 июня) 1827(18270602), Москва – 10 (23) марта 1907, Санкт-Петербург) – российский государственный деятель, учёный-правовед, писатель, переводчик, историк Церкви; действительный тайный советник. В 1880–1905 годы занимал пост Обер-прокурора Святейшего Синода. Член Государственного совета (с 1872), почётный член Императорской Академии наук (1880). Преподавал законоведение и право будущему императору Александру III и имел на него большое влияние. одна из самых реакционных фигур царствования Александра III и начала царствования Николая II. Толстой считал Победоносцева главным гонителем свободы совести в России и в черновике письма на имя Николая II назвал его «злодеем».


[Закрыть]. Как бы то ни было, но в одном из своих первых календарей Полушин привел статистические сравнительные данные о среднем дневном заработке рабочих разных стран, почерпнутые из какого-то западного источника. Согласно опубликованной заметке, в пересчете на русскую валюту американский рабочий получал 7 рублей 50 копеек, английский – 7 рублей, немецкий – 6 с копейками и так далее. В конце стояли китайцы, получавшие за день работы примерно 9 копеек. Русские, со своими 70 копейками в сутки, также шли далеко не в начале списка. Удивительно, но цензура не обратила внимания на очевидную крамолу и разрешила календарь к изданию. Спохватились лишь когда в 1890 году на Большой Ярославской мануфактуре произошла крупная стачка. Разбираясь в ее причинах, следователи пришли к выводу, что одним из побудительных мотивов была злополучная заметка в сытинском календаре. Сразу после этого Главное управление по печати запретило издателям отрывных календарей помещать в них любую информацию, не относящуюся к церкви или астрономии. Такое постановление грозило Сытину огромными убытками. Однако его ходатайство с просьбой об отмене постановления действия не возымело. Знающие люди шепнули, что помочь в таком вопросе может весьма влиятельный человек Сергей Иванович Кази[66]66
  Сергей Ильич Кази (24.09.1844 – май 1917 гг.), генерал-майор по адмиралтейству. Руководил региональными отделениями Добровольного флота, входил в члены его комитета от Морского министерства, а также в члены правления КВЖД. Учредитель и член Правления Западнорусского общества пароходства. В 1914–1917 гг. С. И. Кази исполнял обязанности генерал-майора пограничной стражи и до последних своих дней считался авторитетным экспертом по сложнейшим морским проблемам. Его последнее дело – организация проводки конвоев из Англии в Россию и обратно в связи с началом Первой мировой войны.


[Закрыть]. В то время он, в качестве представителя министерства финансов, входил в правление нескольких железных дорог и пароходств. Подняв все свои связи, Сытин добился у чиновника аудиенции, во время которой преподнес возлюбленной Кази шикарный золотой с бриллиантами браслет. Подарок подействовал и Сергей Иванович дал издателю дельный совет:

– Я тут, милейший Иван Дмитриевич, ничего поделать не могу. Не мое ведомство. А вот вы обратитесь к управляющему делами великого князя Константина Константиновича[67]67
  Константин Константинович, поэтический псевдоним К. Р. (10 (22) августа 1858, Стрельна – 2 (15) июня 1915, Павловск) – член Российского Императорского дома, великий князь, генерал-адъютант (1901), генерал от инфантерии (1907), генерал-инспектор Военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1889), поэт, переводчик и драматург.


[Закрыть], господину Кеппену[68]68
  Кеппен Павел Егорович (1846–1911) – адъютант великого князя Константина Николаевича, генерал от артиллерии, управляющий делами великого князя Константина Константиновича.


[Закрыть]. Я сделаю, вас примут. А я ему тоже на ушко шепну. Тот князю расскажет, а князь литературу любит, он помочь должен.

Так оно и получилось. После встречи с Сытиным Кеппен доложил о неприятности знаменитого издателя князю, а тот донес императору Александру III. Император моментально вспомнил шустрого издателя, с которым познакомился в самом начале царствования, на выставке 1882 года и уже вскоре постановление, на радость Сытина, было высочайше отменено.

Мы не знаем, как был наказан Полушин, известно только, что на некоторое время он поумерил свою подрывную деятельность. Однако время шло, старое забывалось, и в самом конце века Николай Абрамович вновь подложил своему патрону в календарь замечательную свинью, не замеченную вовремя цензурой. Уже после того, как многомиллионный тираж календаря был распечатан и развезен по региональным складам, полиция неожиданно его конфисковала. Оказалось, что какая-то умная голова разглядела таки в календаре тщательно скрытую крамолу. И опять дело заключалось в статистике. На одном из листков Полушин поместил переведенную заметку из западного журнала: «Американский рабочий ест фунт говядины в день. Английский – 1/4 фунта. Французский и немецкий – 1/2 фунта. Русский – 2 золотника[69]69
  1 золотник примерно в сто раз меньше фунта, равен 4,26 грамма.


[Закрыть]». Кроме того, при более тщательном рассмотрении в том же календаре было обнаружено две опасных еретических пословицы: «Сегодня свеча, завтра свеча, а там и шуба с плеча» и «Повадился к вечерне, не хуже харчевни». Все это послужило поводом не только для конфискации, но и для привлечения к ответственности, как автора-составителя, так и доверившегося ему издателя. Кроме того, такое шумное дело неминуемо должно было привести к падению доверия по отношению к фирме Сытина.

Иван Дмитриевич опять лично бросился спасать положение. Он срочно отправился в Петербург и добился аудиенции у директора Департамента полиции Сергея Зволянского[70]70
  Зволянский Сергей Эрастович (1854–1912), директор Департамента полиции. Окончил Училище правоведения. С 1883 г. – секретарь при директоре Департамента полиции; в 1889–1895 гг. – делопроизводитель разных структур Департамента; в 1895–1897 гг. – вице-директор; в 1897–1902 гг. – директор Департамента.


[Закрыть]. Однако тот помочь издателю не захотел, а доводы о том, что календарь был разрешен цензурой его не убедили.

– Вы на цензуру не сваливайте, – сухо заявил он Сытину. – Вы знали, что делали, и будете за это отвечать. А календарь ваш мы все равно конфискуем, и больше нам говорить не о чем.

Теперь надо было или сдаваться, или идти выше. Сытин пошел наверх, к непосредственному начальнику Зволянского министру внутренних дел господину Горемыкину[71]71
  Иван Логгинович Горемыкин (27 октября (8 ноября) 1839, Новгород – 11 декабря 1917, Сочи) – русский государственный деятель, председатель Совета министров Российской империи в 1906 и в 1914–1916, министр внутренних дел в 1895–1899.


[Закрыть]. Однако и на него попытка Сытина свалить вину на цензуру не подействовала:

– А, наконец-то Сытин понесет достойную кару за свои деяния! Никаких послаблений вам не будет! Что сказал Зволянский, то будет исполнено! Мое почтение…

Под деяниями министр видимо понимал связь издателя с вольнодумцем и «социалистом» графом Толстым. Так что и в МВД у Сытина ничего не вышло. Пришлось поднимать старые связи и вновь обращаться к господину Кеппену. И этот контакт вновь сработал. Сытин написал на имя Александра III подробную докладную записку, в которой изложил всю историю. Кеппен передал ее великому князю, а тот донес бумагу до императора. Позже Ивану Дмитриевичу слово в слово пересказали устный ответ царя:

– Сытинекие календари я знаю. Они у меня есть. Календари составляются хорошо, и я желал бы только, чтобы отдел ремесленного труда составлялся полнее. А что касается пословиц Даля, то, конечно, жаль, что эти пословицы попали в календарь, но ведь их не изменишь.

На докладной же царственная рука наложила высокую резолюцию: «… Не вижу оснований налагать кару на подцензурное издание».

Этими двумя календарями деятельность сытинского издательства не ограничилась. Начиная с 1890 года в его типографиях начали печататься численники для самой различной целевой аудитории: «Русский сельский календарь», «Общенародный календарь», «Малый всеобщий», «Киевский», «Народно-сельскохозяйственный», «Царь-колокол», «Современный», «Старообрядческий» и так далее, и тому подобное. Тиражи их колебались от 200 тысяч до 1,5 миллионов, а отпускная цена – от 5 до 20 копеек. Из 10 отпечатанных в империи календарей 7 происходили из сытинских типографий. В период с 1892 по 1909 год Сытин продал 56 миллионов различных календарей. Остальной литературы за тот же период было выпущено несколько меньше – 52,7 миллиона экземпляров.

Между небом и землей
Происхождение Посредника, две версии

Такое чувство хорошо знакомо многим бизнесменам. Дело движется хорошо, проблемы решаются, команда единомышленников готова порвать любого, кто встанет на пути их капитана, деньги идут, власти проявляют лояльность, везде все схвачено, а удовлетворенности в душе нет. А это значит, что главной целью, может и не вполне осознанной или совершенно неосознанной, было что-то другое. Значит бизнес начал уходить в какое-то другое направление, не неправильное, а именно другое. Оно, может, и не плохое, это направление, но не то какое нужно. Пусть немного, но не то. Многие ощущают это, понимают, но заставляют себя поверить, что это не так, и душевная неуспокоенность есть ни что иное, как обычная хандра или жажда заработать еще больше денег, влияния и тому прочего. Часто в качестве выхода применяется обыкновенный русский запой. Или загул, что далеко не то же. Иногда тоска давится еще более усиленной, до нескольких суток без сна, нескольких лет без отдыха, и нескольких инсультов, беспрерывной и бессменной работой. Иногда хозяева просто бросают свой цветущий бизнес и ударяются во что-то совершенно другое: религию, театр, бродяжничество. Иногда это помогает.

И. Д. Сытин, 1879 год

Сытин любил свое дело, и бросать его не желал. Встревоженное и буйное сознание выбрасывало проекты один за другим. Что-то выстреливало, что-то – нет, фирма упорно двигалась вперед, принося солидные доходы своим отцам основателям. Но все это было мелко. В начале 1880-х у него были миллионные тиражи, целый пул своих, и неплохих, писателей, собственный дом в Москве, две лавки. Дети сыты и накормлены, рабочие довольны, целая армия офеней распространяла все, что печатал Иван Дмитриевич, и все это было очень мелко. Сытин понимал, что заработать он может только на том, что знал хорошо, а хорошо он знал крестьянскую психологию. Но, заработав даже сотню миллионов рублей на дешевой крестьянской литературе, по полторы копейки, в лучшем случае – по двугривенному за книжку он все равно останется для «культурных» всего лишь случайно разбогатевшим крестьянином, хамом (пусть и в максимально положительном смысле). А среди крестьян он своим не был никогда. Даже в детстве, когда этого очень хотелось, крестьянские дети над ним смеялись, называя «писаренком» и воспринимая как «барчука» с приставкой «недо-». Недо– это всегда обидно. Это значит, что ты не можешь занять ступеньку, которую обязан занять. Значит, ты слаб, значит, ты – лузер, неудачник. А неудачником можно быть, даже став миллионером. Тут дело не в деньгах. Ведь даже процент самоубийц выше в наиболее обеспеченных группах. И это естественно: тот, кто ни к чему не стремился и ничего не делал, не может и жалеть о потраченных усилиях.

В такой ситуации важно постараться очень четко к себе прислушаться. Засекать каждое душевное движение, следить за ее малейшими шелохновениями. И тогда только она сможет вывести человека к тому, что и правда является заветной целью. И Сытин чувствовал ее колебания. Он понимал, что он просто задохнется, если не вольется в круги «культурных» людей. Которых просто боготворил. И он понимал, что задача эта, при его трехклассном образовании и при крестьянском рынке, королем которого он и мог только быть, совершенно невыполнима. Печатать же для крестьян «большую литературу» было нереально. Стандартный гонорара для известного писателя тогда равнялся 200 рублям за лист. Для того чтобы окупить такую сумму, издавая книжку в крестьянском варианте (по 95 копеек за сотню листов) требовалось минимум 70 переизданий. Другими словами, такая «листовка» могла «выйти в ноль» лишь через 70 лет. Так же, как нереально было вытянуть из крестьянского кармана за книжку хоть и известного автора больше 20 копеек.

Даже когда в декабре 1883 года ему удалось за 2300 рублей купить у Антона Павловича Чехова право на издание книжки его повестей и рассказов, это ни на йоту не приблизило его к заветному кругу. Он тогда так и остался для великого писателя не более чем денежным мешком, готовым поделиться частью своего содержимого за право попользоваться частью таланта, обменять конечный капитал на бесконечное творчество.

Сейчас уже просто невозможно сказать, затрепетало ли сердце Ивана Дмитриевича, когда в ноябре 1884 года в его лавку зашел молодой человек в дохе по моде и в высокой бобровой шапке. Горделивая осанка и строгое поведение выдавали в нем аристократическую кровь. Человек огляделся, пытаясь понять, кто тут главный, верно определил хозяина, подошел к нему и четко, словно рапортуя, представился:

– Здравствуйте. Меня к вам направил господин Маракуев[72]72
  Владимир Николаевич Маракуев (?–1921) – издатель, составитель популярных брошюр по сельскому хозяйству, в 1890–1891 гг. – издатель журнала «Сотрудник»; редакториздатель газеты «Южное обозрение». В 1884 г. Толстой привлекал Маракуева к делу организации издания книг для народа.


[Закрыть]. Моя фамилия Чертков.

Сегодня мало кто знает, кто такой был Владимир Григорьевич Чертков. И не только сегодня, тогда, в начале 1880-х годов, его тоже мало кто знал. Владимир Маракуев, по крайней мере, в области Никольского рынка был куда более известен. Между тем, в наши времена о Маракуеве даже во всезнающей Википедии ничего не написано, а вот Черткову посвящена довольно объемная статья. В которой можно прочитать, что лидер толстовства Владимир Чертков родился в богатой аристократической семье в 1854 году. Что, получив прекрасное образование, он, как и положено настоящему дворянину, 8 лет верой и правдой отслужил в конногвардейском полку, а, уйдя в отставку, поселился в родительском поместье Лизиновке, близ Россоши[73]73
  Россошь – город областного подчинения, административный центр Россошанского района Воронежской области. Основан как слобода в середине XVII века, город – с 1923 в России.


[Закрыть]. Что в 1883 году Владимир познакомился с графом Львом Толстым и стал одним из ближайших его друзей и вернейших сподвижников. Сам писатель написал о нем: «Бог дал мне высшее счастье. Он дал мне такого друга как Чертков».

Однако, вполне возможно, что Сытин, при его стремлении войти в как можно более высокие литературные круги, Черткова как раз знал. Но, не в этом дело. Молодой человек продолжал:

– Я бы хотел, чтобы вы для народа издали вот эти книги.

После чего он вынул из кармана и протянул издателю три тоненькие брошюрки, изданные Петербургским комитетом грамотности[74]74
  Петербургский комитет грамотности, основан в 1861 по инициативе С. С. Лашкарева при Вольном экономическом обществе для содействия развитию народного образования. Оказывал материальную помощь школам, вел активную работу по изданию и распространению печатной продукции: в 1861-95 разослал по школам, библиотекам, приютам, тюрьмам свыше 1 млн экземпляров книг, выпустил 90 названий книг для народа общим тиражом около 200 тысяч экземпляров. В 1863-68 издавал журнал «Занятия Комитета грамотности». В работе комитета участвовали педагоги и общественные деятели Г. И. Фальборк, В. И. Чарнолусский, Д. Д. Протопопов и др. В 1896 Комитет грамотности был передан в ведение Министерства народного просвещения и преобразован в Общество грамотности.


[Закрыть], и одну рукопись. Книжками были повести Толстого «Чем люди живы», «Кавказский пленник» и «Бог правду видит, да не сразу скажет», а рукописью – «Христос в гостях у мужика» Лескова.

Потом Сытин назвал этот день одним из самых счастливых дней жизни. С подачи Черткова бизнес начал выворачивать на тот самый верный маршрут, на котором все должно было войти в совершенную гармонию – и деньги, и слава, и положение в обществе, и душевное удовлетворение.

Иван Дмитриевич ощутил это сразу. Даже забыв усадить дорогого гостя за стол, он прямо так, стоя за прилавком, выслушал его полупросьбы – полутребования. Первый договор был заключен именно устно и не скреплен никакой бумагой. По нему Сытин должен был отпечатать книги большими тиражами и через сеть своих офеней бесплатно распространить среди крестьян. Расходы на печать из расчета 65 копеек за сотню экземпляров Чертков обязался оплатить из своего кармана. Так же Чертков брал на себя заботы по редакции, корректуре и художественному оформлению изданий.

Так описывал начало своего «благого дела» сам Сытин. Хотя вполне возможно, и даже – скорее всего, все начиналось несколько иначе. И идею печатать бесплатные книжки Черткову подсказал именно Иван Дмитриевич.

Сама идея издания дешевой, а в идеале – и вовсе бесплатной литературы для народа, принадлежала, разумеется, Льву Николаевичу. Великий писатель как мало кто другой понимал, насколько важно дать крестьянам в руки хорошую книгу. Не бульварное чтиво, не кашку для расслабления мозгов, но литературу, которая заставляла бы читателя думать, рассуждать и учится мыслить и действовать самостоятельно. В одном из своих разговоров с коллегой – писателем Григорием Данилевским[75]75
  Григорий Петрович Данилевский (14 (26) апреля 1829, село Даниловка, Изюмский уезд, Слободско-Украинская губерния – 6 (18) декабря 1890, Санкт-Петербург) – русский и украинский писатель и публицист.


[Закрыть] Толстой говорил: «Более тридцати лет назад – когда некоторые из теперешних писателей, в том числе и я, начинали только работать в русском государстве, грамотных считалось десятками тысяч; теперь, после размножения сельских и городских школ, они, по всей вероятности, считаются миллионами. И эти миллионы русских грамотных стоят перед нами, как голодные галчата с раскрытыми ртами, и говорят нам: «Господа родные писатели, бросьте нам в эти рты достойной вас и нас умственной пищи: пишите для нас, жаждущих живого литературного слова, избавьте нас от всех тех лубочных Еруслан Лазаревичей, Милордов, Георгов и прочей рыночной пищи. Простой и честный русский народ стоит того, чтобы мы ответили на призыв его доброй и правдивой души. Я об этом много думал и решился, по мере сил, попытаться на этом поприще»[76]76
  Л. Львов-Рогачевский. От усадьбы к избе, Изд-во «Федерация», 1928.


[Закрыть]. Сначала писатель сам, при поддержке друзей, размножать свои книги на гектографе[77]77
  Гектограф – копировальный аппарат, позволяющий сделать до 100 отпечатков с рукописи, написанной особыми (анилиновыми) чернилами.


[Закрыть], однако вскоре понял, что дело это малоперспективное. Также не пошло дело с печатью членами кружка толстовцев собственного издания. В начале 1884 года писатель прочитал книжку Христины Алчевской[78]78
  Христина Даниловна Алчевская, урожд. Журавлёва (4 (16) апреля 1843 – 15 августа 1920, Харьков) – русский и украинский педагог, просветитель, жена предпринимателя и мецената А. К. Алчевского, тёща академика архитектуры Алексея Бекетова.


[Закрыть], называвшуюся просто и незамысловато – «Что читать народу». Идеи известной просветительницы оказались чрезвычайно близки страстному народнику Толстому. Уже 14 февраля он писал Черткову: «увлекаюсь все больше и больше мыслью издания книг для образования русских людей. Я избегаю слова для народа, потому что сущность мысли в том, чтобы не было деления народа и не народа». С идеей об издательстве дешевых книжек писатель обратился к своему старому знакомому издателю Маракуеву. Но, дальше плодотворной идеи дело тогда не пошло. Не пошло оно и у Черткова, попытавшегося вместе со своим другом, тоже толстовцем Павлом Бирюковым[79]79
  Павел Иванович Бирюков (3 (15) ноября 1860, с. Ивановское Костромской губернии – 10 октября 1931, Женева, Швейцария) – русский публицист и общественный деятель. Известен как крупнейший биограф, друг и последователь Л. Н. Толстого.


[Закрыть] издавать специальный журнал для «полуграмотного народа». Предполагалось, что в журнале будут печататься небольшие рассказы, а сам он будет представлять цельный продукт, годный как для подписки, так и для розничной продажи. Друзья даже уговорили известного мецената-золотопромышленника Константина Серебрякова[80]80
  Сибиряков Константин Михайлович, сын сибирского золотопромышленника; с 1878 по 1881 год издавал газету «Слово»; был близок к народникам; субсидировал многие издания «Посредника»; знакомый, корреспондент и адресат Толстого.


[Закрыть] финансировать издание, однако их вовремя остановила здравая критика художника Ивана Крамского[81]81
  Иван Николаевич Крамской (27 мая (8 июня) 1837(18370608), Острогожск – 24 марта (5 апреля) 1887, Санкт-Петербург) – русский живописец и рисовальщик, мастер жанровой, исторической и портретной живописи; художественный критик.


[Закрыть]. Живописца попросили дать совет по поводу оформления издания. Ознакомившись с концепцией, он неожиданно обрушился на весь проект в целом. «Народ наш, – писал он Черткову, – еще по крайней мере целое столетие, подписываться не будет. – Стало быть, ему нужно дать хорошее вместо лубочного даром (для Вас без барыша, с убытком) и за деньги, для народа равные тем, которые народ платит на ярмарках… Издание же срочное и непериодическое имеет быть может резон, и тут те же самые препятствия, т. е. вы истратите страшно много денег в один год, так много, что никакое состояние не выдержит, и ничего не воротите».

В середине ноября в Москве состоялся съезд несбывшихся надежд, в котором приняли участие три человека: граф Толстой, помещик Чертков и отставной морской офицер Бирюков. Решено было попытаться первым делом выпустить по цене лубочных изданий произведения лучших картин отечественных и иностранных художников с содержательными подписями и объяснениями. Наводку на Сытина дал, как уже говорилось, Маракуев. Отобрав несколько картин, Чертков отправился на Пятницкую, где и встретился впервые с крестьянским издателем. А уже вскоре он написал своему патрону, что Сытин заявил, что чем печатать картины с непомерно большими подписями, так уж лучше выпускать маленькие хорошо иллюстрированные книжки. «Сытин просит не только содержания для картинок… а также и для книжек»

Рукописи четырех книг Сытин получил к февралю и сразу передал их в цензорный комитет, который должен был дать разрешение на издание. К тому времени затеянное Чертковым издательство уже получило свое название. Придумал его сам Сытин.

– Владимир Георгиевич, – предложил он при одной из первых встреч, – давайте компанию вашу назовем «Посредник»? Мы же с вами тут посредники между народом и культурой. Писатели пишут, народ – читает, а без нас им друг друга никак не найти. Мало ж написать, надо собрать, обработать, напечатать, распространить. Вот не было б нас, кто б тогда это делал? Написал, положим, тот же Лев Николаевич роман, ну в скольких экземплярах он бы его написал? Ну, в двух – трех. Нанял бы писарей, сделали бы сто книжек. И каждая – рублей по сорок, писарев труд ведь не дешев. Ну, и кто бы это все прочитал? Домашние, друзья, вот и все. А мы же сразу можем сделать тыщу книжек, да всяку – по две копейки. И все прочтут. Стало быть, мы с вами – посредники в культуре продвижения масс.

Чертков как раз тоже думал над тем, как назвать издательство. Мысль Сытина показалась ему вполне здравой, и он донес ее до своего гениального друга. После высокого утверждения компания Черткова официально стало именоваться «Посредник».