Текст книги "Конец света или 24 популярные катастрофы. Прогнозы и сценарии"

Владимир Клименко, один из ведущих специалистов в области моделирования климата, заведующий лабораторией глобальных проблем энергетики МЭИ, профессор, доктор технических наук:

– Киотский протокол – весьма интересная штука. Для России это не что иное, как средство контроля и ограничения нашего экономического роста. В современном мире тот, кто регулирует энергетические потоки, тот управляет страной. Впрямую это сделать невозможно. Это прямое вмешательство в суверенитет страны. Но почему бы это не сделать на основе представлений о благородных задачах, например об охране окружающей среды? Якобы потепление, признаки которого сейчас налицо, грозит глобальными экологическими катастрофами.

Причем представление о глобальной экологической катастрофе уже прочно внедрено в сознание мировой общественности! Я почти половину времени из последних десяти лет проработал и прожил в других странах и знаю, что там практически любой человек, будь то малый ребенок или вполне зрелый мужчина, прекрасно ориентируется в вопросах глобального потепления, парникового эффекта, озоновых дыр и в других подобных вещах. Да я и сам в течение долгого времени находился под большим впечатлением от этих прогнозов. Но однажды с удивлением понял, что никаких глобальных климатических катастроф, вызванных деятельностью человека, не предвидится!!! Расчеты элементарно не подтверждают этих выводов! Значит, либо отдельные группы влиятельных и заинтересованных лиц сознательно вводят человечество в заблуждение, решая таким образом свои проблемы, либо это просто трагическая ошибка, результат недостаточно глубокой проработки гипотез. Постепенно, узнавая все новые и новые факты, я склонился к первому утверждению и сейчас с большой степенью вероятности утверждаю, что катастрофические прогнозы не что иное, как преднамеренная фальсификация.

– Кому же все-таки выгодно пугать человечество? Военным, политикам, экономистам?

– Кто первым поддержал эсхатологов? Первые лица ведущих государств мира. Вы заметили, как консолидировались по этому вопросу все лидеры мировых супердержав в конце восьмидесятых годов? Тэтчер выступала на конгрессе по климатологии. В прессе пишут, что повышение среднегодовой температуры на четыре градуса вызовет повышение уровня мирового океана на несколько метров, что повлечет за собой затопление десятков прибрежных городов. Бред, рожденный воспаленным воображением домохозяйки и распространенный нерадивыми журналистами. Я довольно долго пытался воспроизвести в расчетах описанные в книге процессы, и при всем старании никакой катастрофы у меня не получалось. Получалась просто существенная смена климата, которая, однако, в истории человечества случалась уже неоднократно. И эта смена обусловлена не только и не столько техногенными факторами, сколько усилением солнечной активности, которая на протяжении всего XX века возрастала, усилением вулканической деятельности и действием целого ряда других естественных факторов. Динамика солнечной активности известна с 1609 года, когда Галилей с помощью изобретенного им телескопа впервые увидел солнечные пятна. Так вот, во второй половине двадцатого столетия солнечная активность выше, чем когда бы то ни было за последние четыреста лет.

– Но почему у других ученых парниковый эффект в расчетах получается, а у вас нет?

– Потому что в отличие от других ученых я учитываю не только антропогенный фактор! Человечество слишком зазналось, оно слишком много на себя берет. В процессах глобального газообмена человеческие выбросы в атмосферу пока довольно малы, мировой океан может выбросить в атмосферу за один день столько углекислоты, сколько все человечество выбрасывает за месяц! Техногенные выбросы составляют 6–7 млрд тонн в год, в то время, как суммарный объем поглощения и выделения океана равен примерно 182 млрд тонн. Кроме того, природа вполне успешно справляется с этой углекислотой, и можно с уверенностью сказать, что ее в атмосфере никогда не будет слишком много. Просто по мере увеличения ее концентрации растительность начнет усваивать больше углерода, от чего она, кстати, становится более устойчивой к болезням и засухе. За время своей жизни – а это время измеряется сотнями миллионов лет – наша климатическая система и земная биота научились справляться с различными экологическими катастрофами. Ей приходилось на своем веку сталкиваться с такими катаклизмами, как столкновение с астероидами или колоссальной силы вулканические взрывы. А по сравнению с ними наши антропогенные проблемы – все равно что ручная граната рядом с атомной бомбой.

Кроме того, если отвлечься от мирового сообщества, несложно увидеть, что от глобального потепления Россия только выиграет. Это тоже очевидно. Однако, несмотря на это, Россия сейчас покорно и тупо подписывает все соглашения и ведет себя так, как будто она не сверхдержава. Это просто удивительно! Ведь каждое государство должно преследовать в первую очередь какие-то свои интересы, защищать интересы своих граждан, а не чужих. Но вместо этого мы покорно следуем за пресловутым мировым сообществом.

– Ну а что насчет потепления? Несмотря на происки Запада, оно ведь случится, правда? Взойдет еще солнышко над Россией?

– Потепление действительно будет, не переживайте. И весьма значительное. Оно уже началось. Во всяком случае за последние 4 тыс. лет ничего подобного не наблюдалось, но это совсем не значит, что дело идет к катастрофе. В истории человечества – а она насчитывает гораздо больше, чем 4 тыс. лет, – были и гораздо более теплые периоды, которые, кстати, палеоклиматологами однозначно рассматриваются как исключительно благоприятные. А насчет СО2, многие экологи говорят, что самое полезное из того, что сделал человек за последнее столетие, так это то, что он повысил в атмосфере его уровень. Без него леса уже начали задыхаться. Это же одна из основных составляющих фотосинтеза, процесса, за счет которого растения живут.

Вот так. Не вышло у нас с первой катастрофой. Ну, не вышло, и ладно, одной катастрофой меньше. У нас их в запасе еще много.

Катастрофа вторая Расти дыра, ни мала, не велика Истончение озонового слоя

Как уже было сказано, углекислота – далеко не единственный газ, с которым борется прогрессивное человечество. Кроме него есть еще такие «вредители» как сероводород, аммиак, метан, закись азота… И фреон, или, по научному – хлорфторуглерод. Только последний обвиняется не столько в содействии потеплению (хотя и в этом тоже), сколько в другой надвигающейся катастрофе. Этому газу, до недавнего времени применявшемуся в холодильниках, кондиционерах, аэрозолях, вспенивателях и так далее, в вину вменяется разрушение озоновой оболочки Земли.

Озоновый слой для нашей планеты – прекрасный скафандр, надежно защищающий ее от жесткого ультрафиолетового облучения. От солнечной радиации. Если бы не он, Солнце, подобно кварцевой лампе в операционной, уничтожило бы на Земле все микроорганизмы. Более сложные животные вынуждены были бы прятаться либо под землю, либо под воду. Растения, жизнь которых без почвенных бактерий невозможна, вымерли бы. Земные материки стали бы пустынны и стерильны, и лишь слабый ветерок летал бы над ними. Жизнь осталась бы лишь в глубинах океанов. Вот какое значение имеет для нас находящийся на высоте в четверть сотни километров 4-миллиметровый слой трехатомарного кислорода, называемого «озоном». Сейчас считается, что образовался он примерно 800 млн – 1 млрд лет назад, в период палеозоя. Только после его создания жизнь вылезла из океана на сушу и начала ее активно осваивать.

Впервые об «озоновой дыре» люди услышали в 1957 году, когда английские ученые замерили толщину озонового слоя над Антарктидой. Здесь она была почти в полтора раза меньше, чем в других местах. Потом такие «дыры» нашли и в других местах, но об этом – чуть позже. В 1974 году американцы Молина и Роуденд предположили, что озоновый слой разрушает сам человек, выбрасывая в атмосферу фреон. За эту свою работу ученые получили в 1995 Нобелевскую премию.

Фреон был создан в 1931 году. До того в охлаждающих установках использовался по большей части аммиак – газ крайне прихотливый и отнюдь не безопасный. Над созданием его достойного заменителя ученые начала двадцатого столетия бились несколько лет. В начале тридцатых годов американскому химику Томасу Мигдли-младшему удалось получить дихлордифторметан (CF2Cl2), получивший впоследствии название «фреон-12». Вещество было нетоксичным, негорючим и не вызывающим коррозию. Кроме того, оно обладало множеством весьма привлекательных свойств, одним из которых были простота и дешевизна производства. Все это способствовало тому, что фреон быстро получил титул «газа столетия».

Химики прошлого века им просто заболели. Волшебный газ применялся практически везде, где только было можно, и везде он показывал себя только с лучшей стороны. Кроме заправки кондиционеров и холодильных агрегатов его использовали при производстве аэрозольных препаратов, для создания пенообразующих композиций, в синтетических моющих средствах, в строительстве, в машиностроении, в авиационной промышленности и, конечно, в космических аппаратах. Ни одна ракета не смогла бы выполнить возложенную на нее важную задачу, если бы ее охлаждающие емкости не были бы перед этим заправлены фреоном.

В советском обществе наличие работающего на фреоне кондиционера было показателем престижа, своеобразным членским билетом, подтверждающим принадлежность к тому или иному слою общества. Партийный лидер? Депутат Верховного совета? Получи импортный Daikin. Директор предприятия? Зав складом? Ректор университета? Ереванский моноблок тебе в форточку. Простой человек? Вот тебе вентилятор «Веритас» с поворотным пропеллером. И никому не было обидно, ибо все знали, что верой и правдой служа отечеству можно, в конце концов, дослужится и до моноблока и до Daikin. Зато холодильники были везде, в каждой семье. Так что с фреоном, даже и не подозревая о его существовании, мы все дружили всегда.

После того, как в середине 70-х были опубликованы работы Молина и Роуленд, в мире началась настоящая паника. Потребительские организации призывали обывателей бойкотировать аэрозольные дезодоранты, зеленые начали осаду химкомбинатов, производящих «зловредный фреон», целые государства подписывали пакты о снижении применения на их территории фреоносодержащих веществ. В 1985 году была подписана Венская конвенция об охране озонового слоя, спустя два года ее усилили Монреальским протоколом об озоноразрушающих веществах. В 1990 году в отношении фреонов было введено полное торговое эмбарго. Отныне торговля им на межгосударственном уровне была полностью запрещена.

Всемирные Монреальский и Киотский протоколы до мелочей предусматривали контроль за выработкой и выбросами этого «чуда XX века». Дошло до смешного: когда в Англии началось возведение знаменитого «купола тысячелетия», «зеленые» потребовали заменить используемый в его системах кондиционирования в качестве хладагентов «фреон R134a» на подходящий углеводород. Комизм ситуации заключается в том, что те несколько тонн углеводородов, которые понадобились бы для охлаждения «купола», в случае утечки при соединении с воздухом образовали бы взрывчатую смесь ужасной силы: каждый килограмм углеводорода в данном случае по мощности равен килограмму тринитротолуола. К счастью, «полезная» инициатива «зеленых» была признана в данном случае нереальной.

Расследуя таинственные преступления, сыщики всегда идут от того, кому оно было выгодно. Кому-то это может показаться странным, но главным «выгодопреобретателем» при всемирном отказе от фреона оказался основной его производитель – транснациональный гигант, мировой химический лидер, концерн «Дюпон». Кстати, именно по инициативе «Дюпон» и был создан Монреальский протокол. Впрочем, странного тут ничего нет. Бизнесмен – это не эколог. Состояние окружающей среды его интересует ровно в такой же степени, в какой гринписовца интересует сводка Нью-йоркской биржи. В ущерб собственному делу и карману заботится о природе только плохой бизнесмен. Хороший бизнесмен заботится о ней без ущерба или для того, чтобы ущерб минимизировать. И только очень же хорошие бизнесмены заботятся о ней с выгодой для себя. У руководства компанией «Дюпон» стоят поистине идеальные предприниматели. Хотя иногда предпринимательское чутье их и обманывало. За сотрудничество с нацистами «Дюпон» в конце сороковых-роковых пострадал весьма сильно. Тогда компания чуть было не прекратила свое существование. Зато дело с охраной озонового слоя оказалось для нее крайне выгодным.

Казалось бы, какой прок крупнейшему в мире производителю фреона лоббировать его запрет? А толк прямой. К середин 80-х годов компания уже разработала несколько заменителей фреона-12, таких, как, например, фреон-134, который озон не портил. Но препараты эти были дороже фреона в 5–7 раз. Оболгав фреон и добившись его запрета, компания: а) мигом обанкротила огромное количество мелких конкурентов, занимавшихся производством этого дешевого хладагента; б) наладила сбыт более дорогой и более прибыльной продукции; и в) заставило весь мир менять холодильники и кондиционеры, утилизируя «фреоновые» и покупая «экологически чистые». К 2005 году только в США холодильников «наменяли» более чем на 220 млрд долларов. Россия, в соответствии с тем же Монреальским соглашением, не производит фреон уже с 1996 года. Мы теперь покупаем его заменители у того же «Дюпона».

В середине 90-х в США было проведено интересное социологической исследование. Нескольким тысячам американцев был задан следующий вопрос: «Согласились бы вы использовать для отопления своего жилья страшно токсичное, легковоспламеняющееся, крайне взрывоопасное, бесцветное, не обладающее выраженным запахом вещество?» Более 90 % опрошенных ответили категорическим отказом, хотя речь шла об обыкновенном природном газе (в России в бытовой газ добавляют специальные вонючие присадки, только с их помощью мы можем почувствовать «запах газа», которого, на самом деле, нет).

Фреон действительно может разрушать озон, но делать это он может лишь в лабораторной пробирке. В атмосфере они просто не могут встретиться. Дело в том, что фреон в четыре раза тяжелее воздуха, следовательно, сложно представить себе, чтобы попав в атмосферу он поднялся на высоту в три десятка километров, а не опустился бы наоборот в низины. И даже поднимаясь, он, по всем законам химии, сперва должен был столкнуться с водородом, которого в воздухе достаточно, вступить с ним в реакцию и выпасть на землю в виде предельно сильно разбавленной и потому совершенно безвредной соляной кислоты.

Да и механизм образования дыры в соответствии с моделью Молина и Роуленда вызывает некоторое недоумение. Действительно, почему все вредные газы обычно скапливаются над местами выбросов, и только фреоны специально пролетают несколько тысяч километров, для того, чтобы воевать с озоном именно в небе Антарктиды. В месте, где по определению не может быть ни холодильников, ни кондиционеров, ни с фреоном, ни без (по двум причинам: крайне низкой населенности и полной бесполезности этих предметов в условиях среднегодовой температуры ниже -40 ℃). А вот над крупными городами, где из прохудившихся кондиционеров фреон вытекает (или вытекал?) постоянно, со слоем все нормально. Более того, в 2004 году «озоновые дыры», только меньших размеров, чем над Антарктидой, были зафиксированы над Уралом и Сахалином, которые сегодня тоже особым производством не блещут. И если с перемещением фреона к южному полюсу экологи еще пытались что-то придумать (всякие воздушные течения, равномерные перемешивания и так далее), то в этом случае они ничего придумать уже не могут. Ну нет у этого газа никаких стимулов для полета на Сахалин. Ни климатических, ни геофизических.

Но, даже если предположить, что «озоновая дыра» растет именно из-за фреона, то Россия должна была бы, если и не увеличить его выбросы, то уж, по крайней мере, постараться не мешать этому процессу. Дело в том, что, в отличие от центральноамериканских и большинства европейских народов, страдающих от излишнего ультрафиолета, наш народ живет в условиях острого его дефицита. Именно поэтому мы ездим на юг загорать, иначе говоря – облучатся. Именно поэтому мы тратимся на солярии и кварцевые лампы. Нам бы его немного побольше – и народ был бы значительно здоровее. Ведь недостаток ультрафиолета ничуть не менее вреден, чем его переизбыток. Но мы, как и в случае с глобальным потеплением, опять смело лезем на общую баррикаду. Подписываем договора, снижаем выбросы, сворачиваем производство, даже не прикинув вчерне: а нам это нужно?

В 70-х годах прошлого века США призывало не покупать советские реактивные самолеты, говоря, что их двигатели разрушают озоновый слой. Чуть позже они сами начали изготовлять такие же, заявив, что предыдущие расчеты были неверны. И это нормальная позиция нормальной страны, защищающей свои интересы. А вот нашу позицию нормальной никак назвать нельзя.

Андрей Петрович Капица, профессор, президент международной ассоциации «Экология человека», член-корреспондент РАН, (из интервью Джонатану Молдаванову, журнал «Вестник», США):

– Два года назад в Кембридже я читал лекцию, которая называлась «Миф о глобальном потеплении и озоновых дырах». Пришло очень много народу, что весьма необычно для Кембриджа, в том числе и очень крупные ученые, включая Нобелевских лауреатов. Мне задавали множество вопросов, но ни один противник озоновых дыр и глобального потепления не пришел и не выступил, не защитил своих позиций. Действительно, в конце полярной зимы и в начале полярной весны количество озона над Антарктидой сокращается на десяток, два десятка, а то, бывает, и три десятка процентов, но потом, по мере наступления полярного лета, количество озона увеличивается и снова выходит на прежнюю норму. То есть происходит колебательный процесс. Сейчас мы знаем, что в течение двух месяцев наблюдается утончение слоя, и в эти месяцы возрастает количество ультрафиолетового света, вредного для всего живого, потому что этот свет уничтожает бактериальную форму существования. Но связывать колебания толщины озонового слоя с увеличением заболеваний раком кожи (меланомой) абсолютно неправильно… Сезонные колебания имели место всегда. У атмосферы своя закономерная динамика. Говорят, число заболеваний меланомой возросло якобы из-за выбросов в атмосферу промышленных фреоновых газов, которые используются в холодильной промышленности, в кондиционерах, в аэрозольных баллончиках и разрушают озоновый слой, приводя к его истощению. Я с этим совершенно не согласен. Фреоны действительно могут наносить вред озоновому слою, но опыт показывает, что они в гораздо больших количествах извергаются вулканами, чем человеком. Я берусь показать это – и не раз показывал – с цифрами в руках, на примере камчатских вулканов или вулканов Индонезии, которые беспрерывно выбрасывают в атмосферу такие природные газы, как фреон-11, фреон-12, фреон-111. Но озоновый слой реставрируется теми же солнечными лучами, которые его создали. Свет раскалывает молекулы кислорода (напомню, что озон – изотоп кислорода), и этот процесс все время поддерживает количество озона в атмосфере. Разумеется, есть причины (и причины вполне естественные, а не искусственные), способствующие утончению озонового слоя, но ничего необратимого не происходит, и главное здесь – динамика, периодические колебательные движения. Об этом убедительно говорят спутниковые наблюдения.

– Стало быть, нельзя утверждать, что за последние десятилетия озоновый щит планеты в целом стал тоньше?

– Нет, хотя именно это и приходится то и дело слышать. Важно еще вот что: в тропических широтах озоновый слой всегда был значительно тоньше, чем в высоких широтах, – а ведь мы знаем, что именно там зародилась жизнь.

– Вы говорили о петиции американских ученых, которую подписали многие тысячи специалистов, – петиции, обращённой к правительству США и призывающей отвергнуть соглашение, составленное в декабре 1997 года в Киото…

– Совершенно верно. Уже много лет бывший президент Академии наук США Фредерик Зейтц обращал внимание на то, что все теории глобального потепления и озоновых дыр притянуты за уши и не отвечают действительности, что это – антинаучные теории. 17 тыс. американских ученых подписали петицию. Они согласны с Зейтцем и считают, что соглашение и стоящие за ним тенденции – подлинная угроза человечеству и тяжелый удар по его будущему.

Сейчас, кстати, все больше ученых склоняются к «водородному» механизму образования «озоновых дыр». Дело в том, что водород тоже неплохо борется с озоном. Над Антарктидой его концентрация выше, чем в других местах: там он выходит из недр Земли через тектонические разломы земной коры. Такие же разломы есть и на Урале и на Сахалине. Но если это так, то таким процессам уже много миллионов лет, просто раньше мы их не замечали. А теперь заметили, и сразу испугались. Хотя пугаться нечего, ведь многие ученые утверждают, что уничтожить озоновый слой вообще невозможно: пока в атмосфере есть свободный кислород этот защитный слой по мере уничтожения будет моментально восстанавливаться. А не будет кислорода, тогда нам и озон не поможет.

Так что еще одна катастрофа не сработала. И слава Богу.