Текст книги "Смысл жизни. Учебное пособие"

Валерий Петрович Даниленко
Смысл жизни
Учебное пособие

Памяти моей матери – Серафимы Ефимовны Даниленко (Полещук)

На обложке: Ф.-А. Венсан. Демокрит среди абдеритов. 1790 г.

Введение

Когда тебе за шестьдесят

И вечные проблемы над душой висят,

Все чаще червь сознанье точит,

Что жизнь проходит, жизнь проходит,

жизнь проходит…

Моя мама была святым человеком. Мне она говорила: «Сынок, ты только учись!». По воскресеньям я уезжал на неделю учиться в педучилище. Каждый раз она плакала так, будто провожает меня на войну. Я любил ее до беспамятства. Она мечтала об иной жизни. Очень часто я слышал от нее: «Вот так живешь, живешь… Ни богу свечка, ни черту кочерга». Она прожила мучительную жизнь. Много лет тяжело болела и умерла в больнице одна. В это время я уже жил с Ларисой в Иркутске. Помню, мама глядела на нее своими добрыми глазами с сочувствием, будто предвидя ее судьбу. На смену одной великомученице пришла другая великомученица. Лучше их в моей жизни никого не было. Первая прожила 63 года, вторая – 51.

«Однова живем», – говорит какой-нибудь бодро настроенный русский человек. В этой незамысловатой, но емкой фразе заложен жизнерадостный смысл, указывающий на единственность и самоценность жизни. Зачем такому человеку ломать голову над вопросом о высшем смысле человеческой жизни, если он видит его в самой жизни? Зачем ему мучительно искать ответ на него в мудрых книгах, если его распирает радость от самого его существования на Земле? Очень просто и хорошо описал эту радость К.И. Чуковский: «… у меня с юности было – да и сейчас остается – одно драгоценное свойство: назло всем передрягам вдруг ни с того ни с сего, без всякой видимой причины, почувствуешь сильнейший прилив какого-то сумасшедшего счастья» (Чуковский К.И. Стихи и сказки. От двух до пяти. М., 1999. С. 663).

Современной молодежи сейчас не до высоких материй. Не до жиру – быть бы живу. Вот почему мои медитации над высшим смыслом жизни, выведенные в этой книге, для большей ее части – vox clamantis in deserto (глас вопиющего в пустыне). В этом нет ничего удивительного: из глубокой демографической ямы к нам выползает поколение неучей. Оно – естественный плод постсоветской действительности. Отсюда не следует, что нашему брату ничего не остается, как опустить крылья и ползать вместе с этим поколением в грязи исключительно прагматических интересов.

Для лучших представителей рода человеческого вопрос о смысле жизни всегда стоял на первом месте среди других. «Вопрос о смысле жизни, – писал Альбер Камю, – я считаю самым неотложным из всех вопросов» (В поисках смысла / сост. А.Е. Мачехин. М., 2004. С. 189).

Но так ли уж важен вопрос о смысле человеческой жизни, если можно припеваючи жить и не задумываясь о нем? На этом свете живут миллионы людей, не обременяющих себя этим вопросом. Неосознанно они видят его в самой жизни. К одному из таких счастливцев А.С. Пушкин обращается так:

 
Ты понял жизни цель, счастливый человек,
Для жизни ты живешь.
 

Именно о таких людях писал Р. Роллан: «Когда человек полон жизни, он не спрашивает себя, зачем он живет; он живет для того, чтобы жить, потому что жить – чертовски славная вещь» (там же. С. 199).

Но есть люди, которые ставят счастье и смысл жизни, как ни странно, в причинно-следственные отношения. Позицию таких людей прекрасно сформулировал Ю.В. Бондарев: «Понятие “счастье” и понятие “смысл жизни” нельзя отделить друг от друга, как следствие от причины, и наоборот» (там же. С. 199). Подобным образом рассуждал и А. Сент-Экзюпери: «Когда мы осмыслим свою роль на Земле, пусть самую скромную и незаметную, тогда лишь мы будем счастливы» (там же. С. 189).

А что это за роль? Если уж быть предельно кратким, отвечу так: быть человеком (см. об этом подр.: Даниленко В.П. Быть Человеком! // Наша школа. Москва, 2009. № 7. С. 12–23). В самом деле, радоваться жизни может и животное, а полноценному человеку этого мало. В отличие от животного, он призван жить осмысленно. Он призван подниматься над животным до решения «вечных» вопросов, к которым принадлежит и вопрос о смысле жизни. Если ему это удается, он становится человеком в большей степени, чем его соседи, живущие животными потребностями по преимуществу. Он становится человечнее. А человечность – черта, отличающая человека от животного. Расстояние между ним и животным он увеличивает существенным образом. Не об этом ли писал А.А. Вознесенский: «Забвение вечных вопросов, которыми всегда мучился человек, лишает его человечности. Человека… мучают вопросы о смысле жизни и смерти, о загадке своего существования» (там же. С. 192)?

Нет ничего удивительного в том, что люди, на пути к очеловечению ушедшие дальше других, смотрели на того, кто не нашел ответа на вопрос о смысле своей жизни, как на несчастного. К таким людям относились, например, Б. Паскаль и И.А. Ильин. Первый восклицал: «Горе людям, не знающим смысла своей жизни» (там же. С. 188). Другой вторил ему: «Несчастье современного человека велико: ему не хватает главного – смысла жизни» (там же. С. 190).

В наше запутанное, сложное, безумное, злое время особенно актуально звучат такие слова Л.Н. Толстого: «Нельзя плыть и грести, не зная, куда плывешь, и нельзя жить и делать свою жизнь, не зная зачем» (там же. С. 198). Не менее актуальны и слова А.П. Чехова: «Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни» (там же. С. 193). Есть только один бесспорный путь к решению вопроса о смысле жизни – это путь универсального эволюциониста.

Быть универсальным эволюционистом – значит быть проводником эволюционного мировоззрения. Его носитель видит в мире результат его многомиллионного развития, или эволюции. Слово «эволюция» восходит к латинскому evolutio, что значит «развертываю, развиваю». Его антоним – «инволюция». Он происходит от латинского involutio (свертываю). Развертывающийся, расцветающий, раскрывающийся цветок – пример эволюции, свертывающийся, вянущий, закрывающийся цветок – пример инволюции. Другой пример: движение от обезьяны к человеку (гоминизация) – пример эволюции, а обратное движение (анимализация) – пример инволюции.

Весь мир часто называют универсумом, а его эволюцию – унигенезом. Но у мира есть еще и метафорическое название – мироздание. Следует сразу уточнить: мироздание четырехэтажное.

На первом этаже мироздания расположилась физическая природа (вода, горы, воздух и т.д.). Ее можно назвать также физиосферой. Внутри этого, нижнего, этажа происходит ее эволюция – физиогенез. У физиосферы нет эволюционного возраста, потому что она вечна. Но эволюционный возраст Земли известен – около пяти миллиардов лет.

На втором этаже мироздания расположилась живая природа (растения, животные, люди). Ее можно также назвать биосферой. Внутри этого этажа происходит ее эволюция – биогенез. Предполагают, что жизнь возникла на Земле 3,5 миллиарда лет назад. Выходит, что эволюционный возраст биосферы – 3,5 миллиарда лет.

На третьем этаже мироздания мы обнаруживаем психику (ощущения, восприятия, представления, понятия, суждения, умозаключения, модели, образ мира). Ее можно назвать также психосферой. Внутри этого этажа протекает ее эволюция – психогенез. Если психическую способность приписывать всем животным, то можно сказать, что эволюционный возраст психосферы совпадает с возрастом животных.

На четвертом этаже мироздания, наконец, расположилась культура (пища, одежда, жилище, техника, религия, наука, искусство, нравственность и т.д.). Ее можно назвать также культуросферой. Внутри этого, верхнего, этажа происходит ее эволюция – культурогенез. Эволюционный возраст культуросферы совпадает с эволюцинным возрастом человечества, поскольку создателем культуры стал человек. Собственно говоря, наш животный предок потому и стал превращаться в человека, что он стал создавать культуру. Вот почему культурогенез можно назвать также антропогенезом или гоминизацией (очеловечением). Эволюционный возраст человечества определяется 3–5 миллионами лет. Таков и эволюционный возраст культуры.

Как благостно выглядит этот набросок четырехэтажного мироздания! В каждом его этаже мы видим только движение вперед, только один прогресс, только одну эволюцию! Но, увы, у эволюции имеется и ее обратная сторона – инволюция (регресс). Вот почему в только что изображенное мироздание мы должны внести существенное дополнение.

Физиогенез, биогенез, психогенез и культурогенез не существуют сами по себе. Они представляют собой разные формы эволюции. Но существуют и аналогичные формы инволюции. Воспользовавшись латинской приставкой «а-», подобной нашей «не-», мы можем назвать эти формы афизиогенезом, абиогенезом, апсихогенезом и акультурогенезом.

В каждом этаже мироздания мы обнаруживаем единство и борьбу эволюции и инволюции – физиогенеза и афизиогенеза, биогенеза и абиогенеза, психогенеза и апсихогенеза, культурогенеза и акультурогенеза. Все дело лишь в том, чтобы в борьбе, о которой идет речь, эволюция одерживала верх над инволюцией. В противном случае в истории человечества произойдет переворот, о последствиях которого мы можем сейчас лишь догадываться. Он перевернет этот мир с ног на голову, поскольку он будет состоять в замене эволюции на инволюцию. Это означает, что силы последней начнут одерживать верх над силами первой. Эволюционное, прогрессивное движение станет уступать место инволюционному, регрессивному. Эволюция в этом случае придет к своему исходному пункту. Для людей это не что иное, как человекообразное обезьянье стадо.

О замене эволюционной доминанты в мире на инволюционную уже и сейчас свидетельствуют очень многие факты. Возьмем для начала соотношение между физиогенезом и афизиогенезом. Теория большого взрыва предсказывает, что в далеком будущем расширение Вселенной сменится ее сужением. Это, очевидно, означает, что эволюция в физиосфере (физиогенез) уступит место инволюции (афизиогенезу), поскольку конечным пунктом ее сужения станет сверхплотное вещество, подобное тому, из которого произошла современная Вселенная.

До господства афизиогенеза над физиогенезом, к счастью, еще очень далеко, но теоретически это господство по существу означает уничтожение всех этажей мироздания, возвышающихся над его первым этажом.

А как обстоит дело со вторым этажом мироздания, пока его не тронул далекий афизиогенез? Происходит ли эволюция живой природы в наше время?

В начале 30-х годов ХХ в. южноафриканский биолог Р. Броом пытался остановить эволюцию живой природы. Он заявил о ее конце. Более того, он утверждал, что птицы и млекопитающие перестали эволюционировать 40 миллионов лет назад. Британский палеоантрополог А. Кейтс отреагировал на заявление Р. Броома о конце эволюции таким образом: «Не существует фактов, которые заставили бы нас уверовать в то, что природа сегодня менее плодовита, чем раньше» (Галл Я.М. Джулиан Сорелл Хаксли. М., 2004. С. 188). Точку зрения Р.Броома, как ни странно, поддержал знаменитый английский биолог Дж. Хаксли. Но мы должны присоединиться к А. Кейтсу. Мы пока еще живем в мире, где эволюция – в том числе и в живой природе – господствует над инволюцией. Но из этого оптимистического заявления вовсе не следует вывод о том, что в современной биосфере, как и физиосфере, все благополучно. Экологи кричат об обратном. Возьмем для экономии времени только заголовки из статьи одного из них. Вот они: «Ресурсы морей и лесов почти исчерпаны; „Легкие“ земли нуждаются в лечении; Появились признаки изменения климата; В мире сохранилось не больше шести тысяч тигров; Экологическая эмиграция» // Александровский А. Планета тяжело больна. Повинен в этом человек.URL: http://nauka.relis.ru/09/9709/09709025.htm.

Афизиогенез и абиогенез в современном мире навязаны природе ненасытными человеческими потребностями. По поводу насильственной инволюции в живой природе А. Александровский пишет: «В сегодняшней ситуации, когда леса вырубаются каждый год, в них исчезают примерно 27 тысяч видов. Это значит 74 вида в день, или 3 вида в час. А в непотревоженной природе гибнет лишь один вид в год» (там же).

Инволюционные процессы охватили сейчас всю культуру, но в особенности духовную культуру в России. Мы видим в ней сейчас настоящий инволюционный шабаш: лженаука подпирает науку, лжеискусство – искусство, лженравственность – нравственность, лжеполитика – политику и т.д.

В аннотации к своей книге «Закат человечества» (М., 2010) С.В. Вальцев написал: «2-е издание… посвящено исследованию проблемы духовного вырождения человечества, охватывающего все новые народы и государства, в том числе и нашу страну. Этот глобальный, смертоносный и апокалипсический процесс грозит существованию человека как вида. Рассмотрены причины и перспективы деградации, охватывающей все новые народы и страны, в том числе и Россию. Разбираются механизм и причины установления диктатуры денег, роста отчужденности и эгоизма, нравственной и интеллектуальной примитивизации. Показывается, что в настоящее время человечество переживает ценностный и антропологический переворот небывалого масштаба, сравнимый лишь с переходом от обезьяны к человеку, только сегодня с горечью приходится признать, что эволюция человека повернулась вспять, и этот процесс можно назвать антропологической контрреволюцией». Я называю этот процесс культурной инволюцией, или акультурогенезом.

Как видим, каждый этаж мироздания, а стало быть, и мироздание в целом, вмещает в себя не только эволюцию, но и инволюцию. Как та, так и другая должны исследоваться наукой. Каким образом мы можем представить себе классификацию базовых наук?

Каждый этаж мироздания изучается особой наукой. Его первый этаж изучается физикой, его второй этаж – биологией, его третий этаж – психологией и его четвертый этаж – культурологией. Каждая из этих четырех наук называется частной, поскольку она изучает лишь соответственную часть мира. Но есть еще и общая наука, возвышающаяся над всеми частными науками, обобщающая достижения всех частных наук. Эта наука называется философией.

Классификацию базовых наук, таким образом, можно изобразить такой таблицей:

Все пять названных мной наук называются базовыми потому, что они составляют основу (базу) для других наук – входящих в эти пять базовых наук. Так, в физику входят такие науки, как астрономия, геология, гидрология и т.п., в биологию – ботаника, зоология, генетика и т.п., в психологию – зоопсихология и психология человека, а в культурологию – науки о материальной культуре и духовной культуре. В последние следует включить религиеведение, науковедение, искусствоведение, этику, политологию и лингвистику. Предметами их изучения являются шесть компонентов духовной культуры – религия, наука, искусство, нравственность, политика и язык.

Философия – наука наук. Она опирается на четыре частные науки, чтобы обобщить их в единую философскую (общенаучную) картину мира. Степень ее истинности в первую очередь зависит от наличия в сознании ее создателей единственно научного мировоззрения – эволюционизма. Но эволюционизм не должен оставаться привилегией философов. Он уже охватил все частные науки. Более того, он охватит в будущем обыденное сознание. Именно эволюционизм позволит человечеству выжить. Но у эволюционизма есть грозный соперник – инволюционизм.

Если эволюционизм – мировоззрение созидателей, то инволюционизм – мировоззрение разрушителей. Его представители есть повсюду – в религии, науке, искусстве, нравственности, политике, языке и т.д. Они возвращают человека к его животным предкам, анимализируют его.

От исхода борьбы между эволюционизмом и инволюционизмом в конечном счете зависит судьба человечества. Н.Н. Моисеев писал: «…два исхода: либо нас ожидает судьба динозавров, когда-то бывших властителями Земли, либо энергия, талант, ВОЛЯ человечества как единого целого найдут и утвердят качественно новые формы своей жизни в составе нашей биосферы. Но при любом исходе это будет уже действительно другая и нам пока еще незнакомая планета, хотя она, может быть, и сохранит свое старое название, если будет кому произносить подобные слова! Третьего исхода не дано!» (Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь Разума. М., 1998. С. 36).

«Энергия, талант, ВОЛЯ человечества», надо полагать, вовсе не свалятся с неба. Их нужно развивать! Но это невозможно без эволюционного взгляда на мир.

Универсальный эволюционизм – мировоззрение будущего. Отсюда не следует, что мы должны отказаться от работы, приближающей это будущее. Ключевые понятия универсального эволюционизма могут быть упорядочены следующим образом:

Эволюционный смысл универсума (а человек – его частица) – слева, инволюционная атака на этот смысл – справа.

Только шесть комментариев к схеме универсума, приведенной выше.

1. Эволюция религиозного сознания осуществляется в направлении от дьявола к Богу. Это направление можно назвать теизацией. Она сыграла положительную роль в гоминизации. Но уже Средние века показали, что вред, наносимый культуре со стороны религии, преобладает над пользой. Вот почему мудрые головы видят в религии фактор, тормозящий культурную эволюцию. На его место они ставят атеизацию – движение от веры в Бога к безверию.

2. Эволюция в науке состоит в движении от лжи к истине. Это движение можно назвать сциентизацией. Без сциентизации человеческого сознания никакой прогресс в культуре невозможен. Более того, сциентизация – главный фактор очеловечения.

3. Эволюция в искусстве состоит в движении от безобразного к красоте. Это движение можно назвать эстетизацией. Без эстетизации человеческого сознания процесс очеловечения немыслим. Эстетически неразвитый человек есть человек неполноценный.

4. Эволюция в нравственности состоит в движении от зла к добру. Это движение называется морализацией. Без морализации человеческого сознания общественный прогресс невозможен. Человек безнравственный есть зверь.

5. Эволюция в политике состоит в движении от несправедливости к справедливости. Это движение – политизация. Без массовой политизации движение к справедливому политическому строю не представляется возможным. Человек аполитичный есть раб несправедливого социального режима.

6. Эволюция в языке состоит в движении от разобщения к единению. Это движение – социализация. Без социализации об очеловечении говорить не приходится. Своим существованием культурная эволюция обязана человеку социальному. Асоциальный человек есть куркуль.

Атеизация, сциентизация, эстетизация, морализация, политизация и социализация – вот шестеричный путь от животного к человеку в духовной культуре.

Систематизация ответов на вопрос о смысле жизни и их анализ – вот задачи, к которым хотелось бы хоть в какой-то мере приблизиться в этой книге. Авторы таких ответов сплошь и рядом повторяют одну и ту же мысль (например, о тщете жизни). Это дает нам основание для их типизации. Мы можем разделить их на три типа – в зависимости от того, как тот или иной человек отвечает на вопрос о смысле человеческой жизни: 1) нет; 2) да/нет; 3) да.

1. НЕТ

Суета сует, суета сует, – все суета!

Экклезиаст

Самое громогласное и долговечное «нет» смыслу человеческой жизни сказал в Библии Экклезиаст. Его имя по-гречески значит «проповедник». Л.Н. Толстой в своей «Исповеди» отождествляет автора Книги Экклезиаста с Соломоном – израильским царем, который жил в X в. до н.э. Многие люди и до сих пор так думают. Но иного мнения был С.С. Аверинцев. Он писал: «Традиционный образ Соломона сознательно взят как обобщающая парадигма для интимного жизненного опыта. Эта сознательность приема есть черта столь же необычная на общем фоне древнееврейской литературы, сколь и подходящая к облику скептического мудреца, написавшего в IV или III в. до н.э. Книгу Проповедующего в собрании» (Аверинцев С.С. Древнееврейская литература // История всемирной литературы: в 9 т. Т. 1. М., 1983. С. 296). Таинственный «скептический мудрец», живший в III или IV в. до н.э., таким образом, вынес свой приговор будущему человечеству от лица израильского царя Соломона, жившего в Х в. до н.э.

Приблизительно в это же время в Греции жили киники. В первую очередь я имею в виду основателя кинизма Антисфена Афинского (ок. 444–368 до н.э.) и Диогена Синопского (ок. 408–323 до н.э.), прославившегося тем, что жил в бочке и произнес фразу «Ищу человека». Они не были столь радикальны в утверждении бессмысленности жизни, как Экклезиаст. Зато безвестные и нищие ученики Антисфена и Диогена оказались в одном ряду с израильским скептическим мудрецом. Они на практике подтверждали бессмысленность жизни. Очень красноречиво о них написала Т.В. Гончарова: «Все в обществе – учение, эфебия (военная служба. – В.Д.), исполнение каких-то должностей – они считали лишь формой угнетения: везде только ложь и несправедливость, везде чего-то требуют, куда-то тащат, секут, грозят… Казалось, киников не заботит даже собственная смерть и погребение… Для этих людей, у которых оставалась лишь одна свобода – свобода бродячих собак, мир представлялся огромной бессмыслицей, а жизнь – случайным стечением обстоятельств. И эта жизнь, как считали они, не стоит того, чтобы и самому-то ее продолжать, а уж тем более рождать для этого детей. И поэтому киники не имели ни семьи, ни детей, они жили как бродячие псы и так же умирали» (Гончарова Т.В. Эпикур. М., 1988. С. 68).

В предположительной форме мнение С.С. Аверинцева об авторстве Книги Экклезиаста и времени ее написания поддерживает Г.В. Синило – современный знаток Танаха, еврейского Ветхого Завета: «Таким образом, за обозначением Когэлет (проповедующего в собрании – на иврите. – В.Д.) укрылся профессиональный мудрец-книжник, неведомый поэт, живший, скорее всего, в Иерусалиме в IV в. до н.э. Однако зачин книги гласит: “Слова Проповедующего в собрании, сына Давидова, царя в Иерусалиме” (Еккл 1:1). Сыном Давида и царем в Иерусалиме мог быть только Соломон. Религиозная традиция приписывает Экклезиаст Соломону (как и Песнь Песней). Но Соломон, как известно, жил в X в. до н.э. и не мог быть реальным автором поэмы. Скорее всего, это яркий случай псевдоэпиграфики – приписывания более позднего произведения более древнему общепризнанному авторитету, часто легендарному (это явление типично для всех древних литератур). Имя же Соломона давно стало олицетворением мудрости. Возможно, неведомый автор решил прибегнуть к авторитету Соломона для придания весомости собственным размышлениям» (http://zinki.ru/book/tanah-i-mirovaya-poesiya/kniga-ekklesiasta-i-ee).

Как бы то ни было, а Экклезиаст очень убедительно вжился в образ Соломона. Его выражение «суета сует» стало крылатым. Его даже можно назвать формулой бессмысленности жизни. Между тем Галина Синило уточняет: «Этой строкой открывается знаменитая поэма. Выражение гавэль гавалйм «суета сует» стало крылатым и определяет одну из главных мыслей произведения (этот рефрен повторяется в поэме около двадцати раз). Однако слово гавэль, традиционно переводимое как «суета», или «тщета», не имеет точного соответствия в русском языке. Его можно перевести и как «дуновение», «дыхание», «пар, вылетающий изо рта»… Это слово как нельзя лучше подчеркивает бренность, хрупкость, изменчивость всего существующего: все есть гавэль» (там же).

Экклезиаст обнаружил «гавэльность» человеческой жизни по существу во всех главных ее проявлениях.

Труд: «Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?» (Эккл. 1:2).

Цикличность жизни, отсутствие новизны: «Род уходит и род приходит, а Земля остается навек. Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает, чтобы там опять взойти. Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер. И на круги свои возвращается ветер. Бегут все реки в море, а море не переполнится. К месту, куда реки бегут, туда они продолжают бежать. Все – одна маята, и никто рассказать не умеет. Глядят, не пресытятся очи, слушают, не переполнятся уши. Что было, то и будет, и что творилось, то творится. И нет ничего нового под солнцем» (Эккл. 1:4–9).

Познание, мудрость: «Я узнал, что и это – пустое томленье, ибо от многой мудрости много скорби. И умножающий знанье умножает печаль» (Эккл. 1:17–18).

Богатство: «Я устроил себе цветники и сады, насадил в них дерев плодовых. Я устроил себе пруды – орошать из них рощи, растящие деревья. Приобрел я рабов и наложниц, и были у меня домочадцы. А коров и овец приобрел я больше, чем все до меня в Иерусалиме. Серебра и золота я тоже собрал и сокровищ от царей и сатрапий. Завел я певцов, и певиц, и наслажденье людей – плясунов и плясуний. И стал велик я более всех, кто был до меня в Иерусалиме (а мудрость осталась со мною). Ни в чем, что очи мои просили, я не отказывал им. Ни от какой я радости не удерживал сердце, ибо ликовало мое сердце из-за моих трудов. Ведь была мне вся эта доля из-за моих трудов! Но оглянулся я на дела, что сделали мои руки, и на труды, над чем я трудился, и вот, все – тщета и ловля ветра. И нет в том пользы под солнцем!» (Эккл. 2:5–11).

Пытался Соломон найти если уж не смысл жизни, то хотя бы успокоение еще и в телесных наслаждениях, славе, в защите справедливости, борьбе со злом, и что же? Все – суета и томление духа, потому что всех ждет одна участь – смерть: «Одна участь праведному и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы… Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим» (Эккл. 9:2–3).

Вера в рай – вот выход, который нашли христиане в борьбе со смертью. Но, начиная с эпохи Возрождения, эта вера стала все больше и больше развеиваться1. Вопрос о смысле жизни все чаще и чаще стал переноситься с неба на землю. Все чаще и чаще люди стали обращать свой взор к человеку, чтобы найти смысл его жизни в самой этой жизни. Но что они увидели?

«Наша жизнь, – писал А.И. Герцен, – постоянное бегство от себя, точно угрызения совести преследуют и пугают нас. Как только человек становится на свои ноги, он начинает кричать, чтобы не слыхать речей, раздающихся внутри. Ему грустно – он бежит рассеяться; ему нечего делать – он выдумывает себе занятие; от ненависти к одиночеству он дружится со всеми, все читает, интересуется чужими делами, женится на скорую руку. Кому и эта жизнь не удалась, тот напивается всем на свете: вином, нумизматикой, картами, скачками, женщинами, благодеяниями, ударяется в мистицизм, идет в иезуиты, налагает на себя чудовищные труды, и они все-таки легче кажутся, чем какая-то угрожающая истина, дремлющая внутри его. В этой боязни исследовать, чтобы не увидать вздор исследуемого, в этом искусственном недосуге, в этих поддельных несчастиях, усложняя каждый шаг вымышленными путами, мы проходим по жизни спросонья и умираем в чаду нелепостей и пустяков, не пришедши в себя» (Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1960. С. 323). У Льва Николаевича, как вспоминал Н.Н. Гусев, «блестели слезы на глазах», когда он слушал эти пронзительные слова А.И. Герцена.

Что это за дремлющая истина, о которой писал А.И. Герцен? Легко догадаться – о бессмысленности жизни. Эта горькая «истина» не раз посещала и самого Л.Н. Толстого. Бывало, дело доходило и до мысли о самоубийстве. Особенно глубокий приступ осознания бессмысленности жизни, отсутствия в ней смысла, а следовательно, и отчаяния Л.Н. Толстой, как он вспоминал в своей «Исповеди» (1879), пережил в середине 70-х годов. Главный вопрос, мучивший его, был вопрос «Зачем?».

1 Вот что писал о рае Л.Н. Толстой в своем дневнике: «Люди много раз придумывали жизнь лучше той, какая есть, но, кроме глупого рая, ничего не могли выдумать» (Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 20 т. Т. 20. Дневники 1895–1910 гг. М., 1965. С. 283).

«Ну, хорошо, у тебя будет 6000 десятин в Самарской губернии, 300 голов лошадей, а потом?.. Или, начиная думать о том, как я воспитываю детей, я говорил себе: «Зачем?»… Ну, хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что же?»… И я ничего не мог ответить», – писал Л.Н. Толстой в этой книге (Толстой Л.Н. Указ. собр. соч. Т. 16. С. 125). Ниже он добавлял: «Со мной сделалось то, что я, здоровый, счастливый человек, почувствовал, что я не могу более жить, – какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от жизни».

Вопрос «Зачем?» в менее драматической форме посещал Л.Н. Толстого и в другие времена. Так, много лет спустя после описанного кризиса, в конце 1901 г. он писал в дневнике: «Всякий человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти. Живи зачем-то один, с неудовлетворенными желаниями, старейся и умирай» (Толстой Л.Н. Указ. собр. соч. Т. 20. С. 156).

Еще горше, чем Л.Н. Толстой, сказал об одиночестве А.П. Чехов: «Как я буду лежать в могиле один, так в сущности я и живу одиноким» (Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: в 26 т. Т. 17. Записные книжки. М., 1974–1988. С. 86).

Главными оппонентами Л.Н. Толстого в его «Исповеди» были Соломон (Экклезиаст) и А. Шопенгауэр. Последнего, пожалуй, можно назвать Экклезиастом Нового времени. В работе «О ничтожестве и горестях жизни» немецкий отшельник цитирует множество авторов, сформулировавших бессмысленность человеческой жизни. Вот лишь некоторые из них:

 
Гомер:
Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека.

Софокл:
Величайшее первое благо – совсем
Не рождаться, второе – родившись,
Умереть поскорей…

Шекспир:
Да! если б мы могли читать заветы
Грядущего и видеть, как неверна
Судьба людей, – что наша жизнь, как чаша,
Покорная лишь случаю слепому,
Должна поочередно наполняться
То радостью, то горем, – как бы много
Счастливейших, наверно, предпочли
Скорее умереть, чем жить такой
Печальною, зависимою жизнью.

В. Гете:
Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться,
Годна вся эта дрянь, что на земле живет.
Не лучше ль было б им уж вовсе не родиться!
 

Дж. Байрон: «Сосчитай те часы радости, которые ты имел в жизни; сосчитай те дни, в которые ты был свободен от тревоги, и пойми, что, какова бы ни была твоя жизнь, лучше было бы тебе не жить» (Шопенгауэр А. Избранные произведения. М., 1992. С. 65; 79).

Главная претензия А. Шопенгауэра к жизни – ее обманчивость. Он писал: «Жизнь рисуется нам как беспрерывный обман, и в малом, и в великом. Если она дает обещания, она их не сдерживает или сдерживает только для того, чтобы показать, как мало желательно было желанное. Так обманывает нас то надежда, то ее исполнение. Если жизнь что-нибудь дает, то лишь для того, чтобы отнять. Очарование дали показывает нам райские красоты, но они исчезают, подобно оптической иллюзии, когда мы поддаемся их соблазну. Счастье, таким образом, всегда лежит в будущем или же в прошлом, а настоящее подобно маленькому темному облаку, которое ветер гонит над озаренной солнцем равниной: перед ним и за ним все светло, только оно само постоянно отбрасывает от себя тень. Настоящее поэтому никогда не удовлетворяет нас, а будущее ненадежно, прошедшее невозвратно. Жизнь с ее ежечасными, ежедневными, еженедельными и ежегодными, маленькими, большими невзгодами, с ее обманутыми надеждами, с ее неудачами и разочарованиями – эта жизнь носит на себе такой явный отпечаток неминуемого страдания, что трудно понять, как можно этого не видеть, как можно поверить, будто жизнь существует для того, чтобы с благодарностью наслаждаться ею, как можно поверить, будто человек существует для того, чтобы быть счастливым. Нет, это беспрестанное очарование и разочарование, как и весь характер жизни вообще, по-видимому, скорее рассчитаны и предназначены только на то, чтобы пробудить в нас убеждение, что нет ничего на свете достойного наших стремлений, борьбы и желаний, что все блага ничтожны, что мир оказывается полным банкротом и жизнь – такое предприятие, которое не окупает своих издержек; и это должно отвратить нашу волю от жизни» (Шопенгауэр А. Избранные произведения. С. 63–64).