Текст книги "Дискета мертвого генерала"

14

Я чувствовал себя словно персидский шах. Окончательно выкинул из головы всякие мысли насчет побега из структуры, с самого начала показавшейся мне исчадием ада. Теперь я поменял свое мнение. Закончились всевозможные проверки и испытательные сроки, и Персиков, вызвав меня в очередной раз в свой бункер, сообщил, что отныне я наделен полномочиями самому разрабатывать систему защиты и внутренний режим базы, а не только исполнять написанные кем-то до меня постулаты. В течение очередного месячного отпуска я должен разработать и представить ему на утверждение полный план модернизации всей системы безопасности базы, а также список необходимого дополнительно оборудования и необходимых работ, для выполнения которых незамедлительно предоставят людей. А еще Владимир Адольфович сообщил об очередном повышении мне денежного вознаграждения до шестидесяти тысяч долларов в месяц и моем грядущем вхождении в совет «структуры» по обороне и разработке стратегически военных операций. Но в конце разговора Персиков выдал самую главную новость – на мое имя куплен шикарный особняк в Юрмале.

На следующий день я уже летел самолетом в Таллин, а набросанный мной буквально за одну ночь план модернизации структуры охраны базы уже лежал на столе Персикова. С некоторыми, совершенно не имеющими отношения к безопасности деталями, о которых большой босс даже не догадается. Я просто решил немного поразвлечься. Еще не зная, что такая мелочь, как дополнительно установленная в одном из помещений скрытая камера, явится виновницей сокрушительного удара по глобальным планам структуры. Когда я вносил ее в схему модернизации, то моим единственным желанием было хоть как-то добавить себе развлечений, которые в замкнутом пространстве базы отнюдь не радовали большим разнообразием.

Согласно плану, который Персиков – я это знал – подпишет не глядя, скрытая камера с выводом прямо на стоящие в комнате начальника охраны видеомагнитофон и телевизор (неслыханная наглость с моей стороны!) монтировалась в вентиляционном отверстии одного из кабинетов бункера, где, по-моему предположению, время от времени Владимир Адольфович встречался со своими «стукачами», о существовании которых доподлинно знал только я, он да сами соглядатаи, регулярно доносящие боссу о мелких нарушениях дисциплины, особенно имевших место неосторожных высказываниях боевиков и сотрудников лаборатории психотропных разработок.

Самым главным для меня было другое – кто-то из «стукачей» работает против меня. Но я всегда был азартным человеком, а в этой ситуации просто горел желанием поскорее припереть мудака к стенке. Помочь в получении неоспоримого компромата против «стукача» могла только камера. Я, нисколько не сомневаясь, что к моменту моего возвращения она уже будет установлена, внес ее в список потребованных от меня «модернизаций» и сразу же забыл о ней. Сейчас меня гораздо больше волновало очередное рандеву с любимой женщиной на берегу Рижского залива, в прохладе вековых сосен и под ярким солнцем пляжа. Лето в этом году выдалось шикарное, курортный сезон в самом разгаре, к тому же теперь у меня был свой собственный дом в трех минутах ходьбы от побережья. Плюс – полный комфорт во всем. Что еще нужно человеку для полноценного отпуска в тридцать суток? Свобода!

И я считал минуты до посадки самолета в таллинском аэропорту, где меня уже ждала Рамона. Накануне вечером позвонил ей с базы, сказав, чтобы собирала чемодан, садилась на мою «восьмерку», постоянно обитающую в ее гараже, и ехала встречать долгожданного гостя. И чтобы ни о чем не спрашивала. Во время моего последнего отпуска я купил ей портативный компьютер – книжку «ноутбук», так что детективы она теперь может сочинять не только дома. Если честно, то мне действительно нравилось ее профессиональное увлечение литературой. Что-что, а писать она умела. Манера Рамоны, не обремененной «совковым» воспитанием, очень походила на американца Картера Брауна, которого я сам считал самым занимательным автором триллеров. И молил Бога, чтобы когда-нибудь Рамона смогла достичь хоть половины успеха этого всемирно признанного монстра печатной машинки.

Едва я спустился по трапу самолета, как увидел ее. Она стояла возле здания аэропорта и пристально вглядывалась в трудно различимые с расстояния двухсот метров лица прилетевших последним рейсом пассажиров. И тоже сразу заметила меня. А потом, совершенно неожиданно, не дождавшись, пока пассажиров подвезет до здания аэровокзала специальный автобус, бросилась бежать через все взлетное поле ко мне навстречу. Показалось даже, что я вижу ее глаза – голубые, сверкающие, любящие.

Пока я раздумывал, не броситься ли к ней бегом, с тяжелым дорожным чемоданом в руках, который я по привычке не стал сдавать в багаж, чтобы потом не торчать лишний час в аэропорту, она уже пересекла взлетное поле и метнулась мне на шею, обвив ее своими нежными коричневыми руками и беспрерывно осыпая мое лицо сотнями горячих поцелуев. Я тоже по ней соскучился, но даже не мог себе представить, что у нее это чувство было на два порядка сильнее! Она, черт побери, могла уже никогда в жизни не говорить, что любит меня.

– Здравствуй, солнышко, – я аккуратно пригладил ее растрепавшиеся светлые волосы, крепко поцеловал и посмотрел в бездонные глазки. – Соскучилась?

Она молча кивнула, шмыгнув носом. Того и гляди расплачется. Невероятно! Может, что-то случилось?

– Что-то случилось, малышка? Ты вся такая странная…

– Нет, ничего. Я просто очень рада тебя видеть.

– А-а-а… – Я сжал в ладони толстую ручку дорожного чемодана, обнял ее за плечи, и мы медленно пошли в сторону здания аэропорта.

Мимо нас, в противоположном направлении, чинно проследовала пожилая эстонская пара в белых шортах. Вероятно, они тоже кого-то встречали. Посмотрев на нас с улыбкой, старушка что-то вполголоса сказала своему мужу. Он улыбнулся ей в ответ и молча кивнул в знак согласия. Старички говорили на своем родном языке, из которого я наизусть знал только одну фразу, несмотря на настойчивые попытки Рамоны хоть как-то поправить положение. А поэтому попросил ее перевести. Она как-то странно смутилась, но потом все же сказала:

– Женщина назвала нас замечательной парой и сказала, что мы очень подходим друг другу. И что очень ей напомнили их с мужем молодость. Она подумала, что мы с тобой муж и жена.

– А что, разве не так? – высоко подняв брови, с подначкой спросил я.

– Нет, не так. К сожалению, – быстро ответила Рамона и сразу же сменила тему разговора. – Твоя машина на стоянке. Я сделала все, что ты просил.

Мы миновали здание аэровокзала и вышли через главный вход к расположенной рядом платной стоянке, где я сразу заметил «восьмерку». Она, как всегда, была идеально вымыта и сверкала на солнце.

– Ты поведешь? – Рамона протянула ключи.

Я помотал головой.

– Нет, что-то не хочется. Если тебе не трудно… – Я улыбнулся, получил улыбку в ответ и через минуту уже сидел на правом сиденье автомобиля рядом с Рамоной, а мой вместительный чемодан лежал в багажнике.

– Может, ты все-таки скажешь, куда мы едем? – Красавица почти обиженно надула свои замечательные губки-бантики. Как я мог не ответить? Да и не входило в мои планы все тридцать дней отпуска провести рядом с таллинским аэропортом.

– Сначала в Ригу, потом – в Юрмалу.

– Куда?! – Она, вероятно, подумала, что я спятил. Или перепутал местные названия. Такое случается с россиянами. Но я еще раз повторил то же самое.

– А что мы там будем делать?

– За хорошие успехи в боевой и политической подготовке фирма презентовала мне дом на берегу моря с двумя автомобилями, четырьмя охранниками и полным комплектом прислуги. Без-во-мезд-но!

– То есть как… На время отпуска?

– Нет, я же сказал – презентовала. Насовсем. Дом, который раньше принадлежал коммунистам республиканского уровня, теперь моя частная собственность. И машины – тоже. Правда, вот собственностью на людей пока похвастать не могу. Все-таки двадцатый век на дворе. Но обязательно что-нибудь придумаю. Хочешь, завтра на воротах будет стоять негр, а еду готовить китаец?

– Ты с ума сошел, – Рамона удивленно покачала головой, а вдобавок повертела у виска указательным пальцем. Прямо как ребенок.

– Совсем даже нет, дорогая. Я просто очень хорошо работаю.

– Ты уже там был, в доме? – осторожно и с любопытством спросила она, заводя двигатель «восьмерки».

– Нет, но у меня есть адрес. И еще, очень прошу тебя, при посторонних называй меня Виктор. Виктор Михайлович Иванов. Запомнила?

– А что же мне еще остается? – покачала головой моя прелесть. – Только и делаю, что выполняю твои указания. Господин мафиози…

Я понимаю, что она это сказала в шутку, так, между прочим. Но от последнего слова в мой адрес я едва не схватил Рамону за плечо. Внутри все словно оборвалось. Даже на какое-то мгновение появилась шальная мысль, что она уже давно, еще в том громадном доме на берегу Чудского озера, когда я впервые встретился с Персиковым, обо всем догадалась. Но потом я отбросил эту абсурдную идею. Просто уже слишком хорошо знал характер любимой женщины. Если Рамона что-то хочет спросить, она не откладывает это до завтра, а уж тем более «до лучших времен». Она, конечно, до сих пор считала, что я работаю сотрудником российской секретной службы. В ее глазах я был кем-то вроде агента Купера из «Твин Пикса».

– Не надо меня так называть. Никогда, – по-моему, я сказал это даже чересчур строго.

– Хорошо, господин резидент, больше не буду! – Она виновато наклонилась и поцеловала меня в щеку. – Так мы действительно едем в Юрмалу, на целый месяц? Но с кем я оставлю Гарика?

– Черт… Делать нечего, придется заехать к тебе в городишко и взять его с собой. Тем более что ты наверняка вспомнишь, что забыла взять из гардероба кое-какие о-о-очень нужные вещи, – с сарказмом продекламировал некто по имени Виктор Иванов.

– Но я ведь не думала, что уеду из дома на четыре недели! – Как я и предполагал, она почти ничего не взяла, кроме небольшой спортивной сумки. – И попросила соседку покормить собаку только два дня. Я думала, мы останемся ненадолго здесь, в Таллине, снимем номер в гостинице…

– Не продолжай. Дорогу до Пярну знаешь?

– Знаю, – Рамона снова надула губки, включила первую передачу и выехала со стоянки, оставив на асфальте черные следы от покрышек. Но я знал, что больше минуты она не выдержит этого театра одного актера. И оказался прав.

– А где твои четверо охранников? – спросила она, когда машина выехала на оживленную трассу. – В чемодане?

– Зачем? В Юрмале, охраняют мой… наш дом…

Рамона удивленно вскинула брови: «Неужели?»

– … Два наших автомобиля и четверых слуг, включая повара.

– Ну, тогда ладно, – и моя красавица еще сильней надавила на педаль «газа». Через минуту стрелка спидометра переползла за отметку сто пятьдесят километров в час.

Я тихо присвистнул.

– Однако!

* * *

До вечера мы успели съездить в Пярну, забрать собаку, которая, увидев меня, чуть не сошла с ума от счастья, исхлестав мне ноги жестким, словно хлыст Чингисхана, хвостом, собрали не менее большой, чем уже стоял в багажнике «восьмерки», чемодан Рамониных вещей, на что ушло всего два часа времени и пара слезинок, полтора часа провалялись в спальне, доказывая друг другу, как мы соскучились, а также умудрились проколоть заднее колесо, причем прямо возле ворот дома. Мне выпала уникальная возможность попробовать себя в роли автослесаря-баллонщика.

До Юрмалы, находящейся в соседнем государстве, было всего несколько часов езды по хорошей дороге. Она плавной извилистой лентой бежала вдоль живописного берега Балтийского моря, сворачивала на Рижский залив, пересекала границу с Латвией и, так же равномерно петляя то в одну, то в другую сторону, вела через Ригу прямо в курортную Юрмалу, где мне впервые в жизни предстояло вживаться в образ так называемого «нового русского» со всеми его запросами, привычками и причудами.

Что я с успехом и делал весь следующий месяц.

Когда моя «восьмерка» подкатила к высокой белой стене, окружающей дом по указанному адресу и увитой причудливыми узорами австралийского декоративного винограда, сначала я подумал, что ошибся. То, что находилось за стеной, ни в коей мере не походило на мои самые смелые предположения. Я решил, что не стоит впадать в экстаз, а сразу же повел машину к воротам и, подъехав, нажал на сигнал. Рамона открыла глаза, прикрываясь ладошкой, зевнула, посмотрела на величественное строение, перед которым мы остановились, и изумленно округлила глаза.

– Ты не ошибся? – каким-то странным голосом спросила она, протирая веки.

Я обернулся. На заднем сиденье молча сидел пес Гарик и тоже, будто удивленный, смотрел на массивные металлические ворота, окрашенные идеально белым цветом. Даже в машине он почувствовал пробивающийся из-за стены запах жаренного на барбекю мяса.

– Сейчас проверим.

Ворота, имеющие автоматический привод, медленно открылись, я включил первую передачу и въехал на утопающую в зелени и цветах территорию. Проезжая, заметил установленную над воротами, под солнцезащитным козырьком, видеокамеру. Вот почему в створках не было ни дверцы, ни дежурившего рядом с ней негра в ливрее, вымуштрованного при чьем-либо появлении у входа незамедлительно спрашивать: «Кто там?» Из этого дома никто пешком не выходил, и уж тем более – не входил. Оттого и нет двери, только двух с половиной метровые кованые ворота, очень напоминающие своих собратьев в замках баварских принцев.

– По-моему, мы приехали, дорогая! – сказал я, направляя машину по ровной асфальтированной дорожке к подземному гаражу, вслед идущему впереди нас охраннику и призывно показывающему, что следовать нужно за ним.

Гараж был открыт, внутри ярко горели лампы дневного света. И мы с Рамоной сразу же увидели две роскошные немецкие машины, явно ожидающие нашего появления, чтобы наглядно продемонстрировать хозяевам все свои неоспоримые преимущества по сравнению с «тазиком» производства Тольятти.

Одна машина – «Мерседес-300» черного цвета, с тонированными стеклами и низкопрофильной резиной – была в очень хорошем состоянии, но ей уже пришлось покатать по дорогам Европы несколько лет. Зато второй автомобиль – «Фольксваген-Пассат» цвета спелой вишни – был совершенно новым и приковал мой взгляд не менее сильно, чем впервые увиденные несколько лет назад ноги красавицы Рамоны на «диком» пляже в Пярну. Честное слово, и на то, и на другое вполне можно было полюбоваться. А я всю свою жизнь неровно дышал к красивым женщинам и роскошным автомобилям.

– Мне нравится! – прощебетала моя любовь и, нагнувшись, поцеловала меня в щеку.

Я заглушил двигатель, не доставая из замка зажигания ключи, вышел, хлопнув дверцей, подождал, пока Рамона не выпустит из машины Гарика, а потом повернулся к охраннику, сзади которого уже приближался второй, в точно таком же костюме, и тоном большого босса сказал:

– Чемоданы в багажнике. Куда идти?

– Доброе утро, – кивнул он. – Меня зовут Костя, а это, – он показал на второго здоровяка, – Илмар. Проходите к главному входу, там вас ждут. А мы отнесем наверх чемоданы.

– Пошли, дорогая, – я положил кисть на пояс, Рамона взяла меня под руку, в другой руке держа поводок с догом, и мы размеренно, словно всю жизнь прожили в этом доме, направились в сторону главного входа.

Его трудно было не заметить. Широкая, метров восемь, лестница с двумя гранитными колоннами по бокам и красной черепичной крышей, ведущая к стеклянным дверям, казавшимся на первый взгляд хрупкими – толкни и рассыплются, – а на самом деле сделанным из тридцатимиллиметрового небьющегося стекла. Там уже стояли два оставшихся охранника, две домработницы, повар-кавказец лет пятидесяти и мастер. Все заискивающе улыбались.

– Здравствуйте, господа! – Я слабо кивнул. – Будем знакомиться? Меня зовут Виктор Михайлович, это – моя супруга, Рамона. Отчества не говорю, потому что вы все равно его не выговорите. А это наш малыш Гарик, – я потрепал пса по шее, – очень замечательный и дружелюбный. Если не злить…

В следующую минуту я узнал, что мастера зовут Георгий, повара – Резо, домработниц – Мария и Ева, а охранников – Виллис и Валерий. Моим тезкой был темноглазый блондин небольшого роста, но по его бугристым плечам и торсу без труда угадывалась брутальная сила, заключенная в этом двадцатипятилетнем парне. К тому же на его лице легко читался ум, что вообще большая редкость у сотрудников частной охраны. Он приглянулся мне с первого взгляда, и я решил, что сделаю его номером первым. Вторым я бы поставил Константина. А двое других, с «отмороженными» лицами и стрижеными головами, были в моем понимании не более чем халдеями, могущими пригодиться только в критической ситуации в качестве зубастых цепных собак. Но я очень надеялся, что такого случая им не представится.

– Ну что же, показывайте апартаменты, – я слегка подтолкнул в плечо одну из домработниц, которая сразу же закивала и побежала вверх по ступенькам, услужливо открывая большие стеклянные двери в алюминиевом каркасе. Рамона выглядела настоящей графиней, с чуть вздернутым носиком и неизменной снисходительной улыбкой на губах. И только голубые глаза сияли неописуемой радостью.

По сравнению с ее пярнуским двухэтажным коттеджем, которому позавидовала бы добрая половина «новых русских», мой юрмальский дом казался сказочным дворцом. Мы не спеша поднялись по лестнице и прошли внутрь, следуя за суетящейся под ногами расторопной домработницей Евой, симпатичной высокой латышкой лет тридцати пяти. Сейчас она очень напоминала профессионального экскурсовода с его плавными жестами рукой то в одну, то в другую сторону. Посмотрите налево – это спальня, посмотрите направо – это каминный зал…

На всю экскурсию по дому ушло почти тридцать минут. Как оказалось, он имел общую площадь более чем пятьсот квадратных метров, одиннадцать комнат, включая три спальни и детскую, каминный зал, сауну, четырехметровый бассейн, бильярдную и комнату для занятий спортом, напичканную немыслимым количеством тренажеров и инвентаря. Здесь вполне можно было взрастить нового чемпиона мира по культуризму и новую Мисс Вселенная.

Затем мы покинули дом и направились осматривать территорию. Там я обнаружил небольшой домик для охраны, состоящий из рабочего помещения с пультом сигнализации и мониторами слежения, двух спален, душа и общей комнаты, а также теннисный корт с замечательным пропускающим влагу покрытием, становящимся пригодным для игры уже через десять минут после окатывания водой из шланга.

Если ко всему названному прибавить шикарную мебель и обстановку в доме, плюс – дивный ухоженный сад вокруг, то станет понятно нахлынувшее на нас с Рамоной чувство эйфории. Я все никак не мог поверить, что дом принадлежит мне. Мне казалось, будто я случайно оказался во владениях шейха местного значения и через минуту буду взашей выпровожен отсюда на грязную улицу здоровенными бритыми орангутангами в костюмах. И мне понадобилось целых несколько дней, чтобы полностью ощутить себя хозяином.

Вживаться в образ преуспевающего предпринимателя я стал в первый же день. Посадил Рамону в «Мерседес», вместе с Валерием и Константином – я уже дал им прозвища «Номер один» и «Номер два», – а затем поехал на знаменитый юрмальский Бродвей – улицу Йомас, где в ювелирном магазине приобрел серьги и кольцо с бриллиантами, общим весом в десять карат, прикупил кое-чего из дорогих спиртных напитков на вечер, потом мы с Рамоной основательно проредили коллекцию одного из дорогих ателье мод, а в довершение всего я, незаметно для «супруги», договорился с хозяйкой магазина цветов о том, что нарядно одетый в латышскую национальную одежду мальчик ровно в девять вечера будет стоять возле ворот моего дома с огромной, почти в его рост, корзиной цветов. Вероятно, в этот день пожилая госпожа отработала только на одном моем заказе всю месячную прибыль своего маленького магазина.

Потом мы заехали домой, выбросили все покупки, распорядились насчет вечернего мероприятия на двоих, должного быть организованным в каминном зале к девяти часам, а после Рамона уговорила меня прокатиться к самой крайней точке Латвии – мысу Колка, до которого от Юрмалы было около ста пятидесяти километров.

Мы взяли с собой охрану, прихватили пляжные принадлежности, засунули на заднее сиденье Гарика, посадили первого и второго номера на «Фольксваген-Пассат», на котором я сам намеревался вдоволь поездить завтра, и отправились в дорогу. Правда, отделяющие Юрмалу от Колки сто пятьдесят километров мы пролетели всего за час с небольшим, включив на обоих автомобилях дальний свет фар и не останавливаясь на попадающихся по дороге многочисленных постах дорожной полиции. Дело в том, что еще сразу после моего приезда в свои шикарные владения охранник Валерий, а он был единственным среди всех остальных, кто знал, что я – человек «структуры», предупредил меня, что и на «Мерседесе», и на «Фольсквагене» стоят номера юрмальской мэрии. Я имею полное право не обращать ни малейшего внимания на дорожную полицию и даже, если перед машиной взметнется полосатый жезл какого-то наглеца-недоумка, показать ему из тонированного окна проносящегося мимо автомобиля фигуру под названием «фак ю». Что я с успехом и исполнил во время поездки в Колку.

В назначенный час мальчик в национальной одежде принес Рамоне корзину с цветами. Как я и предполагал, моя замечательная красавица расцеловала меня, а потом, прямо на глазах изумленной Евы, утащила за собой в спальню на втором этаже. Потом мы вернулись в каминный зал, где уже был накрыт стол на двоих, и я стал на все лады поздравлять милую и любимую женщину с какой-то там годовщиной восемнадцатилетия. А потом, набравшись смелости, решил приступить к обсуждению главного вопроса, о котором непрерывно думал весь последний месяц.

– Скажи, ты не слишком удивилась, когда я представил тебя как свою супругу?

– Нет, наверно, – Рамона слегка пожала плечами. – Все-таки это звучит лучше, чем если бы ты назвал меня своей любовницей. А что? – Она хитро прищурилась, глаза ее внимательно наблюдали за моей реакцией.

– Ничего, – отозвался я с непринужденностью. – Просто хотел узнать, хочешь ли ты за меня замуж?

Она рассмеялась.

– Если это предложение, то оно самое примитивное изо всех, что я получала за всю свою жизнь, – Рамона посчитала сказанную фразу слишком обидной и постаралась незамедлительно исправить ситуацию: – Вам, товарищ майор Бобров, еще долго придется отвыкать от солдатского прямолинейного решения всех важных проблем. Даже не знаю, как меня угораздило влюбиться в такого ужасного солдафона?

– Не называй меня майором. Я – Иванов, Виктор Михайлович. Просил же!

– Извини… Я просто забыла… Ведь для меня ты всегда был, есть и останешься…

– Ладно, ничего страшного, – перебил я и, протянув через стол руку, сжал в ней слегка влажную ладонь Рамоны. – Я ведь могу и по-другому сказать, смысл от этого не меняется.

– Ты о чем?

– О свадьбе. Выходи за меня замуж. Мы будем жить в этом замечательном каменном замке, любить друг друга до самой смерти и нарожаем целую кучу очаровательных и послушных эстонско-русских детей. Ты всегда будешь одеваться как кинозвезда и писать самые популярные в мире детективы. А еще будешь гордиться своим умным, в меру упитанным и в меру богатым старичком супругом. Что скажешь? Правда, заманчивая перспектива?

– Правда. Но ты забыл самое главное.

– Что именно?

– Хочу ли я выходить за тебя замуж.

Вы знаете, что означает выражение «ледяной волной пробежали мурашки»? В тот момент я был готов поклясться на Библии, что прочувствовал его до самой последней буквы.

– Что?!

– Спроси меня, – Рамона смотрела мне в глаза с удивительно серьезным выражением, от которого я даже растерялся. Господи, что у нее на уме?

– Ну, если ты так хочешь… Ты выйдешь за меня замуж?

– Нет. И хочешь знать – почему? Я отвечу. Я не смогу стать хорошей женой сотрудника секретной российской спецслужбы, месяцами пропадающего неизвестно где, зарабатывающего сумасшедшие деньги за неизвестную мне работу и трижды в год меняющего имена и фамилии. Какую из них прикажешь взять мне после нашей свадьбы? Боброва, Полковникова, а может быть, Иванова? Валера, пойми, ты просишь меня о невозможном!

– Но почему, черт побери?!! Что тебе мешает обвенчаться со мной в церкви, где я спокойно могу назваться своим настоящим именем? Ты будешь моей женой перед Богом, разве этого мало?

– У нас даже религии с тобой разные… – тихо произнесла Рамона и улыбнулась. Что творится с миром, а? Несколько лет назад люди женились, даже не думая о таких вещах, как католицизм или христианство.

– Да уж, действительно, – мое хорошее настроение пропало так же быстро, как тепло зажженной на Северном полюсе маленькой деревянной спички. – Спасибо за согласие. Я тебя тоже очень люблю.

– Не обижайся, прошу тебя, – Рамона встала из-за стола, подошла ко мне сзади, наклонилась и нежно обняла, прижавшись щекой к моему уху. – Ты ведь знаешь, как сильно я люблю тебя. Но я, несмотря ни на что, просто обычная женщина, и мне тоже хочется банального семейного счастья. Я просто не вынесу, если каждый день буду знать, что с тобой в любой момент может случиться что-то нехорошее. И не пытайся меня разубедить, что мне не нужно бояться. Такие деньги, как ты получаешь, и такие дома, как этот правительственный дворец, просто так не дают. Неужели ты, сильный мужчина, не можешь хотя бы раз признать, что я, твоя слабая женщина, права?!

– Могу. Ты права, солнце мое. Моя работа действительно сопряжена с некоторыми опасностями. Чуть-чуть.

– Я же говорила! А ты мне – нет, нет! Теперь-то понимаешь, почему я хочу, но просто не могу выйти за тебя замуж?

– А при каких условиях ты согласилась бы это сделать? – осторожно спросил я.

Рамона удивленно вскинула брови. Такое выражение я видел на лице своей учительницы, когда в очередной раз обещал ей выучить домашнее задание.

– Ты ни-ког-да этого не сделаешь, – с грустью сказала она. И, оторвавшись от моего плеча, снова села за стол напротив.

– И все же. Может, ты плохо меня знаешь…

– Ну ладно! – Она поставила правую руку на стол, а левой принялась планомерно загибать растопыренные на ней пальцы, не отрывая обжигающего прокурорского взгляда от моих глаз. – Во-первых, ты должен уволиться со службы и никогда больше не надевать военную и прочую подобную форму. Во-вторых, ты не должен пропадать месяцами, а всегда быть рядом, вместе со мной и детьми. И в-третьих, все это ты должен сделать не позднее чем через полгода. Я долго думала о нас с тобой, Валера, и пришла к однозначному решению, что так больше жить невозможно. И я как раз хотела сказать тебе об этом. Очень хорошо, что ты не заставил меня начинать разговор первой. И если действительно хочешь быть со мной, то сделаешь, о чем я прошу. Если же нет… Как ни трудно мне будет, но я все-таки найду в себе силы уйти от тебя и никогда, слышишь – никогда уже – с тобой не встречаться, даже если в конце концов на тебя все-таки найдет запоздалое прозрение!

– Ладно, пусть будет по-твоему, – я пожал плечами, натыкая на вилку кусочек розового лососевого филе. – В конце концов, ты сама дала мне шесть месяцев. И я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы выполнить два из выдвинутых трех условий. Я говорю о том, чтобы постоянно быть вместе с семьей и уже через полгода. Но насчет увольнения из «структуры»… – Я несколько замялся. – Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. Даже если я завтра же сообщу о своем решении уйти в «гражданку», то сильно сомневаюсь, отпустят ли меня вообще, и уж тем более в течение каких-то шести месяцев. Наверно, ты просто не понимаешь, в какой серьезной организации я служу.

– Наверно, не понимаю. Но я и не хочу ничего понимать. Шесть месяцев, дорогой, а на большее у меня уже элементарно не хватит нервов и терпения. При всем том, что я все еще люблю тебя ничуть не меньше, чем много лет назад, – Рамона внимательно посмотрела, как я с нескрываемым удовольствием начинаю поглощать ужин, и покачала головой. – Ты меня не слышишь…

– Ошибаешься, солнышко! – промычал я, шаря глазами по соблазнительным яствам, расставленным по столу, и не зная, чем бы еще полакомиться. – Просто чертовски голоден.

Больше мы не касались этой темы. Ни в этот вечер, ни на протяжении всего моего отпуска. Мы просто отдыхали, купались в заливе, загорали на пустынном пляже, до которого приходилось ехать на машине, ходили по магазинам, несколько раз ездили в Ригу просто так, погулять по Старому городу, и по вечерам растягивались в подвешенном в саду гамаке и наслаждались созерцанием ночного неба, густо усеянного серебряной звездной пылью. Я откровенно «тащился» от того, что был богат, счастлив и почти на все сто доволен жизнью.

– Хочешь, сядем в машину и прокатимся? – Я нежно поцеловал Рамону в щеку. – Тебе обязательно нужно вдохнуть свежего морского воздуха.

Она молча кивнула и, подойдя ко мне вплотную, сильно прижалась к моему плечу.

Черный «Мерседес-300» со скоростью сто десять километров в час мчался по пустынному прибрежному пляжу, то и дело задевая правыми колесами и превращая в кучу брызг накатывающиеся на песок волны. Яркие галогеновые фары разрывали далеко впереди уже опустившиеся на Рижский залив сумерки, время от времени выхватывая из темноты стремительно взлетающие в небо силуэты чаек и альбатросов. Машина быстро уносилась вдоль побережья на северо-запад, вслед опускающемуся за верхушки сосен ярко-оранжевому солнечному диску. Все четыре стекла в «Мерседесе» были опущены, и в салоне машины пронзительно свистел ветер, тугими струями врываясь со всех сторон, окатывая лицо, руки и разметав во все стороны волосы.

Когда мы проехали по берегу моря не менее тридцати километров, Рамона наклонилась ко мне, провела маленькой ладошкой по моей груди и, прижавшись губами к самому уху, тихо сказала:

– Останови, пожалуйста…

«Мерседес» пролетел не менее двухсот метров по мокрому, утрамбованному волнами песку, оставив на нем два глубоких тормозных следа, и остановился. Двигатель продолжал тихо, почти неслышно урчать под широким капотом, а фары освещали добрый километр совершенно пустого пляжа. Юрмала уже кончилась. Кончились и вытянувшиеся вдоль побережья курортные строения. Слева от нас, там, где заканчивался песок, круто поднимался вверх обрыв с вековыми соснами, шумящими от ветра кронами, а справа глухо накатывались на берег черные, с белыми хлопьями пены высокие волны. Теплый от нагретого за день солнечными лучами песка и моря воздух был наполнен ни с чем не сравнимым ароматом сосновой смолы и вымытых на берег водорослей. Казалось, что во всем огромном мире мы сейчас остались только вдвоем – я и Рамона. «Фольксваген» с охраной предусмотрительно остановился на расстоянии трехсот метров сзади и погасил фары. Для нас его просто не существовало.